Текст книги "На первых ролях"

Автор книги: Кейт Коскарелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 5

1951 год.

Взгляды Леверн и Фрэнка скрестились в очередном из бесконечной серии молчаливых поединков, регулярно случавшихся за все три года, прошедших с тою дня, как он женился на знаменитой Банни Томас. И неожиданно он понял, что сыт по горло.

– Как вы посмели уволить мисс Уэллс, не посоветовавшись со мной?! Она была самой лучшей няней из всех, которые работали у нас, и Челси ее любила!

– У меня свои причины, – отрезала Леверн.

– Причины?! Причины! Чушь собачья! Вы ее выгнали потому, что она не одобряла того, как вы трясетесь над своей доченькой! Неужели неспособны уяснить, что Банни – мать и несет за ребенка ответственность?

– Банни отвечает только за себя, и никого больше, понятно? – негодующе ответила Леверн. – Она не какая-нибудь корова, чтобы рожать детей и стирать грязные пеленки! Она звезда! Вы знали это, когда женились. И если вам не нравится, как я веду хозяйство, можете уйти в любую минуту. Слова не скажу!

– Ну что ж, может, мне давно пора именно так и поступить. Хотите получить свою дочь? Считайте, ваше желание исполнилось. Я устал от ее стонов и вздохов, но заберу с собой Челси, слышите? Не оставлю дочь в этом сумасшедшем доме! – с решимостью, смешанной с гневом и раздражением, объявил Фрэнк.

– Ваша дочь? Ваша дочь, – зловеще протянула Леверн. – Какая наглость! Уж не вы ли носили ее девять месяцев? Может, вы портили ради нее фигуру? И вас рвало каждое утро, и именно вы терпели родовые схватки? И боль, и муку? Или, насколько я помню, прохлаждались на теннисном корте, когда Банни истекала кровью на столе?! Собственно говоря, что вы сделали для появления этого ребенка на свет, кроме как трахнули ее мать?!

– Не позволю превратить Челси в капризную истеричку вроде Банни, – настаивал Фрэнк.

– Вам лучше не спорить со мной Фрэнк, – угрожающе наступала Леверн.

– Каким же образом вы собираетесь остановить меня, мама? – язвительно ухмыльнулся он. – Особенно, если я расскажу всем, что моя жена живет на таблетках – таблетках, чтобы спать, просыпаться, худеть, успокаивать нервы, ходить, работать… Она сама не знает, что принимает каждое утро! Господи, Банни всего двадцать один год, а она превратилась в ходячую аптеку, и все благодаря вам!

Если его издевки и попали в цель, Леверн ничем не показала этого, наоборот, улыбнулась и ответила:

– Вы и слова не посмеете сказать о моей дочери или ее личной жизни, или весь мир узнает, что она выбросила мужа из дома, когда обнаружила, что он «голубой»!

Фрэнк попытался сохранить самообладание, но это ему плохо удалось.

– Кто этому поверит? – спросил он, уже менее уверенно.

– Все. Особенно, когда я приведу подробности о случайной связи, которая у вас была… погодите… по-моему, на первом курсе. Фамилия молодого человека – Горски.

Она на секунду остановилась и нанесла очередной удар.

– Да-да, сын почтенного уважаемого Адама Горски, насколько я помню. Только подумайте, как будет ужасно, если правда об этом скандале, связанном с единственным сыном одного из наиболее уважаемых представителей Верховного Суда, появится в газетах?! Какой ужас! Думаю, сердце отца вашего дражайшего друга будет разбито, не говоря уже о потрясении: подумать только, сын – гомосексуалист!

– Вы, стерва! Не посмеете! – гневно начал Фрэнк, но Леверн, не слушая, продолжала:

– Не посмею? Вы меня и вправду недооцениваете, Фрэнк! Пикантная история, не так ли? Особенно еще потому, что судья Горски – такой благочестивый человек и крайне консервативен. Как по-вашему, что он сделает? Выгонит своего сына из дома или будет его защищать? – прошипела она ядовито.

– Мы были тогда глупыми детьми, и, кроме того, я напился до умопомрачения, – запротестовал Фрэнк, хотя было очевидно, что Леверн попала не в бровь, а в глаз.

– Ну что ж… Только помните, что Банни рассказывает мне все… Все, поняли? Каждое слово, каждую историю, которой вы с ней делитесь!

Глаза женщины блестели злобным удовлетворением.

– У меня также хранится омерзительное письмо, которое он написал вам перед свадьбой, и поверьте, оно надежно запрятано в банковском сейфе. Бедный маленький гомик раскрыл перед вами душу, не так ли? Изливает свои чувства, извиняется за то, что совратил вас. Как романтично! Неужели можно кого-то совратить против воли, особенно представителя своего пола? Что-то, сомнительно.

– Откуда у вас письмо? Банни дала? – взорвался Фрэнк.

– Не ваше дело, как я его получила! Просто делаю все, чтобы защитить свою дочь.

– Вы омерзительны! Неудивительно, что Банни на себя не похожа! Вы ей жизнь губите!

– Как вы смеете говорить о ней такое?! Немедленно убирайтесь из этого дома! – объявила Леверн. – И, черт возьми, вам лучше вести себя прилично и держать рот на замке, иначе я вываляю вас, вашу семью и вашего дружка-извращенца в такой грязи, что никогда не сможете отмыться! Сами знаете, как бульварные газетенки набросятся на эту историю!

И, швырнув ему в лицо последнюю угрозу, Леверн повернулась и выплыла из комнаты, не глядя на поверженного врага.

Фрэнк оглядел длинный обеденный стол в стиле барокко с остатками завтрака, и при виде расплывшейся по тарелке холодной яичницы к горлу подступила тошнота.

Одним движением руки он смел на пол посуду, стаканы и еду; брызги апельсинового сока, кофе, клубничного джема и яичного желтка разлетелись по стенам и мебели. Боже праведный, он в рот не сможет больше взять ни кусочка яичницы до конца жизни.

В одно мгновение распался его брак. Фрэнк станет чужим для милой, маленькой дочурки, которую он так любит. Никогда больше не держать ему в объятьях добрую, нежную девочку-женщину, ставшую его женой. Леверн сумела его раздавить, легко, как таракана. Если бы на карте стояла только его собственная репутация, Фрэнк боролся бы с ней зубами и когтями, но рисковать жизнью друга не мог – нельзя топтать других, только чтобы привести свою жизнь в порядок. Будь она проклята!

Фрэнк швырнул салфетку на осколки хэвилендского фарфора, серебряные столовые приборы и разбитый хрусталь баккара, думая о том, с каким наслаждением уничтожил бы все дорогие претенциозные предметы роскоши в этом доме. Он ненавидел здесь каждый уголок и с отвращением относился к жалким попыткам Леверн купить респектабельность и благородство.

Фрэнк сам, рожденный в богатой знатной семье, был с детства приучен не хвастаться и не бросаться деньгами, не выставлять их напоказ и либо тратить их осмотрительно, либо не тратить вообще.

Удерживаясь от искушения разгромить всю комнату, он вышел, пересек отделанный мрамором холл, взлетел по величественным ступенькам лестницы, несколько мгновений нерешительно постоял у двери в комнату жены, почти поддавшись желанию войти и еще раз умолять ее взять Челси и уйти вместе с ним. Но, осознав бесплодность подобных просьб, Фрэнк направился в свою комнату. Каким же идиотом он был, когда думал, что может ужиться с этой гарпией, направлявшей каждый шаг Банни, дергавшей ее за веревочки, словно марионетку!

Фрэнк только начал вытаскивать вещи из шкафов, как в дверь тихо постучали. Внезапная надежда вспыхнула в нем – неужели Банни все-таки решилась освободиться от стальной хватки матери и наконец поняла, что у них должна быть нормальная семья?!

Фрэнк почти подбежал к порогу, распахнул дверь, но увидел не жену, а всего-навсего, дворецкого Хью.

– Мадам попросила меня помочь вам собраться, – мягко объяснил он.

Фрэнк, охваченный отчаянием, на секунду застыл, но тут же кивнул:

– Неплохая идея. Послушайте, Хью, вы знаете все, что мне здесь принадлежит. Сложите вещи, и я дам вам знать, куда их отослать. Если вдруг жена спросит, где я, передайте, что она найдет меня в «Рэкит Клаб», в Палм-Спрингсе. Я проведу там уик-энд, а потом, возможно, сниму комнату поближе к юридическому факультету.

__Да, сэр. Не желаете ли, чтобы я уложил маленький чемодан? Сможете взять его с собой, – любезно предложил дворецкий. Этот парнишка, Фрэнк, смог выдержать такую жизнь дольше, чем предполагали слуги, и, кроме того, всем здесь нравился – никогда не раздражался, не кричал, был неизменно вежлив, в отличие от хозяйки дома. Миссис Томас обращалась с прислугой как с рабами, за исключением Хью, да и то только потому, что испытывала нечто вроде почтения к его английскому акценту и надменной манере держать себя.

– Большое спасибо, Хью. Я приму душ и переоденусь. Такое ощущение, словно на меня помочились!

Час спустя Фрэнк ушел из дома. Перед тем как спуститься, он постучался к Банни, но та даже не вышла из комнаты. Больше она никогда не разговаривала с мужем, переложив все хлопоты, связанные с разводом, на плечи матери. Поверенный Фрэнка с большим трудом добился для него права посещать Челси. Но к тому времени Фрэнк оставил учебу в Лос-Анджелесском университете[4]4
  Университет штата Калифорния в Лос-Анджелесе.


[Закрыть] и решил поступить в военно-морской флот. Ему немедленно присвоили офицерское звание и дали назначение в летную школу в Пенсаколе. Вскоре после того, как со всеми формальностями бракоразводного процесса было покончено, Фрэнк взял отпуск, вернулся домой и женился на Энн Мэтьюс.

Когда президент Эйзенхауэр сумел, положить конец войне в Корее, Фрэнк вышел в отставку и вновь поступил на юридический факультет Стендфордского университета. У него уже родилось двое детей от Энн, и Фрэнк был слишком занят, чтобы по-настоящему пытаться восстановить отношения с Челси. Сначала он регулярно писал дочери и всегда посылал подарки на день рождения и Рождество. Кроме того, он несколько раз пробовал назначить день встречи, но Леверн всегда ухитрялась либо отложить, либо отменить свидание под тем или иным предлогом. Даже попытки поговорить с Челси по телефону ни к чему не приводили. Фрэнк, однако, упорно продолжал посылать письма и подарки, не получая ответов. Через несколько лет все это, казалось, потеряло смысл.

– Челси, скорее всего ничего не знает обо мне, – рассуждал Фрэнк, забыв как-то поздравить дочь с днем рождения, и, хотя пытался воскресить собственную решимость заботиться о девочке, Челси в действительности стала всего лишь неприятным напоминанием о нескольких печальных годах, проведенных под одной крышей с Леверн, времени которое Фрэнк предпочел бы забыть навсегда.

Он, конечно, не мог знать, что Банни и Леверн по-своему рисовали Челси портрет отца – испорченного, высокомерного, безответственного человека. Девочка ничего не знала о том, как Фрэнк отличился в войне с Кореей, как предан новой жене и детям, как предпринимал упорные попытки повидаться с ней. И хотя Челси часто мечтала о любящем отце, человеке, который мог бы помочь, утешить и успокоить, мужчина ее фантазий не имел ни малейшего сходства с Фрэнком Хантером. Он скорее был точной копией Джимми Стюарта.

ГЛАВА 6

1961 год.

Вернувшись домой из школы, Челси увидела перед домом фургон для перевозки мебели. Подумав, что это должно быть, привезли очередной раритет, – бабушка вечно покупала что-нибудь старинное – Челси тут же забыла обо всем – у нее и так достаточно дел, а кроме того, необходимо как можно скорее поговорить с матерью. Девочка надеялась только, что Банни не слегла в постель с очередным «приступом». Челси терпеть не могла, когда мать заболевала, что случалось довольно часто.

Ворвавшись в холл огромного особняка в георгианском стиле, Челси испуганно остановилась при виде царившего там беспорядка. Почему-то мебель выносят из дома! Поспешив в кухню, чтобы расспросить Хью, девочка, однако, нашла там только уборщицу Линду.

– Линда, где Хью?

– Уехал, милая. Разве он не сказал вам, что увольняется?

– Увольняется? – поразилась Челси. – Что ты имеешь в виду? Куда он отправился?

– Ваша бабушка не платила ему целых два месяца – он просто не мог больше ждать. Хью должен помогать матери – она живет в Англии. Он был очень расстроен, что приходится уходить, наверное, поэтому и вам ничего не сказал.

– Но почему бабушка не заплатила Хью?

– Она никому не заплатила. Мне просто идти некуда, иначе тоже уволилась бы. А вам они что-нибудь объяснили?

Жизненный опыт Челси подсказывал, что лучше избегать сюрпризов, поскольку они, как правило, бывают неприятными, но услышать плохие новости из уст Линды не хотелось.

– Мама дома?

Линда опустила глаза на коробку, в которую укладывала сервиз из тончайшего фарфора.

– У нее опять мигрень. Ваша бабушка в библиотеке. Лучше вам с ней потолковать.

Челси развернулась и направилась в облицованную ореховым деревом библиотеку. Худшие подозрения девочки подтвердились, как только она открыла тяжелую резную дверь. Вместо подтянутой, тщательно причесанной бабушки в костюме от Шанель, сидевшей обычно за большим антикварным письменным столом, перед ней предстала женщина в ситцевом халате с головой, обмотанной шарфом. Сегодня Леверн была без макияжа – острый нос и осунувшееся бледное лицо довершали портрет старухи, утонувшей в море неоплаченных счетов. Потревоженная в своем занятии, она подняла голову, и Челси потрясенно заметила, что бабушка плачет. Она редко плакала – достаточно того, что Банни проливала океаны слез за всю семью.

Челси осторожно пробралась через нагромождение ящиков к дивану, отодвинула стопку бумаг и осторожно села, чинно сдвинув ноги, как ее учили.

– Что случилось, ба?

– Студия аннулировала контракт с твоей матерью. Ей не заплатили ни цента с того дня, как умер Гордон Бейкер. Мне удалось продать наиболее ценные вещи Марси Гриер, которая обставляет новый дом Мартина Нелсона на Бел Эйр, и получила хорошую цену. Это поможет продержаться, пока Банни не найдет другую работу.

– Придется продать дом?

После долгой паузы Леверн чуть слышно ответила:

– Он слишком большой, без прислуги не справиться. Я должна всем, и поверенный говорит, студия не заплатит, разве что подать на них в суд. Но я не сделаю этого – репутация Банни будет уничтожена. Бог знает, какие ужасные сплетни они могут распустить о ней!

Казалось, Леверн не столько беседует с внучкой, сколько размышляет вслух.

– Но почему студия так поступила с ней? Ведь мама – кинозвезда, правда?! – яростно запротестовала Челси, повторяя фразу, слышанную миллион раз от бабушки.

– За двадцать лет она заработала миллионы для этих негодяев из «Тауруса», а они теперь говорят, что публика ей больше не интересуется. Считают, что она конченый человек. Разве конченые люди получают столько писем от поклонников? – гневно спросила Леверн. – Банни Томас по-прежнему самая красивая женщина в мире!

Челси подошла к бабушке, положила руку ей на плечо, желая хоть немного утешить старую женщину.

– Знаю, ба, знаю. Не волнуйся. Маме только нужно отдохнуть. Может, лучше переехать в дом поменьше, тогда у тебя останется время позаботиться о ней, и поводов для беспокойства будет меньше.

Леверн, как ни странно, немного успокоилась, ощутив спокойную собранность внучки. Челси не похожа на миниатюрного прелестного ребенка, каким была Банни, зато она умна, надежна и сообразительна. Леверн погладила блестящие золотистые волосы девочки, заглянула в серьезные карие глаза и улыбнулась.

– Ты такая хорошая девочка, Челси! Что бы я делала без тебя?

– Пойду переоденусь и помогу тебе. В два счета уложим все! – пообещала Челси, выходя.

Ей всегда было не по себе, когда бабушка пыталась быть ласковой. Она была такой худой и костлявой, что Челси с самого детства пыталась избегать ее прикосновений – сплошные углы и выступы. Но девочке очень нравилось, когда ее обнимала мать. Она всегда радовалась ласке Банни.

– Прекрасно, – коротко кивнула Леверн, чувствуя новый прилив спокойствия и решимости от поддержки внучки. Хорошо, что Челси так мужественно смирилась с происходящим.

– Я сейчас же позвоню мистеру Уайлдеру и попрошу найти богатого покупателя на дом. В Кемдене сдается очаровательный маленький коттедж. Мы прекрасно устроимся, пока дела не наладятся. Над гаражом даже есть спальня для прислуги и ванная комната! Когда получим деньги от продажи мебели, можно будет снова платить жалованье Линде.

– Может, лучше самим вести дом и сэкономить на этом? – предложила Челси. – А вдруг мама не сразу найдет работу?

– Глупости, Челси! Как это будет выглядеть? Нельзя, чтобы все узнали о наших денежных затруднениях! Это повредит имиджу Банни.

– Но все и так поймут, когда узнают, что мы продали мебель и переехали в дом поменьше, – настаивала девочка.

– Я просто объявлю, что это временно, пока мы построим новый огромный дом в Палм-Спрингс.

– Но это будет неправдой! Никто не поверит! – запротестовала Челси.

– В этом городе все лгут, и все знают это, тем не менее всему верят.

Челси недоуменно покачала головой. Взрослые иногда так странно себя ведут!

Она поднялась по широкой лестнице, проводя рукой по тонким алебастровым перилам, думая о том, как скажет учителю, что не поедет в следующем месяце кататься на лыжах со всем классом. Конечно, это было бы здорово, но, очевидно, теперь неосуществимо.

Челси была совершенно необычным ребенком. Она никогда не пыталась осуществить свои желания любой ценой, не обращая внимания на остальных членов семьи. Да и все ее мечты казались несерьезными – звездой в этом доме была Банни. То, что хорошо для нее, хорошо для остальных. Это было непреложным фактом, и Челси безропотно принимала его.

Она остановилась у двери комнаты матери, взялась за ручку, оглянулась, желая убедиться, что никто не видит, и потихоньку вошла, на цыпочках направилась к кровати, привычно стараясь не шуметь. Сев рядом с распростертой на постели неподвижной матерью, она осторожно отвела рыжеватые волосы, разметавшиеся по прекрасному лицу Банни, такому спокойному и безмятежному, нежно коснулась мягкой, чуть влажной щеки: именно из-за этой невысохшей влаги Челси поняла – мать скорее всего плакала, пока не уснула. Бедная мама! Она всегда либо безумно счастлива, либо впадает в истерику, – никогда не бывает в обычном ровном настроении, а кроме того, давно уже ничему не радовалась.

И как ни ненавистна была сама мысль о присутствии в доме очередного мужчины, Челси почти желала, чтобы Банни нашла кого-нибудь нового, любящего ее, заставляющего смеяться, чтобы опять стать счастливой. Последний, Дэвид Горен, был не так плох, как остальные. По крайней мере не бил Банни, как это делал Стэн. Господи, какой омерзительный тип! Челси было только восемь, когда Банни вышла за него замуж, но два года, проведенные с ним в одном доме, были худшими в жизни девочки. Когда он и мама заявлялись домой пьяные и начинали драться, Челси пряталась под кровать. Слава Богу, что бабушка вмешалась. После той ночи, когда Стэн подбил застрахованные на миллион долларов оба глаза Банни, раскроил розовую пухлую губку, бабушка отправилась в магазин и купила пистолет. Она никому не сказала об этом, кроме Челси, и предупредила внучку, чтобы та не трогала оружие – пистолет заряжен и может выстрелить.

Воспоминание о том, что произошло, до сих пор вызывало у Челси улыбку: подумать только – тощая маленькая старушенция целится в здорового бугая Стэна, приказывая ему немедленно убираться из дома, иначе ему отстрелят предмет его гордости, если, конечно, было чем гордиться. Стэн сначала не поверил, но когда Леверн нажала курок и в стене над его головой появилась дырка, повернулся и в мгновение ока исчез навсегда.

Банни слегка пошевелилась, и Челси нерешительно встала. Нельзя будить мать, а то бабушка рассердится. Девочка осторожно подошла к изящному туалетному столику. Крышка из розового мрамора была уставлена баночками с кремом и флаконами духов. Челси потихоньку выдвинула нижний ящик и вынула длинную коробку, обтянутую черным бархатом, в которой мать хранила драгоценности.

Челси подняла крышку, и как всегда, затаила дыхание от радости. Каждый раз, открывая эту шкатулку, она чувствовала себя Джоном Сильвером,[5]5
  Один из персонажей романа Р.Л. Стивенсона «Остров сокровищ».


[Закрыть] отыскавшим наконец сундук с сокровищами. Какие прекрасные вещи!

Тонкие детские пальцы осторожно высвободили жемчужные ожерелья из путаницы золотых цепей и бриллиантовых украшений. Челси, как всегда, начала надевать на шею одно колье за другим. Сначала длинные черные жемчужины неправильной формы с фермуаром из сапфиров и бриллиантов, потом тройную нить гладких, словно атлас, розовых зерен размером с шарики в ее китайских шашках. Челси особенно нравился фермуар в виде цветка, лепестками которого служили прозрачные бриллианты, а сердцевинкой – розовый.

Девочка только собиралась надеть кольцо с квадратным изумрудом в оправе из бриллиантов, как услышала в коридоре чьи-то шаги и, в мгновение ока стащив ожерелья, сунула их в шкатулку, уронив сверху кольцо. Никому не известно о любимой забаве Челси – примерять на себя украшения Банни – если взрослые узнают – тайная радость будет испорчена. Челси поспешно сунула шкатулку в портфель и выскользнула из комнаты.

Увидев, что это всего-навсего, один из рабочих, выносивших круглый сундучок из спальни бабушки, Челси слегка успокоилась. Как только мужчины спустились вниз, девочка метнулась в свою комнату и захлопнула дверь. Только сейчас в голову пришла тревожная мысль: что, если придется продать драгоценности матери? Челси вынула из портфеля шкатулку, нежно погладила мягкий бархат, но, услышав за дверью голос бабушки, спрятала ее в наволочку. Позже, когда все заснут, она отнесет коробку в комнату матери, и никто ни о чем не узнает.