Текст книги "Всего лишь один из парней (ЛП)"

Автор книги: Кейт Рупер

Соавторы: Лия Рупер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Я понимаю, почему он не приводит тебя сейчас.

– Ага, – смеется Хейден.

– Безусловно, «Соколы» будут постоянно просить уроки фигурного катания.

Я тупо смотрю на них двоих.

Затем с болезненным пониманием я понимаю… они пристают ко мне! Даниэль и Хейден! Сакачелли и Тремблей! Номер 77 и 9! Приставал ко мне, Элу! Их товарищу по команде! Номер 44!

Улыбка Даниэля ползет по его лицу, и он достает свой телефон.

– Скажи, если бы я хотел несколько частных уроков, как бы я их заказал?

Хейден смотрит на него, бросая на него взгляд, обычно предназначенный для «Ледяных Волков».

Я выдыхаю изо всех сил.

– Отвратительный! – Я кричу.

– Вы оба!

Я штурмую выход. Мое тело дрожит от гнева. Чего я ожидала, что Хейден подойдет и скажет: «Эй, Элис, хорошая игра! Что за пропуск!» как он поступает с Элом? Кого я смешу? Сегодня Хейден ничего не заметил в том, как я играла в хоккей. Все, что он и вся остальная команда заметили, была фигуристка в блестящем платье.

Я бросаюсь в машину и смотрю на края платья, выглядывающие из-под толстовки. Я даже не знаю, почему я боялась, что кто-нибудь узнает меня там. Никто не видел хоккеиста на том льду.

Лучше притвориться Ксандером. Хейден не видит во мне девушку, катающуюся на коньках. Я его товарищ по команде. Просто еще один человек, играющий в хоккей. И я лучше так и оставлю.

ГЛАВА 10

Хейден

Я подхватываю шайбу и проскальзываю по задней стороне сетки. Я не спускаю глаз с игрока другой команды, который идет прямо на меня, и, не сводя глаз с него, отдаю шайбу в сторону. Через две секунды слышу гул.

Цель!

Это щемящее сердце ощущение забитого гола пробегает по моему телу. Команда празднично затягивает Эла, но я хватаю его майку и вытаскиваю из толпы, пока его не затянуло в синее море. Он одаривает меня застенчивой улыбкой.

– Придется посмотреть этот гол в основных моментах, – говорю я.

– Ага, – говорит он, – потому что какой сумасшедший игрок даже не смотрит, куда пасует?

– Я знал, что ты будешь там.

Мы катаемся к скамейке, и я хлопаю его по плечу.

Ненавижу это признавать, но этот его глупый план действительно работает. Прошло три недели с тех пор, как мы тренировались, и за это время мы набрали много очков. И у этого есть еще один плюс – я не дрался ни в одной драке. Я вижу массу возможностей, где я мог бы бросить, но все, что я могу сейчас думать, это то, что две минуты, когда я мог бы играть с Элом. Как будто он открыл этот новый образ мыслей в моем мозгу.

И именно поэтому я не могу ничего сделать, чтобы поставить под угрозу наше новое партнерство… например, попросить у него номер его горячей сестры. Как бы Элис ни крутилась у меня в голове, пока я отвлекаюсь в школе или на одной из многочисленных лекций Кевина, я должен выбросить ее и ее маленькую белую пачку из головы. Она сестра Эла и больше никем быть для меня может.

***

После игры команда находится в приподнятом настроении. Еще одна победа, и впереди длинные выходные на День Благодарения… Жизнь у «Соколов» хороша.

Я перекидываю сумку через плечо и выхожу на холодный ноябрьский воздух. Эл шагает рядом со мной, как обычно. Я стал забирать его и отвозить после тренировки, чтобы мы могли поговорить об играх.

– Сегодня большой ужин в честь Дня Благодарения? – Эл смотрит вверх, улыбаясь.

Я выдыхаю и наблюдаю, как облако моего дыхания парит в воздухе.

– Мой День Благодарения был в октябре.

– Верно. – Эл смеется.

– Странный канадец.

– А ты?

Эл смеется, как будто я только что сказал самую смешную вещь на свете.

– Что? – Спрашиваю я.

– Моя семья не ходит на праздники. Моя мама всегда слишком занята организацией того или иного мероприятия.

Я останавливаюсь и смотрю на него.

– Без праздников? Даже не дни рождения? Или Рождество?!

Он отводит глаза.

– Я даже не думаю, что у меня есть чулок.

– Ты, должно быть, шутишь. – Я представляю наш старый дом во время Рождества. Папа часами развешивал фонари на крыльце, а мама вешала гирлянды на все перила. Теперь, когда мои тетя и дядя владеют домом, интересно, украшают ли они его одинаково.

– Все в порядке, – говорит Эл.

– Нельзя пропустить то, чего не знаешь.

– Что ж, если ты сегодня свободен, Элеонора приготовит ребрышки. Я знаю, что это не индейка и фарш, но она потрясающий повар.

Он останавливается.

– Подожди. Ужин у тебя дома?

– Ага. Ужин. Это то, что нормальные люди делают, когда голодны.

Он останавливается.

– Но ужин с… Кевином Тремблеем?

Я откидываю голову назад и стону.

– Тебя больше не приглашают.

Он бежит, чтобы догнать меня, болтая о Кевине. До сих пор мне удавалось избегать его фанатизма по поводу моего старшего брата, но, думаю, я должен был этого ожидать.

– Все в порядке, Хорошо? Будь спокоен.

***

Это путь к нашему дому, и я знаю, что мой брат выбрал его, потому что он находится в пригороде. Элеонора не любит большие города; она привыкла к маленькому пригороду прямо за Виннипегом, в котором мы все выросли.

– Я думаю, Элеонора – единственный человек на планете, который видел каждый хоккейный матч Кевина. Она ходит на арену, даже когда умирает от простуды, и сидит там на арене, закутанная с ног до головы в одеяла. Ее отец был нашим хоккейным тренером в Манитобе, поэтому она всегда ездила с нами на матчи.

Мы спускаемся по переулку с высокими дубами, отбрасывающими на дорогу тени в свете уличных фонарей. Все дома выглядят одинаково, но я подъезжаю к красному дому с курицей на почтовом ящике.

– Это красивое место, – говорит Эл.

Это? Для меня это выглядит фальшиво. Все дома выглядят одинаково.

– Это то, чего они всегда хотели, – говорю я.

– Все, о чем Кевин и Элеонора говорили, это взросление и покупка дома. Всякий раз, когда мы проезжали через такие районы, они показывали в окно и говорили, какие дома им нравятся.

– А ты? – Эл искоса смотрит на меня.

– Я? – Я смеюсь.

– Я просто хотел попасть в игру.

– Конечно, – говорит он.

– Поездка на игры всегда кажется самой длинной поездкой. Я просто хочу выйти и поиграть.

Я выпрыгиваю из машины, но Эл медлит.

– Хотел бы я надеть что-нибудь покрасивее, – бормочет он.

– Это не имеет значения.

– Но он капитан…

– Прямо сейчас, – говорю я, – он мой брат. Есть разница.

Элеонора открывает дверь еще до того, как мы проезжаем половину подъездной дорожки. Ее большие голубые глаза видны даже в сумерках, и она завила свои светлые волосы. Я написал ей, что привел друга, так что, думаю, мне следовало ожидать этого: она прирожденный артист.

– Привет! – На ее лице сияет огромная улыбка. На ней фартук с вышитым логотипом хоккейной команды Кевина.

Мы входим в дом, и она проводит Элу экскурсию. Я не провожу здесь много времени, если не считать еды; она всегда такая безупречная, как будто вырвана из журнала для дома и сада. У всего есть место.

Все, что я могу думать, это то, что это все, чего не было в доме нашего детства. В нашем доме все время был беспорядок. Мама никогда не помещала фотографии в рамки – они всегда просто вешались на холодильник. Конечно, в доме царил хаос, но когда у тебя есть два мальчика, которые думают только о хоккее, так оно и есть.

Мы садимся есть, и я не чувствую того напряжения, которое обычно испытываю, когда вынужден терпеть трапезу с мистером и миссис. По какой-то причине я чувствую себя намного комфортнее с Элом здесь. Это почти как на льду: когда на мне коньки, я точно знаю, кто я.

За ужином Эл задает Кевину миллион вопросов об НХЛ, но я вижу, что он пытается сдерживать себя. Конечно, мистер Капитан наедается – он никогда не устает говорить о себе.

– Хейден, – говорит Элеонора и делает то, что останавливает мой взгляд, чтобы убедиться, что я слушаю, прежде чем она начнет говорить.

– Ты решил, придешь ли?

Кевин вздыхает.

– Почему ты вообще беспокоишься?

Она спрашивала меня каждый день в течение последнего месяца, и теперь даже Кевину это надоело. По крайней мере, мы на одной волне.

– Потому что однажды, – говорит она, – он скажет «да».

Я скрываю свое удовлетворение, съедая ложку картошки. Элеонора не знает, как она ошибается.

– Куда? – Эл толкает меня по плечу и смотрит на меня. Думаю, он впервые за весь вечер отвел взгляд от Кевина или его еды.

– Возвращаемся в Виннипег на Рождество, – говорит Кевин.

– Он не приехал в прошлом году.

– Зачем мне ехать в старый заснеженный Виннипег, – говорю я, – когда я могу остаться в старом заснеженном Чикаго?

Сомневаюсь, что Эл хочет слушать плачевную историю братьев Тремблей.

– Я буду здесь, чтобы составить тебе компанию, – говорит Эл.

– Я уж думал, ты поедешь домой, – говорю я.

– Детройт недалеко.

– Семья едет в Мексику, – говорит он.

– Маме это не понравилось, но я настоял. Если бы я ушел, я бы пропустил игру, так что я просто останусь один.

– Я уверена, что команда не будет возражать, если вы пропустите пару игр, – говорит Элеонора.

Глаза Эла расширяются, и он отшатывается, как будто она только что предложила ему перестать дышать.

– Вы шутите? Это решающий момент плей-офф! Какого черта я должен тратить семь дней на поедание дерьма и лежание на пляже, когда я могу зарабатывать очки для «Соколов»?

Я улыбаюсь. Я никогда не думал, что встречу кого-то, кто любит хоккей так же сильно, как я.

– Пицца и пиво на Рождество?

– Идеально. – Эл улыбается.

Элис

– Куда ты едешь? – говорю я, когда Хейден съезжает с главной дороги.

– Небольшой обход. – Он слегка ухмыляется.

Я не отвечаю, просто смотрю в окно. Мы свернули на гравийную дорогу, и джип подпрыгивает подо мной. Темные деревья смотрят, как мы проходим мимо, словно часовые, и ночь, кажется, прокрадывается сквозь окна.

– Ты везешь меня сюда, чтобы убить меня, не так ли?

Хейден приподнимает густую бровь.

– Не будь такой девочкой.

Я неловко кашляю.

– Шучу, – говорю я, мой голос автоматически становится глубже на октаву, и я шире расставляю ноги.

– Но эй, тогда у тебя не было бы конкуренции за игрока номер один в команде.

Он фыркает.

– Не особо беспокоюсь об этом, Эл.

Джип поворачивает за угол и медленно останавливается.

– Ты знаешь, почему сегодня так холодно?

Потому что в Чикаго зима? Но он, похоже, что-то понял, так что я держу свой комментарий при себе.

– Сегодня вечером нет облаков, чтобы сохранить тепло. Так что ясно. – Хейден улыбается, и эта улыбка пронзает меня насквозь, как стрела.

– Что делает эту ночь идеальной для наблюдения за звездами.

Все мое тело замирает, и меня засасывает эта улыбка. В машине темно, но я могу представить, как его каштановые кудри падают ему на глаза, как он слегка приподнимает брови.

Никому не должно быть позволено иметь такую улыбку.

– Пошли, – говорит он и выпрыгивает из джипа.

Мы могли бы приземлиться на Марсе, и я бы последовала за ним. Я уже привыкла задыхаться.

Мы посреди проклятого леса, и я едва вижу перед собой на фут. Я действительно жалею, что пошутила обо всей этой истории с убийством, потому что теперь это кажется вполне возможным.

– Иди сюда, тупица, – говорит Хейден, и я следую за его голосом до передней части джипа. Он лежит на капюшоне, руки за головой. Я бесчисленное количество раз видела, как он так лежит на одной из скамеек в раздевалке, но обычно он без рубашки. Тем не менее, здесь он выглядит так же хорошо в своей парке с меховой подкладкой.

Я прыгаю на капот рядом с ним.

– Вау.

Я никогда не видела столько звезд. Разбросанные по небу, как колотый лед, мои глаза теряются в их лабиринте. У меня перехватывает дыхание, и я хочу сказать ему, что это самое прекрасное, что я когда-либо видела. Но это звучит сентиментально… отстойно… по-девчачьи.

– Это круто, чувак, – умудряюсь сказать я, но это звучит натянуто и неловко. Он не отвечает. Я скриплю зубами, зная, что не должна ничего добавлять, но слова вырываются у меня из горла:

– Зачем ты тратишь на меня этот взгляд? Похоже на идеальное место для свиданий.

– Я никогда не водил сюда девушку, – говорит он, а затем быстро произносит:

– Я имею в виду, я не знаю. Это как бы мое место. Хорошее место для размышлений. Я думал… я думал, ты поймешь или что-то в этом роде… – он замолкает.

Я понимаю. Я хочу сказать ему, что это прекрасно, и когда я смотрю в небо, я словно теряюсь во всех миллионах возможностей мира. Но когда я смотрю на него, я больше не теряюсь.

– Раньше я ходил на крышу нашей местной арены, – говорю я. – Когда мой бра… э-э, сестра, была на тренировке. Я бы подождал ее там и просто подумал.

– О чем? – Он поворачивается, и я вижу, как дыхание покидает его губы.

– Все, – говорю я.

– И абсолютно ничего.

– Я знаю, что ты имеешь ввиду. – Он закрывает глаза.

– Знаешь, что мне напоминает этот вид? Мой папа каждую зиму строил каток на заднем дворе. Он часами стоял там на морозе со шлангом. Но я думаю, что мы с Кевином проводили больше времени там, чем внутри. Мы оставались на льду до захода солнца, а потом умоляли маму включить свет на крыльце, хотя это не помогало. Папа выходил за нами, но мы заставляли его играть… – Он делает паузу, не сводя глаз со звезд. Когда он снова начинает говорить, его голос становится низким и грубым.

– А потом выходила мама и давала всем горячий шоколад в термосе. У каждого из нас был свой цвет. Мой был красным. У Кевина была синяя, у папы – зеленая, а у мамы – желтая. Мы лежали на снегу рядом с катком и смотрели на звезды. Нас только четверо.

Мне приходится отводить взгляд от Хейдена и держать рот на замке, потому что, если я открою его, я не знаю, что вылетит. Потому что я знаю, чем закончится эта история. Даже несмотря на то, что Хейден никогда не рассказывал мне об этом, Кевин достаточно известен, чтобы история его жизни была разбросана по всему Интернету.

Я сглатываю, но у меня пересохло в горле. Все хоккейные журналы и блоггеры любят рассказывать историю неудачника Кевина Тремблея, которого призвали в команду НХЛ сразу после того, как его родители погибли в ужасной автокатастрофе. Но вот настоящие осколки, выложенные для меня.

Некоторое время мы сидим в тишине, пока Хейден не смеется.

– Звёзды здесь – дерьмо по сравнению с Виннипегом.

Я прочищаю горло и смеюсь вместе с ним.

– Всему виной огни хоккейной арены.

Он выдыхает, а затем говорит:

– Эй, Эл…

– Что?

Он опирается на одну руку и смотрит на меня.

– Если я вернусь домой, ты придешь?

Я втягиваю воздух. Хейден хочет, чтобы я вернулась с ним домой? Туда, где он не был больше года?

Но не я. Он хочет Эла.

– Мы не пропустим ни одной игры! Я обещаю.

Я тоже немного приподнимаюсь и слегка улыбаюсь ему.

– Конечно, это было бы круто. Я никогда не был в Виннипеге.

Хейден снова ложится на джип.

– Вот увидишь, звезды там намного лучше.

ГЛАВА 11

Элис

– Святое дерьмо! – Мои ругательства уносятся ветром, когда мы выходим на улицу.

– На какую замерзшую планету ты меня забрал? – Я пытаюсь кричать на Хейдена, но он только закатывает глаза.

– Ты шутишь? – Говорит он.

– Это погода для футболок!

Я натягиваю сильнее шапку на уши и пытаюсь зарыться лицом в куртку. Я думала, что буду готова к зиме в Виннипеге после того, как выросла недалеко от Детройта и жила в Чикаго, но сейчас не зима. Это ледяной ад!

Ветер развевает шарф Элеоноры вокруг головы, и мы быстро спешим к арендованной машине.

– Не волнуйся, Эл! – говорит она музыкальным голосом.

– Твое тело скоро онемеет, и тогда ты ничего не заметишь!

Несмотря на погоду, на моем лице появляется улыбка. У меня есть четыре дня в Виннипеге с Хейденом на каникулах. Это определенно лучше, чем проводить его в одиночестве в Чикаго, пока мама и Ксандер резвятся в Мексике.

Конечно, Ксандер недоволен. Он взялся за мое дело только из-за того, что посмотрел фильмы после тренировки с Хейдена. Теперь, когда я провожу с ним четыре дня подряд… мне нечего сказать, Ксандер просто на просто сходит с ума.

Внутри я тоже схожу с ума. Я почти уверена, что справилась с ролью мальчика на льду, но достаточно сложно сохранять низкий голос и широкие плечи, когда игры заканчиваются. И теперь, когда мое сердце бешено колотится каждый раз, когда Хейден смотрит на меня, как мне продолжать в том же духе?

Я смотрю на Хейдена. Он был в хорошем настроении, когда мы сели в самолет; мы проводили время за просмотром плохих рождественских фильмов и заказом нездоровой пищи у стюардессы. Но сейчас он сидит в арендованной машине, сгорбившись, взгляд устремлен в окно.

Я хочу наклониться к нему, взять его руку в свою, сказать ему, что все будет хорошо. Но все, что я могу сделать, это смотреть прямо перед собой и слушать, как Кевин болтает о каждом члене их большой семьи.

Снаружи только белое. Белые равнины, белое небо; даже воздух кажется белым. Голос Кевина низкий, но мягкий, и мои глаза тяжелеют.

Когда я просыпаюсь, солнце село, и уличные фонари посыпают снег золотыми ореолами.

– Мы прошли 90 % пути, – говорит Кевин.

Хейден больше не смотрит в окно. Он смотрит прямо перед собой, его кулаки напряжены.

Через десять минут мы подъезжаем к дому, усыпанному разноцветными рождественскими огнями.

– Похоже, мы попали на один из тех фильмов, которые смотрели в самолете, – шучу я, толкая Хейдена под локоть.

Он не отвечает.

Кевин глушит машину, и поток канадцев в свитерах выходит из дома. Кевин и Элеонора выпрыгивают, крепко обнимая их. Хейден медленно выходит из машины и хватает багаж сзади.

Я иду за ним, наблюдая, как мои ноги утопают в вязком снегу всю дорогу.

– Т-ты в порядке?

Он кивает, глядя на дом.

– Да… это просто… странно.

Хейден рассказал мне, что после смерти его родителей его тетя и дядя купили дом и переехали в него. Все говорили, что лучше оставить дом семье. У меня перехватывает горло, когда я смотрю на лицо Хейдена, бледное и напряженное. Как странно, должно быть, вернуться домой, но это вовсе не твой дом.

Мы тащим все в дом. Внутри тепло; не идеально выставленная температура вроде теплой, а какой-то душной с людьми. Его дядя сразу же приветствует нас и, к счастью, берет наши шапки и пальто.

Затем он ведет нас через дом. Все сделано из дерева, с большими бревенчатыми стенами и мягким теплым светом. Со всеми рождественскими украшениями он излучает атмосферу мастерской Санты. Мы идем в гостиную, и в углу стоит самая большая рождественская елка, которую я когда-либо видела. Есть мешанина украшений, от самодельных до глупых Санта-Клаусов, играющих в хоккей. С нетерпением я вдыхаю этот аромат настоящего дерева. В камине, окруженном людьми, потрескивают дрова.

Они все вскакивают и начинают говорить одновременно, подбегая к Кевину, Элеоноре и Хейдену. Я встречаюсь с тетей и дядей моего товарища по команде, их двумя девочками, группой двоюродных братьев, семьей Элеоноры, каким-то стариком по имени дядя Элди (который даже не настоящий дядя), старым хоккейным тренером, пастором и еще детьми младше двух лет.

Я оглядываюсь в поисках Хейдена, но его нигде не видно. Затем я мельком вижу, как он поднимается по лестнице.

– Хейден, милый! – Зовёт его тетя Джинджер.

– Ты в последней комнате справа! Если хочешь, там есть несколько ящиков, которые можно разобрать.

Хейден не отвечает.

Он машинально поворачивается и взбегает по лестнице.

Почему Хейден убегал от этого? Это странно. Я была слишком молода, чтобы волноваться о том, что мама перестала уходить в отпуск, как только папа ушел. Ксандер и я просто тусовались, готовили еду, дарили глупые подарки. Я не понимала, чего мне не хватало.

Но поскольку Хейден решил превратиться в эмо-подростка, я думаю, что я должна тащить наши сумки вверх по восьмимиллионной лестнице в комнату.

Мои легкие чувствуют, что они вот-вот схлопнутся к тому времени, как я это сделаю. Здесь я подумала, что получу небольшой отпуск от тренировок. Когда я, наконец, добираюсь до последней комнаты справа, я слегка стучу в дверь и прокрадываюсь внутрь.

Хейден садится на кровать. Перед ним большая картонная коробка, на которой нацарапано его имя.

– Привет, – мягко говорю я и иду в комнату.

Я замечаю, что он держит в руках пару коньков. Интересно, не прервала ли я какой-то личный момент размышлений. Я плохо разбираюсь в таких вещах. Я делаю несколько шагов назад.

– Я вернусь позже.

Он смотрит на меня.

– Хм? Нет все нормально. Я просто просматривал этот хлам.

Дерьмо.

Я неохотно сажусь рядом с ним. Коньки в его руках выглядят старыми и изношенными, и очень маленькими.

– Понятия не имею, зачем они их сохранили, – бормочет он и отбрасывает их в сторону. Он плюхается на кровать, вздыхая.

– Это была твоя комната? – Спрашиваю я.

Он качает головой.

– Нет, я думаю, девочки теперь пользуются моей старой комнатой. Это была кладовая моей мамы. Это началось как место для ее скрапбукинга, но мы как бы переняли его… заполнили его хоккейной экипировкой, майками, трофеями.

Я улыбаюсь и оглядываюсь. Сейчас здесь голо.

– Да, наш дом тоже был довольно захламлен. Хоккей занимает много места.

– Расскажи мне об этом. – Он вздыхает и слегка поворачивает голову ко мне. Каштановый локон падает ему на лицо, и мне приходится сопротивляться желанию откинуть его назад.

– Никогда не думал, что вернусь сюда.

– Как давно это было? – Спрашиваю я.

Он сглатывает, а затем садится, руки падают на ноги.

– Кевина официально задрафтовали в НХЛ через неделю после их смерти. – Его голос прерывается.

– Он позаботился обо всем. Я помню, как он спросил, не хочу ли я остаться здесь, жить с Дагом и Джинджер, пока не закончу среднюю школу. Но я этого не сделал. Наша семья всегда была дружна – нас было всего четверо. Я знал, что он хотел, чтобы я пошел с ним, так же сильно, как я не хотел быть здесь. Он во всем разобрался сам. Поменял школу, поменял команду. В ту минуту, когда похороны закончились, мы сели в самолет до Чикаго, и единственное, о чем я мог думать, когда сходил с этого самолета, это то, что я больше никогда не хочу сюда возвращаться.

Он выглядит таким разбитым, таким хрупким. Я хочу взять его за руку, дать ему понять, что я здесь ради него. Но я не могу. Я положила руку ему на плечо. У меня нет слов для него, но я думаю, что это будет делать на данный момент.

Хейден наклоняется ко мне. Здесь, в этой крошечной комнате, он кажется намного меньше, чем на льду.

Легкая улыбка мелькает на его губах.

– Спасибо, что сделал это со мной, Эл, – говорит он.

– Я очень рад, что ты здесь.

– Я тоже.

Хотя все, что я делаю, – ложь, это не так. Я рада быть здесь.

Хейден

– Это определенно не то, чего я ожидал, – бормочет Эл, когда мы идем в столовую.

– А чего ты ожидал? – Спрашиваю я.

– Мясо на вертеле, жареные овощи, десерт политый кленовым сиропом.

– Жаль разочаровывать тебя. – Я подталкиваю его руку и освобождаю место вокруг огромного стола. Трудно услышать что-то из-за шума, когда моя семья смеется и делится историями. Картонные коробки с китайской едой разбросаны по всему столу.

– Я надеюсь, что все получили свою еду, потому что Эл съест все быстрее вас.

Все взрываются смехом, а щеки Эла становятся ярко-красными. Он сдувает прядь волос с лица и закатывает глаза.

– Спешите кушать! – Говорит тетя Джинджер, убирая несколько пустых коробок.

– Время запасов почти пришло!

Скудная тяжесть лежит на моей груди. Вот почему я не хотел приходить. Может быть, Кевин думал, что прохождение всего этого поможет мне обрести покой, но это не так. Это просто означает, что я должен заставить улыбнуться свое лицо и похоронить свои мысли подальше.

Эл помогает Джинджер убраться. Он весь улыбается и даже выносит из подвала гигантскую пыльную коробку с чулками, напрягаясь под ее тяжестью. На моем лице вспыхивает улыбка.

Моя семья по очереди вытаскивает свои чулки один за другим. Это новая традиция. Раньше у нас на камине висели четыре чулка, но с тех пор, как мама и папа умерли, а Джинджер, Даг и их дети переехали к нам, Рождество стало делом всей семьи. Или мне так кажется.

Эл расхохотался, и я подошел. Он держит мой чулок.

– Что? – Спрашиваю я.

– Это плед, – говорит он между смехом.

– А на нем лось!

Я вырываю его у него и пихаю ему в руку.

– Замолчи.

Его глаза весело морщатся, и я снова ловлю себя на том, что улыбаюсь.

– Подожди здесь, – говорю я.

Когда я возвращаюсь, я бросаю ему скомканный кусок ткани.

– Остался один.

Он медленно поднимает его: простой красный чулок. Его имя вышито на пушистом белом топе.

Его пальцы скользят по подкладке его имени.

– Чулок? Для меня?

Я закидываю руку за голову и отвожу взгляд.

– Да, я не хотел, чтобы ты чувствовал себя обделенным.

– У тебя есть это для меня… – шепчет Эл тихим и мягким голосом.

– Ты должен повесить его сам, бездельник, – говорю я, протягивая ему молоток.

Он жадно выхватывает его. Нанося последний удар по гвоздю, он поворачивается ко мне с сияющими глазами.

– Спасибо, Хейден.

Обычно я говорил ему, что это ничего, что это просто какой-то дурацкий чулок, и он не должен быть таким болваном. Вместо этого я говорю:

– Это меньшее, что я могу сделать.

– Внимание! – Чистый голос Элеоноры раздается по гостиной, как нож по бокалу вина. Все поворачиваются к ней. Кевин сияет в своем кресле.

– У меня есть подарок на раннее Рождество, – говорит она, – для Кевина. – Она протягивает ему небольшой завернутый подарок.

Он сужает брови и улыбается.

– Что это? – Осторожно, он стягивает оберточную бумагу.

Слезы блестят в его глазах, и он прикрывает рот рукой. В мгновение ока он вскакивает со стула и заключает Элеонору в объятия. Она тоже начинает плакать, ее улыбка освещает всю комнату.

Затем Кевин хватает подарок и показывает его всем. Небольшой белый чулок с надписью наверху: «Малыш».

– Я стану папой! – Кричит он.

Вся семья взрывается, выглядя так же, как скамейка «Соколов», когда мы забиваем гол. Они окружают Кевина и Элеонору, заключают их в объятия и кричат о шампанском.

Эл хлопает меня по плечу.

– Поздравляю, дядя Хейден!

Снаружи на моем лице играет широкая улыбка, и я чувствую, как присоединяюсь к счастью со своей семьей, иду к Кевину, обнимаю его и Элеонору, смеюсь над покупкой детских коньков.

Внутри я ничего не чувствую.