Текст книги "Битва за любовь"

Автор книги: Кэтрин Блэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Нет. Я в первый раз еду в Ниццу.

Вежливая улыбка.

– Завидую вам. Я вырос, зная Ниццу. Там так же хорошо, как и в Понтрие; она никогда не была для меня таинственной. Там оживленное движение; вы с шофером, надеюсь?

– Нет, но у меня есть компаньон. – Увидев, что Филипп кланяется маленькой накрахмаленной женщине с манерами герцогини, Кэтрин сказала: – Не буду вас задерживать. Спасибо, что приняли нас пораньше.

Филипп наклонился к Тимоти:

– Я забыл спросить у тебя о твоем Бини. Как он живет?

– Сегодня ему лучше. Спасибо, – вежливо ответил Тимоти.

– Разве он у тебя болел?

– Нет, но… вчера ему пришлось лезть на дерево.

– Бедняжка! Он ушибся?

– Он плакал.

– Ну, сегодня будь с ним поласковее. – Филипп медленно выпрямился и посмотрел на Кэтрин: – Вот как? – негромко спросил он, сразу все поняв. – Так вот что его заставили вчера делать, пока вы были у нас в гостях? Но почему вы ссоритесь с Леоном? На мальчике нет ни царапинки.

Она, пораженная, смотрела на него.

– Да вы такой же, как он! – с тихим бешенством проговорила она. – Вы все истолковываете только с физической точки зрения, как и он. Вы все здесь такие? Вы все не обращаете внимания на травмы детской психики, а заботитесь только о здоровом теле? Вы ведь доктор и…

– И обладаю здравым смыслом, – обрезал он ее холодно. – Возможно, у меня гораздо больше опыта общения с детьми, чем у вас. Первое приключение подобного рода кажется ужасным, но у организма достаточно резервных сил, чтобы справиться с этим. Вы видите, как мальчик играет на лестнице? Он ничем не отличается от своих ровесников. Он создан, чтобы противостоять внезапным страхам. Детство ведь бесконечная вереница их. Стараясь отгородить его от опасностей, вы ему вредите!

– Я не допущу больше опасностей, чем необходимо, пока он не будет готов справляться с ними, – быстро произнесла она. – Я уже давно поняла, что Леон совершенно бездушный человек, но надеялась, что хоть вы понимаете меня.

– Понимаю, и очень хорошо. Вы ведете себя, будто в ребенке – вся ваша жизнь. Это неправильно – и для него, и для вас. Вы еще очень молоды.

– Как раз о себе-то я и не думаю.

– А когда придет время подумать – что тогда?

Она никак не могла натянуть перчатку.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– А я думаю, что понимаете, – сказал он холодно. – В вашей жизни будет другой мужчина; несмотря на свой независимый вид, который вы выработали, вы – женщина того рода, которая нуждается в мужчине – в его любви и защите. Когда-нибудь думали, как он будет относиться к ребенку?

– Конечно нет.

– А надо бы, мой друг. Когда придет время, вы будете думать, что он должен любить мальчика, потому что он ваш. Но, – произнес он тихим и предостерегающим тоном, – ему покажется почти невозможным даже терпеть ребенка, который требует от вас большую часть заботы и внимания. Потому что, если вы будете по-прежнему ставить интересы Тимоти превыше всего, знаете, что случится? Он сам будет ожидать и требовать первого места в вашей душе. Всегда!

Кэтрин слушала, склонив голову, и ее губы, криво изогнувшись, плотно сжались.

– Я делаю то, что считаю правильным, – тихо ответила она.

– Знаю, – небрежно сказал он. – До свидания, – и шагнул к двери.

Она тихо попрощалась и мимо него спустилась по трем широким ступеням, взяв Тимоти и механически улыбнувшись Майклу Дину, который стоял у открытой двери желтой машины, театрально кланяясь. Сев, она посмотрела на вход в вестибюль. Филиппа уже не было.

– Что это с нашим другом доктором? – спросил Майкл, усаживаясь рядом с ней. – Он посмотрел на меня, как будто я что-то вроде сколопендры.

– Он мной недоволен. – Кэтрин оглянулась назад, на Тимоти.

– Ну как, все в порядке?

– Да. Можно я сейчас съем шоколадку?

– Не стоит… – Она хотела сказать, что он может испачкать рубашку. Черт бы побрал этого во все влезающего, хитрого, скрытного, очаровательного доктора! Какое ему дело до нее?

– Хорошо, съешь, – разрешила она. – Когда будем в Ницце, попьешь лимонаду.

Она старательно вела машину по главному бульвару Понтрие к выезду на карниз.

Тимоти тоненьким голосом спросил:

– Мама, хочешь шоколадку?

– Нет, спасибо, родной.

– А вы хотите, мистер Майкл?

Майкл повернулся и посмотрел на него:

– Никогда еще не видел такого вежливого ребенка! Какой у тебя шоколад, дитя? Ладно, давай кусочек! Не решаюсь закурить в этом передвижном будуаре.

– А что такое бу… двар?

– Ну, это место, где леди… г-м-м… ладно, мал ты еще. Эй-эй, не вози грязными пальцами по сиденью. Кожаное!

Кэтрин внезапно рассмеялась. Как хорошо, что есть такие беззаботные люди, как Майкл, и как смешно слышать, что и он делает такие же замечания, что собиралась сделать она. Она вытащила платок из кармана короткого кремового летнего пальто и бросила его назад. Тимоти поймал его, и она услышала, как он возится, усаживаясь на мягком диване.

– Как прошел осмотр? – спросил Майкл, прожевав шоколад.

– Все хорошо. Доктор Селье делал его для Леона и заключение пошлет ему.

– Однако не думаю, чтобы он провожал всех своих пациентов до выхода. Видно, с вами особый случай. – Майкл ухмыльнулся. – Хладнокровный господин, верно? Раз как-то, у нас на вилле, я ему показал шишку у себя на руке. Он сказал, что это нервный узел, да как даст по нему ребром ладони. Болело жутко чуть не час, но на следующий день все прошло. Даже счёта мне не прислал.

– А почему в маленьком Понтрие медицинский центр?

– Кругом очень много деревень, во многих нет докторов, поэтому все приезжают в Понтрие. А это здание было когда-то чьим-то старинным особняком и пустовало. Филипп и предложил другим эскулапам купить его и превратить в медицинский центр. И им, и людям удобно. Они создали компанию, чтобы оплатить расходы, ну и теперь платят только за эксплуатацию здания. Они организовали это давно, еще до моего приезда сюда, и теперь этот центр известен всему побережью. Филиппу предлагали практику в любом месте, в самой Ницце, но он не захотел. Он странный тип. В себе очень уверен, любит очаровывать, а под всем этим какая-то холодная сталь. А сестру его видели?

Она кивнула:

– Вчера была у нее с час. На него непохожа.

– Загадочная особа, мне кажется, и очень… как бы сказать… собственница! – добавил он. – Правда, я все слышу, что слетает с уст сильных мира сего. Но кажется, она собирается цепляться за Филиппа до скончания века. Но она хитра. Знает, что ее брат не всегда же будет холостяком, так она проверяет всех женщин, с которыми он знаком. Наверное, поэтому она и вас приглашала вчера.

Кэтрин почувствовала жар на щеках.

– Как я могу покушаться на его безопасность? – отрывисто сказала она. – Это ей нужно замуж выйти. Для ее же пользы.

– По-моему, она изображает из себя темпераментную богемную девочку. Филипп хочет, чтобы она стояла обеими ногами на земле, и она это знает. Она сбесится, если он женится на ком-нибудь, кто ей не угоден.

– Ну, она достаточно умна.

– Может быть, но она умеет быть здорово неприятной. Все надеются, что Филипп женится на Марсель Латур.

Она небрежно спросила:

– Она занимается скульптурой – так ведь, эта мадемуазель Латур? Иветта устраивала вечеринку, чтобы отпраздновать, – у Марсель приняли какую-то вещь на выставку.

– Я думаю, что у нее это хорошо получается, но она не профессионал. Я о ней впервые услышал полгода назад. Я встретил семейку Селье на карнавале или где-то в этом роде, и эта Марсель была партнершей Филиппа. Она из старой провансальской семьи. От тетки в наследство получила сколько-то денег и решила часть истратить, чтобы пожить среди богемы на Лазурном берегу. Она живет в Босоле, в одном доме с какой-то супружеской парой, в Понтрие бывает, только когда приезжает к Селье. Главная подружка Иветты.

– Красивая?

– По-моему, да. У нее необычная внешность для француженки. Светлая шатенка, очень густые волосы, никакого намека на прическу, но ей идет. Знаете ведь нынешнюю французскую кинозвезду: полные губы, высокие скулы и в глазах что-то… ну, чисто континентальное. Вот у Марсель такой тип. Ну и к тому же принадлежность к старинной фамилии и деньги, конечно. Для француза это не шутка. Знаете, Кэтрин, вот где мы, англичане, перед ними как дети. Наши девушки безмятежно выходят замуж без гроша.

Она улыбнулась:

– Зато мужья уверены, что за них пошли по любви.

– Но, черт побери, если нет денег, любви придется плохо.

– Вы собираетесь жениться на француженке?

– Господи, нет! Ну, если только она откажется от родных, а они это редко делают. – Он помрачнел. – Я сомневаюсь, что вообще когда-нибудь женюсь. Я не смогу жить с женщиной, которая почти все время недовольна. А ведь так оно и будет, если мне придется быть кормильцем семьи. Я думаю, что каждый отец должен давать дочери деньги на туалеты хотя бы первые десять лет после замужества.

– Вы все шутите. Если бы вы влюбились, то вышли бы из себя, усомнись ее отец в вашей способности обеспечивать семью.

Они сделали еще один широкий поворот, и перед ними вдруг открылось зрелище, которое заставило их остановиться. Целое море цветущей гвоздики.

– Боже мой, неужели это все гвоздика?!

– Да. Для парфюмерии. Это второй урожай – сезон почти кончается. Между Ментоной и Иерой они выращивают буквально все цветы для получения эфирных масел. Используют даже горные цветы и травы. Ну, скоро приедем. Хотите, чтобы я сел за руль?

– Пожалуй, так будет лучше. Мне бы хотелось немного узнать улицы, прежде чем ездить самой.

Она пересела на правое место, уступив руль Майклу, и они поехали дальше мимо величественных входов в невидимые виллы, по туннелю из итальянских сосен, мимо отеля у края обрыва и вниз, между оградами садов, в самый замечательный город Средиземноморского побережья. Бесконечный бульвар, его пальмы, праздничные толпы в парадных легких одеждах, бордюр золотых пляжей и широкий простор Лазурного залива… Кэтрин знала, что это один из самых знаменитых проспектов мира. И в самом деле, какая-то магия таилась в теплоте и радости этой прекрасной эспланады Ниццы с ее необычной далекой панорамой гор и мысов.

– Мне кажется, я бы тут шла и шла без конца… – сказала она зачарованно.

– Теперь сможете делать это всю жизнь, – сказал он беззаботно. – Я вас подвезу к магазинам. А вон там, – он махнул в сторону парка, – там музей Массена. Когда-нибудь обязательно сходите. Сейчас повернем, а потом опять поворот, прямо на авеню Победы. Хотите купить что-нибудь?

– Сегодня только книги. Я подумала, может быть, найду что-нибудь познавательное для Тимоти.

– Здесь можно купить все. А как насчет модных магазинов? Глупо будет не обеспечить себя всем, что хочется за счет старика. – Он успокаивающе поднял руку. – Ну ладно, ладно. Звучит, в самом деле, плохо. Просто хотел сказать, что и ему будет приятно, и вам не помешает. Знаете, вам нужно составить себе четкий план отношений с Леоном. Как можно больше соглашайтесь и слушайтесь его. Но уже когда дело дойдет до серьезного, вот тут стойте на своем, и ему придется учесть это.

– Это прекрасный план, Майкл, но сомневаюсь, что я смогу выполнить его. Высадите меня здесь, хорошо?

– Только вас? – Он остановил машину, выражение лица стало чуть расстроенным. – А прелестного наследника с собой не берете?

– Не называйте его так. Не беру, потому что вы должны пойти с ним в парикмахерскую, чтобы его подстригли. – Она спросила, помолчав: – У вас были другие планы на это время?

– Были. Касаются одной девушки вон там, в агентстве путешествий. Но я займусь прической Тимоти. Сантиметра на три со всех сторон?

Она критически посмотрела на светлые мягкие волосы сына.

– Ну, немножко меньше. Прическу не менять, чтобы осталось как есть. Ему она так идет. Ну, родной, ты останешься с Майклом. Он тебе покажет всякие интересные вещи.

Они договорились, что ровно через час встретятся на этом месте, и желтая машина исчезла вдали, а Кэтрин почувствовала себя слегка ошеломленной шумом и весельем улицы, запруженной людьми. Около получаса она впивала в себя разнообразные витрины, потом нашла книжный магазин и долго копалась в книгах. Она купила несколько букварей, книжек с картинками, английские журналы и с сожалением увидела, что ей пора идти на условленное место встречи.

Подстриженный Тимоти выглядел очень хорошо, но от него страшно несло пармской фиалкой. Он навалился грудкой на спинку переднего сиденья между Майклом и Кэтрин и сказал:

– От меня пахнет «просто шик»! Так сказал парикмахер. Майкл мне дал лимонаду, а сам он пил…

– Ни слова больше! – прервал его Майкл. – А то еще начнешь выкладывать, что мы были не одни, когда пили лимонад.

– Вот как? – спросила Кэтрин. – Значит, агентство сжалилось и отпустило ее с вами?

Он засмеялся:

– Нет. Мы пошли в кафе на пляже, и кто же едет мимо, в розовой машине, как не Люси д'Эспере? Сразу узнала нашу машину и остановилась. Как будто ее пригласили на виллу Шосси к ленчу, и она решила, что мы ее туда отвезем.

Почему-то у Кэтрин упало сердце.

– Так мы сейчас должны заехать за ней в отель?

– Увы, да. Мне она тоже не нужна, но там, на вилле, она, знаете ли, имеет вес.

– Я примерно так и поняла. Они давно дружат с Леоном?

– Года два. Она умело закидывает удочку. Не удивлюсь, если на крючок попадется очень большая рыба.

– То есть она выйдет замуж за него?

– Чего же еще, по-вашему, ей надо? Наша Люси ведет весьма шикарную жизнь, но за душой у нее только машина и драгоценности, которые, похоже, понемногу тают. Да почему бы старику и не жениться во второй раз? Он еще крепкий.

– Но… жена, которой нужны только твои деньги… Леон все-таки не заслуживает этого.

– Не знаю, но это его ждет. В конце концов, она на двадцать пять лет моложе его и умеет шикарно выглядеть в том, что у нее есть. А уж с деньгами Леона она станет прямо королевой Лазурного берега.

– Ну да, ему ведь всегда нужно самое лучшее, – проговорила Кэтрин. – Однако его «лучшее» не всегда настоящее. Он никогда не жил в уютном семейном кругу, никогда не нуждался в людях ради них самих, а только чтобы придать себе дополнительный ореол. Самовлюблен, как Нарцисс.

– Не совсем уверен, что знаю, кто это такой, но за пачку банкнотов в миллион я бы и сам им стал! – жизнерадостно провозгласил Майкл. – Нет, знаете, вы в нем ошибаетесь. Верите или нет, но в нем есть благородство, и он понимает людей. Если он решит жениться на Люси, значит, в ней есть что-то настоящее, что ему нужно… Вот, приехали! – он остановил машину перед скромным отелем, фасадом выходящим на море. – А вот и она! Разговаривает с полковником Верленом. Они подходящая парочка – он тоже ищет богатую жену!

Люси д'Эспере увидела их и помахала рукой в перчатке, заканчивая свой разговор. Майкл стоял у открытой дверцы машины, ожидая, пока она возьмет сумочку со столика, попрощается и сядет к ним в машину.

– Как приятно! Ради Бога, не сердитесь на меня, что я попросила Майкла заехать за мной. Может быть, ребенок пересядет вперед? Тогда мы с вами сможем поболтать, мадам… можно я буду звать вас Кэтрин?

– Пожалуйста.

Все расселись к удовольствию Тимоти. Он стоял, прижав нос к переднему стеклу, пока Майкл твердо не вжал его в сиденье кресла и не завел двигатель. Кэтрин успела подумать, что, может быть, сейчас для Тимоти нужнее всего Майкл. Майкл ничего не знал о детской психологии, не представлял, да и не ломал себе голову, о чем думает или что переживает четырехлетний ребенок. Он просто знал, что никто не должен случайно навалиться на руль или разбить головой ветровое стекло, поэтому он и посадил его в кресло. У Майкла Дина не было никаких сложных реакций.

Машина набирала скорость. Люси потрогала бледно-голубую кожаную обивку длинными белыми пальцами.

– Очень женственно, нет? Вам нравится машина?

– Замечательно красивая.

– Знаете, я помогала Леону выбрать ее. Он хотел, чтобы и снаружи и изнутри она была кремовая, но я чувствовала, что нежно-голубой и светло-желтый лучше подойдут для блондинки. Я ему говорила, что надо с вами посоветоваться.

– Значит, она совсем новая?

– Ну конечно. Ее купили неделю назад до того, как я увидела вас. Леон говорил, что у вас рыжие волосы и белая кожа, – слишком бледна, как он сказал! Но я решила, что немного яркого цвета лучше, чем кремовый. Каждая богатая женщина в Ницце ездит в кремовой машине.

– Я небогатая женщина.

Люси устроилась в своем углу и остановила свои раскосые глаза на Кэтрин.

– Вы можете ею стать, если захотите. Нельзя изменить тот факт, что ваш сын – богатый наследник.

Кэтрин предостерегающе подняла палец, чтобы остановить ее.

Люси мурлыкающе засмеялась, взглянув вперед, где виднелась только светлая макушка мальчика, и пожала плечами.

– Гораздо лучше, если он будет расти, зная это, – сказала она со своим странным произношением. – В школе его будут окружать сыновья богатых аристократических семей. Он должен понимать, что он такой же, как и они; и почему бы не знать ему это сейчас?

– Он пойдет в школу через год.

– Но это абсурд! У нас есть такие же детские сады, как и у вас, в Англии. Там есть и английские дети, а для тех, кто живет далеко, есть прекрасные интернаты, где дети остаются с понедельника до пятницы. Для ребенка это было бы идеально.

– Я считаю, что лето здесь очень жаркое, – твердо сказала Кэтрин. – Я не отдам Тимоти в детский сад до конца лета, да и потом это будет только дневной садик, для начала только на несколько часов. Я сама могу преподавать ему многое.

– Но у вас не те методы, что во Франции; кроме того, ему нужно изучать и французский, не только английский, – заметила Люси, как бы желая показать свою справедливость. – По-моему, это плохо, когда детей обучают собственные матери. Потом другим учителям будет трудно найти с ними контакт.

– Вот это постараюсь иметь в виду.

Люси улыбнулась:

– Леон говорил мне, что вы очень упрямая молодая женщина. А он слишком нетерпелив, слишком высокомерен, чтобы спокойно указать вам на ваши ошибки и непонимание. Я чувствую, что, наверное, мой долг немного предупредить вас. Леон имеет право решать вопросы воспитания ребенка: он это уже обсуждал со мной.

Кэтрин как будто ударило током.

– С вами? – спросила она, стараясь не слишком выделять местоимение. – Но почему? Разве у вас есть опыт воспитания детей, мадам д'Эспере?

Улыбка на лице Люси застыла.

– Я ближайший друг Леона и единственная близкая ему женщина. Кроме того, я имею представление о здешних условиях. Леон желает в будущем приставить к нему учителя, но пока его нет, мальчику придется посещать один из детских садов здесь, у нас. Я чувствую, что для него будет лучше начать как можно скорее, чтобы он возможно раньше начал изучать французский.

Несмотря на свою решимость оставаться спокойной, Кэтрин почувствовала невыносимое напряжение. У нее не было выбора, кроме как возражать Леону, но ничто и никто не вынудит ее поддаться этой женщине, которая даже не является пока членом семьи. Однако уютный салон автомобиля был неподходящим местом для выяснения отношений. Она невольно посмотрела в зеркало заднего вида и встретилась глазами с Майклом; один его глаз предостерегающе прищурился, и она поняла, что Майкл услышал их разговор.

– Мы об этом поговорим в другой раз, – сказала она. – Как красива эта дорога из Понтрие в Ниццу, правда?

Люси снисходительно согласилась, но больше ничего не сказала. Было слышно, как Тимоти все время спрашивал что-то у Майкла и получал в ответ то утвердительное хмыканье, то объяснение. Иногда к ним долетало облачко фиалкового аромата, заглушая тонкие духи Люси.

Они приехали на виллу Шосси во втором часу дня. Люси не вошла в дом. Она опустилась в кресло на патио рядом с террасой и воззвала к Антуану. Приказав принести себе пить, мельком велела, чтобы сказали мсье Леону, что она здесь. Майкл сел в машину, чтобы отвести ее в гараж, и Кэтрин, взяв Тимоти за ручку и пробормотав извинения, пошла домой. Но в холле ее встретил Леон. В легком тропическом костюме, безупречно причесанный, так что белые виски красиво оттеняли лицо, он остановил пристальный взгляд на Кэтрин, а потом перевел его на Тимоти.

– Ну, что вы думаете о Ницце? – грубовато спросил он.

– Замечательный город.

– Машиной довольны?

– Очень.

– Ну a ты, молодой человек? Тебе понравилось?

– Да, спасибо, деда.

– Что же ты делал?

– Майкл меня водил в парикмахерскую.

– Слишком мало состригли. Иди наверх. Мне нужно поговорить с твоей матерью.

Тимоти прошел через холл и исчез в глубине дома. Леон с обескураживающим вниманием разглядывал Кэтрин. Он медленно заговорил:

– Моя яхта стоит в гавани Ниццы. Я собираюсь туда, чтобы распорядиться кое о чем, и беру с собой мальчика. Без вас.

Кэтрин сжала губы. Слегка дрогнувшим голосом она ответила:

– Хорошо… только если за ним будут следить.

– За ним будут следить. Люси едет со мной.

– Вы не заставите его…

– Я сказал, что там будет Люси! Она будет смотреть за ним. – Неприятный огонек в его холодных голубых глазах, который всегда зажигался, когда он говорил с Кэтрин, появился и сейчас. – Филипп Селье по телефону сообщил мне о вашем утреннем посещении. Он сказал, что ни в коем случае не надо его баловать. Знаете, что я спросил у него? – она не отвечала, и он продолжал: – Я спросил, считает ли он вашу систему воспитания ребенка правильной. Никогда не догадаетесь, что он сказал. Он сказал, что для вас обоих было бы лучше всего, если бы вы поменьше видели друг друга!

– В этом, – сказала Кэтрин с усилием, – я должна согласиться с ним. Извините меня. – Она поднялась по мраморной лестнице, пошла к Тимоти и помогла ему вымыться, а потом, посадив к себе на плечи, снесла его в кухню, чтобы он съел второй завтрак. Потом она отнесла его обратно, чтобы он поспал, и с облегчением увидела, что глаза ребенка закрылись, как только он лег. Она долго смотрела на милое детское лицо с коричневыми тенями, лежащими на нежных щечках. Губы, еще по-детски пухлые, были розовые и свежие и, пока она смотрела, чуть приоткрылись, показывая белые зубки. Ей так хотелось прижать его к себе, отогнать от него малейшую опасность!

Она пошла к двери и снова оглянулась. Издали он казался чуть повзрослее – из-за новой прически, конечно. Вот, старалась для Леона, а все равно ничего хорошего не вышло. Он наслаждался еще одной победой над ней – ответом Филиппа на его вопрос. Филипп…

Кэтрин быстро сняла жакет, умылась и подкрасилась. Она решила надеть кремовое платье и пошла вниз, встретив Луизу, которая как раз поднималась за ней, чтобы сообщить: мсье желает, чтобы она немедленно пришла к ленчу.