Текст книги "Вэндал (ЛП)"

Автор книги: Кериен Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– У меня есть идея, – бросаю я, когда стерилизую свое оборудование.

– Скажи.

– Почему бы нам не посмотреть фильм сегодня вечером? Как ты хотела тогда.

Ее возбуждение растет еще больше.

– Мне бы понравилось это! Может, сделаем попкорн? У тебя он есть?

Я притворяюсь раздраженным:

– Блядь, еще и попкорн? Есть ли что-то, чего ты не хочешь?

Позже той ночью я делаю то, что никогда не думал, буду делать. Сидя на диване с чикой, лежащей на мне, ем попкорн и шоколад, смотря глупую комедию. Я не знаю, как я попал сюда или что, блядь, происходит. Иногда это случается.

Под конец фильма она засыпает, и я с легкостью поднимаю её и отношу в спальню. Последние несколько дней и татуировка утомили её, потому что она даже не просыпается, когда я снимаю с нее спортивные штаны и укрываю одеялом. Может быть, это и есть любовь. Просто заботиться о ком-то и пытаться сделать их счастливыми.

Я заползаю к ней в постель и притягиваю её к себе, стараясь не потревожить спину. Стерлинг запрыгивает на кровать и сворачивается калачиком в ногах. Хотел бы я, чтобы Кэти была здесь. Если бы это было так, она бы полюбила Табиту и была бы без ума от Стерлинга. Но ни один из них не находился бы здесь, если бы Кэти осталась жива.

***

Ужасные крики разбуди меня от мертвого сна, и я выпрямился, думая, что Кэти снится кошмар. Мои ноги почти оказались на полу, когда я понимаю, что это не Кэти, а Табита. Она мечется рядом со мной в кровати, скуля и плача.

Я осторожно трясу её:

– Таби…

Она отталкивает и пинает меня, продолжая кричать. Я хватаю ее за руки, чтобы избежать очередного удара в лицо.

 – Таби, проснись.

Проснувшись с дикими глазами, она смотрит на меня, будто бы не узнавая, и пытается выбраться из моих рук.

– Эй... все хорошо. У тебя был плохой сон.

Ее глаза медленно сосредоточиться на мне, и она немного успокаивается.

 – У меня снова был сон об аварии, – говорит она, все её тело дрожит.  – Я вижу свет, приближающийся нам на встречу, и я кричу, но не могу заставить их остановиться. Они просто продолжают наступать! Почему он был на нашей полосе? Почему он не отъехал в сторону?

Бля, она помнит. Я не помню ничего из этого.

– Иди сюда, – мягко говорю я, и через несколько мгновений она оказывается в моих объятиях, но не обнимает в ответ. Я крепко оборачиваю руки вокруг её маленького тела и прислоняюсь щекой к её макушке, желая, чтобы мое прикосновение отняло всю боль и страх.

– Я ненавижу его, Вэндал. Это ужасно. Все, что я могу увидеть – это свет, а затем я лежу на дороге... и все болит так сильно, я вся в крови и не знаю, где Ник... плач ребенка, и я не могу остановить это. – Она рыдает на моей груди, не обращая внимания на то, что ее слова просто превратили мои вены в лед.

Ребенок плачет ...

Как я мог быть настолько глуп, чтобы думать, что только потому, что я ничего не помню об аварии, то и она не будет? Ребенок плачет, значит, Кэти не умерла сразу же, как я убедил сам себя. Как все позволили мне верить. Она была жива и была совершенно одна в гребаном скрученном беспорядке. Плач. Где, ебать, я был?

Я с трудом сглотнул.

 – В аварии был ребенок? Где? Я стараюсь сдерживать дрожь в голосе.

– Я не знаю… в другой машине, я думаю, а может, на дороге. Я не видела её. Это было ужасно. Не хочу думать об этом.

Нет. Только не на дороге. Пожалуйста, пусть это не будет правдой.

– Дерьмо. – Я держу Таби, задыхаясь в собственных слезах. Знание, что Кэти было страшно, больно и одиноко в последние минуты её жизни, разрывает мне сердце.

– Я так по нему скучаю, – произносит она мне в грудь.

Мерзкая ревность разжигается внутри меня, извиваясь вокруг моего горя. Зажимая в руке её волосы, я поднимаю её голову, находя её губы в темноте, пока мой язык ищет её. Её руки цепляются за мои плечи, а ногти впиваются в плоть. Сильно опрокинув её, я опускаюсь на неё, зверски целуя, используя ногу, чтобы удержать её.

– Ау! – резко вскрикивает она. – Моя спина.

Я немедленно отстраняюсь от нее, выходя из оцепенения, в котором нахожусь. Что со мной случилось? 

– Блядь! Мне очень жаль, я забыл о твоей татуировке. Прости меня, – повторяю я, извиняясь за много большее, чем просто причинение боли её спине. Я скажу это еще тысячи раз.

Она поворачивается на свою сторону, подальше от меня, плача в подушку. Ее пальцы, которые всего несколько минут назад были на мне, теперь судорожно сжимают одеяло. Глажу ее волосы в надежде успокоить ее.

 – Мне очень жаль, Таби. Я не хотел тебя обидеть.

– Я знаю... пожалуйста... Я хочу побыть одна.

Слова врезаются в меня, словно горящее лезвие. Она хочет побыть одна, чтобы думать о нем.

Я неохотно оставляю ее в моей постели наедине со своим горем и кошмаром. Схватив одеяло с дивана, я выхожу на задний двор и усаживаюсь в один из шезлонгов под черным, как смоль, небом, на котором полно звезд, похожих на драгоценные камни, как и яркий полумесяц. Все тихо, за исключением стрекотания сверчков и совы вдали. Иногда ночь успокаивает меня, и я уверен, что это дерьмо необходимо мне сейчас.

Кэти. Табита слышала, как она плачет, и я хочу знать, где был мой ребенок. Была ли она в машине, как в ловушке? Выброшенной на дорогу? Я хочу заставить Табиту рассказать мне все, что она помнит, где она была и откуда исходил звук плача. Я хочу захватить ее и требовать, чтобы она рассказала мне, что она видела, что еще слышала. Она должна помнить больше.

Однако я не могу делать подобное. Ни один нормальный прохожий никогда не стал бы спрашивать об этом, и она поймет, что это я что-то сделал с ней, или она будет думать, что я какой-то гребаный лунатик, который задает сумасшедшие вопросы.

Если я зациклюсь на этом, то потеряю остатки разума. Я так сильно хочу выпить, что прямо сейчас могу чувствовать ожег алкоголя в горле, лишь думая об этом. Или я могу принять таблетку, позволив ей усыпить меня и заставить эту боль уйти снова.

Не делай этого. 

Подумай вместо этого о Табите. Сфокусируйся на ней.

Глубоко дыша, я закрываю глаза, перенаправляя свои мысли. Моя голова готова взорваться из-за этой девушки. Я не имею права ревновать ее к умершему мужу. Возможно, я отвлек ее в течение нескольких дней, но она до сих пор скорбит по нему, ей его не хватает. Сны об аварии не помогают. Я слишком хорошо знаю, как это – чувствовать подобное.

Я привел ее сюда, чтобы заставить забыть, дать ей что-то новое, и теперь я не хочу быть только развлечением, потому что отвлечения носят временный характер. Впервые в моей жизни я хочу быть больше, чем просто заменой. Я хочу быть больше, чем простое развлечение для кого-то или кем-то, кто просто приносит новизну в их жизнь.

Я ненавижу то, что Таби в постели одна, преследуемая своими собственными ужасами и воспоминаниями об аварии. Она плачет по человеку, которого она любила и потеряла, хорошему человеку, заслуживающему её любовь. Человеку, который не является чудовищем из ее кошмаров.

Это я.

Глава 17

Вэндал

Когда я просыпаюсь на следующее утро, она лежит со мной в кровати, прижавшись ко мне под одеялом. Она, должно быть, пришла сюда посреди ночи, когда я уже уснул. Она пришла ко мне.

Я разминаю свои затекшие ноги, и вдруг она открывает глаза.

– Привет, – говорю я, заправляя ей волосы за ухо так, чтобы я мог видеть её лицо, и оборачиваю свою руку вокруг нее. – Что ты здесь делаешь?

Она прижимается к моему плечу:

– Я скучала по тебе.

– Прости, – говорим мы одновременно.

– Тебе не за что извиняться, Табита. Это я был мудаком.

– И я была слишком эмоциональна, как обычно.

– Тебе это позволительно. Ты через многое прошла, и я, вероятно, не помогаю.

Она опирается на руку, чтобы смотреть мне в глаза в то время, пока говорит.

– Это не правда. Знаю, что мы знакомы всего несколько дней, но ты многое пробудил во мне. Дело в том, что… – она прикасается к своему ожерелью, глубоко погруженная в свои мысли. – Я хочу сказать, что это правильный путь, но я не знаю, есть ли вообще какой-нибудь правильный путь.

Я чувствую жжение в груди, когда понимаю, что она собирается уйти и пытается сказать мне: «Прощай».

– Я имею в виду, что это пока что единственный способ привести меня в чувство, хорошо? У нас с Ником были особенные отношения.

Боже, я не хочу слышать о Нике. Я не хочу слышать, как сильно она любила его. 

– Он был хорошим парнем, относился ко мне великолепно, всегда был вежлив и в хорошем настроении. Вот, каким он был, его легко было любить. Все, связанное с ним было просто и легко. Не было ни сражений, ни догадок. Я знаю, что никогда не встречу похожего парня и никогда снова так не полюблю, – она пожевывает губы.

Я хочу, чтобы она перестала говорить до того, как наступит плохая часть. Я не хочу быть с ней просто гребаными друзьями.

– Не думаю, что смогла бы еще раз вступить с кем-то в такие же отношения, не сравнивая их с теми, что были у нас с мужем, и, не скучая по нему. Было бы несправедливо заставить кого-то проходить через это.

Она смотрит на меня и слегка покачивает головой.

– Но ты… ты другой. Ты такой угрюмый и таинственный, и есть в тебе что-то, что заставляет меня желать тебя. Ты выводишь меня из себя. Ты непредсказуем и немного пугаешь, но помимо этого ты заботишься обо мне, и я чувствую себя в безопасности. Тот вид отношений, который ты хочешь, темен, глубок и чувственен. Все это так запутано. Это не комфортно и легко. Это то, в чем я нуждаюсь. Что-то совершенно другое, отличное от того, что я имела раньше. Вот этого я хочу.

Она делает паузу и играет с локоном моих волос, вертя его между пальцев.

– Я не знаю, куда это нас приведет и закончится ли, понимаю, что нам слишком рано думать об этом сейчас, но если это все-таки произойдет, я вижу тебя рядом со мной, – говорит она, глядя на меня из-под челки.

– Дерьмо, я думал, ты хотела уйти от меня.

Выдыхая, я беру её за руку и переплетаю наши пальцы вместе.

– Я тоже могу это видеть. С тобой. Возможно, когда-нибудь.

Застенчивая, но счастливая улыбка появляется на её губах:

– Это странно, что мы знаем друг друга лишь несколько дней? Для тебя этого достаточно? Скажи, что да, иначе я с ума сойду.

– Да. Мне кажется, что мы знакомы гораздо дольше, – согласился я, напоминая себе, что преследовал её в течение нескольких недель до того, как встретился с ней, на самом деле. Она ложится на меня сверху, широко расставив ноги. Кладет руки на мое лицо, медленно наклоняется ко мне и целует в губы.

– Я хочу тебя, – шепчет она.

– Тогда возьми меня.

Она отодвигает свои трусики и освобождает из штанов мой член, уже твердый от одних только её слов. Она обвивает руку вокруг него и медленно скользит вверх и вниз перед тем, как опуститься нам меня своей сладкой и тугой киской. Глотая воздух, я хватаю её за бедра, стараясь не причинить боли её спине. Она тихо постанывает, когда я вхожу в нее, её руки расположены на моей груди для равновесия.

Я никогда не позволял чикам меня объезжать. Я всегда должен был держать все под контролем. Но, видя, как она двигается на мне с закрытыми глазами, как раздвинуты её пухлые губы, а голова закинута назад, я не могу думать ни о чем другом, что я хотел бы делать.

Откинувшись, я позволил Таби все контролировать и сделать всю работу, давая ей свободу наслаждаться в своем собственном темпе, даже несмотря на желание схватить ее за бедра и начать жестко натягивать на свой член. Есть что-то поразительное в том, чтобы видеть, как застенчивая женщина выходит из своей скорлупы, обретает уверенность и использует свою сексуальность. Не буду врать: я встречал немного застенчивых женщин, но та, что сейчас здесь, завораживает меня.

***

–Уфф! Не думаю, что смогу снова через это пройти. У меня до сих пор все болит, – скулит она, пока я настраиваю тату-машинку на столе.

– Мы можем подождать день или два, если ты хочешь. Я не собираюсь заставлять тебя, – я осторожно поднимаю её рубашку, чтобы проверить свою вчерашнюю работу, это выглядит на ней горячо как ад. Пернатые крылья – одна из моих лучших работ.

– Это великолепно, – говорю я ей. – Однажды это заживет, но будет больно, – я медленно провожу пальцем по её спине и наклоняю голову, чтобы прошептать её на ухо: – Тогда я смогу нагнуть тебя, буду трахать и смотреть на эти крылья на твоей спине, когда ты кончаешь.

Она поворачивает голову ко мне.

– Ах, так вот почему ты хотел сделать крылья на моей спине? – она дразнит меня, когда я стягиваю свою рубашку через голову.

– Может быть, – отвечаю я, ухмыляясь.

– Я думала, причина в том, что ты хочешь освободить меня.

– И это тоже. Так что, будем делать сегодня или подождем до завтра?

Она падает на кресло и отворачивается от меня:

– Нет, давай закончим. Я буду страдать.

Я хватаю Стерлинга и запираю его в спальне с кучей кошачьих игрушек, а затем подключаю свой MP3 плеер к док-станции, чтобы мы могли послушать музыку, пока я работаю над ней.

Натянув свои черные латексные перчатки, я изучаю вчерашнее тату. Есть еще несколько областей, к которым я собираюсь вернуться позже и проработать тени. Я люблю в своем искусстве придерживаться реалистичности.

– Черт! Я забыла, как это больно! – вскрикивает она, когда я начинаю работать. – Мне кажется, ты должен дать мне кожаный ремень, чтобы я зажала его в зубах.

Мой член напрягается в джинсах от этой картинки:

– Думаю, я могу это организовать, дорогая. Но не для этого.

– Я не собираюсь думать об этом сейчас. Так твой брат татуировщик?

– Да.

– И он играет на скрипке.

– Ага.

– Вау. Так много талантов в одной семье.

Я смеюсь:

– Если бы только знала. –  Я вытираю её белой тканью. – У тебя есть братья или сестры?

– У меня есть старшая сестра.

– Какая она? Вы близки?

– Она моя полная противоположность. Высокая и великолепная, она всегда совершенна. Она вышла замуж за одного из этих мега-богатых парней, живет в особняке и ездит на Porsche. У них есть близнецы, мальчик и девочка, которые так же совершенны. Я не вижусь с ней часто; она слишком занята, будучи светским человеком, чтобы возиться с ее маленькой неуклюжей сестрой.

– Ты тоже хочешь жить в особняке? – спросил я, заранее зная ответ. Это просто не в её стиле.

Она трясет головой:

– Боже, нет. Клянусь, я один раз заблудилась в её доме. Я осталась там однажды и даже не смогла найти дорогу из своей комнату на кухню. Вот это дом моей мечты.

– Вот этот? Мой?

– Да, мне нравится здесь. Тут так спокойно и уютно. Держу пари, здесь так же восхитительно и зимой, и осенью. Мне бы нравилось здесь фотографировать, я бы сошла с ума от количества идей.

– Если тебе тут так нравится, ты можешь остаться. Можешь жить здесь, если хочешь.

Да, я тороплю события, но мне плевать. Я хочу, чтобы она жила в месте, которое любит и которое её вдохновляет. Я ей многим обязан.

– Что? Ты сумасшедший?! Ты не можешь просто позволить кому-нибудь жить в твоем доме.

– Не кому-то… только тебе.

– Почему? Ты меня едва знаешь. Я имею в виду на несколько недель еще нормально, но так… на неограниченное время.

Я аккуратно надавливаю на её спину.

– Наклонись немного вперед, детка, и не крутись, – говорю я, начиная прорисовывать нижние перья на её спине.

– Не думаю, что когда-нибудь вообще знал кого-то, Таби. –  Я вытираю кровь и возобновляю работу. – Я знаю до хрена людей, которые знают друг друга годами, а потом кто-то из них оказывается мудаком или сукой, и они такие: «Что, ебать, только что произошло?». Так что, я не так уж доверяю давним знакомым. Для меня имеет значение мое внутреннее чутье о людях, я живу настоящим моментом и предпочитаю иметь дело с их дерьмом позже.

– Это очень романтично, Вэндал, очень в твоем стиле.

– Ты думаешь? Однако я серьезен. Ты можешь остаться здесь, насколько хочешь, я не возражаю. Даже после того, как я вернусь домой через несколько недель. Если хочешь, то можешь пожить тут, расслабиться, пофотографировать и просто подумать о жизни, все в порядке.

Она на некоторое время замолчала, и я рад, что она не может уйти.

– Не думаю, что он так нравился бы мне без тебя, – говорит она, и её голос наполнен грустью.

Я снова вытираю чернила и кровь с её спины, прежде чем ответить ей.

– Я мог бы приезжать на выходные. Это не так далеко. Может, не каждые, смотря над чем я буду работать. Подумай об этом.

То, чего я действительно хочу, так это забрать её с собой домой, но понятия не имею, как буду держать её в неведении относительно аварии, группы и каждой другой гребаной вещи, о которой я пока не готов ей рассказать. Если бы она осталась здесь, и я просто приезжал бы на выходные, то смог бы изолировать её от остальной части своей жизни и не втягивать в это дерьмо.

Именно так, только если она захочет меня видеть после времени, проведенного здесь. Я не смогу остановить себя только при условии, что это может продолжиться. Я никогда раньше не думал о женщине в долгосрочной перспективе. Все они были лишь на время. Но с Табитой… Чем больше времени я провожу с ней, тем больше не хочу, чтобы это заканчивалось.

– У тебя есть работа? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.

Она раздраженно выдыхает.

– Я оставила свою работу после того, как Ник скончался. Я просто не могла больше с ней справляться. Большинство дней я не могла встать с постели, а когда приходила, то не могла взаимодействовать с людьми. Я была в полном раздрае. Я проводила почти целый день в ванной, плача. Они уволили бы меня, в конце концов. У меня был долгий разговор с моим боссом, и она согласилась сказать компании уволить меня так, чтобы я могла оформить пособие по безработице на несколько месяцев, и попытаться выбраться из своей депрессии.

– Это отстойно. Сожалею об этом. Кем ты работала?

– Просто работник на ресепшене. Ничего захватывающего.

Я нахмурился:

– Не говори так. У тебя была работа, и я уверен, ты была великолепна в этом. У тебя очень приятный голос и охренительная улыбка. Это то, что люди хотят видеть и слышать.

– Спасибо, но это не то, чему я хотела бы посвятить свою жизнь.

Я стягиваю перчатки и кладу руки на её обнаженные плечи:

– Давай сделаем перерыв. Повернись.

Поворачиваясь ко мне, она вытягивает руки над головой и разминает шею, её груди превосходно приподнимаются. Импульсивно я наклоняюсь вперед и целую ложбинку между ними.

– Ты выглядишь чертовски сексуально, сидя таким образом. Я забыл, что хотел сказать.

Она застенчиво улыбается:

– Совсем памяти лишился?

– Да нет. Хотел спросить, чем ты хотела бы заниматься, кем работать?

– Хмм… Моя страсть – это фотография, – даже когда она просто говорит об этом, улыбка появляется на её лице, а глаза начинают светиться. – Наверное, в совершенном мире я хотела бы фотографировать, проводить тематические фотосессии, продавать свои работы, может, издать фото-книгу. Мне очень нравятся художественные фотосессии.

– Тогда это ты и должна делать.

– Я хочу, но необходимо время, чтобы добраться до того момента, когда ты начнешь получать за это какие-либо деньги. Даже если так! Ник и я говорили об этом, и думаю, что должна согласиться с его мнением: это отличное хобби, но не то, на чем можно зарабатывать.

Я действительно хочу сказать, что Ник – засранец, разрушающий мечты, но сдерживаюсь, чтобы не расстраивать её. Может, он просто пытался быть реалистом.

Я расставляю на столе еще больше баночек с чернилами.

– Думаю, мы все должны следовать нашей мечте, если можем. Я был начинающим художником в течение долгого времени, играя на гитаре, чтобы заработать денег и делать тату. И в один прекрасный день моя жизнь изменилась.

Она наклоняет голову, и её светлые волосы падают на грудь:

– Что произошло?

– Я получил письмо от женщины, которая утверждала, что она – моя бабушка. Я понятия не имел, кто она. Мой отец сбежал, когда мне было четыре, а мать была наркоманкой. В пять меня усыновила другая пара, но они не были хорошими родителями. У меня никого не было. Потом я получаю письмо от женщины, претендующей на роль матери моего отца, которая хочет встретиться со мной. Она утверждала, что понятия не имела о моем существовании за несколько недель до того, как написала это письмо.

– Вау… и что ты сделал? Когда это было?

Я убираю волосы с лица и начинаю разливать чернила по баночкам.

– Я проигнорировал его. Это было шесть лет назад. Я послал её. Где, блядь, она была, когда мой приемный отец выбивал из меня все дерьмо? Но спустя два месяца крошечная старушка появилась у моей двери. У меня было похмелье и какая-то незнакомая чика в постели, так что я сказал ей уйти.

Воспоминания еще живы в моей памяти, что заставляет смеяться над тем, что бабушка сделала дальше.

– Я попытался закрыть дверь, но она остановила её ногой и ворвалась в мою квартиру. Она вытащила девчонку из моей кровати, заставила меня принять душ и выбросить весь мусор.

– Святые угодники!

– Без шуток. Я был зол, как ад. Но что я мог сделать со старушкой, в которой где-то всего пять футов росту, а лет под девяносто.

Она хихикает, прикрыв рот рукой:

– О, мой Бог. Что ты сделал?

– Я сидел в недоумении. И она рассказала, что она моя бабушка, мать моего отца, но она никогда не слышала обо мне до последнего времени. По-видимому, мой отец был известным музыкантом, когда был моложе, ну и мудаком к тому же. Я предполагаю, что он трахал женщин направо и налево, а когда они залетали, сбегал. То же случилось и с моим братом Лукасом. Никто о нем не знал. Бабушка узнала о нас в одно время и наняла частного детектива, чтобы найти обоих. Думаю, она не разговаривала с ним долгие годы, пока дерьмо не вылезло наружу.

– Ничего себе!

– В общем, она сказала, что мой дед умер недавно и до неприличия богат, и она хочет убедиться в том, чтобы все её внуки получили свое наследство. Включая, то, что её сын выбросил на ветер.

Её глаза расширяются, а челюсть отвисает:

– Что? Серьезно?

– Чистая правда, детка. У меня вдруг появилось пять миллионов долларов, брат, бабушка, куча кузенов и дядя с тетей. И дикость заключается в том, что все они хотели, чтобы я стал частью их семьи. Я даже денег не хотел. Я сказал нет. Но бабушка продолжала настаивать и вновь, и вновь приходила ко мне, пока в один день не затащила меня в кабинет своего адвоката, а затем и к себе домой. Это было какое-то сумасшедшее дерьмо, которое изменило всю мою жизнь. Я и Лукас начали общаться и узнали, что мы оба обалденные тату художники. Мы скинулись и открыли вместе салон. Потом я попал в группу и купил эти два дома бла, бла, бла. Конец истории, я думаю.

Дерьмо. Я не должен был упоминать группу. Слишком поздно. Надеюсь, она не будет об этом спрашивать, а если так, то я облажался.

Она сидит с широко открытыми глазами, рот приоткрылся, и просто смотрит на меня в страхе:

– Вэндал. Вау. Это все так ... невероятно.

– Да. Это так. Для меня это было так же невероятно. Хотя, бабуля изумительна. Она делает лучшее гребаное печенье, оно может излечить любую душевную рану.

– Это звучит удивительно. Может быть, мы встретимся когда-нибудь? – спрашивает она осторожно, и я понимаю, что она просит о большем, чем просто о встрече с бабушкой. Она хочет узнать, буду ли я держать её рядом с собой и нравится ли мне она настолько, чтобы я познакомил её со своей семьей. Я никогда не делал этого раньше. Никогда не знакомил чик с друзьями или семьей. Да, иногда они приходили на концерты, чтобы послушать меня, или наведывались ко мне домой, но я не хотел, чтобы они встречалась с моей семьей. Ни одна из них не интересовала меня. Меня пугает то, что я вижу Табиту, разговаривающую с бабулей, они пьют чай на кухне и едят печенье, как я видел, Эви делала.

Хочу ли я быть как Шторм? Иметь постоянную девушку, являющуюся частью моей семьи? Держащую меня за руку и улыбающуюся мне?

Нет.

Я хочу темную версию этого. Хочу, чтобы это было так, как я фантазировал много лет. Жить с сабой, которая отдает мне всю себя, когда я того хочу или нуждаюсь в ней. Я хочу, чтобы она желала только меня, нуждалась только во мне и была связана со мной навсегда. Хочу, чтобы она доверяла мне без вопросов и сомнений и принимала меня несмотря ни на что. Хочу, чтобы она была открыта для всех темных вещей, которые я хотел бы проделывать с ней, и она хотела бы их так же сильно, как и я. Хочу, чтобы она была на коленях, склонившись, умоляющая, связанная и оттраханная мной, но по-прежнему желающего большего. И после всего этого, да… Я хочу, чтобы она обожала меня, была рядом со мной и, да, возможно, любила. Не хочу снова чувствовать себя одиноким и покинутым. А если она сможет дать мне это все? Я бы с чертовым удовольствием позволил ей сидеть и есть печенье с бабушкой столько, сколько она захочет.

– Мы можем продолжить? – спрашивает она тихим голосом. – Не могу дождаться, чтобы увидеть её.

Она поворачивается ко мне спиной, чтобы я мог продолжить работать. Она никогда не получит ответа на свой вопрос, но я решил оставить все, как есть. Блядь. Ненавижу это черное облако из горя, лжи и обмана, повисшее между нами, которое уже готово взорваться.

Мы как бомба замедленного действия. И даже бабушкино печенье не сможет это исправить.

Глава 18

Табита

Две недели. Четырнадцать дней. Сколько бы я не думала, не могу понять, как за такой короткий промежуток времени моя жизнь так сильно изменилась. Я настолько поглощена Вэндалом, что едва осознаю, что он не часть меня. Он как наркотик, которым невозможно насытиться. Чуть-чуть никогда не хватает. Мне всегда нужно больше.

Все, о чем я могу думать, пока он не прикасается ко мне, это о том, когда же он снова дотронется до меня. Заставлять его улыбаться каждый день – моя новая цель. Раньше я хотела заснуть навечно, теперь же только если нахожусь в его руках.

Как сейчас. Я недавно проснулась, моя спина прижата к его груди, наши руки переплетены, а голые тела будто бы единое целое.

Я немного поворачиваюсь, и он вместе со мной, его уже твердый член прижимается к моей попке. Он высвобождает руку, скользит ей вниз по моему животу, бедру и затем кладет мою ногу на себя. Поднимает голову с подушки и зарывается лицом в мою шею, его губы теплые и влажные, когда он медленно входит в меня сзади. Мое тело инстинктивно выгибается навстречу ему, открываясь. Он притягивает мою ногу ближе к себе, и я немного откидываюсь назад, повернув попку так, чтобы еще лучше встречать его толчки. Наши тела двигаются в унисон, сливаясь воедино. Я никогда не чувствовала с кем-то подобной эмоциональной близости. – Обожаю трахать тебя, когда ты только проснулась, – стонет он мне в ухо. – Ты такая мягкая и теплая.

– Ммм… – бормочу я, поворачивая голову, чтобы встретить его губы.

– Хочешь, чтобы я будил тебя так каждое утро, не так ли? – его рука зарывается между моих бедер, а пальцы идеально ласкают клитор.

– Да, – выдыхаю я, мое тело прижимается ближе к нему.

– Попроси меня, и, возможно, я выполню твою просьбу.

– Пожалуйста…

Он покусывают мою шею, входя в мою киску еще глубже, срывая стон с моих губ.

– Пожалуйста, что? – требует он. – Не заставляй меня вытягивать из тебя слова, Таби. Проси то, чего хочешь, или не получишь этого.

Его глубокий, с командующими нотками, голос заводит меня так, как не заведет ни один вибратор, включенный на полную мощность. Я свожу бедра вместе, сжимая его руку, и обхватываю его шею, задев несколько прядей волос.

– Пожалуйста, всегда трахай меня с утра, – говорю я, учащенно дыша, все мое тело дрожит.

Одним быстрым движением он переворачивает меня на живот и приподнимает мои бедра, вводя член обратно.

– Всегда – это очень расплывчатое понятие, детка. Ты должна умолять лучше.

– Пожалуйста, заполняй своим членом мою киску каждое утро.

– Как долго? – он так сильно вбивается в меня, что я клянусь, он достает членом до шейки матки. Моя киска сжимается вокруг него, и оргазм проходит через все тело. Мои руки сжимают простыни из египетского хлопка.

– Всегда, – я задыхаюсь, когда мое тело содрогается, и его горячая струя рывками выплескивается глубоко внутри меня. Его руки скользят вверх по бедрам и нежно ласкают мою спину.

– Твои крылья так красивы, – мягко произносит он, все еще тяжело дыша. – Я люблю смотреть на твою спину, когда насаживаю на мой член. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, как прекрасно выглядишь в этот момент, – он вынимает член и игриво шлепает меня по попке. – Иди, приготовь нам завтрак, я скоро приду.

У нас установился определенный распорядок. В конце первой недели, проведенной вместе, он дал мне электронную книгу после того, как узнал, что я люблю читать. Вместе с привычными для меня любовными романами, я купила книги на тему подчинения и легкого БДСМ. Оттого что я узнаю и изучаю вместе с ним, все большая часть меня пробуждается, и я чувствую, что нахожусь именно там, где должна быть. Подчинение ему кажется естественным для меня. Мне нравится прислуживать ему, делать все, что он просит, и давать ему то, в чем он нуждается. И это не потому, что я слабая женщина, полностью зависящая от мужчины, я никогда не была такой. Это совсем другое. У меня есть потребность и желание отдаться ему и доверить свое тело, сердце и душу. Даже когда он включает режим подонка, я чувствую себя обожаемой и любимой. Хотя не понимаю, что заставляет его вести себя подобным образом, я готова стать для него отдушиной. Я никогда не узнала бы, что со мной будет, если бы не согласилась на его предложение. Это изменило меня навсегда.

Где-то глубоко внутри него есть человек, который хочет быть любимым, однако он сильно пострадал. Думаю, долгое время никто не понимал и не принимал его таким, какой он есть на самом деле. Он предпочитает отношения такого рода, чтобы держать все под контролем, тем самым оберегая себя. Я знаю, что он тоскует по своей дочери, даже если не говорит о ней. Если мое присутствие здесь дает ему то, чего он хочет, и удовлетворяет его потребности, я не возражаю. Он выполнил свое обещание: заставил меня двигаться дальше прочь от моей депрессии.

В то время как он проверяет свою электронную почту, я готовлю для нас блинчики и яйца и жду его за столом. Когда он приходит и занимает свое место, я наклоняюсь и целую его.

– Спасибо, что поназабивал мне голов сегодня ночью, – говорю я, но в первый раз за все время он не смеется над нашей маленькой шуткой. Его лицо напряжено, на нем нет и тени улыбки. Мы едим в тишине, закончив, он отталкивает назад стул и встает.

– Я собираюсь уехать на некоторое время. Я оставил для тебя запись в дневнике.

Оставил запись? 

– Хорошо, что-то случилось?

Он качает головой, но в его глазах темнота и беспокойство.

– Нет. Увидимся позже.

В замешательстве я смотрю, как он обувается, берет ключи и выходит, тяжело хлопнув дверью. Через несколько минут его мотоцикл заводится, и он уезжает. Все дальше от меня.

После того, как убираюсь на кухне и кормлю Стерлинга, я иду в гостевую комнату и открываю дневник. На кровати также лежит коробка, но я пока н собираюсь открывать её.