Текст книги "Необъявленная война: Записки афганского разведчика"
Автор книги: Ким Селихов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Приеду, чтобы низко поклониться твоим степным полям, отцу с матерью, твоей Тане…
А в кишлак этот, что под небесами, я еще вернусь, не один, с воспитанником нашего отряда, со смелым разведчиком Махаммадом… Мы придем, чтобы помочь построить новым жителям кишлака для детишек школу… Школу имени советского лейтенанта Ивана Петрова.
ГЛАВА XXXVI
Доколе нам к этому миру стремиться, от страсти дрожа?
Доколь разъедать нашу душу и тело он будет, как ржа?
Коль долю твою увеличить не могут усилья твои,
Не лучше ль избрать своей долей сидение руки сложа?
Сана’и Абулмаджд Махмуд ибн Адам
В ту ночь я так и не осмелился рассказать Ахмаду о встрече с Джамилей. По сей день не могу объяснить причину, почему я скрыл от самого близкого друга все, что произошло у меня с Джамилей. Может, потому, что сам Ахмад был не совсем равнодушным к девушке. По крайней мере мне так казалось. А может, последовал древней афганской пословице: лучше отрезать собственный язык, чем поведать третьему об измене любимой женщины. Я умолчал о Джамиле, а он, оказывается, знал о нашей встрече… но мне ни слова… Не в характере Ахмада было заглядывать через дувал на чужой двор. Любил не раз повторять, что для ран сердечных есть одно доброе лекарство – время. Но не этой мудростью руководствовался он при нашем свидании тогда в отеле.
Он знал о Джамиле такое, что боялся произнести вслух. Наверное, в душе был очень благодарен мне, что я не вспомнил ее имя… Иначе надо было рассказать всю правду… А он щадил меня, берег как друга и боевого товарища перед заключительной операцией «Икс-81»… Лучше сказать все сразу потом, когда сладится дело, когда будет выполнена поставленная перед нами задача.
* * *
Она не удивилась звонку Ахмада. Такое нынче время, афганцы в эмиграции быстро вспоминают всех своих знакомых, ближних и дальних родственников, кто может помочь бедному человеку на чужбине.
– Приятно слышать твой голос, Ахмад, – отвечала Джамиля по телефону. – Хотел бы повидаться со мной? Я буду рада встрече со старым другом. Где?.. – Она призадумалась только на одно мгновение и тут же дала ответ. – Прокатимся на моем катере… Жду у причала номер пять.
Несется по голубой глади залива легкий, как птица, быстроходный катер. За рулем Джамиля… Ахмад смотрит на нее и не узнает былой красавицы. Джамиля поблекла, и никакие модные кремы и маски не могут вернуть ее лицу прежнюю свежесть юности. Глаза спокойные, без единой искры жизни, ко всему равнодушные. И к бешеной скорости, и к россыпи серебристых брызг от разрезаемой волны стальным носом белого катера. Она старалась казаться веселой, но улыбка у нее получалась натянутой и неестественной.
– Ну как ты живешь, Джамиля? – спрашивает ее Ахмад.
– Живу… – неопределенно отвечает она.
– Ну, а все же?
– Лучше расскажи о себе, Ахмад, – просит она.
– Что ж, я не жалуюсь на свою судьбу. Живу хорошо, честно служу партии.
– Это как прикажешь тебя понимать? Как же ты служишь партии, если ты сейчас в Пакистане? – допытывалась Джамиля.
– У меня была и остается одна партия – Народно-демократическая партия Афганистана. И от ее имени я пришел к тебе за помощью.
Джамиля руль катера из рук выпустила, смотрит на разведчика с удивлением, пытается понять, шутит он или нет.
– А ты не боишься, что я заявлю о тебе местным властям?
– Ты этого не сделаешь, – уверенно заявляет Ахмад.
– Да почему же? – удивляется Джамиля. – Я же вышла из НДПА.
– Совесть тебе не позволит… Да, ты оставила ряды нашей партии. Сошла в сторону с трудной тропы. Это слабость, но не предательство. Ты не подняла руки на свою родину. Мы продолжаем верить тебе, Джамиля.
– Кто это мы?
– Твои друзья, твой народ…
Рука ее машинально потянулась к щитку управления. Она слегка повернула ключ, выключила зажигание, откинулась на спинку кресла, запрокинула голову к синему небу и замерла, как завороженная. Катер какое-то время все еще двигался по инерции, но вот кончились его силы, стал беспомощным, неуправляемым, подставляя свои борта легкой волне.
Ахмад старался не смотреть на Джамилю, перегнулся через борт, курит молчаливо. Ахмад ждет, что скажет она в ответ на его слова. Внешне, со стороны, он казался абсолютно спокойным человеком, которого сейчас больше интересуют водоросли в светлой воде, чем ответ Джамили. Только частое машинальное разглаживание усов выдавало его волнение… Ахмад ждал, надеялся. Он вопреки очевидным фактам продолжал верить Джамиле, как товарищу по борьбе. А вот его друзья по разведке о ней были другого мнения.
– Женщина эта коварная и опасная. Ради личного благополучия она порывает с партией, меняет революционную борьбу на сытость и роскошь в семейном кругу. От нее помощи ждать, что от козла молока, – утверждал на оперативном совещании у генерала полковник Ясан Сахеб.
– Она предатель в большом и малом, в общественном и личном, – дополняет нелестную характеристику бедной женщины другой коллега. – Из-за нее Салех попадает в тюрьму. Он верит, что Джамиля его любит, Джамиля его ждет… А ее след простыл, не стала ждать, когда его выпустят на свободу. Нет, доверия не внушает, может завалить всю операцию.
У подполковника свое, особое мнение… Он лучше всех из присутствующих знает Джамилю.
– Это была смелая подпольщица, страстный пропагандист, – говорит Ахмад вопреки мнению своих товарищей. – А вспомните, как сломя голову в апрельские дни она первая, вместе с солдатами бросилась на штурм президентского дворца и схлопотала ранение… Не успели повязку с руки снять, добровольцем поехала в горы проводить ликбез… Там она столкнулась с жестокой реальностью жизни и не выдержала, надломилась, как хрупкая ветка на сильном ветру… Но на Джамиле нельзя ставить крест. Ей можно, ей нужно верить!
У Ахмада Хана нашлось много и других убедительных доводов и аргументов, чтобы убедить генерала дать согласие на прямой контакт с Джамилей.
– С ней не надо хитрить… Разговор должен быть прямой и честный, – напутствовал его в дорогу генерал.
Конечно, разведчики шли на определенный риск, но другого, более безопасного пути в этой операции не было. Лишь бы только не ошибиться в Джамиле, найдутся ли у нее силы для такого нелегкого, но святого дела.
…Она вздохнула, подала свой голос:
– Что я должна сделать?
– Помочь обезвредить одного матерого убийцу.
– Кто он, как его имя?
– Профессор Адина Муртаза.
– Кто, кто? – не веря еще словам Ахмада, переспросила Джамиля.
– Профессор Адина Муртаза. Убийца сотен людей, среди которых дети и женщины.
Она, как кошка в испуге, метнулась от Ахмада к противоположному борту, замахала руками, будто при встрече с дьяволом, закричала истошно, надрывно:
– Нет, нет, нет, это не правда! Не верю!
Испугались ее крика чайки, сорвались, бросили свою охоту за рыбой, вспорхнули в небо и загалдели на все лады, кружась над одиноким катером в море.
Он оставил номер телефона, где ждали звонка от Джамили и днем и ночью… Прошла неделя после их встречи, а она не давала о себе знать. Затянулся их разговор тогда на быстроходном катере… Когда она пришла в себя, Ахмад вручил ей в руки объемистую папку с документами расследования одного страшного преступления…
ГЛАВА XXXVII
И света я, и темноты боюсь,
И зла боюсь, и доброты боюсь,
Боюсь я тени собственной, не верю
Я сам себе, своей мечты боюсь…
Камаладдин Исфахани
С тех пор как у Адины появилась собственная лаборатория, он редко стал бывать дома. Поначалу они не виделись с Джамилей неделями, а теперь уже и месяцами. Она не роптала, была терпелива, ожидая мужа. Так уж у них было заведено с первого дня супружества – жена не вмешивалась в дела Адины, не задавала, как говорится, лишних вопросов. А профессор не считал необходимым вводить жену в курс своих научных проблем. Для этого ему следовало бы прочитать целый университетский курс, чтобы жена хоть какое-нибудь понятие имела, чем занимается профессор. А он не располагал свободным временем. Работал днем и ночью, как одержимый, не давал ни себе, ни своим сотрудникам передохнуть, остановиться на полпути в эксперименте. Существование лаборатории держалось в строгом секрете. Ее постарались надежно укрыть в глухих горах, недалеко от границы с Афганистаном. Лаборатория – настоящий королевский подарок Абдулы Бури своему ученому другу. Трудно сказать, на какие бешеные деньги он создал эту лабораторию, оснастив ее всем необходимым оборудованием для исследовательской работы. Абдула, как и при Амине, был щедрым меценатом профессора, его неотступным ангелом-хранителем от дурного глаза и случайной пули. Лидер партии «Шамшари ислами» выделил надежных людей для охраны лаборатории, постоянно был в курсе всей работы над новым препаратом.
– Я жду его, как дар всевышнего… О нем постоянно справляются наши друзья из известных тебе посольств, – говорил Абдула профессору. Несмотря на свою занятость, он находил время побывать в лаборатории, подстегнуть, как он любил выражаться, научную мысль плеткой умелого наездника. И вот, наконец, свершилось: препарат был готов. Профессор Адина Муртаза совершил крупное научное открытие, о котором скоро заговорит весь мир…
…Джамиля никогда не видела его таким возбужденным и таким смешным. Адина приехал к себе на виллу среди ночи, поднял ее сонную с постели, закружил по комнате, потребовал шампанского и фруктов.
– Ура! Я добился своего! Препарат создан! Препарат действует!
Включил на всю мощь магнитофон и стал под бешеный барабанный ритм прыгать как кенгуру перед Джамилей, рычать зверем, сбрасывать на ходу пиджак и галстук, рубашку и ботинки. Она смеялась до слез, глядя на этот танец дикаря, а потом и сама пошла в пляс, завертелась, закружилась в водовороте с оглушающей мелодией. С распущенными волосами, босоногая, с обнаженной грудью, гибкая и быстрая, она звала к себе, красивая и нетерпеливая. Потом, когда поостыли, Адина поднял бокал ледяного шампанского…
– Я долго искал название своему новому препарату. Сейчас оно найдено: препарат «Джамиля!» Я пью за это чудесное имя, о котором завтра узнает весь мир! За мою «Джамилю»!
Одним духом осушил бокал и тут же, не глядя, бросил его через плечо. Надо бы ему разбиться на счастье в этом доме, да мягкая шкура бадахшанского медведя на полу сберегла дорогой хрусталь. Тогда, лежа уже с ней в постели, у него вдруг появилось желание рассказать ей всю правду. Он опоздал. Препарат давно открыли американцы. Но ему оказана высокая честь: профессор Люкс принял его предложение, и новый препарат получил имя «Джамиля». Ему поручено массовое его производство… Разве это не праздник?! Но она, хмельная от ласк и шампанского, уже уснула, крепко прижавшись к его груди…
…И только теперь Джамиля узнала, что в действительности представляет собой препарат, носящий ее имя, для каких целей он предназначен.
Перед ней объемистая кожаная папка, которую, прощаясь, вручил ей Ахмад.
– Здесь, в копиях все факты и документы… ознакомься с ними и реши сама, как тебе жить и действовать дальше, Джамиля!
Давно служанка принесла ей в комнату ужин, но она даже не притронулась к нему… Страх и ужас запали в душу Джамили. Она сгорбилась в кресле, ноги под себя поджала. А тут еще налетел ветер, забарабанил дождевой крупой в стекла, растревожил свирепого сторожевого пса на дворе, воет окаянный, словно беду чует в доме. Закрыла глаза, хотелось заснуть, забыться в мягком кресле под верблюжьим пледом, да не может… Кожаная папка Ахмада что раскаленные угли на ее коленях… И снова она читает и леденеет душой.
Из допроса арестованного диверсанта Шейха Вели:
«Специальную подготовку проходил в секретной лаборатории профессора Адины Муртазы. Нас было двадцать человек, которых лично отобрал в учебном лагере Абдула Бури и направил в распоряжение профессора. Переходили границу мелкими группами, а затем каждый действовал самостоятельно. Я работал под Джелалабадом, опрыскивал виноградники и сады новым препаратом профессора, получившим наименование „Джамиля“. Кроме этого, я должен был точно знать количество жертв, характер и продолжительность мучения отравленных, место их захоронения. Затем мне предстояло похитить один из трупов умерших и доставить в условленное место для переправки в секретную лабораторию. Это было необходимо, как объяснял профессор, для продолжения научного эксперимента, уточнения действия „Джамили“ на человеческий организм от младенческого возраста до глубокой старости». Из сообщения газеты «Хакикати инкилаби саур»:
«Вчера в кабульской школе-интернате для сирот скоропостижно скончалось двадцать человек из младшей группы. Причина смерти – отравленное молоко, которое они пили во время завтрака. Ведется следствие».
Из сообщения газеты «Тулуйи афган»:
«На ковровой фабрике Кандагара произошло массовое отравление работниц, несколько человек из которых, несмотря на принятые энергичные медицинские меры, вскоре скончались на месте. Остальные были доставлены в госпиталь и находятся в тяжелом состоянии. Как стало известно нашему корреспонденту от представителей следственных органов, несчастье произошло в результате употребления в пищу отравленного неизвестным ядом мяса баранины в общем котле столовой».
Выдержка из заключения судебно-медицинской специальной правительственной комиссии:
«Установлено, что за последний месяц на территории ДРА зарегистрировано свыше тысячи тяжелых отравлений. Четыреста десять человек спасти не удалось. Проведенные медико-патологические исследования трупов подтвердили идентичность во всех случаях отравления новым, еще неизвестным в нашей стране, препаратом, который действует только на организм человека и не оказывает смертельного действия на животных. Захваченные на месте преступления диверсанты из-за рубежа показали на следствии, что препарат изготовлен в секретной лаборатории профессора Адины Муртазы и носит имя „Джамиля“».
Из резолюции общего собрания ученых Академии наук Демократической Республики Афганистан:
«Мы, ученые революционного Афганистана, клеймим позором тех, кто создал препарат „Джамиля“, препарат смерти. Мы решительно требуем сурового суда над душманами в белых халатах. Пусть на их головы обрушится гнев всех народов нашей горячо любимой родины и да свершится как можно скорее справедливое возмездие над преступниками человечества!»
Документы сменяют фотографии. На Джамилю смотрят сведенные мукой и болью мертвые лица сотен людей разного возраста и пола. А вот и лицо ее мужа. Оно радостное, живое. Развеваются на ветру полы профессорского шелкового халата, сбился немного в сторону модный узкий галстук. Он пожимает крепко руку какому-то человеку, который на голову его выше, заросший от самых глаз жесткой бородой, с засученными рукавами рубашки, сверх которой расстегнутый жилет… За широким поясом торчит увесистая ручка полицейского кольта. Чуть в стороне, на брезенте, труп мальчика лет пяти. Ему не успели закрыть глаза… Большие, стеклянные, они удивленно смотрят на кусочек далекого неба. К фотокарточке есть и пояснение. Печатные арабские буквы сообщают, что на снимке профессор Адина, который благодарит одного из диверсантов, доставившего в лабораторию первое доказательство действия препарата «Джамиля».
Она не стала смотреть дальше, с нее хватит. Иначе, чувствует, сойдет с ума. Захлопнула страшную папку, отодвинула ее подальше от себя на журнальный столик. Рывком сбросив плед на пол, поднялась с кресла и медленно пошла к телефону. Долго смотрела она на вишневую пластмассовую коробку аппарата. Наконец, решилась, стала набирать нужный ей номер. Сказала сразу осевшим, чужим голосом:
– Алло! Говорит Джамиля! Передайте Ахмаду – я согласна!
ГЛАВА XXXVIII
Снисходительным и кротким будь и с другом и врагом.
Терпеливым будь с неправым, будто с гневом не знаком.
Но, живя, не будь беспечен, этот бренный мир – не вечен.
Уповай на милость неба, не помысли о дурном.
Али Имададдин Факих Кирмани
В джему, хотя было и грешно по мусульманскому обычаю, но вокруг учебного лагеря афганских мятежников собирался настоящий базар. Неизвестно как, но предприимчивый торговый люд на своих машинах за десятки километров привозил сюда нехитрый, но, оказывается, нужный товар.
С раннего утра высоко поднимался полосатый шлагбаум проходной лагеря, и толпа загорелых, здоровых парней спешила к торговым палаткам и машинам, радуясь предоставленной на несколько часов свободе, возможности потолкаться на базаре, купить что надо, а главное – поболтать в свое удовольствие, узнать последние новости. Здесь же на горячих углях шипел, вертелся на шампурах шашлык, румянились на огне ноздреватые лепешки. Торговали, чем только могли. Лезвиями для бритья и нижним бельем, порнографическими открытками и сигаретами, мылом и обувью. А если покупатель интересуется оружием, тут же из-под прилавка к его услугам автоматы, пистолеты, стилеты, гранаты с патронами…
Шепотом предлагается чарс или марихуана, виски и джин.
Среди бойких торговцев был и мой друг Ахмад. Он торговал портативными японскими магнитофонами и транзисторами. Вряд ли кто из знакомых в этом дуканщике узнал бы подполковника Ахмада Хана.
Окладистая густая борода до самых глаз, белая чалма и пестрый халат, сандалии на босу ногу. Кричит, зазывает мятежников шутками и прибаутками в свою лавчонку, что разместилась под брезентовым навесом походного шатра. Ахмад не первый раз приезжает на базар. Многие из покупателей его уже знают в лицо, им нравится веселый и острый язык этого парня, заглядывают к нему под навес. Редко кто за покупками, больше просто так, постоять, почесать языки со словоохотливым торговцем, послушать музыкальные записи, от которых теплее на душе становится. Ахмад каждый раз привозил новые афганские песни и устраивал, как говорится, магнитофонный концерт по желанию своих покупателей.
Вот и сейчас старая песня о нелегкой судьбе кочевников собрала с десяток мятежников. Но среди них не было того, кого он ждал.
* * *
…Лейтенант Хизри из оперативной группы Ахмада довольно быстро внедрился в логово врага. Сразу же после перехода границы он попал в лагерь афганских беженцев. Здесь и взялись за него люди Бури. Они, конечно, пропустили мимо ушей его заявление, что бежал он в Пакистан «по сугубо политическим соображениям, как непримиримый противник нового режима в его стране».
– Не дури нам голову, парень. Твои сказки давно известны. Их рассказывают все беженцы, чтобы получить у местных властей похлебку погуще и тюфяк помягче, – говорит один из вербовщиков. А другой за пистолет хватается, вороненым стволом в живот тычет:
– Говори правду, сын шайтана. А не то всю обойму в тебя разряжу!
– Ты пасть свою широко не открывай! – отвечает спокойно Хизри, – и «пушку» убери подальше, если хочешь, чтобы я вам всю правду о себе поведал. А она вот какая, парни, я – профессиональный кабульский вор! – И пошел излагать свою легенду, рассказывать о недавно нашумевшем на весь Кабул ограблении банка. Преступникам, как сообщалось в газетах, удалось скрыться.
– Руководил этим налетом я… нас было пять человек. Забрали три мешка афгани, – рассказывал Хизри. – Только стали у меня во дворе дома считать деньги, нагрянули царандоевцы, завязалась стрельба. Мне удалось перемахнуть через дувал и бежать… Вот там-то я и попал в этот вонючий лагерь.
Вербовщики вроде поверили Хизри. Его не нужно было долго уговаривать, чтобы он встал под знамена партии «Шамшари ислами». В политике он мало что смыслит, но если Аллаху угодно, то почему бы и не податься ему в отряд мятежников. Дело знакомое и привычное – грабить и убивать. А там на караванных дорогах есть где разгуляться вору-профессионалу, почистить пухлые кошельки купцов, заглянуть в переметные сумы кочевников. Правда, еще нужно пройти специальное обучение в военном лагере… Он хотя и учебным называется, но все же за колючей проволокой, как в заключении, и дисциплина, говорят, строгая, в нарды не поиграешь, с приятелем тутовой водки не разопьешь. Но зато потом воля будет, можно озолотиться.
– Согласен! – говорит Хизри. – Берите в свою компанию! Думаю, что такие, как я, вам в самый раз!
* * *
…Вот уже третий месяц Хизри находится в лагере афганских мятежников. Ахмад поставил перед ним нелегкую задачу:
– Ты должен сеять среди мятежников семена сомнения. Не все из них душегубы и законченные негодяи. Многих в лагерь загнали силой, путем обмана и запугивания. Надо вражеской пропаганде противопоставить свою – пропаганду Правды. Не трескучими фразами и лозунгами, а простым, доступным каждому безграмотному человеку языком объяснить смысл Апрельской революции, – подробно инструктировал лейтенанта Ахмад.
– Попробуй на конкретных примерах показать, что дает наша власть человеку труда, какую она проявляет о нем заботу. В общем, поручается тебе, дорогой Хизри, самая трудная для разведчика работа – превращение вчерашних врагов в своих единомышленников.
Не сразу приступил к выполнению задания молодой лейтенант. Ему надо было присмотреться к мятежникам. Определить, с кем можно из них говорить по душам, а кого обходить стороной, опасаясь провокаций.
Неожиданно Хизри помог один случай, к сожалению, трагический и печальный, взволновавший весь лагерь мятежников.
В то утро их подняли на ноги раньше обычного. Выстроили на плацу повзводно, раздалась зычная команда:
– Равнение на середину! К зачтению приказа начальника лагеря стоять смирно!
Ряды замерли, в наступившей тишине начальник лагеря прочитал громко и четко:
– За невыполнение приказа командира и его оскорбление курсанта первой роты третьего взвода Махмуда Газниви – расстрелять.
Он стоял босой, рубашка до колен, со связанными за спиной руками. Махмуду Газниви не было, пожалуй, и восемнадцати лет. Худой, голова стриженная под машинку, губастый и кривоногий. Еще вчера о его поступке знал весь лагерь. Совсем еще подросток, а позволил себе неслыханную дерзость – на спецзанятиях по методике допроса пленных отказался стрелять в какого-то дряхлого старика. А когда за невыполнение приказа его огрел хлыстом по спине командир, Газниви в ответ плюнул ему в лицо на глазах всего взвода. И сейчас голову старается держать высоко, слушает приговор и рот кривит, насмехается над высшим начальством. Или от рождения храбрым оказался паренек, или просто не понимает, что происходит здесь, на плацу лагеря.
Дежурный взвод по команде щелкнул затворами, автоматы взяли на прицел хилую грудь Махмуда. И тогда он очнулся, понял, что придет смерть, закричал истошно и дико. И тут же упал, скошенный веером свинцовых пуль…
Обычно быстро засыпали уставшие, намаявшиеся на занятиях за день мятежники. Но сегодня в палатках многие из них лишились сна, ворочаются с боку на бок, заводят тихий разговор между собой.
– Хизри, Хизри! Ты не спишь? – слышит разведчик голос своего соседа с верхней полки двухъярусных деревянных нар.
– Да нет, Султан… – отвечает он ему. – Паренек все тот перед глазами стоит…
– И у меня тоже… Вижу его насмешливую улыбку, и голос Газниви чудится: «Будьте вы прокляты, убийцы своего народа! Покарает вас кара».
– Неужели мы и вправду убийцы своего народа? – спрашивает из темноты командир отделения Мургаб.
– А то кто же? Скоро пойдем стрелять и резать своих, – говорит Султан.
– Да какие же они свои? Это же все неверные, а их надо уничтожать беспощадно, как нас учат командиры! – провоцирует Хизри.
– Да заткнись ты, ворюга! – зло прерывает его Мургаб. – Надо еще разобраться, кто неверный, а кто служитель Аллаха… Вот взять, к примеру, мою семью… Восемь нас братьев, все мы свято соблюдаем намаз, почитаем всевышнего… Но я здесь, а они там, в Афганистане. Может, такое случится, что придется сойтись в одном бою, друг на друга поднять оружие. Разве на такое Аллах благословлял правоверных мусульман? Как быть? Что делать? – И зашумела палатка, что растревоженный улей. Никто из отделения, оказывается, и не думал спать. То громко, то снова перейдя на шепот, каждый старался поведать о своем, рассказать, что наболело, выплеснуть наружу свои тревоги и сомнения… Хизри молчал, слушал внимательно, изучал, с кого начинать свою нелегкую работу, которая поможет сотням стать зрячими, не с обнаженными мечами, а с повинной головой прийти на свою родину…
* * *
Через неделю, во время перерыва на занятиях по минированию, Хизри подсел к командиру отделения Мургабу, протянул свою пачку сигарет…
– Кури, начальник!
Отделенный не отказался, взял сигарету, задымил, поджав под себя ноги… Шеи как будто не было у Мургаба, большая, курчавая голова лежала на широких, сильных плечах. Глаза карие, недоверчивые и плутоватые, прямо не глядят, все по сторонам, вокруг себя озираются.
– А что, Мургаб, хочешь со своими братьями поговорить? – неожиданно спрашивает его разведчик.
– Как поговорить? Да ты что такое болтаешь, парень? Возможно ли такое? – растерялся Мургаб.
– Все возможно, если есть желание узнать, как поживают родственники в порабощенной сынами дьявола стране, – не то шутя, не то серьезно, улыбаясь, говорил Хизри.
– А ну тебя, ворюга несчастный! – разозлился Мургаб. – Только и умеешь, что зубы скалить. Надо же такое придумать. С братьями поговорить?
– Зря, начальник, недооцениваешь древнюю профессию вора… Вот… держи!
– Что это!
– Держи, держи, не бойся!..
– Да что это, объясни же наконец! – не на шутку испугался Мургаб.
– Как видишь, всего-навсего магнитофонная кассета, а не мина замедленного действия. У тебя же есть магнитофон?
– Ну, допустим, а что дальше?
– А дальше – найди укромное местечко в лагере, вставь кассету в магнитофон, и ты услышишь, что тебе скажут твои братья.
– Мои братья? – У Мургаба глаза от удивления полезли на лоб.
– Они самые! Ну, бывай, я потопал!
Хизри швырнул недокуренную сигарету на выжженную солнцем каменистую землю и пошел вразвалочку, не оглядываясь…
Среди ночи, когда в палатке мятежники спали крепким сном, чья-то рука потянула с Хизри колючее серое одеяло…
– Хизри, Хизри! Проснись! – услышал он рядом с собой шепот. – Это я, Мургаб. Давай выйдем из палатки, поговорим с глазу на глаз.
Хорошо, что ночь была не лунная и командир отделения не мог видеть лица Хизри… Выдал бы себя разведчик с головой. Он весь так и светился радостью, окрыленный первой удачей.
Значит, Мургаб услышал голоса братьев, услышал и не побежал доносить на Хизри лагерному начальству. Весь день лейтенант ожидал с тревогой, что его вот-вот схватят. Не спал он и сейчас, лежал на нарах с пистолетом в руке и ждал…
Это была его идея, которую одобрил подполковник Ахмад. В Кабуле работники госбезопасности быстро разыскали братьев Мургаба. Они охотно согласились рассказать своему младшему брату, как сейчас живут и чем занимаются.
Братья, как и прежде, имели свой семейный дукан, торговали лесоматериалами. Новая власть и пальцем не обидела эту дружную семью… Дела торговые в упадок не приходили, а, наоборот, процветали. Братья не помнят, когда еще был такой спрос на их товар. После революции все вдруг захотели иметь настоящую крышу над головой.
Никто братьям не мешал молиться Аллаху, широко открыты двери всех мечетей в Кабуле, шумят многолюдные базары, работают рестораны и кинотеатры, ребятишки по утрам стаями бегут в школу, справляются веселые свадьбы. Жизнь не остановилась, а продолжается… И может, хватит ему, Мургабу, таскаться по чужим углам, когда дом есть родной? Пожалел бы старую мать, все глаза выплакала, ожидая младшенького блудного сына.
– Я не буду спрашивать, кто ты на самом деле и для чего все это сделал, – сказал он Хизри. – Одно скажу… Спасибо! Я слушал голоса своих братьев и плакал… Сердце на части разрывалось. Зачем я здесь, а не с ними? Я жить хочу… семью иметь… жену, детишек. А меня, как барана, на убой гонят, заставляют умирать, а за что? Скажи, парень, за что?
В ту ночь они проговорили до самого рассвета. Так три месяца назад начал свою работу в лагере мятежников лейтенант Хизри.
Подходил час намаза, парни заторопились в лагерь, пора было и сворачивать торговлю приезжим дуканщикам. Ахмад уже стал складывать свой товар в большой чемодан, как под шатром неожиданно появился Хизри. По его вспотевшему лбу видно, что он очень торопился, дышит тяжело, словно за ним кто гнался.
– А не забыл ли ты, почтенный, о моем заказе? – переведя дух, спросил он Ахмада.
– Не забыл, не забыл, вот они, твои любимые индийские мелодии. Десять кассет, выбирай любую.
Хизри нагнулся к кассетам.
– Удрал с гауптвахты. Посадили за игру в карты по ночам. Операция развивается нормально. Подробности в моей кассете! – тихо говорит лейтенант и кладет свою пластмассовую коробочку рядом с кассетами дуканщика.
– Да, вы настоящий знаток индийской музыки, – хвалит он уже громко торговца.
– Здесь одна мелодия лучше другой, не знаю, право, что и брать…
– На мой вкус вот это… «Калькуттские ночи».
Хизри доверился вкусу дуканщика, купил, что тот ему посоветовал, и бегом в лагерь. Но не к шлагбауму, а вдоль колючей проволоки, к ловко сделанному лазу, через который можно было без особого труда проникать на территорию лагеря…
Вскоре и Ахмад сложил в багажник старенького «Рено» свои пожитки, завел мотор и тронулся в обратный путь. Отъехав километров пять от лагеря, не вытерпел, ловко одной рукой вставил в магнитофон кассету, которую ему передал Хизри, нажал кнопку пуска… И услышал его голос. Лейтенант пел какую-то нескладную, длинную песню. Вернее, не пел, а выл, как волк голодный.
Чувствовалось, что еще в детстве ему наступил верблюд на ухо. Но для подполковника Ахмада лучше не было песни в мире. Лейтенант условным текстом сообщал, что в лагере, наконец, удалось создать подпольную группу, которая готова выполнять приказы революционного правительства. Во главе группы – командир отделения Мургаб.
Встречи с подпольщиками проводит ночью, под видом игры в карты. Вчера вышла неувязка, накрыл игроков дежурный инструктор по лагерю. Хизри предложил ему деньги, выигранные только что у товарищей. Дежурный не отказался, быстро убрал деньги в карман, но Хизри, для порядка, отправил на гауптвахту. И надо сказать, очень кстати. Есть возможность хорошо отоспаться. Через три дня снова выйдет на связь по известным каналам.
К концу песни Хизри завыл так дико, что, услышав его, наверное, волки бы с испугу хвосты поджали. А Ахмад смеется, весело ему стало на душе, порадовал лейтенант добрыми вестями своего командира. Операция «Икс-81» шла к завершению.
