Текст книги "Лукас (ЛП)"
Автор книги: Кериен Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Она вздыхает, смеется, и я думаю о том, какие красивые у нее губы, когда она улыбается. Как у маленькой куколки.
– Ну ладно. Я, вообще-то, голодная.
– Круто. Давай попытаемся еще немного порисовать, а потом пойдем, ладно?
– Отличный план. – Она кивает.
У меня есть жесткое правило «нельзя-встречаться-с-клиентками», которое я сам для себя установил, когда мы с братом открыли студию четыре года назад. И хотя технически это не настоящее свидание, меня все больше и больше тянет к Айви, и я понятия не имею почему. Мне каждый день приходится работать с самыми разными привлекательными женщинами, но я всегда чувствую отстраненность, даже несмотря на то, что многие из них в буквальном смысле домогаются меня и предлагают все что угодно от минета до секса втроем. В ней есть что-то особенное. Может быть, дело в ее застенчивости. Или это из-за боли, которую я в ней чувствую. Или это то странное щекочущее ощущение, что накатывает на меня каждый раз, когда я прикасаюсь к ней или смотрю в ее глаза. В любом случае, я точно знаю, что мне хочется провести рядом немного больше времени, не втыкая при этом в нее иголки.
– Ты давно здесь работаешь? – спрашивает она.
– Мы с братом открыли эту студию четыре года назад, после того, как унаследовали немного денег от нашего деда.
Она с удивлением поднимает брови.
– Ух ты! Я не знала, что владелец ты!
Я улыбаюсь, добавляя тонкую растушевку на чувствительном месте чуть выше ее колена.
– Ага. Здание тоже принадлежит мне, я живу здесь, наверху.
– Ого! Я и понятия не имела. Завидую тебе, на работу добираться недалеко, – поддразнивает она. – Что здесь было перед тем, как ты переехал? Здание такое необычное. По-моему, раньше тут была церковь или часовня, да?
– Это было очень давно. Перед тем, как я здесь поселился, тут жила пожилая пара. Они торговали антиквариатом. Такие прикольные – они даже оставили нам кое-что из своей старинной мебели и картин. Вся мебель в приемной – антиквариат и куча мебели в моей квартире тоже. Люблю винтажные интерьеры, особенно в стиле викторианской готики. – Я делаю паузу в работе над татуировкой. – Меня завораживает прошлое, которое хранят некоторые предметы. Кажется, что предметы старины могут рассказывать истории, будто они несут с собой частичку каждого своего владельца. Вроде отпечатка. Иногда мне нравится проводить рукой по старому дереву и пытаться почувствовать, как прошлое просачивается под кожу.
Она слушает меня завороженно.
– Лукас… Это так красиво. Удивительно. Большинство мужчин совершенно не интересуется такими вещами, особенно в твоем возрасте.
– Я всегда чувствовал себя старше, Айви.
– Можно я спрошу, сколько тебе лет?
– Двадцать четыре.
Ее глаза округляются от удивления
– Так нечестно. Хотела бы я, чтобы мне снова было двадцать четыре.
Я немного меняю положение, она поворачивается на бок, чтобы я мог достать до задней поверхности ее ноги. Невольно я замечаю, что шорты на ней немного задираются и слегка оголяют бедро в том месте, где начинается ее попка. Я с трудом подавляю желание провести рукой вверх по ее ноге, погладить ее. Хочу слышать, как она стонет от моих прикосновений.
Я зажмуриваюсь и стараюсь снова сфокусироваться на работе.
– Ну, назад вернуться не получится, но ты можешь двигаться вперед. Старайся не думать обо всех изменениях в своей жизни в негативном ключе, – подбадриваю ее я, стараясь в это же время угомонить свой член. – Попробуй смотреть на все, как на новые возможности.
Да, точно. Новые возможности, например, мои губы на твоей прекрасной коже.
– Ты говоришь совсем как моя подруга Линдси. Думаю, возможно, вы оба правы.
Я откатываюсь от нее на стуле и кладу тату-машинку на рабочий стол.
– Ну все, прекрасная леди, время для новых возможностей. Ты идешь в кафе со мной.
6
АЙВИ
Это просто кофе. Не свидание. Составлю ему компанию, пока он будет есть, перекушу сама и поеду домой. Ничего особенного.
Мое отражение в зеркале выглядит не так, как мне бы хотелось. Вид у меня уставший. Глаза немного припухли, взгляд тусклый. Седой волос торчит. Вот черт! Я запускаю руку в шевелюру, осторожно отделяю его от остальных волос и выдергиваю.
Ой!
Я точно покрашу волосы. Скоро.
Потирая больное место на голове, я размышляю о том, почему Лукас захотел поужинать со мной. Если брать в расчет его возраст, уверена, у нас с ним мало общего. С такой внешностью у него должно быть полно знакомых молодых красивых девочек, с которыми можно провести вечер пятницы вместо того, чтобы тратить его на кого-то такого скучного, как я.
Ему просто жаль тебя, одинокую горемыку.
Я хмурюсь, бросая взгляд в зеркало, и убеждаю себя, что мнение двадцатичетырехлетнего парня о том, как я выгляжу, не имеет никакого значения. Собрав сумку, я открываю дверь и направляюсь к нему в приемную.
– Как насчет пятницы через две недели? В то же время? – спрашивает Лукас, записывая что-то в свой ежедневник.
Я даже не утруждаюсь заглянуть в календарь в своем телефоне.
– Отлично.
– Супер. Ты готова?
Я киваю, и он выходит из-за стойки приемной.
– Знаю, там холодрыга, но ты не против, если мы пройдемся пешком? – задает вопрос Лукас, когда мы выходим на улицу. – Тут всего два квартала. Холодный воздух меня бодрит. – Он поворачивается, чтобы закрыть за нами дверь.
– Пешком? Хорошо. Я вообще-то люблю холодную погоду, – отвечаю я.
Мне нравится эта улица; она симпатичная и оригинальная, здесь много необычных магазинчиков и бутиков – одно из многочисленных преимуществ жизни в маленьком манерном городке Новой Англии. Сейчас декабрь, поэтому большинство витрин магазинов разукрашены рождественскими огоньками, отчего улица выглядит совсем как картинка на праздничной открытке. Надеюсь, мне удастся найти дом себе по карману, если Пол решит, что нам нужно продать наш. Если придется переехать из этого маленького городка, где я выросла и который так люблю, мое сердце будет разбито. Хочется, чтобы мои дети росли здесь, как я сама.
– Как твоя нога? – интересуется Лукас. – Я не сообразил, что она будет болеть, когда предложил пройтись пешком.
Тронутая его заботой, я улыбаюсь. Это так мило.
– Совсем не болит.
Кафе небольшое, но уютное, и оформлено, как гостиная. Маленькие столики с расставленными на них свечами, несколько диванчиков для двоих с большими подушками, красивые лампы с цветными стеклянными абажурами и электрический камин с широкой каменной облицовкой. В углу стоит рождественская елка, под ней подарки в праздничных упаковках. Я сразу же влюбляюсь в это место и знаю, что приду сюда еще. В это время в кафе всего четверо других посетителей – двое сидят на диванчике и читают, и еще двое тихонько болтают, сидя за столиком.
– Привет, Лукас! Кофе, как обычно? – спрашивает девушка за стойкой, широко ему улыбаясь.
– Ага, – подтверждает он и поворачивается ко мне. – Ванильный латте с тростниковым сахаром – просто чума, – намекает он.
– Хорошо, тогда мне нужен ванильный латте. И я буду рогалик с индейкой и клюквенным соусом.
Игнорируя мою попытку заплатить за себя, Лукас расплачивается, ведет меня к уединенному столику в углу, и мы сидим, ожидая, когда официантка принесет наш заказ.
– Здесь так мило и уютно, – говорю я, оглядываясь вокруг. – Хочется свернуться калачиком с книжкой.
Он кивает.
– Люблю это место. Я прихожу сюда почти каждый вечер после того, как закроюсь… И по утрам тоже, за кофе. Иногда по вечерам тут играют местные музыканты, и я прихожу, беру кофе, слушаю акустическую музыку и отдыхаю после работы, перед тем как отправиться домой спать.
– Чувствую, я буду приезжать сюда в выходные позавтракать.
– Круто. Может быть, я тебя как-нибудь здесь застану.
Мой мобильник начинает звонить, и, зная, что это кто-то из детей, я достаю его из сумочки.
– Мне нужно ответить. Это недолго.
Лукас кивает, и я подношу трубку к уху.
– Привет, дорогой, – произношу я с радостью.
– Привет, мамочка.
– Как у тебя дела? Вам с папой весело?
– Да. Мы посмотрели мультики, и Шарлен сделала мне макароны с сыром.
– Здорово. Твое любимое! – Ненавижу Шарлен.
– Ты вкуснее готовишь, мамочка. Можно я теперь поеду домой?
Сердце разрывается.
– Нет, любимый. Помнишь, мы говорили о том, что в эти выходные ты будешь ночевать в новом папином доме? Он привезет тебя домой в воскресенье.
Лукас хмурится и откидывается на спинку стула, вытянув длинные ноги под столом.
– Ладно… – Томми вздыхает в трубку. – А что ты делаешь, мамочка?
– Я сейчас ужинаю с другом, родной. Хорошенько повеселись с папой и Шарлен, ладно? Звони сразу, если захочешь со мной поболтать. Скоро увидимся. – Я едва могу выдавить из себя это «папа и Шарлен», разговаривая с собственным сыном.
– Хорошо, мамочка. Я по тебе скучаю.
Ох, милый мой малыш.
Я улыбаюсь и крепче сжимаю трубку.
– Я тоже по тебе скучаю и люблю тебя сильно-сильно. Спокойной ночи, зайчик.
– Спокойной ночи.
Я жду, пока он положит трубку и улыбаюсь Лукасу, убирая мобильник обратно в сумочку.
– Ему трудно понять, почему все вокруг вдруг так сильно изменилось, – поясняю я.
Он кивает, на его губах милая улыбка, в глазах нежность.
– Все понятно. Ты – хорошая мама. У тебя аж лицо засветилось, когда ты с ним разговаривала. Я в его возрасте мечтал о такой маме.
– Мои дети – моя жизнь, – замечаю я, подождав, пока отойдет официантка, которая принесла нам наш заказ, а затем отпиваю латте из своей чашки. – Надо же, ты был прав. Отличный кофе!
Ванильный латте с тростниковым сахаром вкусный до безобразия.
– Это мой любимый напиток, у меня даже ломка начинается, если я не выпиваю хотя бы один за день, – усмехается он.
Взяв в руки нож и вилку, я разрезаю свой сэндвич на маленькие кусочки, в то время как Лукас озадаченно, но увлеченно следит за моими действиями.
– Ты специально нарезаешь сэндвич, чтобы есть его приборами? – раздается в конце концов вопрос.
– Да, – отвечаю я, вилкой поднося кусочек ко рту.
Он смеется, рассматривая меня.
– Это… что-то новенькое. Можно спросить, зачем?
– Ты надо мной смеешься? – поддразниваю я. – Если уж тебе так интересно, то я с детства терпеть не могу откусывать или запихивать еду в рот целиком. Поэтому всегда ем вилкой.
– Серьезно? А мороженное или, например, банан? Или яблоко?
Я качаю головой.
– Неа. Ничего из этого я в рот не пихаю. Кладу на тарелку, нарезаю и ем вилкой или ложкой.
На его лице расплывается озорная хитрая ухмылка.
– Окей. Я сейчас очень сильно постараюсь сдержаться и не отпустить сексуальный комментарий на эту тему.
– Лукас! – Я изображаю шок. – Не нужно думать о моем рте и сексуальных штучках.
Он тяжело вздыхает и опускает голову, длинные волосы падают ему на лицо.
– Теперь я точно об этом думаю.
Знаю, что лицо у меня заливается краской. Так приятно невинно пофлиртовать с парнем, зная, что он не какой-то придурок. Мне даже нравится эта его игривость и то, что он умудрился разбудить ее и во мне.
– Хватит говорить о том, что я делаю ртом. Давай сменим тему? – предлагаю я. – Как насчет тебя? У тебя есть дети?
– Нет. Хотя я детей люблю. И я все еще думаю о твоем рте.
Невольный смешок вырывается прежде, чем я успеваю остановить его. Мне точно не стоит больше провоцировать его на флирт. Я наблюдаю, как он кладет салфетку себе на колени перед тем, как начать есть – намек на то, что он хорошо воспитан.
– Ты обмолвился о брате. Помимо него у тебя есть братья или сестры? – Я подношу ко рту еще один кусочек сэндвича и игнорирую озорной блеск в его глазах, когда он наблюдает за тем, как я начинаю жевать.
– Нет, – отвечает он. – По крайней мере, я так думаю. Я вообще только лет пять назад узнал, что у меня есть брат.
– Серьезно? – интересуюсь я с неподдельным любопытством. – Как так получилось?
Он глотает, прежде чем ответить.
– По словам моей бабушки, мой отец – известный музыкант, гулял направо и налево. Спал с кем попало. Случалось некоторым его женщинам забеременеть, и он их просто бросал. Так было с моей матерью и с матерью моего брата. Кто знает, возможно, с кем-то еще? В общем, моей маме было всего восемнадцать, и у нее были проблемы с наркотиками. – Он убирает прядь черных волос от своего лица. – Она отдала меня своим бабушке с дедушкой, и они меня вырастили. Она больше не вернулась, а я никогда не видел своего отца.
Как ужасно для ребенка, должно быть, начать жизнь вот так. Не могу даже представить, чтобы я бросила своих детей, и неважно, какими бы были обстоятельства.
– Лукас, мне так жаль. Даже не знаю, что сказать. Это просто ужасно. У тебя было счастливое детство?
Он какое-то мгновение смотрит мимо, куда-то вдаль, как будто достает воспоминания из старого фотоальбома своей памяти.
– Иногда я бывал счастлив, да. Мои прабабушка и прадедушка были очень пожилыми и не в состоянии заботиться о маленьком ребенке. Прабабушка занималась моим обучением дома, я не ходил в школу, и она редко выпускала меня на улицу. Они и мою маму воспитали, а она столько неприятностей им доставила. Вот они и решили, что, если будут держать меня в безопасности, дома, подальше от внешнего мира, я буду лучше нее, и им проще будет со мной справиться.
– Похоже, они просто очень переживали, что с тобой может что-то случиться, и, как ты говоришь, просто хотели, чтобы ты был в безопасности. Ты был одиноким ребенком? – Мне хочется плакать от одной только мысли о Лукасе – маленьком красивом мальчике, запертом дома без возможности выйти на улицу, повеселиться с другими детьми.
– У меня не было друзей, с которыми можно было бы поиграть, но поскольку ничего другого я не знал, думаю, для меня это было нормально. Я в основном играл на чердаке. Даже тогда мне нравились старые вещи, которые там хранили бабушка с дедушкой. Я постоянно рисовал карандашами и красками и читал все, что попадало под руку. У них было много старых книг. Я сам научился играть на старых музыкальных инструментах, которые у них были. Когда мне было около десяти лет, они оба стали слабеть физически и умственно, а я заботился о них. Готовил, убирался, напоминал, что нужно выпить лекарства… собственно, делал почти все.
– О боже! В таком юном возрасте тебе пришлось все это делать? Томми всего семь, но я даже вообразить не могу, что он мог бы взять на себя такую ответственность.
Он пожимает плечами, откусывает кусок сэндвича и неспешно прожевывает его, перед тем как снова заговорить.
– Я делал то, что приходилось. У меня больше никого не было, кроме них, а у них никого, кроме меня. Я их любил. Они были добры ко мне, насколько только могли. Дедушка заболел первым. У него началась деменция, его пришлось поместить в дом для душевнобольных, и спустя год он умер. Я старался заботиться о бабушке, но у нее тоже были серьезные проблемы со здоровьем, и с горем было очень трудно справиться. Однажды она упала на кухне, ударилась головой и умерла прямо у меня на глазах. Я был в таком шоке, что просидел целый день на полу рядом с ней. Боялся позвонить в скорую, потому что знал, что меня отправят в детский дом. Какое-то время после этого я провел в больнице. – Его голос дрожит, а в уголках глаз блестят накатывающие слезы.
Инстинктивно я наклоняюсь ближе к нему через стол и прикасаюсь к его покрытой татуировками руке.
– Лукас… Мне так жаль. У меня нет слов. – Я сама едва могу сдержать слезы, представляя, какая это, должно быть, была для него катастрофа. Такой маленький, и ему столько пришлось пережить.
Он проводит по глазам свободной рукой, не убирая ту, что накрыта моей. Я тронута его эмоциональностью, тем, что он даже не пытается ее скрыть и не ведет тебя так, словно стыдится подобных проявлений, как сделали бы многие мужчины.
– Паршиво было, – продолжает он. – После того, как меня выписали, я оказался в приемной семье, но поладить с ними не получилось. Им не нравилось, что я такой тихий, картины, которые я рисовал, мое увлечение стариной и то, что я любил сидеть в темноте. Они хотели, чтобы я был общительнее, ходил на танцы, постригся, занимался спортом. А мне ничего из этого не нравилось. Это не мое. Я там чувствовал себя чужим.
– Ты, кажется, был милым ребенком. Может быть, немного замкнутым?
Он улыбается мне с грустью.
– Да. Я до сих пор такой.
– Это не плохо. Я тоже такая, если честно. Всегда была очень застенчивой.
– Я это почувствовал.
Он переворачивает руку под моей так, чтобы они соприкасались ладонями. Мы одновременно медленно поднимаем взгляды с наших соединенных рук, пока наши глаза не встречаются, и смотрим друг на друга через слабо освещенный стол. Теплый трепет пробегает по всему моему телу, от макушки до пяток, и оседает где-то в животе. Опустив взгляд, я осторожно убираю руку. Пламя свечи на столе, кажется, медленно танцует вальс – крошечные шаги вперед и назад, словно передразнивая то, что происходит между нами. Я к этому не готова.
– Хм, ну а как ты узнал, что у тебя есть брат? – продолжаю расспрашивать я, пытаясь прийти в себя от только что случившегося, что бы это ни было.
Он откашливается, проводит рукой по волосам, и мне вдруг хочется самой прикоснуться к этим темным шелковистым прядям.
– Мать моего отца выяснила, что у ее сына есть двое детей, про которых он никогда не рассказывал никому из семьи. Когда умер ее муж, она наняла частного детектива, чтобы найти нас, хотела, чтобы мы получили долю в его наследстве и стали частью семьи.
Я глотаю кусочек сэндвича и смотрю на него в изумлении.
– Невероятно. И что, ты теперь правда часть этой семьи?
– Да. Моя бабушка – та, что нас разыскала – удивительная женщина. Она просто… потрясающая. Оказалось, что большинство членов семьи вроде как знаменитые люди. Мой дядя, брат моего отца – бывший музыкант, который много лет назад был очень известным, а его сыновья, то есть мои кузены, играют в очень популярной рок группе. Вообще-то, мой брат тоже сейчас играет в этой группе. А моя тетя известная писательница. Деньги, которые мы унаследовали, позволили нам с братом вместе купить здание и открыть студию. Я всегда мечтал иметь собственный бизнес.
– Вы оба тату-мастера?
– Да, так круто. У нас много общего. Хотя он немного с придурью. Не самый простой в общении человек. Есть у него свои заморочки.
– Уверена, со временем это изменится. Представляю, как трудно наладить родственные отношения с людьми, с которыми ты не рос. Наверно, особенно трудно для мужчин, им вообще трудно строить отношения.
– Ты права. Довольно-таки странно, что вдруг, откуда ни возьмись, в жизни появилась куча людей, которых ты раньше даже не встречал. – Он задумывается на мгновение. – Но я от людей не отмахиваюсь. Если мне хочется, чтобы кто-то был частью моей жизни, я делаю все, чтобы этот человек был рядом.
Я спрашиваю себя, не была ли эта искорка в его взгляде и едва заметное изменение интонации в конце этой фразы намеком на меня, и сердце трепещет. Нет. Не может быть.
Чрезмерное влечение, которое я чувствую к нему, сбивает с толку, я сама не понимаю, что с этим делать. Меня никогда раньше не привлекали мужчины настолько моложе меня, и я точно никогда не обращала внимание на мужчин с татуировками и длинными волосами. Но от всего этого, вкупе с его чувственными, ласковыми карими глазами, обаятельным характером, мускулистым телом и убийственной улыбкой у меня внутри все сжимается. Когда он улыбается, то делает это так искренне, от души. Таких людей я называю «старая душа». В нем есть тихая глубина, словно он знает то, о чем никак не мог узнать. Он действует на меня так успокаивающе и в то же время возбуждающе, что меня тянет к нему, как к магниту.
– А ты? – интересуется он. – Братья, сестры? Близкие?
– У меня есть брат, на два года старше меня. У нас дружная семья. Мои родители живут в городе, и я выросла здесь же. Брат живет приблизительно в часе езды, поэтому я часто их всех вижу, и, конечно, мы встречаемся на праздники и дни рождения. – Я быстро делаю глоточек кофе. – Родители до сих пор в шоке от мысли, что я, возможно, буду разводиться. Они старомодны.
Лукас поднимает брови.
– Возможно, будешь разводиться? Значит, есть вероятность того, что вы с Полом снова будете вместе?
От смущения я заливаюсь краской.
– Нет. Очевидно, я просто еще не до конца приняла ситуацию. – Я слабо ему улыбаюсь.
– Ты бы приняла его обратно?
Черт, вот ведь парнишка прямолинейный.
– Лукас… Я не уверена, что хочу об этом говорить.
– Блин. Прости. Ты права. Это не мое дело. – Он выпрямляется, сидя в кресле. – Не хотел тебя обидеть.
– Ты меня не обидел. Ты очень милый, и я признательна тебе за то, что ты привел меня сюда, угостил вкуснейшим латте, за то, что так внимателен. Просто мне тяжело об этом говорить.
Он жестом останавливает меня и улыбается.
– Больше ни слова. Все понятно. Я хочу, чтобы ты расслабилась, а не чувствовала себя неловко.
Мы продолжаем непринужденно болтать о несложном, пока заканчиваем ужин, когда я, наконец бросив взгляд на свои часы, обнаруживаю, что время быстро пролетело.
– Подумать не могла, что уже так поздно. Мне нужно выдвигаться. Я бы хотела быть дома, когда придет Мейси, чтобы ей не пришлось возвращаться в темный пустой дом.
– Конечно. – Он достает из кармана и кладет на стол несколько долларов. – Я провожу тебя до машины.
Все магазины уже закрыты на ночь, машин почти нет, на улице теперь, когда мы возвращаемся обратно, намного тише. Воздух совсем промозглый, кажется, снег уже не за горами. Обычно я надеюсь, что Рождество будет снежным, потому что люблю этот праздник, но это первое мое Рождество без Пола. Маленькие семейные традиции, накопленные за годы жизни вместе, он просто небрежно выбросил на помойку. Надеюсь, у меня все же получится устроить для детей веселый праздник, и им не придется слишком сильно страдать от последствий нашего расставания.
– Ты живешь один? – спрашиваю я, когда мы приближаемся к его студии. Окна с витражами на верхнем этаже красиво светятся. Интересно, как выглядит его квартира изнутри.
– Ага. У меня раньше бывали соседи, в других квартирах, но это место для меня неприкосновенно, поэтому я не хочу жить с друзьями, которые будут его уродовать. Квартира довольно большая, три спальни. Хочешь сходить посмотреть? Там очень красиво. Все дерево и витражи оригинальные. Она даже несколько раз была в журналах.
Ой-ей. Мне нельзя идти к нему домой. Это было бы совершенно неуместно. Правда?
– Нет, но все равно спасибо, – вежливо отказываюсь я. – Судя по твоим словам, квартира правда красивая.
Он смотрит вниз на меня и с надеждой улыбается.
– Может быть, в следующий раз, – говорит он.
Моя машина и винтажный черный «Корветт» единственные машины на темной парковке, как и в прошлый раз, когда я была здесь в неурочное время.
– Это твоя машина? – спрашиваю я, жестом показывая на «Ветт».
– Да, это моя крошка. Жаль, в доме нет гаража для нее. Это единственный минус жизни в этом месте.
– У «Корветт» такие красивые машины. Они всегда мне нравились.
Мы подходим к моей скучной мамской машине, останавливаемся, и Лукас поворачивается ко мне.
– Мне тоже, – соглашается он. – Особенно старые модели. У них такие красивые округлые формы, как у женщины.
Ого! Какое чувственное сравнение. И правдивое.
Я облокачиваюсь на капот своей машины и, слегка подняв голову, разглядываю его. Он правда очень красивый – темные глаза, точеный подбородок и озорная улыбка; хочется просто сидеть и любоваться.
– Спасибо за ужин, – благодарю я, хотя мне не хочется заканчивать этот вечер, первый приятный вечер за очень долгое время. – Все было отлично, особенно латте. Вкуснятина.
Он подходит поближе ко мне и убирает волосы от лица.
– Я хочу снова тебя увидеть, – тихо произносит он, и в его голосе слышится некоторая взволнованность.
Все у меня внутри тает, и, естественно, я несу жалкую чушь в ответ.
– Я приду на следующий прием через две недели.
Пальцем он нежно трогает мой подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть прямо в его глубокие карие глаза.
– Нет. Я не об этом, – отвечает он.
– А о чем? – голос у меня дрожит, как, собственно, и я сама.
Его тело так близко, палец все еще у меня под подбородком, и он уставился прямо мне в глаза – для меня происходящее сплошной шок и потрясение.
– Ужин, – предлагает он. – Я могу сам приготовить или сходим куда-нибудь. Выбирай сама.
– Лукас…
Я не могу.
– Не говори «нет», Айви. – В его голосе нежность и надежда. – Я дам тебе сколько угодно вилок, и постараюсь не думать о всяких штуках, которые можно положить тебе в рот, – поддразнивает он, заставляя меня рассмеяться.
Не представляю, как он умудряется быть одновременно милым, очаровательным и сексуальным. Это совершенно обескураживает.
– Я еще не готова ходить на свидания, – признаю я. – У меня в голове все еще полная неразбериха.
Он пальцем поглаживает меня под подбородком, и я хочу замурлыкать и потереться о него, как кошка.
– У всех в голове сейчас неразбериха, Айви. В наши дни это нормальное состояние.
– Да, это точно.
– Так соглашайся. Не думай об этом, как о свидании. Просто хорошая еда, приятная компания и больше ничего. И вилки.
Этот сексуальный голос и умоляющий взгляд. С каждой секундой не поддаваться на его уговоры все труднее, но я пытаюсь.
– Это не очень хорошая идея. Я не готова, и мне кажется, я для тебя старовата. Хотя я все равно польщена.
– Серьезно? – Он наклоняет голову. – Или ты думаешь, что это я для тебя слишком молод? Потому что твой возраст для меня значения не имеет.
– Ну, это большая разница в возрасте, как ни крути.
Он подходит немного ближе, наши тела почти соприкасаются, я поднимаю руку и кладу ему на грудь. Я хотела остановить его этим жестом, но как только к нему прикоснулась, мое намерение испарилось. Он такой крепкий, такой живой, такой теплый… Настоящий мужчина. Я кажусь себе такой маленькой, зажатая между машиной и его высоким, крепким телом. Плечи и грудь у него такие широкие, что я даже ничего не вижу вокруг. Я поднимаю глаза на него, и в этот момент вижу падающую звезду, пролетающую по небу над его головой.
– Ты понятия не имеешь, насколько ты очаровательна, правда? – тихо спрашивает он. – Твое лицо, и глаза вот сейчас… просто ах!
– Я только что увидела падающую звезду. Сто лет их не видела.
В воздухе сегодня витает что-то волшебное. Не знаю, может быть, это потому, что я рядом с ним или оттого, что стресс последних нескольких месяцев постепенно отступает, давая мне возможность снова наслаждаться маленькими радостями жизни. Что бы это ни было, ощущения чертовски приятные.
– Значит, ты должна загадать желание, – со знанием дела заявляет Лукас. – Или передарить желание мне.
– И что бы ты загадал? Я должна знать, стоящее ли у тебя желание, прежде чем передарить тебе свое, – бормочу я, в то время как мои пальцы против воли очень медленно скользят по его груди. Ткань его фланелевой рубашки тонкая и мягкая, сквозь нее чувствуется тепло его тела.
– Я бы загадал, чтобы ты поужинала со мной, и загадал бы поцеловать тебя на прощание.
Внутри у меня все сжимается, я чувствую, что его сердце под моей рукой колотится быстрее, и мое сердце вторит ему.
– Лукас… это два желания… – шепчу я, внезапно едва в состоянии говорить и дышать.
Он наклоняется ближе ко мне.
– Когда ты так на меня смотришь и так произносишь мое имя, мне еще больше хочется тебя поцеловать.
Я нервно сглатываю, не в состоянии отвести он него взгляд.
– Ты не должен так говорить, – выдыхаю я с дрожью в голосе.
Нервы у меня на взводе. Боже, кого я пытаюсь обмануть? Я вся сейчас на взводе, физически и морально.
Он нежно кладет ладонь на мое лицо.
– Закрой глаза, Айви. Давай загадаем наши желания одновременно.
Лукас – волшебник, и я пала жертвой его чар. Я закрываю глаза, и его губы прикасаются к моим, совсем слегка, едва-едва, но мне и этого достаточно, чтобы увидеть целый звездопад, в этот раз с закрытыми глазами, там, где случаются чудеса. Его поцелуй застает меня врасплох, но он слишком идеальный, не оторваться. Я бросаю сумочку на землю и обнимаю его за плечи. Он целует меня чуть настойчивее, языком чуть касается моих губ, словно просит разрешение на большее. Разомкнув их, я позволяю ему поцеловать меня глубже. Он находит своим языком мой, неспешно лаская его круговыми движениями. Прикосновение пирсинга на его языке и в губе так непривычно и все же очень возбуждает. Думаю, мне нравится. Рукой он берет меня чуть ниже талии и притягивает к себе властным, нежным движением, а его поцелуй становится страстным и настойчивым. Ноги у меня начинают дрожать от робкого желания, руки сами сжимают его мускулистые плечи, я буквально висну на нем от внезапного головокружения, до которого он же меня и довел. Разве первый поцелуй когда-нибудь был таким? Разве поцелуи вообще когда-нибудь были такими? Нет. Уж точно не для меня. Никогда.
От него веет уверенностью и чувственностью, каждый вздох, каждый поцелуй словно точно спланированы, идеальны во времени и по глубине. Это не неуклюжий, неловкий, озабоченный мальчик, поспешно лапающий меня из спортивного интереса. Ни капельки. Он наслаждается моментом. И я не хочу, чтобы он останавливался.
Обеими руками обхватив меня за талию, он с легкостью поднимает меня и сажает на капот машины так, что я оказываюсь выше своего роста, почти на одном с ним уровне. Раздвинув мои ноги и встав между ними, он обвивает свои обтянутые джинсами бедра моими и снова накрывает губами мои губы. Он целует меня долго, глубоко, маняще медленно, обхватив ладонями мое лицо. Такой поцелуй полностью подчиняет и пленяет. Он не оставляет сомнений – Лукас хочет меня. Разумная часть меня велит остановить его, но измученная одиночеством часть одерживает верх, и, проведя руками вверх по его груди и плечам, я обнимаю его за шею. Мои пальцы зарываются в его длинные шелковистые волосы, и мне нравится, как ново и необычно это ощущение. Все в нем удивительно. Это как попробовать в первый раз экзотическое блюдо, которое тут же становится любимым. Странное влечение, которое я почувствовала, когда впервые увидела его, превратилось в мощную силу, с которой теперь нельзя не считаться. Она контролирует, захватывает каждую частичку меня, разносит в прах все мои страхи и опасения и без тени сомнения ведет прямо к этому мужчине. Я даже мимолетно не понимаю смысла этого притяжения. Но вот оно, здесь, и оно сильнее, чем все, что я чувствовала в своей жизни.
Лукас внезапно перестает целовать меня. Его губы совсем рядом с моими, он смотрит на меня несколько мгновений, а затем медленно закрывает глаза, притягивает меня ближе к себе и обнимает. Сквозь одежду я чувствую его возбужденный член, и меня резко обдает горячей волной желания.
То, что я увидела мельком в его глазах, потрясло меня даже больше, чем его поцелуй.
Страсть.
