Текст книги "Поющая все песни (СИ)"

Автор книги: Кейт Констебль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Назад, женщина! – закричал чужак, приподнялся и замахнулся на них рукой. Его глаза впервые казались ясными. Его узкое лицо было голодным и настороженным, как у сокола. – Я тебя знаю, – медленно сказал он, неуверенно глядя на Калвин.

– Я тебя нашла.

Он нахмурился, а потом его лицо прояснилось.

– Да. Помню, – он отклонился на подушки. – Можешь зайти. Но та останется снаружи.

– Тарис! – воскликнула Урска. – Помыкает нами, как император Меритуроса!

– Меритурос? Тут меритурианцы? – быстро спросил он.

– Нет, ты в Антарисе, – сказала Калвин. Она взяла миску и ложку у Урски и протянула ему. – Ты голоден?

Он водил ложкой с подозрением по каше, начал есть робко, продолжил с голодом. Урска смотрела с порога, радостно сцепила ладони.

– Молодец! Ах, если я мешаю, я пойду. Пора зажигать лампы! – она поспешила в полумраке прочь.

Чужак смотрел ей вслед.

– Она выглядит безобидно, – сказал он под нос.

– Она помогла тебе! Она перевязала раны, вправила ногу и накормила тебя. Нужно благодарить ее, а не приказывать, – сказала Калвин.

– Я должен быть осторожным, – сказал чужак, и Калвин заметила, как странно он произносит слова. Он смотрел с опаской на дверь.

– Тут ты в безопасности. Ты за Стеной Антариса.

– Если я смог ее пересечь, то и тот, что меня ищет, сможет.

– Вот, что Богиня делает с теми, кто врывается в ее земли, – Калвин указала на ногу, опухшую от бинтов, что торчала из-под одеял. Так сказала бы Тамен.

– Да, – сказал чужак через миг. – Твоя богиня отомстила, надеюсь, она довольна. Но будь настороже, как и другие жрицы, ведь тот, кто преследует меня, силен, опасен, и он не сдастся. Слышишь? Может, он уже тут… – чужак хотел свалиться с кровати и искать таинственного преследователя. Миска и ложка упали на пол.

– Успокойся, – в тревоге сказала Калвин. – Тут никого нет!

– Я спокоен, – он устал от усилий и лег, лицо было призрачным в сгустившихся сумерках. Он прошептал. – Кто тут правит?

– Урска, лекарь.

Чужак слабо улыбнулся.

– Антарис. Кто правит Антарисом?

– Высшая жрица Марна.

– Скажи ей быть настороже. Скажи, что за мной охотится тот, кто может быть Поющим все песни. Запомнишь это?

– Поющий все песни, – растерянно повторила Калвин.

– Поклянись, что скажешь ей, – он сжал ее рукав, Калвин вздрогнула. – Поклянись! Он очень опасен, не только для Антариса, но и для всего Тремариса, – он закашлялся. – Если она не поймет, отправь ее ко мне.

Калвин улыбнулась, представив, как чужак указывает Высшей жрице, как ей и Урске.

– Я скажу ей.

– Спасибо, – он опустил руку. – И скажи, кто у него есть сила видимости. Как они тебя зовут? – резко спросил он.

– Калвин, – вопрос ее удивил. – А тебя?

– Меня зовут Дэрроу, – он коснулся пальцами своих губ, протянул ладонь к ней, казалось, в приветствии. После паузы Калвин неловко ответила на его жест. Он обрадовался, закрыл глаза и через миг, судя по дыханию, уснул.

– Видишь! Я всегда говорила, что у тебя дар исцеления, – прошептала Урска с порога. – Несмотря ни на что.

– Вряд ли, – сказала Калвин. – Он был рад кого-то узнать, и все, – она зевнула и вспомнила о своей усталости.

– Иди спать, дитя, рыбалка тебя вымотала.

– Я не… – Калвин затихла, слишком устав для спора. Урска выгнала ее из лазарета, вложила мешочек сушеных трав в руку, чтобы сунуть под подушку. Был это запах трав или ее усталость, но она уснула крепко, не успев даже развязать шнурки на обуви.

Сад был белым от цветения яблонь, словно древние деревья держали снег в кривых ветвях, пчелы гудели, новички, что помогали Калвин с ульями, ходили под солнцем, как цветы в своих желтых туниках. Одна сняла широкополую шляпу и обмахивалась, щурясь.

– Калвин, смотри!

Калвин подняла голову и удивилась фигуре Марны в синем одеянии, медленно идущей по траве.

– Матушка! – она поспешила протянуть ей руку, но Высшая жрица отмахнулась. – Мне говорили, вам нездоровится.

– Как видишь, пройтись по саду я могу, – чуть скривившись, Марна села на пенек, лепестки опадали на траву. – Я давно не ходила к пасеке. Тут все хорошо?

– Да, матушка. Но улей Амары оживился рано в этом году.

– Потому ты приходила ко мне утром, Калвин?

– Нет, – Калвин замешкалась и посмотрела на группу новичков неподалеку, у них были корзинки и ножики, они большими глазами смотрели на гостью. Она понизила голос. – У меня послание от чужака. Может, это от лихорадки, но…

– Хорошо, – Марна говорила с тенью улыбки. – Пусть девочки идут.

Калвин отправила их к ульям в конце сада, сказала оставаться там, пока она не заберет их. Их уже не подслушивали, она села, скрестив ноги, рядом с Марной, и повторила слова чужака.

– Поющий все песни? – повторила Марна. – Уверена, что он это сказал? Это точно его слова?

– Да, матушка. Он сказал, что у него есть сила какой-то видности, но не договорил.

– Сила Видимости, – тихо сказала Высшая жрица. – Конечно, он дергается от каждой тени, – она смотрела на реку, на сияющие вершины гор, задумавшись, а потом бледно-голубые глаза посмотрели на Калвин.

– Что это значит, матушка?

– У врага чужака есть Сила Видимости. Он может быть с любым лицом, призывать иллюзии, что кажутся настоящими, как ветка под моей рукой. Представь, идешь в горах и не знаешь, перед тобой настоящее или иллюзия. Конечно, он так испуган.

Калвин сняла широкополую шляпу, сжала ее пальцами.

– А Поющий все песни?

Марна молчала, пчелы в улье гудели высоко и яростно. Она так долго молчала, что Калвин боялась, что ответа не будет, но тут она заговорила.

– Как только станешь жрицей, дочка, ты поймешь больше. Мне не стоит пока тебе много рассказывать. Но ты уже знаешь, что есть Силы помимо нашей. Ты слышала, видела сама этого колдуна, и ты знаешь, что его магия не такая, как наша.

– Да, матушка, – Калвин вдруг посерьезнела. Обычно на уроках ей только хотелось быть в другом месте, хотелось ерзать, но теперь она застыла, как статуя, ощущая, что Марна расскажет ей что-то важнее и точно интереснее трав и плетения.

– Ты уже знаешь, что в начале мира Древние ходили по землям Тремариса. И ты знаешь, что давным-давно народ Тремариса был разделен богами, у всех были разные земли. Но теперь я расскажу то, что ты еще не выучила: в начале мира были девять Сил, и Древние владели всеми. У них были невообразимые дары, и они творили чудеса, что нам и не снились. Когда народ разделили, девять Сил тоже разделились. Мы в Антарисе – дети Богини Марис, получили вторую Силу, зов льда, и у нас есть метки этого, – Марна коснулась узора трех лун на запястье, какой был у каждой жрицы. – Тайны других Сил достались другим народам.

– Железная магия – одна из таких Сил? И ветромагия?

Марна кивнула.

– Железная магия – чары Меритурос. И народ островов обладает даром ветромагии.

– А другие, матушка?

Голос Марны стал мечтательным, певучим, она перечисляла силы, загибая пальцы.

– Девятая – Сила языка, повелевает всей речью, языками и песнями. Восьмая – Сила зверей, повелевает всеми животными на земле и в воздухе. Седьмая – Сила видимости, делает иллюзии видимыми и скрывает настоящее. Шестая – Сила ветра, повелевает ветрами, волнами и погодой. Пятая – Сила железа, повелевает всеми предметами земли, кроме живых, и кроме других стихий. Четвертая – Сила становления, хранит тайны ускорения роста и перемен. Третья – Сила огня, повелевает светом и жаром. Наша сила – Сила льда, сила нашей Богини, повелевает холодом, снегом и льдом, морозом. И это сила всего темного: теней и ночи, тьмы в глубинах пещер и меж звезд. И это сила всего мертвого.

Страх защекотал спину Калвин. Она узнала бы это после становления жрицей, это лицо Богини, которое знали только посвященные.

– Но, матушка, это восемь Сил.

Марна улыбнулась.

– Пропущенные уроки не навредили твоей арифметике. Ты не можешь догадаться о первой Силе? Это величайшая сила, что движет всем, что есть, и чего нет, понятная и непонятная Сила, тайна вне нашего понимания. Это Богиня.

Калвин быстро сказала:

– Но Богиня повелевает Силой льда…

– Это лицо она повернула к нам. Все чары, все боги – части непознанной тайны, каждое лицо – как грани кристалла, что сияют в разные стороны. Наша Великая мать Тарис – так мы зовем ее здесь, но у нее есть другие имена в других местах, – Марна коснулась головы Калвин. – Ты поймешь со временем. Эти проблемы занимали величайших жриц поколениями. Нельзя понять это все сразу, – она с трудом встала на ноги и отцепила от ветки край мантии. – Я стара, чтобы сидеть среди деревьев, пройдем вдоль реки.

Утки плескались в воде, надеясь на крошки, толпились у берега и крякали. Марна подняла голову и понюхала воздух.

– Завтра будет дождь.

Калвин не собиралась отвлекаться.

– Дэрроу – маг железа?

Марна странно посмотрела на нее.

– Так он назвал тебе свое имя? Говорили, колдуны суеверны насчет имен… Может, это не так. Но нет, он не жрец. Колдуны земель снаружи не служат богам так, как мы – матери Тарис. Они используют чары для себя, не ради общего блага. Их сила испорчена. Ты знаешь, что чужаку нельзя доверять. А колдуну – тем более.

Калвин молчала. А потом сказала:

– Думаю, этому колдуну можно доверять, матушка. Он не вежливый, но честный.

Марна улыбнулась.

– Посмотрим.

– Он сказал, чтобы вы спросили у него, если не поймете, что он говорил о Поющем все песни. Он сам может объяснить.

Марна сухо сказала:

– Я все понимаю. Наглый чужак! Мы тут закрыты от мира, но не в неведении.

– Мне попросить его объяснить это мне, матушка?

– Нет! – Марна ускорилась, и Калвин подумала, что разозлила ее. Но она сказала тише. – Ты так похожа на мать, что пугаешь меня, дитя. Порой я думаю, что она убежала от нас, потому что никто не отвечал на все ее вопросы, потому я не пыталась больше избегать вопросов детей, хоть они и казались глупыми.

Так и было. Калвин не помнила, чтобы Марна хоть раз высмеяла или разозлилась из-за утомительных вопросов новеньких. Она сказала:

– Поющий все песни хочет, как Древние, овладеть всеми чарами?

Высшая жрица покачала головой.

– Даже во времена Древних не было того, кто владел бы всеми чарами. Но есть история, старая, как сами Древние, что появится некто с даром петь все чары, высокие ноты и низкие, быстрые ритмы и медленные. Этот человек будет сильнее Древних, сильнее самих богов.

Калвин резко вдохнула.

– А если он найдет Дэрроу здесь? Мы не сможем его защитить!

– Тише, дитя. Это история, сказка, а не пророчество. Никто не может овладеть всеми чарами. Ни один голос так не сможет, не споет высокие ноты льда и низкий для железа, как и остальные между. Подумай. Это невозможно. Ни один мужской голос не споет все ноты наших чар льда, потому в Антарисе жрицы, а не мужчины и женщины. В других землях, – печально добавила она, – все иначе, не сомневаюсь.

Калвин вспомнила рычащие ноты Дэрроу у Стены. Могла бы она так рычать? Вряд ли.

– Тогда бояться нечего, – сказала она.

– Я так не говорила, – Марна была встревожена, она повернулась и пошла обратно. – Любой колдун, который горд и думает, что может достичь такого, опасен, может, даже безумен. Нет, мы должны быть настороже, если за чужаком придет его охотник. Но ты не должна переживать, дитя, – добавила она, словно только вспомнила, что Калвин была еще новенькой, а не жрицей, словно жалела, что говорила так открыто. Она похлопала по рукаву Калвин. – Проверь пчел, дочка. Думаю, я уловила песню роя, что ты ждала.

Калвин воскликнула и побежала к ульям. Облако пчел полетело из улья Амары за королевой к месту высоко в ветвях яблони, тысяча беспокойных существ кружила в воздухе. Калвин видела смятение опаздывающих, она тихо запела им древнюю песню утешения, которой ее научила Дамир, убеждая отставших догнать сестер по рою, и они послушались ее.

Она хотела вернуться и помочь Марне пересечь сад, но опоздала. Высшая жрица уже ушла.

Два

Серебряная река

Марна была права, на следующий день пошел весенний дождь. Для Калвин это было не лучше зимы. Кроме коротких визитов к пчелам утром и вечером, она была заперта в комнате с пряжей и болтовней других женщин.

Ее освободили от этого давно, потому что ее нить получалась в комках, и вышивала она не лучше. Она знала, что, когда Тамен остановилась рядом с ней, то не для похвалы.

Страж смотрела на бесформенное одеяние.

– Хорошо, что мы не рассчитываем на тебя, чтобы получить теплую одежду, Калвин. В эту дыру я могу просунуть палец.

Джилли, чинящая рядом с ней груду одежды, захихикала и быстро подняла работу к лицу, делая вид, что не слышала.

Тамен не посмотрела на нее.

– Не важно. У меня другое задание, если желаешь. Я бы хотела, чтобы ты пошла в лазарет к чужаку и поговорила с ним.

– С радостью! – Калвин с облегчением отодвинула стул.

Тамен оттащила ее в сторону от остальных.

– Урска говорит, что тебе он доверяет больше всех. Я бы хотела, чтобы ты следила за ним. Поговори, узнай, есть ли у него другие цели тут, не прибыл ли он шпионить для Меритуроса или других земель. Сможешь?

– Если хотите, сестра, – Калвин опешила. – Вы не верите его истории?

Тамен фыркнула.

– Только ребенок поверит в такие выдумки. Он держит нас за дур или сошел с ума. Попробуй что-нибудь узнать.

Чужак не был удивлен, но и не обрадовался ей. Он был не в постели, повязка на его голове стала тоньше, но он все еще был заперт в палате в конце лазарета, сломанная нога опиралась на стул. Снаружи лил дождь на сад Урски, он смотрел на воду так, словно она была источником всех его бед.

– Ты передала им мое послание, – сказал он, не приветствуя. – Ко мне приходила Высшая жрица и другая – Страж. Они хоть такую честь мне оказали, хоть и не поверили.

– Думаю, Марна тебе верит, – сказала Калвин. – Тамен… – она замешкалась, – скептик.

Он нетерпеливо пожал плечами.

– Не важно. Мне все равно конец, – он показал на раненую ногу. – Я – подстреленная утра, упавшая в болото. Собакам охотника остается лишь найти меня и разорвать.

– За Стеной храбрости не учат, – сказала Калвин. – Ранена нога, но не твой язык. Не жаловался бы, что не можешь бежать, а стал бы бороться.

– Бороться с ним? Чарами? – он издал горький смешок. – Отличная идея. Я бы не додумался.

Калвин молчала мгновение. А потом сказала:

– Один из садовников тут родился с кривой ногой, одна нога была на ладонь короче другой. Он сделал себе ботинок с высокой подошвой, вырезал поразительные костыли.

– Умник, – едко сказал Дэрроу.

Она медленно сказала:

– Может, ему проще терпеть, потому что он всю жизнь привыкал. Может, если бы это случилось с ним внезапно, он бы злился, как ты.

Лицо чужака застыло. Только серые глаза мерцали, глядя на дождь, шорох воды заполнял комнатку. Он злился, но у него ей это нравилось. Он отличался.

Она сказала:

– Может, лучше злиться, чем сходить с ума.

Дэрроу скривил губы в улыбке.

– Да? Не знаю.

Они долго молчали. Калвин отодвинула еще стул, и он не сказал ей уходить. Они сидели и слушали музыку дождя.

В следующий раз она принесла ему костыль Тува, и он покрутил его в руках.

– Знаю, ты пока не готов использовать это. Но я подумала, если тебя будет ждать это, будет проще.

– Хорошая работа. Я когда-то давно умел вырезать.

– Ты говоришь как старик, который почти при смерти!

Он застыл, гладил листья и ягоды, что Тув вырезал на костыле.

Калвин хотела прикусить язык. Она сказала:

– Тув был рад отдать это мне. Он делает их всю зиму у камина. У него слишком много для себя.

– Ты сказала ему, что это для чужака?

Ее колебания выдали ответ, и он улыбнулся.

– Видимо, нет.

– Если хочешь, – она решила сменить тему, – я принесу тебе нож и дерево. Это скоротает время, пока…

– Пока меня не убьют?

– Пока нога не заживет.

– Урска говорит, она не заживет, – голос его был бодрым, но в глазах была боль.

– Со временем она заживет так, что выдержит твой вес. А потом я покажу тебе сады и ульи. Я там хранитель пчел.

– Знаю, – она удивленно взглянула на него, он отвел взгляд, краснея. – Я спрашивал о тебе, – робко признался он. – Похоже, я дважды в долгу перед тобой, ты увела меня от Стены и принесла желе, что восстановило мой разум.

– Благодари пчел, а не меня. И Урска говорит, ты пришел бы в себя и сам.

– Все равно спасибо, – тихо сказал он и осторожно прислонил костыль к стене, словно он был очень дорогим.

Тамен не позволила дать ему нож.

– Если бы он хотел навредить нам, сестра, он бы легко сделал это без ножа! – возмутилась Калвин.

– Знаю. Будь по-моему, он был бы связан и с кляпом. Ты не дашь ему нож.

«Не будь ей врагом. Не будь ей врагом», – Калвин глубоко вдохнула.

– А если я буду следить за ним и забирать нож с собой?

– Нет, – сказала Тамен и ушла, ее тяжелая черно-серебристая коса постукивала по спине.

Но Калвин дала ему свой ножик.

– Я снимаю им воск с сот, а не режу дерево, – извинялась она. – Боюсь, он затупился.

– Не важно, – он крутил ножик длинными тонкими пальцами, проверил лезвие. Он запел горлом, очень тихо, чтобы Урска в лазарете не услышала. Калвин ощутила покалывание ладоней, голова стала легкой. Его чары были короткими, но после них Калвин коснулась лезвия. Оно было таким острым, что она не ощутила порез, пока не увидела красную полоску на большом пальце.

– Осторожно! – сказал Дэрроу.

– Поздно, – сказала она. – Я смажу ранку медом.

Он сделал то, чего не делал раньше: откинул голову и рассмеялся.

В один из дней в начале лета, раньше, чем она ожидала, она увидела его хромающим по саду к ульям, опираясь на костыль Тува. Она махала, но он так сосредоточился, что не заметил, а, когда приблизился, она увидела, что его губы движутся. Он чарами не давал раненой ноге коснуться земли, как делал в первый день.

У дерева возле ульев он опустился с помощью костыля с болью на траву.

– Что ж, – сказал он, – это было сложнее, чем я ожидал.

– Не стоило идти так далеко в первый раз.

Он отмахнулся.

– Я бродил по лазарету днями, пора дать Урске отдохнуть от меня. Но моя другая нога затекла сильнее, чем я думал. И голос тоже, – добавил он.

Калвин молчала и хмурилась.

– Что? Против чар? Нам всегда говорили, что в Антарисе чары уважают, а не скрывают и боятся, как везде в Тремарисе.

– Не в том дело. Нас учили не использовать чары для обычных дел. Тамен говорит, что наш холод может разрастись так, что будет буря в бухте Сарди и ураган в Дорьюсе.

– Может, так и есть. Погода была необычно плохой, когда я плыл в Великом море, – он вытянул ногу перед собой. – Если спеть про бурю сейчас, это может задержать Самиса, помешать преследовать меня.

«Самис», – он еще не называл имя того, кто охотился на него.

– Что значит плыть? – спросила она.

Он удивился.

– Я плыл на лодке – изделие, что движется по морю.

– У нас тут нет… лодок, – она осторожно произнесла слово. – Как ты осмелился? А если бы ты упал в воду? Ты бы умер.

– Я могу немного плавать, – он изобразил руками движения. – Двигаться в воде.

– Колдуны могут дышать в воде? – ее глаза расширились. Это был невероятный дар.

– Да, – серьезно сказал он. – Показать, как? – но он не смог сдержать лицо серьезным, они рассмеялись. – Даже без дыхания под водой можно плавать, – сказал он. – Тебя не учили?

Она покачала головой. Это было немыслимо.

– Ты плыл от Меритуроса?

– Я плыл по Великому морю и обратно, и на север, до Внешних островов.

Калвин не понимала названия, но была все равно впечатлена. Его слова звучали волшебно.

Дэрроу взял с травы зеленое яблоко и нахмурился.

– Ранний плод. В Калисонсе яблоки зреют к концу лета.

– У нас короткое лето, может, наши деревья начинают раньше, чтобы успеть до зимы.

– Хм, – Дэрроу развернул ножик Калвин и стал вырезать узоры на зеленом яблоке, насвистывая.

– Ты сегодня веселый.

– Походы всегда делают меня веселым, даже если это путь от лазарета сюда.

Калвин смотрела, как нож вонзается в яблоко. Дэрроу вырезал осторожно, но она не понимала узоры – линии были неровными, блуждали по незрелому плоду. Он доделал и поднял яблоко на ладони.

– А вот и Тремарис!

Калвин опустилась рядом с ним.

– Покажи!

– Меня учили, что Тремарис – сфера, как луны, – он указал на линии на зеленой кожуре яблока. – Это берег Калисонса, тут Великое море, – он покрутил плод на черенке. – Тут Меритурос…

– Где Антарис?

– Тут. Я так думаю. А там Дикие земли, леса и неприрученные земли, вся эта половина яблока без названий.

Калвин потянулась к яблоку, но Дэрроу отодвинулся и сделал вид, что съест его за один укус.

– Стой! – завопила она, смеясь, поймав его за руку. Их взгляды пересеклись, Дэрроу криво улыбнулся.

– Хоть одна Дочь Тарис хочет спасти мир, – он бросил яблоко Калвин. Она покраснела от смущения, смотрела на сферу, крутила, обводила линии пальцем.

– Я не видела еще такую модель Тремариса, – она подняла голову. – Если на кону спасение мира, а не только себя, то стоит быть решительнее в борьбе с ним. С Самисом, – она легко произнесла имя, не глядя на Дэрроу.

– Я уже объяснял. Я не могу одолеть его. Он в десять раз сильнее меня.

Боль мелькнула в его глазах, но в нетерпении Калвин не заметила это.

– Если не можешь один, другие должны помочь. Можно объединиться…

– Объединиться! – он рассмеялся. – Банда колдунов! Ты не слышала пословицу: запереть двух колдунов в комнате – как двух диких котов в коробке? Они порвут друг друга на куски.

– Нет, – сказала Калвин, – я не слышала. Но я знаю, что тут, в Антарисе, жрицы помогают друг другу с чарами, и мы вместе делаем магию сильнее, чем смогла бы одна.

– Остальной мир не такой, – сухо сказал он. – Но это мило. Хоть и не выйдет, – он притих, и солнце сверкало среди листьев, плясало от ветра. Калвин опустила вырезанное яблоко на траву.

– Марна говорила, что ни один мужской голос не сможет охватить все чары. Ни один мужчина не споет так высоко, как нужно для ледяных чар.

Дэрроу улыбнулся. Порез на его лбу стал светлым шрамом, тянулся через бровь, придавая ему удивленный вид, и было сложно понять, когда он серьезен.

– Твоя Марна мудра, но не знает всего. Чары видимости выше ваших, но Самис может их петь. Мы… он научился менять голос. Так, – он пропел ноту фальцетом. Калвин рассмеялась от неестественного звука, но от хмурого вида Дэрроу она притихла. Он сказал. – Да, девять Сил еще никому не давались, но Самис не обычный колдун.

– Какой он тогда? – она звучала резче, чем хотела.

Дэрроу мрачно посмотрел на нее.

– Он – принц Меритуранской империи. Знаешь о королевском дворе Меритуроса? Нет. Я так и думал. Там один император, но много принцев. Слишком много, чтобы всех любили. Самис из низших принцев. Но он всю жизнь думал, что его дары обеспечат ему титул наследника императора.

– Дары колдуна?

Дэрроу покачал головой.

– Нет. Те силы он скрывает. Я уже говорил, пение там не так ценят, как тут. Нет, он обладает умом и решимостью. Но этого мало, чтобы добыть нужный приз. Император выбрал других сыновей. И теперь Самис решил от жадности и гордости, что быть императором Меритуроса – мелочи, что его таланты выше. Он решил сделать себя императором всего Тремариса.

– Всего Тремариса? Всех земель?

– Почему нет? – резко сказал Дэрроу без веселья. – Это будет просто для Поющего все песни. Он уже изучил две силы, почему не три или пять, или девять? – он поднял яблоко и подбросил, оно закружилось в пятнах света. – Весь Тремарис станет его игрушкой, он будет пытать, разрушать и порабощать, если захочет. Он будет играть с миром, как ребенок с глиной. И никто не сможет остановить его. Никто, – он отклонился на руку и бросил яблоко по высокой дуге, и Калвин потеряла его среди листьев и солнца. Она услышала плеск, оно упало в реку. Она представила покачивающуюся зеленую сферу, уносимую потоком к дальнему морю.

Дэрроу увидел ее недовольство.

– Оно бы сгнило.

– И так будет с Тремарисом, если ты говоришь правду, – она сидела прямо и смотрела на него. – Дэрроу, если этот Самис так силен, зачем он преследует тебя?

– В Меритуросе он славился навыком охотника. В этот раз добыча – человек. Ему весело охотиться на меня, как он охотится при этом на формы чар.

– Нет, нет! Он должен хоть немного бояться тебя. Должен быть способ одолеть его. И он знает это.

С болезненной медлительностью Дэрроу встал на ноги, оперся на костыль и посмотрел на нее. Вдруг он показался старше игривого юноши, что болтал с ней ранее. Его серо-зеленые глаза горели холодным гневом.

– Калвин, дочь Тарис, не говори больше со мной об этом. Ты ничего не знаешь. Твое неведение позорит тебя, – он отвернулся и пошел, хромая, но с достоинством.

Калвин вскочила в потрясении.

– Дэрроу! – она хотела бежать за ним, кричать и спорить, трясти его за плечи. Но сила удержала ее, словно его чары сжали ее за тунику и держали на месте. Она отвернулась.

На следующий день Калвин была у ульев после рассвета, радуясь, что новенькие будут заняты уроками, и она побудет одна. Она не давала себе идти в лазарет к Дэрроу, говоря себе, что занята, но на самом деле злилась на него за упрямое желание быть побежденным. Если бы у нее был заклятый враг, она не сдалась бы. Она надела перчатки и шляпу. Она боролась бы до последнего вдоха.

Пчелы не были рады в новом улье, они недовольно гудели весь день. Ее дважды ужалили пчелы, пролезшие под вуаль. Может, Дамир не врала, и они ощущали настроение хранителя. Если она была беспокойной, такими были и пчелы, если она была не рада, то и рой злился, и тогда не будет хорошего меда.

Калвин сняла шляпу и перчатки и села на берегу реки. Серебристо-зеленые листья были шелестящей крышей над ее головой, сверчки пели в теплом воздухе. Она не удивилась голосу Дэрроу рядом с собой.

– У пчеловодов сложная работа, как погляжу.

– Я сегодня лишь мешаю пчелам. Мне стоит оставить их одних на время.

Он кашлянул.

– Я д-должен кое-что тебе сказать. Я зря вчера говорил так резко, – он, казалось, не привык извиняться. Он сразу возразил. – Ты думаешь, я быстро сдаюсь. Ты не знаешь, как долго я боролся, бежал и боролся. Между Самисом и мной долгая история, дольше, чем ты можешь представить. Я… очень устал.

Калвин прикусила губу. Он был прав, она не знала, что случилось у колдунов в прошлом. Марна тоже говорила, что она быстро решала, что правильно, а что – нет. Ей стоило извиняться, а не наоборот.

Но он не думал, что ей нужно что-то говорить.

– Поговорим о другом? Расскажешь о своих пчелах?

– Я бы лучше послушала о твоих путешествиях, – она сделала паузу, не зная, с чего начать вопросы. – Я хочу услышать обо всем. Расскажи все! Например… о Меритуросе.

От смеха морщинки появились в уголках его глаз, сделав его младше.

– Что же выбрать? Меритурос полон чудес. Хочешь услышать о Черном замке Хатары? Он поднимается в песках пустыни, без ворот и окон, такой гладкий, что даже птицы не могут сесть на него.

– Да, – сказала Калвин. – Расскажи об этом.

После ужина и вечерних ритуалов дыхания и пения Тамен ждала Калвин у двери большого зала.

– Калвин, пройди со мной, дитя, в сад роз.

Калвин не видела ее лицо под капюшоном, но голос Тамен был строгим, и она была напряженнее обычного. С опасением Калвин поравнялась с ней.

Сад роз был в стенах поселения, закрытый двор, куда попадало летнее солнце. Сильный запах роз заполнял его, пойманный в согретых стенах. Бархатные темно-красные розы опустились в свете луны, бутоны белых роз сияли, как серебряный огонь. Они медленно шли по тропам. Пришла пора Падения лепестков, самая большая луна уже была почти полной, а две маленькие были полумесяцами на черном бархате неба.

Тамен сказала:

– Ты говорила с чужаком почти каждый день, – недовольно сказала она.

– Сестра, вы сами меня просили говорить с ним!

– Я говорила тебе узнать его цель, а не дружить с ним. Ты узнала что-то в разговорах? Откуда он? Кому служит? Что у него за магия?

– Железная, как и думала матушка. Он много путешествовал, – Калвин замешкалась. Она много дней провела с Дэрроу в саду, спрашивала о путешествиях и чудесах, что он видел, но она не знала, где он родился.

– О чем вы говорите?

– Он спрашивает меня о пчелах. И рассказывает о своих путешествиях.

– Не стоит говорить с ним о таком. Дочери Богини, почти жрице нельзя забивать голову дикими историями.

Калвин молчала, они шли дальше. Розы свисали с сияющих кустов, их запах давил на нее, удушал сладостью. Она сказала:

– Почему вредно говорить с ним о мире вне Антариса?

– Все, что должно тревожить тебя, по эту сторону Стены. Знаю, Марна рассказала тебе о матери. Этого не хватило? Хочешь покончить, как она?

После паузы Калвин сказала:

– Простите, если я вела себя недопустимо.

– Это хорошо. Но будь осторожна.

– Я осторожна.

– Надеюсь, он не стал тебе нравиться.

– Конечно, нет, сестра, – лицо Калвин пылало, она надеялась, что Тамен не видит.

– Он не будет с нами долго. В канун середины лета его отдых тут закончится.

Калвин оступилась и спохватилась.

– Его нога еще тревожит его. Вряд ли он сможет пойти по горам в скорое время.

В свете луны Страж в плаще была высокой и грозной, ее голос был низким.

– Не важно. Путь до священной долины не долгий.

Во рту Калвин пересохло. Они отправят его в священную долину. Его принесут в жертву Богине, его кровь прольется у огнедерева, его кости оставят на ветках для птиц. Она слышала о такой жертве, ужасное наказание за оскорбление Богини. Эти истории рассказывали в полночь, старшие новички пугали младших, но этого не случалось при ней, и она думала, что это страшилка для детей. Она пролепетала:

– Может, хватит просто изгнания?

– Изгнание? А если он перелетит Стену снова? Думай, дитя, а потом говори, и не будешь выглядеть глупо. Нужно избавиться от чужака, он не будет выглядывать тут все вечно. Его нога заживет достаточно, чтобы его подношение Богине не было оскорблением, в середине лета он пойдет к Ней, конец, – Тамен сжала плечо Калвин, но ее голос чуть смягчился. – Ты думаешь, это жестоко. Но приходится принимать сложные решения, и чем раньше ты это поймешь, тем проще тебе будет, когда настанет твое время.

Калвин молчала, волочила ноги по камням. Если это решение Высшей жрицы и Стража, она такой быть не хотела ни сейчас, ни потом. Тамен отпустила ее плечо.

– Иди спать и подумай над моими словами.

– Да, Тамен, – прошептала Калвин.

Она оглянулась, уходя, Тамен стояла в лунном свете, колонна в плаще, розы вокруг нее пятнали серебряные камни темными каплями, словно кровью.

Калвин не поняла, что разбудило ее. Тихий шорох плаща по холодному каменному полу или трепет огня? Она лежала, едва дыша, в смятении от кошмара, сердце шумело в ушах.

А потом она увидела: свет под ее дверью бросал тени на стену, тяжелый плащ шуршал медленно по полу.

Она тут же вскочила и оделась в темноте, пальцы были неловкими после сна.

Она накинула зимний плащ на плечи и вышла тихо, как кот. Было темно, весь Антарис должен был спать. Что-то было не так.

Тот, кто миновал ее дверь, пришел из коридора. Калвин замерла и слушала. Вот, шаг, эхо шага. Кто-то шел по галерее с видом на центральный двор. Сжимая плащ, Калвин кралась по коридору, по ступеням, юркнула в тень за колонной. Там, на другой стороне галереи, двигалась фигура в капюшоне с фонарем, большая тень трепетала за ней. Калвин не видела ее лица.