Текст книги "Анна, одетая в кровь (ЛП)"

Автор книги: Кендари Блэйк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Это все, что тебя волнует, Кас? – спрашивает Анна. – Тебя интересует, буду ли я продолжать убивать снова? Или же ты хочешь знать, в состоянии ли я это делать?

Она держит руку перед своим лицом, и темные вены оплетают пальцы. Ее глаза чернеют, а платье окрашивается кровью и проступает сквозь белую ткань намного сильнее, чем раньше, повсюду разбрызгивая капли.

Я отпрыгиваю в сторону.

– О Боже, Анна!

Теперь она парит в воздухе, немного вертится, словно кто-то напевает ее любимую мелодию.

– Так я не выгляжу милой, правда? – она морщит носом. – Здесь нет зеркал, но я вижу себя в отражении окон, когда лунный свет достаточно яркий.

– Ты до сих пор такая же, – шокировано сообщаю я. – Ничего не изменилось.

Когда я упоминаю об этом, ее глаза суживаются, но затем она выдыхает и пытается мне улыбнуться. Это не срабатывает, хотя она и стремится выглядеть как готичная цыпочка Пинхэд[41]41
  Пинхэд – культовый персонаж из фильма «Восставшие из ада».


[Закрыть].

– Кассио. Разве ты не видишь? Все изменилось! – она опускается на пол, но чернота с глаз и непроницаемое облако волос никуда не уходят.

– Я никого не буду убивать. Я никогда не хотела этого, но, как бы то ни было, это все же я. Думала, что это было проклятье, возможно и было, но… – она качает головой. – Когда ты ушел, я пыталась сделать это. Я должна была знать, смогу ли я, – она смотрит мне прямо в глаза.

Чернильная темнота сходит, показывая Анну настоящую.

– Битва окончена. Я выиграла. Ты помог мне в этом. Во мне больше нет двух половинок. Знаю, ты, должно быть, считаешь, что это выглядит чудовищно, но я чувствую себя сильной. В безопасности. Может быть, я чего-то и не понимаю.

На самом деле, в это легко поверить. Для кого-нибудь, убитого таким способом, чувствовать безопасность, вероятно, главный приоритет.

– Верю, – мягко отвечаю я. – Сила, которой ты владеешь. Она похожая на мою. Когда я направляюсь к населенному призраками месту с атаме в руках, я чувствую себя сильным. Неприкосновенным. Такое опьяняющее чувство. Не знаю, ощущали когда-либо люди что-нибудь подобное? – я переставляю ноги. – А затем я встречаю тебя, и все идет коту под хвост.

Она улыбается.

– Я прихожу в этот дом таким великим и мощным, а ты используешь меня для игры в гандбол, – я ухмыляюсь. – Заставляешь парня чувствовать себя чертовски мужественно.

Она скалит зубы.

– Ты показался мне отважно смелым, – ее улыбка колеблется. – Ты не принес его сегодня с собой. Свой нож. Я всегда ощущаю, когда он рядом.

– Нет. Уилл забрал его, но я его верну. Этот нож принадлежал моему отцу, поэтому я не отдам его, – но затем я удивляюсь. – Как ты можешь чувствовать? На что это похоже?

– Когда я впервые увидела тебя, я не знала, что это было. Я ощущала его ушами, что-то отдавалось в моем животе, жужжало под музыку. Что-то очень мощное. Хотя я и знала, что оно может уничтожить меня, все-таки увлеклась им. А потом, когда твой друг порезал меня…

– Он мне не друг, – говорю я сквозь зубы. – Действительно нет.

– Я почувствовала себя так, словно из меня стали выкачивать энергию. Начинаю идти туда, куда оно приказывает мне. Но было что-то не правильно. У него есть собственная воля. Он хотел находиться в твоих руках.

– Поэтому он не навредил бы тебе, – облегченно отвечаю я. Не хочу, чтобы Уилл пользовался моим ножом, и мне все равно, как по-детски звучат мои слова. Это мой нож.

Анна отворачивается, размышляя.

– Нет, он бы убил меня, – всерьез замечает она. – Потому что он связан не только с тобой. А и с чем-то еще. С чем-то темным. Когда я истекала кровью, я чувствовала запах. Он напоминал мне немного курительную трубку Элиаса.

Я не имею представления, откуда взялась сила в атаме, а Гидеон, если бы и знал, все равно бы не сказал мне. Но если источник силы пришел из потустороннего мира, пусть будет так. Я постараюсь использовать ее только в благоприятных целях. Что же касается запаха курительной трубки Элиаса…

– Ты, вероятно, просто испугалась, когда наблюдала за своим собственным убийством, – мягко сообщаю я. – Ну, знаешь, когда человек начинает мечтать стать зомби после просмотра фильма Земля Мертвых.

– Земля Мертвых? Это то, о чем мечтаешь ты? – интересуется она. – Парень, который по жизни убивает призраков?

– Нет. Я мечтаю, чтобы пингвины сами себе построили мост. Не спрашивай почему.

Она улыбается и убирает локон волоса за ухо. Когда она так делает, я чувствую напряжение где-то глубоко в груди. Что же я делаю? Почему пришел сюда? Я едва ли могу вспомнить.

Где-то в доме хлопает дверь. Анна подпрыгивает. Не думаю, что когда-либо видел ее подпрыгивающую. Ее волосы поднимаются и начинают крутиться. Она, словно кошка, выгибает спину и распушивает хвост.

– Что это было? – спрашиваю я.

Она качает головой. Не могу с уверенностью сказать, смущена ли она или напугана. Подходят оба варианта.

– Помнишь, что я показывала тебе в подвале? – спрашивает она.

– Башню трупов? Нет, вылетело из головы. Ты что, шутишь?

Она взволновано улыбается, фальшиво подмигивая.

– Они все еще здесь, – шепчет она.

Пользуясь этой возможностью, мой живот забурчал, а ноги без моего разрешения сами по себе стали перемещаться. Образ всех тех трупов все еще свеж в моей памяти. Я почти снова могу ощущать запах зеленой воды и гнили. Сама мысль, что они сейчас рыщут по дому по собственной воле, – это то, что она подразумевает – не делает меня счастливым.

– Думаю, теперь они охотятся за мной, – тихо сообщает она. – Вот почему я вышла из дому. Но они меня не пугают, – быстро добавляет она. – Я их терпеть не могу, – она останавливается и скрещивает руки на животе, будто обнимая себя.

– Я знаю, о чем ты думаешь.

Серьёзно? Потому что лично я не знаю.

– Нужно было запереться вместе с ними здесь. Как-никак, это моя вина.

Ее голос не выглядит мрачным. Она не просит меня, чтобы я согласился. Ее глаза, сфокусированные на половице, выглядят нешуточно.

– Я бы хотела им сказать, что не против вернуться к ним.

– Это имело бы значение? – тихо проговариваю я. – Разве имело бы значение, если бы Мальвина извинилась перед тобой?

Анна качает головой.

– Нет, конечно. Я была бестолковой.

На мгновение, она переводит взгляд вправо, но я уже знаю, что она смотрит на сломанную доску, откуда мы вытащили ее платье прошлой ночью. Кажется, она почти боится. Может, пусть Томас сюда придет и заглинизирует её.

Моя рука дергается. Я собираю волю в кулак и тянусь к ее плечу.

– Ты не была глупой. Мы что-нибудь придумаем, Анна. Мы изгоним их. Морфан знает, как заставить их уйти.

Каждый имеет право на комфорт, не так ли? Она сейчас свободна; что сделано – то сделано, и Анна должна обрести покой. Но, даже сейчас, печальные и сбивающие с толку воспоминания о том, что она натворила, пробегают в ее глазах. Как она отпустит их? Попросить ее не мучить себя – не лучший вариант. Я не могу отпустить ей грехи, но, хотя бы ненадолго, я могу помочь ей забыть их. Тогда она была невинной, и меня убивает тот факт, что она никогда не станет ею вновь.

– Ты должна сама найти путь назад в этот мир, – нежно говорю я.

Анна приоткрывает рот, чтобы ответить, но я так никогда и не узнаю, что же она хотела на самом деле сказать.

Дом буквально кренится, словно выглядит изнуренным. С очень большой трещиной. Когда он оседает, возникает мгновенное землетрясение, и во время толчков напротив нас появляется фигура. Она медленно выплывает из тени, бледный, меловый труп, и застывает в воздухе.

– Я хотел только спать, – говорит он. Звучит это так, будто рот у него полон гравия, но, если присмотреться ближе, замечаю, что у него выдернуты все зубы. Из-за этого он выглядит старше со свисающей кожей, но ему не дашь больше восемнадцати. Просто еще один беглец, наткнувшийся на этот дурной дом.

– Анна, – говорю я, хватая ее за руку, но она не позволяет этому случиться. Она стоит, не дрожа, пока он разводит руки в стороны. Его поза, подражающая Христу, усугубляется, когда кровь начинает просачиваться сквозь его рваную одежду, заполняя ткань полностью, вплоть до самых конечностей. Его голова выравнивается, а затем бесконтрольно откидывается назад и вперед. Тогда она останавливается, и он кричит.

Я слышу, как рвется не только его рубашка, а как кишки вываливаются, словно нелепые веревки, и выпадают на пол. Он падает вперед и тянется к ней, поэтому я хватаю Анну и дергаю на себя. Когда я оказываюсь между ними посредине, другое тело выползает из стены, разбрасывая камни и пыль повсюду. Оно летает над полом, разорванное пополам, с оторванными руками и ногами. Голова смотрит на нас, пока прикрепляется к телу, и обнажает зубы.

Я не в том настроении, чтобы наблюдать за почерневшим, гниющим языком, поэтому я беру Анну за руку и тяну по полу. Она тихо стонет, но не останавливает меня, а затем мы несемся через дверь, чтобы оказаться в безопасности дневного света. Конечно, когда мы поворачиваемся назад, там уже никого нет. Дом прежний, нет ни крови на полу, ни трещин в стене.

Глядя назад через дверь, Анна выглядит несчастной – виновной и немного напуганной. Я даже не думаю, а просто притягиваю к себе и крепко обнимаю. Мое дыхание обволакивает ее волосы. Ее кулачки дрожат, пока она крепко сжимает мою рубашку.

– Ты не можешь там оставаться, – говорю я.

– Мне больше некуда идти, – отвечает она. – Это не так уж и плохо. Они не такие сильные. Такую показуху они могут устраивать раз в несколько дней. Возможно.

– Ты же не серьезно говоришь. А что, если они станут сильнее?

– Я не знаю, что можно ожидать от них, – говорит она и отодвигается от меня. – Всему есть своя цена.

Я хочу поспорить с ней, только ничего вразумительного не могу придумать, даже в своей голове. Так не может быть. Я сведу ее с ума, и не имеет значение, что она скажет.

– Я собираюсь пойти к Томасу и Морфану, – говорю я. – Они знают, что делать. Посмотри на меня, – говорю я, поднимая ее подбородок.

– Я не оставлю все так. Обещаю.

Если бы она достаточно переживала по этому поводу, она бы пожала плечами. Для нее это уместное наказание, но мои слова ее встряхнули, и она старается действительно не спорить. Когда я направляюсь к своей машине, немного колеблюсь.

– С тобой будет все в порядке?

Анна криво улыбается.

– Я мертва. Что может случиться?

Тем не менее, у меня возникает такое чувство, что пока меня не будет, она потратит большую часть своего времени, находясь снаружи. Я схожу с подъездной дорожки.

– Кас?

– Да?

– Я рада, что ты вернулся. Не была уверена, вернешься ли ты снова.

Я киваю и засовываю руки в карманы.

– Я никуда не уйду.

Внутри машины ревет радио. Это хорошая штука, особенно когда до смерти устаешь от жуткого молчания. Я делаю звук громче. Затем настраиваюсь благодаря камням, когда внезапный репортаж прерывает мелодию «Закрась это, Блэк».

«В воротах кладбища Парк Вью было найдено тело, возможно, потерпевший стал жертвой сатанинского ритуала. Полиция пока не может прокомментировать и установить личность потерпевшего, однако Каналу 6 стало известно, что преступление слишком жестокое. Жертву, мужчину под пятьдесят, казалось, расчленили».

_____________________________________________________________________________________

[1] Рокэм&Сокем Робот – популярная видеоигра про роботов.

[2] Каджунский – акцент этнической группы, проживающей в основном в штате Луизиана; потомков французских переселенцев.

[3] Ирис – седьмой астероид.

[4] Ларн – город в Северной Ирландии, Великобритания.

[5] Пинхэд – культовый персонаж из фильма «Восставшие из ада».

Глава 18

Образ предстает передо мной так ясно, словно отснятый материал репортажа передается без звука. Мигалки полицейских машин мерцают красным и проблесковым белым, но сирен нигде не слышится. Полиция разгуливает в однообразных черных куртках с опущенными подбородками и хмурыми лицами. Они пытаются казаться спокойными, словно такое случается ежедневно, но некоторые из них выглядят так, будто предпочитают забраться куда-нибудь в кусты и бросаться пончиками. А некоторые стараются скрыться от объективов камер. Где-то в гуще данных событий лежит тело, разорванное на части.

Я бы хотел подойти ближе, потому что у меня имелось свободное удостоверение журналиста в бардачке или же деньги на случай, если придется держать копов на коротком поводке. Пока же я медлю на краю сдавленной толпы, находясь за желтой лентой.

Я не могу поверить, что это могла сделать Анна. Это значило бы, что смерть того человека и на моих руках тоже. Я не хочу в это верить, потому что это означало бы также, что она неизлечима и больше нет возможности ее спасти.

Под пристальным наблюдением толпы полиция выходит из парка с каталкой. Сверху на ней лежит черный большой мешок, в котором, должно быть, находится тело, но вместо этого он выглядит так, словно набит оборудованием для хоккея. Я полагаю, они сложили его по частям как могли. Когда каталка ударяется о бордюр, все же устояв на месте, мы видим, как через мешок вываливается конечность, отчетливо не прикрепленная к остальной части. Толпа издает приглушенный звук возбужденного отвращения. Я же тем временем локтем прокладываю себе путь назад к машине.

* * *

Я подъезжаю к ее дорожке и паркуюсь. Она удивлена видеть меня сейчас, ведь я распрощался с ней меньше чем час назад. Когда под моими ногами хрустит гравий, я не понимаю, откуда издается этот шум – от грязи или же от моих скрежещущих зубов. Выражение лица Анны меняется от радостного до беспокойного.

– Кас? В чем дело?

– Это ты мне скажи, – я удивляюсь сам себе, обнаружив, насколько разочарован происходящим. – Где ты была прошлой ночью?

– О чем ты говоришь?

Она должна заверить меня. Ей следует быть очень убедительной.

– Просто скажи, где ты была? Что делала?

– Ничего, – отвечает она. – Я находилась недалеко возле дома. Тестировала свою силу. Я… – она останавливается.

– Ты что, Анна? – требую ответа я.

Ее выражение лица застывает.

– Некоторое время я пряталась в своей комнате. После я все же поняла, что духи никуда не ушли.

В ее глазах я читаю обиду. Посмотри, теперь ты счастлив?

– Ты уверена, что не уходила далеко? Ты не пыталась снова изучать Тандер-Бэй? Может, ты ходила в парк, не знаю, и расчленила беднягу-бегуна?

Пораженное выражение на ее лице позволяет моему гневу просочиться сквозь ботинки. Я открываю рот и пытаюсь подтянуть ногу, но как мне объяснить, почему я так зол? Как мне объяснить, чтобы она предоставила безоговорочное алиби?

– Не могу поверить, что ты меня обвиняешь.

– Не могу поверить в то, что ты этому не веришь, – отвечаю я.

Не знаю, почему я веду себя так агрессивно.

– Ну же. Не каждый день в городе кого-то безжалостно разрывают. И в ту самую ночь, после того как я освободил тебя, самого сильного смертоносного призрака в западном полушарии, кто-то обнаруживает недостающие руки и ноги? И это просто чертово совпадение, не правда ли?

– Но это просто совпадение, – настаивает она. Ее тонкие ручки сжимаются в кулаки.

– Ты не помнишь, что недавно произошло? – я широким жестом указываю на дом. – Расчленять тело – это уже как твоя ВК[42]42
  ВК – визитная карточка.


[Закрыть].

– Что значит ВК?

Я качаю головой.

– Разве ты не знаешь, что это значит? Ты не понимаешь, что мне придется сделать, если ты продолжишь убивать?

Когда она не отвечает, мой сумасшедший язык продолжает напирать, как танк.

– Это означает, что у меня очень тяжелый момент как у одного персонажа из фильма «Старый Брехун», – рявкаю я.

В ту минуту, как я произношу эти слова, понимаю, что не должен был делать этого. Я выставил себя дураком, но зато это означает, что она поняла суть разговора. Конечно, она должна была.

«Старый Брехун» увидела публика приблизительно в 1955 году. Анна, наверное, застала его, когда он вышел в кинотеатрах.

Она одаривает меня шокированным и обиженным взглядом; не знаю, как другие, но этот заставляет чувствовать себя хуже всего. Тем не менее, у меня не хватает смелости извиниться. Сама мысль, что она убийца, удерживает меня от этого шага.

– Я не делала этого. Как ты можешь так думать? Я не могу сознаться в том, чего не совершала!

Никто из нас больше не говорит ни слова. Мы даже не двигаемся. Анна выглядит разочарованной и сдерживает себя в руках, чтобы не зарыдать. Когда мы смотрим друг на друга, что-то внутри меня щелкает и пытается прорваться наружу. Это чувство поселилось в моей голове и груди, словно кусочки пазла, ну, знаете, когда их нужно составить в одно, поэтому вы пытаетесь дотянуться до них, разбросанных по разным углам. А затем, просто так, они заполняют недостающие прорехи. Так укомплектовано и совершенно, что вы даже секунду назад не могли себе представить, как вообще можно было без них раньше обходиться.

– Извини, – слышу я свой тихий голос. – Это просто… – не знаю, что происходит.

Лицо Анны смягчается, и упрямые слезы начинают отступать. То, как она стоит и тяжело дышит, подсказывает мне, что она хочет оказаться ближе ко мне. Совершенное понимание наполняет воздух между нами, и никто из нас не хочет дышать им. Не могу поверить. Я никогда не был таким раньше.

– Знаешь, ты спас меня, – в конце концов, сообщает Анна. – Освободил. Но, если я теперь свободна, это не означает, что у меня могут быть… – она останавливается. Анна хочет сказать больше. Знаю, что это так. Может, но не желает этого делать.

Я вижу, как она борется с собой, чтобы не приближаться ко мне. На нее опускается хладнокровие, словно пушистое одеяло. Оно тщательно скрывает грусть и молчание любых желаний, о которых можно попросить. Тысячи доводов скапливаются в горле, но я стискиваю зубы. Никто из нас больше не ребенок, и мы не верим в сказки. А если бы верили, кем бы мы стали? Уж точно не Прекрасным Принцем и Спящей Красавицей. Я отрезаю головы убийц, а Анна тянет кожу, пока она не рвется, и дробит кости, словно зеленённые кроны деревьев крошат на маленькие-премаленькие кусочки. Нам бы скорее подошли роли треклятого дракона и злой феи. Я просто знаю это. Но все же должен сказать ей.

– Это несправедливо.

Рот Анны растягивается в улыбке. Мой голос должен звучать с горечью, насмешливо, но я не допускаю этого.

– Знаешь, кто ты? – спрашивает она. – Мое спасение. Мой способ искупить вину. Заплатить за все, что я наделала.

Когда я понимаю, чего она хочет, чувствую, будто мне кто-то заехал в грудь кулаком. Меня не удивил тот факт, что она вынуждена была пойти на свидание, шагая через тюльпаны на цыпочках, но, после всего, что случилось, я никогда не мог себе представить, что она захочет, чтобы ее вот так отшили.

– Анна, – говорю я. – Не проси меня сделать это.

Она не отвечает.

– Для чего все это затевалось? Зачем я боролся? Почему мы провели обряд заклинания? Если ты только собираешься…

– Вернуть твой нож назад, – отвечает она, а затем исчезает в воздухе прямо передо мной, отправляясь в иной мир, куда мне путь не заказан.

Глава 19

С тех пор, как мы освободили Анну, я не высыпался. Много раз мне снились кошмары, в которых фигурировал призрачный образ, нависавший над моей кроватью. И запах сладкого, затяжного дыма. Зато проклятый кот постоянно мяукал в моей спальне. Наверное, что-то должно случиться. Я не боюсь темноты; я всегда спал как убитый и в своих снах попадал в наиболее унылые и опасные места. Я повидал почти все, чего нужно остерегаться в этом мире, и, сказать по правде, худшие из них заставляют меня бояться темноты. Те, что четко видят ваши глаза и не могут забыть, хуже, чем сбивающиеся в кучку черные фигуры в вашем воображении. У мысленного образа слабая память: она ускользает и становится расплывчатой. Глаза же помнят гораздо дольше.

Так почему же я так напуган этим сном? Потому что он был слишком реальным и длился слишком долго. Я открываю глаза и ничего не вижу, но знаю, просто знаю, что, если я опущусь ниже кровати, чья-то гниющая рука высунется из-под нее и потащит меня в ад.

Я пытался обвинять во всех своих кошмарах Анну и затем старался не думать о ней вовсе. Хотел забыть, как закончился наш последний с ней разговор. Как она возложила на свои плечи миссию по возвращению атаме в мои руки, а после того, как это произойдет, я убью ее этим же ножом. Я тут же фыркаю, когда вспоминаю об этом. Потому что как я смогу сделать подобное?

Поэтому этого не произойдёт. Не буду думать об этом, а просто сделаю отсрочку в виде своего нового приятного времяпрепровождения.

Я клюю носом на уроке всемирной истории. К счастью, мистер Баноф никогда не поймет этого, потому что я сижу к нему спиной, а он стоит возле доски и рассказывает о Пунических войнах[43]43
  Пунические войны – войны между Римом и Карфагеном (264–146 г. до н. э.)


[Закрыть]. Я бы на самом деле послушал его, если бы был в состоянии настроиться на правильную волну. Но все, что я слышу, это бла-бла-бла, поэтому я клюю носом с одним окоченевшим пальцем в ухе и время от времени встряхиваюсь. Затем повторяется все заново.

Когда под конец рассказа звенит звонок, я дергаюсь и в последний раз моргаю, затем поднимаюсь из-за стола и направляюсь к шкафчику Томаса. Я склоняюсь напротив его дверцы, пока он достает книги. Он избегает на меня смотреть. Что-то беспокоит его. Одежда на нем менее неряшливая, чем прежде. Она намного чище, и ему подходит. Он одевается как в Ритце[44]44
  Ритце – один из самых престижных и дорогих отелей, расположенный на лондонской Пиккадилли.


[Закрыть] ради Кармел.

– Это гель я вижу на твоей голове? – подразниваю его я.

– Как ты можешь выглядеть таким бодрым? – спрашивает он. – Ты не видел новости?

– О чем ты говоришь? – интересуюсь я, решая играть в невинность. Или проигнорировать. Или оба варианта подойдут.

– Новости, – шикает он. Его голос звучит тише. – Парень в парке. Расчленение.

– Ты думаешь, что это была Анна, – говорю я.

– А ты нет? – спрашивает она у самого моего уха.

Я поворачиваюсь. Кармел стоит с правой стороны от меня. Затем идет дальше и останавливается возле Томаса, и по тому, что я вижу, могу сказать с уверенностью – они уже обсуждали эту тему. Я поражаюсь своей догадке, и это меня немного ранит. Они обсуждали это за моей спиной. Я чувствую себя капризным маленьким мальчиком, который, в свою очередь, очень раздражает.

Кармел продолжает.

– Ты не можешь отрицать, что это чрезвычайное совпадение.

– Не отрицаю. Но это все же совпадение. Она не совершала этого.

– Откуда ты можешь знать? – в один голос спрашивают они оба, и мне неприятно это слышать.

– Эй, Кармел.

Мы резко замолкаем, потому что к нам подходит Кэти со стайкой девушек. Некоторых я не знаю, но две или три девчонки учатся со мной в одном классе. Одна из них, миниатюрная брюнетка с волнистыми волосами и веснушками на лице, мне улыбается. Они полностью игнорируют Томаса.

– Эй, Кэти, – холодно отвечает Кармел. – Как дела?

– Ты все еще собираешься помогать нам с Винтер Формал[45]45
  Винтер Формал (Winter Formal) – ежегодная традиция, где одевают лучшие наряды и всю ночь веселятся с друзьями.


[Закрыть]? Или Сара, Нат, Кэсси и я займемся подготовкой самостоятельно?

– Что значит «помогать»? Я председатель этого комитета, – Кармел в недоумении обводит взглядом всех девчонок.

– Ну, – говорит Кэти, прямо глядя на меня. – Была, перед тем, как стала такой занятой.

Думаю, Томас хотел так же, как и я, скорее отсюда убраться. Это намного неудобней, чем просто разговаривать об Анне. Но Кармел – это сила, с которой нужно считаться.

– Ой, Кэти, ты решила поднять бунт?

Кэти моргает.

– Что? О чем ты говоришь? Я просто спросила.

– Тогда расслабься. До вечеринки еще три месяца. Встретимся в субботу, – она медленно поворачивается, пренебрежительно жестикулируя руками.

Кэти шла эта смущенная улыбка. Она еще немного трещит, а затем говорит Кармел о том, какой симпатичный свитер сегодня на ней одет, перед тем как уйти.

– И обязательно продумай насчет сбора средств! – выкрикивает Кармел. Она смотрит назад на нас и пожимает плечами, извиняясь.

– Офигеть! – выдыхает Томас. – Девчонки те еще сучки.

Глаза Кармел расширяются; затем она ухмыляется.

– Конечно, мы такие. Но пусть это тебя не отвлекает.

Она переводит взгляд на меня.

– Скажи нам, что происходит. Откуда ты знаешь, что это не дело рук Анны?

Я бы хотел, чтобы Кэтти застряла здесь подольше.

– Знаю, – отвечаю я. – Я виделся с ней.

Они обмениваются хитрыми взглядами и считают меня слишком наивным. Возможно и так, но совпадение слишком очевидное. Тем не менее, я провожу время с призраками большую часть своей жизни. Мне на благо постоянно сомневаться.

– Как ты можешь быть таким уверенным? – интересуется Томас. – Мы даже не можем рискнуть? Знаю, что с ней поступили ужасно, но сама она также творила всякую чертовщину, и, возможно, нам следовало бы отправить ее…ну, туда, куда обычно ты их отправляешь. Возможно, это было бы лучшим решением для каждого из нас.

Я очень удивлен речью Томаса, даже если и не согласен с ним, но такой разговор заставляет его ощущать себя неловко. Он начинает переступать с ноги на ногу и поправлять черную оправу очков.

– Нет, – отрицаю категорически я.

– Кас, – вклинивается Кармел, – Ты же не знаешь, навредит ли она кому-либо еще. Она убивала людей на протяжении сорока лет. Не по своей воле. Но, вероятно, тебе не так просто принять истину.

Ее голос похож на рык волка, вкусившего кровь цыпленка.

– Нет, – снова отвечаю я.

– Кас.

– Нет. Обоснуй свое решение, и в чем ты конкретно сомневаешься. Знаешь, Анна не заслуживает того, чтобы оставаться мертвой. Но если я ударю ножом ей в живот…., – я почти заткнул себе рот, но все же продолжаю, – то не имею представления, куда ее отправлю.

– Если мы предоставим тебе доказательства…

Теперь я принимаю оборонительную позицию.

– Держитесь от нее подальше. Это моя проблема.

– Твоя? – рявкает Кармел. – Это перестало быть твоей проблемой, когда ты попросил нашей помощи. Не только ты оказался в опасности, застряв той ночью в доме. И сейчас ты не имеешь права нас игнорировать.

– Знаю, – отвечаю я и вздыхаю. Я не знаю, как им объяснить. Просто хочу, чтобы мы стали ближе, чтобы они оставались моими друзьями подольше, так что, думаю, они догадываются, что именно я пытался им сказать. Я также хочу, чтобы Томас яснее читал мысли. Может, в данный момент он этим и занимается, потому что замечаю, как он накрывает руку Кармел своей и шепчет ей о том, что мне типа нужно немного времени. Она смотрит на него, как на чокнутого, поэтому отступает назад.

– Ты всегда ведешь себя так с призраками? – спрашивает он.

Я смотрю на шкафчик позади него.

– О чем ты говоришь?

Его проницательный взгляд ощупывает мою голову на наличие каких-либо секретов.

– Не знаю, – после секунды колебания отвечает тот. – Ты всегда такой…пуленепробиваемый?

Наконец, я смотрю ему в глаза. На моем языке вертится признание, пока мы стоим посреди дюжины студентов, проходящих по коридорам и спешащих на третий урок. Когда они проходят мимо нас, я слышу обрывки их разговоров. Они звучат так обыденно, что мне приходит в голову, будто я никогда не участвовал в таких разговорах. Жаловаться на учителей или размышлять, что же делать в пятницу вечером. У кого для этого найдется время? Я бы, например, хотел поговорить об этом с Кармел и Томасом. Я бы хотел спланировать вечеринку или решить, какой ДВД фильм взять напрокат и в чьем доме посмотреть его.

– Может, ты расскажешь нам об этом чуть позже, – сообщает Томас, и вот в его голосе слышатся знакомые нотки. Он знает, и я рад этому.

– Мы должны придумать, как вернуть твой атаме назад, – предлагает он.

Я слабо киваю. Что бы сказал мой отец? Из огня да в полымя. Он радовался жизни, полной подвохов.

– Кто-нибудь видел Уилла? – интересуюсь я.

– Я пыталась несколько раз дозвониться до него, но он не берет трубку, – отвечает Кармел.

– Я хочу увидеться с ним, – с сожалением в голосе сообщаю я. – Мне нравится Уилл и знаю, как он, должно быть, разочарован. Нож не должен находиться у него. Ни в коем случае.

Внезапный звонок информирует нас о начале третьего урока. Мы не заметили, как опустел коридор, и теперь здесь наши голоса звучат громко. Мы просто не можем стоять здесь кучкой; рано или поздно нас может засечь чересчур прилежный дежурный по школе. Но все, что нам нужно с Томасом, это читальный зал, и почему-то я не уверен, пойдем ли мы туда.

– Хочешь угробить нас? – спрашивает он, читая мои мысли – или просто старается выглядеть обычным подростком с прикольными идеями.

– Точно. Что насчет тебя, Кармел?

Она пожимает плечами и отдергивает свой джемпер кремового цвета, обтягивающий плечи.

– У меня сейчас алгебра, но кому это нужно? Кроме того, я еще ни разу не пропускала этот урок.

– Класс. Тогда давайте что-нибудь захватим перекусить.

– Коробку суши? – предлагает Томас.

– Пиццу, – Кармел и я выпаливаем одновременно, а он тем временем ухмыляется. На душе у меня легко, когда мы идем по коридору. Меньше чем через минуту мы выйдем из школы и попадем на холодный ноябрьский воздух, и каждому, кто попытается нас остановить, мы покажем средний палец.

А затем кто-то стучит по моему плечу.

– Эй.

Когда я поворачиваюсь, все, что вижу, это летящий кулак – скажем так, когда вас кто-то бьет по носу, у вас появляется ужасно-жуткая боль. Я сгибаюсь пополам и закрываю глаза. На губах ощущается теплая, липкая влага. Мой нос кровоточит.

– Уилл, что ты делаешь? – я слышу, как Кармел кричит на него, к ней присоединяется Томас, а Чейз в это время хрюкает. По коридорам раздаются звуки потасовки.

– Не защищай его, – отвечает он, – Ты не видела новости? Кого-то убили.

Я распахиваю глаза. Уилл таращится на меня через плечо Томаса. В любой момент на меня готов прыгнуть Чейз со светлыми колосовидными волосами и футболкой, обтягивающей его мускулы, но пока он просто отталкивает Томаса, как только его названный лидер знаком головы указывает двигаться вперед.

– Это была не она, – я шмыгаю носом и глотаю кровь. Она соленая и на вкус, как старые монеты. Я вытираю ее тыльной стороной ладони, оставляя на ней ярко-алые разводы.

– Не она? – с сарказмом переспрашивает он. – Разве ты не слыхал о свидетелях? Они сказали, что слышали плач и рычание, издаваемое тем бедолагой. А также голос, вообще не принадлежащий человеку. Они сказали, что тело расчленили на шесть кусков. Вам что-нибудь напоминает подобное?

– Напоминает кое-кого, – огрызаюсь я. – Какого-то сумасшедшего из магазина дешевых товаров.

Но это не так. А воображаемый беззвучный голос человека заставляет мои волосы встать дыбом на затылке.

– Ты такой слепой, – отвечает он. – И в этом твоя проблема. Стала, с тех пор как ты сюда переехал. Майк, а теперь и этот бедный сопляк в парке, – он останавливается, касаясь своего жакета, и достает нож. Он указывает им на меня, обвиняя. – Так выполняй же свою работу!

Он идиот? Он должен выглядеть расстроенным, а не вытаскивать его посреди школы. Его конфискуют, если он не подпишется на еженедельные посещения консультанта-педагога, либо же исключат, а мне потом придется ломиться бог знает куда и вернуть нож назад.

– Отдай его мне, – говорю я. Мой голос звучит странно; нос перестал кровоточить, но сгустки крови все еще ощущаются в нем. Если бы я дышал через него, разговаривал бы нормально, но вместо этого я проглатываю кровь, и все повторяется вновь.