Текст книги "От сердца к сердцу"

Автор книги: Кэтрин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4

Сан-Франциско Февраль 1979 года

День выдался великолепный, приятно грело зимнее солнце, дул легкий морской ветерок, на ясном голубом небе не было ни облачка. Джеффри брел по Гирарделли-сквер, затерявшись в праздной толпе людей, вышедших прогуляться в погожий субботний денек. И вдруг его охватила ностальгия… Это был последний день его пребывания в Сан-Франциско, последний день работы местным репортером в этом городе. Скоро приедет съемочная группа, и Джеффри отснимет свой прощальный репортаж. А потом, после съемок, он отправится в Лос-Анджелес, чтобы приступить там к работе корреспондентом. Он стремился поскорее взяться за эту перспективную, захватывающую работу, но все же, все же…

Он всегда будет помнить этот элегантный, стильный, изысканный город. И навсегда запомнит этот чудесный день. Картинки солнечного Сан-Франциско запечатлеются в его памяти, и он будет вспоминать их, когда его занесет в далекие города, охваченные войной. Там дети не бегают по зеленым лужайкам за яркими воздушными змеями, потому что на серой высохшей земле бывших лужаек багровеют темные пятна крови. Жители этих городов вместо смеха и музыки слышат лишь канонаду да крики умирающих. Тогда, в тяжелые времена, он будет вспоминать необыкновенный день в Сан-Франциско, и это ему, возможно, согреет душу.

Миновав парк, раскинувшийся за Гирарделли-сквер, он вышел к заливу и стал наблюдать, как резвые парусники скользят по бирюзовым волнам с клочьями белой пены на гребнях. Этот вид он тоже запомнит навсегда.

Повернувшись к только что подъехавшей съемочной группе, Джеффри увидел Ее. Она по-турецки сидела на траве, ее длинные черные волосы развевались на ветру, лавандовые глаза задумчиво смотрели на море, а на пухлых губах играла мягкая улыбка.

Эту картину – вид красивой женщины из Сан-Франциско – Джеффри добавил к остальным, увиденным им в тот день. Не то чтобы ему было необходимо воспоминание о какой-то женщине из этого города, нет, женщин у него было достаточно. Однако ему показалось, что она могла бы послужить идеальным символом всех женщин, которых он когда-либо знал, – так серьезна, изысканна и красива она была.

Джеффри запоминал этот нежный взор, эти волосы цвета полуночной тьмы, это утонченную красоту, как вдруг ее прекрасные глаза, оторвавшись от моря, остановились на нем. Девушка удивленно заморгала, словно узнавая его, но потом явно смутилась, осознав, что видит перед собой незнакомца. Она поспешно опустила глаза, и черные ресницы полукружиями крохотных веерков легли на ее нежные щеки.

Джеффри тоже удивился и даже испытал некоторую неловкость, однако не смутился и не оторвал от нее взгляда. Напротив, он продолжал смотреть на нее, надеясь на ответный взгляд. Когда, будто повинуясь его молчаливому приказанию, она смело подняла на него потрясающие лавандовые глаза, он отметил, что она все еще удивлена, но смущения в ее взгляде уже не было. Казалось, девушка узнала его.

Да, узнала, но это не было обычным узнаванием популярного ведущего: «Ах, неужто вы – Джеффри Лоуренс с четвертого канала? Как мило!» Нет, в ее глазах было что-то другое, более глубокое, и Джеффри почувствовал это.

Сердце ему подсказало.

Джеффри внезапно почувствовал странное облегчение, словно его нашли, хотя он не знал, что был потерян. Больше того, его охватила какая-то ранее неведомая полнота чувств. Джеффри испытал торжество и одновременно, как ни странно, ему показалось, что наконец он обрел покой.

На короткое, удивительное мгновение у Джеффри перехватило дыхание, он словно окунулся в лавандовую бездну ее манящих глаз. «Пойдем со мной. Оставайся со мной навсегда». Ему казалось, что прошла целая вечность, хотя все это длилось один лишь миг. Железная воля Джеффри быстро подчинила себе его чувства, он заставил себя улыбнуться и направиться к поджидавшей его съемочной группе.

Джеффри был потрясен. Его пытливый ум, получивший так много наград за журналистские расследования, лихорадочно искал ответы на сотни вопросов.

«Ты просто заворожил ее своей ностальгией, вызванной отъездом из Сан-Франциско», – сказал он себе.

Подходящее объяснение. Эмоции и сантименты не играли значительной роли в его обыденной жизни, но в тот день именно эти чувства застали его врасплох. И в душе пробудились другие, дремавшие до сей поры в ее глубине, неведомые ему ранее ощущения.

Фантастика? Влюбленность? Нет, конечно!

Но все же, произнося какие-то слова перед камерой, Джеффри то и дело посматривал на нее и вновь словно отдавал молчаливый приказ: «Не уходи!» Как только съемка закончится, он поговорит с ней. А потом поедет в Лос-Анджелес.

«Не уходи! – снова и снова мысленно просил он эту прекрасную женщину с глазами цвета лаванды. – Оставайся на месте, чтобы я мог поздороваться и попрощаться с тобой!»

Джулия не двигалась. Она по-прежнему сидела на траве, хотя зимнее солнце уже село, забрав с собой нежное тепло и прислав на землю холодный ветерок. Приблизившись к ней, Джеффри обратил внимание, что она была еще более красивой и привлекательной, чем ему показалось сначала, но менее изысканной. На ее мешковатых джинсах не было даже фирменной этикетки. Ее бледно-желтая хлопковая блузка выцвела от частых стирок, голубой джемпер был изрядно поношен, к тому же он был не шерстяной. У этой женщины не было элегантной сумочки от Гуччи или Коача; надо сказать, у нее вообще не было ни сумочки, ни жакета. А на коленях она держала книгу, правда, он не мог разглядеть ее названия. Книга, как и ее одежда, была потрепана, переплет кое-где протерся до картона.

– Привет! Меня зовут Джеффри, – представился он.

– А меня – Джулия.

Порыв ветра разметал ее черные волосы, и их длинные пряди закрыли глаза и губы. Пальцы Джулии дрожали, когда она убирала волосы с лица.

– Ты замерзла?

– Немного, – призналась она, хотя на самом деле дрожала с того самого мгновения, когда ее глаза встретились с его синими глазами, а это было еще задолго до заката солнца.

– Хочешь пойти куда-нибудь согреться? – «Например, в «Северную Калифорнию»?» – мелькнуло у него в голове.

Джеффри напомнил себе, что хотел лишь поздороваться и попрощаться с этой женщиной, чтобы увериться в том, что странные ощущения ему почудились. Однако это было не так. Ее необычные глаза, тихий голос, поношенная одежда, кажется, навсегда запали в его сердце.

– Да. Спасибо.

– «Джен Эйр», – прочел Джеффри название ее книги. – Твоя любимая?

Джулия кивнула. Она была горда признаться, что замечательный роман был ее любимым. Горда и рада. Сильная, терпеливая Джен и красивый, беспокойный Рочестер стали ее лучшими друзьями. Джулия едва не сказала Джеффри, что это не она так истрепала книгу – она сама никогда не поступила бы так с друзьями! – несмотря на то что много раз читала знаменитый роман. Другие читатели испортили книгу, не заботясь о переплете. Но именно благодаря их беспечности и неаккуратности книга попала в лавку букиниста и стоила так мало, что Джулия смогла позволить себе купить ее.

– Вот. Накинь это, – промолвил Джеффри, набрасывая на ее худенькие плечи свою куртку. – Итак, может, выпьем чего-нибудь? Горячего рома, например? Или кофе по-ирландски?

«Он думает, что мне не меньше двадцати одного года», – со страхом, смешанным с волнением, подумала девушка.

– Кофе будет достаточно.

– А как насчет тушеной рыбы? Думаю, это блюдо как раз для сегодняшнего дня.

«Чаудер-Хаус» на рыбацкой верфи послужил укрытием для всех, кто спасался от внезапного холода зимних сумерек. Популярный ресторанчик был полон, но Джулия с Джеффри видели только друг друга и не замечали никого вокруг. Они сидели в отдельном уголке, отгороженном деревянной перегородкой, которая была испещрена инициалами юных влюбленных; их ноздри щекотал теплый аромат свежеиспеченного хлеба; их головы шли кругом от духоты ресторана и от того, что они были вместе.

– Так ты актер, – тихо проговорила Джулия.

Судя по ее тону, она была не очень-то уверена в этом. Девушка решила, что ее новый знакомец принадлежит к этой среде, потому что видела, как его снимали и как он говорил перед камерой. Может, он даже известный киноактер. Если бы у нее бывали деньги на кино, она бы точно знала это.

– Ты правда не знаешь, кто я? – ласково спросил Джеффри, не желая смущать ее. Он был доволен, что она не из числа его поклонниц.

– Нет, извини, пожалуйста. Я не знаю, кто ты.

– Последние четыре года я работал репортером на четвертом канале. Недавняя съемка была для меня последней в Сан-Франциско. В понедельник я начинаю работать в Лос-Анджелесе. А ты? Ты живешь здесь?

– Я живу в Беркли, – ответила она и, помолчав мгновение, добавила извиняющимся тоном: – Я не смотрю телевизор.

В крохотном домике в Беркли, где Джулия жила со своей тетей Дорин, был телевизор, но он стоял в спальне тетки, а потому был недоступен девушке.

«Итак, ты не смотришь телевизор и газет наверняка тоже не читаешь». За последние несколько недель все газеты Бей-Эреа поместили материалы о нем, не забыв упомянуть его отличную учебу в Стэнфорде, его головокружительную карьеру на четвертом канале, многочисленные награды за журналистскую деятельность, компанию, в которой он собирался работать в Лос-Анджелесе, и, разумеется, его высокое происхождение…

Джеффри Кэбот Лоуренс был богат. К своей древней родословной, богатствам и многочисленным привилегиям он, как и многие представители знати, относился легко. Джеффри нес на себе весь этот груз с непринужденной элегантностью, словно плащ, переброшенный через руку и прихваченный на случай дождя. Впрочем, внимательно присмотревшись к этому плащу, можно было заметить, что сшит он из лучшей ткани у первоклассного портного, так же как при ближайшем рассмотрении сам Джеффри демонстрировал прекрасные манеры, отменный вкус и любовь ко всему дорогому и редкому.

Его привлекательность, элегантность и стильность объяснялись легко: Джеффри был аристократом. И дело тут именно в происхождении, а не в деньгах. Несмотря на это, Джеффри сам зарабатывал себе на жизнь и не щеголял своей голубой кровью. Этот богач, баловень судьбы мог бы вообще жить в праздности, но он предпочел выбрать собственный путь и добиваться успеха собственными силами. Узнав обо всем этом, его наиболее преданные поклонники удвоили свои восторги.

Почти все жители Бей-Эреа, читающие газеты и смотрящие телевизор, знали все о Джеффри Лоуренсе.

А вот Джулия – нет.

– Так, значит, ты – знаменитость? – спросила она, вспомнив, какая толпа желающих получить автограф собралась вокруг него после съемок.

– Не совсем. Скажем, у меня есть некоторая местная слава.

– Но ты непременно станешь знаменитым.

– Да, надеюсь, если мне удастся выполнить намеченное. Однако слава меня не интересует.

– Только мечты?

– Да, – прошептал Джеффри, дивясь ее словам. Он и в самом деле мечтал и был в душе романтиком, хотя все вокруг всегда думали, что в голове у него – только мысли о карьере, а не какие-то там грезы. И вот она спросила: «Только мечты?»

И Джеффри рассказал о них Джулии. Он говорил теми же словами, которыми всегда описывал свое будущее, однако Джулия, как никто другой, понимала его.

– Мне нравится быть в центре событий. Нравится наблюдать за тем, как разворачивается действие, быть их живым свидетелем и рассказывать людям о том, что вижу. Пока мне доводилось участвовать только в местных событиях, но я надеюсь, что смогу объехать много стран и передавать репортажи из неблагополучных мест планеты.

«Тебя часто будут видеть по телевизору? Если ты, к примеру, поедешь на Ближний Восток или еще куда-нибудь? – спросили бы Джеффри утонченные красавицы, в прошлом его любовницы. А потом, понимающе улыбнувшись, они бы добавили: – Ты будешь знаменитым, а когда вернешься, то станешь самым популярным ведущим телевидения».

Все это, конечно, могло случиться, но не было целью Джеффри.

– Это очень важно, – медленно проговорила Джулия.

– Я тоже так считаю, – еще медленнее произнес он.

Он и работал именно потому, что считал необходимым освещать важные события, а вовсе не гонясь за известностью. Наша планета так мала… А локальные войны, развязанные недальновидными политиками, могут привести к уничтожению всего человечества. Это надо предупреждать, вот об этом Джеффри мечтал. Красивые умные лавандовые глаза угадали его мечту, но поняли ли они, в чем суть? Джеффри хотел и боялся спрашивать это у Джулии, потому что опасался услышать: «Тебя часто будут видеть по телевизору. Ты будешь знаменитым, а когда вернешься, то станешь самым популярным ведущим телевидения». Однако сердце подсказывало, что он должен спросить это у той, которую искал всю жизнь.

– А почему ты считаешь это важным, Джулия? – спросил он.

– Потому что наша планета так мала.

Когда им принесли плошки с дымящейся тушеной рыбой, они стали согревать о них пальцы, но не ели, потому что их рты были заняты совсем другим – они разговаривали, улыбались. Они начинали любить. Джеффри доверился Джулии, которая каким-то непостижимым образом поняла, о чем он мечтал.

Он сказал ей правду. И Джулия тоже поведала ему какую-то часть правды, но кое-что утаила.

– Так говоришь, что ты из Беркли? Ты там учишься?

– Да.

Джулия в самом деле была из Беркли и училась. Но Джулия понимала, что Джеффри спрашивает ее о другом – училась ли она в университете, и своим «да» она обманула его.

– А на каком ты курсе?

– На старшем.

И это отчасти было правдой. Джулия училась в старшем классе средней школы, несмотря на то что ей было всего шестнадцать, то есть все одноклассники были на год-два старше ее.

– А что ты будешь делать, когда закончишь учебу, Джулия? Поведай теперь мне о своих мечтах. – Он увидел, что лавандовые глаза были в растерянности. – Джулия?

– Я… я еще не знаю, – пробормотала она.

– Когда я увидел тебя сегодня, ты смотрела на море и улыбалась. О чем тогда думала?

– Я придумывала рассказ, – призналась она.

– О чем?

Джулия посмотрела на этого красивого мужчину, рядом с которым ей было так хорошо. Словно по волшебству случилось невозможное, и девушка не испытывала в его обществе обычной своей болезненной робости.

– О любви.

– О любви, – эхом отозвался Джеффри. – Ты хочешь стать писательницей, Джулия? Современной Шарлоттой Бронте?

Обдумав его вопрос, Джулия нерешительно покачала головой:

– Не думаю.

– Так о чем же ты мечтаешь? – не унимался Джеффри. – Скажи.

Он думал, что она не станет отвечать ему. Щеки Джулии зарделись, в глазах опять отразилось смятение. Джеффри ждал, мысленно посылая ей приказания: «Скажи мне, Джулия. Доверь мне свои тайные мечты».

Джулия никогда не осмеливалась мечтать, но кое-какие желания таились в ее сердце, не открываясь даже ей самой. Да, в самых потаенных уголках ее души еще жили любовь и надежда, несмотря на все потери, которые она успела пережить за свои недолгие годы.

И Джеффри нашел этот хрупкий, полный надежд уголок.

– Я мечтаю сделать счастливым любимого человека, – смело прошептала Джулия. – Это, конечно, не так важно… – «По сравнению с тем, что ты рискуешь жизнью, спасая человечество».

– Напротив, – возразил Джеффри. Эти слова шли из тайного уголка его сердца, полного любви и нежности, в который смогла проникнуть Джулия. – Это очень важно. – «Заботиться о любимом… Пожалуй, об этом должны мечтать все люди».

– Я люблю море, – промолвил Джеффри, когда они шли по территории верфи под звездным небом.

Рыбацкие лодочки, привязанные к причалу, плясали на высоких волнах, поднятых пронизывающим ветром.

– Оно пугает меня.

– Ты серьезно? – удивился Джеффри, заглянув в лавандовые глаза, которые еще совсем недавно мечтательно смотрели на лазурное море, придумывая историю о любви.

– Днем, когда светит солнце, море такое красивое, а вот ночью оно становится темным и зловещим.

Джулия преодолевала свой страх к морю, во всяком случае, старалась это сделать днем, любуясь издалека сверкающими на солнце волнами и думая о любви. Но находиться ночью возле мрачной ревущей бездны было ужасно. Похоже, она еще не скоро избавится от своих ночных страхов… потому что именно ночью самолет, на котором летели ее родители, превратился в пылающий гроб и рухнул в холодные глубины.

– И я не умею плавать…

Джулия пожала плечами, по ее телу пробежала ледяная дрожь, и на мгновение ее сковал страх. Обняв за плечи, Джеффри привлек ее к себе, желая защитить, чтобы она никогда ничего не боялась.

Однако ему хотелось большего…

Ее мягкие губы были холодными, потому что замерзли на зимнем ветру, но в них чувствовались внутренний огонь и страсть.

Джулия еще никогда не целовалась, но ее губы инстинктивно нашли его губы. Ее поцелуй был робким и одновременно смелым, нежным и в то же время жадным. Робким и нежным от восторга. Смелым и жадным – от нестерпимого любовного голода. Руки Джулии обвили его шею, ее пальцы гладили его волосы, ее трепетное тело, дрожа, приникло к его телу.

Почувствовав ее дрожь, Джеффри посмотрел на нее. Джулия дрожала от желания, а не от холода и испытывала те же чувства, что и он, тоже дрожавший от страсти.

– Еще? – тихо спросил он.

– Еще, – прошептала она в ответ.

Она не понимала, на что соглашается, но была не в силах сказать «нет».

Джеффри снял для них номер в мотеле на верфи. Пока он задергивал шторы, снимал куртку, включал обогреватель и вывешивал на ручку двери табличку «Не беспокоить», Джулия судорожно пыталась осмыслить сложившуюся ситуацию. В голове у нее вертелись многочисленные вопросы.

Что она должна делать? Чего он ждет от нее? Она хотела доставить ему удовольствие, но у нее не было опыта. В романах, которые она читала, было много фантазий на тему любви, но в них не говорилось, что надо делать, когда влюбленные остаются наедине. Но если она скажет Джеффри, сколько ей лет и что она невинна, то волшебной ночи не будет. Его нежные синие глаза потемнеют от недоумения, а может, от гнева. Обманутый, он прикажет ей уйти.

Но Джулия не хотела расставаться с ним! При одной мысли о том, что его не будет рядом, ее душа холодела. Она чувствовала такую пустоту, какой не знала до сих пор, несмотря на все прошлые тяжелые потери. «Я должна притвориться опытной женщиной, – убеждала она себя. – Вот только как?»

Моля Бога о том, чтобы он помог поступить правильно, Джулия дрожащими пальцами начала снимать одежду. К моменту, когда Джеффри повернулся к ней, она уже успела стянуть с себя поношенный свитер и застиранную блузку, которые аккуратно сложила на стуле у кровати. В тот день на ней не было бюстгальтера, поэтому она оказалась обнаженной до пояса.

Обнаженной и прекрасной в своей наготе. Кожа девушки была белой и идеально гладкой, налитая грудь – высокой. Джулия замерла перед ним, робкая и храбрая одновременно, ожидая, что увидит в его глазах одобрение и желание.

– Джулия… что ты делаешь? – тихо проговорил Джеффри, приближаясь к ней.

Когда он предложил пойти в мотель, ему показалось, что она заколебалась. Потом не совсем уверенно согласилась поговорить с ним в чужой комнате, может быть, целоваться и даже заночевать там. И вот теперь она стояла перед ним наполовину нагая, и Джеффри был уверен, что в жизни не видел женщины прекраснее.

– Ох! – Джулия нахмурилась. – Разве я не это… должна была сделать?

– Ты такая красивая…

А потом Джеффри поцеловал ее, и она перестала хмуриться. Его нежные руки ласкали ее, и Джулия поняла, что ей не надо прикидываться опытной, потому что любить и целовать его было так естественно. Но самое удивительное было в том, что и сам Джеффри, впервые за всю свою жизнь, богатую любовными приключениями, тоже ласкал ее, повинуясь одному инстинкту. Хотя прежде, когда он занимался любовью с многочисленными партнершами, разум его ни на мгновение не отключался. «Теперь я должен сделать это…» Любовницы восторгались им, а он всего лишь делал все, что считал нужным.

Да, он много раз красиво и элегантно занимался любовью, но ни разу не любил. Никогда до Джулии не испытывал он такого желания быть как можно ближе, слиться с женщиной воедино. Прежде он стремился лишь получить удовольствие.

Джеффри бережно исследовал ее точеное тело, знакомясь с ним, изнывая от желания ласкать ее всю одновременно. Он жаждал обладать ею, но сдерживался, стараясь доставить ей как можно больше удовольствия. Стройное тело Джулии без стыда раскрывалось перед ним, тянулось к нему, трепетало от радости и наслаждения.

Джулия услышала тихие нежные стоны и вдруг поняла, что они срываются с ее губ, идут от самого ее сердца. Но она слышала и низкие страстные стоны Джеффри.

– Джулия! – шепотом позвал он, когда почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться.

– Джеффри, – отозвалась она.

Джулия впустила его в свое лоно и не почувствовала при этом боли, несмотря на то что была девственницей, потому что он был так нежен и осторожен… словно знал правду…

– Моя дорогая Джули…

– Никто никогда не называл меня Джули, – тихо проговорила она, лежа в его объятиях и чувствуя, как он губами гладит ее длинные волосы.

Еще ничей голос не произносил ее имя с такой нежностью. Ее всегда звали просто Джулия.

– Никогда?

– Никогда.

– Можно мне называть тебя так?

– Да, конечно.

– Джули, – прошептал Джеффри.

Он снова и снова шептал ее имя. Он много раз произнес его с разными интонациями в ту волшебную ночь любви, а потом сказал слова, которые прежде не говорил никому:

– Я люблю тебя, Джули. Я люблю тебя.

За десять часов до того как он должен был приступить к новой работе, Джеффри оставил Джулию на Телеграф-авеню у входа в университет. Ему не хотелось расставаться с девушкой, он уже заранее скучал по ней и с нетерпением ждал, когда пройдут двенадцать дней и она сможет навестить его в Лос-Анджелесе.

Когда его машина скрылась из виду, Джулия направилась к своему обветшалому домишке, находившемуся в двух милях от университета, где она жила со своей тетей Дорин. Яркие огни телеграфа остались позади, но девушка не боялась опасностей, с которыми могла встретиться на отдаленных улицах Беркли. Она всю жизнь бродила здесь среди каких-то подозрительных незнакомцев, но с ней ничего не случалось.

Той ночью ей все время слышались его слова, которые ни на мгновение не выходили у нее из головы: «Я люблю тебя, Джули…»

Никто никогда не любил Джулию – ни ее родители, ни тетка, ни тем более мужчина. Джулия не знала, почему ее не любят, но так уж обстояли дела. Еще маленькой девочкой она пришла к заключению: ее не любят потому, что есть в ней что-то, не заслуживающее любви. Может, все дело в ее робости? Или излишней серьезности? Она не знала. Но Джулия не понимала, что вся беда была просто в ее родителях: они были слишком заняты собой и своими проблемами. Им и в голову не приходило любить родную дочь.

Ее родители были «детьми цветов» – хиппи. А она оказалась случайным бутоном, тепличным цветком, за которым надо было бережно ухаживать. Однако на него не обращали никакого внимания. И Джулия стала полевым цветком – нежным, но сильным, способным бороться за жизнь. До десяти лет Джулия жила с родителями в коммуне в Хейт-Эшбери. Ее родители принадлежали к многочисленному племени рок-музыкантов шестидесятых. Отец Джулии был весьма талантлив и сумел бы многого достичь, но однажды в недобрый час он обнаружил, что заработает больше и проще, торгуя наркотиками.

Отец и мать Джулии как видения промелькнули в ее жизни.

Она боролась с одиночеством, придумывая волшебные сказки. В своих милых историях она всегда была прекрасной принцессой, обожаемой родителями, для которых был невыносим каждый миг вдали от нее. Однако родителям все же иногда приходилось расставаться с дочерью, потому что они должны были делиться своей волшебной музыкой с менее счастливыми, чем она, детьми.

В ее добрых сказках не было смерти, печали и насилия; не было там и злодеев, ведьм, злых колдунов или страшных чудовищ. Волшебные края ее сказок населяли чудесные существа вроде Пуффа – ласкового дракона, который парил в небесах на прозрачных крыльях, и из его рта вырывался нежный аромат духов, а не языки пламени.

Джулия предпочитала собственные сказки тем, что были в книжках, но читать девочка очень любила. Книги помогали ей спрятаться от серой действительности. Она сама выучила буквы, и в один прекрасный день отец, очухавшись от наркотического дурмана, осознал, что четырехлетняя Джулия читает статью из журнала «Роллинг стоунс». Это открытие заслуживало внимания. Насколько она умна? Какие знания кроются в этой головке? Родители сделали открытие – девочка способна и талантлива, и на некоторое время она стала предметом хвастовства. Правда, со временем этот интерес угас, но ее успели записать в детский сад – в группу, где все дети были старше на год.

Маленькое сердечко Джулии забилось от радости, когда на нее неожиданно обратили внимание, и страдало, когда интерес к ней пропал. Для малышки это послужило лишним доказательством того, что она не заслуживает любви. Джулия радовалась, когда учителя и одноклассники восхищались ее способностями, и испытывала душевную боль, когда ее не замечали. Природные робость и застенчивость всегда мешали ей.

Когда Джулии исполнилось десять лет, ее родители уехали в последний раз. «Пока, детка. Веди себя хорошо», – напутствовали они дочь на прощание. И все же ее детское воображение, как обычно, превратило это скупое на чувства расставание в трогательную сцену. Ее родители так и не вернулись из волшебной страны, куда отправились по делам. Их самолет загорелся в воздухе – его поцеловал огнедышащий дракон, – а потом пылающим факелом рухнул в свинцово-серое холодное море.

Джулия так и не узнала, что родители перевозили кокаин из Картахены и что трагедия произошла в результате взрыва бомбы, подложенной в самолет наркобароном, который не простил вторжения в свое царство. Не узнала девочка и о том, что на банковском счету ее родителей лежало шестьдесят тысяч долларов, заработанных на аферах с наркотиками.

Ее единственной родственницей была тетя Дорин – сестра отца. Дорин Филипс имела с братцем одну общую черту – разрушительную страсть к наркотикам. Обладала она и поразительной способностью выживать в самых невероятных переделках. Дорин не любила Джулию, девочка была ей ни к чему. Инстинкт подсказал ей не выходить замуж и не производить на свет детей. Так что тете Дорин не нужна была Джулия. Однако на счету у девочки оказалось шестьдесят тысяч долларов…

Небольшая компенсация, решила Дорин, за то, что ей невольно придется заботиться о девчонке. Впрочем, Дорин и не думала этого делать. Во всяком случае, она обращала на нее внимания не больше, чем покойные родители. Еще задолго до момента, когда тетка просадила все деньги на наркотики, она объявила, что они очень бедны и малышка должна сама зарабатывать себе на жизнь. Она может пока выполнять домашнюю работу у соседей, а когда вырастет – наймется на настоящую работу.

Два года после смерти родителей Джулия жила в постоянном страхе и не вспоминала о сказках. Когда ей исполнилось двенадцать и девочка стала постепенно превращаться в женщину, ей на глаза попались романы Джейн Остен, Луизы Мэй Элкот и сестер Бронте. Романтические истории поразили ее воображение, и она стала придумывать собственные рассказы о любви.

Сочиняя в детстве сказки, она всегда была в них главной героиней – волшебной и любимой всеми принцессой. Героинями ее любовных историй стали другие молодые женщины – женщины, заслуживающие, чтобы любили их, а не ее… Она не позволяла себе мечтать о том, что однажды какой-нибудь мужчина скажет ей: «Я люблю тебя».

«Я люблю тебя, Джули». Она считала, что Джеффри просто в порыве страсти произнес эти слова, а потом забудет о ней. Так же, как забывали все те, кто ненадолго проявлял к ней интерес. И Джулия, умница Джулия, получившая за свою недолгую жизнь немало горьких уроков, была уверена, что Джеффри она скоро наскучит. Наверное, ему понравилось ее тело, ее лишенная стыдливости страсть – словом, что-то в ней привлекло его. Но… ненадолго…

И в том, что он уехал, была ее вина, а не его. Потому что это она не заслуживала любви…

…Миновав последний темный переулок, Джулия подошла к дому своей тетки и стала подниматься по скрипучим ступеням. На лице ее играла легкая улыбка, а сердце жгли слова: «Я люблю тебя, Джеффри. И ты люби меня – так долго, как только сможешь».