Текст книги "Взгляд кролика"

Автор книги: Кэндзиро Хайтани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4
ПЛОХОЙ ДЕНЬ

Холодный ветер часто дует несколько дней подряд, и дождливые дни следуют один за другим. Вот так же и неприятности не случаются поодиночке.

Был вторник, и в школе, где работала Котани-сэнсей, проходил педсовет. Он всегда проходил по вторникам – так уж было заведено.

После того как обсуждение поставленных на повестку дня вопросов закончилось и все уже нетерпеливо ждали заключительных слов завуча, завуч поднялся с места и произнес:

– Мурано-сэнсей предложила еще одну тему для общего обсуждения, поэтому попрошу всех ненадолго задержаться. Пожалуйста, Мурано-сэнсей.

Классная руководительница одного из третьих классов, Яско Мурано, слегка побледнев, заговорила:

– В моем классе есть мальчик, Кодзи Сэнума.

Услышав это имя, многие учителя устало поморщились. Кодзи был одним из заводских детей.

– Несколько дней назад я обратилась за советом к классным руководителям третьих классов, чтобы решить, допускать ли Кодзи к дежурству по столовой. Дело в том, что Кодзи очень нечистоплотный мальчик. Он не моет руки перед едой и после туалета. Он вообще не любит мыться и поэтому буквально покрыт слоем грязи. Я всячески пыталась на него повлиять, но мальчик безнадежен. Я также пробовала связаться с его родителями, чтобы вместе решить эту проблему, но ответа от них так и не последовало. У меня возникло ощущение, что их все это абсолютно не волнует. В то же время начали поступать жалобы со стороны других детей. Некоторые из них жаловались, что, когда Кодзи дежурит по столовой, они не могут заставить себя притронуться к еде. Я столько раз твердила детям о важности и необходимости соблюдения правил гигиены, что просто не имею права оставить их жалобы без ответа. А ведь дети могут, чего доброго, и отравиться, и ответственность ляжет на учителей. Я объяснила Кодзи, что если он не изменит своего поведения, то мне придется отстранить его от дежурства по столовой. Обо всем этом я рассказала на встрече руководителей третьих классов, и Орихаши-сэнсей назвал мой подход педагогической дискриминацией. Я работаю учителем уже двадцать пять лет. Я всегда отдавала своей работе много сил, всегда старалась работать как можно лучше и еще никогда ни от кого не слышала ничего подобного. Я не принимаю, не могу принять предъявленных мне коллегой Орихаши обвинений в дискриминации. Поэтому я решила обсудить эту проблему в рамках собрания. Мне бы очень хотелось услышать мнение всех здесь присутствующих. Как бы вы поступили на моем месте?

– Орихаши-сэнсей, вы хотите что-то добавить?

Молодой учитель поднялся с места. Он растерянно почесал в затылке, явно не зная, с чего начать.

– Нда-а… Что тут добавлять… Я ведь учителем работаю всего два года и в отличие от Мурано-сэнсей, которая столько всего знает, не могу так вот однозначно сказать, что хорошо, а что плохо…

По всему было видно, что Орихаши-сэнсей не силен в публичных выступлениях. Кончик носа у него обильно потел, и говорил он как-то через силу, но деваться было некуда.

– Я просто хотел сказать, что ни учитель, ни другие дети нисколечко не пытаются понять Кодзи, встать на его место. Наверное, я не очень хорошо объясняю, но ведь он ходит грязным вовсе не от того, что ему так нравится. И если посмотреть на это с другой стороны, так сказать, глазами Кодзи, то наверняка можно подойти к делу как-то иначе… Но я все непонятно объясняю, потому что не умею выступать. Вот.

Орихаши закончил говорить и сел. Все сочувственно засмеялись, наверное, пожалели беднягу, что он так вспотел. Слово тут же взяла Мурано-сэнсей.

– О чем вы говорите?! Я приняла жесткие меры именно потому, что я пытаюсь понять Кодзи, поставить себя на его место. Ведь если продолжать в том же духе, мальчик окончательно превратится в изгоя. И поскольку причина – в самом Кодзи, то глупо этого не замечать, слепо вставая на его сторону. Так проблему не решишь. Орихаши-сэнсей ориентируется на то, что хорошо детям. Это замечательно, но приведет лишь к тому, что дети окончательно избалуются, а этого нельзя допускать. Педагог должен быть строгим.

После этого выступили еще несколько человек. Были среди них те, кто поддержал Орихаши, но большинство все-таки предпочли согласиться с Ясно Мурано. В итоге сошлись на том, что потакать грязнуле нельзя, но надо постараться не травмировать ребенка психологически. Кто-то из учителей сказал:

– В моем классе дежурные по столовой выбираются голосованием. Я объясняю детям, что голосовать нужно за того, кто помогает друзьям; за того, кто аккуратно одевается. Таким образом я даю ученикам установку. В коллективе возникает конкуренция в хорошем смысле этого слова, и это, я думаю, очень педагогично.

Наконец дебаты утихли. И тут завуч повернулся к Котани-сэнсей:

– А как там ваш Тэцудзо Усуи?

У Котани-сэнсей оборвалось сердце. Все время пока шло обсуждение, она сидела как на иголках, опасаясь, что кто-нибудь вспомнит о Тэцудзо. И вот о нем вспомнили.

– Он, как и все другие дети в классе, дежурит по столовой, – едва слышно ответила Котани-сэнсей.

– Но ведь он разводит мух…

Котани-сэнсей показалось, что ее со всего маху усадили на битое стекло. Похоже, что уже все учителя знали про Тэцудзо и его мух.

– И при этом вы позволяете ему дежурить по столовой?! – возмущенно спросила Мурано-сэнсей и нарочито громко обратилась к школьной медсестре:

– Что вы на это скажете? Мальчик разводит дома мух, а ему позволяют дежурить по столовой.

Разумеется, медсестра ответила, что это уже слишком и что надо срочно отстранить ребенка от дежурства. Котани-сэнсей съежилась под осуждающими взглядами.

– Что за чушь, – раздался вдруг громкий голос.

Это был Адачи.

– Если вы хотите что-то сказать, поднимите руку, – раздраженно сказал завуч.

– Слушаюсь! – насмешливо произнес Адачи, высоко поднимая руку.

Завуч нехотя предоставил ему слово.

– Все, что сказал здесь наш Орихаши, верно от начала до конца. Каждое его слово. А все, что говорили остальные, – в корне неверно. Такое мое мнение. Все дети должны дежурить по столовой. Все – значит, и Кодзи. И Тэцудзо тоже. И если эти грязнульки будут сеять направо и налево микробы и бактерии, то весь класс, во главе с учителем, должен будет почесть за счастье заразиться кишечной инфекцией.

Все засмеялись.

– Давайте-ка немного посерьезней, – хмуро сказал завуч.

– Куда уж серьезней. Задумайтесь, коллеги, и честно ответьте себе на один простой вопрос: а не выходит ли так, что забота о здоровье ребенка – это всего лишь предлог для того, чтобы этого самого ребенка подавить, унизить, продемонстрировать ему свое презрение?

Тут Котани-сэнсей подняла руку.

Первые несколько секунд она стояла молча, словно подыскивая слова. Потом заговорила:

– Мне стыдно, что я, особо не задумываясь, позволила Тэцудзо дежурить по столовой. Он действительно не очень чистоплотный ребенок, и то, что я допустила его до дежурства, предварительно не взвесив все за и против, означает только одно – что я, как классный руководитель, безответственно отношусь к своей работе. И я раскаиваюсь в этом.

– Нашла в чем раскаиваться, – послышался голос Адачи.

– Несколько месяцев назад Тэцудзо раздавил на уроке лягушку. Я тогда ужасно испугалась, однако даже не попыталась понять, что заставило мальчика поступить так жестоко. Но совсем недавно я наконец поняла причину.

И Котани-сэнсей подробно рассказала, как она узнала о секрете Тэцудзо. В заключение она почти слово в слово повторила то, что сказал ей дедушка Баку.

– Ничего не поделаешь, Тэцудзо пока что меня не признает, не подпускает к себе. Но это не его вина. Если бы я с самого начала попыталась его понять, мне не было бы сейчас так обидно, что четыре или даже пять месяцев потрачены впустую. Я на своем опыте убедилась, что, как здесь уже говорили Адачи-сэнсей и Орихаши-сэнсей, нужно бережно и с пониманием относиться ребенку, стараться не ранить его чувства… К счастью, Тэцудзо всегда моет руки после туалета и перед едой, поэтому я и в дальнейшем буду допускать его до дежурства по столовой. А что касается разведения мух, то я сделаю все, чтобы убедить Тэцудзо оставить это занятие.

Котани-сэнсей впервые открыла рот на учительском собрании. Может быть, именно поэтому все слушали ее, не перебивая. Когда Котани-сэнсей закончила говорить, она, к собственному стыду, вся дрожала.

Первая неприятность произошла сразу же после собрания. Завуч подозвал к себе молодую учительницу и, кинув на нее недобрый взгляд, мрачно сказал:

– Не очень-то лестное для меня было выступление, прямо скажем. Тебя послушать, так я просто злодей какой-то получаюсь… Позволь напомнить, что в тот раз ты доставила мне немало хлопот. И я как мог тебе помогал. А теперь выходит, что я – безответственная скотина – избил ребенка ни за что ни про что.

Котани-сэнсей не нашлась, что на это ответить, и уныло потупилась. "Я так больше не могу", – подумала она.

Вторая неприятность случилась по дороге домой. Котани-сэнсей решила пойти к Тэцудзо и поговорить с ним про мух. Она даже и не мечтала с ходу убедить мальчика расстаться со своими подопечными, но надеялась, что разговор как-то сблизит ее с Тэцудзо. Она решила быть терпеливой.

"Тэцудзо тоже человек. И ему нужна простая человеческая дружба", – крутились у учительницы в голове слова дедушки Баку.

Как только Котани-сэнсей зашла на заводскую территорию, ее, как и в прошлый раз, сразу окружили мальчишки. "Как же, однако, я легко с ними подружилась", – подумала учительница.

– Исао, а где здесь у вас Кодзи?

Исао показал на невысокого мальчика, который стоял рядом с ним.

– Так это ты Кодзи Сэнума?

– Ага, – мальчик кивнул, весело глядя на учительницу своими похожими на желуди глазами.

"Вот те на!" – изумилась Котани-сэнсей. Слушая классную руководительницу на сегодняшнем собрании, запросто можно было представить себе вечно мрачного неимоверно грязного мальчишку, непослушного и наглого. Но этот портрет не имел ничего общего с настоящим Кодзи.

Конечно, босые пятки Кодзи были покрыты слоем грязи, но ведь это вполне естественно. Если Котани-сэнсей вздумала бы играть на улице босиком, то и ее пятки запачкались бы точно так же.

– Кодзи, какие у тебя красивые глаза! – сказала Котани-сэнсей, и мальчик довольно засмеялся.

– Он у нас красавчик! – засмеялся вслед за ним Джун, и Кодзи просто засиял от удовольствия.

– Ах ты, старая обманщица, синий чулок! – вырвалось вдруг у Котани-сэнсей. Судя по всему, она уже успела заразиться микробом невежливости от заводской ребятни и возмутительного Адачи.

– Кхе-кхе, сэнсей, такие слова говорить ни в коем случае нельзя, особенно про учителей, – подражая директору школы, дурашливо сказал Исао.

У него получилось очень похоже. Котани-сэнсей не сдержалась и захихикала.

– Сэнсей, Токудзи завтра возвращается, – сказал Широ, лучший друг Токудзи.

– Токудзи? Значит, завтра его выписывают? Я очень рада.

Токудзи был тем самым мальчиком, который полез за голубем и свалился с крыши сталелитейного завода.

– Интересно, чего он скажет, когда вернется? Какое у него лицо будет? – Похоже, ребята были всерьез озабочены этим вопросом.

– А вы к Тэццуну пришли? – вдруг спросил Исао.

– Да, – ответила Котани-сэнсей и подумала, что, наверное, лучше всего поговорить с Тэцудзо в присутствии мальчишек, как бы между прочим. – Позовете его?

Джун побежал за Тэцудзо, а Котани-сэнсей завела разговор с Кодзи.

– Кодзи, я слышала, что ты мыться не любишь.

– Не люблю, ага.

– Если не мыться и грязным ходить – без невесты останешься.

Кодзи захихикал.

– А перед едой ты почему руки не моешь?

– Так это…

– Что "так это"?

– Так ведь все про меня говорят: "микроб, микроб".

– Кто это так говорит?

– Да все.

– Неужели прямо все? А учительница их не ругает?

– А чего она их будет ругать? Она против меня. Говорит, что я сам виноват. "Ты ходишь грязный, – она говорит, – сам и виноват".

Котани-сэнсей вздохнула.

– И ты поэтому руки не моешь?

– Ага.

– Давай я учительнице все объясню. Скажу, что это из-за того, что тебя дразнят.

– Не-е, не надо.

– Почему?

– Да я эту Мурано терпеть не могу!

Тут Котани-сэнсей представила себе, как Тэцудзо точно так же говорит кому-нибудь: "Да я эту Котани терпеть не могу". Настроение у нее сразу испортилось.

Наконец Джун привел Тэцудзо. Этот первоклашка, как всегда, скорее смахивал на неодушевленную куклу, чем на ребенка. Котани-сэнсей подошла к нему, но он все так же безучастно стоял, уставившись себе под ноги.

– Какой же ты бука, – изумился Джун.

– Джун, ты нас не проводишь "на дачу"?

– На дачу?

– Помнишь, ты сочинение написал: "Наша дача".

– А, это вы про базу.

Мальчишки, радостно окружив учительницу, повели ее к себе во "дворец".

– Ой, как тут прохладно!

– Здесь у нас самое прохладное место на всем заводе.

– Да, сразу чувствуется.

– Адачи тоже сюда часто приходит, когда ему неохота на собрания ходить. Он тут иногда спит днем.

Котани-сэнсей расхохоталась. Этот Адачи – совершенно невозможный тип.

– Слушайте, вы вот учителей так неуважительно называете, по фамилии: Адачи, Мурано. А меня вы между собой "Котани" зовете? – задала она наконец давно интересовавший ее вопрос.

Исао почесал в затылке.

Широ задумчиво сказал:

– Не-е. Как раз вас мы почему-то по фамилии не называем.

"Точно… Не называем…" – послышалось со всех сторон.

Ребята удивленно переглядывались.

– А почему? Это ведь несправедливо.

– Потому что вы очень красивая. Наверно, поэтому.

– Поэтому? Или вы просто хотите, чтобы я вас чем-нибудь угостила, а?

– Вот Адачи нам всегда горячие пирожки приносит, – брякнул Ёшикичи.

– Ну, дурак, – буркнул Исао и в очередной раз пихнул своего незадачливого приятеля. – Ты, что ли, совсем уже того…

У этих двоих, похоже, был такой своеобразный стиль общения. Котани-сэнсей засмеялась.

– Все в порядке. Но для пирожков, пожалуй, жарковато. Я вас лучше мороженым угощу.

Мальчишки радостно зашумели.

Болтовня с заводскими детьми радовала и успокаивала учительницу.

– Хоть я и не Адачи-сэнсей, но можно мне тоже иногда вас здесь навещать? – спросила она, а про себя подумала: "Может, вслед за другими и Тэцудзо наконец разговорится?"

Потом они все вместе ели мороженое. И даже Котани-сэнсей радостно, словно маленькая девочка, умяла эскимо. Быстро-быстро, так что обогнала всех мальчишек.

– Тэцудзо-тян, – наконец сказала она. – Сегодня в школе было собрание. Все учителя уже знают про твоих мух.

Исао мельком глянул на Тэцудзо.

– Муха – источник заразы. Ты ведь и сам знаешь, тебе в школе говорили. Мухи разносят тиф, дизентерию и много других страшных болезней. Знаешь, что я подумала: "А что если вдруг Тэцудзо-тян заразится от мухи какой-нибудь такой болезнью, а тут как раз его очередь дежурить по столовой?" Ведь от тебя все дети в нашем классе могут заразиться. Не только я, все учителя волнуются из-за этого. Ты просто не знаешь, наверное, но кроме мух есть еще много разных симпатичных зверьков. Хочешь, мы с тобой вместе найдем какое-нибудь безвредное насекомое и будем о нем заботиться?

Тэцудзо перестал лизать мороженое.

– Сейчас в нашем городе все борются с мухами и комарами. Повсюду разбрасывают специальный яд, чтобы убить как можно больше мух.

Глаза у Тэцудзо сверкнули, но Котани-сэнсей ничего не заметила.

– Ведь если мух не убивать…

Тэцудзо поднялся на ноги.

В одну секунду он очутился перед учительницей, обеими руками вцепился ей в лицо, а потом толкнул что было сил. Вскрикнув от неожиданности, Котани-сэнсей потеряла равновесие и опрокинулась на спину.

– Тэццун! – Побледнев, Исао вскочил с земли.

Тэцудзо кинулся бежать. Все произошло так быстро, что Котани-сэнсей не успела ничего понять. Поднявшись, она ошеломленно поглядела вслед убегающему Тэцудзо. А потом на нее вдруг нахлынула такая тоска – будто прорвало какую-то невидимую плотину внутри. Чувства теснились в груди, сердце защемило, в глазах потемнело…

Котани-сэнсей заплакала навзрыд. Забыв о стоявших рядом мальчишках, она захлебывалась плачем, как маленький ребенок.

Мальчики, сами едва сдерживая слезы, сгрудились вокруг нее и не отрываясь смотрели, как она плачет.

Третья неприятность подстерегала учительницу дома.

Вернувшись домой, Котани-сэнсей сразу же прошла в спальню. Даже свет не включала – сидела бессильно на кровати, глядя в куда-то в пустоту. Он поняла, что муж уже вернулся с работы домой, только тогда, когда он с ней заговорил.

– А что с ужином? – услышала Котани-сэнсей.

– Пока ничего, – уныло ответила она, все так же сидя на кровати.

Войдя в комнату и включив свет, муж с удивлением уставился на нее. А выслушав ее рассказ, сказал: "Зачем в это влезать? Выкинь эту ерунду из головы".

– Что значит ерунда? Как же ты не понимаешь?! – Котани-сэнсей была на грани истерики.

– Идиотка! – вдруг заорал на нее муж. – Подумай, кто тебе важнее! Если ты в собственном доме порядка навести не можешь, так где уж тебе чужих детей воспитывать?

У Котани-сэнсей слезы так и брызнули из глаз.

– Если бы ты одна жила, так и делала бы что вздумается. У меня на работе тоже всякое бывает. Неприятностей – хоть отбавляй. Представь, если я буду приходить домой и все тебе выкладывать. Ты вообще понимаешь хоть немного, для чего нужна семейная жизнь?!

Холодок отчуждения, вот что почувствовала Котани-сэнсей после этих слов. "Неприятности, о которых говорю я, ничего общего не имеют с твоими", – хотела сказать она, но сдержалась.

Остаток вечера Котани-сэнсей коротала с бутылкой виски. Она чувствовала себя ужасно одинокой. Будто она совсем одна на всем белом свете.

На горлышко бутылки, на самый ободок, села муха. Учительница не стала ее прогонять. И еще долго-долго сидела, пристально разглядывая незваную гостью.

Глава 5
ГОЛУБИ И ОКЕАН

Из больницы вернулся домой Токудзи. Если Тэцудзо называли «доктором мушиных наук», то Токудзи по праву считался специалистом по голубям. Он был буквально помешан на них.

Встретившись с друзьями, он сразу же завел разговор о своих птицах.

– Как там мой Кинтаро?

Кинтаро – так звали голубя – был любимцем Токудзи.

– Он меня замучил совсем, – ответил Широ, присматривавший за голубями, пока Токудзи лежал в больнице. – Не дает другим голубям проходу, и все тут. Гонту, вон, ни к воде, ни к еде не подпускает.

У Токудзи на голубятне было штук пятнадцать голубей, и Гонта был самым старым из них.

Голубятня располагалась на небольшой площадке за домом – там, где мама Токудзи сушила белье. После того как мальчик сверзился с крыши сталелитейного завода и довольно серьезно поранился, его родители решили сломать голубятню. Когда Токудзи, лежавший в больнице, узнал об этом, он словно обезумел. Достав где-то нож для фруктов, он принялся размахивать им и вопить: "Только попробуйте, тогда я себя убью!" Родители пошли на попятный и не стали ломать голубятню, попросив Широ присмотреть за птицами, пока их сына не выпишут из больницы.

Прищурившись, Токудзи с любовью рассматривал своих питомцев.

– И Таро здесь, – говорил он, – и Чонко. Донбей! Донбей, я кому говорю, сюда смотри. Хозяин домой вернулся!

Один из голубей вдруг заворковал. Вторя ему, один за другим начали гулить и остальные птицы.

– Они меня вспомнили! Они рады, что я вернулся!! – восторженно закричал Токудзи, покраснев от радости.

– Вот ведь… Птицы, а все понимают, – восхитился Исао. – Который здесь Кинтаро?

Широ ткнул пальцем в сторону крупного голубя, имевшего самый независимый вид. Было ясно, что эта птица никого и ничего не боится. Другие голуби беспрестанно вертели головками, а этот стоял, вперив взгляд в одну точку.

Широ поставил голубям воду и корм. Те дружно принялись за еду.

– Во, смотрите, – вполголоса сказал Широ.

Кинтаро два-три раза моргнул, потом взлетел под самую крышу голубятни. Оттуда он спикировал прямо к кормушке и с размаху обрушился на одного из голубей. Тот шарахнулся в сторону, а когда попытался снова добраться до корма, Кинтаро опять его атаковал. Он навис над противником и принялся долбить его клювом прямо в шею. Ни на секунду не оставляя свою жертву в покое, он преследовал беднягу, все активнее работая клювом.

– Какой мерзавец! – не вытерпел Джун. – Да он его затравил совсем.

– Кого это он так, Гонту?

– Ага. Гонту травит.

Широ взял бамбуковый шест и отогнал Кинтаро.

– Похоже, Гонта совсем сдал, – озабоченно сказал Токудзи.

Старый голубь забился в дальний угол и сидел там, выжидая. Тускло-серый комочек перьев. Но вот он улучил момент, когда Кинтаро отвлекся, подобрался к кормушке, клюнул раз, другой, и тут же вновь подвергся жестокой атаке.

– Вот урод, – насупился Исао.

– Токкун, прогони ты его, – попросил Джун.

– Может, и правда прогнать? – спросил Широ.

– Прогони, прогони, Токкун! – не сговариваясь, в один голос воскликнули Ёшикичи и Такео. Деваться было некуда. Токудзи нехотя согласился.

Широ пошуровал в клетке, схватил хулигана и, вытащив его наружу, разжал руки. Кинтаро взмыл высоко в небо.

– Вот, дурень. Радуется, – с досадой сказал Широ.

На голубятне вдруг заворковал один из голубей.

– Наверное, это невеста его.

После этих слов все как-то приуныли. Кинтаро описал круг и опустился на крышу самого высокого заводского здания.

– Смотрите, как он башкой крутит.

– Видать, испугался.

Кинтаро продолжал сидеть на крыше. Мальчишки думали, что он сразу куда-нибудь улетит, но ошиблись и теперь, растерянно переглядывались.

– Он там так сидит, будто его из класса выставили, – сказал Такео.

– Ага, ты-то знаешь, как это бывает. Все время в коридоре торчишь, – съязвил Исао.

Такео надулся.

– Да ладно, ну его!

Пытаясь отвлечься от мыслей о Кинтаро, мальчишки пошли к Токудзи играть в мавари сёги[5]5
  В этой игре пешки ходят по периметру доски для японских шахмат сёги. Пройдя круг, пешка превращается в более сильную фигуру. Выигрывает тот, кто раньше всех превратит свои пешки в генералов.


[Закрыть].

Мальчишки по очереди делали ходы. По молчаливому соглашению о Кинтаро они не говорили, но то и дело украдкой посматривали в окно.

– Мне по-маленькому надо, – сказал Широ. Все тут же подозрительно на него уставились.

– Да мне пописать только! – возмутился Широ и вышел.

После того как он вернулся, они продолжили играть, но сосредоточиться на игре уже не могли.

– Мне тоже по-маленькому, – вдруг сказал Исао.

– И мне! – заявил Джун.

Мальчики вышли во двор вдвоем. Оба они, справляя нужду, краем глаза поглядывали на высокую крышу.

– Чего-то у тебя не льется совсем, – сказал Исао.

Джун смутился.

"Раз ты за мной следишь, то и я буду за тобой следить", – подумал он.

Так, не сводя друг с друга глаз, они и вернулись в дом.

Но когда вслед за ними еще один мальчик захотел по-маленькому, Токудзи не выдержал.

– Так нечестно, хорош обманывать!

После этого, пытаясь обогнать один другого, ребята с криком высыпали во двор.

Кинтаро все так же сидел на крыше. Ветер, налетая сразу со всех сторон, ерошил ему перья. Голубь выглядел таким одиноким и беспомощным, что даже не верилось, что это тот самый лихой задира. Широ с досадой изо всех сил пнул подвернувшийся под ногу камень.

На следующий день мальчишки проснулись рано. Еще заспанные, потирая глаза, они вышли во двор посмотреть на крышу. Кинтаро сидел на том же месте.

Дети немного успокоились и, позавтракав, отправились в школу.

Но в этот день всем им было не до учебы. Широ два раза выгоняли из класса, Исао отвечал на вопросы учителя настолько невпопад, что весь класс покатывался со смеху. Джун написал проверочную по арифметике много хуже обычного, а Такео получил нагоняй за опрокинутый в столовой бидон с молоком.

После уроков, обуреваемые дурными предчувствиями, ребята со всех ног рванули домой.

Кинтаро на крыше не было. Мальчишки ужасно расстроились. Но сделанного, так же как и сказанного, не воротишь.

В три часа дня мальчишки собрались у дома Токудзи в полном составе. Надо было как-то загладить вину перед другом. Токудзи объяснил им, как отличить Кинтаро от других голубей, и рассказал, куда он мог улететь. Хорошенько запомнив приметы, мальчишки разделились и отправились на поиски. Токудзи, еще не вполне окрепший после больницы, остался ждать на заводе.

К четырем ребята вернулись, потные и чумазые. По хмурому молчанию и усталым лицам было видно, что поиски успехом не увенчались.

Тяжело дыша, они повалились на землю. Но оказалось, что запас их сил до конца не исчерпан.

– Я вспомнил еще одно место, куда он мог полететь. Там всегда куча птиц, – вдруг сказал Токудзи, и все тотчас вскочили на ноги. – Это здесь, близко. А я-то и забыл. Где канал в океан впадает, там мельница есть, знаете? А при мельнице – элеватор, в котором зерно хранят. Так что там всегда птицы. Кинтаро с голодухи вполне мог туда полететь, я думаю.

Дальнейших объяснений не понадобилось. Мальчишки, предвкушая, как, прибежав на мельницу, найдут там Кинтаро, кинулись туда сломя голову.

Идти через заводские ворота означало сделать порядочный крюк, так что ребята решили срезать путь, воспользовавшись тоннелем в канаве, где когда-то была поймана королева крыс.

Они вылезли из трубы, перелезли через ограду вагоностроительного завода и оказались на территории карантина.

Никаких особых препятствий тут не было, и, расслабившись, мальчишки слегка замедлили шаг.

– Кинтаро на нас разозлился.

– Да он просто надулся и улетел.

– Может, он этого, самоубился?

– Ты что, дурной? Разве голуби такое могут?

– А что, собаки, вон, могут. Я своими глазами видел. Одна собака, когда ее поймали, чтоб на живодерню отвезти, так она себе язык откусила.

– Вот это да!

Оживленно болтая, мальчишки вышли на берег океана.

Океан раскинулся перед ними широкой равниной. Закатное солнце только-только коснулось воды, окрасив океанскую рябь в пурпурный цвет. Как огромное поле спелого риса, волнующегося под порывами ветра, шелестел океан, словно пытаясь что-то сказать ребятам.

Мальчишки замолчали и уставились на открывшийся им прекрасный вид. Не иначе, это дело рук богов, которым наскучило глядеть сверху на привычную серо-бурую поверхность океанских вод.

Высоко взметнувшийся в небо элеватор был уже совсем близко. Мальчишки перелезли через очередной забор и пошли по направлению к зернохранилищу.

– Смотрите, чтобы сторож вас не заловил, – предупредил всех Исао.

Птиц и правда здесь было очень много.

– Bay! – воскликнул Ёшикичи, не сдержав восхищения.

Птицы издавали резкие звуки, будто предупреждая об опасности мальчишек, тайком пробравшихся на территорию завода.

– Сколько их тут?

– Штук сто.

– Да не сто, а двести.

Мальчишки перешептывались, прикидывая, что отыскать одного-единственного Кинтаро среди всех этих птиц, пожалуй, не получится.

И все-таки они продолжали изо всех сил вглядываться. А вдруг…

– Эт-та еще что такое?! – вдруг раздался чей-то громкий окрик. Мальчишки подпрыгнули он неожиданности и бросились наутек. Потревоженные птицы, с шумом захлопав крыльями, поднялись в воздух.

Птицы и дети спасались бегством. Только на птиц, даже если их поймают, никто в школу не пожалуется, а детям в руки сторожу лучше не попадаться. Иначе не избежать ненавистного чтения нотаций сначала в кабинете у завуча, потом в учительской…

По дороге Ёшикичи споткнулся и упал. И тут же получил пинок под зад.

– Вставай давай. Чё развалился?! – заорал на него Исао. Тот, всхлипывая, встал и из последних сил рванулся к забору. Уже с забора, оказавшись в безопасности, ребята распустили языки:

– У-у, жиртрест! Не поймал?! А ты подпрыгни!

Хорошо, конечно, что никого из них не поймали, однако Кинтаро они так и не нашли.

Мальчишки приуныли. У Ёшикичи из разбитой коленки сочилась кровь.

– А ну прекрати ныть! Тоже мне, – прикрикнул Исао, хотя сам был готов разреветься.

Дойдя до насыпи, ребята присели отдохнуть. С океана дул прохладный ветерок.

– Смотрите, – сказал Такео, показывая пальцем вверх.

Стая спугнутых птиц – наверное, их было не менее двух сотен – совершала в небе крутой вираж. На фоне закатного неба, окрашенного заходящим солнцем в кровавый цвет, очертания ее все время менялись.

Джун глубоко вздохнул.

– Везет же им. Летают где хотят, куда хотят, – с завистью в голосе сказал Широ.

– Я бы тоже куда-нибудь улетел, – непривычно тихо произнес Исао.

– А что там, за океаном?

– Где за океаном?

– Ну, там, на той стороне. Далеко-далеко.

– Там Средиземное море.

– Ничего подобного, там Индийский океан.

– Тихий, а не Индийский.

– Да замолчите вы уже, наконец. Какая разница? – сказал вдруг Джун и тихо добавил: – главное, чтобы было много-много места, чтобы было просторно.

– Джун, а ты любишь океан? – спросил Исао.

Джун кивнул. Ему вспомнилась история про Моби Дика. Ахав – капитан китобойного судна, бороздящий моря и океаны, чтобы отомстить гигантскому белому киту, который откусил ему ногу, – был в глазах Джуна идеалом мужчины.

– Мне нравятся мужественные люди. Море делает людей мужественными, – сказал Джун.

Мальчишки замолчали, вглядываясь в даль, словно пытаясь увидеть за горизонтом ту неведомую другую сторону. Они обдумывали слова Джуна.

Закатное солнце, опускаясь все ниже, отбрасывало красные отсветы на детские лица.

И тут на берегу появился Токудзи, который начал беспокоиться из-за долгого отсутствия ребят и отправился им навстречу. Завидев его, все смутились. Им было стыдно смотреть другу в глаза.

– Ничего у нас не вышло, Токкун. Извини, – сказал Широ.

– Да ладно вам. Я и не расстраиваюсь вовсе. – Токудзи старался говорить как можно веселее, чтобы подбодрить приунывших товарищей.

Мальчишки шли домой с таким видом, будто возвращались с похорон.

Зная, что надеяться особо не на что, они все-таки посмотрели на самую высокую крышу. Разумеется, Кинтаро там не было.

"Улетел, – думали ребята. – Насовсем. По-настоящему. Глупый, он ведь не знает, что мы сейчас чувствуем. Дурень".

– Токкун, смотри! – вдруг вскрикнул Широ. На одной из веревок, на которых мама Токудзи обычно развешивала выстиранное белье, чернел знакомый маленький силуэт.

– Это же Кинтаро!

Мальчишки кинулись бежать со всех ног.

Чтобы не спугнуть птицу, они остановились немного поодаль, а Токудзи забрался на голубятню и открыл дверцу. Стоило ему это сделать, как Кинтаро слетел с веревки и нырнул внутрь.

Ждавшие внизу мальчишки запрыгали от радости и закричали:

– Кинтаро вернулся! Вернулся!