Текст книги "Пока не поздно"

Автор книги: Кей Мортинсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Не в силах сдержать эмоции, Мей раскинула руки, точно стремясь обнять весь мир, заново переживая радость тех первых часов. Глаза ее засияли мягким золотистым светом. Опомнившись, она поспешно сложила руки перед собой: не дай Бог, Энтони подумает, будто имеет дело с сумасшедшей! Но должен же он понять, каково ей сейчас!

– Ох, – горячо продолжила она, – видели бы вы меня в тот момент! Я танцевала, хлопала в ладоши, съела за один присест целую упаковку мороженого… Ох! – самозабвенно восклицала Мей. – Я так радовалась, что чуть с ума не сошла! Улыбалась всем прохожим на улице. Ног под собой не чуяла от счастья. И то, и дело разражалась слезами. Понимаете, мне казалось, что отец так далеко… Я здесь, а он там…

Наступило долгое молчание. Энтони, похоже, искал и не находил нужных слов. И снова, в который уже раз, между собеседниками соткалась плотная завеса напряженности – душная, одурманивающая. Стиснув пальцы, Мей тревожно вглядывалась в лицо человека, сидящего напротив. Что-то было не так…

Серые глаза смотрели на нее с искренней жалостью, и сердце у молодой женщины оборвалось. Отец умер, убито подумала она и побледнела.

– Послушайте… не стройте несбыточных надежд. Вы не сможете увидеться с отцом прямо сейчас… или в ближайшем будущем.

Мей беспомощно заморгала. В серых, как сталь, глазах на мгновение отразилась неизбывная мука, но впечатление тут же развеялось. И все-таки она готова была побиться об заклад, что Энтони чем-то всерьез обеспокоен. От ее взгляда не укрылось и то, как он стиснул зубы, и то, как руки его сами собою сжались в кулаки, да так крепко, что побелели костяшки пальцев.

Зато пальцы Мей разжались сами собою, и чашка жалобно звякнула о блюдце. Чай выплеснулся на скатерть в сине-белую клетку, но никто из них не заметил, как по ткани расползается пятно.

– Мой отец… Он не… не… – чуть слышно начала Мей, проглотив комок в горле.

– Нет! – быстро заверил Энтони, прочитав ее мысли. – Он вовсе не умер! Я не это имел в виду.

И к своему удивлению, порывисто наклонился и ободряюще стиснул ее руку. Мей облегченно выдохнула.

– Тогда в чем же дело? – прошептала она.

– Ник нездоров… Он в больнице, – с трудом выговорил Энтони. – Он уже давно болен…

– А когда… когда написал мне, он уже занедужил? – решила уточнить Мей. – Впечатление складывалось такое, что отец идиллически счастлив…

– Ник и был счастлив, но даже тогда здоровье его оставляло желать лучшего. Отчасти поэтому он вам и написал. А сейчас… – Энтони скрипнул зубами, – сейчас состояние его резко ухудшилось.

– Что вы имеете в виду? – Карие глаза Мей в ужасе расширились. – Насколько… ухудшилось? – Выдернув руку, она взволнованно вскочила и истерически выкрикнула: – Я хочу знать правду! Да не молчите же!

– Сначала сядьте…

– Нет, отвечайте немедленно! Я должна знать все! – заклинала Мей, пропуская мимо ушей уговоры Энтони.

– Хорошо. Вот вам правда, вся как есть, без прикрас. У Ника больное сердце. Недавно он пережил инфаркт, – сказал Энтони. – Сейчас врачи борются за его жизнь.

В голосе его прозвучала неподдельная боль – и последние силы оставили гостью. Выражение лица Энтони, суровое и печальное, говорило яснее слов, что положение отца куда серьезнее, нежели следует из последней фразы.

Потрясенная неожиданным известием, Мей пошатнулась. Кухня закружилась вокруг нее, шум в ушах нарастал, заглушая голос собеседника.

Чуть слышно застонав, она схватилась за спинку стула и рухнула на сиденье.

– Нет! Нет!!! – выкрикнула она.

Жгучие слезы потоком хлынули по щекам. Вне себя от смятения и горя, закрыв лицо руками, Мей раскачивалась вперед-назад, безутешно рыдая.

Так близко и в то же время так далеко!

А ведь она могла бы приехать полгода назад! Но Барделл объявил, что не может отпустить ее с работы в такую длительную поездку. Потом это недоразумение с почтой… Или, что еще хуже, Энтони перехватил ее письма! А Барделл все твердил, что отец не отвечает, потому что передумал…

Мей застонала. Все это время она могла бы ухаживать за отцом, с каждым днем узнавая его все лучше и лучше, окружая нежной заботой… А сейчас он при смерти.

– О Боже!.. Бедный мой отец!.. Я и не догадывалась… – всхлипывала молодая женщина.

На руку ей лег мягкий квадратик ткани. Мей жадно схватила носовой платок и прижала к глазам. А что, если ситуацию эту спровоцировал не кто иной, как Энтони? Она вытерла слезы и выпалила:

– Я должна спросить у вас кое-что! Вы… вы спрятали мои письма?

– Я?! – переспросил Энтони, явно потрясенный подобным предположением. – Как я мог? Я и переехал-то сюда только пару недель назад!

Мей со всхлипом перевела дыхание. Значит, ее письма и впрямь затерялись на почте. Неудивительно, что Энтони О'Донегол встретил ее неприязненно. Он отлично знал, что смертельно больной отец написал ей, знал, как много значил для него ответ дочери. А когда никакого ответа так и не пришло, оба – и отец, и Энтони – возненавидели ее, сочли бездушной эгоисткой.

А ведь письмо отца так ее обрадовало! Словами не выразить, как она мечтала об их встрече, как тосковала об отце! Проделала такой путь, казалось бы, вот он, долгожданный миг… Тут-то у нее и отняли последнюю надежду. Да, более жестокого удара судьба ей не наносила!

Мей дали шанс любить и быть любимой безо всяких условий и оговорок. Узнать самую чистую, самую бескорыстную любовь – любовь, связывающую родителя и дитя.

Бедный отец. Он смертельно болен… Руки Мей, словно налившись свинцом, бессильно упали на стол. Она склонила голову – влажная щека легла на мягкую ткань рукава – и дала волю слезам. Рыдания сотрясали все ее тело, в груди стеснилось, в горле першило.

Смутно, точно издалека, до нее донесся голос:

– Простите, мне нужно отлучиться.

Послышался звук отодвигаемого стула. Энтони встал и стремительно направился к двери, словно слезы гостьи несказанно его раздражали и ему не терпелось унести ноги из кухни.

– Не уходите, – всхлипнула Мей.

Но он уже скрылся за дверью.

Губы бедняжки дрожали. Ей так и не удалось переубедить упрямца. Он считает ее лгуньей и обвиняет в том, что она причинила боль смертельно больному старику.

Энтони О'Донегол знает Николаса, заботится о нем. Но ведь и она тоже часть Николаса! Она – одна-одинешенька в чужой стране, усталая, потрясенная, напуганная… Он же не слепой, он видит, как много значит для нее встреча с отцом!

Как он может бросить ее на произвол судьбы? Неужели ни капли жалости к ней не испытывает? Мей с досадой ударила кулаком по столу. Ну почему все мужчины такие эгоисты? Почему они не способны почувствовать чужую боль как свою?

Губы жег мерзкий привкус обиды и гнева. Мей зарыдала так, словно сердце ее вот-вот разорвется от муки, оплакивая отцовский недуг и собственную горькую участь, ненавидя жестокосердного Энтони и его возмутительное бездушие.

Энтони сам не помнил, как выбрался из кухни. Все оказалось куда тяжелее, чем он думал.

Он рывком распахнул дверцу холодильника, извлек одну из бутылочек, другой рукой схватил устройство для подогревания молочной смеси и со всех ног бросился в детскую. Да, конечно, пока он выслушивал излияния гостьи, Бекки проснулась и теперь громко возмущалась тем, что о ней забыли.

– Кто-кто, а ты всегда выберешь нужный момент, – обреченно вздохнул Энтони. – Подожди-ка минутку. Сейчас воткну эту штуку в розетку… А теперь иди-ка на ручки. Да хватит плакать, все уже хорошо. Я здесь, я тебя защищу…

Защитишь ли? – ехидно осведомился все тот же внутренний голос. Не ты ли сам терзаешься совестью, всерьез раздумывая, а не позволить ли этой девице занять законное место в семье? Да ты готов без борьбы уступить собственную плоть и кровь посторонней женщине!

Энтони стиснул зубы, гоня навязчивые мысли, и принялся расхаживать взад-вперед по комнате, успокаивая дочку ничего не значащей болтовней и пытаясь в то же время взять себя в руки.

– Ну, тише, маленькая, тише. Уже почти готово, – приговаривал он, наклоняясь и на мгновение прижимаясь щекой к розовой детской щечке, – так ему хотелось ощутить близость хоть одной живой души. – Я просто разрываюсь между вами, – посетовал он. – Ник, ты, теперь вот она…

Лоб Энтони прорезала глубокая морщина. Ни за что на свете не согласился бы он заново пережить последние полчаса. Душераздирающие рыдания Мей чуть не сокрушили его защитные бастионы и затронули сердце куда сильнее, чем он ожидал.

Не следовало пускать эту женщину в дом. Черт бы подрал все эти морально-этические принципы! Дескать, играть надо по-честному. Вот и доигрался. Позволив Мей открыть рот, он совершил роковую ошибку. Уж слишком она ранима, слишком открыта и доверчива… Да полно, так ли это? Один раз его уже обвели вокруг пальца – легко и непринужденно.

Энтони нахмурился, заново переживая прошлое. Тогда ему не удалось защитить Николаса, как он ни старался. И последствия были ужасны. Молодой человек в гневе стиснул кулаки. На сей раз он любой ценой оградит старого друга от угрозы, что, возможно, таит в себе появление незваной гостьи.

Эта Мей – сплошной клубок противоречий.

Вызывающе ярко одетая, требовательная, и при этом такая эмоциональная, такая впечатлительная и чуткая! Энтони фыркнул. При всем ее обаянии подобное сочетание качеств – смертельная комбинация для больного старика, что нуждается в тишине и покое.

Однако, изнывая от страха за Николаса, Энтони с трудом боролся с желанием заключить в объятия это трепетное, хрупкое существо, прижать к груди, дать понять, что он разделяет ее горе и всей душой ей сочувствует… Останавливала его только тревога за будущее Ребекки. Поэтому, вместо того чтобы пойти на поводу у чувств, Энтони внимал голосу здравого смысла.

– Все готово, – ласково прошептал он ребенку. – Смотри: вот твоя еда. Ради такой вкуснятины стоило чуть-чуть подождать, верно? Ох ты, какие крупные слезки…

Серые глаза потемнели, точно небо перед грозой. Не так давно ему уже доводилось наблюдать рыдания вроде тех, что сотрясали Мей. Тогда Корал молила и заклинала Энтони сохранить в секрете ее признание. Из жалости к умирающей он дал слово – чтобы та спокойно отошла в мир иной. И еще потому, что хотел защитить Николаса.

С тех самых пор он барахтается в болоте лжи и обмана. Но больше он на эту удочку не попадется…

Малышка жадно сосала бутылочку. Энтони поневоле залюбовался сосредоточенным, серьезным личиком девочки. Блаженная невинность… Как она трогательно-беззащитна! Он никогда не смог бы расстаться со столь бесценным подарком – с собственным ребенком.

– Эта женщина может отнять тебя, – сообщил Энтони дочке. При одном этом предположении глаза его яростно вспыхнули, а сердце неистово заколотилось в груди. – Я такого не допущу! – исступленно поклялся он.

Неважно, что за проблемы у Мей, любой ценой придется убедить ее отказаться от мысли о счастливом примирении с отцом. И все равно Энтони чувствовал себя не лучшим образом. Даже притом, что дословно выполнял волю Николаса. Старик некогда уверял – страстно, едва ли не с истерическим надрывом, – что знать неблагодарную не желает.

Энтони представил, как Мей понуро уходит прочь, и сердце его болезненно сжалось. Он уже убедился, как много значит для молодой женщины возможность познакомиться с отцом. В конце концов, он, Энтони, тоже отец! И знает, каково это – утратить свое дитя!

Он рассеянно провел рукою по волосам. Черт подери эту женщину, усложнившую ему жизнь!

Бекки выплюнула соску. С превеликой осторожностью Энтони вытер забрызганные молоком губки – розовые и нежные, точно лепестки цветка. Искоса бросил взгляд на наручные часы и застонал:

– Черт возьми! Позже, чем я думал!

Появление Мей нарушило все его планы. С уборкой придется подождать. Пора ехать в больницу.

Энтони заменил малышке подгузник, извлек из шкафа теплую шерстяную шапочку и в который раз принялся за непосильную задачу – пропихнуть две маленькие, сопротивляющиеся ручонки в рукава парадной распашонки. А теперь надо сообщить Мей о своем решении.

– Погоди минутку, – тихо сказал он девочке, укладывая ее в коляску. – Я скоро вернусь.

Энтони решительно направился в кухню, с замирающим сердцем предчувствуя неприятное объяснение. Уронив голову на стол, Мей крепко спала.

Он застыл на пороге, завороженно глядя на нее, любуясь тем, как золотистые локоны обрамляют голову мерцающим ореолом, переливаясь и вспыхивая в солнечных лучах. Энтони осторожно потряс молодую женщину за плечо. Какое оно хрупкое на ощупь! Как она ранима, несмотря на всю свою браваду! Он сурово свел брови, заставляя себя исполнить то, зачем пришел.

– Мей! Мей! – настойчиво позвал он, стремясь поскорее покончить с неприятным делом.

Она пробормотала что-то, но не проснулась. Пальцы его скользнули по рукаву пиджака – ткань была мокра от слез. И в груди Энтони всколыхнулось непрошеное, совершенно неуместное сочувствие к гостье.

Сам не зная зачем, он заправил ей за уши золотистые пряди, упавшие на лицо. Огромные, выразительные глаза, по счастью, были закрыты, но влажные, загнутые кверху ресницы выглядели на редкость трогательно… Тихо застонав, он двумя пальцами взялся за точеный подбородок.

– Мей!

Златокудрая головка бессильно завалилась на бок. Похоже, ее даже из пушки не разбудишь.

Энтони взглянул на часы – и в сердцах выругался. Ей ни в коем случае нельзя здесь оставаться. А ему совершенно некогда ждать, пока она проснется. Ну что ж, ничего не попишешь. Энтони осторожно подхватил спящую на руки. Не открывая глаз, она доверчиво прильнула к нему, склонила голову на плечо – в точности как Ребекка. Теплое, ровное дыхание обдало щеку. Благоухание волос пьянило сильнее молодого вина.

Как давно он отказывал себе в удовольствии самозабвенно, не спеша ласкать покорное, обольстительное тело, дать выход сдерживаемой страсти, познать завершающую нежность объятий… Энтони сурово нахмурился, вспомнив, во что это «удовольствие» обошлось ему в прошлом.

С ношей на руках он зашагал вверх по лестнице. Женщины обходятся дорого. Допустишь ошибку – а он допустил, и еще какую! – и уделом твоим станет кромешный ад.

Но стоит ли удивляться, что он так отзывается на близость сексапильной, обворожительной красавицы! Вот уже много месяцев он не знает общества женщины, так что один только взгляд невероятных, точно растопленное золото, глаз пробуждает в нем чувственную дрожь, и каждая клеточка тела требовательно заявляет о своих нуждах… Но он способен справиться и с этой проблемой.

Мускулы живота напряглись, свидетельствуя об обратном. Мей заворочалась у него на руках, и одно лишь прикосновение тугой груди заметно подорвало его суровую решимость. Поджав губы, Энтони опустил спящую на роскошную кровать с пологом на четырех столбиках, что стояла в гостевой спальне, и осторожно развел руки, обвившие его шею.

Мей на мгновение приподняла голову – лица их оказались совсем близко – и вздохнула. Энтони с трудом совладал с желанием поцеловать ее в полураскрытые, влажные губы.

Он поспешно отпрянул, снял было с кресла плед, но тут в голову ему пришла новая мысль. Мей провела в дороге больше суток. Наверняка проспит остаток дня и всю ночь.

Взгляд серых, как сталь, глаз скользнул по красным сапожкам с высокими голенищами. Энтони нерешительно взялся за молнию. Рука его задела упругое, теплое бедро. Но он совладал с непрошеной дрожью, снял сапоги и бросил их на пол.

Упорно избегая смотреть на длинные, стройные ноги, он задумался, снимать ли пиджак. Перевернув спящую сначала на правый бок, затем на левый, Энтони справился и с этой задачей.

Не открывая глаз, Мей подняла руку и обняла его за шею, с нежданной силой притянув русоволосую голову к своей груди, что мерно приподнималась и опускалась в такт дыханию. На мгновение Энтони уткнулся лицом в шелк, и перед глазами его тут же все поплыло. Не более секунды наслаждался он этим ощущением, но секунда эта показалась ему вечностью.

Он резко высвободился и поспешно накрыл спящую женщину пледом, для большей безопасности натянув его до самого подбородка так, чтобы не видеть восхитительного, дразнящего тела.

Щеки Мей были влажны от слез, слипшиеся ресницы торчали трогательными стрелочками. На одно безумное мгновение Энтони задумался, а не обтереть ли ей лицо теплой водой. Но тут же понял: нужно держаться от гостьи как можно дальше, иначе ему не поздоровится. Она – дочь Николаса. Разве мало у него было проблем с любовницей Николаса? Позволяя себе восхищаться Мей, он играет с огнем.

Безжалостный к самому себе, Энтони задернул полог кровати. Он оставил на столе записку, сообщая, что вынужден отлучиться на час-другой, – на случай, если гостья проснется раньше его возвращения. А потом принял ледяной душ, побрился, оделся и, подхватив Бекки, помчался в больницу, мысленно готовясь к мучительному зрелищу, что ждало его там. Николас, бесконечно дорогой для него человек, находится на грани жизни и смерти. Кто знает, чем закончится для больного эта борьба!

4

Вытянувшись под пледом, Мей упрямо считала овец. Сон упорно не приходил.

Проснувшись с первым рассветным лучом, она с ужасом осознала, что находится в чужом доме. Ей стоило немалого труда вспомнить, где именно. И даже тогда отдельные факты отказывались вписываться в общую картину. Заснула она, положив голову на кухонный стол. А проснулась на роскошной кровати. Какая-то добрая душа отнесла ее наверх, сняла с нее сапоги, укрыла пледом… Неужели Энтони?

Мей выскользнула из постели и направилась к стоящему у стены чемодану – отыскать ночную рубашку. Но вместо этого задержалась у зеркала и внимательно пригляделась к своему отражению. Ну и вид! Щеки пылают лихорадочным румянцем, волосы в беспорядке разметались по плечам… И откуда только взялась эта разнузданная соблазнительница под стать моделям из «Плейбоя»?

– Вот только этого мне и не хватает, – сердито обругала себя Мей. – Лишиться сна из-за закоренелого эгоиста, который не способен распознать искреннюю любовь, даже если ткнуть его носом!

В животе громко заурчало. Еще бы! Вот уже много часов у Мей крошки во рту не было. Решив совершить набег на кухонный холодильник, она порылась в чемодане и извлекла из него ярко-желтые шерстяные брюки и свитер в тон.

Застегивая молнию, Мей досадливо поморщилась. Барделл в шутку называл ее «сексуальной маньячкой»… Если честно, то в большинстве случаев надежда неизменно торжествовала над опытом. Барделлу так и не удалось доставить ей того высшего наслаждения, о котором твердят героини «мыльных опер».

Причесываясь, Мей удрученно размышляла о своей нелегкой судьбе. Может, в этом-то и проблема? Может, она из тех ненасытных женщин, которым секс необходим, как иным людям – ланч. Три блюда и добавки, пожалуйста… Фу, как унизительно!

Да, безусловно, такого сексапильного красавца, как Энтони, еще поискать! И мрачная враждебность лишь усиливает его роковое очарование. Но Мей поклялась: если она и найдет себе нового воздыхателя, так мягкого, доброго, снисходительного… Чтобы обожал ее всем сердцем. А на меньшее она не согласна. В любом случае, сейчас перед нею проблема куда более важная.

Мей тяжело вздохнула, понимая, что отец от нее по-прежнему бесконечно далеко. Но известие о его болезни лишь усилило ее решимость повидаться с ним. Энтони придется дать ей адрес больницы, хочет он того или нет. Эти сведения она получит от мистера О'Донегола за завтраком, даже если придется лизать негодяю башмаки!

Уже на середине лестницы Мей услышала негромкий шум стиральной машины, что доносился из кухни. Энтони явно уже встал и занялся стиркой. Стало быть, встреча произойдет раньше, нежели она ожидала. Мей помедлила на последней ступеньке, гадая, а не сбежать ли, но тут же взяла себя в руки.

Во-первых, она жутко проголодалась. А во-вторых – это отличная возможность призвать злодея к ответу. Уж теперь-то гостеприимный хозяин никуда не сбежит!

«Гостеприимный хозяин» сражался с мокрой простыней и конечно же не заметил появления гостьи, что совершенно бесшумно ступала босыми ногами по кафелю. Один взгляд на суровое, мужественное лицо, на высокую, мускулистую фигуру – и сердце Мей беспомощно дрогнуло.

– Я есть хочу, – объявила она с порога, отрезая себе путь к отступлению.

Энтони обернулся, неодобрительно нахмурился – похоже, канареечно-желтый костюм пришелся ему не по душе – и снова сосредоточил все свое внимание на простыне.

– Яйца и бекон в холодильнике.

– Боюсь, к плите меня подпускать нельзя, – посетовала Мей. – Мне бы чашечку кофе и кусочек кекса или шоколадного бисквита…

– На полке в стенном шкафу.

Энтони мотнул головой в нужном направлении. При этом он выронил простыню и негодующе воззрился на гостью, словно списывая на ее счет и эту досадную неприятность.

Еще недавно Мей оробела бы и смутилась. А сейчас предложила, как ни в чем не бывало:

– Давайте помогу.

Вместе они аккуратно сложили простыню пополам, потом еще раз пополам. Руки их на мгновение соприкоснулись – и по спине Мей пробежали мурашки.

– Спасибо, – поблагодарил Энтони, едва ли не выхватывая простыню у нее из рук. И, уже не подпуская гостью на опасно близкое расстояние, сам пристроил простыню на веревку, протянутую от одной стены к другой.

– Мне что-то не спится, – небрежно обронила Мей, стремясь любой ценой нарушить гнетущую тишину.

– Я заметил.

И Энтони рывком затянул пояс халата. Жест этот яснее слов говорил о настороженности хозяина. Дескать, держись от меня подальше! Прочь из моих владений!

Итак, этот тип явно имеет на нее зуб. Она ему не по душе. Он ей не доверяет. Даже в одном помещении с нею находиться не может. При первой же возможности стремится повернуться спиной.

Возможно, мистеру О'Донеголу и впрямь необходимо побыть одному, но вот ей-то позарез необходима информация. И нужные сведения она раздобудет любой ценой.

Но сначала Мей отыскала в стенном шкафу хлеб, масло и огромный яблочный пирог, которые торжествующе выставила на стол.

– И еще хорошо бы кофе, – объявила она, радуясь обретенной уверенности в себе.

Хозяин молча пододвинул ей чашку. Мей наполнила ее до краев и с наслаждением поднесла к губам.

– Я вас раздражаю, не так ли? – осведомилась она со свойственной ей прямотой.

Энтони коротко, невесело рассмеялся.

– Вы осложняете мне жизнь.

Ну что ж, по крайней мере, этот тип с нею честен. А Энтони, словно не замечая присутствия постороннего, воткнул штепсель в розетку, извлек из корзины с бельем рубашку и принялся деловито орудовать утюгом. Надо же, какой хозяйственный! – одобрительно подумала Мей.

– Так сведите меня с отцом – и проблема исчезнет сама собою. В конце концов, я же не вам досаждать приехала! – упрямо гнула свою линию молодая женщина.

– Опять за рыбу деньги! – фыркнул Энтони. Мей кивнула, и хозяин несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, словно обуздывая гнев. – Вы сами не подозреваете, сколько вреда можете причинить, – тихо проговорил он, прислоняясь к стене и глядя куда-то мимо женщины. – Вы свалились точно снег на голову. Бог свидетель, я сделал все, чтобы отослать вас домой…

– Я заметила! – вспыхнула она.

– Мей, – мягко проговорил Энтони, – вчера я подумал было, что вы приехали, повинуясь мимолетной прихоти, вздорному капризу, а может даже рассчитывая на денежки Ника. Я хотел, чтобы вы уехали, приняв как данность, что отцу вы безразличны.

– А на самом деле… отец меня ненавидит? – срывающимся голосом спросила Мей.

Энтони кивнул. И с губ молодой женщины сорвался тихий стон.

– Мне жаль вас огорчать, – сухо произнес он. – Правда, жаль. Мне хотелось, чтобы вы так и не узнали, к чему привело ваше легкомыслие… Не отпирайтесь, ведь вы и впрямь не ответили на письмо Ника! Я надеялся оградить вас от лишней боли. – Энтони резко выдохнул. – Но вы прицепились ко мне, как чертополох. Все вам объясни, все растолкуй!

– Но откуда эта ненависть? – не в силах более сдерживаться, вскричала Мей. – Что такого я натворила? Говорю же: письма, наверное, затерялись на почте!

Энтони побледнел как полотно. В глазах отразилась неизбывная мука, губы дрогнули – и Мей невольно пожалела о своей навязчивости. Может, и вправду надо было развернуться и уехать восвояси? Она беспомощно всхлипнула. В серых глазах Энтони что-то вспыхнуло, но смотрел он не на гостью, а куда-то вдаль…

– Вы хотите знать, что отец ставит вам в вину? – сдавленным шепотом произнес он. – Хорошо, я скажу. Смерть любимой женщины.

Мей в ужасе закрыла рот ладонью.

– Но можно ли винить в этом меня?.. – Она со всхлипом перевела дух. – С вашей стороны жестоко так говорить!

– Но это правда. – И Энтони искоса взглянул на часы.

– Забудьте про время! – возмущенно закричала Мей. – Речь идет о жизни и смерти! Как я могла убить несчастную женщину, если нас разделяло полматерика? А ну-ка, отвечайте! Я должна знать! – бушевала она.

– Вы предали отца как раз тогда, когда он больше всего в вас нуждался. Дело в том, что в один прекрасный день Ник влюбился, как мальчишка, – начал Энтони. – Он хотел повидаться с вами, прежде чем… – Молодой человек умолк и глубоко вздохнул, избегая смотреть собеседнице в лицо. – Прежде чем женится, – продолжил он, точно бросаясь с моста в холодную воду. – А для этого необходимо было расторгнуть предыдущий брак. Вот почему Нику был так необходим адрес вашей матери.

– Но моя мать умерла! – запротестовала Мей.

– Теперь и я об этом знаю. Но эти вести слегка запоздали, – удрученно ответил Энтони.

– Ничего не понимаю.

– Сейчас поймете, К сожалению, ваш отец не сказал невесте, что женат…

– Но почему? – изумилась Мей.

Энтони пожал плечами.

– След вашей матери давно затерялся. Кто знает, сколько лет потребовалось бы, чтобы ее разыскать? А невеста Ника была много моложе его…

– Насколько моложе? – перебила Мей.

– На девять лет старше меня, – неохотно сказал Энтони. – Ей только что исполнилось тридцать шесть.

– Но ведь отцу уже под шестьдесят! – удивленно воскликнула молодая женщина. – Она любила отца? Действительно любила?

– Как я могу ответить на ваш вопрос? – раздраженно бросил Энтони. – Если помните, я здесь почти не бывал. Я знаю одно: больше всего на свете ей хотелось выйти замуж за Ника, а тот спал и видел ее своей законной женой. Ник боялся, что потеряет Корал навсегда, если она поймет, что есть препятствия для заключения брака.

– Если бы она и впрямь любила отца, то подождала бы, – убежденно сказала Мей. – Эта женщина не любила его. Правда ведь, не любила?

– Возможно, что и нет, – вздохнул Энтони.

– Интриганка зарилась на его деньги, да? – возмущенно предположила Мей.

– Ваш отец многое мог предложить ей, причем не только в денежном исчислении, – загадочно ответил Энтони. – Ник с ума сходил по невесте. И как вы легко можете представить, чувствовал себя довольно неловко так и не дождавшись от вас ответа.

– Но почему отец не написал еще раз?

– Вот уж не знаю. Может, к тому времени уже плохо себя чувствовал… Бедному Нику пришлось несладко. Сначала они с невестой переезжали… в этот самый дом, а это такая нервотрепка! Шутка ли – нанимать грузчиков, выбирать ковры, покупать антикварную мебель, картины, перестраивать кухню, разбивать сад…

– Боже милосердный! Неудивительно, что отец заболел! Такие нагрузки в его возрасте строго противопоказаны! – всплеснула руками Мей. – Не надо ему было торопиться…

– Знаю, – устало кивнул Энтони. – Но Ник души не чаял в невесте и ни в чем не мог ей отказать, тем более что остро чувствовал свою вину перед нею. Ведь Корал уже всерьез опасалась, что так и останется на сомнительном положении любовницы. Ник снова и снова откладывал свадьбу, что вызывало бесконечные размолвки. Однажды Корал устроила Нику бурную сцену, а когда он отказался ответить на ее ультиматум, в ярости выбежала из дому, села в машину и помчалась куда глаза глядят. Она была изрядно пьяна. Вино и гнев затуманили ее разум… Возможно, Корал боялась, что жених просто водит ее за нос. Она врезалась во встречный грузовик, и… – Закусив губу, Энтони отвернулся.

Мей в ужасе уставилась на него. Кто, как не она, спровоцировала эту трагедию, пусть и неумышленно! Никогда еще она не ощущала так остро собственного бессилия перед лицом чужого горя.

– Ох, Энтони, – прошептала она.

Но что тут сказать? Слова бесполезны. В таких случаях собеседника молча обнимают за плечи… Однако в данной ситуации это невозможно.

– С вашим отцом случился сердечный приступ, его отвезли в больницу. А вскоре Корал умерла от многочисленных телесных повреждений.

Все это Энтони произнес совсем тихо. Только легкая дрожь в голосе выдала, как глубоко потрясла его эта трагедия.

Странно, что он воспринял судьбу этой женщины так близко к сердцу. Наверное, это потому, что Корал подарила его лучшему другу счастье и любовь. В то время как она сама… Мей с трудом сдержала слезы. Теперь все стало ясно и понятно. Непримиримая враждебность Энтони, упрямое нежелание отца встречаться с нею…

– Мне жаль. Очень жаль. Бедная женщина… бедный отец, – срывающимся голосом прошептала Мей. – Неудивительно, что он меня ненавидит. И вы тоже… – Она чувствовала себя хуже некуда, но зато наконец-то добилась хоть какого-то объяснения. – Спасибо, что рассказали мне все как есть, – убито поблагодарила она. – По крайней мере, теперь я понимаю, откуда что берется…

И, невзирая на явную неприязнь собеседника, Мей порывисто шагнула к нему. Энтони нахмурился, и сердце ее сжалось от сочувствия. Она нерешительно коснулась его руки.

– В этой кошмарной ситуации самое тяжкое бремя легло на ваши плечи, – мягко проговорила Мей. – Мой отец заболел, его невеста погибла… Надо думать, именно к вам он обратился за сочувствием и поддержкой. Ведь и похороны организовали вы?

– Да, – неохотно подтвердил Энтони. – Ник был прикован к постели… Словом, я его заменил.

– Кроме того, нужно было заниматься хозяйством и домом, навещать больного друга… Да мало ли что! Трудно вам пришлось, верно?

Энтони вздохнул и медленно покачал головой.

– Просто не знаю, что о вас и думать.

– Да я такая, как вы видите, – бесхитростно ответила Мей. – Я переживаю ваше горе как свое. Ни в безответственности, ни в поверхностности меня упрекнуть нельзя. Ну как мне убедить вас в том, что я говорю правду? Клянусь вам жизнью отца, что не лгу: я действительно несколько раз ему писала! Я готова признать вину за проступки самые разные, но нежелание ответить отцу в их число не входит! Мои письма затерялись на почте… или их намеренно утаили от отца.

– Что навело вас на эту мысль? – вопросительно изогнул бровь Энтони.

– Я отлично знаю, что письма были отосланы. Следовательно, возможны только два объяснения, – тихо сказала Мей. – Та женщина, что брала трубку, особой приветливостью, мягко говоря, не отличалась… Я звонила дважды, объясняла, кто я такая, и оба раза эта особа велела мне «валить на все четыре стороны»…