Текст книги "Похоть (ЛП)"

Автор книги: Кер Дьюки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Автор: Кер Дьюки
Книга: Похоть
Серия: Элитная семерка #1

Жанр: современный любовный роман, темный роман, эротика

Возрастное ограничение: 18+

Перевод: Анастасия Михайлова

Редактирование: Анастасия Михайлова

Русификация обложки: Александра Мандруева

Предисловие

«Элитная семерка»

С 1942 года общество «Элитная семерка» растило и направляло влиятельных лидеров, дабы создать лучшую страну. Общество было основано Малькомом Бенедиктом II, желавшим, чтобы американцы добились как можно большего. Преумножали богатства. Расширяли сферы влияния. Становились сильнее. По мнению мистера Бенедикта совершенно несправедливо, что у некоторых лидеров было достаточно способностей, но не хватало влияния. Потому он вложил собственные деньги и время в создание общества, год за годом выпускавшего лучших из лучших.

Однако чтобы стать лучшим, нужно проявить безжалостность.

Иной раз лидерам приходится идти на жертвы. Время от времени на серьезные, но ради великих наград. Мистер Бенедикт заботился о том, чтобы лидеры претворяли в жизнь свои желания. Будучи набожным католиком он создал общество, лидеры которого воплощали грехи, так понукаемые среди простых людей. Если во имя страны они отказывались от любви, радости и счастья, то заслуживали чего-то взамен.

Гордыня. Зависть. Гнев. Леность. Алчность. Чревоугодие. Похоть.

К выбору лидеров для общества подходят очень избирательно. Их может быть лишь семь. И каждый год инвестиции и время уходят на новую семерку. Заместитель декана университета является связующим звеном, приводя абитуриентов к предшественникам, дабы начать отбор. Выпускники, состоящие в обществе, выдвигают кандидатов, выбор и одобрение которых проходит путем голосования.

После избрания кандидатам выдается жетон и приглашение на посвящение. На нем проверяется сила характера и способность пойти на то, что принесет выгоду обществу. Как только испытания пройдены, посвященных незаметно клеймят отличительным знаком общества и обучают в процессе получения элитного образования. Так растят влиятельных людей, которыми они и должны были стать.

Из «Элитной семерки» нет пути назад. Деньги и власть – вот награда посвященных. Если они решат сбиться с пути или нарушить правила, общество лишит их всего. Всего, что у них когда-либо было. Перед ними больше не откроется ни единой возможности. Поддержка общества более будет им недоступна. До сих пор неизвестно ни о едином случае изгнания члена общества. Каждый юноша или девушка стремится стать частью элиты, о которой шепчутся среди привилегированных. Любой, кто хоть что-то знает об обществе, втайне надеется, что их сын или дочь будут избраны, ибо после удача осыпает семью на десятилетия вперед.

 Пролог

У бурных чувств неистовый конец.

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

Рэтт

20:15.

Часы на приборной панели словно насмехались надо мной. Было уже поздно, и это мягко сказано.

Переключив скорость, я удержал шины на мокрой дороге под разыгравшимся в небе штормом. Словно он собирался выпустить в мир чертова Кракена.

Мне нравилось жить в Новом Орлеане, но погода в сезон ураганов походила на суку с биполярным расстройством. В одну минуту лил проливной дождь, а ветер был таким сильным, что мог сдуть шкуру с аллигатора, тогда как в следующую воздух становился жарче задницы Сатаны.

Мои дворники отчаянно боролись, чтобы дать мне хоть какой-то обзор, и я заметил знак, означавший, что до нужного мне поворота осталось полмили.

Радио стало издавать статический белый шум, прерывая новый трек «Post Malone». Я шлепнул по нему, но это, очевидно, не решило проблему.

Вечер становился все более дерьмовым, но будет только хуже, когда мама узнает, как поздно я забрал младшего брата.

Недовольно сопя из-за ускользавшего времени, я пытался сфокусироваться, пока машина на скорости преодолевала расстояние.

Сквозь стену дождя я различил вспышки красных и синих огней, тут же убавив скорость и медленно поехав в сторону съезда.

«Идеально».

Ударив ладонями по рулю, я прищурился, силясь разглядеть сквозь струи воды.

Впереди показались оранжевые конусы, и мне пришлось остановить машину.

Дождь хлестал по ветровому стеклу, затуманивая зрение. Было почти невозможно разглядеть, что происходило снаружи.

«Черт».

Будто мне и без того не хватало дерьма.

Все, о чем я мог думать, это Робби, стоявший сейчас на улице перед студией карате, насквозь промокший и без сомнения голодный.

Я был дерьмовым старшим братом, сущим эгоистом. Чувство вины продолжало нарастать, но что бы ни случилось тут, это было дерьмово. Похоже, мне не дадут проехать в ближайшее время.

Проигнорировав продолжавшие приходить сообщения от нашей встревоженной матери, я открыл беседу с моим лучшим другом, просившим меня отказаться от вечеринки сегодня и пойти с ним.

У него было смертельное желание рискнуть и сесть за руль под действием наркотиков в такую погоду. Но этому не бывать.

Я отослал ему ответное сообщение, попросив сперва заскочить на вечеринку на пару часов, а потом отшвырнул мобильник на пассажирское сидение.

Этим вечером я напою его – что было с ним проще простого – и заберу ключи от машины. Никаких гонок и смертей сегодня.

Я опустил стекло и попытался остановить полицейского, расставлявшего конусы и, тем самым, перекрывавшего дорогу.

– Сэр, мне действительно нужно проехать туда, – закричал я, став размахивать руками, чтобы привлечь его внимание.

Прогремел гром, вслед за которым небо прорезали молнии.

Этот шторм должен был начаться лишь завтра.

Дождь мгновенно стал хлестать в открытое окно, заливая меня и кожаный салон моего нового «доджа чарджера». Каким же эгоистичным придурком я был, если подобное раздражало даже в такой ситуации.

Мне следовало готовиться к вечеринке на другом конце города.

Робби должен был забрать отец, но ему снова пришлось задержаться на работе. Было бы не так обидно, если бы его офис не располагался всего лишь в пяти кварталах отсюда.

«Придурок».

Большинство мальчишек восхищались своими отцами, но не я. Мой был претенциозным идиотом, возненавидевшим меня за выбор футбольной стипендии. По его мнению, я обязан был взять у него деньги и пойти по его стопам в мир финансов.

Он не скрывал, что Робби – его любимый сын. Я даже не винил отца за это. Нет никаких правил относительно того, что родственники не могли конфликтовать. Мы боролись, и еще как.

К моему окну подошел офицер в дождевике, который, впрочем, никак не мешал свирепому ветру направлять струи воды ему прямо в лицо. Несчастный ублюдок.

– Вам нужно повернуть, сэр, – проинструктировал он, и меня охватило раздражение.

Я практически видел здание сквозь скопление магнолий на противоположном конце дороги.

Разочарованно вздохнув, я посмотрел на возведенный барьер, а потом кивнул офицеру.

– Ладно.

В зеркало заднего вида я наблюдал, как он шел к машине, остановившейся позади меня, чтобы, очевидно, дать те же инструкции.

Черт, остаток пути мне придется пробежать трусцой и промокнуть до нитки.

Оставив машину на обочине, я выскочил из салона и тут же пожалел, что не надел пальто. Ботинки шлепали по асфальту, сейчас больше походившему на реку, чем дорогу.

Офицер торопливо направился ко мне, зло указывая на мою машину.

– Вы не можете оставить здесь свою машину, – прокричал он, качая головой.

Я посмотрел мимо него на скорую, остановившуюся возле двух полицейских машин, припаркованных под странным углом. Прищурившись, я различил грузовик прямо за ними. Похоже, он въехал в дерево.

Мне было видно лишь заднюю часть и, слава богу, номерной знак оказался незнакомым.

– Мне нужно лишь сбегать и забрать брата с занятий по карате. Я итак опаздываю, а ему всего двенадцать, сэр, – крикнул я, пытаясь воззвать к его человечности.

Дождь мешал говорить, поливая меня и пропитывая одежду. Без пальто рубашка превратилась во вторую кожу, скользкую и прилипшую к телу. Словно намазанную клеем. Джинсы стали тяжелыми, а по спине побежали мурашки, когда мать-природа швырнула порыв ледяного ветра мне в шею.

Я с раздражением услышал хлюпанье в ботинках, когда шагнул вперед, убирая с глаз волосы.

Листья срывало с деревьев и кружило в такт набиравшему скорость ветру.

Офицер промолчал, смотря сквозь деревья на здание, на которое я указывал, а потом вновь перевел взгляд на место аварии.

Тишину вдруг разрезала сирена, и я увидел приближавшуюся пожарную машину.

– Все плохо, да? – кивнул я в сторону аварии. Вздрогнув, я сложил руки на груди, чтобы хоть немного прогнать холод.

– Как зовут твоего брата? – спросил полицейский, отрывая меня от разглядывания повреждений грузовика позади него.

Я заметил мужчину, сидевшего на заднем сидение полицейской машины и завернутого в одеяло.

– Это водитель? Он в порядке?

– Скажи имя своего брата, сынок, – он чуть повернул голову, чтобы лучше слышать меня, хоть и проигнорировал мой вопрос.

«Дерьмо». Робби, должно быть, с ума сходил. Он был впечатлительным ребенком, а уже темнело. Мне действительно нужно поторапливаться.

– Робби, и он сейчас наверняка очень взволнован. Брат ждал маму около часа назад, – признался я, поведя плечами от чувства вины.

Я настоящий ублюдок. Мама попросила забрать его, поскольку была чем-то занята, а отец буквально свалил на нее новость с работой допоздна.

Она заставила меня пообещать, что я не забуду и не опоздаю, а сам был слишком занят минетом от капитана чирлидеров. Полный идиот.

Я давно пытался включить ее в свой список побед, но она сопротивлялась. До сегодняшнего дня. Впрочем, девчонка оказалась еще той шлюхой с глубокой глоткой, как у профессионалки.

Совершенно сумасшедшая и чертовски сильно жаждущая мой член, она превзошла все мои ожидания.

– Ты сказал, ему одиннадцать? – офицер вырвал меня из воспоминаний о ее губах, обхватывающих мою головку.

– Двенадцать, – поправил я, испытывая разочарование из-за всего этого дерьма.

«Боже, чувак, у меня нет на это времени». Черт, я надеялся, что Робби не решил, что им пренебрегали или что-то вроде того. Мама мне яйца за это оторвет.

– У вас есть его фотография?

– Что? Зачем?

«Какого черта? Зачем ему понадобилась фотография?»

Из подъехавшей машины вышли пожарные, став переговариваться на повышенных тонах, чтобы хоть как-то слышать друг друга посреди разверзшегося потока, усложнявшего им работу.

Я напрягся, ловя их слова, и от услышанного у меня скрутило живот.

– Он прижат к капоту грудью. Как только отделим его от машины, парень упадет. Мы должны минимизировать повреждения тела.

Дерьмо, это звучало ужасно.

– Мне нужно идти. Обещаю, я быстро, – крикнул я офицеру и побежал. Он что-то сказал мне вслед, но я итак потратил на него уйму времени.

Обогнув пожарную машину, я срезал путь, скосив через деревья. Ветер продолжал завывать, яростно хлеща ветки. Те, в свою очередь, били меня по лицу, царапая кожу. С каждым следующим шагом ноги все глубже погружались в землю, превратившуюся в мокрую жижу и заливавшуюся в мои ботинки.

К тому времени, как, наконец, преодолел кусты, я явно выглядел ужасно. Ботинки и джинсы были заляпаны грязью, и с таким же успехом на мне могло и вовсе не быть рубашки. Темные волосы липли к глазам, мешая обзору.

Мама будет должна мне за такое дерьмо.

Перейдя улицу, я заволновался, не обнаружив силуэта Робби под фонарным столбом, где он обычно ждал нас.

«Черт».

Я осматривал парковку, ища глазами любое укрытие, где брат мог бы спрятаться, но нигде не находил его.

Подбежав к зданию, я схватился за ручку и потянул, но дверь оказалась заперта, а внутри не было света.

Мама предупредила, что занятие Робби было последним на сегодня, и что потом здание запирают, потому у него не будет возможности вернуться.

Я точно ублюдок.

Сердце в груди гулко стучало, нервная энергия пыталась вырваться наружу, зудя под кожей все сильнее с каждым мгновением, поскольку я никак не мог найти Робби.

«Да где же ты?»

Небо темнело, казалось, с каждым вздохом. Вновь прогремел гром, и я вздрогнул.

Меня охватило беспокойство, а в груди стала подниматься паника.

– Робби! – крикнул я, капли дождя отскакивали от моих губ.

Ничего.

– Робби, – попытался я снова, более настойчивым тоном. Я зашарил по карманам в поисках мобильника, но тут же вспомнил, что оставил его в машине. «Черт».

Огни скорой, будто насмехаясь, прорывались через деревья, а потом кто-то выбрался из кустарников. Я тут же рванул навстречу.

Впрочем, сразу замедлил шаг, увидев, что силуэт оказался слишком крупным, чтобы принадлежать Робби.

Офицер.

«Какого черта?»

Моя машина даже никому не мешала. Найти брата сейчас было куда важнее. Пусть этот придурок выпишет мне штраф.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил офицер, приближаясь.

– Рэтт. Рэтт Мастерс. А что? – рявкнул я, внутри меня боролись гнев и страх.

Он посмотрел на здание, где занимался Робби, а потом снова перевел взгляд на меня.

– Его там уже нет, – произнес я, прежде чем он успел подумать, что я все выдумывал.

«Где же ты, Робби?»

– Ладно, мне нужно, чтобы ты выслушал меня и приготовился к тому, что я собираюсь сказать, – офицер так серьезно посмотрел на меня, что каждый волосок на моем теле, казалось, встал дыбом.

Раздался глухой стук.

У меня закружилась голова, когда мозг пронзила догадка. Я повернулся к месту аварии за деревьями, а потом отшатнулся.

«Робби».

– Подождите. Стойте. Нет-нет, – я покачал головой, подняв руку. Я не был готов к тому, что он хотел мне сказать.

Я просто чувствовал, что это нечто плохое.

Темнота наступавшей ночи будто обхватила горло сильным кулаком и стала сдавливать.

– Авария... грузовик съехал с дороги и сбил мальчика.

«Стоп».

«Не смей этого говорить, мать твою».

– По нашему мнению ему около одиннадцати-двенадцати.

«Заткнись. Не могу это слушать».

– На нем была одежда для карате.

Бум. Бум. Бум.

«Робби».

Сознание заволокло туманом, дурманя разум. Живот скрутило, к горлу стала подступать желчь.

«Это не Робби. Нет, не может быть».

«Нет».

«Ни за что».

Я пытался убедить себя, что этого не могло быть, но правда сжимала сердце.

Робби пошел по дороге, потому что я оставил его, а теперь он прижат грузовиком к дереву.

– Он не выжил, – произнес офицер, положив руку мне на плечо. – Мне жаль, сынок.

«Нет».

Я стал качать головой, как сумасшедший, и сбросил его руку.

– Он умер при ударе. Уверен, твой брат даже ничего не успел понять.

«Возьми свои слова назад».

«Это не Робби».

– Ты можешь пойти со мной? Нам нужно связаться с твоими родителями, – он указал рукой, но я лишь отступил назад.

«Нет».

«Заткнись нахрен и перестань меня трогать».

Я вновь ощутил силу в ногах – они больше не подкашивались – и тут же рванул вперед.

Прежде чем даже успел осознать, я оказался среди деревьев и подошел к грузовику.

Бам... бам...

– Воу, какого черта? Отойди сейчас же, – рявкнул кто-то, но я смог лишь упасть на колени.

– Робби, – крикнул я, от рвущегося рыдания сдавило горло, грудь будто разъедало кислотой.

Я увидел его – сперва рюкзак, выглядывавший из-за бампера, а потом и совершенно мокрые каштановые волосы, свисавшие набок.

Робби. Мой младший брат...

Меня схватили чьи-то руки, но я стал вырываться, споткнулся и упал прямо в грязь на задницу. Сердце бешено грохотало в груди, глаза жгли слезы, и меня вырвало.

– Уберите его, – прокричала кто-то неподалеку, но голос потонул в шуме дождя.

Мать-природа словно рассекла небо, оплакивая мою потерю.

Я потянулся вперед, захватывая воздух.

– Робби, – прохрипел я.

Это все моя вина.

Моя вина, черт побери.

Глава 1

Ничто больше не казалось реальным.

Все перестало быть ясным.

Гроб слишком мал.

Этого не должно было случиться.

Откуда-то из динамиков лилась песня «В объятиях ангелов». Воздух был словно токсичным.

Я будто вдыхал яд, он сжимал мои легкие, душил. Мне хотелось, чтобы он и правда пробрался мне в горло и убил. Так бы не пришлось находиться здесь и носить траур.

Отец сидел рядом со мной, сдержанный и собранный, но он так сжимал перчатки, что его костяшки побелели. Лицо обрамляли темные тени, скрывая, тем самым, печаль.

Цветочные композиции, сложенные в слова, смеялись надо мной, отделяя нас от гроба.

«Сын».

«Брат».

Я не знал даже половину собравшихся. Повсюду раздавались всхлипы, а я хотел отгородиться от них – вырыть руками грязь и заполнить ею собственные уши. Лишь бы не слышать их боли. Не видеть печаль.

Все это было слишком.

И во всем повинен я.

Когда гроб стали опускать в землю, с губ матери сорвался звук, которого я никогда раньше не слышал. Он сотряс воздух, и все волоски на моих руках поднялись.

Если бы у смерти был голос, то он бы походил на прерывистые вопли моей матери. Она и сама умирала, ее разбитое сердце сейчас раздирали на клочья на глазах у всех.

По моему телу прошла волна холода, кожа заметно побледнела.

– Нет, нет, нет! Только не мой малыш! Пожалуйста! Прости меня. Прости меня, Робби... – взвыла мама, горе окутало ее своим коконом и стало выжимать воздух из легких.

Мою грудь так сильно сдавило, будто ломались ребра, а сердце готово было упасть к ее ногам.

«Это моя вина».

«Прости меня, мам».

Небо потемнело, над нами сгустились серые облака, словно вызванные ее болью. Начался дождь, снова возвращая меня мыслями к тому вечеру.

«Он не выжил, сынок».

Слезы жгли глаза. Я поднялся и протянул руку к матери, но она ударила меня по запястью. Оставшаяся часть моей души умерла в этот миг.

– Не прикасайся ко мне, – выдохнула мама. – Я даже смотреть на тебя не могу.

Я отшатнулся от нее, уже не слыша успокаивающее бормотание лучшего друга и членов семьи.

Прежде чем смог осознать, я уже бежал.

Крики людей позади превратились в далекое эхо и исчезли за стеной дождя.

Ноги горели, пока я бежал к дороге.

Я не понимал, как долго гнал себя по асфальту, но легкие едва выдерживали темп. Ботинки в кровь натерли ноги. Боль вытеснила собой реальность, глуша причину, по которой я несся сквозь потоки дождя.

Сосредоточившись на стертых конечностях, я заставил себя выбросить из головы образ мертвого брата.

Гроба, опускавшегося в грязную землю.

Это было желанное онемение.

«Пожалуйста, Господи».

Когда я добрался до парковки возле здания, где Робби занимался карате, сердце стучало гулко и невероятно быстро.

Я не знал, почему очутился здесь, как и того, сколько времени добирался сюда, но день сменился ночью, а дождь все продолжал окатывать меня в память о смерти брата.

Я задыхался, капли скатывались по моим губам. Я стал хватать ртом воздух, пытаясь остудить бушевавшую в легких лаву.

Я не сознавал текущего времени, все вокруг будто существовало в замедленной съемке. Идти стало сложнее, и я замедлился, пробираясь сквозь ветки деревьев. Сучья хрустели под ногами.

Выбравшись из кустарников, я застыл.

Дерево стояло на том же самом месте. На нем даже не осталось следов.

Оно было высоким и цветущим, словно ничего и не произошло.

Жизнь моего брата закончилась, а мир продолжил вращаться. Мы все еще существовали.

Вода каскадом обрушивалась на меня, совсем как в ту ночь. Внутри все бурлило и кружилось. Но щеки были мокрыми не только от дождя. Вырывавшиеся из горла рыдания оказались опустошающими, они разрывали меня изнутри. Колени подогнулись, и я упал на землю.

Тело так сильно болело. Сердце желало выскочить из груди, но его все продолжало сдавливать болью в наказание за содеянное мной. Оно было заперто внутри, чтобы страдать в агонии.

– Рэтт?... Рэтт?

Я услышал свое имя, но не мог понять, было ли это реальным, потому нахмурился в замешательстве, заметив огни и подъехавшую машину.

Фары осветили место, темнота которого была для меня предпочтительнее.

– Робби, – выдохнул я, ощутив резь в животе. Тело потеряло всякую способность удерживать меня в вертикальном положении. Тьма раскрыла передо мной свои объятия, и я упал ей навстречу.

Глава 2

Месяц спустя...

Алкоголь и кокаин обжигали кровь, даря мне ложное чувство храбрости.

Внизу раздавались радостные возгласы, но я видел только бассейн.

Держа в руках бутылку «Джека Дэниелса», я решил подбодрить себя, как обычно делал мой лучший друг, Бакстер Богграт, он же Бог.

– Один! – выкрикнул я.

– Два! – крикнул снизу у бассейна Бог.

– Три! – подхватила толпа.

Залпом осушив бутылку, я спрыгнул с крыши.

– Ооох, черт, – выкрикнул кто-то внизу, но что-то менять было поздно. Ликер гудел в венах, пока воздух со свистом проносился мимо меня. Удар, и я ушел под поверхность холодной воды.

Лодыжка с силой врезалась в дно бассейна, и я ощутил острую боль в ноге. Когда я вынырнул на поверхность, все возликовали. Оглядевшись, я поплыл к лестнице.

– Вот черт! Там кровь, – воскликнул кто-то. Следующее, что я осознал – Бог вытаскивал меня из бассейна.

«Моя кровь?» – подумал я, но реальность происходящего не смогла прорваться сквозь туман опьянения.

– Мать вашу! Вызовите скорую!

Я рассмеялся, все тело стало сотрясаться от хохота.

Сейчас я не чувствовал себя человеком.

Неужели я сошел с ума?

Передо мной присел бритоголовый парень с татуировками на шее и потер подбородок.

– Выглядит дерьмово, чувак. Кость пронзила кожу.

– Тебе больно? – просил Бог, и я фыркнул, игриво пихнув его локтем.

– Убийце моего брата выписали штраф. Теперь я вообще ничего не чувствую, – честно ответил я ему, после чего смех сменился печалью. По щекам полились слезы, и я ощутил, как кто-то пытался воззвать к моему здравомыслию.

Этот кто-то стучал в дверь тайника, где было запечатано мое благоразумие. Прежний я умолял снова позволить ему сесть за руль.

«Да пошел он».

Откинувшись назад, я закрыл глаза, чтобы не видеть все эти лица, смотревшие на меня сверху.

Я ощутил пульсацию под веками, все внутри меня закручивалось наподобие торнадо, пока сознание не утянуло в глаз урагана [1]1
  Глаз урагана – это область прояснения и относительно тихой погоды в центре тропического циклона.


[Закрыть] .

*****

Слишком тихо.

Зловеще.

Я стоял посреди дороги. Асфальт оказался мокрым, но дождя не было.

– Рэтт.

Мое имя словно прошептал тихий ветерок, шелестевший в кронах деревьев, и у меня перехватило дыхание.

– Где ты, Рэтт?

Сердце учащенно билось в груди, едва не выскакивая из кожи.

Прижав к нему руку, я стал осматривать деревья, ища кое-кого... Его.

– Не забывай про меня, Рэтт.

– Робби! – крикнул я.

– Я здесь.

Вздрогнув, я прикоснулся к уху, уверенный, что шепот эхом раздается именно там.

Распахнув глаза, я пришел в сознание.

Комнату заливало тусклое желтоватое свечение, позволяя видеть обстановку.

Тени мелькали и перемещались, пока от них не отделилась одна фигура, и я прерывисто вздохнул.

Меня тут же вдавило в матрас тяжестью испытываемых эмоций, а глаза защипало от слез.

Мама подошла и встала у основания больничной койки, на которой я, очевидно, и лежал.

– Мам? – прохрипел я.

У меня создалось ощущение, что я не раскрывал рот по меньшей мере неделю, и внутри гортани поселились мотыльки.

– Знаешь, как ужасно я себя почувствовала, когда мне позвонили и сказали, что мой сын в больнице? – спросила она, измученно покачав головой.

Ее каштановые вьющиеся, как и у меня, волосы выглядели растрепанными и лежали в беспорядке, а полные губы подчеркивали красоту черт. Покрасневшие мамины глаза буквально пригвоздили меня к месту, и я тут же ощутил вину, окутавшую меня подобно одеялу.

– Прости, – ответил я.

– И ты меня, Рэтт. Я больше не могу оставаться здесь и смотреть, как ты занимаешься самоуничтожением. Это слишком больно. Я итак многое потеряла. Страдала больше, чем... – она глубоко вдохнула, не в силах закончить, но в ее голосе было столько решимости, что мое сердце сжалось.

Я открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

Мама положила руку на мое колено, и я только сейчас заметил, что вторая нога висела в воздухе, подвешенная на перевязь с гипсом от голени и до самых пальцев.

– Ты сломал кость. Разрушил свою футбольную карьеру еще до того, как она успела начаться.

Мама смахнула слезу, шмыгнула носом и снова покачала головой.

– Твои оценки становятся все хуже, и в школе беспокоятся, сможешь ли ты вообще выпуститься.

– Мне теперь плевать на это, – честно признался я.

Печаль на ее лице сменилась гневом, и мама обогнула койку, остановившись рядом с моей головой.

– Тебе лучше начать заботиться об этом. Ты выжил, Рэтт. Не умер той ночью, как Робби. И будь я проклята, если стану смотреть, как ты рушишь свою жизнь в память о нем. Ты обязан ему большим, чем все это! – она цедила слова, тыча пальцем мне в грудь.

Чувство вины, поселившееся где-то на уровне костного мозга, буквально заражало меня. Словно болезнь, от которой я никак не мог оправиться.

– Сукин сын, убивший его, получил лишь штраф... гребаный штраф! Это выше моего понимания! – выдавил я, слезы уже катились по лицу. Я знал, что было эгоистично вымещать на маме всю свою боль и гнев. Ей, должно быть, в миллион раз хуже, чем мне.

Я ненавидел это. Ненавидел тот день. Ненавидел водителя. Ненавидел себя.

Закрыв глаза, она обхватила себя за талию, словно ей нужно было держаться, чтобы не рассыпаться в пыль.

– Система полна несправедливостей. Вместо того чтобы быть частью проблемы, попробуй стать ее решением, – огрызнулась она. – Сделай так, чтобы твоя жизнь хоть что-то значила.

Больше не сказав ни слова, мама вышла из палаты.

А потом из нашего дома.

Города.

Она оставила меня.