Текст книги "Золотое утро"
Автор книги: Кэрол Марш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
2
Облокотившись на деревянные перила, Кэти завороженно смотрела, как вспенивалась за бортом волна. Маленький паром медленно прокладывал путь к островам Лонг Айленд Саунд. Над головой кружились и кричали чайки, то и дело пикируя к воде в поисках мелкой рыбешки. Зябко поежившись, она подняла воротник теплой куртки и направилась на нос судна. Ранний майский ветер обжигал холодом и больше походил на мартовский, весна в этом году явно запаздывала.
Кроме нее на пароме был еще только один пассажир – коренастый мужчина в длинной куртке, который припарковал на стоянке в порту свой старенький фургон рядом с ее древним "мустангом". Сейчас он беседовал с седовласым мужчиной, оказавшимся капитаном.
Собственно говоря, Кэти радовалась, что не приходится ни с кем болтать. Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз, снова и снова переживая сцену в кафе. Забывшись сном всего за пару часов до рассвета, проснулась, разбуженная яростным звоном будильника. Быстро вскочила, оделась и покинула Нью-Йорк. А теперь, стоя на палубе, опять пыталась собраться с мыслями и разобраться в случившемся…
Уже когда они познакомились, жизнь Уарда была несравненно богаче и насыщеннее, чем ее. Он только-только начинал свою политическую карьеру и, работая помощником какого-то сенатора, уже был окружен всевозможными знаменитостями, о которых интригующе рассказывал. Кэти улыбнулась, вспомнив, какое это было для нее событие, когда она, молоденькая девушка из академической семьи, однажды увидела его фотографию в газете и поняла, что знакома с известным человеком. Обычно, забирая ее из толпы сокурсников, Уард шутил, что скоро положит к ее ногам весь Нью-Йорк. Тогда это не воспринималось ею всерьез.
Потом была их первая ночь. Уард оказался превосходным любовником – нежным, обходительным, сумевшим рассеять все девичьи опасения. Кэти ответила на его ласки со всей полнотой своей страсти. Уард любил смотреть на нее обнаженную при солнечном свете, был изобретателен в любви и быстро научил ее делать то, что приносило им наивысшее наслаждение. Трепетное чувство взлета на вершину экстаза питало их связь вплоть до минувшего года. Если порой и возникали сомнения, что в их любовных отношениях чего-то недостает, Кэти тут же гнала от себя эти глупые мысли и никогда не выражала их вслух. Сейчас, глядя на воду невидящими глазами, она вдруг отчетливо поняла то, чего не могла разглядеть тогда, очарованная любовью: в их отношениях не было ничего, кроме эротического восторга…
Испуганная протяжным гудком, Кэти обернулась. Рядом в противоположном направлении проходил большой двухпалубный корабль, заставив их маленький паромчик закачаться с боку на бок на крутых волнах…
Что именно она любила в Уарде? После трех лет, проведенных в Нью-Йорке, ее уже не развлекали шикарные вечеринки и яркие сборища, длинные и скучные вечера, проведенные в компании богатых обитателей, помешанных на политике. Не тогда ли и поняла, что жизнь, которую вел Уард, не такая уж восхитительная? От нее разило неестественностью. Ей же хотелось большего.
– А как же насчет бездомных, обездоленных людей, женщин, которые не могут прокормить своих детей? О них ты не хочешь подумать, Уард? – как-то спросила она, наблюдая, как он порхает среди людей, занимающих видное положение.
– Почему же, Кэти! Но ведь не они поддержат меня и оплатят мою избирательную кампанию, – ответил он. – А вот когда меня изберут, я позабочусь о всех твоих заблудших душах.
– Они не "заблудшие души". Это люди, которым требуется забота и помощь, – возразила она.
– Я знаю, дорогая, знаю, – прошептал Уард, проводя пальцами по ее шее. – Обещаю тебе, что приложу все силы, чтобы изменить мир, но сейчас мне необходимо вести ловкую и хитрую игру. С твоим участием. Ты так прекрасна, мы хорошо смотримся вместе.
В тот вечер ей впервые пришла в голову мысль, что она ему нужна для украшения, как заколка на галстуке…
Кэти грустно посмотрела на небо. Солнце отчаянно старалось пробиться сквозь низкие облака. На глаза навернулись слезы. Почему Уард не мог любить ее такой, какая она есть, со всеми семейными проблемами и увлечением фотографией? Разве любящий человек может требовать от другого жертв?..
Новый короткий гудок вернул девушку в реальный мир. Она посмотрела вперед и увидела маленькую точку, которая становилась все больше и больше, пока наконец не приняла четкие очертания острова. На вершине его виднелась высокая постройка, походившая то ли на маяк, то ли на ветряную мельницу; повсюду росли кривые, низкие, измученные ветрами сосны. Паром подходил к причалу.
На берегу прозвонил колокол. Несколько человек стали спускаться по тропинке к воде, некоторые из них везли пустые тележки. Какой-то парень тащил на причал две большие картонные коробки.
Попутчик-пассажир впервые подошел к Кэти.
– Не очень-то много сегодня народа. Видели бы вы, что тут творится летом, когда съезжаются все семьи. Встречать паромы приходит чуть ли не все население острова.
Она вопросительно посмотрела на него и уже открыла было рот, чтобы задать несколько вопросов, но вспомнила наставление Барриша и не произнесла ни слова.
"Не будь любопытной, – твердо напомнила сама себе. – Я приехала сюда всего лишь затем, чтобы делать снимки".
Между тем мужчина сказал:
– Население получает продукты и почту с материка только благодаря парому. Капитан Харди выполняет все заказы. Вообще, если возникает необходимость что-то переправить или отослать, это можно сделать только раз в сутки.
– А если кто-нибудь заболеет? Или случится шторм, и паром не сможет добраться сюда? – не выдержала молчания Кэти.
– На острове есть телефон и почти каждый имеет собственную лодку или катер. При желании можно добраться до материка. Вот если шторм, тогда другое дело. Как-то раз у мистера Дженнингса случился сердечный приступ, так береговая охрана перевозила его на вертолете.
– Слава Богу, что обошлось, – сказала Кэти.
На мгновение ей показалось, что она навсегда оставила цивилизацию. Перед глазами возникла ее небольшая комнатка на верхнем этаже дома тети Агаты. Многое бы она сейчас отдала, чтобы очутиться в безопасности и комфорте.
"Меня не станут вывозить на вертолете. Я сделаю свое дело и вернусь на пароме обратно, а один из моих снимков будет красоваться на обложке журнала", – утешила Кэти сама себя.
– Вы первый раз приезжаете на остров?
– Первый.
– В какой дом?
Она достала из кармана куртки свернутый листок и прочитала вслух:
– "Мэнор-хаус".
– Похоже на то, что за вами пришли… Вон Фиске Спенсер, – пассажир показал на высокого мужчину в самом конце причала, чуть поодаль от общей толпы. Засунув руки в карманы, он с интересом наблюдал, как капитан швартует паром.
– Кто это?
– Живет в Мэнор-хаусе.
Паром мягко ткнулся в причальную стенку, двигатель затих, перекинули трап, началась разгрузка. На берег выносили разные коробки и ящики. Встречающие грузили их на тележки и тащили вверх по тропинке.
Кэти обратила внимание, что многие на берегу откровенно рассматривают ее. Попыталась добродушно улыбнуться, но никто не ответил.
"Вот и отлично, я тоже прикинусь неприветливой", – обиделась она и пошла по трапу на причал. В каждой руке у нее было по сумке, а на плече висел тяжелый кофр с аппаратурой.
К ней подошел высокий, широкоплечий симпатичный мужчина. Не улыбаясь, хотя в уголках серых глаз разбегались смешливые морщинки, вежливо спросил:
– Вы Катерина Уилкокс?
– А вы Фиске Спенсер? И я должна у вас остановиться? – также поинтересовалась Кэти.
– Да, я Фиске. Добро пожаловать на Кинкайд!
– Спасибо, что встретили меня. Думаю, ваша тележка весьма кстати.
– Это весь ваш багаж? – он вопросительно посмотрел на ее сумки и стал укладывать на тележку какие-то коробки с продовольствием, ящик вина, посылки с надписью "Мэнор-хаус". Сверху уложил сумки Кэти и потянулся к кофру с аппаратурой, но она покачала головой:
– Нет, спасибо. Это я понесу сама.
В кофре лежала камера, несколько дорогих объективов и бесценная лейка, к которой вообще никому не позволялось притрагиваться.
– Тогда можно идти…
Домов нигде не было видно, люди, стоявшие на пристани, словно растворились в глубине острова.
Почти полкилометра они прошли в полной тишине. Кэти встала еще до рассвета и теперь, конечно, чувствовала себя утомленной, но решила: она не станет жаловаться ни на что, пока будет находиться на острове. Судя по холодному приему, который ей оказали, здесь она отнюдь не желанная гостья.
– Все старые дома на острове имеют собственное название. Наш называется Мэнор, есть еще Холл, два Гранджа – большой и маленький, – Приори и Манс. Новые дома тоже имеют названия, более современные, например, Воронье Гнездо, – вдруг принялся пояснять Спенсер.
– А сколько всего на острове домов? – поддержала разговор Кэти, оглядываясь в поисках крыш. Никаких построек что-то не было видно.
– Тридцать один. – Спенсер сжал губы, как бы показывая, что и так уже слишком много рассказал.
"Можно поиграть и в молчанку, – подумала Кэти. – Черт с вами! В конце концов вы сами пригласили меня на остров, я не напрашивалась". Она прекрасно помнила предупреждение Барриша, однако все же спросила:
– А когда люди обосновались на Кинкайде?
– Клан Кинкайдов приобрел этот остров в конце восемнадцатого века. Остальные семьи появились в начале девятнадцатого.
– Как интересно! – пробормотала Кэти и бросила осторожный взгляд на Фиске, с удивлением обнаружив, что он улыбается. Но улыбка исчезла так же внезапно, как появилась. Он заметил ее взгляд, вопросительно поднял брови. Она быстро отвернулась, чувствуя, что смущается и начинает краснеть.
Поднявшись на высокий холм, девушка остановилась и посмотрела назад. Небо казалось серебристо-голубым. Под ногами, словно в миниатюре, лежала сверкающая гавань, окруженная деревьями и кустарниками. Птичьи голоса наполняли воздух.
Сняв с плеча кофр, Кэти поставила его на землю и вздохнула. Ощущение было такое, будто они прошли как минимум сотню километров. Разглядывая нетронутую цивилизацией природу, подумала, что попала словно на другую планету – ни городской суеты, ни шума.
Фиске наблюдал за ней. А когда заговорил, в его голосе ясно прозвучали предупредительные нотки:
– Мы очень ценим наше право на уединение.
Кэти вспыхнула. Она и не собиралась вторгаться в их замкнутый мир, просто любовалась его красотами. Схватив ремень, закинула кофр на плечо и ледяным тоном заметила:
– Я прекрасно осведомлена об этом и не собираюсь нарушать ваше право собственности.
– Вот и хорошо, – он улыбнулся. Чувствовалось, его что-то очень забавляет.
Наконец, спустя минут двадцать, которые они прошагали в полном молчании, Кэти увидела большой дом с черепичной крышей и тремя трубами, уходящими в небо.
– Добро пожаловать в Мэнор, – тихо произнес Спенсер.
3
Прислонившись к двери веранды, Фиске смотрел на сестру, которая шла через луг к дому. Несмотря на решительную походку и улыбающееся лицо, по всему было видно, что она недовольна. Похоже, не в восторге от гостьи, которая в данный момент распаковывала вещи в комнате на втором этаже. Фиске крепче сжал кружку с горячим кофе, резко повернулся, вошел в дом и со вздохом опустился в покрытое накидкой кресло.
Мать и отец, сидящие по обе стороны камина, молчали, но напряженная атмосфера царила и здесь, в гостиной.
– Как она выглядит? – спросила Дороти Спенсер.
– Я видел ее только мельком, – небрежно ответил сын.
– Фиске! – укорила мать.
– Ну хорошо, – рассмеялся он. – Никакой косметики, внешне вполне интеллигентная девушка, но багажа хватит на целый месяц.
– На месяц?! – отец, просматривающий вчерашнюю газету, обеспокоенно поднял глаза и поверх очков сурово взглянул на жену. – Дорогая, ты обещала не больше трех дней.
– Там камеры, папа, камеры. – Фиске озорно улыбнулся отцу. – У нее много аппаратуры.
– Пусть занимается своими съемками и не сует нос в наши дела! – заявил Дуглас Спенсер и вернулся к газете, шелестя страницами.
Почти одного роста с сыном, только с седеющими волосами, он был одет в старомодную фланелевую рубашку и выпачканные краской брюки – любимую униформу, в которую всегда облачался, работая над своими абстракционистскими полотнами. Фиске подумал, что сейчас отец совсем не похож на богатейшего в стране человека, ежегодно жертвующего миллионы долларов на благотворительность, и уж подавно – на главу крупнейшей корпорации.
– Что еще, Фиске? – Мать поставила пустую кружку на кофейный столик и с интересом посмотрела на сына. – Что еще ты можешь о ней сказать? По-моему, ты что-то недоговариваешь.
Он вспомнил большие карие глаза, решительность, с которой девушка подхватила свой кофр, и улыбку, озарившую ее лицо. На какое-то мгновение стушевавшись, подумал, что Кэти нельзя назвать красавицей, хотя что-то в ней есть привлекательное, только что именно, объяснить не мог.
Дверь открылась, прервав его мысли.
– Вот и я! – объявила Барбара Спенсер Дэвидсон, стройная, слегка веснушчатая женщина тридцати восьми лет, светловолосая, с зелеными глазами и чуть вздернутым носиком.
Она опустила на пол тяжелую сумку, затем пересекла комнату и отдала матери почту, а перед отцом положила стопку свежих газет.
И тут все замерли, потому что в дверях появилась незнакомка.
Фиске вежливо поднялся, но тут же отошел к окну, предоставляя матери возможность самой принять гостью. Вообще удивительно, что эта журналистка произвела на него какое-то впечатление. Ничего в ней особенного не было. Лицо продолговатое и худое, но чем-то все равно ему понравилось. Он улыбнулся, вспоминая, что остров явно произвел на девушку сильное впечатление.
Кэти села рядом с отцом, повернувшись к Фиске в профиль. И вдруг его переполнило желание взять ее за руку, повести в сад.
Отец – это он знал точно – никогда не смирился бы с появлением на острове постороннего фотографа. Но Нельсон Лауринг слишком упорно настаивал на его приезде, убеждая, что птицы очень редкие, находятся под угрозой истребления и нельзя оставить их незапечатленными для истории. Хотя Фиске также знал, что, не будь Лауринг известным орнитологом, его бы никто и слушать не стал. "А девушке, – подумал Фиске, – надо отдать должное: держится вполне сдержанно и вежливо".
Барбара объявила, что идет помогать с ленчем, а миссис Спенсер взялась показать гостье сад.
– Все равно, не нравится мне это, – проворчал старый Дуглас, когда женщины ушли. – Раньше мы никогда не допускали на остров чужаков, и не понимаю, почему должны изменить своему правилу. Это принесет нам одни неприятности.
– Она же будет фотографировать птиц, а не нас, – выступил в защиту девушки Фиске. – Нельсон четко объяснил редактору, что людей и дома снимать запрещается. А кроме того, это очень уважаемый журнал, не какая-нибудь бульварная газетенка.
Дуглас поднялся, вздохнул и посмотрел на сына поверх очков.
– Я не потерплю, чтобы она везде совала свой нос и лезла в наши дела, – предупредил он.
– Конечно нет, – спокойно заверил Фиске и, заметив тревогу в глазах отца, спросил: – Узнал что-нибудь новое?
– Нет. Этот гад больше мне не звонил.
– Брюс Ашер так просто не отступится! Обычно он добивается своего, – заметил Фиске.
Дуглас хмыкнул:
– Только не на этот раз! Кинкайд не продается. Ни ему, ни кому другому.
– Не знаешь, он связывался с Хэнком и Барбарой?
– Твоя сестра мне ничего не говорила. А Хэнк сказал, что они не намерены расставаться с островом. Дети обожают проводить здесь лето.
Фиске усмехнулся. Когда десять лет назад Барбара решила обручиться с молодым и подающим надежды биржевым маклером, отец приложил немало усилий, чтобы воспрепятствовать этому браку. Жених дочери казался ему очень скользким, слишком заботливым, слишком стремящимся подстроиться под традиции их семьи. Но Хэнк добился-таки своего, дожал будущего тестя, его приняли в клан Спенсеров. И теперь можно было только догадываться, сколько неприязни осталось у отца к человеку, посмевшему жениться на его обожаемой дочери.
– Барбара никогда не отдаст Кинкайд. Дети действительно любят остров. Ты зря переживаешь, мне кажется, все уладится, – постарался успокоить старика Фиске.
– Не уверен. Даже Клиффорда зачаровали цифры с нулями.
– Неужели?
Фиске даже испугался. Казалось невероятным, что старый и преданный друг отца может рассматривать предложение покинуть эти берега, тем более – продать их постороннему предпринимателю, готовому разорить остров. Представитель одной из старинных семей, Клиффорд Ладлоу, всегда выступал за сохранение Кинкайда в первозданном виде.
– Как ни странно, – недовольно ответил отец, – но кое-кто его поддерживает. Говорят, якобы их задавили налогами.
Мужчины помолчали. Налоги на недвижимость действительно постоянно росли.
– Если все обстоит так серьезно, если дело может дойти до голосования, я могу покопаться в документах прежних лет, поискать в них какие-нибудь зацепки, с помощью которых можно было бы притормозить ход событий, – предложил Фиске.
Но сердце его тоскливо екнуло. Он подумал о том, как долго придется копаться в бумагах, может быть, даже столетней давности, чтобы найти какие-нибудь прецеденты в голосовании по поводу того или иного спорного вопроса. В свое время эта система действовала весьма эффективно, пока владельцы не начали распродавать собственность небольшими частями родным и близким.
Да и проблемы решались не столь уж важные. Разве что в начале века встал вопрос, тянуть ли на остров телефонную линию. Откровенно говоря, все голосования, которые он припоминал или о которых ему рассказывали, проходили единогласно. Но о продаже острова никто никогда и не думал.
Отец встал, чтобы пойти в мастерскую и успокоиться за одним из своих полотен. Но у двери обернулся и усмехнулся. Улыбка сделала его лицо более молодым – таким, каким Фиске запомнил его, уезжая пять лет назад.
– Может, и придется покопаться, – сказал он. – Я рад, что ты вернулся. Чертовски рад! – и, махнув рукой, исчез.
"Я тоже рад возвращению домой", – подумал Фиске, глядя в окно. Солнце наконец пробилось сквозь тучи, мириадами огоньков блестело на воде, делая ее серебристой. В Лондоне он тосковал по отцу и скучал по Кинкайду.
Оглядев комнату, он подумал, что все здесь выглядит точно так же, как было в тот день, когда отцовскому бизнесу предпочел известную нью-йоркскую фирму "Джонсон энд Дэй". Отец не сразу принял его решение, но постепенно стал восхищаться упорством сына в достижении цели. В двадцать пять, окончив Гарвардскую юридическую школу, Фиске бросил вызов жизни. Когда представилась возможность поехать поработать в лондонском отделении фирмы, он с удовольствием ухватился за это предложение. С большим успехом трудился там пять лет. Возможно, остался бы и дальше, но с главой нью-йоркского отделения случился сердечный приступ. Владельцы фирмы предложили Фиске Спенсеру занять его место, впервые доверив молодому человеку такой ответственный пост…
Фиске отправился к сестре на кухню. Барбара стояла на табуретке и доставала из шкафа тарелки. За стойкой служанка Грейс, приезжающая к ним каждую весну из Нью-Йорка, разрезала жареную курицу ножом устрашающих размеров.
– Я видела, что мистер Спенсер пошел в студию, – тут же набросилась на него Грейс. – Как вы могли отпустить его? Теперь он будет голодным до самого ужина!
– Разве я сторож? – ответил Фиске, с опаской обходя служанку. – Поосторожнее с этой штукой, Грейс!
– Оставь ее в покое! – вступилась Барбара. – И так у нас времени мало. Ох, я совсем забыла о фотографе!
– У нее есть имя, Бабс, – мягко напомнил Фиске.
– Знаю, знаю. Отнеси салат в столовую и скажи маме, что ленч скоро. Она будет есть с нами?
– Мама всегда ест с нами.
– Не о ней речь! Фотограф?
Барбара выдвинула ящик из серванта, достала груду ножей и вилок, положила их на тарелки.
– Что тебе не нравится? Что она профессиональный фотограф? Или то, что приехала на остров? – он старался говорить равнодушно, следуя за сестрой в столовую. – Ты постоянно называешь ее "фотографом" и произносишь это таким тоном, словно говоришь о каком-то низшем существе.
Барбара пожала плечами.
– Не понимаю, почему дядя Нельсон не мог поселить ее где-нибудь в другом месте?! Только лишние заботы Грейс, да и папе не нравится…
– Что еще?
– Вообще не понимаю, зачем приглашать постороннего человека на Кинкайд!
– Успокойся, Бабс! Нельсон попросил маму об одолжении, и она согласилась. Кэти проведет здесь всего несколько дней, побродит по болотам и уедет.
На секунду Фиске закрыл глаза, стараясь вспомнить, как выглядит девушка, когда улыбается.
– А мне не по душе вся эта затея, – взорвалась Барбара и так резко передвинула вазу с цветами, что вода расплескалась.
Фиске замер и с удивлением посмотрел на сестру. Его поразила ее злость. Реакция Барбары была явно неадекватна ситуации.
– Скажи мне, в чем дело?
– Ни в чем! – Она побледнела, отчего веснушки стали казаться более яркими.
– Не скрывай. Что произошло?
– Тебя здесь не было, и ты ничего не знаешь.
– Ради Бога, объясни! Что происходит? Дети? Хэнк? Ты?
– Ничего, Фиске! Оставим этот разговор, – оборвала она и вышла из комнаты, громко хлопнув тяжелой дверью.
Фиске остолбенел. Они с Барбарой всегда были близкими друзьями, ее сегодняшнее поведение – необъяснимо.
– Ты с сестрой спорил? – в столовую вошла миссис Спенсер. Она накрасила губы, накинула на плечи блестящий зеленый платок.
– С Барбарой все в порядке? – в свою очередь спросил он, все еще потрясенный яростью сестры.
– Насколько я знаю, все нормально. Вероятно, немного устала. У детей окончание учебного года, открытие летнего сезона, переезд на остров… – Дороти остановилась, поправляя цветы. – А что?
– Ничего. Просто интересуюсь, – уклонился он от ответа.
Вошла Грейс, неся на подносе разделанную курицу, за ней с большой миской в руках – Барбара. Ставя поднос перед Дороти, Грейс сердито посмотрела на Фиске, вероятно решила, что это он расстроил ее любимую Барбару. Тяжело вздохнув, Фиске потянулся к раскупоренной бутылке вина и спросил:
– Где Кэти?
– Пошла позвонить, дорогой. Я сказала ей, чтобы не беспокоилась, придет, когда сможет. – Миссис Спенсер положила себе курицу и передвинула поднос дочери. – Постарайтесь оставить что-нибудь для отца. Я отнесу ему еду. – Она посмотрела на обедневший поднос и шутливо нахмурилась. – Могли бы и поубавить аппетит!
– Зато всегда много вареных бобов! – сказал Фиске, и все дружно засмеялись.
Это была незабываемая семейная история. Как-то дедушка Барбары и Фиске заказал разнообразные консервы. А когда открыли прибывшие коробки, обнаружили, что им прислали шестьдесят банок бобов, и ничего кроме них! Пришлось жевать их все лето.
Они еще продолжали смеяться, когда в комнату вошла Кэти. Приветливо всем кивнула и села рядом с Фиске.
– Прошу простить меня за опоздание, – произнесла она.
Он налил ей вина, Барбара передала хлеб и салат.
– Поговорили? – поинтересовалась Дороти. – Наши телефоны работают по собственным правилам: то отключаются, то не соединяют. Мы собирались провести другой кабель, но…
– Мама хотела сказать, что мы экономим на новой линии и довольствуемся оборудованием начала века, – заключил Фиске.
Он повернул голову так, чтобы видеть Кэти. На ней была шелковая рубашка мужского покроя с открытым воротником. Лицо по-прежнему без косметики, но кожа казалась мягкой, нежной. У него возникло необъяснимое желание протянуть руку и погладить ее щеку.
– Дозвонилась нормально. Спасибо, – вежливо ответила Кэти на вопрос Дороти.
– Как же вы познакомились с Нельсоном Лаурингом? – тут же задала другой вопрос хозяйка дома.
Брат с сестрой понимающе переглянулись – ничто не остановит их мать, если она хочет получить информацию. Недавняя размолвка была забыта.
Все с интересом выслушали рассказ Кэти о том, как издатель "Нейчез уорлд" встретился с Нельсоном Лаурингом, а она в итоге получила задание запечатлеть на пленке весеннюю миграцию белого коршуна.
– Это не займет больше трех дней, – закончила она, оглядывая присутствующих.
– Мы счастливы. Прекрасно, – миссис Спенсер удовлетворенно откинулась на спинку, выяснив то, что хотела. – Мы так рады, что вы остановились у нас.
Фиске посмотрел на сестру: выражение ее лица показалось ему настолько ошеломленным от очевидной лжи матери, что его плечи задрожали от смеха. Барбара заметила это, поняла причину и захохотала. Дороти строго посмотрела на детей и произнесла:
– Я извиняюсь за них, мисс Уилкокс. Временами они мало чем отличаются от моих внуков.
Фиске бросил взгляд на Кэти, которая, казалось, была всецело занята бутербродом, но когда она подняла глаза, заметил в них смешинки. Вероятно, поняла причину внезапного веселья.
– Мисс Уилкокс… – начала было миссис Спенсер.
– Ее зовут Катерина, мам.
– Зовите меня просто Кэти, – улыбаясь, разрешила гостья.
– Хорошо, Кэти. Нужна ли вам от нас какая-нибудь помощь?
Та отрицательно покачала головой и отставила в сторону пустую тарелку.
– Нет, спасибо. Я хотела бы поговорить с Нельсоном Лаурингом, а затем пройтись, чтобы познакомиться с островом.
– Он собирался прийти к ленчу. Непонятно, что случилось? – Дороти оглянулась, словно надеясь увидеть его в дверях.
– Вероятно, утром обнаружил в лесу какую-нибудь интересную птаху и забыл про вас! – Барбара вылила остатки вина в бокал и одним глотком осушила его.
Фиске быстро поднялся из-за стола.
– Спасибо. Я ухожу.
Хотя Кэти и заинтересовала его, он не имел ни малейшего желания сопровождать ее. Ничто не смогло помешать заниматься приведением в порядок лодки, на которой ему не терпелось выйти в море. Спустившись с террасы, Фиске широким шагом направился к ангару. В Лондоне он тосковал по своим лодкам. Вспомнил Англию, и улыбка исчезла с лица…
Ее звали Дьердье Кармоди, и она ненавидела море. Их связь длилась пять беспокойных лет, которые теперь казались лихорадочной погоней за развлечениями и удовольствиями. Но однажды, вернувшись из командировки в Гамбург, он застал свою возлюбленную в объятиях другого. Не раздумывая ни секунды, бросил ключи на пол и вышел, запомнив напоследок ее раскосые, смеющиеся глаза и темные волосы, разлетевшиеся по подушке. Его обожгла измена. Он пообещал себе, что никогда больше не позволит женщине делать из себя дурака…
По одну сторону ангара стояли три каноэ, по другую – небольшая лодка, срочно нуждающаяся в ремонте и покраске. Фиске перевернул ее вверх дном, взял металлическую щетку, принялся очищать днище и вскоре, увлекшись работой, совсем забыл об окружающем мире.
В какой-то момент его отвлек отдаленный смех. Он поднял голову и, вдруг вспомнив большие карие глаза Кэти, подумал, что надо бы ее проводить к Нельсону, но тут же вернулся к работе. Хватит с него и Дьердье, хватит бегать за женщинами!
