Текст книги "В водовороте века. Мемуары. Том 1"

Автор книги: Ким Сен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

В то время в уезде Цзяохэ были две молодежные организации: на северо-западе от горы Лафашаня – Ресинский союз молодежи, а на юго-востоке – Лафаский. Корейские юноши и девушки в Цзяохэ состояли в основном в этих организациях.

Вначале молодежь с пылкой идейной устремленностью вступила в организацию, перед ней светился какой-то идеал, а затем она постепенно начала разочаровываться поведением руководителей националистического движения, которые занимались только грызней за должности и сбором денег на военные цели. К тому же молодых людей привели в замешательство пустые слова «модных» марксистов, которые ходили с громкими тезисами о «пролетарской революции» и о «гегемонии».

Вполне понятно было поэтому, каково было настроение у Кан Мен Гына. Не без основания он сказал, что, не видя верного пути, идет то вправо, то влево. Я ознакомил его с состоянием молодежно-ученического движения в Гирине, с нашим опытом работы.

Я попросил его по возвращении в Цзяохэ получше подготовиться к созданию филиала АСМ. Перед уходом вручил ему несколько книг по марксизму-ленинизму. Конечно, я, со своей стороны, очень старался помочь ему своими советами, но после его ухода очень обеспокоило меня дело в Цзяохэ. Что-то щемило мое сердце. Думал, думал, как ему помочь, и, наконец, решил поехать в Цзяохэ. Преодолел перевал Лаоилин, и вот я тут. Это было, помнится, весной 1928 года.

Кан Мен Гын обрадовался моему приезду, сказал, что и без того он и сам намеревался еще раз приехать ко мне в Гирин. И добавил: когда был в Гирине, ему думалось, что никаких помех не будет, а, вернувшись к себе, едва взялся за дело, они и встали перед ним, эти трудности, и не одна, не две, им уже и счету не было.

Оказалось, что сельская молодежь Цзяохэ разошлась во мнениях прежде всего по вопросу: каким методом создавать организацию. Некоторые предложили немедленно выйти из Ресинского союза молодежи, из этой, мол, организации националистов, а потом создать АСМ из определенного круга единомышленников, а другие и без всякого обоснования настаивали на том, чтобы распустить сам этот Ресинский союз молодежи.

И в вопросе о приеме молодежи в организацию они не имели единого взгляда, а уж о верном взгляде и говорить было нечего. Говорили: такой-то человек – «враждебный элемент», такой-то «колеблющийся», значит, трудно принимать таких в свою организацию. Так сказать, «запятнанных» уже исключили заранее из списка будущих членов этой организации.

В тот день я с ними лег в комнатушке, подложив под голову деревянный валик вместо подушки. Чтобы создать организацию, говорю им, нужно побольше завоевать масс на свою сторону, а для этого, прежде чем делить людей на разные половины, надо терпеливо воспитывать и убеждать их в правоте своего дела, важно прежде всего это.

Надо, чтобы молодежь не попала под влияние националистов и сектантов. Нужно повысить роль передовых активистов Ресинского и Лафаского союзов молодежи. В таком духе разъяснял я им свою позицию. Потом мы обсуждали с ними каждое из предстоящих нам дел.

Подобрав пять активистов Ресинского союза молодежи, я создал тут Цзяохэский филиал АСМ. И после этого я часто ездил в Цзяохэ и работал там с членами АСМ.

Я начал объединять в нашу организацию также юношей и девушек, состоявших в МФВМ. Почти все корейские молодые люди, которые в то время учились в Лунцзине в трудных материальных условиях, состояли в этой федерации. Все они были под влиянием фракционной группировки Хваёпха.

А однажды ко мне пришел заведующий орготделом МФВМ Ким Чжун – ученик Тонхынской средней школы, который ознакомился с выпускаемыми нами в Гирине журналами и брошюрами. В то время я от него подробно узнал о молодежном движении в районе Лунцзина.

После пребывания в Гирине Ким Чжун продолжал поддерживать с нами связь и пропагандировал наши идеи среди учащихся Тэсонской, Тонхынской и Ынчжинской средних школ и других учебных заведений города Лунцзина. Через них мы вооружали передовыми идеями молодежь Цзяньдао и шести уездных центров в Корее, в том числе Хвэрена и Чонсона.

В это время я уделял внимание и работе с рабочими.

В Гирине было немало больших и малых предприятий, таких, как, например, ГЭС, железнодорожное депо, спичечная, текстильная и рисоочистительная фабрики. Но у рабочего класса влиятельной организации не было. Только весной 1927 года было создано общество Хансонхвэ, цель которого – содействовать обеспечению занятости и бытовым услугам корейских рабочих.

Мы воспитывали одного молодого человека, который раньше работал на Гиринской ТЭС, а потом уехал в деревню. Мы приняли его в АСМ и помогли ему возвратиться и снова работать на той же ТЭС. После того, как он начал объединять тут передовых рабочих, нам была предоставлена возможность работать с ними.

Приведя в действие членов Общества корейских учащихся в Гирине, мы организовали вечернюю рабочую школу и приняли в нее в основном работников речного вокзала Сунгари. В годовщину Первомартовского народного восстания, в первомайский праздник, в «День национального унижения» мы пришли к ним – выступали перед ними с речами, дали художественные представления. На основе такой подготовительной работы в августе 1928 года был создан Антияпонский профсоюз, руководителем которого стал активист АСМ.

Раньше главным объектом нашей работы были молодые учащиеся, и мы старались ускорить процесс повышения их сознательности и объединения их в организацию. А теперь мы начали заниматься новыми делами – впервые расширяли сферу своей деятельности в гуще рабочего класса, объединяли рабочих в единую организацию.

Антияпонский профсоюз, образованный в основном из корейских рабочих, привел в действие легальное общество Хансонхвэ. Оно постепенно стало приобретать ясный политический характер. Когда поднялась всеобщая забастовка рабочих в Вонсане, Хансонхвэ послало собранные деньги Вонсанской федерации труда в помощь забастовщикам. А летом 1930 года, когда в Корее случились большие наводнения, оно совместно с другими организациями корейцев создало Общество вспомоществования и собрало пожертвования для пострадавших от наводнений. Общество это задало свой тон и в борьбе против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен.

Мы, действуя в основном в районах Гирина и Цзяохэ, перестроили молодежные организации, находившиеся под влиянием националистов и фракционеров, в революционные организации. В ходе этой работы мы накопили немало полезного опыта.

Можно сказать, что жизнь революционера начинается с общения с массами, у него кончается жизнь, когда он уходит от масс.

Если период моего обучения в училище «Хвасоньисук», когда я создал Союз свержения империализма, положил начало моему молодежно-ученическому движению, то годы обучения в Юйвэньской средней школе в Гирине, когда создал комсомол, АСМ и расширял сеть их организаций, думаю, были периодом бурного развития моего молодежного движения, когда я, выйдя из рамок школы, шел в гущу рабочих, крестьян, различных слоев народных масс и везде и всюду сеял семена революции.

Деятельность молодых коммунистов нового поколения и их влияние в то время люди называли «гиринским ветром».

5. Демонстрация силы сплоченности

С созданием и расширением организаций мы приступили к практической работе, к неотступной своей борьбе.

Прелюдией к ней была стачка учащихся Юйвэньской средней школы в Гирине, вспыхнувшая летом 1928 года.

До этого времени в ней ряд вопросов, связанных с ее жизнью, начиная со столовой и кончая финансами и библиотекой, разрешались без особых затруднений в соответствии с демократическим волеизъявлением прогрессивно настроенных преподавателей и учащихся. И наша деятельность в школе сравнительно свободно развертывалась, не подвергаясь каким-либо большим притеснениям. Это был плод, добытый учащимися школы в борьбе во взаимодействии с ее учебно-административным советом.

Но реакционно настроенным преподавателям, действовавшим по наущению военщины, был вообще не по нутру этот демократический порядок, утвердившийся совместными усилиями преподавателей и учащихся. Они, наоборот, пытались подорвать этот порядок и распоряжаться по своему усмотрению всеми вопросами, выдвигавшимися в управлении учебным заведением.

Среди преподавателей школы, направленных сюда ведомством просвещения, были и приспешники военщины, чутко пронюхивающие атмосферу своим реакционным нюхом. Заведующий учебной частью, заведующий воспитательными делами, инспектор спорта, другие реакционно настроенные преподаватели – все были подкуплены спецслужбой врага. Они постоянно пронюхивали идейные настроения учащихся и деятельность их революционных организаций через консервативно настроенных учащихся из семей помещиков и чиновников, пресмыкавшихся перед военщиной, а также через хулиганствующих юношей.

Летом 1928 года мы чуть ли не каждый день развертывали в школе массовое движение в знак протеста против разбойнической отправки второй партии японских войск в Шаньдун и варварских убийств в Цзинане.

Отправка войск в Шаньдун являлась важным событием, называемым краеугольным камнем дипломатии Танаки в Китае.

Япония отправила первую партию своих войск в район Шаньдуна после образования кабинета Танаки Киити в мае 1927 года. К тому времени чанкайшистская Национально-революционная армия, преследуя мукденские войска Чжан Цзолина, продвигалась на Шаньдунский полуостров. Чтобы охранять военщину Чжан Цзолина, своего верноподданного выкормыша, от наступления войск, совершавших поход на север, кабинет Танаки под вывеской охраны жизни и имущества японцев отправил в Циндао 2000 штыков войск, дислоцировавшихся в Люйшуне, а затем еще 2000 штыков подкрепления из Японии – в район Шаньдуна.

Отправкой первой партии войск был остановлен поход на север. Чан Кайши обещал обеспечить безопасность жизни и имущества японских резидентов, проживавших в районе Шаньдуна, и японские войска были эвакуированы из Шаньдуна осенью того же года.

Но весной 1928 года, когда был возобновлен революционный поход на север, фашистский кабинет Танаки решил отправить вторую партию войск, поднял на ноги дислоцированные в Тяньцзине войска и дивизию Кумамото силою в 5000 штыков из Японии, которые заняли полосу отчуждения вдоль железных дорог на Шаньдунском полуострове, захватили Циндао и Цзинань. Одновременно с этим вступила в Цзинань и чанкайшистская Национально-революционная армия. Вспыхнуло вооруженное столкновение между войсками двух стран.

Японские оккупационные войска варварски истребляли в Цзинане бесчисленное множество китайцев. Японскими войсками был убит и дипломат гоминьдановского правительства.

Троекратная вопиющая отправка японских войск в Шаньдун вызвала взрыв антияпонских настроений среди корейского и китайского народов. И в самой Японии развертывалось мощное движение в знак протеста против их зверств, возвышался голос порицания дипломатии Танаки.

Конечная цель отправки войск Японии в Шаньдун – отторгнуть Маньчжурию и район Хуабэй от Китая и превратить их в свою колонию. Для достижения этой же цели необходим был опорный пункт. Такой же опорой был Чжан Цзолин. Если хорошенько вскармливать и поддерживать его, то без труда удастся покорить Маньчжурию, – таков был расчет японцев. Выстрел, раздавшийся в Цзинане, был опасным сигналом, предвещавшим о массовом варварском погроме, который в будущем унесет тысячи, десятки тысяч жизней в Китае. Когда японские империалисты без разбору убивали даже своих резидентов с целью состряпать предлог для отправки войск, китайская нация предчувствовала надвигавшиеся на нее бедствия.

Мы организовали одну за другой лекции, ораторские выступления и митинги, на которых разоблачали агрессивную политику японских империалистов и гоминьдановское предательство, поднимая дух учащихся.

Реакционно настроенные преподаватели, называя это коммунистической пропагандой, сочли это предлогом для репрессий. Они совершили внезапный налет на библиотеку и, отобрав прогрессивные книги, кричали, будто нашли какую-то большую улику, и оказывали нажим на директора Ли Гуанханя, требуя изгнать всех корейских учащихся из школы. Они, называя корейских учащихся либо главными зачинщиками коммунизма, либо «японскими шпиками», заявляли, что они враждебно относятся к китайским преподавателям, поэтому, оставляя их в школе, нельзя спокойно вести занятия. Учащиеся, принадлежавшие к правому крылу, действуя в унисон с ними, нарушали по своему усмотрению демократический порядок, утвердившийся в школе, надругались над прогрессивно настроенными учащимися, клеветали на директора и передовых преподавателей.

И преподаватель Шан Юэ оказался объектом их нападок номер один.

Оставив безнаказанными грубые, дикие действия реакционных преподавателей и подстрекаемых ими учащихся, нельзя было спокойно вести и изучение наук и молодежное движение. Для того чтобы объединенными силами, организованно изгнать реакционных преподавателей и защитить утвердившийся в школе демократический порядок, мы подняли на стачку членов комсомола и Антиимпериалистического союза молодежи.

Наши требования заключались в следующем:

Во-первых, улучшить обращение с учащимися.

Во-вторых, обеспечить занятия по тем предметам, в которых нуждаются учащиеся.

В-третьих, не оказывать нажим на прогрессивно настроенных преподавателей и директора.

И прогрессивно настроенные преподаватели оказывали нажим на провинциальное ведомство, заявляя, что если не будут удовлетворены требования учащихся, то они призовут к борьбе общественные силы. Повсеместно в городе было расклеены листовки и воззвания с требованием изгнать реакционно настроенных преподавателей. Такие прокламации влетели и в их квартиры, и в провинциальное ведомство.

Когда в этой школе стачка шла на подъем, и другие учебные заведения, солидаризируясь с ней, оказывали нажим на провинциальную администрацию.

Стачка готова была распространиться на весь город, и ведомство вынуждено было снять заведующего воспитательными делами и других реакционно настроенных преподавателей и удовлетворить наши требования.

Это была первая победа, одержанная нами в массовой борьбе. Она дала нам уверенность в том, что если мы, ясно определив мишень, мобилизуем как следует массы, то мы сможем победить в борьбе. В первой нашей статечной победе мы обрели опыт, в этой же стачке обрели и закалку. В связи с этим событием учащаяся молодежь стала больше верить нам и уже смелее следовала за нами.

Подытожив успех, достигнутый нами в этой стачке, мы стали готовиться к мобилизации разбуженной нами учащейся молодежи на активную антияпонскую борьбу в более крупном масштабе.

К этому времени все более активизировались и происки японских империалистов, которые с давних времен вели подготовку к агрессии в Маньчжурии.

В мае 1928 года командующий Квантунской армией Японии Мураока, ссылаясь на необходимость противостоять изменениям положения во Внутреннем Китае, замышлял продвинуть смешанную 40-ю бригаду в Мукден (Шэньян) и переместить туда свое командование. Вслед за этим они спровоцировали взрыв поезда на железнодорожном мосту на подступах к Мукдену, на стыке южноманьчжурской железной дороги и железной дороги Пекин – Мукден, в результате чего был убит Чжан Цзолин, возвращавшийся из Пекина в Мукден. Все это была преднамеренно запланированная предварительная работа, направленная на создание предлога для агрессии в Маньчжурии.

В случае захвата Маньчжурии японскими империалистами могут быть созданы большие преграды на пути нашей деятельности, ареной которой являлась северо-восточная часть Китая. До этих пор Маньчжурия оставалась территорией Китая, поэтому японские империалисты не могли просто так по своей воле расправиться с корейскими коммунистами и деятелями движения за независимость, но в случае оккупации ими Маньчжурии дело примет другой оборот.

Троекратной отправкой войск в Шаньдун японским империалистам удалось подавить Чан Кайши, глубже протянуть свои щупальца к китайскому материку. Тщательно проводя военную подготовку к агрессии в Маньчжурии, они в качестве составной части этой подготовки торопились завершить давно начатую прокладку железной дороги Гирин – Хвэрен, соединяющей Гирин, провинциальный центр Маньчжурии, с Хвэреном – северным пограничным городком Кореи.

Еще с периода Мэйдзи Япония имела поползновение проложить хоть и насильно железную дорогу на участке Гирин – Хвэрен. Японские империалисты придавали ей большое стратегическое значение.

После так называемого «совещания по восточным проблемам» кабинет Танаки представил императору «доклад», в котором, имея в виду значение маньчжурско-монгольских железнодорожных магистралей, прежде всего прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен, назвал их ключом к политике Японии в отношении континента.

Этот пресловутый «доклад» был проникнут гнусным поползновением и бредовой мечтой о мировом господстве, как и «Моя борьба» Гитлера, впервые в Европе выступившего с доктриной о мировом господстве. Всем известно, что первоочередная политика, выдвинутая в этом «докладе», заключалась в агрессии в Маньчжурии и Монголии, и что первейшим рычагом для обеспечения этой агрессии являлась именно прокладка пяти железнодорожных магистралей Маньчжурия – Монголия, включая железную дорогу Гирин – Хвэрен.

В этом «докладе» Танака намекнул на то, что с завершением постройки этих железнодорожных магистралей, прежде всего прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен, они будут иметь большой обходный путь, соединяющий всю Маньчжурию и Корею, и прямую линию, ведущую в Северную Маньчжурию, что позволит им послать войска и необходимые стратегические материалы куда угодно, подавить и национально-освободительное движение в Корее.

Усердные и неутомимые умы Японии считали, что если прокладка линии Гирин – Хвэрен даст им возможность послать войска и грузы по линии Цуруга – Чхончжин – Хвэрен – Гирин, то это позволит сократить путь, значительно сэкономить и время маневрирования войск и перевозки материалов. Именно в этом заключалась причина того, что японские империалисты, объявив прокладку линии Гирин – Хвэрен государственной политикой, невзирая ни на какие трудности, так и завершили ее в течение длительного периода – целых 26 лет.

Японские империалисты, мотивируя свои действия несправедливым договором, заключенным с морально разложившимися и неспособными чиновниками последнего периода Цинского Китая, намеревались по своему усмотрению воспользоваться правом на прокладку железных дорог в Маньчжурии. Широкие слои населения Китая, и прежде всего учащаяся молодежь, рассматривая это как посягательство на китайскую нацию, решительно выступали против конвенции о прокладке железной дороги за счет иностранных займов, поднимались на массовую борьбу за ее отмену.

Но реакционная военщина вместо того, чтобы прислушиваться к справедливому голосу народа, пыталась насильно построить железнодорожную линию Дуньхуа – Тумынь, в то же время намеревалась организовать торжественное открытие линии Гирин – Дуньхуа, назначенное на 1 ноября 1928 года, чтобы войти в доброе расположение народа.

Чтобы остановить прокладку линии Гирин – Хвэрен, нужна была смелая практическая борьба. Такое выступление послужит для врага набатом, предвещающим то, что корейский и китайский народы не позволят ему оккупировать Маньчжурию, а для широких масс – сигналом, зовущим их к сопротивлению агрессии японских империалистов в Маньчжурии.

Для того чтобы организовать массовую антияпонскую борьбу против прокладки линии Гирин – Хвэрен, в первой декаде октября 1928 года мы провели в подвальном помещении храма Яованмяо в Бэйшаньском парке совещание руководителей организаций комсомола и Антиимпериалистического союза молодежи.

На этом совещании обсуждали вопросы о лозунгах борьбы с врагом, о ее методах и направлениях действия, распределили и конкретные поручения каждому. Было подробно обсуждено и содержание транспарантов, воззваний и листовок о предстоящей демонстрации.

Исходя из того, что выступления против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен должны стать совместной борьбой народов Кореи и Китая, мы решили написать листовки, воззвания, транспаранты и все другие прокламации на корейском и китайском языках. Было решено также выступать на улицах с агитационными речами тоже на двух языках.

На этом собрании было четко намечено, что в дни борьбы надо приводить в действие в основном организованные в различных школах города ученические самоуправляющиеся общества, Общество корейских учащихся в Гирине, Общество детей и другие легальные организации, а таким нелегальным организациям, как комсомол и Антиимпериалистический союз молодежи, на всякий случай в открытую не выступать.

После совещания на горе Бэйшань мы без сна и отдыха готовились к демонстрации.

Тогда очень хлопотала Хан Ен Э, состоявшая в агитбригаде. Она была ученицей Гиринской женской средней школы. Будучи членом Общества корейских учащихся в Гирине, она все теснее примыкала к нам, активно участвовала в выступлениях художественной самодеятельности и обмене впечатлениями о прочитанных книгах. Затем стала и членом комсомола. Она была такая тихая и скупая на слова, в обычное время ее и не замечаешь, где она, не бросалась она в глаза.

Но она обладала и таким бесценным качеством – она не брезговала ничем, будь это дело зазорное или трудное, ей все по душе, только бы пошло на пользу революции. При выступлениях художественной самодеятельности она вызывалась выполнять и такую роль, которой чурались другие, а когда читательский кружок нуждался в учебных материалах, она добровольно гектографировала книги в сотни страниц и раздавала их товарищам.

Хан Ен Э почти не спала ночами во время подготовки к демонстрации. Она, поставив гектограф в каком-то чужом сарае, вместе с членами Общества детей копировала десятки тысяч воззваний и листовок. На улицах она на корейском и китайском языках выступала с пламенными речами перед сотнями слушателей. Она так и прослыла у нас девушкой-оратором…

Будучи руководителем Коммунистического союза молодежи Кореи, я оказывал свое влияние и на китайскую учащуюся молодежь потому, что еще с раннего периода мы в Гирине подняли знамя коммунистического движения. Когда мы его начали, еще не появился на свет и Маньчжурский провинциальный комитет Компартии Китая, а в Гирине была всего лишь небольшая горстка комсомольцев.

Проводя работу Коммунистического союза молодежи Кореи, я в то же время вел комсомольскую работу и в среде китайской молодежи. Ввиду того, что мы выполняли ответственную роль в комсомольской организации, за нами следовали и многие китайские юноши и девушки. Имея с нами живую и крепкую связь, комсомольскую работу вели и Чао Яфань, бывший руководителем комсомольской группы Гиринского педучилища, и Чэнь Ханьчжан, ответственный за комсомольскую работу в районе Дуньхуа.

В дни подготовки к демонстрации к нам поступили сведения о том, что администрация железных дорог решила 1 ноября 1928 года организовать открытие железной дороги Гирин – Дуньхуа.

Мы решили на несколько дней раньше, чем было запланировано, начать свою демонстрацию, чтобы, подняв факел борьбы против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен, сорвать и открытие железной дороги Гирин – Дуньхуа.

На рассвете 26 октября, когда еще не забрезжило, агитбригада распространила листовки и воззвания на улицах Гирина, вывесив их на людных местах. И наблюдательные группы в составе двух или трех человек членов Общества детей заняли свои места, когда рассветало.

А утром учащиеся различных школ в условленный час одновременно провели в школах митинги, на которых выступили с заявлениями в знак протеста против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен. Эти митинги вылились в демонстрации. Улицы мгновенно заполнили тысячи учащихся. Они шли с транспарантами: «Долой агрессоров – японских империалистов!», «Все на борьбу против прокладки японскими империалистами железной дороги Гирин – Хвэрен!» Эти призывы были написаны на корейском языке. Появились здесь и плакаты на китайском языке с надписью «Долой японских империалистов!», «Долой предателей!», «Мы против прокладки линии Гирин – Хвэрен!» Демонстранты ворвались на площадку провинциального Дома собраний за воротами Синькаймынь. Им преграждали путь сотни военных и полицейских. Демонстранты, натолкнувшись на них, ждали наших дальнейших распоряжений, скандируя боевые лозунги. Что бы ни случилось, но надо было продвинуть вперед колонны демонстрантов. Мы подняли на ноги группы пикетчиков, организованные из рабочих, окрестных крестьян и учащихся для охраны демонстрации.

Демонстранты, впереди которых стояли пикеты, положив руки на плечи друг другу, двинулись вперед, невзирая на штыки. На площадке Дома собраний состоялся массовый митинг, на котором я обратился к тысячам собравшихся с призывом сплоченными силами корейской и китайской учащейся молодежи решительно выступать против попыток японских империалистов проложить железную дорогу Гирин – Хвэрен.

После митинга все более вдохновленные демонстранты направились в сторону улицы Синыницзе, где находилось японское консульство. В обычное время почти никто не рисковал появляться здесь из-за произвола консульской полиции. Перед японским консульством демонстранты громко скандировали антияпонские лозунги, ничего не боясь. Они продолжали демонстрацию, шествуя по улицам Гирина: Дамалу, Бэйцзинлу, Чунц-зинлу, Шанъицзе и другим.

Японская железнодорожная компания, оказавшись под ударом демонстрантов Гирина, продлила на неограниченный срок открытие железной дороги Гирин – Дуньхуа. Японские торговцы, оставив свои магазины, удирали и скрывались в своем консульстве. Были разбиты вдребезги даже окна больницы «Дунъян», находившейся в ведении Компании южноманьчжурской железной дороги.

С каждым днем демонстрация шла на подъем. Учащиеся, разбившись на несколько групп, устроили трибуны в разных пунктах города, их было более десяти, и там с рассвета допоздна, не глядя и на ночь, демонстранты выступали с речами в знак протеста против прокладки этой железной дороги.

Антияпонские выступления, начавшиеся в Гирине, распространились на всю Маньчжурию. Учащаяся молодежь и население Чанчуня, откликнувшись на наши выступления, развернули яростную борьбу под лозунгом борьбы за уничтожение империализма, против прокладки шести железнодорожных магистралей. Они совершили налет на квартиру начальника управления железной дороги Гирин – Чанчунь.

Тогда и в Харбине и в Тяньцзине развернулась решительная борьба в знак солидарности патриотов, невзирая на многочисленные жертвы.

Поднялись и корейские соотечественники, проживавшие в Яньцзи. Чуть ли не каждый день писали о нашей борьбе и газеты в Корее.

Когда демонстрация принимала все более широкий размах, мы развернули еще более энергичную борьбу за бойкот японских товаров. Народные массы, вытащив из японских магазинов на улицу товары с японскими ярлыками, тут же сжигали их. Некоторые товары выбросили в реку Сунгари.

Борьба против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен, слившись с борьбой за бойкот японских товаров, вылилась во всестороннюю антияпонскую борьбу, принимая все более широкий размах. Встревоженные этим, японские империалисты подстрекали реакционную военщину на кровавые убийства. Эта военщина и открыла огонь по демонстрантам.

До этой поры мы придерживались позиции сдерживания реакционной военщины. Но поскольку она, стоя на стороне японского империализма, подвергла нас репрессиям, и нам нельзя было оставаться на позиции сдерживания ее. Под лозунгом «Долой реакционную военщину, спевшуюся с японским империализмом!» мы перешли к более крупной демонстрации, сочетая ее с похоронами жертв кровавого произвола. К этой Демонстрации присоединились многочисленные жители города, и она приняла наивысший, общенародный размах. Эта борьба длилась более 40 дней.

Японские империалисты, пытаясь поправить положение, спешно вызвали Чжан Цзосяна, пребывавшего в Мукдене, но попытками умиротворения и успокаивания, предпринятыми Гиринской военной комендатурой, не удалось сломить уже столь высокий дух борьбы масс.

Выступления против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен нанесли ощутимый удар по японским империалистам. Их особенно встревожило то, что корейский и китайский народы выступают сплоченными силами против оккупации ими Маньчжурии.

Наша борьба дала большой толчок националистам и тем, кто думал только удрать от борьбы, смертельно перепугавшись агрессии японцев.

А до этого времени националисты относились к нам, учащейся молодежи, прямо скажем, весьма неважно. Но они начали смотреть на нас другими глазами, увидев, как учащаяся молодежь в возрасте десяти-двадцати лет справлялась с такими большими делами, на которые они не смогли даже и осмелиться. С этой поры они уже перестали относиться к нам так пренебрежительно, признавшись, что на арену национально-освободительной борьбы выступили свежие силы из нового поколения, совершенно отличного от поколения старого.

В ходе борьбы против прокладки железной дороги Гирин – Хвэрен мы еще раз твердо познали, что силы народных масс неиссякаемы, что правильная революционная организация масс проявит такую большую силу, которую не сломить ни огнем, ни мечом.

И во мне тогда еще более укрепилась вера в силы масс, в силу народа. В ходе этой борьбы становились и более испытанными и методы нашего руководства движением. Боевую, революционную закалку на практике проходили мы, в том числе и я, росли и крепли и наши организации.