Текст книги "История Великобритании"

Автор книги: Кеннет Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 54 страниц)

В 1327 г. Эдуарду III было всего пятнадцать лет, однако он вскоре стал отцом и показал себя и гораздо более способным, чем его предшественник, и более чутким, чем тот, к мнениям и желаниям своих магнатов; на самом деле молодой государь вполне разделял их, особенно в том, что касалось войны и признания рыцарских обязательств аристократического общества. В то же время его грандиозные и популярные планы во Франции поставили те же вопросы, которые возникали в результате походов Эдуарда I на Британских островах и в Гаскони. Если бы эти планы оказались в конце концов неудачными, последствия для Англии вполне могли бы оказаться такими же, как и при Эдуарде II. Начало затяжной войны в 1337 г. повлекло за собой увеличение налогов до уровня, превышавшего даже уровень налогообложения последних лет правления Эдуарда I, а Эдуард III продемонстрировал ту же жестокость в отношении купцов, банкиров и землевладельцев, как и Эдуард I. Более того, отсутствие государя во время военных кампаний, в пылу сражений, к которым так стремился сам король и его магнаты, создавало серьезные проблемы для сложной системы управления, привыкшей функционировать под персональным руководством короля. Ордонансы Эдуарда (изданные в 1338 г. в Уолтоне-на-Темзе) предназначались для управления Англией из-за границы; они вызвали трения между королем и его советниками, находившимися в Северной Франции, с одной стороны, и советниками, остававшимися в Англии, – с другой. Итак, в 1339-1340 гг. возник новый кризис; магнаты, купцы и общины в Парламенте (ставшем теперь местом, где государь выдвигал свои требования по налогообложению) жаловались королю. Эдуарду пришлось действовать окольными путями и в целом осмотрительнее обращаться с магнатами, духовенством и подданными. Последовавшее за этим примирение и восстановление доверия к королю, ставшего столь эфемерным после 90-х годов XIII в., оказались возможными благодаря тому, что Эдуард III показал себя разумным и прагматичным монархом, а его самоуверенность не превращалась в заносчивость. Он назначал министров, приемлемых для магнатов, потакал самомнению Парламента и достиг согласия с подданными, что обеспечивало его правление в Англии и его притязания во Франции в течение четверти века. Дальнейшего развития кризиса удалось избежать, несмотря на то, что Англия была вовлечена в самую серьезную из всех войн, которые ей когда-либо приходилось вести.

Эти события резко контрастировали с ситуацией, сложившейся в 70-х и 80-х годах XIV столетия. Поколение англичан того времени весьма беспокоили неудачный ход возобновившейся войны во Франции (после 1369 г.), а также ослабляющие страну волнения в Ирландии и на шотландской границе. Новые налоги, введенные после десятилетия, в течение которого Англия наслаждалась доходами от войны и передышкой от высоких налогов, вызывали негодование. Участились нападения на порты южного побережья, неустойчивый контроль над Ла-Маншем вредил торговле и раздражал купцов, а дорогостоящие chevauchees, набеги конницы, во Франции бывали весьма захватывающими, но редко приносили прибыль. Однако резкое изменение политики Англии в 1375 г., включая унизительный мир с Францией и выплаты не вызывавшему доверия папе, лишь оскорбило англичан и вызвало их гнев. Кроме того, после смерти образца всех королев – Филиппы (1369) Эдуард III постепенно впал в старческую слабость, подточившую его силы и оказавшую воздействие на его суждения. Черный Принц также начал ощущать последствия лишений военных лет, он умер даже раньше своего отца, в июне 1376 г. Но бремя войны, выкачивавшее людей и финансовые средства из Англии, не стало легче. Общины в Парламенте часто стали задаваться вопросами относительно честности и компетентности советников и чиновников короля. Всеобщее возмущение, усиленное поднимающейся волной антиклерикализма в период, когда репутация папства и Церкви была сильно подмочена, в 1371 г. устранило от власти клириков-министров Эдуарда III. Другие же были обвинены в коррупции и даже измене. Возник новый политический кризис. Во время заседаний Доброго Парламента 1376 г., самого длительного и бурного из всех до тех пор собиравшихся, продажные, как считалось, и неспособные министры – и даже влиятельная фаворитка старого короля, Алиса Перрерс, – были обвинены Общинами и предстали перед судом Палаты лордов в ходе новой и весьма эффективной процедуры (импичмента). Впоследствии это позволяло публично призывать государственных деятелей к ответу за их ставшие известными действия.

Кризис вступил в новую фазу, когда в июне 1377 г. умер король Эдуард. Ему наследовал единственный выживший сын и наследник Черного Принца, Ричард II (1377-1399), которому тогда было десять лет. Англия оказалась перед перспективой королевского несовершеннолетия лишь второй раз после 1066 г. и впервые после 1216 г. В последнем случае имел место период политических волнений, связанных с фигурой юного Генриха III. Подобным же образом ситуация развивалась и после 1377 г., что сыграло свою роль в создании условий, вызвавших крестьянское восстание (1381) в Восточной и Юго-Восточной Англии. В 1377-1380 гг. была введена серия подушных сборов для финансирования войны. Эти налоги были более высокими, чем обычно, а налог 1379 г. в народе был известен как «дурная субсидия». В Восточной Англии они спровоцировали проявления насилия по отношению к сборщикам налогов и судьям, пытавшимся заставить народ подчиниться. Однако причиной превращения этих выступлений в широкомасштабное восстание стали длительные лишения неудачной войны, повторявшиеся вспышки чумы и антиклерикальные настроения. Надежды на исправление ситуации, которые восставшие связывали с юным королем Ричардом, оказались тщетными, хотя монарх продемонстрировал заметную храбрость, представ перед восставшими в Лондоне летом 1381 г.

Ричарду было всего четырнадцать лет, и соперничество аристократов в правящем кругу продолжалось, особенно среди дядей короля. Это, а также отсутствие военных успехов во Франции нанесли урон репутации Совета, управлявшего Англией от имени Ричарда, и даже затронуло уважение к самому монарху в глазах подданных. Ричард тоже оказался своевольным правителем, но чувство неуверенности ставило его в зависимость от недостойных фаворитов, что напоминало о любимчиках Эдуарда II. Когда Ричард стал старше, он, естественно, пожелал расширить свое окружение и свиту за пределы того круга, который до этого считался подобающим ребенку. Среди его друзей и доверенных лиц были и те, кто лишь недавно присоединился к рядам аристократии, и щедрое покровительство короля по отношению к ним проявлялось за счет тех, кто не вызывал его благорасположения (включая его дядю Глостера). В 1386 г. Парламент и некоторые магнаты выступили с нападками на ближайших советников Ричарда и даже угрожали самому государю. Проявив все свойственное Плантагенетам упрямство, Ричард отказался подчиниться. Это привело к дальнейшим обвинениям, или «обращениям», в адрес его советников от лица пяти главных лордов-«апеллянтов» (герцога Глостера и графов Уорика, Арундела, Ноттингема и Дерби, кузена короля), а в декабре 1387 г. произошло столкновение у Редкот-Бридж, где был разгромлен ближайший друг короля, граф Оксфорд. В ходе судьбоносных заседаний Безжалостного Парламента 1388 г. король был вынужден подчиниться мерам, предписанным аристократами; если бы эта политика была реализована, характер английской монархии существенно изменился бы. Таким образом, требования войны, напряженность, порожденная единоличным правлением, и амбиции английских магнатов в очередной раз привели к серьезнейшему политическому и конституционному кризису. И хотя институт наследственной монархии пережил более чем столетний период подобных кризисов практически без повреждений, однако теперь критика в адрес королевских советников оказалась неожиданно эффективной, и, кроме того, заметное воздействие на события стало оказывать мнение более широких слоев общества. Таковы были политические и личностные аспекты более глубоких изменений, преображавших общество и экономику Англии в позднее Средневековье.

Благосостояние, население и перемены в обществе

Главным богатством Англии в позднее Средневековье была земля, в эксплуатации которой участвовало большинство англичан: выращивание зерновых, производство молочных продуктов и скотоводство. Наиболее важная отрасль ремесленного производства в Англии, сукноделие, была косвенно связана с землей и производила лучшую шерсть в Европе, используя порой огромные отары овец: аббатство Св. Петра в Глостере к 1300 г. владело более чем 10 тыс. овец, а общее их число в Англии в это время составляло, как считают, порядка 15 или 18 млн голов. Богатейшими областями были равнины и плавно вздымающиеся холмы центральных и южных графств, а также пограничные области и южное побережье Уэльса. Другие отрасли не были столь важны в смысле накопления богатств и создания рабочих мест, однако международной известностью пользовались оловянные копи Корнуолла, а олово экспортировалось на континент. Свинцовые, железные и угольные копи были не слишком развиты, хотя прибрежные перевозки угля из долины Тайна и окрестностей Суонси отражали рост его применения в быту и в ремесленном производстве. Что касается финансовых и коммерческих услуг, то экономика пока еще мало получала от того, что в Новое время стало одним из основных источников богатства нации. Не многие английские торговцы, за исключением де ла Поля из Гула, могли соревноваться с международными банковскими домами Италии и их отделениями в Лондоне, несмотря на то что Эдуард I и Эдуард III не спешили выплачивать свои долги этим итальянским компаниям. Английские торговые корабли в целом уступали иностранным судам, за исключением тех, что бороздили прибрежные воды; однако перевозки гасконских вин и поставки шерсти в Нидерланды все больше переходили в руки английских купцов и осуществлялись на английских судах. Более тысячи рынков и ярмарок, рассыпанных по Англии и Уэльсу, – к 1350 г. их стало больше, чем раньше, – обслуживали прежде всего местное сообщество в радиусе нескольких миль. Большинство этих маленьких городков и деревень – среди них Монмут, Вустер и Стратфорд – были тесно связаны с сельской округой, а ее зажиточные обитатели зачастую играли роль и в городской жизни, вступая в братства, покупая или снимая городские дома и занимая должности в городе. Некоторые города, включая ряд портов, были крупнее и имели более широкие коммерческие связи: к XV в. торговцы из Шрусбери регулярно путешествовали в Лондон, а купцы из столицы и Кале (после 1347 г.) в поисках хорошей шерсти отправлялись на границу Уэльса. В позднее Средневековье Бристоль, с его жизненно важными связями с Бордо, быстро превращался в пакгауз долины Северна, тогда как Йорк, Ковентри и в особенности Лондон были центрами международной торговли.

На этом основывалось преуспеяние отдельных личностей, институтов и самой Короны. Крупнейшими землевладельцами были светские магнаты (немногочисленные, как «небоскребы на равнине»), епископы, монастыри и другие церковные институты. В 1300 г. они по-прежнему продолжали получать выгоду от рыночного бума, порожденного ростом населения в предшествующее столетие. Цены росли, и доходы с земли оставались значительными: после гибели графа Глостера в сражении при Баннокберне (1314) его поместья, по современной оценке, приносили более 6 тыс. фунтов в год, тогда как маноры приората Крайст-Чёрч в Кентербери в 1331 г. имели валовой доход свыше 2540 фунтов в год. Вследствие этого землевладельцы, непосредственно извлекая прибыль из своих поместий, были лично заинтересованы в эффективном управлении. Они настаивали на своих правах до последней возможности, выжимали из держателей более высокие ренты и тщательно фиксировали в манориальных куриях обязательства, связанные с каждым держанием. Земля составляла основу политического, административного и общественного влияния аристократов, многие из которых владели поместьями в ряде графств, а также в Уэльсе и Ирландии: Хамфри, граф Херефордский и Эссекский, например, унаследовал земли в Эссексе, Миддлсексе, Хантингдоншире, Хертфортшире и Бакингемшире, а также в Уэльской марке – в Бреконе, Хае, Хантингтоне и Келдикоте. Точно так же земля являлась основой благосостояния джентри, хотя и на местом уровне, в графстве; церковным землевладельцам она давала земную власть, дополнявшую их влияние на умы и души людей. Это богатство могло питать претензии и амбиции знати на национальном уровне, как это было, например, с Томасом, графом Ланкастерским, богатейшим графом Англии того времени.

В 1300 г. крестьяне жили в мире там, где земля была малодоступной, а возможности экономического роста ограничены жестким контролем землевладельцев. Цены установились высокие – например, цена пшеницы после 1270 г. постоянно была выше, чем ранее в том же столетии, – поэтому после приобретения еды, одежды и инструментов у людей мало что оставалось. Заработная плата на переполненном рынке труда была низкой, а соответственно снижалась и покупательная способность как квалифицированной, так и неквалифицированной рабочей силы: плотник зарабатывал 3 пенса в день (без еды), работник – 1 или 1,5 пенса. Недовольство, жалобы и вспышки насилия обращались на землевладельцев и их слуг; нередкими были отказы выплачивать ренту и исполнять традиционные отработочные повинности.

Вначале XIV в. купцы – прежде всего те, кто вывозил шерсть и ввозил вино, – процветали благодаря расширению рынков от Балтики до Испании, Португалии и особенно после освоения морского пути через Средиземное море до Северной Италии. В 1304-1311 гг. экспорт шерсти ежегодно составлял в среднем 39500 тюков (в каждом была шерсть по меньшей мере с 250 овец), и только около 30-40% этого груза перевозили иностранцы. Растущая враждебность по отношению к чужакам, участвовавшим в английской торговле, отражает уверенность и наступательную силу местных (или натурализовавшихся) купцов. Эдуард I издавал законы в их интересах (80-е годы XIII в.), в частности облегчив процедуру взыскания долгов по суду, что было необходимо при возрастающих объемах торговли. Но, когда началась война, купцы первыми выступили против тяжелых налогов, особенно против maltolt(«дурного налога») 1294 г. и конфискации их кораблей.

Крупнейшим землевладельцем являлся король, даже еще до того, как Эдуард I стал повелителем Уэльса, и в 1399 г. поместья дома Ланкастеров влились в имущество Короны. Увеличение национального налогообложения при Эдуарде I и его преемниках сдерживало рост благосостояния частных землевладельцев, а также купцов. Не избежало этой участи и крестьянство, о чем пелось в народной жалобе, «Песне пахаря», в правление Эдуарда I. Затем, с 1327 г., все, кто обладал имуществом на сумму 10 шиллингов и больше, должны были платить 1 шиллинг 8 пенсов налога, и нет сомнений в том, что это бремя косвенным образом ложилось и на менее обеспеченных. Военные действия усиливали зависимость короля от богатства и терпения подданных. Если это богатство переставало расти или же благосостояние отдельных подданных и институтов оказывалось под угрозой, то экстраординарные планы монарха могли оказаться ему не по карману, а терпение подданных истощалось.

К середине XIV в. благополучный период «развития земледелия» практически завершился. Цены падали, делая производство менее выгодным для рынка. Росла заработная плата, и это касалось в большей степени батраков, нежели ремесленников; нанимать женщин было невыгодно, потому что им платили так же, как и мужчинам, – а в пивоварении даже больше! Главная причина, по которой крупномасштабное земледелие теряло привлекательность, заключалась в том, что прирост населения закончился и внезапно сменился противоположной тенденцией. Как только рынок труда сократился, заработная плата выросла; с уменьшением населения снизилась и потребность в продовольствии и припасах, и цены последовали этому примеру.

В конце XIII в. численность населения Англии достигла своего пика, насчитывая, вероятно, более 4 млн человек. В то время обрабатываемой земли не хватало, для того чтобы обеспечить каждой крестьянской семье достаточный уровень жизни. Сочетание роста населения с низким уровнем жизни неизбежно приводило к бедности, голоду и болезням, а следовательно, к увеличению смертности, остановившей демографический бум. Из-за серии природных катастроф, связанных с чрезмерной эксплуатацией земли и исключительно плохой погодой первых десятилетий XIV в., положение тех, кто жил, балансируя на черте бедности или за нею, ухудшалось. Неурожай являлся бедствием для общества, не обладавшего возможностью хранить припасы: еды не было и не было денег, чтобы купить то, что теперь стоило неизмеримо больше. Урожаи 1315, 1316, 1320 и 1321 гг. оказались чрезвычайно плохими; в 1319 и 1321 гг. коров и овец поразил ящур. В поместьях аббатства Рэмси (Кембриджшир) процесс восстановления занял двадцать лет. В 1324-1326 гг. в некоторых регионах Англии случились серьезные наводнения, погубившие тысячи овец в Кенте. Распространялись голод и болезни, и в маноре Хейлсоуэн (Вустершир) в 1315-1317 гг. умерло 15% мужчин. Земледелие пострадало во многих регионах, цены на зерно подскочили (в Хейлсоуэне в 1315-1316 гг. с 5 шиллингов 7? пенсов до 26 шиллингов 8 пенсов за кварту), а вывоз шерсти пришел в упадок. Тем не менее это были временные трудности, и в течение 20-х годов XIV в. Англия постепенно оправилась; однако бедствия ярко продемонстрировали прежде всего уязвимость бедняков.

Более длительными и глубокими оказались последствия чумы. Первая волна эпидемии, с конца XVI в. именуемой «черной смертью», а современниками названной «великим мором», достигла Южной Англии в 1348 г.; к концу 1349 г. она распространилась на север до Центральной Шотландии. Современник – Джеффри ле Бейкер, клирик из Оксфордшира, описывал продвижение чумы из портов, куда она прибывала на кораблях с зараженными крысами, и беспомощные попытки людей определить причины болезни и излечить ее проявления:

«Сначала мор унес почти всех жителей морских портов Дорсета, затем тех, кто жил в глубине страны, а оттуда он свирепо обрушился на Девон и Сомерсет, опустошив все вплоть до Бристоля. Тогда жители Глостера не пускали к себе бристольцев, так как все думали, что дыхание тех, кто жил рядом с умиравшими от чумы, заразно. Наконец она напала на Глостер, Оксфорд и Лондон, а затем и на всю Англию столь безжалостно, что вряд ли один из десяти жителей обоего пола остался в живых. Поскольку кладбищ не хватало, мертвых хоронили в полях… Скончалось бессчетное число простолюдинов, а также великое множество монахов, монахинь и клириков, ведомых лишь Господу Богу. Чума нападала в основном на молодых и сильных… Страшный мор, начавшийся в Бристоле [15 августа], а в Лондоне около [29 сентября], свирепствовал в Англии целый год с такой силой, что во многих деревнях не осталось ни одного живого человека.

Когда это бедствие опустошало Англию, шотландцы радовались, думая, что теперь они получат у англичан все, что хотят… Но скорбь следует за радостью по пятам, и меч гнева Господня, оставив англичан, довел шотландцев до безумия… На следующий год чума косила валлийцев так же, как и англичан; и наконец, словно пустившись в плавание в Ирландию, она погубила множество англичан, живших там, но почти не затронула чистокровных ирландцев, обитавших в горах и на холмах, вплоть до 1357 г. от Рождества Христова, когда она неожиданно и с ужасной силой обрушилась на них повсюду».

«Черная смерть» одним ударом сократила население Англии на треть. К 1350 г. Ньюкасл-на-Тайне находился в тяжелейшем финансовом положении «по причине страшного мора, а также множества других бедствий военного времени», а Карлайл «был опустошен и пострадал больше, чем обычно, как из-за мора, свирепствовавшего в тех областях, так и из-за частых нападений [шотландцев]». Сифорд (Суссекс), как сообщали еще в 1356 г., «был так разорен чумой и превратностями войны, что живущих в нем людей было слишком мало, и они были слишком бедны, чтобы платить налоги или же защищать город». Еще одной жертвой чумы стал Тазмор (Оксфордшир): в 1358 г. было дано разрешение превратить поля в охотничий парк, потому что все вилланы в деревне умерли и не осталось ни одного налогоплательщика. Тем не менее ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе последствия «черной смерти» не стали катастрофическими. Типичным было поведение одного валлийца из Ратина: он «оставил свою землю во время мора по причине бедности», но к 1354 г. вернулся и «с разрешения лорда держал ту же землю в обмен на причитающиеся с нее повинности». В любом случае в густонаселенной стране нетрудно было заменить умерших держателей, и доходы землевладельцев на протяжении следующих двадцати лет упали не более чем на 10%. Что имело долговременные последствия, так это новые вспышки чумы, повторявшиеся на протяжении следующего столетия – особенно в 1360-1362, 1369 и 1375 гг., – хотя они носили локальный характер и ограничивались городами. К середине XV столетия население постепенно сократилось приблизительно до 2,5 млн человек или даже менее того.

Для тех, кто избежал страшной смерти, жизнь в конце XIV-XV в. могла оказаться не столь уж несчастной, какой она, несомненно, была до того. Для многих крестьян это было время возможностей, дерзания и изобилия. В «Кентерберийских рассказах» Чосер изобразил своих паломников с добродушным оптимизмом, а не в мрачной атмосфере уныния. На сократившемся рынке труда крестьянин зачастую мог избавиться от вековой зависимости, настоять на снижении ренты и увеличении платы за свою работу; а с обвалом цен его уровень жизни вырос. Более успешные и честолюбивые крестьяне брали в аренду дополнительную собственность, вкладывали свободные средства в займы своим собратьям и, особенно на Юге и Востоке, впервые в истории крестьянства стали строить большие каменные дома.

Землевладельцы тоже сталкивались со значительными затруднениями. Рыночное производство пшеницы, шерсти и других товаров стало менее выгодным, площадь обрабатываемых земель в Англии сократилась, снизились и вложения в земледелие. Возросли заработная плата и расходы, поэтому разумным стало отказаться от «интенсивного земледелия» в пользу сдачи участков земли в аренду предприимчивым крестьянам. Исчезали целые общины – «утраченные английские деревни», – и многие из них были заброшены в результате двойного воздействия демографического кризиса и затянувшейся войны: среди районов с наибольшим числом «утраченных» деревень – Нортумберленд, граничащий с Шотландией, и остров Уайт – мишень для вражеских мародеров. Значительный рост населения Англии отмечается только в последние десятилетия XV в. – в Восточной Англии с 60-х годов, и вполне вероятно, что уровень 1300 г. был достигнут лишь в XVII столетии.

Экономика Англии в конце XIV в. заметно пострадала, однако это не было полным упадком. После того как люди пришли в себя после психологического шока, вызванного вспышками чумы, общество достаточно хорошо приспособилось, хотя и не без потрясений. Наиболее болезненной адаптация оказалась для землевладельцев, и они реагировали по-разному, причем не всегда с учетом интересов стабильности в стране. Одни, включая более консервативных церковных землевладельцев, таких, как аббат Сент-Олбанса, ради сохранения своих владений у оставшихся держателей использовали властные меры, в том числе подавление и вымогательство. Другие, чтобы сохранить доходы, безжалостно эксплуатировали свои поместья, и жестокие меры таких магнатов, как Мортимеры, в их огромных владениях в Уэльсе, могли стать одной из причин восстания Глендоуэра (1400). Третьи, такие, как герцоги Бекингемские, позднее, в XV в., для увеличения прибыльности своих поместий предпочитали использовать более эффективные методы хозяйствования. Четвертые считали менее дорогой альтернативой укреплению ненадежных поступлений от рент огораживание полей и общинных угодий ради превращения их в пастбища или возделываемые земли. В конце XV в. на Севере и Западе быстро распространились огораживания. Крупные и мелкие землевладельцы в целом стремились к тому, чтобы «сдержать злобу работников, которые стали ленивыми и после мора не желали служить иначе чем за огромную плату». Ордонанс Эдуарда III (1349) о возвращении к уровню оплаты, существовавшему до эпидемии, ограничивавший передвижение свободной рабочей силы, быстро превратился в парламентский статут (1351). Кроме того, магнат или джентльмен со связями имел дополнительные источники обогащения – королевское покровительство в форме пожалований земель, денег и должностей (что хорошо знали Бофоры, родственники короля Генриха VI); наследование фамильных владений, что позволило Ричарду, герцогу Йоркскому (ум. 1460), стать богатейшим магнатом своего времени; а также удачные браки с невестами с большим приданым или с богатыми вдовами. Другие процветали на королевской службе и прежде всего благодаря войне. Поразительные победы Генриха V сделали возможным захват пленников, с которых можно было взять выкуп, а также приобретение поместий в Северной Франции, так что еще в 1448 г. герцог Бекингемский получал более 530 фунтов годового дохода от французского графства Перш. Некоторые вкладывали средства, полученные от службы, и военные доходы в строительство внушительных и прекрасных замков: вспомним замки сэра Джона Фастолфа в Кайстере (Норфолк) или сэра Ральфа Ботиллера в Садли (Глостершир). Эти средства и ресурсы способствовали возникновению новых аристократических семей, которые ни в чем не уступали могуществу аристократов прошлых столетий и часто обладали серьезным влиянием в регионах, например Невилли и Перси на Севере и Стаффорды и Мортимеры на Западе.

Подобные изменения происходили также в английских городах и торговле в целом. Производство шерсти оставалось основным занятием скотоводов, но в течение XIV в. облик этого ремесла преобразился. Отчасти из-за войны и ее удара по фландрскому сукноделию, а отчасти из-за изменившихся вкусов англичан и их спроса ткачество в самой Англии поглощало все большее количество шерсти, которую раньше экспортировали. Ряд портов, через которые вывозили шерсть, – такие, как Бостон и Линн в Восточной Англии, – клонились к упадку. Ведущие центры ткачества – Стамфорд и Линкольн – уступали место множеству новых, располагавшихся в деревнях и городках, поближе к быстрым протокам и рекам, вращавшим колеса сукновален. Йорк был обойден Лидсом, Галифаксом и Бредфордом; процветающее сукноделие развивалось и дальше к Югу, в Восточной Англии, в западных графствах и даже в Уэльсе, а его главным центром на Западе стал Бристоль. Лондон оказался единственным в своем роде: только в этом городе средневековой Англии в конце XIV в. население, возможно, превышало 50 тыс. человек. Лондон был воротами королевства, терминалом для товаров, доставленных с Балтики, по Северному и Средиземному морям. Он привлекал мигрантов из центральных графств и Восточной Англии, особенно с востока центральных графств; а его пригороды разрастались вверх по Темзе к Вестминстеру. Как и в сельской местности, эти перемены выбивали из колеи привычную жизнь многих городов, где олигархии пытались сохранить свою власть в меняющемся мире. Таким образом английские землевладельцы стремились противостоять экономическому кризису, но зачастую это сопровождалось ухудшением отношений со все более требовательным крестьянством и признанными городскими общинами.

Совокупное воздействие экономических, социальных, политических и военных проблем в Англии XIV в. наглядно проявилось в Крестьянском восстании (1381). Оно было исключительным по накалу, длительности и широте охвата населения, но не по своему определяющему характеру, который проявлялся и в других заговорах и мятежах последующих лет. Участившиеся случаи насилия подстегнул новый подушный налог, на этот раз 1 шиллинг с человека, в три раза больше, чем в 1377 и 1379 гг. Народ ответил уклонением от налогов, насилием по отношению к сборщикам налогов и судьям, расследовавшим эти дела, и, наконец, в июне 1381 г. – восстанием. К сельскохозяйственным рабочим Восточной и Юго-Восточной Англии присоединились жители расположенных там городов, а также лондонцы. Восточная Англия, производившая зерно и шерсть, в полной мере испытала на себе экономический спад и социальные противоречия устаревшей феодальной системы. Кроме того, восставшие были разочарованы политическими просчетами 70-х годов XIV в. и поражениями последних лет во Франции, они боялись вражеских нападений на побережье. Хотя еретики не играли большой роли в восстании, радикальная критика учения и организации английской церкви расположила многих к осуждению института, который, как казалось, не выполнял своих обязанностей.

Главным средством исправления положения считалось давление на правительство и обращение к молодому монарху (лозунгом восставших были слова: «С королем Ричардом и верными общинами»), а потенциальным источником поддержки – население Лондона. Соответственно восставшие устремились из Эссекса и Кента (где лидерами стали Уот Тайлер и клирик-демагог Джон Болл) в Лондон. Они открыли тюрьмы, разграбили дома королевских министров, опустошили Тауэр и пытались припугнуть самого Ричарда II, добиваясь от него серьезных уступок. Если бы эти перемены были осуществлены, исчезли бы последние оковы личной зависимости и произошла настоящая революция в системе церковного и государственного землевладения. Но восстание было плохо спланировано и организовано, оно носило скорее характер спонтанного взрыва недовольства. К 15 июня восставшие были рассеяны и вернулись к своим домам.