Текст книги "Битва за любовь"

Автор книги: Кэтрин Блэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Хью добрался до них, высоко неся бокалы. Кэтрин сказала:

– Это мой кузен Хью Мэнпинг. Хью, мадемуазель Иветта Селье.

– Здравствуйте, – неловко сказал Хью. – Возьмите этот бокал, мадемуазель, я сейчас возьму себе другой.

Иветта щелкнула пальцами:

– С меня довольно, мерси! Кэтрин, может быть, будете так добры, чтобы завезти меня домой?

– С удовольствием. Хью остановился в этой гостинице, и я сейчас распрощаюсь с ним.

– Мы все-таки выйдем и выпьем на воздухе, – сказал он, ведя дам сквозь толпу. – Когда я приехал сюда, гостиница выглядела такой тихой. Терпеть не могу эту шляющуюся везде богему.

Когда они вышли в полумрак ночи, Иветта сказала с улыбкой:

– Я и сама из этих шляющихся типов и начинаю чувствовать, что тоже не выношу нас.

– Ради Бога, извините. – Хью вначале смутился. – Я решил, что раз вы подруга Кэтрин… – он замолчал, не зная, как закончить разговор.

Иветта снова пожала узкими плечиками:

– Вы, безусловно, правы насчет нас, мистер Мэнпинг. Мы серы и однообразны.

– Я этого не говорил! Серый, скорее, я, а вы… вы, наоборот, очень яркая для меня. Уж, пожалуйста, извините меня.

– Вы уже говорили это. Вы прощены! – Иветта заглянула в машину сквозь стекло: – Так вот он, ваш маленький сын. Он похож на вас, Кэтрин!

– Боюсь, что да.

– Почему – боюсь? Для вас это так хорошо. Он не напоминает вам постоянно о муже, которого вы потеряли, и не будет напоминать другому, за которого вы выйдете, что он не первый. Но мистер Мэнпинг, конечно, знал отца мальчика?

– Я был его шафером, – чопорно ответил Хью.

– Так полагается по традиции? Шафер утешает… – она остановилась и сказала более спокойным тоном: – Извините меня. Я там пила, потому что вдруг мне стало скучно, скучно, скучно! Я выпила лишнего. Я сяду в машину?

Она скользнула на переднее сиденье и, когда дверь закрылась, стала разглядывать свои пальцы. Кэтрин быстро выпила и отдала бокал Хью.

– Мне нужно ехать, – прошептала она. – Завтра увидимся.

Озадаченный и озабоченный, Хью стоял и смотрел, как они уехали. Кэтрин могла представить себе, как он качает головой, пробираясь обратно к бару, а потом наверх, в свой номер. Люди без конца обсуждающие то, что он называет «ерундой», и все время пьющие без видимых причин, были совершенно непостижимы для Хью Мэнпинга.

Кэтрин сказала:

– Пожалуй, поздновато для Тимоти. Если не возражаете, я сначала отвезу домой его, а потом уже вас. Опустите немного ваше стекло. Вам будет лучше от свежего воздуха.

Иветта кое-как опустила стекло на двери. Тонким голоском сказала:

– У меня нет привычки пить три или четыре бокала. Несколько человек были у нас дома, пили чай, и мы их отвезли в гостиницу. Пока я там сидела, я думала о бессмысленности моей жизни, о моей бесполезности…

– Ну, глупости. Вам просто захотелось пожалеть себя.

В голосе Иветты появилась враждебность:

– Вы, конечно, очень храбрая, но вы не темпераментная. А если человек все чувствует так остро, как я, ему нужна какая-то отдушина.

– Я думаю, что вы счастливая. Вы живете на прелестной вилле, как сестра врача, у вас есть возможность каждый день помогать людям, которым тяжело из-за того, что у них кто-то в семье болен. Да поговорить с ними, хоть несколько слов сказать по телефону – вот уж и сделали доброе дело. И, по-моему, эта толпа, в которой вы бываете, и она может быть интересна, если бы вы видели их реже и не принимали их так всерьез.

– Это очень мило с вашей стороны – напомнить мне о моем счастье. Вы думаете, что я все раскаиваюсь, что не вышла за этого глупого адвоката? Ошибаетесь.

Разговор оборвался, потому что они приехали на виллу Шосси. Кэтрин отвела Тимоти домой, сказав Луизе, чтобы она покормила его и сразу уложила спать, и обещала скоро приехать и пожелать ему «спокойной ночи».

– Скажите ему сейчас «спокойной ночи», мадам, – посоветовала рассудительная Луиза, – тогда вам не придется торопиться.

Кэтрин поцеловала сына и ушла. Она так любила эти полчаса с Тимоти перед сном и жалела, когда лишалась их. Но она была спокойна: с Луизой ему будет хорошо, а вот об Иветте Селье она беспокоилась. Что происходит с этой женщиной? Она не была слабовольной. Несмотря на привязанность к своей компании, у нее были твердые моральные устои. И тем не менее она несчастна, недовольна собой, постоянно пребывает в состоянии, близком к неврозу. Но по натуре она слишком Селье, чтобы полностью сдаться.

Кэтрин включила зажигание и поехала назад, к муниципальной дороге. Иветта, свернувшись клубочком, сидела в своем углу – маленькая одинокая фигурка, но голова поднята с некоторым вызовом. Они проехали по полуосвещенным улицам маленького города и повернули наверх, к виллам на горах.

– Я вам должна объяснить, – сказала Иветта наконец.

– Пожалуйста, не считайте, что вы что-то должны. У всех у нас бывает такое, и мы ведем себя по-своему, когда расстроены.

– Значит, догадались. – Тон Иветты был невыразителен и безразличен. Она повторила тот вопрос, который Кэтрин задавала себе: – Что происходит со мной? Я люблю Филиппа больше всех на свете, но все-таки, когда становится ясно, что он хочет жениться на ком-то, кого мы оба любим, меня это потрясает до глубины души. Наверное, я все-таки сумасшедшая.

У Кэтрин пересохло в горле, и она крепко сжала пальцы на руле.

– А когда стало очевидно, что Филипп собирается жениться? – спросила она. – Только сегодня?

– Я вам говорила, что надеялась, – сказала Иветта. – Мне очень нравится Марсель – она не дилетантка с претензиями, но очень хороший человек, желающий развивать свой талант. Может быть, в своем желании выйти за Филиппа она эгоистична, но это можно ей простить. Сегодня она приехала днем к ленчу, к нам обоим. Филипп опоздал и сказал, что хочет только выпить кофе у себя в кабинете. Марсель понесла кофе к нему и оставалась там какое-то время. Когда она вернулась ко мне в столовую, она выглядела какой-то приятно взволнованной. Я ее поддразнила, а она сказала, что Филипп в каком-то странном состоянии, как будто злится на что-то, но не на Марсель – на нее он никогда не может сердиться. Он сказал ей, что она просто замечательное противоядие против отвратительного утра, которое у него было. Я была… очень довольна.

– Но потом что-то еще случилось? – спросила Кэтрин.

Иветта снова пожала плечами, обтянутыми черной блузкой:

– Марсель должна была остаться со мной на весь день, но, когда приехали другие, Филиппу понадобилось уехать… и Марсель уехала вместе с ним.

Наступило молчание. Кэтрин повернула на последний участок дороги, к вилле Иветты, и, помолчав, сказала:

– Кажется, я помню, чего вам хотелось – помолвки вашего брата и Марсель.

– Я поощряла Марсель, потому что думала, что она другая, не такая, как все женщины. Но успех у Филиппа сразу сделал ее высокомерной по отношению ко мне. Она пошла с Филиппом, даже не вспомнив, что обещала провести этот день со мной. Или, может быть, не забыла, но посчитала это совершенно не важным – несравнимым со счастьем быть с Филиппом. – Она облизнула покрасневшие губы. – Дело не в том, что я не выношу оставаться одна вечером, а в том, как она уже изменилась, обретя уверенность в Филиппе. Мне это кажется невыносимым.

Голос Иветты стал еле слышным и невыразительным, и Кэтрин вдруг почувствовала жалость к этой женщине, которая была старше ее по годам, но еще совершенным ребенком в своих эмоциональных реакциях. Она постаралась утешить ее, ласково сказав:

– По-моему, вы слишком многое преувеличиваете. Когда она свыкнется со своими чувствами и… и с Филиппом, Марсель опять станет такой, как была раньше. Женщина не меняет своих дружеских привязанностей, когда выходит замуж.

– Но у нас все по-другому, разве не так? – Иветта выбросила вперед маленькую бледную руку. – Я сестра Филиппа и, пожалуй, немного мешаю. Когда Марсель станет хозяйкой дома, я стану demoiselle, старой девой, которую терпят! Вот что будет со мной, Иветтой Селье, которая так поощряла дружбу Марсель с Филиппом, потому что чувствовала, что мы с ней сможем дружно жить вместе. Она будет презирать меня, будет отпускать всякие шуточки насчет моего и своего возраста. Для Филиппа она станет нужнее, чем я, хотя я в тысячу раз умнее ее!

Кэтрин постаралась улыбнуться, но получилось неубедительно.

– И вы решили отправиться вместе с вашей оравой и утопить ваши горести, а они никак не тонут? Ну, вот и приехали, Иветта. Чем-нибудь еще помочь?

– Пожалуйста! Нет, я сама спокойно дойду, но пойдемте вместе со мной, пожалуйста. Видите, машины нет, значит Филипп еще не приехал. Пожалуйста… мне так нужно выговориться!

Кэтрин чувствовала, что у нее нет больше сил слушать все это. Уж очень это угнетающе действовало. Но маленькое лицо Иветты было таким бледным, и в столбе света, падающем из застекленной двери, на нем уже был виден ее возраст и такая подавленность, что Кэтрин поняла: если она оставит ее в таком состоянии, то не сможет уснуть всю ночь. Она вышла из машины и пошла в дом вслед за Иветтой. Иветта привела ее прямо наверх, в свою очень по-французски выглядящую спальню, предложила гостье кресло в форме раковины, а сама опустилась на гору подушек.

– Я так раскаиваюсь в том, что много пила, – сказала она. – Пожалуйста, не говорите Филиппу.

– Ну что вы… А почему бы вам не лечь спать, чтобы во сне все прошло?

– Я так и сделаю, – но Иветта не шевельнулась. – Вашему кузену французские женщины, наверное, показались противными. У него был вид… Как это по-английски сказать?

– Чопорный? Но он совсем не такой! Знаете, он даже скорее человек авантюрного типа, хотя сам не подозревает об этом. Он работает в Гонконге.

– Уж эти англичане!.. – она слабо улыбнулась: – Они везде такие одинаковые – в Англии, на Ривьере или Бог знает где, в Китайском море. У него будет ужасное мнение о нас. Вы должны ему объяснить… или нет, не надо. Просто передайте ему, что я прошу извинения.

– Хорошо, передам. Может быть, когда встретитесь в следующий раз, вы увидите друг друга в более реальном свете. Но вы не думаете, что вам пора бы сейчас лечь? Я могу попросить, чтобы ваша горничная принесла вам что-нибудь поесть.

– Пожалуйста. Скажите ей… или нет, я лучше смогу сочинить какую-нибудь небылицу. Знаете, я ведь изрядная врушка. – Она вздохнула. – Теперь вы будете думать обо мне очень плохо, а мне этого не хочется. Мне бы так хотелось, чтобы вы иногда приезжали ко мне. Я всегда здесь.

– Вот это и плохо. Ведь у вас есть друзья – разве вы с ними не видитесь?

– А, они давно поставили на мне крест. Вообще-то они у нас появляются раза два в год, приезжают на обед. Они любят Филиппа. – Большие глаза широко раскрылись, сверкнув. – Я вам очень благодарна, но, наверное, вам сейчас лучше уехать, до того как вернется Филипп. Пожалуйста, приезжайте ко мне поскорее – хоть завтра, к чаю? И привезите вашего большого неуклюжего кузена; я продемонстрирую ему, что я не алкоголичка. – Она поднялась быстрым и грациозным движением, от которого, однако, покачнулась и закрыла глаза. – Да, в постель. До свидания, Кэтрин, и спасибо вам. По-моему, вы самый приятный человек из всех моих знакомых.

Кэтрин что-то сказала в ответ и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Она замерла и прислушалась. Услышала безошибочно узнаваемые шаги по лестнице, застланной ковром. Почувствовала, что на висках проступает пот, и огляделась вокруг торопливо и без определенной мысли. Кругом были двери, все закрытые, только одна настежь. Она перешла коридор и вошла в темноту, прижав руку к стучащему сердцу; придвинулась ближе к двери и ждала.

Открылась и закрылась дверь, зажурчала вода, стало тихо – наверное, вытирает руки полотенцем. Снова щелкнула дверь, открываясь. Опять шаги по лестнице, приглушенные ковром. И вдруг, похолодев, она внезапно вспомнила, что ее машина так и стоит у ворот. Он должен знать, что она здесь. Но все равно, будет лучше, если он пойдет к сестре и выслушает ее рассказ, а пока он будет у нее в комнате, она сбежит по лестнице и уедет. Он подумает, что они просто случайно разминулись.

Да, он пошел к Иветте в спальню. Кэтрин прокралась в коридор и бесшумно побежала к лестнице. Два марша, она вспомнила, широкая площадка с турецким ковром между ними. Где-то сзади открылась дверь, она, не подумав, помчалась быстрее, не рассчитав, что уже начинается лестница. Она упала в пустоту, стукнулась о края ступеней и осталась лежать на площадке лестницы.

– Боже! Оступилась! – Филипп был уже рядом с ней; он стоял на одном колене и подсовывал руку под нее, стараясь повернуть ее к себе, чтобы увидеть ее лицо. – Ушиблись? Где больно?

– Нет. – Она сглотнула, поняв, что смотрит ему прямо во встревоженные темные глаза. – Нет, я цела. Ради Бога, извините.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как он сердится, и в этой слепоте ожили все другие чувства. Это ощущение мужчины рядом с собой, его рук, его теплого дыхания у себя на лбу, пружинистой силы пальцев, профессионально прощупывающих ее плечо и руку.

Все еще сидя на ковре, она наклонилась вперед, отстранила его руку и провела дрожащей ладонью по лицу.

– Вы и так весь день возитесь с травмами, – хрипловато сказала Кэтрин. – Мне так стыдно!

Он взял ее под локти, приподнял и поставил на ноги, слегка придерживая. Ледяным голосом, но со странным выражением он сказал:

– Ничего лучше не придумали чем убегать, а? Давайте-ка сойдем по лестнице не торопясь, спокойно.

Они ступили в холл, и Кэтрин, к своему неудовольствию, заметила, что волосы у нее совсем растрепались.

Все еще не поднимая головы, она нащупала шпильки и заново закрутила волосы в узел на затылке. Она уронила руки и скользнула взглядом по его лицу, прежде чем отвести глаза. Он выглядел встревоженным; лицо казалось более темным, чем обычно. Губы были сжаты, тонкие ноздри чуть раздулись, и в серых глазах проглядывала сталь.

– Сядьте, – велел он ей.

Она, поколебавшись, села в старинное кожаное кресло рядом со столом.

– Я все объясню, – заговорила она, ломая голову, как это сделать получше. – Иветта сказала вам, что я здесь?

– Она мне ничего не сказала. Я увидел машину – вас в ней не было. Поэтому я заключил, что вы поднялись с моей сестрой к ней в комнату. Иветта была одна, но у меня было чувство, что вы еще в доме. Я вышел из комнаты и увидел, что вы бежите и падаете. – Пауза. Затем металлический тон вопроса: – Это из-за меня вы упали, не так ли?

Ответ ее прозвучал как-то лихорадочно:

– Конечно нет. Я просто сглупила, побежав по незнакомой лестнице. Спасибо, что у вас ковры, а не мрамор, как на вилле Шосси. Со мной все в порядке, и я сейчас сразу же уеду.

– Моя сестра пригласила вас сюда?

– Да. Она была со своими приятелями.

– И вы тоже были с кем-то.

– Мне очень жаль, что вы не смогли утром задержаться и познакомиться с моим кузеном, – как-то скованно произнесла она.

– Должен сказать, что он был целиком поглощен встречей с вами, – проговорил Филипп с жесткой, иронической ноткой в голосе. – Зачем вы его вызвали?

– Я его не вызывала. Мое письмо, в котором я писала, что Тимоти и я приехали в Понтрие, обеспокоило его. Ему показалось, что мне нужен… мужской совет, поэтому он попросил отпуск. Он для нас с Тимоти ничего не пожалеет.

– Это видно.

Она взглянула на доктора, неприятно пораженная его тоном.

– Хью всегда был моим любимым кузеном, с самого детства. Он часто так помогал мне. И если бы не Хью, два года назад… – она оборвала свою речь, потом добавила: – Он мне ближе, чем кто-либо.

– И он предложил вам выйти за него замуж? – Вопрос был уж чересчур неожидан; даже для Филиппа это было немного слишком. Но в нем была и безжалостность. Похоже, что Филипп был в таком настроении, что мог без конца зондировать ее, пока не наткнулся бы на правду.

– Да, предложил.

Прежде чем она успела договорить, он сунул обе руки в карманы и сделал несколько нервных шагов, говоря:

– Да это и неизбежно. Он так не похож на того, первого мужчину в вашей жизни. Он медлительный, задумчивый и, к счастью, абсолютно лишен воображения. Он не огорчится, что до этого вы любили другого человека, и сильнее, чем его. Он так благодарен вам за то, что вы его любите! А вы… вы думаете, что с вас довольно этой жизни в эмоционально опасной атмосфере; вам хочется жить с этим человеком, потому что перед вами рисуется картина прежде всего покоя. Или, может быть, – резко обернувшись к ней и сверля ее сверкающими глазами, – может быть, ради этого ребенка вы подавляете свои чувства? Ваш кузен будет прекрасным отцом и таким союзником, против которого даже Леон растеряется. Так вам все это представляется?

– Я об этом вообще еще не думала.

– И вам ненавистны мои вопросы?

– Да, – тихо ответила она. – Боюсь, что да. Не думайте, что я не чувствую к вам благодарности за помощь. Только благодаря тому, что вы несколько раз указали Леону на его ошибки, мне удалось настоять на своем в некоторых отношениях. Но вы не крестный отец Тимоти, и у вас нет никаких обязательств по отношению ко мне. Хью и я… мы знакомы так давно, что понимаем друг друга буквально без слов. И могу вам сказать, – у нее дрогнул голос, – что для меня это громадное облегчение его приезд сюда. Пока Леон такой, как он есть сейчас, я могу находить с ним общий язык. Но когда он женится на Люси д'Эспере, все изменится. Я сомневаюсь, смогу ли я жить на вилле Шосси, как раньше.

– А еще что вам не нравится? – резко спросил он. – Вы завидуете Люси, что Леон восхищается ею и привык к ней? Или вы придерживаетесь современных идей, что человеку за шестьдесят полагается незаметно уползти в забвение?

Кэтрин глядела себе на юбку:

– Личная жизнь Леона меня не касается, если она не влияет на Тимоти. У Люси нет детей.

– Значит, ради ребенка вы желаете укрепить свои родительские права с этим Хью Мэнпингом? Это, право, не заслуживает уважения, это не достойно вас. Прежде чем пойти дальше, вы должны понять, что у Леона есть права, которые не смогут изменить ни Люси, ни этот ваш кузен.

Вот, значит, как! Кэтрин могла бы поспорить с ним, могла бы сказать ему, что она отказалась от предложения Хью и что она в самом деле немного боится того, что может выдумать Люси. Но она вспомнила, как он уехал от них после завтрака, и рассказ Иветты о том, как он долго был с Марсель у себя в кабинете и потом поехал с ней вместе куда-то… Что ж, пусть у него будет его Марсель. Но ничто не дает ему права призывать к ответу Кэтрин Верендер, когда она устраивает свою собственную жизнь.

Она встала:

– Меня ждут домой к ужину. Мне давно пора идти.

Он стоял совсем рядом с ней.

– Вы разговаривали с моей сестрой у нее в комнате?

– Да.

– Вы договорились, что уйдете, прежде чем я приеду?

– Не совсем так.

– Значит, это вы сами не хотите видеть меня?

– Ну, ведь мы скорее раздражаем друг друга – разве не так?

Он смотрел на ее склоненную голову, кудрявые прядки, которые она не смогла заколоть, белую кожу шеи, красивый изгиб щеки.

– Да, – ответил он небрежно, – да, я вас провожу к машине.

Она вышла первая, и он из-за ее плеча, протянув руку, открыл дверцу машины.

Она села в автомобиль, завела двигатель и едва взглянула на него, прежде чем нажать на газ. Она услышала, как он резко крикнул:

– Фары! Включите фары!

Кэтрин включила, осветив камни по бордюру цветочной клумбы, и резко вывернула руль.

Она выехала на дорогу, чувствуя слепящую боль за глазными яблоками и свинцовую тяжесть на сердце.

Глава 7

Хью был восхищен городком Понтрие. Он купался с Кэтрин и брал на руки напрягающегося Тимоти в глубоких местах, лежал в тени, покуривал сигареты и рассказывал в своей характерной суховатой манере о прежних временах и людях, которых он знал. Редкие люди на пляже, без сомнения, принимали их за счастливую семью, а Кэтрин, все еще не опомнившаяся от того последнего разговора с Филиппом, раздумывала, может ли у них получиться совместная жизнь. Нет, не такими были их отношения. Им было слишком уютно вместе, они слишком много знали друг о друге. И они никогда, даже отдаленно, не были влюблены друг в друга.

В двенадцать тридцать она привезла его к гостинице.

– Мне нужно самому обзавестись машиной, – сказал он. – Мне сказали, что в гараже есть одна машина напрокат. Схожу-ка я туда и посмотрю, какая она.

– А там до трех будет закрыто. У них пик деловой активности падает на шесть вечера.

– Ну, тогда позвоню. Мне хочется, чтобы у меня была возможность приезжать за тобой, как только захочу. А это значит – часто.

Она тронула его руку:

– Мне так славно с тобой, но я хочу быть вполне откровенной. Пожалуйста, не приезжай на виллу, если тебя не пригласили. Серьезно, Хью! Мы можем видеться каждый день – я захвачу корзинку с едой, и мы можем ездить на экскурсии, если хочешь. Но я не хочу, чтобы у тебя были столкновения с Леоном. Наверное, он уже вызывал своего адвоката, чтобы выяснить, как ты можешь повлиять на его планы. Если он не сможет придраться к тебе, его пыл выдохнется.

– Я думал, я тебе нужен. Ты сама так сказала.

– Нужен, но тебе не стоит воинственно настаивать на своих правах, если в этом не будет необходимости. Я не думаю, что мы можем повредить Леону, но даже если бы и могли – зачем? Я поняла, что мне легче справляться с его выдумками по отдельности, когда он их выдвигает. Ты мне позволишь решить самой, когда тебе будет нужно появиться на вилле?

– Ну что ж… – Но он был не особенно доволен. – А сегодня во сколько я тебя увижу? Где-то около трех? Может быть, оставишь Тимоти со мной на ленч?

Кэтрин с сомнением взглянула на обсыпанного песком мальчика на заднем сиденье:

– Ему нужно принять душ и переодеться.

– О, я его окачу водой как следует. Хочешь поесть со мной, Тимоти?

– М-м-м-м. Я никогда не ел в пабе.

Кэтрин заморгала:

– Паб? Да где ты это слышал?

– Майкл говорит: хлеб, сыр и пиво в пабе – вот моя идея… не помню, как дальше. Ему это нравится, – докончил он.

– Мне тоже, – от души рассмеялся Хью. – Пойдем и попробуем.

– Только не перекармливай его, – предупредила Кэтрин. – И пожалуйста, Хью, не давай никакой новой пищи. Спроси его сначала, хорошо? Тимоти, тебе в самом деле хочется поесть тут и побыть с дядей Хью?

– Конечно, и даже очень.

Она вздохнула и улыбнулась Хью:

– Я и сама не могу решить, хорошо или плохо, что он подцепляет всякие словечки от Майкла? Некоторые прямо совсем… на грани! А это плохо, что я смеюсь, даже если меня коробит?

– Да нет, конечно, но ты все-таки скажи парню, чтобы он был поосторожнее. Ну, пойдем, Тимоти. Я тебе уступаю право первому влезть в ванну.

Было совсем непривычно ехать обратно на виллу Шосси без Тимоти, но она была рада, что он остался без нее и даже с удовольствием.

Кэтрин остановилась на аллее, ведущей к дому, оставив ключи в замке зажигания. Не успела она дойти до двери, как шофер уже сел в машину, чтобы отвести ее в гараж.

Кэтрин сняла пляжный костюм, вымылась под душем, надела белую плиссированную юбку и элегантную темно-синюю блузку. Она не возражала против того, что Леон оплачивает все ее туалеты; в конце концов, если он хочет, чтобы она с головы до ног выглядела как член семьи Верендер, почему бы ему не платить за это?

В глубине души она никогда не признавалась себе в том, что перестала быть одной из Харви, а стала одной из Верендеров. Первые два года было так приятно чувствовать себя «миссис», а не «мисс», но потом, в моменты утраты иллюзий, она чувствовала, что в некоторых вещах она и Юарт остались чужими людьми: она – типичная Харви, он – типичный Верендер. Он бунтовал против ограничений, накладываемых браком, гордился сыном и ревновал его. Она пыталась шутками отвадить его от ревности, но каждый раз он жаловался на одно и то же: «Я тебя по-настоящему не знаю. Какая-то твоя часть всегда глубоко спрятана от меня».

Напрасно она разубеждала его. В глубине души она знала: этот упрек ему нужен как оправдание – он ведь знал, что каждый раз, садясь в гоночную машину, снова и снова предает семью.

Решительно отогнав от себя эти мысли, она пошла вниз. Леон сидел в салоне один, читая газету и прихлебывая из своего традиционного бокальчика виски перед ленчем. Он поднял глаза на невестку:

– Хотите выпить?

– Нет, спасибо. А есть английские газеты?

– У меня в кабинете лежат все, выбирайте.

Она нашла «Телеграф», вернулась в салон и села читать. Несколько минут стояла тишина, нарушаемая только шуршанием газет. Теперь больше не бывает потрясающих новостей, думала Кэтрин. Даже если бы континент раскололся надвое, убив тысячи людей, остальной мир только пробежал бы глазами заголовки и занялся своими делами.

– Погода все жарче и жарче, – вдруг заговорил Леон. – Я всегда отправляюсь в море в такую погоду. Собираюсь провести на яхте три недели.

– Да? – Кэтрин взглянула на него, но ничего не сумела прочесть на его лице. – Вы берете с собой много гостей?

– Конечно, не одному же плавать. – Он сильно затянулся сигарой, выдохнул струйки ароматного дыма. – Обычно я приглашаю деловых коллег с женами, еще одного-двух спортсменов. Смешанная компания, чтобы занимали друг друга. Дин утром звонил разным людям – и как будто нас набирается четырнадцать человек. Хорошее число – четырнадцать.

Кэтрин ничего не говорила, и он добавил, сузив глаза:

– Вы с мальчиком тоже едете, конечно, и Люси думает, что мы должны пригласить и вашего кузена, но я не уверен.

– Когда вы собираетесь отплывать?

– Обычно на подготовку яхты и провизии уходит неделя. Вы ведь видели яхту?

– Только издали, с берега.

– Я ей очень горжусь: на ней путешествовало немало знаменитых людей. Но вы что-то не в восторге от этого?

– Я просто подумала, что для Тимоти это не будет очень хорошо. Круиз в изысканной взрослой компании…

– Там будет еще один мальчик. И собственно, ради вас я приглашаю большинство англичан, еще далеко не впавших в детство.

– Вы очень добры, Леон.

Он нетерпеливо хмыкнул:

– Не пришло ли время вам понять, что вы тут не гостья? Вы и мальчик – мои родные, вы принадлежите этому дому. – В голосе опять послышались рычащие нотки. – Бог знает, почему я уступаю вам чаще, чем уступал кому-либо раньше – мужчине или женщине. Раз вы были против, я покупал ребенку очень мало игрушек; из-за того, что вы боитесь за своего ягненочка, я не настоял, чтобы его водили на бокс или отпустили на весь день на яхту с теми ребятами, о которых я говорил. Строго говоря, я оставил его в покое на несколько дней – но это не значит, что я удовлетворен тем, как он воспитывается.

– Боюсь, что никогда и не будете, потому что он не такой, как вы.

– Ну, это посмотрим. Во всяком случае… мы говорили о круизе. Люси обещала мне помочь вам выбрать все нужное из одежды.

– У меня полно всего.

Леон предостерегающе поднял палец:

– Вы делайте, как говорит Люси. Она не раз бывала на таких прогулках и знает, что и как. И еще одно. – Он говорил размеренным, спокойным тоном. – По-видимому, вы не пытались скрыть тот факт, что вы не любите Люси. Как вы относитесь к людям – это ваше личное дело, но, когда вашу неприязнь замечают и мои друзья, это становится и моим делом. В следующий раз, когда вы останетесь наедине с Люси, можете думать о ней как угодно плохо, если вам от этого легче, но не высказывайтесь вслух.

Кэтрин сложила газету с излишней тщательностью. В горле у нее жгло, в груди все сжалось. Она не раз думала об этой угрозе Люси: «Я вас заставлю пожалеть…» Значит, она уже выполняет свое обещание.

Это было не ее дело, но она все-таки спросила:

– Вы собираетесь жениться на Люси?

Он цинично улыбнулся:

– А вы имеете что-нибудь против?

– У меня чисто эгоистический интерес. Как это повлияет на Тимоти?

– Так-так… посмотрим. Я бы сказал, что это едва ли повлияет на него. Он будет все так же бояться деревьев и пони и говорить, как плаксивая девочка. Я сомневаюсь, что Люси сможет закалить его больше, чем вы. Она бы могла заняться этим всерьез, но я думаю, что тут нужен мужчина.

Кэтрин с трудом удержалась от ответа. Леон был настроен не очень спокойно, и у нее не было желания воевать с ним. То, что она промолчала, наверное, удивило его, потому что он бросил на нее искоса свой характерный нахмуренный взгляд и долго молчал, прежде чем снова заговорить.

– Поскольку у вас это будет первым знакомством со Средиземным морем, вы получите громадное удовольствие от поездки. Обычно мы идем к Марселю, остаемся там на несколько дней, заходим на Корсику, затем в Пизу или Геную и идем обратно в Ниццу мимо Монте-Карло. На берег сходим примерно в восьми пунктах. Вы будете самой счастливой среди нас, потому что все это увидите впервые. Вам этого хочется?

– Очень.

– И вы хотите, чтобы этот ваш кузен тоже поехал?

– Думаю, что он получил бы огромное удовольствие.

– Я не об этом спрашиваю. Пожалуйста, не считайте, что меня можно так легко одурачить, Кэтрин. Этот человек приехал сюда, чтобы сделать вам предложение, – это за десять миль видно. И если вы мне не верите, спросите у Люси. Она видела вас обоих, когда вы вчера ехали в город, и вечером сказала мне по телефону, что думает то же, что и я.

Люси не думала то же, что и Леон. Она думала так, как, ей кажется, Леон хочет, чтобы она думала. И иногда, незаметно, она подсказывала ему, что он должен думать. Кэтрин чувствовала что-то вроде удушья; как хорошо, что этой женщины не будет за завтраком.

– Вы можете поступать как вам угодно, даже если и пригласите Хью. В любом случае он может предпочесть поездить по побережью на автомобиле, пока меня нет. Антуан позвонил на ленч уже минут десять назад. Может быть, пойдем?

За столом они говорили очень мало. У Леона был угрюмый вид человека, погрузившегося в свои не особенно приятные мысли, и ей пришло в голову, что, хотя он часто третировал ее, иногда даже буйно, стуча кулаком по столу, он еще никогда раньше так не выглядел, как сейчас. Мрачность свидетельствовала о каких-то глубоко запрятанных, но тревожных мыслях, что было так не похоже на Леона. Обычно он сразу же выкладывал все, что было у него на уме, безжалостно экономя на словах.

Он велел принести кофе и сказал Кэтрин:

– Вы ведь еще ни разу не видели яхты? Может быть, поедете днем со мной – вы и Тим?

Она быстро обдумала ситуацию. Это в первый раз он предложил поехать им обоим вместе с ним. А Тимоти… ах, черт!.. как раз сейчас он у Хью. Да еще она обещала приехать вместе с Хью на чай к Иветте. Подсознательно у нее уже сложилось решение не оставаться на вилле Селье; лучше она уговорит Иветту поехать вместе с ними.

– Мне бы очень хотелось, – ответила она, все еще думая. – Но Тимоти нет дома. Правда, мы могли бы его захватить по пути.

Леон нахмурился:

– Где же он?

– Он завтракает с моим кузеном у него в гостинице.

– Быстро работает! И, наверное, они прекрасно ладят друг с другом?

– Хью приходится Тимоти дядей. – Она резко отодвинула свою чашку. – Так получилось, что сегодня днем у меня были другие планы, но я буду рада все это отменить. Дадите мне полчаса на это?