Текст книги "Всего лишь один из парней (ЛП)"

Автор книги: Кейт Рупер

Соавторы: Лия Рупер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 12

Элис

Твердая земля. И холодно. Очень холодно.

Черт, Канада.

Я переворачиваюсь и натягиваю одеяло на плечи. Когда я предложила взять надувной матрас, Хейден даже не сопротивлялся. Я очень сожалею об этом сейчас, полагая, что он сдулся до очень неудобной простыни. Бьюсь об заклад, он бы отдал мне эту кровать, если бы знал, что я девушка. Интересно, разделили бы мы постель, если бы он знал, что я девушка…

Я открываю глаза, чтобы не попасть туда. Я должна перестать так думать о Хейдене. Он мой друг. Мой товарищ по команде.

Я сижу и смотрю на кровать.

Хейдена нет.

Где он? Я встаю и касаюсь простыней. Они холодные. Значит, его давно нет.

Я оглядываю темную комнату, не зная, что я ожидаю найти. Отблеск красного цвета бросается в глаза за окном. Я стираю мороз и, прищурившись, вижу его, сидящего на улице в сугробе в ярко-красной шапке.

Что за сумасшедший человек, сидящий на улице на морозе в канун Рождества! Ну, по крайней мере, кровать готова… когда он вернется, он сможет спать на холодном жестком полу. Но вместо того, чтобы уютно устроиться под одеялом, я сползаю вниз, натягивая шляпы, ботинки и куртку и направляясь на улицу.

Очевидно, что-то не так. Ни один здравомыслящий человек не окажется снаружи в этой замерзшей пустоши. А если он захочет поговорить? Это пугает меня. И все же я бреду по снегу, чтобы увидеть его.

Мой желудок скручивается узлом, когда я подбираюсь достаточно близко, чтобы увидеть облака дыхания, вырывающиеся перед его лицом. Я стою позади него, боясь прорваться сквозь тишину и лунный свет. Я вижу, на что сейчас смотрит Хейден. Импровизированный каток, присыпанный тонким слоем снега.

Это похоже на то, что его отец делал каждый год? Вся его семья будет играть, а потом каждый вечер сидеть и пить горячий шоколад?

– Хейден, – шепчу я.

Он не двигается, но, потом его голова склоняется ниже.

Я становлюсь на колени рядом с ним. Слезы текут по его лицу, и он стиснул зубы.

– Это просто не справедливо.

Я не знаю, что сказать. Я никогда не была хороша в этом деле. И я определенно не могу сказать ничего, что сделало бы эту боль менее болезненной. Но я устраиваюсь на снегу рядом с ним. По крайней мере, я могу показать ему, что никуда не ухожу.

Хейден поднимает руку и надвигает шапку на глаза. Вздох рвется из его горла.

– Я… я просто… это нечестно. Они должны быть здесь! – Он бросает свою шапку на каток, где она лежит, как мертвый маяк на льду. – У Кевина будет ребенок! Ребенок! Мама… Маме бы это понравилось. Она была бы такой хорошей бабушкой. Только она никогда не увидит этого ребенка. Она никогда не увидит, как Кевин женится… или… или… – Сдавленный крик вырывается из его горла, и он прячет лицо в перчатках, сжимая пальцы, как будто хочет вырвать чувства из своего тела.

– Это нормально – грустить, – неуверенно говорю я.

Он смотрит вверх, голова запрокинута.

– Я даже не могу вспомнить, что я чувствовал, когда это случилось. Кевин сказал мне. Я плакал. Думал. Я даже не помню, про что я думал. Только то, что мне казалось, будто я сплю. Как будто в моей голове был туман, и все, что я продолжал слышать, это голос в моей голове: «Это не реально». Я скоро проснусь. Это нереально».

Я кусаю внутреннюю часть губы. Я знаю, что не должна, но протягиваю руку и кладу руку ему на плечо. Он не отстраняется.

– Я не могу смотреть на фотографии, сделанные ранее, – продолжает Хейден.

– Кевин делает их все время. Он развешивает их по всему дому. Фотографии меня, него, мамы и папы на катке, на кухне, едущих по городу. Почему он это делает? Как он может вынести воспоминания о том, каково это было? – Свежие слезы текут по его лицу.

– Я просто не могу этого сделать.

– Может быть, – говорю я, – твое сердце так болело в тот день, что не хотело чувствовать снова. Вообще ничего. Иногда легче ничего не чувствовать.

Он нерешительно смеется и вытирает нос.

– Ну, я думаю, что сейчас что-то чувствую, Эл, – говорит он, – и мне это не нравится.

Я опускаю руку.

– Может, нам вернуться внутрь?

Он смотрит на каток.

– Нет, еще нет.

– Хочешь чего-нибудь горячего?

Не знаю, как он, а я здесь превращаюсь в лед.

Он кивает.

– Конечно. Я останусь здесь.

Я встаю и бегу к дому. У меня болит сердце, когда я вижу, как он сидит на снегу. Отсюда он выглядит лет на десять.

Когда я вхожу на кухню, на меня накатывает волна облегчения и тепла. Несмотря на такую грусть, это место кажется умиротворенным.

Я включаю свет и копаюсь в шкафах как можно тише. Где-то должны быть кружки и горячий шоколад. Разве это не часть канадского стартового набора вместе с кувшином кленового сиропа и клетчатым седлом для вашего белого медведя?

Когда я стою на четвереньках, копаясь в навесных тумбочках в поисках шоколадного порошка, по кухне разносится голос:

– Ищешь это?

Я оборачиваюсь, ударяясь головой о угол тумбочки.

– Ой!

– Теперь полегче! – Сильные руки хватают меня и поднимают на ноги. Я смотрю на улыбающееся лицо Кевина, обрамленное густой бородой.

Мой желудок опускается.

– Блин, я тебя разбудил? – Я потираю больную голову и избегаю зрительного контакта.

– Я не спал какое-то время. – Кевин включает чайник и стучит по маленькой баночке рядом с ним.

– Горячий шоколад здесь. Джинджер сама делает порошок.

– А, – говорю я.

Неловкая тишина заполняет комнату, пока я жду, пока закипит вода. Что здесь делает Кевин? Я все еще ношу свою большую зимнюю куртку, так что мне не нужно беспокоиться о том, что мои повязки ослабнут.

– Знаешь, – говорит Кевин, и меня наполняет волна облегчения от наступившей тишины, – я не думаю, что поблагодарил тебя за то, что ты пришел сюда.

– Поблагодарил меня? – Я фыркаю. – Вы заплатили за мой билет здесь. Это намного лучше, чем проводить Рождество в одиночестве в Чикаго.

– Т-ты хороший друг Хейдена, – говорит Кевин, и его глаза смотрят мимо меня в окно.

– И мы оба знаем, что он не самый простой человек, с которым можно познакомиться.

– Расскажи мне об этом, – хмыкаю я, но потом спохватываюсь. Я провожу взглядом Кевина туда, где в лунном свете сидит Хейден.

– Несмотря на это… он мой лучший друг.

На губах Кевина мелькает улыбка, но он ничего не говорит.

Больше тишины.

Фу, я ужасна в этом.

В воздухе раздается свисток чайника, и я прыгаю, чтобы снять его с огня.

– Ему нелегко приезжать сюда, – говорит Кевин.

– Я знаю это. Но это, – он указывает на кухню и окно, – больше, чем просто дом детства.

Тепло чайника согревает мои руки, но я не могу оторвать глаз от Кевина. Он стоит, руки на краю раковины, глядя на снег.

– Мы мечтали здесь. Каждое желание, каждая капля страсти… все это культивировалось в этом доме из-за них. Из-за наших матери и отца. А теперь я боюсь без них, – он качает головой, – Хейден слишком грустен, чтобы снова мечтать.

Я делаю неуклюжий шаг к Кевину, все еще держа в руках кипящий чайник.

– Мечты никогда не теряются. Возможно, возвращение придаст ему мужества, которое ему нужно, чтобы найти их снова.

Кевин показывает маленькую, слишком знакомую улыбку.

– Я надеюсь, что это так. Знаешь, я изо всех сил старался заполнить пустоту мамы и папы. Быть для него родителем. – Вспышка боли пробегает по его лицу. – Может быть, я забыл, как быть братом.

Я ставлю чайник и осторожно дотрагиваюсь до руки Кевина.

– Эй, Кевин, – говорю я, затем быстро кашляю и понижаю голос, – ты отлично поработал. Хейден, ну, может, он этого и не показывает, но он смотрит на тебя снизу вверх. – Румянец заливает мои щеки.

– И он просто… ну, он просто лучший парень, которого я знаю.

Кевин поднимает бровь и ухмыляется.

Я быстро прыгаю к шкафам.

– Э-э, я возьму несколько кружек для этого горячего шоколада!

– У меня есть идея. – Кевин на мгновение вылетает из комнаты, пролетая через дом со скоростью и грацией, которые могут быть только у центрового.

Когда он возвращается, он улыбается от уха до уха, как маленький ребенок. В руках он держит два облупившихся термоса тусклого цвета.

– Из твоего детства. – Я улыбаюсь.

Он наливает воду и размешивает горячий шоколадный порошок. Он протягивает мне кружку и берет два термоса.

– Я думаю, что это моя игра, Эл. Почему бы тебе не отдохнуть?

Я принимаю заказы от Кевина Тремблея. Это похоже на сбывшуюся мечту.

– Спокойной ночи, Кевин.

Я поднимаюсь по лестнице и пробираюсь в спальню. Я не могу не выглянуть наружу: Кевин подходит к Хейдену и передает ему свой термос. Он обнимает своего младшего брата.

Мне отсюда не видно, но я представляю, как они улыбаются.

Я беру дополнительное одеяло с кровати Хейдена и ложусь обратно на сдутый надувной матрас. Странное ощущение наполняет меня. Прямо здесь, на этом жестком полу, в этой холодной комнате в Манитобе… именно там, где я должна быть.

Хейден

Чулки расстегнуты, завтрак съеден, и мы все пробираемся через поток оберточной бумаги, чтобы войти в гостиную. Дети спят на диване, и все бродят вокруг, потягивая кофе.

Я не думал, что это возможно, но быть здесь… это нормально. Наверное, я думал, что возвращение домой без мамы и папы только усугубит боль. Пустота все еще здесь, но с ней тоже что-то есть. Находясь здесь, вспоминая все наши счастливые воспоминания… мне кажется, что я чту их. Я рад, что у моего дяди есть этот дом, и его семья может наслаждаться им. Это действительно было лучшее место для взросления. Этого хотели бы мама и папа.

Я смотрю на Кевина. Его рука обвивает талию Элеоноры. В это же время в следующем году у них будет ребенок. Кто-то новый, чтобы любить и заботиться.

Я буду дядей. Чёртово дерьмо.

Я качаю головой и вижу Эла на диване. Он подпирает лицо руками и смотрит в окно. Он был так взволнован этим утром, когда увидел, что «Санта» наполнил и его чулок. Это был просто мусор и шоколад, но по его ухмылке можно было подумать, что он выиграл Кубок Стэнли.

Я плюхаюсь на диван рядом с ним.

– На что ты смотришь?

Он бросает на меня косой взгляд, проводя рукой по своим непослушным волосам.

– Ледовый каток.

Я следую за его взглядом. В утреннем свете каток не наполняет меня такой грустью, как прошлой ночью.

– Думаю, это выглядит мило.

Эл смотрит на меня своим взглядом.

– Что?

– Ты взял коньки?

Я поднимаю бровь.

– Зачем мне везти свои коньки в Виннипег?

На его лице расплывается улыбка.

– Ты точно сделал это! Я сделал также!

– Хорошо, да. – Я неловко переминаюсь.

– На всякий случай мы хотели пойти на местный каток! Поверь мне, ты не захочешь кататься на скейтборде по этому неровному, ухабистому заднему двору. Тренер Забински содрал бы с нас обоих кожу, если бы мы поранились в этой смертельной ловушке!

Эл вскакивает на ноги.

– Боится ли великий Хейден Тремблей, что я опозорю его перед его семьей?

Я сжимаю челюсть.

– Да, Белл. Ты просто одержим. Ты не можешь прожить два дня без катания?

– Нет, – говорит Эл и хватает меня за руку.

– И ты тоже не можешь.

Я делаю вид, что вздыхаю, но на моем лице появляется улыбка.

– Ненавижу, когда ты прав.

Элис

Всего девять вечера, но я устала. День был таким насыщенным – полным подарков, еды, любви. Я сижу на диване в окружении всей семьи Хейдена, пока по телевизору показывают рождественский фильм. Большинство детей спят. Большинство взрослых тоже готовы упасть в обморок, животы полны индейки и Бейлиса.

У меня останется много замечательных воспоминаний о последних днях, но смотреть, как Хейден выходит на каток, должно быть на первом месте в моем списке. Он был маленьким ребенком, смеялся и ругал Кевина, когда тот присоединился к нам. Со всем этим обманом может быть трудно помнить, что хоккей – это весело. Ничто так не напоминает мне об этом, как самодельный каток с двумя братьями.

После хоккея я целый час разговаривала по телефону с мамой, которая, кажется, почти простила меня за то, что я не поехала с ней в Мексику. Похоже, у них был веселый праздник, но Ксандер ни разу не позвонил по телефону. Мама говорит, что он сильно обгорел на солнце и плохо себя чувствует.

Горячая вспышка вины омывает меня. Это первое Рождество, которое я провела вдали от Ксандера. Может быть, у нас никогда не было настоящего Рождества, но мы всегда были вместе. Мы сидели на одной гостиничной кровати, бок о бок, и закрывали свет который просачивался сквозь жалюзи, чтобы можно было представить, что идет снег. Мы смотрели рождественские фильмы весь день, за исключением перерывов, чтобы сбегать в буфет и наесться. Интересно, сделал ли он что-нибудь из этого сегодня?

Мне вдруг становится жарко, и я иду на кухню за стаканом воды. Эти мысли глупы. Я не должна чувствовать себя виноватой – я делаю это ради Ксандера!

Кто-то входит на кухню позади меня. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Хейдена. На нем рождественская пижама, которую купила ему тетя: белая рубашка с длинными рукавами и клетчатые фланелевые брюки. Он на два размера меньше, поэтому рубашка плотно облегает его грудь, а штаны доходят только до щиколоток. Его волосы взлохмачены, каштановые волнистые кудри падают повсюду, а щеки раскраснелись от того, что он сидел так близко к огню. Я не могу не вздохнуть, глядя на него.

Мне всегда интересно, какая версия Хейдена мне больше всего нравится. Может быть, хоккеист в своей синей майке, уверенность, исходящая от него, как солнечный свет. В раздевалке Хейден тоже победитель, и не только потому, что он обычно без рубашки (что является большим бонусом), но и из-за его интенсивности, того, как он может собрать команду вместе или подбодрить нас, когда мы на самом низком уровне. А еще есть Хейден вне игры, когда мы играем в видеоигры и ходим в кино, и он носит свои джинсы, забавные шапки и дурацкие клетчатые рубашки.

Я наслаждаюсь им. Я думаю, что пижама Хейдена может быть моей любимой.

– Привет, – говорю я, улыбаясь, – как дела?

– На улице стало теплее. Хочешь подышать свежим воздухом?

Я следую за ним из кухни в фойе, где мы надеваем куртки и ботинки и выходим на снег. Прохладный воздух приятно ощущается на моем раскрасневшемся лице. Это так ясно: звезды тянутся по небу, насколько из них чаруют взор. Теперь я полностью понимаю, что Клемент С. Мур пытался сказать о луне на груди свежевыпавшего снега. Здесь так много света.

– Ты прав, – говорю я.

– В Виннипеге звезды лучше.

– Я же говорил.

Я оглядываюсь назад на дом. Его семья толпится на диване сквозь оранжевое свечение окна.

– Они действительно влюблены, не так ли? – говорю я тихим голосом.

– Хм? – Хейден поднимает одну из своих густых бровей.

– Кевин и Элеонора. Я просто наблюдаю за ними в этой поездке… Он очень очевиден в этом, но она тонка. Ты мог заметить.

– Что ты имеешь в виду?

– Только мелочи.

Я вспоминаю, как Элеонора рассеянно гладила Кевина по пояснице, как ему даже не пришлось спрашивать, как ей нужна индейка, как мимолетные взгляды и понимающие взгляды обменивались через обеденный стол.

– Ты прав, – говорит Хейден.

– Мы знали с того дня, как мой брат впервые привел ее домой, что Элеонора была для него единственной. Они оба были в седьмом классе.

Интересно, каково это… любить кого-то так мгновенно и полностью.

– Я видел только одну пару, которая была так влюблена, – продолжает Хейден.

– Мои родители.

Мое сердце сжимается, в горле ком, я поворачиваюсь к нему всем телом. Я проклинаю свой глупый мозг за то, что никогда не могла сказать нужных слов, за то, что молчу, когда он больше всего во мне нуждается.

– Звучит неправильно, – бормочет Хейден, – но я даже рад, что они умерли вместе. Они не смогли бы выжить в этом мире без друг друга.

Его дыхание дрожит.

– Это глупо, что на Земле миллиарды людей, и один человек может создать или разрушить мир, – наконец говорю я.

– Может быть, это глупо, но я вроде бы как верю, что есть только одна настоящая любовь для всех. – Я смотрю на свои ботинки, хрустящие в снегу.

– Ты что, какой-то несгибаемый романтик?

– Нет, – быстро говорю я.

– Я просто думаю, что мы могли бы быть счастливы с кем-то другим, но это не будет похоже на… ну, знаешь…

– Эл, возможно, ты прав, – говорит Хейден.

– Как-то все должно сойтись.

В груди становится тяжело, и я смотрю вверх, в небо. Каким-то образом среди этого безумия звезд мы должны быть прямо здесь, прямо сейчас… вместе.

Я знаю, что когда я погружаюсь в размышления, я забываю сделать голос тише, иначе я скрещу лодыжки или попытаюсь накрутить волосы. И все же именно в эти моменты, когда я наедине с Хейденом, я больше всего чувствую себя собой. Самая истинная форма Элис, которой я только могла быть.

При этом он даже не знает моего настоящего имени.

– Знаешь что? – шепчу я.

– Я чувствую, что весь этот хаос вытолкнул меня именно туда, где я должен быть. – Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Я знаю, что и для тебя тоже.

Он делает глубокий вдох, но не отводит взгляда.

– Может быть, просто так.

ГЛАВА 13

Элис

Пропылесосенные ковры: есть.

Помытая посуда: есть.

Белье аккуратно сложено: есть.

Свежие простыни для постели мамы и Ксандера: проверить.

Пол блестит так ярко, что я вижу в нем свое потное лицо: есть.

Я откидываюсь на стул, более измученная, чем после сверхурочной работы. Не думаю, что я когда-либо столько убирала в своей жизни. Я даже следила за специальными инструкциями на всех модных рубашках Ксандера, когда стирал их! Я всегда считала, что если что-то не выдерживает сушилки, оно не заслуживает того, чтобы быть в моем шкафу. Может быть, поэтому у Ксандера всегда была более красивая одежда, чем у меня.

Я оглядываюсь на всю свою тяжелую работу. Теперь в доме устрашающе тихо, и я не топлю вокруг. Часы на бьют 6 часов вечера. Я закончила как раз вовремя – мама и Ксандер вернутся из аэропорта с минуты на минуту.

Мне нужно время, чтобы перевести дух, прежде чем снова начнется настоящая жизнь. Было так странно возвращаться из Виннипега в пустой дом. Мое сердце чувствует тяжесть с каждым ударом. Я скучаю по Хейдену.

И я тоже скучаю по маме и Ксандеру.

Я смотрю на все фотографии, висящие на стенах и обрамленные вдоль камина: мама с каждым ребенком на руках, она везет нас на санках, когда мы были совсем малышами, мы с Ксандером направляемся на каток в детстве. Есть даже фотография, на которой мы сидим на пляже в Мексике с прошлогодних рождественских каникул.

Мое горло и грудь сжимаются. Я не могла поехать в этом году… Я не могла пропустить тренировку или игру. Я не была эгоистом! Это было ради Ксандера!

Я ссутулилась на стуле. Несмотря на то, сколько раз я говорю себе это, я знаю, что это всего лишь оправдание правды. Мне лучше быть Элом, чем Элис, и сколько бы я ни мыла посуды, это ничего не изменит. Я бросила маму и брата на Рождество.

Дверь распахивается, и мама швыряет в дверь свой поддельный чемодан «Louis Vuitton». Я вскакиваю и выхватываю у нее другие сумки.

– Добро пожаловать домой, – говорю я.

– Здравствуй дорогая! О, спасибо. сумка тяжелая.

Лицо мамы великолепно загорело – остальная часть ее покрыта огромным шарфом и курткой, чтобы защитить ее от злобного чикагского ветра.

Ксандер следует за ней: его лицо красное и обожженное, с шелушащейся кожей по бокам носа. Мой первый порыв – истерически расхохотаться, но по какой-то причине я не могу заставить себя подразнить его. Он выглядит таким угрюмым, таким усталым.

Застенчиво, я отхожу в сторону, пока мама и Ксандер бросают свои сумки в коридоре.

– Элис, что здесь произошло? – говорит мама.

– Ты наняла армию?

– Нет! Я просто решила немного прибраться, вот и все.

– Он сверкает!

– Ты хорошо провела время? – Я спрашиваю.

Мама начинает долгий процесс снятия зимней одежды.

– О, да, это было прекрасно. Они построили несколько новых домиков на пляже, за которые просто можно умереть. Но мы должны были добраться туда прямо на рассвете, чтобы получить его себе. Да ведь однажды мне пришлось драться с этой техасской дамой, которая думала, что сможет просто силой пробить себе дорогу…

Я смотрю на Ксандера и улыбаюсь. Я могу только представить, как неловко это, должно быть, было для него… но он не улыбается мне и не закатывает глаза за спиной. Он просто смотрит на свои туфли. Хотя он не в своем составе, он все еще предпочитает свою слабую сторону.

– …и она больше никогда этого не делала! – говорит мама, заканчивая историю, на которую я больше всего отвлекалась.

Я оглядываюсь на нее и изображаю улыбку.

– Рада, что вы, отлично провели время.

– Ну, мы скучали по тебе, Элис, – говорит она. Мама не смотрит мне в глаза, и у меня болезненно сжимается грудь.

– Я тоже скучала по вам, – тихо говорю я.

– Как Виннипег? – спрашивает она, подходя к дивану.

Я сглатываю. Я надеялась, что она не спросит. Я сказала ей, что проведу несколько дней со своим товарищем по команде Хейденом в Виннипеге. Я не виновата, что она просто приняла Хейдена за девушку. Конечно, ей были нужны все мои данные (время полета и адрес, по которому я остановила), но на самом деле она не спрашивала так много. Я думаю, она все еще злилась, что я не поеду в Мексику.

– Это было действительно весело. Я съела тонну вкусной еды и поиграла в снежки, и мы даже катались на самодельном катке!

Без лжи. Я поворачиваюсь к Ксандеру.

– Как…

– Я собираюсь принять душ. – Ксандер поворачивается, даже не глядя на меня, и мчится вверх по лестнице.

– Я думаю, что он действительно скучал по тебе, – говорит мама, кивая в сторону своей спальни.

– Он дулся всю неделю.

Мой желудок бурлит. Что мне делать, если Ксандер не скажет мне, что не так? Он был тем, кто солгал мне.

– Понятия не имею, что с ним. Плохой Тако, наверное.

Мама громко вздыхает.

– Он переживет это. Он всегда так делает. Помнишь, каким тихим и угрюмым он стал прямо перед тем, как мы переехали? Потом, когда мы приехали, он был совершенно новым человеком!

Мама права – настроение Ксандера более непредсказуемо, чем погода в Чикаго.

– Эй, у меня для тебя кое-что есть.

Я достаю небольшой подарочный пакет, который спрятала за креслом.

– Просто кое-что из Виннипега.

Мама приподнимает бровь и нерешительно берет подарок.

– Для меня? – Она лезет в сумку и достает толстую подушечку черного медведя.

– Это Винни-Пух, – объясняю я. – Ну, вроде, медведь, с которого был создан Винни-Пух, жил в Виннипеге миллион лет назад. Он там как местная икона. Я купила его в одном из сувенирных магазинов в аэропорту. Когда Хейден увидел меня с ним, он пошел и купил себе. «Я отдам его ребенку», – сказал он.

Мама не спускает глаз с плюшевого мишки.

– Я люблю это.

– У меня есть свитер для Ксандера, но, может быть, я отдам его ему позже, – бормочу я.

– Не беспокойся о нем.

Мама гладит одно из ушей медвежонка.

– Возможно, в следующем году мы могли бы попробовать что-то другое. Мы могли бы арендовать одно из тех шале в Аспене или посмотреть, как освещают деревья в Нантакете. Или даже просто остаться здесь. Просто где-нибудь, где есть снег. – Она бросает на меня дерзкий взгляд.

– И лед, конечно.

Я кладу голову на плечо мамы.

– Что, и я проживу еще год, не увидев этих новых домиков для переодевания? Ни за что.

***

– Ззз… но я хочу увидеть людей-динозавров… ззз…

Чья-то рука хватает меня за колено, и я просыпаюсь. – Эл, проснись! Мы здесь, – говорит Мэдисон.

– Здравствуй, Милуоки!

Я протираю глаза. Резкие люминесцентные огни полыхают над головой, и я вижу размытые очертания моих товарищей по команде, выходящих из автобуса. Господи, я устала. Тренировки, игры, репетиции моей программы фигурного катания для приближающегося «Ледяного» бала, домашние задания и навигация по нескончаемому минному полю эмоций Ксандера – это была утомительная пара недель. Мои рождественские каникулы кажутся далекой мечтой.

– Наверное, я проспал всю дорогу, – бормочу я и стираю мурашки по коже рук. Я уверена, что вся левая сторона моего лица покраснела от многочасового прижимания к окну. Хотя это хорошо; я знаю, что не высплюсь сегодня ночью, полагая, что пообещала Мэдисон, что мы сходим на домашнюю вечеринку к одной из ее подруг, которая живет в городе. Я даже упаковала кучу своих девчачьих вещей – накладные волосы, платье, даже лифчик пуш-ап! – так что я могу быть собой на ночь. Или, по крайней мере, наряженную версию меня самой.

– Давай, Эл! – Мэдисон кричит из передней части автобуса.

– Ты последний!

Я широко зеваю и перекидываю сумку через плечо. Я чувствую себя зомби. Слава богу, Мэдисон сделает всю работу, чтобы снова превратить меня в девушку.

Я уже чувствую прохладный ветер снаружи, когда подхожу к двери автобуса и слышу счастливую болтовню своих товарищей по команде.

– Э-Эл! – Мэдисон заикается, когда я уже собираюсь уйти. Она смотрит на меня широко открытыми глазами, открытым ртом.

– Ты, м-м-м, что-то потеряла… – Она указывает на свою грудь.

Я смотрю вниз и… мои бинты исчезли! Я оглядываюсь назад и вижу на полу автобуса след от медицинской ленты. Должно быть, она оторвалась, когда я потеряла сознание. В ужасе я смотрю на свою белую футболку.

– О черт, – бормочу я.

– Слава богу, все сошли с автобуса…

Шаги по лестнице. Голос.

Лицо Хейдена выглядывает из-за двери.

– Эй, Эл!

– Э-Э! – Мэдисон кричит и бросается вперед, толкая меня на ближайшее сиденье. Она душит меня своим маленьким телом.

– Все хорошо…

Я слышу, как голос Хейдена затихает, когда он добирается до верха автобуса. Но я не могу его видеть, потому что мое лицо зарыто в супер блестящих, пахнущих черникой волосах Мэдисон.

Я тупо моргаю, но, к счастью, Мэдисон может думать за нас двоих.

– Ой, извини, Тремблей, я отвлекла твою соседку.

Я выглядываю из-под темной завесы волос Мэдисон и вижу Хейдена, стоящего с широко раскрытыми глазами. Он делает неловкую гримасу.

– Я, э-э, сейчас наверстаю, – говорю я, надеясь, что он не заметит, как неловко я держу Мэдисон за талию или как сильно она прижимается к моей груди.

– Вы двое? – наконец говорит он.

– Я бы никогда…

Мэдисон пронзительно хихикает и щиплет меня за щеку.

– Этот парень просто такой милый!

Я смеюсь так, как только могу. Черт, что парни говорят о девушках, которые им нравятся? Видит Бог, Фредди и Ксандер не были хорошим примером.

– Ах, моя Мэдди… она хитрая леди.

Хейден выглядит так, будто вот-вот умрет. Или вырвет.

Я думаю, это не то, что говорят парни.

– Угу, ты можешь занять комнат, – стонет Хейден и выходит из автобуса.

– Сегодня вечером я пойду гулять с Саксом.

Мы вздыхаем вместе, как только он уходит, и Мэдисон немедленно принимается за работу, собирая медицинскую ленту и перевязывая меня.

– Эй, по крайней мере, это избавило тебя от мыслей о том, что делать с мистером Тремблеем – весело говорит Мэдисон.

Я была бы счастлива, если бы Хейден сказал, что сегодня его не будет в нашей комнате; в конце концов, девушке будет намного легче красться. Но вместо этого у меня в желудке такое ощущение, будто я только что спустилась с тысячи этажей. Какое это имеет значение, если Хейден пойдет сегодня вечером с Саксом, чтобы найти симпатичных девушек, с которыми можно было бы переспать? Я не могу быть для него больше, чем другом.

Я мальчик. Я Эл.

И даже если бы он знал правду… с чего бы ему нравила бы тако лжец, как я?

***

– Ты выглядишь так, словно впервые встала на коньки. – Мэдисон поднимает на меня идеально накрашенную бровь.

– Я никогда не была тако неустойчивой на коньках, – говорю я, покачиваясь на пятидюймовых каблуках, которые Мэдисон заставила меня надеть. Я иду к столу для пунша, стараясь делать маленькие шаги в своем коротком красном платье. Это платье Мэдисон, и оно красивое… и, вероятно, вполне респектабельное платье на ее пяти дюймовом теле. Но на мне оно в конечном итоге просто покрывает верхнюю часть моих бедер и плотно облегает фигуру, чтобы подчеркнуть мою маленькую грудь. Какое бы волшебство Мэдисон ни сделала со мной, похоже, оно работает, поскольку один из участников вечеринки останавливается, чтобы поглазеть на меня.

Я смотрю на него сверху вниз, поэтому, когда он в конце концов переводит свои глаза на мои, он понимает, что попался. Я делаю самый злобный взгляд, какой только могу, но вместо того, чтобы выглядеть смущенным, он просто ухмыляется мне.

Может быть, весь мой макияж, накладные ресницы и накладные волосы скрывают, насколько угрожающим может быть мой взгляд. Мне придется поработать над этим. Я внимательно смотрю на него. Думаю, некоторые люди сочли бы его милым… ну, большинство людей. У него коротко остриженные волосы и бледно-голубые глаза, и он высокий… но не такой высокий, как Хейден. Правда, не так много людей.

Он подходит ко мне ближе, его глаза пробегают по моему телу. Хотела бы я надеть майку «Соколов», потому что моя кожа приобретает все оттенки розового. Я бормочу что-то о том, что нашла своего друга, небрежно наливаю себе стакан пунша и теряюсь в толпе, чтобы найти Мэдисон.

Дом тускло освещен и битком набит людьми: судя по всему, в основном хоккеистами.

Мэдисон замечает меня и хватает за руку.

– Что ты делаешь? Он был милым.

Я смотрю на чувака, который уже переключился на новую девушку.

– Не совсем мой тип.

– Почему, потому что он не носит вещи в клетку и не играет за «Соколов»?

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но могу только издать хриплый звук.

– Хейден не в моем вкусе! Да, я знаю, что он хорошо выглядит со своими волнистыми каштановыми волосами, темными глазами, его лучезарной улыбкой… – Я замолкаю и смотрю на свой напиток.

– Но он совершенно неразумный, вспыльчивый, и, судя по всем историям, которые я слышала от Даниэля и Тайлера, он полный мудак! К тому же у меня был только один парень… – я замолкаю, не желая сейчас думать о Фредди.

– Да, да, Элис, – говорит Мэдисон.

– Ты можешь продолжать этот список сколько угодно, но ты все равно будешь краснеть, когда он будет в пятидесяти футах от тебя. Кроме того, в этом сезоне он, кажется, не слишком много передвигается. Он пытался вернуть в отель девушек?

Я одергиваю концы платья.

– Нет… если не считать меня. – Я ухмыляюсь.

Думаю, я хорошо справлялся с приказами тренера, чтобы уберечь Хейдена от неприятностей. И не похоже, чтобы он встречался с кем-нибудь в Чикаго – я бы знала. Я провожу много будних вечеров, просто отдыхая у него дома, делая уроки или смотря телевизор. Легче быть там, вдали от всего, чем иметь дело с постоянным осуждением Ксандера и мамы, что я просто недостаточно стараюсь.

У Хейдена, хотя я и притворяюсь мальчиком, мне кажется, что мне не нужно формировать себя, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям. Я могу говорить все, что хочу, есть все, что хочу, и, как бы иронично это ни звучало, просто быть собой.

Кроме того, одежда Ксандера очень удобная.

– Привет. – Какой-то парень хлопает Мэдисон по плечу. У него яркая улыбка и волосы, такие же красные, как мое платье.

– Ищу партнера по пив-понгу. Хочешь быть ним?

Мэдисон поворачивается, медленно убирая его руку со своего плеча.

– Нет. – Он не двигается, поэтому она повышает голос и машет рукой.