Текст книги "На первых ролях"
Автор книги: Кейт Коскарелли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
ГЛАВА 7
Веки Банни упорно не желали подниматься, будто залепленные пластилином. Она пыталась открыть глаза, но почему-то ничего не выходило – ресницы не пропускали света. Перевернувшись на живот, Банни пыталась отогнать тревожные мысли, чтобы вновь погрузиться в сон. Но голова оставалась удивительно ясной, хотя тело налилось свинцом. Проклятье! Господи, который сейчас час? Утро или вечер? День или ночь? Не понятно. Хоть бы не середина ночи! Неожиданно, вспомнив неприятное известие о том, что контракт аннулирован, она мгновенно распахнула глаза, но ничего не увидела. Дьявол! Значит, и правда середина ночи!
Слегка повернув голову, Банни взглянула на крошечные часики со светящимся циферблатом, украшенным драгоценными камнями. Господи, всего лишь двадцать минут четвертого! Должно быть, она отключилась сразу после полудня, когда мама дала ей снотворное, чтобы успокоить нервы после прочтения присланного со студии гнусного письма. Банни подняла голову и потянулась к выключателю. В нос ударил резкий аммиачный запах. О, Боже! Только не это! Неужели она опять мочилась в постель? Такое всегда случалось, если Банни принимала больше одной таблетки и слишком долго спала.
Полная омерзения к себе, она стянула мокрую шелковую сорочку, вздрагивая от холодного ночного ветерка, коснувшегося влажной разгоряченной кожи, и поднялась. Но мгновенное головокружение заставило Банни ухватиться за столбик кровати. С трудом сохраняя равновесие, она направилась в ванную. Скользя по полу из розового оникса, Банни включила свет и села на унитаз. Ничего не вышло. Пришлось потянуться к раковине, где всегда лежала пачка «Кэмела». Банни вытащила сигарету, чиркнула бумажной спичкой, взятой из стеклянного блюда, полного фирменных пакетиков с марками известных отелей, и глубоко затянулась, чувствуя, как успокаиваются нервы. Господи, как хорошо! Банни стало немного получше, особенно теперь, когда никотин попал в кровь. Она встала, направилась к большой ванне из розового оникса, стоявшей в центре комнаты, и повернула кран. Сейчас она долго-долго будет лежать в горячей воде и избавится от омерзительного запаха. Банни не терпела когда от нее дурно пахло. Кроме того, ванна поможет скоротать время, пока не проснутся домашние.
Пока изо рта огромной позолоченной рыбы лилась вода, Банни вылила в ванну ароматную пену из хрустального флакона, наблюдая, как поднимаются пузырьки. Эта ванная комната была одной из немногих радостей в ее жизни. Глядя на красивые, вделанные под углом зеркальные панели, полупрозрачную ванну, душевую кабинку со своим именем, выгравированным на стеклянной двери, десятки изящных флакончиков с самыми дорогими духами, Банни могла лишний раз убедиться, что она по-прежнему звезда, невзирая на гнусные намеки в том невыносимом письме.
Только когда глаза Банни, устав рассеянно блуждать по комнате, остановились на собственном отражении в зеркале, настроение актрисы вновь омрачилось. Кто это уродливое создание, глазеющее на нее? Она не может быть звездой! Просто старая кляча! Толстая кляча с выпирающим животом, складками жира на бедрах, грудями, слишком большими и обвисшими, чтобы казаться чувственными, глазами, слишком красными и бессмысленными, чтобы увлечь, ртом, слишком безвольным, чтобы соблазнить. Никому она больше не нужна! Студия от нее отказалась. Зрители к ней равнодушны. Ей уже за тридцать, и все кончено! Как же скоротать остаток жизни?
Банни тяжело села на бортик ванны. Сигарета выпала из ослабевших пальцев; белый меховой ковер начал тлеть. Но, актриса ничего не замечала. Спрятав лицо в ладонях, чтобы не видеть отражения, пялившегося на нее со всех стен, Банни решала свои проблемы единственным доступным ей способом – забилась в рыданиях.
В этом искусстве ей не было равных. Скрытые в ней бездонные колодцы слез, бесконечное изобилие безутешных, душераздирающих, искренних всхлипываний, были поистине неисчерпаемыми.
Плач для нее был чем-то гораздо большим, чем ответный рефлекс на эмоциональный стресс. Он служил Банни убежищем, способом скрыться от реальности, упреков или ответственности. Когда она плакала, окружающие терзались угрызениями совести, готовы были пообещать все, что угодно, лишь бы прекратить горькие, разрывающие сердце звуки, свидетельствующие о том, насколько глубока скорбь Банни.
Однако этой ночью печаль лишила актрису последних сил – ведь никто не видел ее слез. Она была совсем одна. Мать, всегда неустанно следившая за Банни, сейчас крепко спала, устав после долгого трудового дня. Хью, всегда спавший чутко и часто бродивший по дому, проверяя, заперты ли двери и окна, уволился. Комната Линды была над гаражом, недалеко от дома, да к тому же сегодня она как раз собиралась провести ночь с другом. Только Челси могла бы услышать что-то, но ее поселили в другую спальню, подальше от материнской, когда в восемь лет у девочки начались кошмары. Леверн настояла, чтобы беспокойный ребенок жил в самом конце коридора и не тревожил сна матери.
Безутешная Банни могла рыдать часами, пока глаза не распухали так, что не могли открыться, из носа текло, а горло начинало болеть. И сегодня, занятая только собственными переживаниями, актриса не понимала и не сознавала, что происходит вокруг, и не заметила, как тонкий язычок огня пробежал по ковру, проник под дверь, лизнув толстый шерстяной палас спальни, добрался до плотных штор из Дамаска и взметнулся ярким факелом. Комната мгновенно превратилась в огненный ад.
Наконец Банни сквозь слезы расслышала рев пламени и почувствовала нестерпимый жар. Все еще задыхаясь от отчаяния, она подняла голову и осознала, что стала пленницей в горящей клетке. Женщина инстинктивно вскочила и попыталась бежать, но поняла, что может стать жертвой беспощадного чудовища, если сделает хотя бы шаг из мраморной, неподвластной огню комнаты. Подняв тлеющий ковер, она выбросила его в спальню, где уже все пылало, и захлопнула дверь. Теперь Банни почувствовала себя в безопасности, но лишь на мгновение. Ванная быстро наполнялась дымом, так что дышать становилось все труднее.
Банни впервые в жизни оказалась по-настоящему одинока. Если речь идет о жизни и смерти, значит, она должна спасаться сама. Перед глазами встали заголовки газетных статей: «Самая красивая звезда Голливуда трагически погибает в ванной».
Ну уж нет! Не бывать этому! Всего минуту назад она чувствовала себя настолько несчастной, что готова была повеситься. Но не сейчас! Банни неожиданно захотела жить. Она подошла к окну над ванной, попыталась открыть его, но разбухшая от пара рама не поддавалась.
Тогда Банни схватила тяжелый хрустальный графин с ароматической солью, бросила в армированное стекло витража, но оно только треснуло; графин упал на пол и разлетелся. Банни в отчаянии огляделась в поисках чего-нибудь потяжелее. Дым клубился в воздухе, застилая глаза. Весы! Ненавистные весы, беспристрастно свидетельствующие о ее невыдержанности, отравлявшие жизнь! Не обращая внимания на резкую боль от вонзавшихся в холеные ноги осколков хрусталя, Банни схватила весы и ударила в большой витраж раз, другой, третий, пока окно не разбилось. Дым вынесло на улицу. Но опасность не миновала. Все новые клубы дыма проникали в ванную из горящей спальни, заполняя легкие ядовитой вонью. Банни схватила большое махровое полотенце, намочила и подоткнула под дверь, чтобы хоть немного преградить путь смертельному черному облаку. Увидев, что это помогло, Банни использовала остальные полотенца, затыкая все щели, воздвигая мокрую преграду между собой и пылающим адом!
Вода хлестала в ванную, переливаясь через край, разлилась по полу, смешиваясь с разбитым стеклом и кровью, струившейся из глубоких порезов на ступнях. Банни, не чувствуя боли, подбежала к разбитому окну, высунулась и начала звать на помощь. Она кричала и кричала – громко, пронзительно, не своим голосом.
Величественные особняки на Беверли-Хиллз расположены недалеко друг от друга – земля здесь стоила дорого даже в тридцатых годах, когда здания только строились. Живи они на просторах Малибу или на огромных пространствах Энсико, Банни Томас, вероятнее всего, не удалось бы спасти не только себя, но и мать с дочерью, но рядом находился дом Джека Бэнни. Мэри Бэнни услышала шум, разбудила мужа и вызвала пожарных.
Вопли Банни всполошили Леверн, которая выбежала из спальни и, промчавшись по задымленному коридору, в ужасе остановилась перед огненной стеной. Челси, с расширенными от страха глазами, стояла за спиной бабушки. Прижавшись друг к другу, вне себя от отчаяния при мысли о том, что не могут спасти женщину, бывшую центром их существования, они, спотыкаясь, спустились вниз, преследуемые ярким пламенем, и выбежали из двери навстречу прибывшим пожарным. Леверн принялась умолять спасти дочь.
– Пожалуйста, пожалуйста, найдите Банни! Она наверху в своей спальне.
К этому времени пожар охватил все здание, но – чудо из чудес! – пожарный ответил:
– Сейчас доберемся до нее, мэм. Взгляните: вот она!
Леверн и Челси подняли головы – секции выдвижной лестницы почти достигли верхнего этажа; Банни, совсем голая, с болтающимися полными грудями, вылезла из разбитого окна и начала спускаться вниз, шаг за шагом, пока пожарные искусно направляли шланги, сбивая пламя, готовое накинуться на женщину.
Как только ноги Банни коснулись земли, один из пожарных накинул на нее одеяло; актриса лучезарно улыбнулась спасителю. Леверн почти не сознавала, что прибывшие репортеры щелкают аппаратами; то и дело раздавались взрывы фотовспышек. Она схватила за руку Челси и обе, счастливые, радостные и благодарные, помчались к Банни. Та драматическим жестом раскрыла объятия, прижав к груди мать и дочь. Одеяло свалилось, и во всех утренних газетах появился снимок Банни, обнимавшей родных. Благопристойность не была оскорблена только благодаря тому, что Челси удалось как раз вовремя загородить мать. Никто не заметил, что девочка судорожно стискивала в кулачках маленькую подушку.
ГЛАВА 8
Звезду с помпой и шумом, оттеснив возбужденных репортеров, препроводили в машине «скорой помощи» в реанимационное отделение больницы, где лучший хирург по пластическим операциям, поднятый с постели главным врачом, удалил вонзившиеся в ступни осколки стекла. Банни обследовали на предмет нежелательных последствий воздействия дыма на дыхательные пути и положили в роскошную палату, предназначенную для наиболее влиятельных в этом городе людей. Челси последовала за бабушкой в комнату Банни и, свернувшись калачиком в кресле, уснула.
Хотя Леверн потребовала, чтобы Банни сделали укол транквилизатора, взволнованная актриса решительно отказалась:
– Мама, нет! Не хочу спать – мне совсем не до этого! Включи лучше телевизор и посмотри, передают ли о нас в утренних новостях! – воскликнула она.
– Банни, дорогая, слушайся доктора! У тебя нервы и так расстроены – нужно отдохнуть, – настаивала Леверн, не повышая голоса, но достаточно твердо – именно такой тон лучше всего действовал на дочь.
– Нет, мама. Я уже проспала больше пятнадцати часов и больше не желаю, – заупрямилась Банни.
Леверн поняла – бессмысленно пытаться заставлять дочь поступать против воли. Она давно выучилась безошибочно управлять Банни, беззастенчиво пуская в ход хитрость и различные убедительные доводы. Леверн включила телевизор – и действительно, пожар в доме Банни Томас оказался в центре внимания. К счастью, в этот день было мало сенсаций, и по всем каналам показывали сюжет о спасении звезды и ее родных из горящего особняка. Чтобы усилить впечатление, репортеры воскресили прошлое, показывая отрывки наиболее известных фильмов Банни, и объявили ее одной из величайших звезд Голливуда, превознося и как героиню, чьи крики о помощи спасли не только ее, но и всю семью.
Леверн удовлетворенно уставилась в экран телевизора. Когда выпуск закончился, и Банни наконец уснула, она разбудила Челси и отправилась с ней в отель «Беверли-Хиллз», где сняла бунгало.
Челси, по-прежнему не выпуская подушки, забралась в постель, но у Леверн не было времени для отдыха. Настало утро, пора начинать действовать. Случай с Банни должен быть центром внимания прессы и телевидения как можно дольше.
Леверн обзвонила редакторов, отделы радио– и телевизионных новостей, пригласила всех на пресс-конференцию, пообещав, что Банни появится самолично и расскажет о своем чудесном спасении из пламени. Потом Леверн связалась с городской пожарной охраной, передала, что Банни посетит их дня через два, как только оправится, и попросила вызвать всех пожарных, тушивших огонь в ту ночь, чтобы Банни могла лично поблагодарить каждого.
Выполнив все намеченное, Леверн позвонила знакомой продавщице из универмага «Имагнен» и попросила прислать для Банни несколько ночных сорочек и халатов, а также одежду для себя. Однако Максуэлл Холли, прославленный парикмахер, оказался не столь сговорчив.
– Пожалуйста, Максуэлл, вы должны приехать в больницу и сделать Банни прическу. Я никому больше не могу доверить это… Только вы умеете оттенить ее несравненную красоту, – без зазрения совести льстила Леверн – Миссис Томас, вот уже два месяца вы мне гроша ломаного не платите. Не могу же я работать за просто так! – запротестовал он. – Те времена, когда ее фильмы делали прибыль, давно прошли. Последние картины ничего, кроме убытков не принесли!
– Обещаю и клянусь жизнью дочери, что получите каждый цент, который мы вам задолжали, как только страховая компания оплатит все потери!
– Вы лишились всего? – с любопытством спросил парикмахер.
– Абсолютно. Выбрались в чем стояли за секунду до того, как взорвался газопровод. Дом сгорел, как стог сена – пожарники не сумели ничего спасти. Еще повезло, что мы остались живы… Даже драгоценности дочери – все пропали… Ничего не осталось, – драматическим шепотом заверила Леверн.
– Надеюсь, все было застраховано? – осведомился Холли, внезапно заинтересовавшись.
Любовь Банни к драгоценным камням была общеизвестна, поскольку за последние несколько лет целая череда богатых любовников сумела найти пути к ее сердцу с помощью дорогих безделушек и украшений. Забраться в постель звезды – удовольствие не из дешевых, но вполне окупалось удовлетворением мужского самолюбия.
– Конечно, застраховано! У нас будет достаточно денег, Максуэлл.
– О'кей, в какое время мне лучше приехать?
– Не позже девяти. Хочу, чтобы Банни выглядела во всем блеске, когда выйдет из больницы и отправится домой.
– Домой? Я думал, он сгорел, – удивился Холли.
– По привычке с языка сорвалось, – поспешно объяснила Леверн. – Я сняла бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», пока не найду подходящего жилья. Кроме того, я была бы очень благодарна, если бы вы привезли Надю, загримировать Банни.
Закончив разговор, Леверн быстро набросала план того, что надлежит сделать, и список людей, с которыми необходимо поговорить. Сунув руку в карман халата, который Леверн так и не снимала на ночь, она нащупала листок жесткой бумаги. Слава Богу, у нее хватило духа захватить чек, полученный за продажу мебели. Этого хватит на жизнь, пока со страховой компанией не будет все улажено. Леверн закрыла глаза и произнесла короткую молитву. Наконец-то она избавилась от огромного особняка, который так трудно продать, и при этом не потеряла лица. Теперь никто не узнает, как близки были они к разорению.
К полудню доставили заказанную одежду. Леверн быстро пересмотрела вещи, выбрала простой черный костюм и белую шелковую блузку. Она уже успела принять душ и наложить косметику, присланную администрацией отеля. Лодочки оказались немного велики, но времени ждать, когда принесут другие, не было. Необходимо отправиться в банк и немедленно получить деньги по чеку.
Перед тем как уйти, она заглянула к Челси и увидела, что девочка по-прежнему крепко спит, прижимая подушку. На какой-то кратчайший миг Леверн ощутила прилив благодарности за то, что внучка не требовала к себе внимания. Она быстро закрыла дверь, написала Челси короткую записку с приказом позвонить в бюро обслуживания номеров, если проголодается, и пообещала вернуться через несколько часов.
Закончив дела в банке, Леверн взяла такси и отправилась взглянуть на руины некогда роскошного особняка, в надежде, что огонь пощадил хотя бы один автомобиль. При ярком свете дня разрушения казались еще более ошеломляющими. Через несколько минут после спасения Банни огонь добрался до газопровода, и взрыв уничтожил дом до основания. Не осталось ничего, кроме двух высоких кирпичных дымоходов, поднимавшихся к небу, словно две гигантских руки, умоляющих о милосердии.
Леверн угрюмо оглядывала пепелище. Среди развалин гаража темнели скрученные, изогнутые металлические скелеты – все, что осталось от автомобилей. Будет ли у Леверн когда-нибудь достаточно денег, чтобы купить новый «роллс-ройс»?
Женщина молча пожала плечами, отметая сомнения и сожаления. Что ни делается, все к лучшему! Она повернулась и направилась к такси.
– Куда теперь? – спросил водитель.
– Агентство «Оскар Гарланд». Знаете, где это?
– Конечно, леди, – отпарировал тот.
Леверн откинулась на спинку сиденья. Хилда Маркс была верной поклонницей Банни и, кроме того, одним из лучших агентов в городе. Теперь Банни необходим более авторитетный представитель, чем какой-то Руперт Дон. Настало время перемен – решительных перемен! В Голливуде все знали: когда наступают плохие времена, первым делом необходимо найти нового агента.
ГЛАВА 9
Хилда Маркс не привыкла принимать посетителей без предварительной договоренности. Одна из лучших, наиболее влиятельных агентов в Голливуде, она, без сомнения, доказала, что женщины могут вести переговоры и добиваться успеха не хуже любого мужчины. Все ее клиенты были знаменитостями, и она никогда не соглашалась представлять того, в чей талант не верила.
Дочь талантливой актрисы и известного в мире кино адвоката, она едва ли не с детства выучила правила игры и теперь считалась крупным специалистом в области составления контрактов. Отец сумел показать ей, как важно заключить выгодную сделку, а клиенты, получающие огромные доходы благодаря знаниям Хилды, благословляли ее и были счастливы иметь такого агента.
Более того, Хилда была искренне заинтересована в карьере и процветании своих подопечных. Эту высокую широкоплечую женщину можно было назвать скорее интересной, чем красивой. Она обычно носила сшитые по заказу костюмы и всегда одевалась просто, но элегантно. К удивлению секретарши, Хилда согласилась принять Леверн Томас, и, хотя последней пришлось ожидать в приемной целых десять минут, когда Леверн наконец провели в офис, Хилда приветствовала ее самым дружеским образом.
– Леверн, я крайне сожалею, что ваш дом сгорел! Как, должно быть, ужасно потерять все, что у тебя есть, – сочувственно сказала она, вставая с кресла и протягивая руку. Свет, падающий из огромного окна позади письменного стола, отражаясь от блестящих ярко-рыжих некрашеных волос в таких крутых завитках, что владелице приходилось выпрямлять их каждый месяц, чтобы уложить в аккуратный шиньон, образовал некое подобие сияния вокруг головы.
Леверн взглянула в карие глаза агента и, приняв подобающее случаю огорченное выражение лица, ответила:
– Да, но я счастлива, что всем удалось спастись.
– В утренних новостях передали, что слуг в доме не было. Это, конечно, ошибка? – лукаво спросила Хилда.
Ей было необходимо знать, насколько откровенна с ней эта женщина.
Леверн опустила голову и, разглядывая руки, вздохнула.
– Я могла бы сказать вам, что дала слугам выходной, но это было бы неправдой. Я уволила их, потому что «Таурус» аннулировала контракт с Банни, а без ее дохода мы не можем вести приличный образ жизни, к которому привыкли.
– Печально, – пробормотала Хилда, довольная, что Леверн не пытается хитрить. – Так чем же я могу помочь?
– Карьера Банни клонится к закату, Хилда, – честно призналась Леверн. – Последнее время ее снимали в самых средних фильмах, у Руперта Дона не хватает воли настоять на своем и защитить ее.
– Агент вряд ли может что-то сделать, если актер связан контрактом, Леверн, – покачала головой Хилда, внимательно наблюдая за Леверн.
– Понимаю, но он потерял веру в Банни – это можно сказать по тону, каким он всегда извиняется за студию и держит их сторону. А агент должен быть союзником клиента, черт возьми! – рассерженно воскликнула Леверн.
– Хотите, чтобы агентство Гарланд подписало с ней соглашение? – осведомилась Хилда, сложив кончики тонких и очень белых пальцев, и задумчиво коснувшись подбородка.
– Не просто агентство Гарланд, а именно вы. Банни нужен агент, который верил бы в ее способности и возможности, готовый сражаться за нее.
– Но почему так необходимо делать это именно сейчас?
– Потому что пожар вновь привлек к Банни внимание прессы, а вы знаете, какая у продюсеров короткая память. Необходим кто-то, способный организовать ее триумфальное возвращение как можно быстрее, добыть контракт на приличный фильм, пока вся суматоха не улеглась. При наличии хорошей роли фильм будет кассовым, обещаю!
Леверн говорила страстно, убедительно, потому что сама верила каждому слову.
– А как насчет контракта с Рупертом?
– Чепуха! Я могу сегодня же разорвать его, уведомив Дона письмом. Вы позаботитесь о Банни? – с беспокойством спросила Леверн.
– Судя по фотографии в газете, она должна похудеть не меньше чем на тридцать фунтов.
– Ей необходим стимул, – поспешно заверила Леверн. – Она слишком много ест, только когда расстроена и несчастна.
Хилда нажала кнопку вызова секретарши. Та немедленно явилась с блокнотом, и Хилда продиктовала короткое письмо агенту Банни с уведомлением об увольнении.
Закончив диктовать, она велела:
– Напечатайте на простой бумаге и отдайте на подпись Банни Томас. Пусть миссис Томас заберет его с собой.
После ухода секретаря, Хилда развернула кресло, оказавшись спиной к посетительнице, и несколько минут задумчиво смотрела в окно. Потом также внезапно развернулась и серьезно сказала:
– Леверн, хотя вы и мать Банни, думаю, вы правы. Ее возможности совершенно не раскрыты. Сделайте так, чтобы она похудела, а я постараюсь, чтобы ей дали роль в новом фильме Рика Уэнера.
Леверн ошеломленно охнула:
– Господи, да ведь он снимает эти скучные картины – «Синема верите».[6]6
Направление в киноискусстве, добивающееся документальной правды в художественном фильме (фр.).
[Закрыть] Они и идут в основном в творческих клубах! Что Банни делать в таком фильме?!
– Играть, дорогая! И она сделает это без тонны грима, дорогих платьев и тщательно причесанных волос. Люди устали смотреть на актрис, которые стараются только выглядеть как можно лучше и украсить сцену. Банни необходимо столкнуть с обрыва, и она либо полетит, либо, мешком свалится в пропасть. Это единственный шанс возродить ее карьеру.
– Господи, вы меня пугаете, – пробормотала потрясенная Леверн. – Неужели Банни сумеет выжить только благодаря себе?
– Рик хочет, чтобы его фильмы получили широкое признание, а сделать это можно только одним способом – снять известную кинозвезду и добиться от нее блестящей игры. Он великий режиссер и, если все пойдет как надо… Представьте, что случится. Номинация на «Оскара». Свободный выбор самых лучших сценариев. И, что важнее всего, Банни начнут уважать. Подумайте, сколько хорошеньких женщин в городе смогли этого достичь?
Леверн внимательно слушала, запоминая каждое слово, не отрывая взгляда от заледеневших глаз агента, словно превратившихся в мраморные шарики. Господи, эта женщина просто великолепна! Она может стать либо лучшим другом, либо смертельным врагом.
– Ну?.. Что вы думаете об этом? – спокойно спросила Хилда.
– Наверное, нужно принять ваше предложение, – кивнула мать Банни.
– Вы не пожалеете. Я видела все фильмы с участием вашей дочери и считаю, что студия попросту зря расточает талант. Я заметила, какая глубокая боль таится в этих сияющих глазах.
Леверн настороженно встрепенулась.
– Боль? Какую боль вы заметили в Банни? – нервно спросила она и, пытаясь не выказать беспокойства, поспешно сказала: – Что вы, у нее очень милый добрый характер, с ней так легко ладить, и, кроме того, Банни всегда на седьмом небе, когда работает.
Хилда Маркс вынула длинную сигарету с фильтром из лежавшего на столе золотого портсигара от Тиффани, закурила и, задумчиво наблюдая, как дым поднимается к потолку, язвительно усмехнулась.
– Я вижу в ней женщину, хранящую тайны… глубоко в душе… Мрачные зловещие тайны, о которых, возможно, никто никогда не узнает. Помяните мое слово; она станет совершенно другой актрисой, если мы найдем режиссера, сумеющего проникнуться ее болью и воплотить ее эмоции на экране.
Леверн вышла из офиса с письмом для Руперта Дона в руке и тревогой в глазах. Неужели ее дорогая милая очаровательная Банни все еще страдает из-за этих ужасных ночей с Гордоном Бейкером? Нет, этого не может быть! Все эти годы Банни ни словом не упоминала о прошлом.
