Текст книги "Всего лишь один из парней (ЛП)"

Автор книги: Кейт Рупер

Соавторы: Лия Рупер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 16

Хейден

– Отстранение на пять игр.

Кевин вытягивает каждое слово как отдельное предложение. Словно каждое слово – это очередной нож, который я лично вонзил ему в сердце.

Я неловко ерзаю на кухонном стуле. Верхний свет флуоресцентный, и мне кажется, что я сижу в кабинете для допросов.

В начале вечера, когда тренер Забински впервые вручил мне майку с буквой «К», я подумал, что сегодняшний вечер будет потрясающим. Я приду домой… Нет, мы придем домой. Эл и я. Лучшие друзья, которые много работали вместе для наших писем. Я держал его, чтобы Кевин увидел, и он…

Ну не знаю, что бы он сделал. Я даже не знаю, чего я от него хочу.

Не это, это уж точно. Он стоит надо мной и читает мне лекции, как будто он мой чертов отец.

Но папа никогда не был таким.

Или, может быть, он никогда не должен был быть…

Потому что я никогда не был таким. Только после аварии.

– Тренер Забински показал мне повтор этого хита, Хейден. О чем ты думал, подходя к нему сзади? Тебе повезло, что он только поранил руку. Ты мог серьезно его ранить. Ты знаешь лучше. Я знаю. – Он проводит рукой по своей бороде, затем более мягко говорит:

– Ты сделал это нарочно. Ты хотел причинить ему боль.

Мои руки сжимаются на стуле. Мне нечего сказать, потому что да, я хотел навредить Фредлунду. Но я не могу сказать своему брату, почему.

Кевин поворачивается спиной, кладет руку на край столешницы, костяшки пальцев побелели. Я был дураком, думая, что все изменится, когда мы вернемся из Виннипега.

– Ты был… таким другим в этом сезоне. К лучшему. Забински сказал мне, что ты сегодня стал капитаном.

Я скрещиваю руки и опускаюсь.

– Сейчас это не имеет значения.

– Ты прав, это не так, – говорит Кевин, поворачиваясь ко мне.

– Ты оставил «Соколов» без капитана на пять игр.

Я слышу, как в коридоре щелкает открывающаяся дверь, а затем – звонкий голос Элеоноры.

– Добрый вечер, семья! Я принесла домой тайскую еду!

Я встаю и несусь к своим подвальным апартаментам. Я не могу видеть Элеонору, не сейчас. Я не могу допустить, чтобы они вдвоем смотрели на меня, черное пятно в их счастливой семье.

Я падаю на ледяную кровать и хватаю телефон.

Семнадцать пропущенных звонков от «Эла». Тридцать два текстовых сообщения. Последнее гласит: «Я снаружи». Это было двадцать минут назад. Зачем ей быть здесь?

Медленно я встаю. Не может быть, чтобы она была настолько глупа, чтобы ждать на морозе. Я открываю дверь и смотрю вниз, чтобы увидеть неоново-розовую кучу, свернувшуюся на моем крыльце.

Она ждет меня.

Элис

Дверь наконец открывается. Я вскакиваю с учащенным сердцебиением, затем небрежно пытаюсь стряхнуть снег с куртки, чтобы он не понял, как долго я здесь сижу.

– Почему ты не ответил на звонок?

Ему требуется время, чтобы ответить, и я понимаю, что он принимает меня, как свидетеля аварии. С внезапным ужасом я понимаю, что все еще ношу розовую куртку с искусственным мехом, которую мама принесла мне в больницу. Я скрещиваю руки, пытаясь скрыть как можно больше чудовищности.

Мои мысли бурлят, пока я жду, когда закончится его безмолвное суждение. Я знаю, что должна быть дома, отдыхать и ждать, пока действие обезболивающего закончится, но вместо этого я выскользнула и поехала сюда. Я должна убедиться, что все по-прежнему…

Наконец он встречает мой взгляд.

– Что ты здесь делаешь?

– Я, э-э… – я сглатываю, мой голос охрип от холодного сухого воздуха.

– Я подумала, что нам следует поговорить об… этом.

– Я уже говорил тебе. Я никому не расскажу твой секрет. Есть ли еще что-нибудь?

Я кусаю губу. Ну, это в значительной степени подводит итог. Мне нужно было знать, что он не расскажет ни тренеру, ни другим игрокам… и я ему верю. И все же я стою здесь и ерзаю, а мое сердце колотится о больную грудную клетку.

Наконец, когда я больше не могу терпеть тишину, я говорю:

– Э-э, нет.

Он начинает закрывать дверь.

– Хорошо. Пока.

Мой желудок кажется тяжелым. Я запрокидываю голову и стону.

– Хейден… послушай, извини, ладно?

Он толкает дверь чуть более закрытой.

– Да, хорошо. Увидимся.

Я бросаю руку вперед, останавливая дверь. Темные круги окружают его глаза, и он бледен, как лед.

– Мы… мы в порядке?

Он не ослабляет давления на дверь, и я ловлю себя на том, что изо всех сил держу ее открытой.

– Мы в порядке? – повторяет он.

– Как друзья?

Он смеется, но радости в этом нет.

– Друзья? – Он выплевывает слово, как будто звук его ядовит.

– Я даже не знаю тебя.

– Н-но, – запинаюсь я.

Он прислоняется лицом к щели в двери. Золотой свет струится вокруг него, но делает его лицо совершенно черным.

– Эл был моим лучшим другом. Я поделился с Элом тем, чем никогда ни с кем не делился. Он был моим другом из-за наших разговоров, наших воспоминаний. Я оценил его юмор. Его честность. У тебя нет ничего из этого. Вы, Элис Белл, мне незнакомы.

Мое тело дрожит. Я хочу сказать ему, что он неправ. Что это была я – настоящая я – все эти времена. Все, что я ему говорила, все, что мы делали, было правдой. Но откуда мне знать, что это правда, когда все это смешалось в запутанной лжи?

Он смотрит вниз, отбрасывая тень, и ждет, что я заговорю.

Но я никогда не была хороша со словами. Есть только один способ показать ему, что все это было на самом деле, что, несмотря на ложь, мои чувства верны. Я толкаю дверь, хватаю его за шею и целую.

Сначала он ничего не делает. Его тело твердое и прямое, и его губы холодны под моими. Затем он движется. Его руки начинают рыться в моих волосах, спутываясь вокруг моего затылка, прежде чем спуститься вниз по шее к пояснице. Я задыхаюсь, когда он касается моих ребер, но он крадет мое дыхание в поцелуе.

Я прижимаюсь к нему, теряясь в его прикосновениях. Его губы сокрушительны, жаждут моих, и я запускаю пальцы в его кудрявые волосы.

Затем, в одно мгновение, он отстраняется. Я прислоняюсь к дверному косяку, мое зрение кружится. Его лицо искажено отвращением.

Хейден качает головой и вытирает рот.

– Ты манипулируешь, Элис Белл, и я устал быть твоей пешкой.

Тени и свет сливаются воедино, а мои глаза наполняются слезами. Я хочу наорать на него. Чтобы подтолкнуть его. Сказать ему, что он не понимает. Но ни к чему хорошему это не приведет. Я не чувствую себя хоккеистом. Или хорошей сестрой. Или вообще что угодно. Я просто чувствую себя девушкой, которой разбили сердце.

ГЛАВА 17

Элис

Тушь, которую Мэдисон заставила меня нанести, стекает по лицу. Вся аудитория в шоке. Несмотря на то, что от каждого приступа смеха мои ушибленные ребра болят, я не могу перестать выть.

Мама поворачивается ко мне.

– Я не понимаю. По крайней мере, он пытается.

Пьеса Ксандера была абсолютным хитом. Когда он выходит взять свой лук, публика вскакивает на ноги, улюлюкая и крича. Как я могла не понять, что он главный? Все эти месяцы я была так озабочена своей игрой, что ни разу не подумала о нем.

Рев толпы, улыбающиеся лица труппы… это почти как хоккей. И когда Ксандер низко кланяется со скромной улыбкой на лице, я понимаю, что это его Кубок Стэнли.

***

Гораздо позже, после бесчисленных прощаний, когда я неловко стояла в стороне, мы с Ксандером добираемся до машины. Мама уехала раньше, чтобы рвануть на свою последнюю благотворительную встречу. Через два дня до «Ледяного» бала она бегает, как цыпленок с отрезанной головой.

И если бал будет через два дня, это значит, что завтра моя первая игра после травмы. И первая игра Хейдена после дисквалификации. «Соколы» проигрывали каждую игру с тех пор, как мы отсутствовали. Когда я думаю об этом, мне кажется, что на моих плечах тяжелый саван.

Я отмахиваюсь от этой мысли.

Ксандер треплет уезжает на машине, рассказывая о забавных закулисных моментах и ошибках, допущенных актерами (конечно, никто другой не мог их заметить). Когда мы подъезжаем к подъездной дорожке, я глушу машину, но не иду внутрь. Как бы мне ни хотелось заползти наверх и притвориться, что завтра никогда не наступит, я знаю, что мне нужно разобраться с моими мыслями. брат. Последние несколько недель мы делали вид, что все в порядке, и нашей ссоры не было. Но пришло время мне сделать то, на что я никогда не думала, что у меня хватит смелости сделать.

– Ксандер, – говорю я, – мы можем поговорить?

– Элис хочет поговорить? – Ксандер смеется.

– Что, конец света, а мне никто не хотел сказать?

Я выпускаю руки из тисков на руле.

– Уф, забудь!

Он касается моей руки, и я смотрю на него. Он улыбается, словно все еще светится от света спектакля. Если когда-либо и был подходящий момент, чтобы поговорить о чем-то, то сейчас.

Я делаю глубокий вдох.

– Я знаю, что ты гей. Я не собиралась говорить ничего красноречивого, но было бы глупо просто оставить это там, поэтому… – я запинаюсь.

– Фредди сказал мне. Но я хочу, чтобы ты знал, что для меня это не имеет никакого значения, даже немного. Я люблю тебя несмотря ни на что. Ты мой лучший друг.

Ксандер откидывается на свое место, и я слышу его тяжелое дыхание в темной машине. Тишина сидит как третий пассажир.

– Думаю, мне нужно было сказать тебе, в конце концов, – наконец произносит он.

– Видит Бог, ты бы никогда не поняла этого сама.

– Что это должно означать?

– Только то, что ты самый забывчивый человек на планете. – Ксандер смеется.

– Да ладно, Эл, до прошлого года ты думала, что хоккей – национальный вид спорта Америки!

– Хм. – Я поглаживаю подбородок.

– Хорошая точка зрения. Но я всего лишь второй самый забывчивый человек на планете.

Он улыбается, и мы вместе говорим:

– Рядом с мамой.

И даже не смешно, но мы разражаемся хихиканием, заливая машину своим одинаковым смехом.

Когда мы задыхаемся и вытираем слезы с глаз, я беру Ксандера за руку.

– Мне жаль. Ты был прав все это время. Я была такой эгоисткой, и меня не было рядом, когда ты нуждался во мне больше всего.

Он проводит рукой по волосам.

– Я тоже солгал тебе, Элис. Я сохранил секрет Фредди, чтобы защитить свой собственный. Мы оба были эгоистичны.

Легкая улыбка расползается по моему лицу.

– Ну… мы можем просто согласиться, что мы оба отстой?

Он отвечает мне такой же улыбкой.

– Худшие близнецы на планете.

Я тяну его в объятия.

– Теперь мы можем вместе говорить о горячих парнях?

– Я почти уверен, что есть только один горячий парень, о котором ты хочешь поговорить.

Хейдену и мне приходилось смотреть, как «Соколы» проигрывают игру за игрой. Ни разу он мне ничего не сказал и даже не взглянул на меня. Я никогда не думала, что смогу заставить кого-то ненавидеть меня так, как он.

– Это… это не имеет значения. Уже нет. – Я смотрю на Ксандера краем глаза.

– Думаешь, он тоже горячий?

Ксандер становится серьезным.

– Что ты имеешь в виду, это не имеет значения?

Я теребила ручку громкости, собираясь с духом, чтобы рассказать ему о следующей части истории.

– Хейден знает.

Прежде чем он успевает прервать, я рассказываю ему все: от костра до гостиничного номера, Рождества и момента, когда он застал меня в кабинете тренера.

Он ничего не говорит, когда я заканчиваю.

– Прости, Ксандер. Мне очень жаль. Я не собираюсь идти на игру завтра… и никогда не вернусь. Я скажу тренеру, что слишком травмирована, чтобы играть, пока твоя нога не окрепнет…

– Я не хочу этого.

– Что?

– Я не хочу снова играть в хоккей, – прямо говорит он.

– Но ты ведь всю жизнь играешь в хоккей!

– Точно! – говорит он, немного смеясь.

– Это был первый год, когда я действительно чувствовал, что могу дышать! Что я действительно мог сосредоточиться на своей игре, потому что я не так сильно старался быть хоккеистом. Это был первый год, когда я мог быть, ну, собой.

Я пытаюсь обдумать это.

Хоккей был всем для меня и Ксандера с тех пор, как мы научились ходить.

Или, может быть, это было для меня всем, и я была слишком невнимательна, чтобы понять это.

– Ты не скучаешь? – Спрашиваю я.

– Частично, я думаю, – говорит он.

– Но мы оба знаем, что я бы не стал «Соколами», если бы не ты. И на этом уровне все или ничего. И мне пришлось бы отдать все, что есть, чтобы хотя бы продержаться на 4-й строчке. Я был готов и хотел это сделать, потому что очень хотел быть кем-то, кем я не являюсь. – Он проводит рукой по лицу.

– Но, может быть, перелом ноги сделал меня эгоистичным, потому что я не думаю, что хочу больше отказываться от этой части себя.

– Нужно делать то, что делает тебя счастливым, – говорю я.

– Ты собираешься рассказать людям?

– Ага, – тихо говорит он.

– Однако не сразу. Сначала мама.

– Мама поймет. Я имею в виду, если она сможет пережить то, что я отрезала себе волосы, то она переживет все!

– Достаточно верно. – Он смеется.

Затем он протягивает руку и включает свет в машине, так что я действительно могу видеть его лицо.

– Итак, Элис, если ты вернешься завтра, я хочу, чтобы ты не была Элом. Ты любишь эту команду всем, чем ты являешься. Просто делай то, что хочет Элис Белл.

Я закрываю глаза и думаю.

– Как я могу делать то, что хочет Элис Белл, если я даже не знаю, кто она такая? – Я бросаю взгляд на Ксандера, но он молчит.

– Сейчас самое время для одной из твоих проницательных цитат.

Он криво улыбается.

– Как, черт возьми, кто-нибудь, кроме тебя самого, может сказать тебе, кто ты такой?

– Но я не знаю.

– Перестань пытаться быть другим человеком для всех этих разных людей. Просто… играй в свою игру.

Я обдумываю это, когда мы выходим из машины и идем к нашему дому. Когда я в одиночестве вхожу в свою спальню, я думаю обо всех разных версиях себя. Элис дочка, сестра, подруга, фигуристка. И Эл, хоккеист. Новичок. Друг.

Возможно, ни один из них не является ложью. Все они составляют мозаику моей жизни, картину битого стекла и шрамов. Но там тоже есть красота.

Все, что я знаю, это то, что я девушка, которая любит свою семью. И хоккей для меня больше, чем игра.

Это часть меня.

Я подхожу к шкафу и беру майку. Номер сорок четыре. Мы далеко продвинулись в этом сезоне, а плей-офф так близко, что я чувствую их вкус. Я была тем, кто потел, болел и испытывал себя, чтобы привести эту команду туда, где мы сейчас.

И я не остановлюсь сейчас.

Хейден

Я ни за что не нервничаю. Я никогда не нервничал перед игрой… ну, никогда. Так почему я сижу в своем чертовом джипе? Мои кулаки сжимаются и разжимаются на руле. Я видел, как вся моя команда вышла на арену.

Теперь я капитан, и я оставил свою команду в покое на последние пять игр. И потеряли всех пятерых.

Теперь мы собираемся сыграть с нашими главными соперниками: «Ледяными волками». И если мы не выиграем эту игру, у нас не будет достаточно очков, чтобы выйти в плей-офф.

Несмотря на холод, пот стекает по моему лбу. Я капитан. Я должен был прийти первым, подготовить воодушевляющую речь, чтобы мотивировать свою команду. Снаружи рвутся тучи, и дождь барабанит по моей крыше.

Где она?

Я обыскиваю парковку в восьмимиллионный раз. Никаких признаков ее старого седана. Элис выбыла из игры на пять игр, как и я, а теперь, похоже, она даже не появится. Гнев снова растет во мне. Если бы она не попала…

Твои эмоции взяли верх над тобой, Хейден. Голос моего брата играет в моей голове. И эти потери? Это на вас, капитан.

Я бью по приборной панели кулаком.

Это нечестно!

Кевин не знает, о чем говорит. Он не знает, что Элис сделала со мной.

Будут скауты НХЛ, наблюдающие за играми плей-офф. Как вы планируете привлечь к себе внимание, если вы не в плей-офф, капитан?

С меня капает холодный пот, и я выталкиваю голос Кевина из головы.

Автобус останавливается перед ареной, и «Ледяные Волки» выходят. Я просматриваю их лица, ища Фреда. Наверное, мне повезло, что я не ударил его достаточно сильно, чтобы вывести его из строя слишком надолго, иначе меня могли бы дисквалифицировать до конца сезона. Но я должен быть осторожен: сегодня ночью он будет стрелять в меня.

Рваная красная машина скользит по мокрой дороге и небрежно паркуется. Отвратительный всплеск адреналина пронзает мой живот.

Она здесь, она здесь, она здесь.

Я бью себя по лбу. Сейчас будет просто ужасно неловко. Тем не менее, мое сердце бешено колотится в груди, и я торопливо хватаю свое снаряжение с пассажирского сиденья.

Она была одета именно так, как я ее помню: уже носила свое снаряжение, как полный неудачник. Дождь капает на ее волосы и лицо. Конечно, она не пользуется зонтиком. Это просто не то, что Эл сделал бы.

Один из «Ледяных Волков» вырывается из стаи, а остальные направляются внутрь. Он неторопливо направляется к Элис.

Фредлунд.

Мое тело напрягается.

Мне нужно игнорировать их и просто отправиться на арену. Но вместо этого я выпрыгиваю из джипа и направляюсь к ним.

В моем сознании мелькает образ Фреда, идущего к Элис. Ее гримаса боли, была видна когда она сидела на скамье тренера. Он хотел причинить ей боль тогда, и он мог захотеть причинить ей боль сейчас…

Но подойдя ближе, я замечаю, что что-то не так. То, как он стоит над ней, и ухмылка на его лице. Он наклоняется вперед и обнимает ее за талию.

Лед пронизывает мое тело, и я останавливаюсь.

Он знает.

Элис не могла раскрыть мне свой секрет, но рассказала ему. Она рассказала ублюдку, который ей изменил, но не могла сказать мне?

Элис отскакивает от Фреда, поднимая клюшку, как меч. Ее голос становится громким и угрожающим.

У нее это под контролем. Я поворачиваюсь, чтобы наткнуться на арену, но они оба заметили меня. Фред фыркает и идет ко мне. Я слегка улыбаюсь горбинке в его носу.

– С нетерпением жду встречи с вами на льду, капитан, – усмехается он, проходя мимо меня. Затем он поворачивается и улыбается Элис, вызывая мурашки по коже.

– Ты тоже, Элли.

Он исчезает на арене, а я смотрю в широко раскрытые глаза Элис. Она выглядит так, словно собирается что-то сказать, поэтому я быстро поворачиваюсь и направляюсь на арену.

– Хейден, подожди! – Она бросается догонять меня.

– Это не то, что я сказала ему. Он увидел меня в больнице и все понял.

Я толкаю дверь, но не держу ее открытой для нее.

– Я верю тебе.

– Будь спокоен! – Она хватает меня за руку и смотрит в пустой бетонный коридор.

Я иду быстрее, пытаясь не обращать на нее внимания, но ее присутствие остается позади меня. Я бы хотел, чтобы она не вернулась. Как мне сосредоточиться на самой важной игре сезона, если я беспокоюсь о ней? Как я могу доверять ей присутствие в пьесе, если она каждый день лгала мне? И как я должен быть капитаном и собрать свою команду, если я хочу, чтобы она исчезла из моей жизни как можно дальше?

Я стискиваю зубы.

Вот и все.

С этого момента она для меня не существует.

Я знаю, как забивать голы без Эла Белла.

Элис

Часы тикают до нуля, когда заканчивается второй период. Я чувствую, как вся моя команда поднимается вокруг меня с жалким стоном. 2–0 для «Ледяных Волков». Я никогда в жизни не чувствовала себя так низко. Как я могла подумать, что все снова будет нормально, как только я вернусь?

Во-первых, Фредди дразнил меня, когда я выходила на арену. Я знаю, что сегодня он не раскроет моего секрета: он прячет секреты, как крыса. Но каждый раз, когда я его вижу, мне кажется, что он держит заряженный пистолет, готовый выстрелить.

И чего я ожидала на льду? Что у нас с Хейденом такая же химия, как обычно?

Нет, он вернулся к своему любимому приему не пасовать мне. Я даже злиться не могу. Я заслуживаю всего этого.

Но у «Соколов» нет. Это наш последний шанс в плей-офф… и мы теряем его.

Из-за меня.

Я последняя на скамейке запасных. Все это время я лгала себе, притворяясь, что я здесь, чтобы помочь Ксандеру. Нет, я играла, потому что мне это нравилось. Потому что я хотела доказать, что могу переиграть тех, кто в меня не верит. И я сказала Хейдену, что солгала ему, чтобы сохранить секрет Ксандера. Но это тоже была ложь. Я слишком боялась потерять все, что построила. Не только мое место в команде, но и то, что мы разделили.

Какая ирония.

Я качаю головой.

Ничто из этого сейчас не имеет значения. Я должна перестать думать обо мне. Пришло время поставить «Соколов» на первое место.

Я вскакиваю и следую за своей командой. Они дуются в раздевалке, молчаливые и угрюмые. Тренер похож на бомбу, с красным лицом, готовую взорваться.

– Ты становишься мягким в выходные, Белл? – Тренер фыркает.

– Возьмите это в следующем уроке.

Мои щеки краснеют. Может быть, я бы смогла, если бы кто-то действительно передал мне шайбу! Я думаю о тебе, Элис. Я больше не могу этого делать.

Я подхожу к Хейдену. Он целенаправленно смотрит в другую сторону.

– Мне нужно поговорить с тобой, – говорю я достаточно тихо, чтобы никто другой не услышал.

Он зевает.

– Ладно, не говори, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Просто послушай. Я хочу предложить тебе сделку.

– Сделку? – Он издает жестокий смех.

– Это должно быть интересно.

По крайней мере, я получила от него реакцию. Я поворачиваюсь, и, к моему удивлению, он следует за мной. Входим в кабинет тренера. Внезапно мне становится очень жарко, и я снимаю шлем.

– И? – говорит он, прислоняясь к двери, как будто боится зайти со мной слишком далеко в комнату.

Я сглатываю, у меня пересохло в горле. Как я могу выразить свои мысли словами, которые он поймет?

– Я знаю, что никогда не смогу все исправить между нами. То, что я сделала, было неправильно, и я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь.

Слова сидят, как груда камней, на моем языке. Я могу пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда я признавала свою неправоту. Я заставляю себя встретить его темный взгляд и продолжаю.

– Но, может быть, я смогу исправить ситуацию с помощью команды. – Я скрещиваю руки.

– Если мы выиграем сегодня вечером, «Соколы» начнут плей-офф через пару недель.

Хейден шагает к дверям.

– Ты привела меня сюда, чтобы сказать, что поставлено на карту? Я уже знаю! Все сверлили это во мне. Если я провалю два сезона подряд, я могу распрощаться со своими шансами на драфт. Я, черт возьми, знаю, что поставлено на карту!

– Я не вернусь! – кричу я ему в ответ.

Его тело неподвижно.

– Вот что я пытаюсь сказать. После этой игры я уйду из «Соколов» навсегда.

– Что ты имеешь в виду? – Он полностью входит в комнату.

– Слушай… я знаю, что ты больше не хочешь со мной играть. Но если мы сегодня вечером поработаем вместе, возможно, мы сможем… нет, я знаю, мы сможем наверстать упущенное. Мы можем выиграть! Тебе просто нужно сыграть со мной в последний раз. Тогда тебе больше никогда не придется меня видеть.

– Почему ты бы так поступила? – Он пристально смотрит на меня.

– Нет ничего в мире, что ты любил больше, чем хоккей.

– Это было до того, как я встретил… э-э… В любом случае я не должен был быть здесь. Я никогда не буду играть в НХЛ. Пришло время сделать что-то правильно. – Я должна отвернуться от него. Это больше меня. Даже больше, чем «Соколы».

Это для Хейдена.

Если сегодня мы проиграем и не попадем в плей-офф, скауты НХЛ не заметят его и не покажут ему, каким капитаном он стал. Мой желудок скручивается, когда я думаю о том, что он живет без своей мечты.

Эти дурацкие слезы снова наворачиваются на глаза. Он может быть вспыльчивым, носить глупые шапки и растворяться в своих эмоциях… но он самый добрый человек, которого я когда-либо знала. Те эмоции, которые управляют им, они управляют и мной. Я могла раствориться в его улыбке или утонуть в его печали. И после всего, через что он прошел… ему нужно немного счастья.

Мой голос срывается, когда я изо всех сил пытаюсь говорить.

– Послушай, я могу смириться с тем, что ты меня ненавидишь, но я не могу смотреть, как ты теряешь все, ради чего так тяжело работал.

***

Как только мы выходим на лед, я сразу понимаю, что Хейден согласился на мою сделку. Каким-то образом мне удалось изменить его мнение обо мне с лгуньи на товарища по команде – по крайней мере, на следующие двадцать минут.

Он выигрывает вбрасывание, и я сразу же делаю его первый пас. Наши отработанные игры оживают на льду, и «Волки» не могут за нами угнаться. Я точно знаю, где будет Хейден, когда я имитирую удар, но пасую ему. Он один раз попадает в сеть, и этот сладкий красный свет оживает.

Арена взрывается, но для меня все это белый шум. Нет никого, кроме Хейдена и меня. Каждая смена работает как часы, четко и четко. Я катаюсь на коньках, и мы как будто можем читать мысли друг друга.

Вот как это должно быть.

Хейден делает мне пас, и я пробиваю клюшкой трех «Ледяных волков», прежде чем достигаю сетки. Бам! Цель номер два… ничья! «Соколы» окружают меня, аплодируя. Я ловлю взгляд Хейдена и знаю, что он тоже это чувствует. Эта горячая связь между нами.

Мое сердце колотится в груди, и я отворачиваюсь. Сейчас не время тосковать по любви. Мы в одном голе от плей-офф. Мой желудок сжимается, когда я направляюсь к скамейке. Я должна насладиться этим: моя последняя игра с «Соколами».

Тренер «Ледяных волков» объявляет тайм-аут, и мы собираемся вокруг тренера Забински. Но вместо этого встает Хейден.

Все взгляды на скамейке обращаются к нему. Он краснолицый, вспотевший, измученный. Мы все выглядим одинаково. И победа так же близка, как и поражение.

– Кто-нибудь может сказать мне, – говорит Хейден, его голос становится все громче с каждым словом, – сколько лет прошло с тех пор, как «Соколы» не выходили в плей-офф?

– Пять, – тихо говорит Тайлер.

– Пять лет, – говорит Хейден.

– И одна игра может все изменить.

Он катается перед скамейкой, двигаясь вверх и вниз по линии, как генерал перед своими войсками. – Одна игра. Одна цель. Я подвел тебя. Как твой капитан и как твой товарищ по команде, я подвел тебя. – Его челюсть напрягается.

– Но не более того. Я играю за «Соколов» впереди. – Он шлепает свою майку.

– И я играю для всех вас. Каждый из нас должен был быть здесь. – Его глаза скользят по мне.

– И «Соколы» остаются вместе.

Медленно команда поднимается, и Хейден подбрасывает палку в воздух.

– Кто мы?

– СОКОЛЫ! – Ревёт команда, тоже поднимая свои палки.

– Для кого мы играем?

– ДЛЯ СОКОЛОВ! – Они снова ревут.

– КТО МЫ? – Кричит Хейден.

На этот раз я не могу с собой поделать. Я тоже подбрасываю свою палку и кричу вместе с командой:

– СОКОЛЫ!

– Пошли, парни, – говорит Хейден, когда звенит зуммер.

Тренер одобрительно хмыкает и хлопает меня по спине.

– Рад видеть, что ты, наконец, зашнуровал свои коньки. Тремблей и Белл, покончите с этим.

До конца периода всего две минуты. Нам нужна цель. Хейден смотрит на меня, пока мы выстраиваемся.

– Останься со мной, Белл.

Я киваю, и шайба падает. «Ледяные Волки» настроили против нас Фредди. Внезапно мои ребра заныли, как будто они вспоминают, что он сделал со мной. Я не хочу приближаться к нему.

Но Фредди выигрывает вбрасывание. Он катится в нашу сторону. Пробегая мимо меня, он поднимает взгляд и сверкает своей скользкой ухмылкой.

Это урок, который я преподала Хейдену на нашей первой тренировке, а теперь я преподам его Фредди.

Никогда не своди глаз с шайбы.

Я мчусь перед ним, обводя его клюшкой и перехватывая шайбу. Дыхание перехватывает у меня в горле, когда я мчусь к сетке. Позади меня Фредди разочарованно кричит. Между мной и сетью только один человек.

Я передаю шайбу Хейдену, и он пробивает.

Цель!

Меня окружает поток синевы, но я проталкиваюсь к Хейдену. Всего тридцать секунд до конца игры, и победа прямо перед нами. И мне все равно, ненавидит ли он меня – мы сделали это. Вместе.

Я заставляю себя остановиться прямо под его носом.

– Как тебе удалось забить такой чистый гол, Тремблей?

Он улыбается мне, настоящая улыбка достигает его глубоких карих глаз. Несмотря на нашу команду и ревущую толпу, кажется, что мы единственные два человека в мире. И все в порядке.

– Помогал какой-то низкорослый новичок. – Он кладет руку на мой шлем.

Мы возвращаемся к скамейке, но нас блокирует большая, надвигающаяся фигура. Фредди стоит перед нами.

– Что ты сделала с капитаном Тремблеем, чтобы заставить его благосклонно относиться к тебе на льду, Элли? – Фредди сплюнул.

– Наверное, все, что ты была слишком высокомерной сукой, чтобы делать со мной.

Я перестаю кататься.

– Что?

Его брови ползут вверх по лицу.

– Ты слышала меня, Элис Теперь я вижу, как ты стала такой хорошей.

Хейден крепче сжимает свою палку.

– Эл всегда был лучше тебя.

Ледяные глаза Фредди вонзаются в Хейдена, как кинжалы, и он роняет перчатки.

– Принеси, Тремблей.

Хейден стоит с напряженными челюстями, но не двигается. Мое сердце колотится в груди; Хейден не может участвовать в другом бою, не сейчас.

Фредди запрокидывает голову и смеется.

– Слишком боитесь встретиться со мной, капитан? Игра с девушкой сделала тебя мягким!

– Хочешь увидеть, какая мягкая эта девушка? – Я сбрасываю перчатки. Гнев течет по моей крови.

Фредди поднимает бровь и начинает смеяться. Я не даю ему издать ни единого слащавого звука, прежде чем подскакиваю вперед и хватаю его майку. Он пытается сбить меня с ног, но я стою на месте.

Я сказала себе, что мне не больно, когда он мне изменяет. Но это произошло. Это чертовски больно, и я хочу, чтобы ему тоже было больно. Я снимаю с него шлем. Он лязгает об лед, и я вижу его лицо: все потное, красное и в венах – теперь в этом нет ничего привлекательного.

Фредди не мог быть головорезом в течение многих лет без того, чтобы сам не получил несколько ударов… например, ребро, которое он сломал десять месяцев назад.

Может быть, это удар ниже пояса, но это измена мне. Как и шантаж моего брата. Так же сильно проверял меня на досках, что разбил стекло.

Я отвожу кулак и бью его в ребро со всей ненавистью, на которую способна.

Он визжит, как застрявшая свинья, и хватается за живот. Горячее безумие пробегает сквозь меня, и я не останавливаюсь. Я сжимаю кулак, как давным-давно научил меня Хейден, и бью его прямо в нос. Он падает, кровь хлещет из его пальцев.

– Я бы посоветовала тебе держать то, что ты знаешь, при себе, Фред, – говорю я, понизив голос, – если только ты не хочешь, чтобы все в лиге знали, что тебе надрала задница девушка.

Он свирепо смотрит на меня, его нос сломан во второй раз за месяц.

Прости, красавчик.

Судья обхватывает меня рукой и катит к скамейке штрафников. С таким же успехом это может быть золотой трон. Я оборачиваюсь и в последний раз вижу плачущее лицо Фредди.

Вместо этого я ловлю взгляд Хейдена. Он улыбается мне, и мое сердце вылетает из груди. Вместо того, чтобы заставить его уйти, я позволила ему плавать внутри меня. Это моя последняя игра за «Соколов» с Хейденом. Даже со всем, что я сделала, я думаю, что могу быть счастлива следующие тридцать секунд.

Хейден

После полного уничтожения Фредлунда «Ледяные Волки» почти не визжали последние тридцать секунд.

Часы истекают, и игра заканчивается. От трех до двух для «Соколов».

Толпа взрывается так громко, что я думаю, что вся арена может взорваться. Команда прыгает со скамейки с криками, как будто мы только что выиграли Кубок Стэнли. Тренер выдерживает мой взгляд и гордо кивает. Мое тело вспыхивает от облегчения. Впервые за пять лет «Соколы» выходят в плей-офф.