Текст книги "От сердца к сердцу"

Автор книги: Кэтрин Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Их любовь в ту ночь была особенной – нежной и неторопливой. Недавнее появление отца Сэма словно объединило их общей тайной, которую они скрывали от этого человека.

Но утром, едва робкие лучи ноябрьского солнца осветили темное небо, Сэм обнял ее и сказал то, что должен был сказать:

– Мне надо уехать, Дайана.

– Уехать? – удивленно переспросила она и неуверенно добавила: – Хочешь увидеться с ним? Скажешь, что больше никогда не будешь играть в футбол, каких бы планов он в отношении тебя ни строил? Сообщишь, что мы будем жить вместе, но он не должен приходить к нам, иначе угодит в полицию?

– Любимая, как бы я хотел, чтобы это было так просто. Отец не боится полиции.

– Нет, Сэм, он ушел после того, как я пригрозила полицией, – возразила девушка.

Сэм с сожалением и с любовью посмотрел на нее. Вера Дайаны во все хорошее и доброе была так сильна, в ее сердце было столько любви, что она отказывалась верить в худшее.

Но если даже воспоминания Дайаны со временем потускнеют, Сэм никогда не забудет ужаса на ее лице, ее захлебывающихся рыданий, ее глаз, когда она увидела огромные синяки на своих руках в тех местах, где отец хватал ее.

Сэм знал, какая опасность таится в его отце. Предполагал, что он будет искать его до тех пор, пока не найдет. Отец вел себя как животное, но представлял куда большую угрозу, чем любой дикий зверь. Разыскав Сэма, он, как обычно, появится у него ночью и будет наслаждаться его мучениями. Этот человек всегда будет угрожать ему, а если Сэм, как когда-то его мать, вздумает скрыться от него, все может кончиться смертью. Не исключено, что в один страшный день отец, чья ярость с годами становилась все необузданнее, приедет за ним с пистолетами и ножами, которые он выиграл на многочисленных соревнованиях.

Сэм не боялся отца. В его жизни было слишком много минут, когда страх перед жизнью был сильнее страха смерти. Если бы он мог остаться с Дайаной, любить ее и их детей!

Но он знал, что это невозможно. Он не вправе обречь ее на постоянный страх – за себя, за детей. Сэм хотел только счастья и радости для своей милой Дайаны. А это означало, что, пока его отец жив, им не быть вместе.

– Дорогая Дайана, отец уехал, потому что решил уехать, – ласково проговорил Сэм. – А не из-за того, что ты пригрозила ему полицией.

– Так ты не собираешься увидеться с ним?

– Нет.

«Потому что я могу не совладать с собой и убить его». Эта мысль была ненавистна Сэму, но, вспоминая о синяках Дайаны и о ее страхе, он забывал обо всем на свете. До сих пор он не отвечал насилием на насилие не из-за трусости. Больше всего Сэм боялся походить на своего отца, думать о том, что часть безумия, часть яда, скопившегося у того в крови, попала и в его жилы.

– Так почему же ты уезжаешь?

– Я намерен уехать куда-нибудь подальше и позвонить ему оттуда. Хочу, чтобы он думал, будто я нахожусь вдали от тебя с тех пор, как покинул Лос-Анджелес.

– А потом ты вернешься?

– Нет, моя любимая, я никогда не вернусь. Я не могу. Разве ты не понимаешь, любимая? Ты должна забыть обо мне, Дайана. Должна найти другую любовь, которая будет приносить тебе только счастье и радость.

– Сэм, но я люблю тебя! Наша любовь сильнее твоего отца! Я готова рискнуть!

– Я не готов принять твою жертву, – отозвался Сэм.

И Сэм ушел, как уже уходил однажды, молча кивнув ей. Но, как и в прошлый раз, Дайана не поверила, что они больше никогда не увидятся. Она знала, что Сэм вернется к ней и к их любви. Она знала это еще до чудесного открытия – оказывается, в их любви зародилась новая жизнь. Их дитя, дар любви Сэма, станет воспоминанием и залогом его возвращения.

– Мы совершенно здоровы и счастливы, – в сотый раз убеждала Дайана своих родителей, когда в июне они приехали на уик-энд в Бостон.

Она в сотый раз убеждала их потому, что ее мать в девяносто девятый раз повторяла, что они с отцом – фанатичные археологи – не поедут на долгожданные раскопки в Северную Африку. Они приняли такое решение, потому что ребенок должен родиться в августе, а поездка рассчитана до сентября.

И, засмеявшись, Дайана добавила:

– Поезжайте!

– Нас нелегко найти, Дайана.

– В этом не будет необходимости. К тому же, мама, первые дети часто рождаются чуть позднее. Не исключено, что я все еще буду беременна, когда вы вернетесь. – Голос Дайаны становился нежнее, когда она заговаривала о крохотном комочке жизни, который рос в ней. – Мы с малышкой проведем очень спокойное лето, изучая работы второго курса, так что у нас будет много времени и на игры.

Дайана назвала дочку Джейн в память матери Сэма, как они с Сэмом и решили в один чудесный осенний день.

Джейн родилась в начале августа. Роды были легкими; девочка оказалась настоящим подарком любящей матери. У нее были темно-карие глаза Сэма и темные волосы, как у них обоих. Малышка все время улыбалась и была такой хорошенькой.

– Это врожденная аномалия, такое случается крайне редко, Дайана, – сообщил ей детский кардиолог массачусетской больницы, когда девочке исполнилось три дня.

Всего три, но ее легким, которые так хорошо задышали при рождении, стало не хватать воздуха! Доктор объяснил, что происходило с крохотным сердечком Дженни, и Дайана все понимала, потому что получила почетную грамоту по анатомии, физиологии и эмбриологии на первом курсе Гарвардской медицинской школы.

– Значит, ей нужна операция, – твердо сказала Дайана.

– Дело в том, что… – «Мы ничего не можем сделать». – Такие пороки неоперабельны, Дайана. Мне очень жаль.

Дайана поняла и эти горькие слова. Ее милой Дженни нужно новое сердце, и медицина здесь бессильна. Тогда еще было мало известно о пересадке сердец взрослым пациентам, а уж о новорожденных и говорить не приходилось.

Итак, медицина не могла ничего предложить маленькой дочери Дайаны. Сердце, которое они с Сэмом подарили своей малышке, было разбито, и его нельзя восстановить.

Единственный месяц своей короткой жизни Дженни провела в небольшой квартирке в Хильярде, которая так нравилась ее родителям. Прижимая к себе малышку, Дайана то и дело повторяла:

– Я так люблю тебя, моя маленькая Дженни, моя деточка, я так люблю тебя.

Дайана шепотом рассказывала Дженни о ее замечательном папе, снова и снова включала его песни.

Она и сама пела девчушке. И в этот единственный месяц Дайана, которая в жизни не могла правильно взять ни одной ноты, пела не фальшивя.

Дженни умерла у Дайаны на руках. Это была самая тихая смерть. Она просто последний раз вздохнула, и все…

Родители Дайаны вернулись в Бостон через два дня после смерти внучки. Счастливое письмо, которое Дайана написала им на следующий день после рождения Дженни, пришло в Африку как раз накануне их отъезда домой. Родители Дайаны сначала ласково убеждали, а потом потребовали, чтобы дочь бросила медицинскую школу и вернулась с ними в Даллас.

Однако Дайана настаивала на том, что с ней все будет хорошо. Стиснув зубы, она занималась с удвоенной энергией и окончила второй курс с отличными отметками по всем предметам. Да, она уверяла родителей в том, что все прекрасно. Но в ее сапфировых глазах больше не было радости, измученное лицо стало жестким, и казалось, она ждет еще какой-то беды. Первый год после смерти Дженни Дайана запрещала себе переживать, думать и надеяться, что Сэм когда-нибудь к ней вернется. Однако такая мечта все же жила в ее разбитом сердце.

В одну сентябрьскую ночь, ровно через год после смерти дочери, Дайана сидела в своей темной квартире, где родилась и где угасла великая любовь ее жизни. Поначалу темноту дополняла тишина, но через пару часов Дайана включила одну из песен, которую Сэм написал ей.

И тишина перестала угнетать ее, а вскоре сквозь мелодичные звуки песен прорвался звонок телефона.

– Привет, Дайана.

– Сэм! – До сих пор Дайана не позволяла себе плакать, но тут, едва она услышала голос Сэма, слезы сами полились из ее глаз. Она почувствовала, что он здесь, близко, и что он спасет ее от такой боли, о которой тяжело даже рассказывать. Зажмурившись, Дайана попыталась представить себе глаза Сэма, представить, что он обнимает ее. – Где ты?

– В Лондоне. Я здесь с того времени, как уехал из Бостона.

– Ты видел своего отца?

– Я говорил с ним, – ответил Сэм.

Он позвонил отцу, как только приехал в Лондон. Прошло несколько недель, отец не появлялся, и Сэм уже было поверил, что отец оставил его в покое, осознав, что сын больше не будет его жертвой. Но потом начались звонки – иногда безумные, с угрозами, а другие абсолютно нормальные, даже по-отечески добрые. Именно эти нормальные звонки лишали Сэма последней надежды. Потому что, слушая родительские вопросы о его личной жизни, о женщинах, Сэм понимал, что ярость отца не угасла. Он попросту искал способ еще как-нибудь наказать сына, трусливо искал более ранимой жертвы.

Да, безумие отца не прошло. По сути, оно стало еще хуже, еще расчетливее, как бомба с часовым механизмом, которая тикает и тикает рядом.

Сэм тосковал по Дайане. Ему остро хотелось увидеть ее, любить ее, хотя бы услышать ее голос. Почти два года он сопротивлялся желанию позвонить ей – какой прок от звонков? Но в эту ночь его сердце выиграло постоянную битву с разумом. Он вдруг едва ли не физически ощутил, как она нуждается в нем сейчас… Хотя скорее всего это было просто его желанием…

А может, Сэм хотел услышать, что Дайана счастлива, что нашла новую спокойную любовь. Если это так, то ему легче стало бы грезить о невозможном, вспоминая о том времени, когда их любовь жила наяву.

– Ничего не изменилось, Дайана, – наконец прошептал Сэм полным печали голосом.

– Ты вернешься?

– Нет. Я хотел узнать, как ты… – Он замолк на полуслове, потому что не мог передать своих чувств.

– У меня все хорошо, – неожиданно твердым голосом проговорила Дайана – именно так она разговаривала в последний год со всеми, кто интересовался ее самочувствием.

– Как дела в медицинской школе?

– Все нормально. Я рано начала работать в клинике, так что закончу учиться на год раньше.

– Как и в колледже. Блистательная Дайана, – тихо прошептал Сэм – он так гордился любимой женщиной. Каким замечательным врачом она станет, сколько радости даст людям, сколько пользы и добра принесут ее блестящий ум и доброе сердце! Как часто Сэм мечтал о том, что они с Дайаной будут любить друг друга, скрывшись от отца. Но для этого ей пришлось бы от многого отказаться. И все равно нет гарантии, что безумный отец не разыщет их.

Сэм точно знал, что мог предложить Дайане свою любовь, свое сердце, собственную жизнь и… жизнь, полную страха. Но он понимал, что она заслуживает большего! С болью Сэм осознавал, что у нее появятся другие мужчины, которые подарят ей спокойную любовь и счастье.

– А ты, Сэм? – спросила Дайана. Ее голос, несмотря на его слова, звучал нежно, потому что она все еще любила его. Даже если он не вернется к ней.

– Я тоже вроде неплохо живу, – солгал он.

– Ты поешь?

– Да. В пивных. – Помолчав, Сэм добавил: – Месяц назад я подписал контракт с Би-эм-ай на выпуск двух альбомов.

– О, Сэм, это же замечательно! – Дайана улыбнулась, представив любимые карие глаза. Глаза, в которых таилась неуверенность.

– Первый альбом будет выпущен следующим летом.

– Я смогу получить… штук сто? – спросила Дайана.

«Я пришлю тебе один… Нет, я сам привезу тебе свой альбом…» Ах как Сэму хотелось сделать это! Но он знал, что говорит с ней в последний раз. Все это время она ждала его, потому что в прошлый раз, попрощавшись навсегда, он вернулся через несколько лет. Прощаясь с Дайаной сегодня, он должен убедить ее в том, что больше им свидеться не суждено.

– Конечно, если захочешь, – через мгновение ответил Сэм. – Альбом выйдет одновременно в Северной Америке и в Англии.

– Они считают, что он быстро разойдется?

– Да, именно так.

– Конечно, только я хочу получить альбом до того, как они будут распроданы. Я очень горжусь тобой, Сэм.

– И я тоже горжусь тобой, Дайана.

Нежные нотки в его голосе зародили в сердце Дайаны новые надежды. Несколько мгновений они делились своими мечтами. Словно не прошло двух лет, и словно им предстоит вместе провести всю жизнь…

– Прошу тебя, Сэм, возвращайся ко мне.

– Не могу, дорогая. Не могу.

– То есть ты не хочешь, – прошептала Дайана. И вдруг ее сердце стал наполнять гнев.

– Нет, Дайана, очень хочу. Я так тебя люблю…

– Любишь? Нет, ты не любишь меня, Сэм. Когда любишь, то не оставляешь любимого человека, а живешь вместе с ним. Все остальное не имеет значения. – «Если бы ты любил меня, то был бы рядом со мной, вместе со мной, любил бы нашего ребенка, держал бы ее на руках, а потом, после ее смерти, мы поддерживали бы друг друга…» – Так не бывает, чтобы человек, любя кого-то, исчезал без всякой причины…

«Без всякой причины». Сэму было больно слышать эти слова. Он отчаянно тосковал по Дайане, думал о ней постоянно, но ни разу не усомнился в правильности своего решения. Дайана хотела понять, какая смертельная опасность таилась в его отце. Значит, она не поняла, что он уехал только потому, что очень сильно любил ее.

– Господи, Дайана, – прошептал Сэм, – прошу, верь, что я люблю тебя больше жизни.

Уловив боль в его голосе, Дайана смягчилась. В последние годы стальная броня, в которую она заковала себя, сдерживала эмоции. Но этой ночью броня дала трещину, и чувства потоком хлынули, захлестнув ее. Она уже не понимала, что должна говорить, как реагировать на его признания. Горькая правда заключалась в том, что Сэм не любил ее настолько, чтобы вернуться. И Дайана в последний раз позволила себе понежиться в звуках его голоса, в последний раз почувствовать себя любимой.

Они говорили почти три часа, а иногда подолгу молчали, зная, что скоро им придется попрощаться навсегда. А обоим так хотелось, чтобы их нежность осталась навсегда с ними, грела и поддерживала. Несколько раз в темноте комнаты Дайаны даже звучал тихий смех с нотками удивления, потому что она так давно не радовалась. В ответ ей смеялся и Сэм, тоже подзабывший, как звучит его смех.

А потом, когда оба поняли, что пора прощаться, Сэм решился задать Дайане вопрос, который с самого начала вертелся у него на языке:

– А ты будешь слушать мои песни, Дайана? – внешне спокойно спросил он, хотя его сердце болезненно сжалось. Нужно было заставить Дайану поверить в его любовь. Если она будет слушать его песни, которые всегда были и будут посвящены только ей, то непременно поймет всю глубину его чувства.

– Да, Сэм, конечно. Ты же знаешь. Я всегда буду слушать твои песни…

Через двадцать минут они попрощались. Тепло его голоса исчезло. Дайана осталась одна в холодной темноте своего жилища. Ее сердце стонало и плакало от боли, от жестокой, горькой правды…

Сэм любил ее. Но недостаточно – и она осталась одна.

Незадолго до рассвета Дайана вынула из магнитофона кассету с его песнями и собрала все остальные его записи. Она не стала уничтожать пленки, потому что испытывала грусть, а не ярость. Она просто бросила их в ящик для мусора, стоявший у ее дома. А потом наступил рассвет и словно опустил занавес, скрыв за ним все события прошедшей ночи. Взяв себя в руки, Дайана вновь заковала свое сердце в непроницаемую броню.

– Какая трагедия! В этом году Хантер должен был выиграть национальный кубок!

– Что случилось с тренером Хантером?

– Да разве вы не слышали? Его вчера убили.

– Убили?

Двое медиков, обсуждавших ошеломляющую новость об убийстве одного из ведущих тренеров страны, разом повернулись на мелодичный женский голос, эхом повторивший: «Убили?..»

Дайана уже четвертый год работала в хирургическом отделении массачусетской больницы. Был конец ноября – прошло шесть лет с момента отъезда Сэма. И четыре года после его последнего звонка.

– Убили, – подтвердил один из медиков.

– А известно, кто это сделал? – спокойно поинтересовалась Дайана. Смерть отца Сэма не станет для нее трагедией, если только Сэм к этому не причастен.

– Конечно. Один из его помощников. Я видел интервью с беднягой по телевизору. Он ужасно себя чувствует, но это был несчастный случай.

– Несчастный случай? – переспросила Дайана.

– Да. На охоте.

– Понятно, – с облегчением прошептала она, гуманный человек, врач. Она на этот раз почти с радостью приняла известие о смерти человека-чудовища.

«Теперь наша любовь в безопасности, Сэм. Если ты любишь меня, то вернешься».

* * *

Но Сэм так и не вернулся. Он бы с легкостью смог разыскать ее, потому что Дайана по-прежнему жила в своей старой квартирке. Почему она оставалась там, где так много потеряла? Ждала ли Сэма? Или настолько устала от жизни, что даже хлопоты, связанные с переездом из одного дома в другой, были ей не по силам?

Дайана не думала об этом. Она просто выживала. Бросила педиатрию и всю силу своего блестящего ума обратила на изучение кардиологии, в частности на изобретение искусственного сердца.

Конечно, она будет слушать его песни, заверила Сэма Дайана в ту памятную ночь, когда его голос заворожил ее. Но это обещание не смогло пережить дневного света. Когда-то сердце Дайаны наполнялось радостью при звуках музыки. А теперь мелодии, напоминавшие ей о любимых и обо всем, что она потеряла, мучили ее. Дайана больше не хотела слушать его музыку.

Всему миру стали известны прекрасные любовные баллады Сэма Хантера, но Дайана не слышала их. Если бы она послушала его песни, то поняла бы, что Сэм любил и любит ее и всегда желал для нее большего, чем могла ей дать его любовь. После смерти его отца Дайана смогла бы услышать новые песни Сэма, в которых он прямо называл ее по имени и молил прийти к нему, если она по-прежнему любит его.

«Если она по-прежнему любит его…». Сэм убеждал себя в том, что после их разрыва Дайана нашла новую любовь. Он всегда желал ей счастливой любви и все же на что-то надеялся… Поэтому и пытался обратиться к Дайане через музыку. Слишком много лет прошло, чтобы он просто так появился у нее на пороге. Если Дайана все еще любит его, она приедет. Но она не приезжала, и песни Сэма Хантера становились все печальнее и печальнее. В них он прощался со своей большой любовью, которой больше нет.

Долгое время сердце Дайаны молчало, постепенно покрываясь коркой льда. Но через некоторое время оно потихоньку начало оттаивать. Дайана стала пускать в свое сердце гостей, но не позволяла им оставаться надолго.

Так было до тех пор, пока она не встретилась с Чейзом. Его Дайана пустила в свое сердце надолго. Она даже готова была поверить, что сможет полюбить Чейза. И вдруг он обмолвился, что хочет детей, и Дайана поняла, что эту часть своего сердца не сможет отдать ему. Она навсегда принадлежит только Сэму и Дженни. И когда Чейз ступил на запретную территорию, их любви пришел конец.

Личная жизнь Дайаны была полна неудач, но ее профессиональная карьера всегда находилась на высоте. Она изобрела искусственное сердце, с помощью которого стало возможным спасать маленькие жизни, такие, как жизнь ее Дженни, которая угасла, – тогда медицина оказалась бессильной. За гениальное изобретение весь мир превозносил Дайану, присвоив ей титул Королевы Сердец.

Королева Сердец. Как же Дайана ненавидела этот пышный титул! Он настолько не отражал действительность, так не подходил ей…

Потому что Дайана потеряла любовь – сердца дорогих ей Сэма и Чейза.

А еще потому, что не смогла спасти жизнь своей драгоценной Дженни. И это самое главное.

Часть третья

Глава 16

Международный аэропорт Джона Ф. Кеннеди Сентябрь 1989 года

Что-то оторвало Дайану от воспоминаний о Сэме и Дженни как раз в тот момент, когда объявили посадку на ее рейс. Поспешив к самолету, который перенесет ее в края, где она целых три недели будет отдыхать в роскоши и неге, Дайана вдруг задалась вопросом – зачем она вообще туда летит? Какова цель этой поездки? Места, которые она хотела бы увидеть, всегда в ее сердце. Она знала, что даже не заметит великолепного окружения.

У Дайаны было кресло «2Б» в первом классе, в салоне для некурящих. Джеффри Лоуренс занял место «2А».

– Доктор…

Приветствие Джеффри было вежливым и сдержанным, без намека на враждебность. Дайана замерла, вспомнив их последнюю встречу и свое непозволительное поведение. Но его красивое лицо было непроницаемо вежливым. И еще что-то таилось в его синих глазах.

Без сомнения, знаменитый телеведущий повидал на своем веку немало съемок, которые даже не рисковали показать зрителям. Возможно, воспоминания об ужасах, невольным свидетелем которых он стал, так омрачили его взгляд.

Нет, решила Дайана. Что-то другое послужило причиной бури в темно-синем океане его глаз, и это душевная, личная боль.

И у Дайаны тут же появилось инстинктивное желание помочь.

Приветливо улыбнувшись, она проговорила:

– Здравствуйте, ведущий.

Она бы сказала гораздо больше и непременно извинилась перед Джеффри, но не успела: к тому времени когда она устроила под сиденьем свой багаж и уселась сама, на табло загорелась просьба пристегнуть ремни. Джеффри отвернулся в сторону и стал смотреть в окно. А когда самолет взлетел и Джеффри оторвался от созерцания залитого солнцем неба, Дайана уже была погружена в свои мысли.

Они не разговаривали, но на коленях у каждого лежала раскрытая книжка. Впрочем, ни один из них не видел ни строчки и даже не переворачивал страницы. Джеффри тянул неразбавленное виски, причем выпил не один бокал, а Дайана дегустировала шампанское. Оба отказались от изысканного ленча.

«Ты должна извиниться перед ним до того, как выйдешь из самолета», – твердо сказала себе Дайана.

Как только кончится кино, решила она. В салоне еще будет темно, а когда самолет приземлится в Хитроу, они расстанутся, и она больше никогда его не увидит.

– Мистер Лоуренс, – наконец обратилась Дайана к Джеффри. – Я должна извиниться перед вами за то, что наговорила в вашем кабинете. С моей стороны было непростительно обвинять вас в том, что вы нарушили свое слово. Мне очень жаль.

– Не стоит извиняться. – И через мгновение Джеффри спокойно добавил: – У вас было полное право поступить так.

– Да что вы? – удивилась Дайана.

– Да, все дело в вашем сердце… – Джеффри не договорил фразу, его внимание переключилось на стюардессу, внезапно остановившуюся в проходе у кресла Дайаны.

– Я вас слушаю.

– Простите, что перебиваю вас, но мне необходимо поговорить с доктором Шеферд.

– О! – Отвернувшись от Джеффри, Дайана вопросительно взглянула на стюардессу. – Что случилось?

– Нам срочно нужен врач. В хвосте самолета есть больной. Я, конечно, могу объявить по радио, если вы не захотите помочь, в салоне наверняка найдутся другие доктора. Просто я просмотрела список пассажиров, заметила ваше имя и подумала…

– Нет проблем, – тут же отозвалась Дайана.

* * *

Пациенткой оказалась пятилетняя девочка с испуганными карими глазами и сильной болью в животе. Ее звали Бекки, и она путешествовала одна, без сопровождающих. Возвращалась домой к маме в Лондон после месяца, проведенного у папы в Штатах.

– Привет, Бекки. – Дайана с ласковой улыбкой опустилась на колени у кресла девочки и заглянула в ее испуганные глаза. – Меня зовут доктор Шеферд, и я пришла, чтобы помочь тебе. О’кей?

– О’кей, – пролепетала девочка.

– Вот и хорошо. У тебя болит животик?

Бекки кивнула.

– А ты можешь показать мне где?

Всего за несколько минут осмотрев малышку и задав ей кое-какие вопросы, Дайана поставила наиболее вероятный диагноз.

– Мне надо поговорить с пилотом, – сказала Дайане стюардесса.

– Вы можете устроить так, чтобы я села рядом с Бекки?

– Разумеется. Все места заняты, но я что-нибудь придумаю.

– Вы можете посадить ее на мое место! А я сяду здесь.

Дайана повернулась, услышав за спиной голос Джеффри. Она не заметила, что он последовал за ней в хвост самолета.

– Это было бы замечательно. Спасибо.

– Отнести ее?

– Да, пожалуйста. – Улыбнувшись, Дайана тихо добавила: – Спасибо, Джеффри.

– Привет, Бекки, – улыбнулся Джеффри испуганным карим глазкам, которые упорно боролись со слезами. Эти карие глаза напомнили ему о маленькой девочке, которую он толком еще не знал, но так хотел узнать поближе. – Не бойся, малышка. Мне совершенно точно известно, что доктор Шеферд – один из самых лучших врачей всего мира. Если бы я заболел, то хотел бы, чтобы именно она лечила меня. Сейчас я отнесу тебя в другой салон, чтобы доктор могла наблюдать за тобой до конца полета. О’кей?

Дайана, слушавшая его, была поражена нежностью, звучавшей в голосе Джеффри. Тут ей вспомнился случай в Бейруте, и она подумала, что Джеффри, должно быть, любит детей так же сильно, как она. Было еще что-то, роднящее его с ней, что-то таившееся в синей бездне его глаз…

Они оба тосковали по маленьким девочкам с большими карими глазами.

Джеффри с помощью стюардессы устроил Бекки в кресле, а сам сидел рядом, пока Дайана ходила к пилоту. Когда Дайана вернулась, он поспешно освободил ей место.

– Думаю, что у девочки аппендицит, – сказала она Джеффри. То же самое мгновение назад она сообщила пилоту. – Обычная история. Живот мягкий, и это хороший знак. Похоже, аппендикс еще не лопнул. В Хитроу нас будет ждать машина «скорой помощи», и Бекки немедленно увезут в ближайшую больницу.

Устроившись рядом с Бекки, Дайана оживленно болтала с девочкой, а ее опытные глаза внимательно следили за цветом лица малышки, температурой, частотой дыхания; она проверяла пульс на хрупком детском запястье.

Как только самолет приземлился и стюардесса открыла двери, в салон тут же вошли врачи и мать Бекки. Дайана изложила медикам суть дела, успокоила перепуганную мать и, поскольку Бекки полностью доверяла ей, сама быстро вошла толстой иглой в едва заметную вену на ручке девочки.

– А вы будете оперировать, доктор Шеферд? – спросила мать Бекки.

– О нет…

И дело было не в том, что Дайана не смогла бы сделать операцию в чужой больнице – ей доводилось оперировать во многих странах, – но она была кардиохирургом, а у Бекки аппендицит. Дайана много лет не делала полостных операций.

– Вы не оперируете детей?

– Я делаю только операции на сердце, – объяснила она. – А эту операцию должен сделать обычный хирург. Так лучше для Бекки.

К тому времени когда девочку забрала «скорая помощь», большинство пассажиров уже вышли из самолета. Кроме Джеффри. Он вернулся в салон первого класса за своим багажом, но решил дождаться Дайану. Подумав, он забрал и ее вещи, и они вместе направились к таможне.

– Где ты остановишься, Дайана?

– В «Дорчестере».

– Я тоже. Поедем в город на одном такси?

– Да, разумеется.

Это была молчаливая поездка. И Джеффри, и Дайану очень огорчил случай с маленькой Бекки, поэтому весело болтать и восхищаться видами Лондона им не хотелось. Да, они молчали, но это уже не было враждебное молчание. Им почему-то было уютно вдвоем, настолько, что Дайана уже готова была вернуться к вопросу, который вертелся у нее на языке, когда стюардесса их перебила: «У меня было полное право поступить так?»

Однако Дайана не стала его задавать. Они с Джеффри так устали, а в его глазах было столько печали… И Дайана решила: пусть все будет как есть. Лучше просто попрощаться с Джеффри Лоуренсом, предварительно поблагодарив его и дружески улыбнувшись.

Джеффри не спалось. А может, он и не пытался уснуть. Был еще ранний вечер, едва начинало темнеть. Но он почти не спал на прошедшей неделе, а в последнюю ночь, которую провел в своей квартире на Манхэттене, вообще не ложился.

Проворочавшись в постели не меньше часа, он оставил попытки заснуть. Приняв душ и одевшись, Джеффри взялся за свои заметки о мирной конференции. Завтра он целый день проведет в лондонском бюро своей компании, составляя детальный план освещения исторического саммита.

Но ему не было нужды просматривать свои заметки. Джеффри точно представлял, что ему понадобятся карты, графики, даты, фотографии лидеров и хозяев встречи. Историю конфликта он и так знал. За годы, прожитые в жерле вулкана, и в последующие годы, освещая события в «горячих точках» планеты, он немало думал о мире.

Отложив свои записи, Джеффри налил себе большой бокал виски из хрустального графина. Алкоголь мгновенно обжег пустой желудок… Слишком много виски. Слишком мало еды. Слишком много нервов. Слишком много боли.

И он ничего не мог поделать, чтобы унять эту боль.

«Мне не следовало выходить за тебя замуж». Почти двадцать четыре часа эти слова не выходили у него из головы. Джеффри не мог изгнать слова Джулии из своей памяти. Ему придется жить с этой болью.

Джеффри принялся нервно мерить шагами свой элегантный номер, а потом, следуя внезапному порыву, он позвонил в больницу, куда увезли Бекки. После этого звонка он сделал еще один – и тоже повинуясь импульсу.

– Дайана, это Джеффри. Ты не спишь?

– Нет. – Дайана тихо засмеялась. – Я слишком устала, нервы напряжены…

– Я тоже. Но у меня есть хорошие новости. Бекки сделали операцию, и с ней все в порядке. Все оказалось так, как ты и говорила, – аппендицит без осложнений.

– Хорошо. Спасибо, что все узнал. Я и сама собиралась позвонить.

– А ты не в настроении пообедать?

– Да, но…

– Так это определенное «нет»?

– Это определенное «да». Но ты должен знать, что вдобавок к усталости, которая не дает мне уснуть, я еще чересчур голодна, чтобы есть.

– Выпьешь что-нибудь? – предложил Джеффри, когда они уселись под зеркальным потолком в баре при ресторане отеля.

– Только молоко.

– Теплое?

– И может, чуть позже.

Джеффри заказал два молока. Когда его принесли, они подняли бокалы и чокнулись; бокалы нежно зазвенели, и Дайана шепотом произнесла тост:

– За мир. – Вскинув голову, она добавила, не сводя с него глаз: – За мир на земле и в наших душах.

– За мир на земле и в наших душах, – повторил Джеффри.

И вдруг, глядя Дайане в глаза, Джеффри испытал невероятное желание рассказать ей о Джулии. Это было странно, потому что он никогда никого не подпускал к своей любви.

«Почему мне хочется поделиться правдой, которую я никому никогда не говорил, с едва знакомой мне Дайаной? Потому что я стал невольным свидетелем смерти ее любви, а теперь, по воле судеб, она стала свидетельницей смерти моей любви? Или потому, что ее сапфировые глаза словно говорят, что она очень трепетно отнесется к моей исповеди? Или из-за того, что в один ноябрьский день много лет назад… А возможно, все из-за того, что я слишком устал и перебрал спиртного».

Пока Джеффри сопротивлялся неожиданному желанию поведать Дайане историю своей любви, она мучилась с той же проблемой. Ну с чего вдруг ей захотелось рассказать Джеффри Лоуренсу истории двух своих неудач?

«Потому что я верю – он поймет меня. И потому что он будет добр и деликатен».

Однако они подавили в себе неожиданные порывы и целых полчаса обсуждали историю мирных переговоров и прогнозы Джеффри относительно результатов будущей конференции. Потом собеседники перешли к другой теме: какими ветрами ее занесло в Лондон.