Текст книги "Битва за любовь"
Автор книги: Кэтрин Блэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Делать, как я сказал! Вам тут не место, я справлюсь один. Живо отсюда!
Она часто дышала:
– Нет! Вдвоем мы справимся быстрее. Говорите, что мне делать, Филипп! – Его хватка стала еще жестче. – Мне больно!
– Будет еще больнее, если не послушаетесь, – сказал он сквозь зубы. – Живо отойдите!
От оттолкнул ее и уверенный, что она отступила, опять посветил фонарем и двинулся к парню. Какой-то момент в изумлении и боли Кэтрин нерешительно стояла на месте. Она увидела, что он на коленях склонился над юношей и стал нащупывать пульс, потом стал сгибать левую ногу, чтобы рассмотреть больное место, замотанное тряпкой, насквозь пропитавшейся кровью.
Она рванулась к машине, схватила саквояж и принесла его, открыла и осторожно пробралась между камней, поставив его перед Филиппом. Механически он нащупал шприц для подкожных вливаний. Кэтрин подобралась ближе и, наклонившись, завернула пареньку рукав рубашки. Филипп ввел иглу в предплечье и, бросив на нее пылающий гневом взгляд, сказал:
– Почему я должен беспокоиться за двоих? Бога ради, уйдите к машине!
Большие прозрачные зеленовато-голубые глаза на ее белом лице в упор глядели на него.
– Я не дрезденская статуэтка, – прошептала она. – Потом можете меня поколотить, если угодно, но сейчас я буду помогать. Я его понесу за ноги.
Филипп Селье – лощеный доктор, безукоризненно сдержанный, что бы ни случилось, преобразился во властного и жесткого незнакомца. Ей показалось, что он сейчас вытолкает ее наружу; но он, стиснув зубы, промолчал и, нагнувшись, подсунул руки под спину юноши. Кэтрин подняла его ноги, стараясь, чтобы вонючий грязный комок на ноге не задел стену. Они медленно сделали шаг. Сверху свалился огромный камень, потом второй. Наверное, от наших шагов, как-то отвлеченно подумала Кэтрин. Третий ударил ее по спине со страшной силой. Наверное, Филипп услышал звук, потому что оглянулся на нее.
Кэтрин поморщилась:
– Все в порядке. Мы уже почти вышли.
Филипп все еще был слишком зол, чтобы говорить. Они уложили парня рядом с машиной. Филипп медленно открыл дверцу и резко кивнул ей, чтобы она села. Что-то в его манере заставило ее немедленно повиноваться. Кэтрин сидела неподвижно, опустив глаза на свои руки, пока он затаскивал больного через заднюю дверцу. Едва они тронулись, как послышался страшный треск, а за ним грохот камней. Дом превратился в груду развалин.
Они проехали, наверное, миль двадцать, прежде чем Кэтрин набралась духа спросить:
– У него очень плохо дело?
Филипп ответил без всякого выражения:
– Гангрена. Ногу потеряет обязательно.
– Неужели нигде близко не было соседей?
– Не ближе, чем на милю, я думаю. Но он молодой, и они считали, что он сам справится. Может быть, люди даже проходили мимо дома и думали, что он оттуда уехал. Ведь дом был заброшен, когда этот парень в нем поселился.
– А тот человек, что принес новость старику?
– Тогда в доме обвалилась одна балка, вот и все. А все остальное произошло уже потом. – Он посмотрел на нее, потом опять на дорогу. – Вам не плохо, не тошнит?
– Нет. Только ужасно жаль его. Вы сейчас его прямо в госпиталь отвезете?
– Да.
Голос был такой холодный и строгий, что она замолчала. Она узнала поворот с грунтовой дороги на щебеночную, идущую вниз, к Сен-Калару, но после этого они поехали по незнакомой дороге. Наверное, к Ницце, подумала она. Дорога делалась все лучше, и вскоре они уже неслись по асфальту. Затормозив у заправочной станции, Филипп вышел из машины и стал говорить с владельцем, который, видимо, хорошо знал его. Затем подошел и открыл дверцу, ближайшую к Кэтрин.
– Я договорился, сейчас вас отвезут домой.
– Но может быть, я…
– Нет, – коротко сказал он. – Я все сделаю сам. Напрасно я взял вас с собой. Никогда ни о чем так не сожалел.
Филипп усадил ее в другую машину. Она смотрела на него через открытое окно, видела серые блестящие глаза и сжатый рот, запрещающий ей говорить. Что она сделала, чем так расстроила его, почему у него такое замкнутое, ледяное лицо?.. Не говоря ни слова, он отвернулся, как бы не желая смотреть на нее, и сел в свою машину. Он поехал, строго глядя вперед перед собой.
Владелец гаража завел машину и равнодушно заметил:
– Этот молодой человек – может быть, он уже умер. Они поехали к Понтрие.
Только входя в виллу Шосси, она взглянула на часики, в первый раз за все время, как они уехали из дома Селье. Было без пяти девять. Медленно, все время чувствуя боль где-то в спине, на уровне подмышки, она поднялась по лестнице. Тихо заглянула к Тимоти, с усталым облегчением увидела, что он крепко спит рядышком с Бини.
Чувствуя себя больной от реакции на происшедшее и от боли в спине, она тихо вышла из комнаты Тимоти и направилась к себе. Открыла дверь и, положив усталую руку на глаза, затворила ее… и только в это мгновение поняла, что в комнате включен свет. И что Люси д'Эспере удобно и изящно сидит в глубоком кресле рядом с плотно закрытой шторой.
Глава 5
Люси улыбалась и очень картинно выглядела в алом платье из крепа.
– А, так вы вернулись, – сказала она, не двигаясь. – Наверное, прошло два часа с тех пор, как нам сообщили, что вы задержались где-то в горах вместе с очаровательным доктором. – Она с любопытством разглядывала бело-зеленое платье Кэтрин. – Вы что-то разыскивали… в темноте?
– Нет. Долго рассказывать. А вот увидеть вас здесь – это сюрприз, мадам.
– Неужели вы думаете, что я не знаю этот дом? Я его знаю прекрасно. Когда Леон праздновал Рождество, я жила в этой комнате две недели.
– Тем не менее мне странно видеть вас в моей комнате.
– Может быть, и так. – Люси опять окинула ее долгим, оценивающим взором. – Раньше я не замечала, но теперь вижу, что вы, белолицые и рыжеволосые, плохо переносите наш климат. Вам кажется, что здесь очень жарко?
– Я устала. Вы хотели поговорить со мной, о чем?
Улыбка Люси стала жесткой.
– Только не этот тон, ради Бога. Вы тут всего-навсего невестка, не дочь. Да, я хочу кое-что обсудить с вами.
– Со мной? – Кэтрин как-то туманно соображала. – Понятия не имею, что бы это могло быть. Может быть, лучше завтра?
– Нет, не лучше. Сегодня мне удалось прийти сюда, потому что Леон сейчас со своими деловыми знакомыми, а он очень хотел, чтобы я заглянула к ребенку, пока вы отсутствуете. В другой раз у меня не будет такой удобной отговорки.
В тени лампы ее глаза казались агатовыми точками между темных ресниц.
– Вам очень повезло – попасть в такой дом. Вы живете здесь в роскоши, и думаю, что вы этому очень рады.
– Роскошь не значит для меня так много, как для вас, мадам, – проговорила Кэтрин с некоторым усилием. Она так устала, что даже глядеть на эту женщину ей было трудно. – Что, собственно, вам нужно?
– Взаимопонимания, – сказала Люси со сладкой улыбкой. – Прежде чем вы появились здесь, между мной и Леоном все было ясно. Мы большие друзья, и само собой разумелось, что однажды… – она подняла плечи. – Стоит ли договаривать очевидное для женщины с вашей проницательностью. Скажу просто, что у меня не было никаких сомнений, абсолютно никаких.
Кэтрин прошла дальше в комнату, сбросила с ног туфли, наклонилась, чтобы их поднять, и с трудом выпрямилась.
– А теперь они у вас есть? – спросила она. – Но, наверное, ведь не из-за меня?
– Именно из-за вас, – произнесла Люси без всякой злобы. – Вы знаете, я была с Леоном, когда он узнал, что его сын разбился.
По спине Кэтрин пробежал холодок.
– Вот как? И как он это принял?
– Он почти ничего не говорил. Но когда он узнал о существовании вашего ребенка и что по завещанию он его опекун, мальчик стал центром его жизни. Я не возражала, потому что Леон не такой человек, чтобы избаловать внука, и это дало бы ему глубокий интерес. А он такой человек, который не может жить без поглощающих его интересов и ощущения своей значимости.
Кэтрин опустилась в другое кресло, снова выронила туфли и с наслаждением откинулась на спинку.
– Нелегко понять, к чему вы ведете, – сказала она. – При этих обстоятельствах вы никак не сможете оторвать Леона от его внука. И никто не может. И как это на вас повлияло?
Тон Люси стал резче:
– Много месяцев мы торговались с вами через адвоката…
– Мы? К вам это не имело никакого отношения.
– Все, что касается Леона, касается и меня. Я видела часть этой переписки, и у меня сформировалось мнение о вас, которое не изменилось. – Ноздри у нее чуть раздулись, она добавила: – С вашей стороны это умный ход – сделать вид, что вас не интересуют деньги Леона; особенно ловко было истратить часть присланных денег в Англию только на мальчика. Это заставило Леона думать, что вы очень искренний человек.
– Я рада этому.
– Вы не будете так рады, когда услышите все до конца. – Кэтрин заметила, что Люси крепко стиснула руки и опять расцепила их, изящно свесив с подлокотников. – Я собираюсь потребовать, чтобы вы прекратили это глупое сопротивление и согласились на все, что Леон предлагает для ребенка.
У Кэтрин пересохло во рту и начала кружиться голова. Она не была готова бороться с этой женщиной сейчас; но Люси так и сидела, как гладкое настороженное животное – очень красивое животное, – и значит, Кэтрин нужно было как-то справляться с ситуацией.
Она сделала слабую попытку:
– Я не сопротивляюсь. Леон берет с собой Тимоти два или три раза в неделю, и я даже не знаю, что они делают в это время.
– Вы все знаете очень хорошо, – резко возразила Люси. – Если бы Леон вздумал осуществить на практике все свои идеи насчет ребенка, то начались бы писк, визг и взывания к матери! Леон не хочет быть резким или выглядеть тираном; но главное его желание – чтобы мальчик вырос сильным и храбрым. Сейчас же это совершенно невозможно из-за вашего сопротивления.
В мозгу Кэтрин забрезжила какая-то догадка.
– Вам кажется, что Леон слишком поглощен Тимоти, так? И если бы я согласилась на все идеи Леона, он бы перестал так возиться с ним и стал бы уделять больше внимания… вам?
– Ну, это немножко грубо изложено, моя дорогая, – протянула Люси, – но близко к правде. До того как увидеть вас здесь, я считала, что у вас есть определенная цена. Казалось, что и Леон считал: вы преследовали его сына, зная, что он – наследник Леона Верендера. Ну что же. – Она понимающе пожала плечами. – Почему бы женщине не позаботиться о своем будущем? Я не думаю о вас хуже из-за этого.
– Весьма вам благодарна.
Люси пропустила мимо ушей язвительную реплику Кэтрин.
– Но теперь вы стараетесь доказать еще кое-что вашему свекру. А именно, что вы были искренне преданы его сыну и что вы – самоотверженная мать. Наверное, это даже не глупый ход – для вас. Но это дело довольно долгое, а я не могу ждать так долго. – Она улыбнулась очаровательной, но безжалостной улыбкой: – Если сказать честно, у меня большие финансовые затруднения, и даже моя портниха начинает волноваться, несмотря на мои обещания, что скоро я не только заплачу все долги, но и сделаю огромный заказ к свадьбе.
– Но вы не можете обвинить меня в ваших чрезмерных тратах.
– Для меня эти траты не чрезмерны, а необходимы для моего стиля жизни. И я обвиняю вас и только вас. До того как мы узнали о существовании вашего ребенка, я была уверена, что в течение шести месяцев Леон поймет, насколько он нуждается во мне как в хозяйке его дома и друге. Но пришла эта новость, и перед ним открылся новый мир. Вдруг к старости появился внук – какое неожиданное счастье! Все остальное вылетело из его мыслей. – Она спохватилась, развела руками и сказала спокойно: – Мы остались близкими друзьями, Леон и я. Но он полностью поглощен своей новой ролью – дедушки. Даже в этом сказывается его деловая хватка – он посвящает все свое время большому плану. Ему нужен был ребенок, не вы.
Она проговорила последние слова с каким-то мертвенным спокойствием, но казалось, что они продолжают отзываться эхом в молчании. Кэтрин наклонилась вперед, положив руку на колени; она не отрывала взгляда от узора ковра на полу.
– Я говорила с Леоном на многие из этих тем, – наконец сказала Кэтрин устало. – И он принял то, что я не расстанусь с Тимоти ни за что на свете. Он был настолько добр, что сказал: он чувствует себя ответственным и за Тимоти, и за меня; это утешает, хотя я в этом и не нуждаюсь. Я вполне понимаю, мадам, ваше положение, но если у вас только финансовые трудности, то почему вам не сказать о них Леону? Я уверена, что он…
– Вы с ума сошли! – Впервые в выражении лица Люси показалось что-то откровенно злобное. – Вы так плохо знаете свет или, может быть, желаете оскорбить меня? Я принимала подарки от Леона – сумочку, перчатки, духи, косметику из Парижа. Но я не собираюсь рыдать у него на груди, рассказывая о своих бедах. Что он подумает о женщине, которая залезает в долги в надежде на будущее? Я никак не могу открыть ему истинное положение своих дел!
Кэтрин вздохнула:
– В самом деле, я не знаю, чем могу помочь вам.
Люси внезапно встала во весь рост. Высокая, властная, она выглядела госпожой положения.
– Вы можете прекратить ваше бесконечное сопротивление. Пусть он начнет учиться верховой езде, возьмите ему учителя гимнастики, заставьте его ходить в школу каждый день. Успокойте Леона, пусть он думает, что все делается, как он хочет, и очень скоро мальчик отойдет для него на второй план. Леон наслаждается этой борьбой с вами. Вы это знаете?
– Я сама не в восторге от этого, но я не собираюсь пожертвовать своим сыном только потому, что он мешает осуществиться вашим честолюбивым замыслам. Я собираюсь продолжать заниматься с ним сама и делать все для его физического развития здесь, в саду и на море. Что же касается верховой езды, то, если ему потребуется и десять лет, чтобы привыкнуть к лошадям, меня это не будет волновать. Но я не позволю пугать его до полусмерти таким обыкновенным животным, как пони!
Рот Люси сжался в тонкую красную линию, длинное, заостренное лицо было бледным, но спокойным.
– До того как вы вернулись, – проговорила она с усилившимся французским акцентом, – я собиралась сделать вас своим другом. Мне рисовалось, что мы будем жить одним домом – вчетвером, что ребенок всегда будет здесь, но вы, молодая женщина, будете появляться в свете, ездить в гости и со временем найдете себе мужа. У меня бы не было никакой вражды к ребенку, и мне даже было бы приятно, что Леон так увлекается его воспитанием… – Она начинала жестикулировать. – Вот что я хотела предложить вам: дом для мальчика, любую помощь, какая вам понадобится, чтобы найти мужа, и роскошный, светский фон жизни.
Кэтрин повернулась в кресле и затем поднялась:
– Извините. Просто получилось так, что я не тот человек, которого вы ожидали. Но я вполне понимаю ваши чувства. Вы здесь уже давно, а мы появились как раз в критический для вас момент. Мы помешали осуществлению ваших планов. Но боюсь, я ничего не могу сделать.
– Вы можете сделать очень многое!
Кэтрин покачала головой:
– Нет, ничего. Я не могу изменить свои убеждения. И я, безусловно, не могу позволить дамам, которые не имеют детей сами и не знают, как мы жили в Англии, диктовать мне, что и как делать с Тимоти. Он не просто живой кусочек, которому можно придать любую форму. У него есть свои чувства, и он уже личность. И вполне возможно, что он никогда не будет любить все это суперменство, которое так дорого Леону.
– Ах так? – в глазах Люси появился опасный огонек. – А я?
Может быть, Кэтрин просто слишком устала, чтобы выбирать слова. Она пожала плечами:
– Если вы с Леоном так привязаны друг к другу, наш приезд не должен изменить ничего в ваших планах. Разве не так? В любом случае вы вполне можете позаботиться о себе. Простите меня, мадам.
Воцарилось тяжелое молчание. Потом Люси резко вскинула голову:
– Превратив меня во врага, вы поступаете не так умно, как вам кажется. А я уж постараюсь, чтобы вы об этом сильно пожалели.
Она быстро вышла, хлопнув за собой дверью.
Кэтрин прижала руку к затылку и начала массировать его, закрыв глаза. У нее болела голова от шеи до макушки, а тягучая боль распространилась от спины по позвоночнику. Она уже лежала между прохладных простыней, когда зазвонил телефон. Она привстала на локте и взяла трубку, собираясь сказать Антуану, что сегодня ей больше ничего не надо, спасибо. Но услышала голос Филиппа, холодный и какой-то безличный.
– Я уже звонил, чтобы убедиться, что вы благополучно доехали домой. Леон и Люси видели вас и сказали, что вы в порядке, но я, разумеется, немного беспокоился.
– Да, все хорошо, – ответила она. – А как молодой человек?
– Боюсь, что ампутация неизбежна. Положение тяжелое.
– Я надеюсь, что мы все-таки вовремя успели.
– Я тоже. – Было слышно, как он вздохнул. – Я должен извиниться перед вами, что потерял самообладание. Я привык, чтобы в подобных обстоятельствах меня слушались.
– Не думайте об этом, – вежливо ответила она.
– Вы уже в своей комнате? Пожалуйста, ложитесь поскорее и выпейте на ночь что-нибудь теплое. Спокойной ночи.
Чувствуя странную безрадостность, она положила трубку телефона… Его голос звучал так холодно. Может быть, так и лучше. Ей нужно держаться подальше от Филиппа Селье.
Кэтрин по необходимости провела следующие несколько дней в покое. Почти каждое движение заставляло ее морщиться от боли. Не желая, чтобы другие заметили, как неловко она садится или с каким усилием встает и ходит, она подолгу оставалась у себя наверху, занимаясь с Тимоти больше, чем обычно. Леон только раз попытался куда-то взять Тимоти с собой, но ничего не получилось, потому что мальчик, впервые после приезда на виллу, сам ушел к Майклу Дину и, позавтракав второй раз, нечаянно уснул у него на веранде. Леон послал Луизу отыскать его. Он сказал Кэтрин, сидевшей в патио:
– Я получил сегодня приглашение для Тимоти погостить у моих друзей в Кане. Дети там немного старше, чем Тимоти, и у них есть собственная маленькая яхта; он сможет покататься с ними.
– Морская яхта?
– Да, настоящая, не игрушечная. Они с ней прекрасно справляются. Мальчику не помешает почувствовать, как кренится палуба под ногами.
– Только если судно при этом стоит на якоре.
– А! Что вы понимаете в морском деле?
– Почти ничего, но я видела яхты. На них можно плавать, если вы уже сильны и натренированы. Я считаю, что Тимоти будет готов к морю, когда ему будет девять-десять лет.
– Вот мы поедем в Кан и посмотрим, что у него выйдет.
– Мы ничего не посмотрим.
У нее был настолько бесстрастный голос, что Леон минуту или две не мог понять смысл ее слов.
– Что вы сказали? – рявкнул он.
У Кэтрин было искушение ответить ему: «Что вы слышали», – но она сдержалась и попыталась прибегнуть к обычным доводам:
– Разве вы не можете немного потерпеть? Тимоти уже делает очень многое из того, что он раньше не умел. Вы видели, как он ездит на велосипеде вокруг дома?
– Да двухлетний ребенок может ездить на велосипеде!
– Он начал лазить по деревьям, а недавно даже разбил один из тех каменных ананасов около пруда с лилиями.
– Какого дьявола он это сделал? – закричал он. – Этим украшениям больше ста лет!
Она улыбнулась:
– Он не нарочно, наехал на велосипеде. А я думала, вам это понравится…
Леон и не подумал улыбнуться, но заговорил спокойнее:
– Ага, решили поймать меня на слове, так? Держу пари, что вы сами расколотили этот ананас. – Он предостерегающе поднял ладонь: – Я против ваших взглядов – они мелочные и дамские, и от них нет никакого прока ребенку, растущему мальчику. Он уже может читать?
– Знаете, ему только четыре года.
– Умеет написать свое имя?
– Может, печатными буквами. И ваше имя тоже.
– Весьма польщен. Но меня мало интересуют такие достижения. В сущности, я совершенно согласен с Люси, что вы слишком много времени тратите на умственное развитие, вместо того чтобы он занимался тем, что должны делать мальчики. Через несколько месяцев он может пойти в школу. А до тех пор вам нужно сократить эти домашние уроки и дать ему развиваться физически. И лучше вам сделать это, – очень размеренно закончил он, – иначе ему придется очень несладко, когда он попадет в школу к другим мальчикам.
Кэтрин не пришлось отвечать ему: в этот момент появилась Луиза; идя через патио, она несла крепко спящего Тимоти на руках. Конечно, лучше бы она этого не делала. Лучше бы она разбудила его и заставила идти или бы уж оставила его там. Но, наверное, она решила, что, раз Леон послал ее отыскать ребенка, его нужно доставить сюда, но не смогла заставить себя разбудить его в обычное для него время сна. И вот она несла его – спокойного маленького мальчика, привалившегося светлой головкой к ее согнутой руке; темные ресницы бахромой лежали на раскрасневшихся щечках. Он был так мил во сне, как бывают только дети.
Лицо Леона выразило все оттенки недовольства и разочарования.
– Господи ты мой Боже! – проговорил он. – Если бы не его нос, никогда бы не подумал, что это мой родной внук, – и зашагал прочь.
– Мсье решил не брать маленького с собой? – опасливо спросила Луиза.
– Боюсь, что да, Луиза, – улыбнулась ей Кэтрин. – Уложите его в шезлонг, хорошо? Пусть там выспится. И не беспокойтесь за мсье. Он больше пугает, чем делает.
– Но он был так сердит! Мы стараемся не расстраивать его.
– Мне и самой этого не хочется, но иногда приходится.
Луиза выпрямилась, удобно уложив мальчика.
– На месте мадам, – сказала она, осторожно оглянувшись на сад, – я бы отвечала мсье «да» и «нет». Никогда не помешает делать вид, что соглашаешься.
– Не могу сказать, чтобы я не старалась делать этого. Счастье Тимоти зависит от того, как я полажу с его дедушкой, так что мне приходится выбирать лучшее из худшего.
Луиза подняла плечи:
– Как угодно, мадам. Во Франции отец или дедушка принимает решение насчет детей, но потом мы, французские женщины, используем наше влияние в этих делах. Никто из нас не поступает в таких случаях, как вы, англичане. Принести вам кофе?
– Нет, спасибо. Я выпью чаю в четыре часа. Вы не знаете, будут у нас сегодня к обеду гости?
– Кажется, два мсье. А завтра – мадам д'Эспере и мсье доктор.
Кэтрин поблагодарила ее кивком, и Луиза ушла в дом. Тимоти проспал еще час. Глядя на него, Кэтрин испытывала грустное и сладкое чувство. Он такой маленький, еще ничего не знает. Вокруг него кипят споры, он в центре интриг Люси, и она сама будет жить, пока он несовершеннолетний, там, где решит Леон.
Прелестный маленький мальчик диктует ход жизни трех людей. Что бы ни случилось, он никогда не должен знать об этом.
Он легко проснулся и совсем не удивился, что спал не у себя в комнате. Целую минуту он глядел на полосатый навес над своим шезлонгом, а потом спросил:
– Тут сидит муха с красными ножками. Почему это они у нее красные?
– Это такой вид мух, – безмятежно ответила Кэтрин. – Ты хорошо поел у Майкла?
– Угу-м-м. Рыбу с салатом. И еще он включил проигрыватель.
– Так что ты хорошо провел время?
– Угу-м-м. – Вдруг он поднял голову и посмотрел на нее: – Ой, я забыл сказать ему «спасибо» и «до свидания»!
– Ты, наверное, вместо этого уснул. Можешь его поблагодарить, когда увидитесь в следующий раз. Пойдем домой, помоемся?
– Я пойду кататься на велосипеде, – сказал он, сползая боком с шезлонга.
Только Кэтрин, знавшая, каким тихим и послушным он был в Англии, замечала его новую, хотя и маленькую, независимость. Очень постепенно он обживался здесь, привыкая к свободе этих восьми акров деревьев, к ощущению сильных мускулов в ногах, когда он карабкался через изгородь или спускался по крутой каменной дорожке.
– Осторожней на поворотах, милый, – сказала она и решила не смотреть на него: иногда у нее от этого замирало сердце.
Когда подали чай, появился и Майкл Дин.
– Вы не против, если я тоже выпью чаю с вами? – спросил он, садясь в кованое металлическое креслице рядом со столом. – Как вам наша жара?
– Переношу. Но для садов это так плохо! Леон, наверное, тратит целое состояние на полив. – Она налила ему чай и подвинула чашку и сахарницу поближе. – Спасибо, что позвали Тимоти. Чья это была идея?
– Конечно его. Я его встретил в саду, и он сказал, что хочет пойти ко мне в гости. Вот я и послал приглашение. А что, разве я похож на типа, обожающего возиться с детьми? К вашему сведению, он назвал меня дурачиной.
– Дурачиной? Почему?
– Наверное, потому что я так назвал кого-то на днях, и ему понравилось это слово. Так что он развивается.
– Ради всего святого, не учите его никаким ругательствам. Он ведь может сказать что-нибудь Леону.
Майкл засмеялся:
– Старик был бы в восторге. Мне кажется, вам уже надоело все это? Я насчет того, что вы каждый день видите Леона и обедаете с его банкирами и аристократами. Я вот к чему – если вам хочется весело провести вечер, я сочту за счастье сопровождать вас. Леон не будет возражать, а я буду страшно рад.
– Вы так мило приглашаете, Майкл, как-нибудь обязательно сходим.
– Решать, так немедленно. Как насчет сегодняшнего вечера?
– Не сегодня! Может быть, завтра?
– Решено! – с готовностью сказал он. – Я вас свожу в казино.
– Посмотрим! Вы не заняты эти дни?
– Нет, конечно. Даже Леон расслабляется, когда жара. Да, кстати, есть одна вещь, о которой вам следует знать, мне кажется. Он заказывает алмазное ожерелье для д'Эспере. Похоже, что скоро у вас появится свекровь-мачеха.
Кэтрин выронила сухарик, который она начала грызть, и смахнула крошки с бежевой плиссированной юбки:
– Вы уверены в этом? Насчет ожерелья?
– Конечно уверен. Она этого давно ждет. Пари держу, она закажет себе копию, а настоящее ожерелье продаст, чтобы расплатиться с долгами. Если серьезно, я почти не имею отношения к этому дому, но вы-то почувствуете перемену. Боюсь, что Люси не любит вас. Ревнует. Вы ведь вошли в семью сразу, а она все подбирается к этому уже два года.
– Какой вы наблюдательный, Майкл. – Кэтрин помолчала. – А когда будет готово это ожерелье?
– Он еще выбирает стиль, так что официальный заказ будет оформлен не раньше следующей недели, но ювелир сказал, что сделает за несколько дней. – Он отпил чаю и вытащил песочное печенье из-под миндального. – Ну что же, дело к тому и шло, наверное. Чудо в другом – что он не женился давным-давно. Ручаюсь, что желающих было хоть отбавляй. Люси будет шикарно выглядеть в бриллиантах и шиншилле. А старине, наверное, только этого и надо, засыпать кого-нибудь драгоценностями с головой, чтобы все его приятели вытаращили глаза.
Она сказала несколько упавшим голосом:
– Я знала, что между Леоном и Люси есть какие-то отношения, но думала, что наш приезд несколько отодвинул это на задний план.
– Как бы не так. Леон может заниматься десятком разных дел одновременно. Ваш приезд нисколько не изменил его планов насчет Люси. И если она так думает, то значит, она не так умна, как я ее себе представлял. Во всяком случае, эта женщина получит свое. Или, лучше сказать, его. То-то она будет тратить! – Он выбрал новое пирожное и заговорил о другом: – Я слышал, что наш доктор попал в газеты. Какого-то парня завалило камнями в его лачуге, а доктор Селье вытащил его и доставил в госпиталь. Филипп уже организовал кампанию протестов из-за того, что брошенные дома оставляют стоять, хотя они числятся аварийными. Парню ампутировали ступню.
Кэтрин не пришлось отвечать – подъехал Тимоти, раскрасневшийся, растрепанный, проголодавшийся. Он сел за низкий столик со своими сухариками и молоком и отвлеченно уставился голубыми глазами на Майкла.
– Ну, – воинственно спросил Майкл, – что ты на мне увидел?
Тимоти поморгал, допил молоко и поднял лежавший велосипед:
– А у вас один глаз больше другого, – заявил он и помчался прочь.
– Сам напросился!.. – пробормотал Майкл. – Совсем не умею я с детьми. Другие люди могут и напугать, но со мной они обращаются, как будто я скамейка или радио.
– Сомнительный комплимент, – сказала Кэтрин. – Еще чаю?
– Надо идти. Кое-что надо закончить к пяти часам. Не забудьте же, завтра вечером.
– Я не обещаю. А вы играете в казино?
– Ох, не могу удержаться! – простонал он. – Каждый раз все спускаю. Но я так люблю это! До свидания.
Подошла горничная собрать посуду, и Кэтрин заставила себя встать и прогуляться. Может быть, ее спине станет немного легче к вечеру.
На следующее утро она спустилась вниз раньше обычного и увидела Леона, расхаживающего по мощеной дорожке, ведущей к бассейну. Он выглядел очень аристократично, хотя был в легких брюках, безукоризненной белой рубашке с синим шарфом, завязанным вместо галстука. Он медленно ходил, склонив голову, как будто думал о чем-то. Увидев невестку, он не остановился и не стал ждать, но когда она поравнялась с ним, сказал:
– Доброе утро. Чем могу быть полезным?
Она улыбнулась немного досадливо:
– Это ваша вина, если я обращаюсь к вам, только когда что-то нужно. Вы как-то не поощряете меня к общению. На словах вы этого хотите, но ничего не делаете для этого.
– Я не очень-то гожусь для дамского общества, особенно для таких молодых леди, как вы. Так что у вас?
– Нет, ничего. Просто я вчера подумала, когда услышала, что вечером у нас будет доктор Селье. Вы его всегда одного приглашаете?
– Люси тоже будет.
– Да, но я хотела сказать, вы никогда не приглашали Филиппа с Иветтой или… или с другой женщиной.
– Я всегда считал, что ему нужно отдыхать от Иветты. Вы, собственно, о ком? Об этой Латур?
В горле у нее пересохло, но она ответила оживленно:
– Да… о Марсель Латур. Филипп очень неравнодушен к ней, мне кажется, и его сестра так сказала. И я думала, что хорошо бы… им было бы очень приятно, если бы вы иногда приглашали их вдвоем. Из-за Иветты им никогда не удается побыть одним дома.
– Здесь они тоже не будут одни, но я понимаю, о чем вы говорите.
– А это можно сделать?
Он по привычке выдвинул вперед нижнюю губу:
– Все можно сделать. Я позвоню Филиппу и попрошу его приехать вместе с ней.
– Как вам кажется, он не удивится этому?
– Наверное, удивился бы, если бы узнал, что это вы все устроили. Но я приглашу ее, как бы вспомнив о ней. Хотя должен сказать вам, что, если Филипп захочет встречаться с женщиной наедине, он не будет ждать, что кто-то ему это устроит. Он бывает в Ницце чуть ли не каждый день. Можете не сомневаться, что он часто видится с ней наедине. – Леон посмотрел на Кэтрин, нахмурившись: – Ну а вам что за интерес в этом?
– Никакого.
– Нет, что-то есть… Если вам кажется, что Филипп начинает интересоваться вами, то будьте спокойны на сей счет. Эта девочка Латур куда больше подходит ему. Она француженка, у нее происхождение и семейные связи, как полагается, и она кое-что понимает в искусстве. Если вы помните, меня и Филиппа связывает этот общий интерес.
Жестокая прямота его слов обескуражила Кэтрин, но она постаралась не подать и виду.
– Нет, у меня нет личных причин, связанных с Филиппом, – ровно сказала она. – Просто приглашение мадемуазель Латур должно было исходить от вас; вот я и подумала, что увижу вас пораньше и попрошу об этом.
