Текст книги "Зачем нужен муж?"
Автор книги: Кэрролл Клаудиа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА 20
ГНЕЗДО КУКУШКИ
Назад дороги нет. Мне придется пойти и навестить беднягу Саймона, вот и все. У меня впереди сумасшедший день, но я приняла решение отправиться к нему во время ленча, когда ритм жизни офиса становится менее безумным. Даже Кэролайн мягко признает, что это правильный и необходимый поступок.
– Тебе надо пойти. Особенно если медсестра скажет ему, что ты придешь, – говорит она мне во время секретных телефонных переговоров (я имею в виду то, что мне для просмотра сценариев пришлось затаиться в зале для совещаний). – Мне, конечно, вовсе не хочется отпускать тебя туда одну. Почему ты собралась туда во время ленча? Я в час иду к врачу, но если ты подождешь меня, мы можем днем сходить вместе.
– Спасибо тебе за это, но у меня назначены встречи на весь этот проклятый день. Или во время ленча, или, боюсь, никогда. Кроме того, лучше разделаться с этим как можно раньше. Если я оставлю все на вечер, то наверняка передумаю и сбегу в прямо противоположном направлении.
– Хорошо, будь осторожна и помни, что, если я тебе нужна, стоит только поднять трубку телефона.
Я решила не говорить Джейми о последнем повороте событий, потому что, во-первых, сказать, что он недолюбливает Саймона, значит сильно преуменьшить, а во-вторых, у него сегодня утром собеседование по поводу съемок в рекламных роликах – ему не до меня. Он никому из нас не рассказал, что будет рекламировать, под тем предлогом, чтобы не сглазить; сказал только, что если получит эту работу, то сможет отдать нам все деньги, какие задолжал. Я буду держать за него кулаки, потому что работа ему крайне необходима. Во-первых, это хорошо для его чувства собственного достоинства. Кроме того, на те деньги, что он должен мне одной, я могу свозить всех Очаровательных девушек в кругосветное плавание на «Куин Мэри». Подходит час дня, и я уже в машине, чтобы мчаться к своей цели, но тут звонит Рэйчел:
– Ну-ну-ну. Стоит только на минутку перестать за тобой присматривать, и вот что получается.
– Привет, душечка!
– Кэролайн мне рассказала, куда ты собралась, так что даже не пытайся отрицать.
– Это необходимо, – говорю я, выруливая на дорогу. – Назад пути нет.
– Удостоверься, что на твоей футболке есть надпись «В своем уме», ладно? У меня сегодня нет времени бегать выручать тебя и брать на поруки.
– Ха. Ха. Черт побери. Ха. На свою свадьбу я заставлю тебя надеть лимонно-желтое шелковое платье, как главную подружку невесты, и это послужит тебе на пользу.
– Блин, подожди, не отключайся.
Она прикрывает рукой микрофон, но хоть это и приглушает звук, я все равно безошибочно узнаю голос Долдона Гордона, приглашающего ее на ленч.
– Нет, спасибо, – сухо говорит она. – Я не употребляю пшеничных булок, молочного, клейковины и никакого мяса, так что даже и речи быть не может.
– Может быть, зайдете попозже на чашечку кофе? – опять слышится его голос.
– И кофеина тоже, – обрывает его она. – Извините.
– Несчастный камикадзе, – говорю я, когда она опять возвращается к нашему разговору.
– Поищи бревно у себя в глазу. Взгляни, что ты сама делаешь, а потом суди меня, если хватит смелости.
Вызов принят.
Как бы то ни было, психушка «Сент-Мулагз» недалеко от моей работы и через десять минут я уже торможу на длинной, обсаженной дубами подъездной дороге к клинике. За исключением этого, она похожа вовсе не на клинику, а на большой и роскошный отель. Вокруг изумительный, прекрасно ухоженный парк, и есть даже теннисный корт, который я замечаю по пути к парковке для посетителей. Я выскакиваю из машины и бреду по хрустящей гравийной дорожке, стараясь дышать глубоко, ровно и спокойно.
Ничего страшного, никого в смирительной рубашке в сопровождении дюжих санитаров, никто не слоняется вокруг, изображая курицу, – уже хорошо.
Я попадаю внутрь, прохожу к главной приемной и спрашиваю очень приветливую медсестру, где найти Саймона.
– Ах да, он ждет посетителя, – мило улыбается она, – пожалуй, он в столовой. Это сразу за углом, я вам покажу.
– Э-э… спасибо, – говорю я, собираясь с духом.
– Одну минутку, мисс… э-э…
– Эмилия.
– Эмилия. Вы не возражаете, если я осмотрю вашу сумочку?
– Что?
– Не волнуйтесь, это вовсе не таможенный досмотр в Дублинском аэропорту, – ободряюще улыбается она, пока я передаю ей сумочку, – просто необходимо убедиться, что вы не взяли с собой ничего острого и режущего.
Тест, очевидно, пройден успешно, так как она отдает мне сумочку обратно и желает приятно провести время, словно я ожидала чего-то вроде вечного праздника. Нервно сглотнув, я иду в столовую, которая полна людей, что естественно во время ленча, но Саймона я замечаю сразу. В общем-то, его трудно не заметить.
Он сидит за столом в одиночестве, все еще поразительно красивый, но без той ауры напряженной сдержанности и замкнутости, которая всегда окружала его в те годы, – свойство, которое я, двадцатилетняя, принимала за нервный, страстный, чувствительный склад души, но на самом деле это была явная странность. С годами он лишь немного прибавил в весе, но тем не менее его ни с кем не спутаешь. Саймон замечает меня и делает рукой приветственный жест.
– Ого, – произносит он, тепло поцеловав меня в обе щеки, – Эмилия Локвуд, сколько лет, сколько зим. Ты отлично выглядишь, прекрасно одета, тебе идет этот небрежный стиль.
Саймон не дает мне возможности расспросить его; видимо, он так рад встрече со мной, что не верит своим глазам:
– Я так обрадовался, когда мне сказали, что ты придешь ко мне с визитом, мисс Большой и Важный Телевизионный Продюсер.
– О, ты в курсе того, что я работаю на телевидении?
– Да ладно тебе! Когда идут «Кельтские тигры», это единственное время дня, когда в комнате отдыха стоит полная тишина.
Я улыбаюсь, а он предлагает взять кофе с собой и сесть где-нибудь в парке поболтать, раз погода сегодня замечательная. Я беру для нас два капучино цвета и крепости мыльных ополосков, а он дразнится, что я буду сама за них платить, потому что им запрещено иметь наличные. Я чувствую такое облегчение, когда вижу, как он спокоен и весел, что удивляюсь, когда мы выходим в сад: что он здесь делает?
Мы сидим на скамейке в тихом укромном уголке, я отхлебываю кофе, пока он обшаривает свои карманы в поисках пачки «Мальборо лайт». Молчать легко и приятно. Мы улыбаемся друг другу, а затем… вы бы могли и догадаться. Мой длинный язык прерывает молчание:
– Ну вот, Саймон… не хочу, чтобы ты подумал, что я чересчур нахальна, но я просто удивлена…
– …что, во имя всего святого, я здесь делаю?
Я смеюсь:
– Ты перехватил мою фразу на лету. Ты кажешься таким… – Я чуть не сказала «нормальным», но вовремя спохватилась, – таким… здоровым и благополучным.
Он смотрит мне прямо в глаза:
– Я не знаю, сможешь ли ты меня понять, Эмилия, – ты всегда была очень уверенной в себе и целеустремленной. Была ли ты когда-нибудь в таком напряжении, что не могла больше выдержать ни малейшего давления?
– Каждый день. А тебе, наверно, приходилось вдвойне тяжело в модельном бизнесе. Кэролайн всегда говорила, что это похоже на соковыжималку.
– В модельном бизнесе?
– Да. Разве ты не там работал – в агентстве? Оттуда я получила номер твоего телефона.
– Эмилия, в «Первом звонке» со мной расстались, если выразиться мягко, почти год назад.
– Ой. Я ничего не знала.
Мне становится его жалко. А кто бы его не пожалел?
– Да, тогда я страдал от приступов страха, бросал работу и не мог ничем заниматься. Я так долго пробыл на бирже труда; удивляюсь, как они меня еще не приглашали на свои рождественские вечеринки.
– А как ты себя чувствуешь сейчас?
– Намного лучше. Все наладилось. Отдых здесь дал мне силы. Я провел долгое время, сражаясь со своими демонами, и, по-моему, почти готов выйти из угла, в который сам себя загнал. Меня лечит замечательный психиатр, доктор Симпсон. Он помог мне пересмотреть большинство стереотипов моего поведения.
Я гляжу на него в удивлении.
– Да ну, Эмилия, даже когда мы с тобой встречались, ты могла заметить некоторые, как здесь говорят, аберрации в моем поведении.
Я нервно хихикаю, не уверенная, возражать ему или нет.
– Ну, я думаю…
– Не нужно изображать вежливость, – улыбается он. – Я тогда был невыносим и рад теперь принести извинения. Не знаю, как ты меня терпела.
– Ну… иногда, конечно, бывали напряги… – в замешательстве бормочу я.
– Так мне и сказали, – смеется он. – Терапия помогла мне понять, что моим постоянным навязчивым расстройством было контролировать всех, меня окружающих, особенно любимых девушек. В те времена у меня было много увлечений, и те, кто позволял собой командовать, меня только подстегивали. Но, конечно, не ты, спешу добавить, – говорит он, поймав мой изумленный взгляд, – ты всегда слишком хорошо знала, чего хочешь от жизни. К тому же тогда с тобой были верные друзья, которые, по-моему, были от меня не в восторге.
Я сообщаю ему, что Очаровательные девушки – до сих пор мои самые близкие и дорогие друзья, и он, кажется, вовсе не удивлен.
– Тебе надо остерегаться попасть в зависимость от коллектива, Эмилия. Это может легко случиться в таком спевшемся квартете, как ваш. Вы создаете защитный кокон вокруг своей группы, который отталкивает остальных.
Вежливость удерживает меня от возражений, но это единственный раз, когда его речи кажутся мне ученой психологической бессмыслицей.
Не считая этого ляпа, Саймон производит впечатление человека более уравновешенного, чем я, и определенно более адекватного, чем большинство актеров, с которыми я работаю в «Кельтскихтиграх». Похоже, что сейчас мы ладим гораздо лучше, чем в студенческие годы.
Опять наступает приятное молчание.
– Теперь моя очередь спрашивать тебя, Эмилия, – говорит он. – У тебя все в порядке?
– Конечно.
– У тебя сейчас есть кто-нибудь?
Обычно на такой прямой вопрос я немедленно отвечаю беззастенчивой ложью типа: «Я только что рассталась кое с кем и хочу временно побыть одна» или, цитируя Рэйчел, «Люди не понимают, как прекрасно жить одной. Мне принадлежит все мое время», но с Саймоном почему-то я не могу заставить себя произнести эту вопиющую ложь.
Он был честен со мной; меньшее, что я могу сделать, – это быть честной с ним.
– Нет, я свободна, – просто отвечаю я.
– Почему ты не замужем? По-моему, ясно, почему я не женат, хотя в пятой палате есть несколько приятных дам с маниакально-депрессивным психозом, но там, на свободе, некоторые парни ничего не пожалели бы за такую жену.
– Позволь заметить, это вовсе не от недостатка старания с моей стороны. Но на этом этапе даже моя мама уже не спрашивает, почему у меня никого нет. Теперь она говорит так: «Не огорчайся, Эмилия. Погляди на Кондолизу Райс. Это прекрасный пример того, как преуспевает свободная и независимая женщина». Она даже послала мне статью о заморозке яйцеклеток. Я не думаю, что они с папой хотели для меня именно этого; их единственная надежда на внучат теперь глубоко заморожена.
Он опять смеется:
– О боже, ты даже не представляешь, как приятно беседовать с человеком, который не разговаривает с тобой особым отработанным тоном. Может…
– Что может?
– Может, ты не побоишься как-нибудь встретиться со мной и чего-нибудь выпить? Когда я вернусь домой…
Я ласково гляжу на него. Нет, я совсем не боюсь встретиться с ним снова. Он очень переменился с тех пор; теперь он совсем другой человек.
– Я бы не отказалась. Спасибо.
– Прекрасно. У меня в квартире стоит замечательный языческий алтарь, освященный человеческими жертвоприношениями, он тебе понравится. Мы могли бы смотреть видео, пить кровь из черепов… ага, купилась! Ты слишком доверчива.
Теперь я смеюсь вместе с ним:
– Обманщик! Я на минуту подумала, что ты опять собираешься перекладывать мои платья…
– Я же сказал тебе: дни, когда я контролировал женщин, давно прошли.
Опять приятное молчание.
И очень здорово, что он не теряется в этой ситуации.
И в конце концов, думаю я, чего здесь стесняться? У него было нервное расстройство, и он отправился сюда поправлять здоровье.
Я все-таки не могу удержаться от улыбки. Только бы дождаться следующего занятия у Иры Вандергельдер. Я посетила психиатрическую клинику, чтобы навестить бывшего бойфренда, и кончилось все тем, что меня приглашают на свидание. Что это, как не развитие моей матрицы?
Вдруг из-за угла появляется врач в белом халате, хлопающем на ветру, и присаживается к нам.
– Здравствуйте, доктор Симпсон, как дела? – говорит Саймон, представляя меня. – Это моя бывшая подруга, которая… хм-м, меня не бросила.
Я улыбаюсь и пожимаю доктору руку. Доктору Симпсону на вид лет пятьдесят пять, это седой мужчина с землистым цветом лица, с дружелюбным, добрым взглядом – словно подобранный по кастингу тип доброго пожилого доктора.
– Да, Саймон, – говорит он, – я слышал, что у тебя посетитель. Поэтому я здесь.
Затем, поворачиваясь ко мне, он говорит:
– Прекрасно, что вы пришли. Я не люблю вмешиваться, но позволите ли вы переговорить с вами несколько минут наедине?
Я немного удивлена, и Саймон выглядит… в общем, расстроенным, но остается ждать меня на скамье, а доктор Симпсон уводит меня по тропинке к ухоженным клумбам, подальше за пределы слышимости.
– Пожалуйста, не считайте меня грубым, Эмилия, – говорит он, – но скажите, по какой именно причине вы пришли сюда?
Ох, мама дорогая. Если я скажу ему правду, боюсь, он запрет меня в женской палате и выбросит ключи. Я что-то лепечу, выдумывая удобоваримую ложь, но доктор Симпсон прерывает меня:
– Я не хочу, чтобы вы поняли мой вопрос неправильно, просто Саймон сейчас на решающей стадии лечения. Для него было бы прекрасно завести друга, который бы приходил к нему на свидания, поэтому я должен знать, планируете ли вы посещать его регулярно.
– Ну… я полагаю…
– Позвольте мне объяснить. Саймон сейчас находится там, где нуждается в постоянных и регулярных моделях внешних стимулов.
– Извините, что вы сказали?
– Я имею в виду, что если вы планируете сделать ваши визиты к нему постоянными, то мы должны отвести для вас определенное место в еженедельном распорядке. Таким образом он будет знать, что вы придете, будет ждать вас и в то же время будет убеждаться, что есть люди, которые не бросают его. С точки зрения Саймона, худшее, что вы можете сделать, – это посетить его пару раз, уйти и не вернуться. Бросить его – значит затормозить его выздоровление на месяцы. Конечно, никто не принуждает вас к регулярным визитам, если вы не вернетесь после сегодняшнего, – это абсолютно нормально. Понимаете ли, я забочусь о своем пациенте и его благополучии. Поэтому я присматриваю за ним.
Я на мгновение задумываюсь.
Саймон так сильно изменился… Мне действительно было приятно встретиться с ним снова. Конечно, я желаю ему добра. И меня порадовало, что он пригласил меня на свидание. И если так важно посещать его регулярно каждую неделю, для меня это несложно.
Это меньшее, что я могу сделать, правда?
– Я была бы рада прийти сюда еще раз, доктор, – говорю я. – Я уверена, что смогу выделить время в своем расписании по вашему совету. В течение недели удобнее всего во время ленча, но я могу приходить и по выходным, если это лучше для Саймона.
– Отлично, – говорит он, глядя на меня с выражением, которое я не могу описать иначе, как восхищение. – Это чудесные новости. Теперь я оставляю вас с Саймоном, но прошу вас зайти в мой кабинет перед уходом. Я должен выписать вам постоянный пропуск.
– Конечно, – соглашаюсь я, и мы медленно возвращаемся к скамье, на которой сидит Саймон и курит.
Я жму руку доктору Симпсону и опять сажусь на скамью.
– Приятно было с вами встретиться, – говорит он.
– И с вами.
– Мой кабинет на втором этаже, просто спросите в приемной, и они вам объяснят, – говорит он, уходя обратно в клинику.
Я гляжу на часы. Почти два часа.
– Извини, Саймон, – говорю я, – но я должна возвращаться на работу. У меня встреча в два тридцать с финдиректором, так что…
– Так что ты сейчас отправишься на второй этаж к своему любовнику, да?
– Что ты сказал?
– Я вас видел. Ты флиртовала с Симпсоном. Просто вешалась на него.
Его тон полностью изменился. Теперь он говорил резко, напряженно, угрожающе.
– Саймон, что с тобой? Он спрашивал меня о тебе. Он хотел, чтобы я приходила к тебе регулярно, вот и все.
– Сначала ты соглашаешься на свидание со мной, а через минуту вешаешься на моего врача. Даже придумываешь предлог, чтобы остаться с ним наедине в кабинете. Что ты за человек, Эмилия? Кто так делает?
Да, теперь я по-настоящему напугана.
– Ладно, давай разберемся прямо сейчас, – я пытаюсь говорить спокойно и рассудительно. – Все, что я сделала, это…
– Ты была шлюхой давным-давно и с тех пор ничуть не изменилась. Готов поспорить, ты спишь с ним.
ГЛАВА 21
МОЙ СОБСТВЕННЫЙ МУЖЧИНА,
СБЕРЕГАЕМЫЙ К СТАРОСТИ
Я опоздала на курсы. Терпеть не могу опаздывать на курсы. Не по своей вине. То есть не совсем. Во-первых, производственное совещание с Дженет Тэйлор, художником-постановщиком в «Кельтских тиграх», затянулось дольше обычного. Мы сидели в столовой, внимательно изучая предварительные наброски для той семьи, которую собираемся ввести в сериал, их фамилия Даффи. Сроки уже поджимают. Дженет умница, настоящий профессионал, работать с ней легко. Декорации очень удачны и уместны; в них найден верный баланс между просто безвкусным интерьером и интерьером с претензией на роскошь.
В разгар дискуссии я вдруг осознала, что уже больше восьми часов вечера.
– Дженет, ты не возражаешь, если мы перенесем все на утро? – спрашиваю я, лихорадочно собирая вещи.
– Разумеется… куда ты так спешишь?
Наверное, я выгляжу, как кролик под лучами фар.
– Это… э-э… это долго рассказывать… э-э… просто, скажем так, мне срочно надо быть кое-где.
– Не надо объяснять, Эмилия, – ухмыляется она, – тайное свидание?
– Что?
– Меня не обманешь. Ты торопишься к любовнику?
– Не отрицаю и не подтверждаю… – смеюсь я, неловко передразнивая политического деятеля.
– Ах, избавь меня от этой трепотни из отдела новостей. Просто иди и развлекайся. И дай мне знать, если у него есть холостые приятели. Увидимся завтра с утра на свежую голову.
Потом, когда я уже подъезжаю к ДУК, звонит мой мобильник. Незнакомый мне номер, поэтому я переключаюсь на автоответчик.
Дамьен Дилени.
Черт побери.
Я совсем про него забыла. Прослушиваю сообщение.
– Привет, дорогая Эмилия. Это Дамьен. Как ты смотришь на то, чтобы прийти к нам на чашечку чая? Я рассказал о тебе мамочке, и она ждет не дождется встречи. Перезвони мне, пожалуйста. Всего доброго, благослови тебя Бог.
Я сразу же думаю: «Ну нет!!! Я не обязана…» Потом вспоминаю, что обещала Кэролайн дать ему шанс. Настоящий шанс.
Черт, черт, черт побери. Я абсолютно не хочу ему перезванивать.
Тут возвращаются мои фантазии о платье от Веры Вонг и безликом женихе.
«Разве я не хочу выйти замуж в течение года?» – жестко спрашиваю я сама себя.
Да, в этом все дело.
Идея. Отправлю ему эс-эм-эс.
Потом я задумываюсь… возможно, он слишком стар для чтения эс-эм-эс; я отчетливо вспоминаю, что он жаловался на то, что уже не может, как раньше, читать мелкий шрифт в меню, буклетах и тому подобном; затем я изгоняю эту мысль на тех основаниях, что она звучит как фразочка Джейми, за которую я бы его убила; потом понимаю, что пропустила уже половину занятия и, если не возьмусь за ум и не потороплюсь, то пропущу и остальное.
Однако я сохраняю его голосовое сообщение. Если Ира устроит мне выволочку за недостаточное старание по расширению матрицы знакомств, я включу запись снова как доказательство.
Я добираюсь до аудитории, проскальзываю внутрь и оглядываюсь в поисках свободного места, пытаясь не привлекать к себе лишнего внимания. Мне машет рукой Ира, а также Мэгз, которая заняла для меня рядом с собой.
– Огромное спасибо, – бормочу я.
– Я боялась, что вы не придете, – шепчет она мне в ответ. – Мы могли бы здорово посмеяться.
Как обычно, все наперебой рассказывают свои истории, и доносящиеся обрывки разговоров заставляют меня вдвойне проклинать свое опоздание.
– …Встреча с бывшим мужем привела меня к выводу, что, перефразируя принцессу Диану, в нашем браке всегда присутствовали трое: я, он и телевизор…
– …Свидания после тридцати пяти – это все равно что игра с высокими ставками, они буквально чуют твои матримониальные планы…
– …Мой бывший сказал: «Существует миллион причин, по которым ты могла бы меня бросить, и какую бы ты ни выбрала…»
– …Господи прости, его звали Тревис. Теперь я изобрела новое правило. Наверное, никогда не стоит ходить на свидания ни с кем по имени Тревис…
– …Я не знаю, Ира, что можно тут поделать. Давайте посмотрим правде в лицо: мой план выжидания, пока на рынке снова появятся разведенные, очевидно, провалился…
В конце концов у меня заболела шея от кивков в знак согласия.
Забавно, думаю я, мы видим проблемы других людей ясно и отчетливо, а в своих собственных разобраться не можем. Посмотрите на этих женщин. Все они привлекательны. В них нет абсолютно ничего ненормального, просто они много лет делали неправильный выбор, а теперь время уходит, и все паникуют.
Да, так оно и есть. Я позвоню Дамьену Дилени сразу после занятий. И пойду на чаепитие к его мамочке, и буду вести себя безупречно, не ругаться и не прекословить.
И не упоминать при ней ни Рэйчел, ни Джейми с их дурацкими разговорами.
Представьте себе, а вдруг по моей вине у бедной женщины будет сердечный приступ?
– Эмилия! Не желаете ли присоединиться к нам?
Ира разглядывает меня поверх очков, и я внезапно ощущаю, как тихо стало в классе.
– Э-э… простите?
– Вы витаете в облаках. Я спросила вас, как вы провели эту неделю.
Все смотрят на меня. Это оборотная сторона репутации местного клоуна: все ожидают от вас представления, чтобы бесплатно посмеяться. Я не уверена, что выдержу это после такой бурной недели…
– Вам не нужно это знать, Ира, поверьте.
– Пожалуйста, поделитесь с нами. Неужели все настолько плохо?
Неужели все настолько плохо?
– Ира, как многое, что случается со мной в жизни, история о встрече с моими двумя бывшими ухажерами настолько неправдоподобна, что, будь она написана в книге, вы бы ей не поверили. Ни за что на свете.
– Выкладывайте. Мы все в одной лодке и все должны внести свой вклад.
Ну хорошо, раз вы так просите…
– Ладно. Так вот. Мне удалось на этой неделе повстречаться с двумя. Один из них в монастыре, а другой в сумасшедшем доме.
Общий хохот, но я не собиралась шутить.
– Не поймите меня неверно, оба счастливы там, где они есть.
Хохот возобновляется.
– Эмилия, будьте серьезны, – строго говорит Ира.
– Вы думаете, что это моя заслуга? Уверяю вас, нет.
Она испытующе смотрит на меня, пытаясь понять, не паясничаю ли я. Я не могу ее обвинять, история действительно неправдоподобная.
– Что я говорила про ваш процесс отбора, Эмилия? Я уверена, что вы были очень молоды, когда встречались с этими молодыми людьми, и, конечно, не несете ответственности за то, что случилось с ними впоследствии. Но я думаю, что вы должны обратить внимание на то, что выбираете неподходящих партнеров.
– Я согласна. По истории моих свиданий можно написать руководство, как не следует поступать.
– Вы собираетесь тут острить или учиться превращать негатив в позитив? Прежде чем пройдет эта неделя, я хочу, чтобы вы встретились с одним из своих бывших бойфрендов, у которых можете действительно узнать что-то ценное. Иначе, позвольте мне сказать, вы никогда не достигнете своей конечной цели. Сейчас вы только тратите свое и мое время.
Ого. Жесткий подход. Верно говорят о трудной нью-йоркской любви. Как я понимаю, мои соученицы думают о том же, потому что наступает полная тишина и все прячут глаза, совсем как в школе, когда первому остряку в классе влетает по первое число за слишком большое нахальство.
Ира возвращается за кафедру и опрашивает всех по поводу матриц. Я понимаю, звучит дико, но это просто домашнее задание, которое она дала нам на прошлой неделе, – начать искать мужчин, которые не полностью отвечают нашим идеалам.
Я снова отключаюсь, бесцельно рисуя каракули на листе бумаги передо мной.
Нормальный бывший бойфренд.
Ну и запрос.
А потом меня осеняет.
Джек Китинг.
Гениально! Как я раньше не додумалась?! Верно. Тут надо кое-что пояснить.
Время: июль 1989 года.
Место: Бостон, штат Массачусетс. Очаровательные девушки только что сдали последние экзамены в колледже и проводят лето в Соединенных Штатах, работая (легально) по студенческим программам.
Повод: одна из вечеринок с угощением, которые все устраивали в восьмидесятые годы; мы разодеты в пух и прах, едим какую-то дрянь, пьем дешевое вино и в основном пытаемся подражать стилю жизни своих родителей, думая, что все вместе мы шикарны до безумия.
Мы с Кэролайн и Рэйчел суетимся в крошечной кухоньке дома, который вместе сняли на лето, отчаянно стараясь приготовить шикарный ужин и терпя позорную неудачу.
Никто из нас не умеет готовить.
В сущности, весь опыт жизни в Америке на летних заработках стал для нас невероятно познавательным. Мы не только ни на что не годились на кухне, но к тому же никто из нас понятия не имел о стирке, утюжке, уборке квартиры… за что ни возьмись, мы ничего не умели.
Что можно сказать? Дома, в Ирландии, мы живем в семьях со своими мамочками, которые делают все за нас, и, как говорит Рэйчел, это всего лишь игра во взрослых, верно?
С нами в доме живут три парня, еще большие неумехи, чем мы, девушки.
Конечно, с нами Джейми, но мы всегда знали, что он чудовищно неприспособлен к быту. Из рук вон. Например, решив однажды постирать, он замочил наши форменные белые рабочие блузки вместе со своей ярко-красной пижамой, и в результате все стало мерзкого серо-буро-малинового цвета. С тех пор он отказался от стирки вообще, утверждая, что нашел способ не пачкаться как минимум четыре дня.
Еще с нами живет Майк, чьи понятия о гигиене простираются не дальше любой первой попавшейся ему утром зубной щетки.
А еще с нами живет Джек Китинг.
И это явно по моей вине.
Да, позвольте мне заглянуть немного в предысторию. В Дублине мы с ним ближайшие соседи, выросли на одной улице. Мы почти ровесники и с самого раннего детства были товарищами по играм. Он звал меня «девчонкой напротив», а я его мальчишкой «напротив». Мило, правда?.. Или вам так не кажется?..
Как бы там ни было, Джек – славный, очень-очень славный парень, симпатичный и веселый. Он мне словно брат, которого у меня никогда не было, а я ему – как сестра, в которой он, впрочем, никогда не нуждался. Детьми мы дрались и ссорились друг с другом, в отрочестве влюблялись в друзей и подруг друг друга, а теперь мы студенты, почти выпускники и вместе снимаем дом в Бостоне.
Но одну вещь о Джеке вам необходимо знать. Он прирожденный сердцеед. Тут уж ничего не поделаешь. Это его способ общаться с противоположным полом. Девушки бегают за ним невероятными толпами. Даже у Джеймса Бонда не было столько зарубок на кровати. Вам знаком этот тип: мужчины хотят стать как он, а женщины хотят его изменить. Но, спешу добавить, не я, у меня нечто вроде иммунитета к чарам Джека Китинга. Я в него не влюблена и никогда не влюблялась, повторяю, для меня он вроде брата. С четырнадцати лет у Джека нет отбоя от подружек, он без усилий переходит от одной к другой. Он даже не дает себе труда бегать за ними – они сами падают в его объятия. Как мотыльки, спешащие на огонь.
И сегодняшняя вечеринка – отнюдь не исключение…
– Отлично. Закуски все несъедобны, – говорит Рэйчел, выкидывая какие-то дынные корки жутко неспелого вида в мусорное ведро. – А как там спагетти болоньеза?
– Дерьмо, – отвечаю я, изо всех сил стараясь отодрать слипшийся ком макарон от стен кастрюльки. – Вот на что это похоже и вот что скажут, когда попробуют то, что мы подадим.
– Пахнет горелым, чувствуешь? – спрашивает Рэйчел.
– Э… да, прости, это тоже из-за меня, – извиняюсь я. – Все котлеты сгорели. Ну как, девчонки, что будем делать?
– План А: отковыряем то, что подгорело, остальное подадим на стол и будем надеяться, что никто не заметит, – оптимистически предлагает Кэролайн.
– Или план Б, – продолжаю я, – откроем еще одну бутылку «Слезы монашки», зальем всем в глотки и будем надеяться, что все настолько пьяны, что ничего не замечают.
– Блестяще, – одобряет Рэйчел, шагнув к холодильнику и вынимая бугылку. – По крайней мере, десерт будет на уровне. Шоколадное печенье испортить нельзя. Очень хорошо, что мы купили его в магазине, – по крайней мере одно блюдо окажется съедобно.
Джейми протискивается в кухоньку, горя желанием посплетничать.
– Кроме вас троих, очаровательные мои, – говорит он, – за столом будут еще три свободные женщины.
– Я не свободна! – заявляет Кэролайн.
– Я тоже! – добавляет Рэйчел.
Мы втроем поворачиваемся и смотрим на нее.
– Да, конечно, Кристиан давно не писал, но почта из Парижа идет жутко медленно, – оправдывается она.
Я занята слипшимися спагетти, а Джейми внезапно начинает яростно комкать бумажные салфетки.
Наступает ужасающая тишина.
Рэйчел и Кристиан сейчас «несколько разошлись», если можно так выразиться, и эта тема в присутствии Рэйчел не обсуждается. Если, конечно, вы не хотите получить по зубам.
– Это единственная причина, почему он так долго не пишет, – повышает голос Рэйчел. – Вы знаете, Кристиан был бы здесь, если бы мог!
– Тш-ш-ш, – успокаивающе говорит Кэролайн, обняв ее за плечи. – Мы знаем.
– Ты влюблена в любовь, вот в чем твоя проблема, Рэйчел, – говорит Джейми.
– Отвали, – она чуть не плюет в его сторону.
– Успокойся, кипящий гейзер. Я только хотел предупредить насчет нашего любвеобильного соседа.
– Джек? – спрашиваю я. – А что с ним такое?
– Ничего. Просто я изучал поведение публики в столовой и скажу вам, девочки, это умора. Присутствуют три девицы, одна из них – бывшая подружка, но она этого еще не знает; другая – теперешняя подружка, но она этого еще не знает, а третья – будущая подружка, и она тоже этого еще не знает. И он пугает меня своим дурацким фальшивым американским акцентом. Это смешно. Раздражает до чертиков, но смешно. Мы и месяца здесь не прожили, а он уже начал строить из себя янки.
– А, Джек флиртует, – говорю я, – он всегда такой. Тебе, наверное, самому приглянулась одна из девушек, Джейми, иначе бы ты не пришел к нам сплетничать.
– Нет-нет, ни в коем случае.
– А что в них не так?
Молли, Сара и Кейт работают горничными в том же отеле, где подрабатывали и мы с Кэролайн. Пока меня не уволили.
– С ними все в порядке. Они просто… не в моем вкусе.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, просто посмотри на них. Они выглядят как три опереточные школьницы. Или как кроличий выводок. Их невозможно различить. Они явно по части Джека Китинга.
Странно, но я понимаю, что хочет сказать Джейми. Мы всей компанией выходим из кухни и храбро пытаемся выдать слипшиеся спагетти за особый кулинарный изыск. Молли, Кейт и Сара, очень хорошенькие и очень загорелые блондинки, собрались вокруг Джека и жадно ловят каждое его слово.
