Текст книги "Вэндал (ЛП)"

Автор книги: Кериен Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Я мог бы остаться с тобой на несколько дней, чтобы ты не был один.

– Мне нравится быть одному, я к этому привык, – голос мой прозвучал подавленно и отстраненно даже для меня.

На секунду он оторвал взгляд от дороги, чтобы прочитать правду по моему лицу:

– Ты не обязан быть один. Я знаю, что ты чувствуешь, Вэндал. Моя жизнь не сильно отличалась от твоей. Разница только в том, что сейчас я пытаюсь сделать ее лучше.

Я уставился в окно, разглядывая мелькающие деревья.

– Я позволил себе сблизиться с Кейти, а теперь ее нет, Лукас. Думаю, предельно ясно, что мне не суждено завести семью.

– У тебя еще есть мы. И мы никуда не денемся.

Я знаю, что детство у Лукаса было таким же отстойным, как и у меня. Он родился через шесть лет после меня, а наш отец бросил его, когда тот еще был совсем ребенком с восемнадцатилетней матерью, которая передала его деду и бабке, и они растили Лукаса, пока не умерли. Тогда подростком его занесли в систему для усыновления. Когда мы впервые встретились пять лет назад, он был так рад, что у него есть родной старший брат и целая куча двоюродных, которых ни один из нас до этого не видел. Само собой, я оказался сплошным разочарованием, как старший брат, этакий анти-социальный мудак. Разве я мог сравниться с нашими идеальными братьями Валентайнами с их такими же идеальными родителями?

Хотя этот малыш не сдался. Он был полон решимости стать частью моей жизни, и чтобы мы оба вошли в доброжелательный круг нашей новой семьи. Мало-помалу я старался принять этих людей, как свою семью, и, в общем-то, они классные люди. Хотя я до сих пор не могу свыкнуться с этим.

Лукас повернул к длинной подъездной дороге к моему дому и остановил машину у лужайки.

– Мне зайти с тобой? – спросил он.

Я покачал головой:

– Нет, мне нужно побыть одному, – я посмотрел через ветровое стекло на дом, который казался еще более одиноким, чем обычно. – Лукас, спасибо, что был рядом последние несколько дней. Сам знаешь, я не очень хорош во всей этом хрени, и в голове сейчас просто пиздец, но я ценю то, что ты рядом.

– В любое время. Если тебе что-то понадобится, просто позвони, ладно? Плевать, что именно или сколько будет времени… что угодно.

Я потянулся к заднему сидению и забрал свою сумку.

– Спасибо, мужик.

Он откашлялся и заколебался на секунду:

– Завтра… я могу приехать и забрать тебя, мы можем поехать вместе.

От мысли о завтрашнем дне у меня сжало в груди. Хотел бы я как-то остановить время и отложить «завтра» на несколько лет. Блядь, да навсегда. Я не готов похоронить свою крошку. Я никогда не буду готов попрощаться с моей Кейти.

Я прижал пальцы по лбу:

– Э, да. Думаю, это неплохая идея. Не думаю, что смогу… – я тяжело сглотнул и постарался не дать волю слезам, которые угрожали вырваться на свободу и ни за что не остановиться. Я, мать его, не смогу совладать с этим.

– Вэндал, можешь не продолжать. Я буду здесь завтра утром. Уже на месте меня будет ждать Иви. С тобой все будет нормально?

Я откинулся на спинку сидения и покачал головой.

– Нет, черт возьми. Я уже никогда не буду в норме, Лукас.

– Мы все ее любили. Она была замечательным ребенком. Но ты должен попытаться двигаться дальше, понимаешь? Знаю, все это дерьмо разрывает тебя на части, но не позволяй этому затянуть тебя на дно. Договорились?

– Ага, – растеряно ответил я. – Будь здесь завтра.

Я вышел из машины до того, как разрыдался перед ним. Ни за что, блядь, на свете не дам слабину у кого-то на глазах.

Войдя в дом, я не почувствовал, что вернулся к себе. Я купил этот дом два года назад, когда, наконец, добился совместной опеки над Кейти. Мне хотелось, чтобы у нее была своя спальня, когда она будет ночевать у меня, и милый двор, где будет играть. Я старался дать ей некую нормальность в своем безумном образе жизни. Не то чтобы я что-то знал об этой норме.

Но теперь все это не имеет значения, потому что ее больше нет.

***

Дома было как-то жутко. Слишком тихо. Здесь больше не было жизни. Вот так просто, в одно мгновение все исчезло. У меня никогда не было семьи, да я никогда ее и не хотел, а потом неожиданно у меня появился незапланированный ребенок от какой-то чокнутой суки, которую я трахнул после концерта, а потом какое-то время держал поблизости, чтобы было с кем отрываться. Следующее, что я понял, я стал отцом и должен бороться против мира просто, чтобы видеться со своим ребенком. Я пропустил первые три года ее жизни, потому что ее мать просто хотела вести себя, как стерва. Кейти была ангелом и заслуживала большего, чем двоих уебков в роли родителей. Может, поэтому ее и забрали у нас.

Я медленно прошел по темному коридору и остановился у двери в комнату Кейти. Ее розовый ночник был включен, освещая комнату. Я не хотел заходить, но не смог остановиться. Сочетание ее присутствия и ее голоса стало невыносимым, и я упал на колени посреди комнаты. Боль в груди невозможно было сравнить ни с чем из того, что я чувствовал до этого, будто у меня вырвали сердце и разрезали на мелкие кусочки. До чего же я хотел вернуть ее. Хотел ощутить ее маленькую ручку в своей руке, еще раз уложить ее в постель. Подняв голову, мой взгляд упал на Тедди, укутанного медведя Кейти, которого она оставила здесь, чтобы «он заботился обо мне». Я подполз к небольшой кровати и положил голову рядом с маленьким медведем, которого еще несколько дней назад мы вместе укрыли ее одеялом, пока она не вернется. Прижав лицо к медведю, я больше не мог сдерживать слез.

Глава 4

Вэндал

Стоя на похоронах собственной дочери, я был не больше тени. Боль, которая терзает мое сердце и душу, превратила меня в неподвижного зомби. Я вроде как здесь, но меня здесь нет. Я стою рядом с маленьким, белым закрытым гробом, пока люди подходят колонной и говорят всякую хрень. Я молчу.

Закрытый гроб. Любой, кто когда-либо хоронил дорогого человека в закрытом гробу, знает, что под этой крышкой что-то ужасное. И я знаю это. И не могу перестать об этом думать. Я хочу открыть его и посмотреть на свою крошку. Хочу увидеть те увечья, которые она получила из-за меня, так я смогу мучать себя этой картиной всю оставшуюся жизнь. Мне нужно испытать ту боль, что она, должно быть, почувствовала. Я хочу проживать ее и страдать, как того заслуживаю.

– Вэндал? – скрипучий голос моей бабушки выдернул меня из размышлений.

Я повернулся и опустил глаза где-то на фут, чтобы встретиться взглядом с бабушкой. Она сжала мою руку:

– Не погружайся в мрачные уголки разума, милый. Кейти всегда будет присматривать за тобой.

– Бабуль…

Она потянулась к моей руке, и я сделал то же самое, потому что нет способа избежать чего-то, когда бабуля этого хочет. Она – это пять футов седовласой почтительности. Это женщина, которая пять лет назад отыскала меня, когда узнала, что у ее сына было два взрослых сына, о которых он никогда ей не говорил. Это она настояла, чтобы мы с Лукасом получили равные доли миллионов в наследство от нашего деда. Бабуля изменила мою жизнь. Если бы только она разыскала нас раньше.

Она вывела меня на крыльцо у похоронного дома. Свежий воздух хорошо на меня подействовал и помог немного очисть голову.

Она улыбнулась мне и погладила мои длинные черные волосы. Только ей я разрешал касаться своих волос.

– Потерять ребенка – это худшее, через что человек может пройти, – сказала она, снова заговорив. – Частичка нас умирает вместе с ним.

Я кивнул и задался вопросом, кого из детей Валентайнов она похоронила и когда.

– Лучше не станет, – продолжила она, – cам знаешь, какой бред говорят люди на эту тему. Но ты научишься двигаться дальше, а ее образ будет жить в твоем сердце. Боль никогда не уйдет. Ты всегда будешь размышлять, как бы она выглядела во столько-то лет или во столько-то. Ты будешь развивать с ней тайные отношения, и это нормально.

Она сильнее сжала мою руку:

– Ты сможешь пройти через это, Вэндал. Ради нее и ради себя.

– Это моя вина, бабуль. Я никогда не должен был садиться в ту чертову машину.

Я по-прежнему винил себя, хотя расследование аварии и не дало результата. Другой водитель выпил пару стопок за ужином. Он не был пьян, но вполне мог быть не совсем трезв. Я знаю, что меня оправдали. На дороге было темно, к тому же, на том участке много поворотов. Может, мы оба виновны и оба отключились в тот самый роковой момент. Я никогда не узнаю этого наверняка, но глубоко внутри, в районе кишечника, я знаю, что это моя вина.

– Милый, жизнь сама по себе – это серия ошибок, сожалений, неправильных решений, трагедий и лишь иногда проблески удачи. Это не твоя вина. Ты любил ее. И ты бы никогда не причинил ей боль.

Я покачался вперед и назад на ногах. Я слышал ее слова, но не знал, смогу ли когда-нибудь поверить им.

***

Я остался у могилы Кейти, пока все не разошлись, после того как Деб в истерическом плаче увезла ее семья.

– Вэндал, нам пора идти. – Я почти забыл, что Лукас был здесь, стоял, прислонившись к огромному дубу, наблюдая за мной.

Я не мог оторвать взгляда от холмика свеженасыпанной земли, рядом с которой сидел. Моя прекрасная малышка, которая спала под розовым одеялком, в окружении своих плюшевых медведей, сейчас лежит в ящике в этой земле. Я боролся с желанием раскопать руками землю и похоронить себя с ней. Мне хотелось, чтобы эта грязь заполнила мое горло, задушила меня, тогда я бы смог уснуть вместе с ней навсегда.

Ботинки Лукаса оказались рядом со мной.

– Темнеет. Извини, Вэн, но нам нужно ехать.

– Я не могу оставить ее.

Он засунул руки в карманы.

– Я знаю. Но я должен отвезти тебя домой. И Иви ждет у меня дома.

Я бросил камешек, который держал в ладони.

– Должно быть, миленько. Ее муж знает, где она сейчас? – как только эти слова вырвались из моего рта, я пожалел о сказанном. Мне нравится причинять людям боль; я кайфую от этого. Мне хочется, чтобы они почувствовали боль, которую чувствую я, и разочарование, которое мне приходится испытывать. Мне это просто кажется справедливым. Хотя это и не справедливо по отношению к Лукасу.

– Не стоит об этом говорить, Вэндал. Я понимаю, что тебе больно, но не нужно кидаться в меня своим дерьмовым сарказмом. Я еду домой. Если хочешь ехать, вставай.

Я не поднял взгляда, когда он ушел от меня к своей машине. Я не сомневался, что он оставит меня здесь после того, что я сказал ему, потому что я этого заслужил.

Минуты перетекли в часы, синее небо сперва окрасилось оранжевым, а потом стало серым. Я не хотел оставлять ее здесь, но понимал, что не могу просидеть на кладбище всю ночь. Поцеловав кончики своих пальцев, я приложил их к холмику земли, которое стало новым одеялом для моей дочери.

– Спи спокойно, моя девочка, – прошептал я. – Я скоро вернусь.

Когда я дошел к концу узкой тропинки и вышел через кованые ворота кладбища, то увидел на парковке одинокий автомобиль. Я потащился к черному Corvette и сел в машину. Не говоря ни слова, Лукас завел автомобиль и выехал на дорогу. Я повернулся к нему, но его глаза оставались прикованными к дороге. Его татуированные руки оставались напряженными, пока он держал руль, углубившись в собственными мысли.

– Прости, я засранец, – сказал я после нескольких минут молчаливой езды, тогда он, наконец, признал мое присутствие.

– Я забуду об этом, потому что знаю, как тебе больно, – сказал он. – Но еще я скажу вот что: я охренеть, как из кожи лезу, чтобы узнать тебя. Я думал, как круто было, когда мы вместе открыли тату-салон и присоединились к группе. В отличие от тебя, я был рад новой семье и тому, что вокруг меня теперь люди, которые понимают и принимают меня. Но ты… Я просто, блядь, не знаю, мужик. Ты ведешь себя так, будто всех нас ненавидишь.

Я попытался сесть поудобнее на тесном сидении. Наверное, Corvettes придумали для лилипутов. Мне всего лишь хотелось вернуться домой и остаться в одиночестве, тогда я смог бы выпить, глотнуть пару таблеток и моя боль бы занемела. Последнее, чего мне сейчас хотелось, так это говорить по душам с младшим братом.

– Я не ненавижу тебя, Лукас. У меня просто плохо получается сходиться с людьми.

Он сжал челюсть:

– Может, тебе стоит лучше пытаться, Вэндал. Тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, Кейти не была единственным человеком, который в тебе нуждался? Или, может быть, люди, которые стараются быть рядом ради тебя, хотят увидеть какую-то ответную реакцию? Нельзя только брать, брать и брать, – он мельком глянул на меня и обратно перевел взгляд на дорогу. –  Иногда ты бываешь просто невыносим, и тогда я удивляюсь, почему меня это вообще заботит. Если на протяжении какого-то времени только прогонять собаку пинками, в конце концов, она не захочет возвращаться. Подумай об этом.

Я кивнул и поиграл с нитками на своих штанах.

– Я подумаю об этом, Лукас.

Больше ни один из нас не проронил ни слова по дороге к моему дому.

***

Может, я и безрассудный, но все решения, которые я принимал в своей жизни саморазрушения, были просто принятыми решениями. Может, путь, который подтолкнул меня к принятию таких решений, не зависел от меня в большинстве случаев, но, в конце концов, это были мои решения.

Я был чист и трезв в течение двух лет, и я сделал этот выбор, чтобы быть хорошим отцом для Кейти. А сейчас я сижу на кровати с бутылкой водки и пузырьком таблеток, и я решаю вернуться к своему старому способу прожигания жизни.

Потягивая неразбавленную, обжигающую жидкость, лежа посреди кровати, мои мысли вернулись к Рени. Я более, чем уверен, что сейчас она тоже покоится под землей. Хотя было установлено, что ее смерть также результат несчастного случая, мою вину за то, что в ту ночь она оказалась со мной в машине, никто не отменял. Она умерла, пытаясь быть кем-то больше, чем была на самом деле. Для меня она была не больше, чем игрушка для секса и невиновная жертва моей неспособности построить доверительные отношения с людьми. Я не знал ее настолько, чтобы горевать по ней, но мне было хреново из-за того, что ее жизнь оборвалась. Она хотела большего, чем я мог ей дать, хотя я всегда честен с женщинами, с которыми трахаюсь. Они знают, что не будет ни любви, ни обязательств, ни заботы. Будет только веселье и трах. Ничего больше. Тем не менее, кажется, женщины всегда думают, что получат больше, и каждая считает, что станет той единственной, что изменит меня.

Я закинулся таблеткой и запил ее водкой.

Змея всегда остается змеей. А горбатого только могила исправит.

Глава 5

Вэндал

Из глубокого, оцепеневшего сна меня вырвал стук и звон в дверь. Не прекращающийся, блядь. Когда мне стало ясно, что после десятиминутного стука они не собираются уходить,  я пошел через коридор, держась рукой за свои больные ребра. На мне были только спортивные штаны, и, перешагнув через мусор, кучу пустых бутылок и разбросанную на пороге почту, я открыл дверь. На пороге стояла Эви с полными пакетами из продуктового.

– Какого хрена тебе надо? – выплюнул я.

Она протиснулась мимо меня и поставила пакеты на мою, заваленную всяким мусором, кухонную стойку, скинув пару пустых бутылок из-под водки на пол.

– Ты пропустил последние пять репетиций, – сказала она, оглядывая помещение с нескрываемым отвращением. – Никто не видел тебя уже две недели.

Я подошел к холодильнику, достал пиво, открыл его и сделал большой глоток.

– Кто ты такая? Уже стала гребаным менеджером нашей группы?

Она начала скидывать всю грязную посуду в раковину, потом подошла к холодильнику, перетащив с собой и мусорное ведро, чтобы выбросить старую еду, которая уже начала там гнить.

– Это просто отвратительно, Вэндал!

– Да ни хрена. Спросила бы, есть ли мне вообще какое-то дело до этого. И хули ты здесь делаешь?

– Я пришла проведать тебя и принесла немного еды. Еще поубирать здесь, раз уж это необходимо, – она посмотрела на меня с головы до ног, а потом указала на мой живот. – Ты похудел.

Она завладела моей кухней, словно торнадо, положила продукты в холодильник, перерыла одежду в шкафах и выбросила весь хлам.

После всего звона и грохота, который она не переставая воспроизводила на кухне, как только до меня дошло, я потянулся за еще одной банкой пива:

– Я не нуждаюсь в твоей сраной помощи. Шторм знает, что ты здесь, строишь из себя горничную для его конченного братца?

– Да, он в курсе, где я. И ты не конченный, Вэндал. Все о тебе переживают. И ты нужен им на репетициях, группа не может выступать без басиста. Еще тебе не помешает принять душ, почувствуешь себя лучше.

Выпив залпом остатки пива, я бросил пустую банку на столешницу, на которой она только убрала, и решил посмеяться над ней:

– Можете все отвалить.

Эвелин сделала глубокий вдох и посмотрела на меня с опаской. Я знаю, что она побаивается меня, но вот она здесь, стоит прямо на линии огня. И я уже не уверен, она такая непоколебимая или просто дура.

– Спасибо за еду. А теперь вали из моего дома.

Я развернулся и направился обратно к кровати, но она схватила меня за руку. Когда я уставился на нее и вырвал свою руку из ее хватки, но она продолжила стоять, похожая на потерявшегося щенка с подрагивающей нижней губой. Слова, сказанные Лукасом, с болью отозвались во мне: «Если на протяжении какого-то времени только прогонять собаку пинками, в конце концов, она не захочет возвращаться».

Не знаю почему, но ее глаза, в которых поблескивали слезы, доконали меня. Я боролся с собой, чтобы не заплакать перед ней, но не смог контролировать слезы и боль, которая снова наполнила мою грудь. Я сел на холодных кафельный пол, и она присела рядом со мной, обняв меня своими крохотными руками, как только могла, притягивая к себе.

– Все хорошо, – она снова и снова шептала мне эти два слова. Ничего не хорошо, но сидя рядом с ней, я не чувствовал себя уже таким одиноким.

Не уверен, сколько времени я проплакал на полу рядом с ней, но после того как я успокоился, она взяла меня за руку, отвела в спальню и накинула на меня одеяло, когда я завалился на кровать.

Когда я проснулся несколько часов спустя, ее уже не было, но везде было убрано, а стирка постирана и сложена. Дверь в комнату Кейти была по-прежнему закрытой, и я понадеялся, что Эвелин не заходила туда и ничего не трогала, потому что я хотел, чтобы все было так, как оставила Кейти. Я пошел на кухню, чтобы перекусить что-нибудь из того, что принесла Эвелин, и увидел на холодильнике записку.

«Я вернусь на следующей неделе. И буду приходить до тех пор, пока больше не придется. Эвелин»

Я смял записку и выбросил в мусорное ведро.

***

Я взял свою бас-гитару и сел на диван, чтобы поиграть, но так и не смог погрузиться в музыку. Все звучало просто отстойно. Другой фетиш позвал меня по имени, и я знал, что он не оставит меня в покое, пока я не сдамся. Я положил гитару на кофейный столик и пошел в главную спальню. У задней стенки шкафчика стояла маленькая черная, цвета оникса, коробочка, которая была у меня с двенадцати лет. Я сделал ее сам, тогда я еще не знал, что мне в нее положить, но вскоре в ней лежало то, что было мне дороже всего.

Я поставил коробочку на край ванны и открыл крышку. Внутри было несколько блестящих лезвий для бритвы и одно очень старое, ржавое, в засохшей крови. Мое самое первое лезвие, которое я все эти годы храню, как сувенир.

Я достал одно из лезвий, и сердце забилось сильнее, узнавая эйфорию, которая была уже на подходе. Я сдвинул в сторону свои спортивки и провел лезвием вниз по внешней части бедра, алая полоса следовала за лезвием, как брошенная любовница. Боль всегда была мне лучшим другом и величайшим избавлением. Я еще раз провел лезвием, надавливая в этот раз сильнее, прикрывая глаза, когда боль и агония покинули мою душу, переместившись в ногу и медленно покидая мое тело капля за каплей, которые медленно стекали по моей плоти.

***

На следующий день я решил сходить в студию и развеяться немного с группой, я уже пропустил до хрена репетиций и более, чем уверен, что парней это начало выводить из себя.

– Где тебя носило, черт возьми? – требовательно спросил Ашер, стоило мне войти в студию. Я поставил свой чехол с бас-гитарой и попытался сфокусировать на нем взгляд. Похмелье всегда было моей больной темой.

– Остынь, чел, я же здесь, – пробормотал я.

Мой кузен Тэлон поставил свою гитару и подошел ко мне, усаживая меня на один из ближайших стульев:

– Ты снова ужрался в стельку. Неужели ты ехал в таком состоянии?

Я кивнул и усмехнулся:

– Думаю, «все еще» больше подходит, чем «снова», Тэл.

Он покачал головой в ответ на мои слова и повернулся к своим братьям:

– Он просто в говно, парни. Не стоит ему здесь находиться.

Нико, огромная псина Шторма, подбежала ко мне и положила голову мне на ногу. Я запустил руку в его длинную шерсть. Кейти любила этого пса и часто использовала его в качестве подушки, клала на него голову и дремала вместе с ним на полу, пока мы часами репетировали. Я собирался подарить ей щенка на следующий день рождения. Я наклонился и прислонился головой к большой, пушистой голове пса. Мне хотелось почувствовать то, что чувствовала Кейти.

– Вэндал, черт возьми. Мы знаем, что тебе больно, но это дерьмо должно прекратиться. Ты не можешь продолжать тупо напиваться; ты же разрушаешь собственную жизнь. Кейти бы не хотела, чтобы ты так жил. Мы тоже этого не хотим, – голос Шторма привлек внимание пса, и он отошел от меня к своему хозяину.

– У нас намечается тур, Вэн. И скоро, – напомнил Ашер, – и черта с два ты будешь играть в таком состоянии. Я не позволю тебе развалить мою группу своим дерьмом. И насрать, насколько ты хороший басист. Мы тут задницы надрывали, кроме того, что все пытались помочь тебе, но ты не можешь продолжать бухать или быть под кайфом двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Шторм встал перед Ашером и положил руку ему на плечо, наш вечный миротворец:

– Вэндал, мы тут поговорили. Ты же знаешь, мы все чертовски пытались помочь тебе, но ты даже не пожелал помочь себе.

Он глубоко вздохнул и потрепал Нико по голове, прежде чем посмотреть на меня:

– Мы думаем, будет лучше, если ты на какое-то время покинешь группу, а мы подыщем того, кто сможет подменить тебя во время тура. Я очень надеюсь, что в следующем году тебе станет лучше, и ты сможешь вернуться. Это то, чего все мы хотим. Нам просто кажется, что тебе нужно больше времени, может, тебе лучше вернуться в реабилитационный центр или поговорить с доктором. Все, что тебе нужно.

Поверить не могу в это дерьмо; они выкинули меня из группы. Кейти и группа – вся моя жизнь. Быть частью «Эшес и Эмберс» – для меня как мечта. Все эти годы репетиций и выступлений наконец-то помогли мне кое-чего добиться. Аш взял меня в группу не потому, что я ему нравился, и не потому, что мы семья. Этот хрен ненавидит меня. Но он кайфует от моей игры на басе, и мой стиль им идеально подходит.

Я поднялся на ноги и посмотрел на Шторма, немного покачиваясь, перед глазами комната казалась мне расплывчатой.

– Когда мне станет лучше? Это то, что мне нужно сделать?  Я и не думал, что болен.

Шторм затянулся своей электронной сигаретой и выпустил дым:

– Я не это имел в виду. Я стараюсь быть тактичным.

Я послал ему дьявольскую усмешку:

– Знаешь, кто тактичен, Шторм? Твоя подружка. Ты хоть задумывался, почему она приходит ко мне домой каждую неделю? Может, ей так скучно сидеть дома. Мне кажется, она хочет, чтобы я привязал ее к своей постели.

Шторм набросился на меня:

– Ну ты и уебок!

Тэлон схватил его и отвел назад кулак Шторма до того, как тот достиг моего лица.

– Не трать время, Шторм, – сказал Тэлон. – Он не понимает сейчас, что несет. Он же обдолбанный.

– Как обычно, – добавил Ашер. – Уходи и дай знать, когда ты снова начнешь серьезно относиться к делам группы. У нас нет времени на всю эту хрень. Мне своих дел хватает.

Я схватил свою бас-гитару и повернулся к нему, посмотрел ему в глаза и потом перевел взгляд к его груди. Я решил слегка задеть ключ от старого шкафа со «скелетом», который висел у него на шее, и который он никогда не снимал.

– Конечно, тебе давно пора разобраться с реальностью, – пробормотал я. – Она ведь никогда не вернется.

Он зашипел на меня.

– Проваливай отсюда к чертям собачьим, – прорычал он сквозь зубы.

Я хлопнул дверью позади и направился к своей машине. Нахуй их. Они никогда не найдут достойного басиста, чтобы заменить меня, а фанаты будут в бешенстве.  Я один из самых популярных в группе. Они еще будут умолять меня вернуться, и пофиг, буду я пьян или нет.

Когда я снова сел за руль, чтобы уехать домой, я прекрасно понимал, что не стоит ехать самому, но мне уже было насрать на это дерьмо. Мне больше было нечего терять. Захотелось протянуть руку судьбе, как это только было возможно, потому что я тоже должен был умереть в той аварии, но судьба тут облажалась. И нет ничего такого в том, что я сам протягивал руку помощи высшим силам.

Глава 6

Вэндал

Надгробный камень напоминал произведение искусства. Сейчас, когда я стоял напротив него, я понял, почему на его изготовление ушло три месяца. Похоже, я должен извиниться перед парнем, который его делал, за то, что гнал на него за продолжительность работы. На камне было выгравировано цветочное поле с изображением Кейти, которая бежала и смеялась с плюшевым мишкой в руке. Каждая деталь настолько реальна, что стоит каждого потраченного пенни.

Я прихожу на ее могилу каждую вторую субботу, потому что именно в этот день я бы забирал ее к себе. Я просто еще не готов отпустить отведенное нам время. Каждый раз я приношу с собой плюшевого мишку, и вот сейчас около ее могилы предостаточно таких небольших подарков, и других подарков, которые приносил ей каждый член семьи, как я полагаю.

Я залез на огромный дуб, который затеняет эту часть кладбища, и устроился на большой, толстой ветке, прислонившись к стволу. Мне нравится сила дерева, еще мне нравится думать, что оно оберегает мою малышку. Я сижу на нем каждый раз, когда прихожу сюда, позволяя умиротворению проникнуть в меня. Может, это и ненормально, но здесь я чувствую спокойствие и свою принадлежность к земле, в которой лежит моя дочь. Только здесь я чувствую, что мое место здесь.

У меня начали неметь ноги, поэтому я повернулся, чтобы свесить их с ветки, когда увидел какое-то движение краем глаза, тогда медленно развернулся и посмотрел на девушку, которая стояла на коленях перед могилой довольно-таки далеко от моего дерева. Я впервые увидел еще кого-то на кладбище за все то время, что приходил сюда, посидеть с Кейти. Со своего места я отчетливо слышал, как она тихо говорит с надгробием, ложа свежие цветы на только выросшую траву. Дерьмо. Я понадеялся уйти, но не мог спрыгнуть с дерева, тем самым перепугать до чертиков тех, кто тоже был на кладбище. Я засунул в уши наушники и стал слушать какие-то треки, ожидая ее ухода, но вскоре мое внимание переключилось на нее, она завывала как раненный зверь. Я вытянул наушники и покосился в ее направлении. Она стояла на коленях, обхватив руками голову, покачиваясь вперед-назад, в безудержных рыданиях. Я отвел взгляд, слишком хорошо зная, что она сейчас чувствует. Горе – злой монстр, который пожирает тебя заживо.

***

На город уже начали опускаться сумерки, когда плакальщица, наконец, ушла, и я смог слезть со своего дерева. Я подошел к могиле, у которой она плакала, больное любопытство подтолкнуло меня прочесть надгробие. Двадцать семь лет. Я уже собирался уйти, но что-то меня остановило. Я развернулся и уставился на дату смерти. Эта дата будет высечена в моем разуме и сердце до конца жизни, потому что это тот же день, когда умерла Кейти.

Ледяной поток распространился по моим венам, пока я смотрел на дату, и некоторые отрывки информации о той аварии всплыли в моей голове. Помню, как Лукас сказал, что другой водитель был молод, с ним в машине была его жена, которая довольно сильно пострадала.

Я чертовски уверен, что прямо сейчас стою у могилы еще одного человека, которого, возможно, убил.

Просто охренеть.

Домой я ехал на своем байке, выбрав длинный путь, чтобы очистить голову от всех мыслей, что там роились. Я ни разу не спрашивал о дополнительной информации о пассажирах другой машины, даже не уверен, что их имена хоть раз кто-то упоминал. А мне и так было достаточно тяжело принять смерть Кейти, но сейчас, увидев произошедшее со стороны других пострадавших, у меня поехала крыша. Я не могу выкинуть из головы образ той плачущей и завывающей девушки.

Я вернулся домой уже когда стемнело, и не прошло и десяти минут, как кто-то позвонил в мою дверь. Я поставил свой стакан и пошел к двери и открыл ее с нескрываемой досадой.

– Что теперь? – потребовал я, когда Эвелин прошла мимо меня, неся маленькую перевозку для животных. Совершенно сбитый столку, я смотрел, как она открывает маленькую дверь этой пластмассовой клетки.

– Это еще что, черт возьми? – спросил я, когда она прижала к моей груди маленького, пушистого зверька.

– Котенок.

– Какого хрена с ним не так? – я немного отодвинул его от себя и уставился на его мордочку. Он косоглазил. Очень.

– Он слепой, – вот так просто ответила она.

Я внимательнее присмотрелся к крохотному, серому с белыми лапками котенку.

– Слепой? У него, блядь, совсем глаз нет, Эви.

Я поверить не мог в то, на что смотрел.

– Знаю, Вэндал. Этого крошечного котенка мучали какие-то злые подростки. Сейчас он в норме, но ему удалили глаза хирургическим путем после того, что с ним случилось. Но теперь у него зажили все травмы, и он готов вернуться домой. Он был на попечении три месяца, пока у него заживали травмы и пока он заново учился приспосабливаться. Ему всего шесть месяцев.

Его мучали? Кто, блядь, издевается над котятами? Инстинктивно, я ближе прижал его к груди, и он энергично замурлыкал.

В замешательстве, я посмотрел на Эви.

– И почему он здесь?

– Ты его полюбишь. Но тебе действительно придется проявлять свою любовь к нему. И у «него» есть имя, познакомься со Стерлингом.

Я покачал головой и попытался вернуть котенка ей:

– О, нет. Нет, нет и еще раз нет. Я не смогу позаботиться о котенке, Эв. У меня никогда не было кошки. Или собаки. Даже этих чертовых рыбок или растений.

Ее лицо озарила сладкая, но смелая улыбка:

– Ну, теперь ты гордый обладатель слепого котенка, и это не обсуждается. Вы нужны друг другу. Вас обоих потрепало. Он абсолютно спокойно может есть, пить и отыскать свой маленький домик. Просто поставь его вещи в безопасное место, покажи, где что стоит и больше не переставляй.

Она замолчала на секунду и посмотрела на мою ногу.

– У тебя на шортах кровь?

Блядь. Видимо, я захватил грязные шорты, когда вернулся домой и решил сменить джинсы на что-то более удобное.

– Несколько дней назад я порезал себя, – ответил я, не глядя на нее. Я сфокусировался на котенке, нежно поглаживал его по голове, пока он мурлыкал и вибрировал.