Текст книги "Обратный удар"

Автор книги: Кэмерон Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Я падаю по ту сторону турникетов, наполовину приземляясь на Штейн. Она выхватывает свой SIG. Лёжа на боку, она просовывает ствол пистолета в щель между турникетами и стреляет.

Ругаясь, «Викинг» прячется за шпалы. Штейн продолжает стрелять. Вспышки выстрелов её пистолета освещают туннель, словно молнии. Стрелок кричит в рацию, зовя на помощь. Он выходит из-за шпал и снова стреляет. Штейн бросает пустой магазин, и я стреляю из «Марк-23». «Викинг» падает на одно колено и пригибается за грудой рельс.

"Сюда!"

Девичий голос. Без дульных вспышек я ничего не вижу. Маленькая ручка хватает меня за руку и тянет прочь от турникетов.

Штейн снова стреляет. «Викинг» срывается с места. Вспышки выстрелов, словно стробоскопы, освещают туннель и платформу. В мерцающем свете я вижу, как молодая девушка тянет меня за руку.

«Штайн, пойдём».

Девушка ведёт нас в темноту. Мы попадаем в вокзальную дыру.

Викинг гонится за нами, перепрыгивает через турникеты, поднимает винтовку и стреляет.

Я тяну девушку на землю, и Штейн спотыкается о нас. Мы все трое падаем на твёрдый каменный пол. Я поворачиваюсь на бок, вижу две точки сине-белого фосфора, глядящие на меня с расстояния в двадцать футов. Я поднимаю Mark 23, навожу тритиевую мушку прямо под эти дьявольские глаза. Столб фокусируется, глаза расплываются, и я прерываю выстрел.

Глаза дергаются и опускаются.

На станции тихо, если не считать звука нашего дыхания.

«Сюда», – говорит девочка. Она с трудом поднимается на ноги, включает фонарик и прикрывает его рукой. «Скорее. Они идут».

Мы следуем за девушкой по туннелю. Должно быть, он соединяет станции. Пройдя тридцать ярдов по туннелю, она резко останавливается и освещает комнату короткой дугой. Она фокусируется на рваной дыре в стене туннеля. Плитка на полу содрана, а кирпичная стена под ней раздроблена кувалдами. Когда она направила луч, я увидел несколько таких дыр по обе стороны туннеля.

«Там», – говорит она.

Нас со Стайном уговаривать не нужно. Мы пригибаемся. Мне приходится просунуть одну ногу в отверстие и протиснуться сквозь него. На другой стороне девушка снимает маску с фонарика. Мы в огромной пещере, железнодорожном туннеле, который вдвое больше того, что наверху. Он достаточно широк для четырёх железнодорожных путей и затмевает тот, который мы покинули.

«Что это за место?» – спрашивает Штейн.

«Заброшенный грузовой туннель, – говорит девушка. – Он ведёт к железнодорожной станции Гудзон, но закрыт уже больше восьмидесяти лет».

Девушка ведёт нас быстрым шагом по обочине. Я оглядываюсь, почти ожидая увидеть Марченко, выходящего из ямы. Он, должно быть, слышал выстрелы. М4 «Викинга» был с глушителем, но от треска мощной пули, преодолевающей звуковой барьер, никуда не деться.

Под моими ботинками хрустят обугленные дрова. Остатки костра. Справа, прижатый к стене, старый сине-белый полосатый матрас, грязный и в пятнах. Этот участок пути холодный и липкий. Пахнет застоявшейся мочой.

«Здесь есть люди?» – спрашиваю я.

Девушка нетерпелива. «Да, но ты их не увидишь. Поторопись».

Справа от нас в стене вмонтированы ржавые двери-бабочки. Девушка останавливается, тянет за ручки и распахивает их. «Внутри», – говорит она.

Мы со Стайном проходим через двери. Девушка следует за нами и закрывает их. Она не удосуживается прикрыть фонарик. Она освещает ещё одну бетонную лестницу, ведущую дальше вниз.

«Ты шутишь», – говорю я.

«Нам нужно затеряться», – говорит девушка. «Они не пойдут за нами далеко от площади Вандербильта».

Я разглядываю девушку. Ей лет пятнадцать, у неё светлые волосы до плеч.

На ней джинсы, кроссовки и красно-синяя ветровка. В руках у неё оливково-серый армейский вещмешок. Красивая девушка с большими глазами, широким ртом и мягкими, словно от юности, чертами лица.

«Что такое «круг Вандербильта»?» – спрашиваю я.

«Нет времени объяснять», – говорит она. «Всё, что вам нужно знать, – это то, что эти люди контролируют подполье вокруг Круга. Они убивают любого, кто приближается к нему. Но они не осмеливаются уйти далеко».

Девушка начинает спускаться по лестнице. Мы со Штайном переглядываемся и следуем за ней вглубь.

OceanofPDF.com

14

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ – НЬЮ-ЙОРК, 16:00 ПО МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ

Крошечный абажур украшен красным, розовым и жёлтым цветочным узором. Под ним находится шестидесятиваттная вольфрамовая лампочка в бакелитовом патроне, свисающая с потолка на экранированном проводе. Мы сидим в цементной комнате. Ширина комнаты – восемь футов, длина – десять футов, высота – восемь футов. Это старая железнодорожная стрелочная. Давно заброшенная, расположенная под полом туннеля на глубине ста пятидесяти футов под уровнем улицы.

«Мы отдохнём здесь часок», – говорит нам девочка. «Когда всё стихнет, я отведу вас обратно».

«Кто ты?» – спрашивает Штейн.

«Меня зовут Элли», – говорит девочка.

Элли не спрашивает наших имён. Через час она умоет руки и всё будет кончено.

«Я Аня Штайн. Он Брид».

«Порода. У тебя есть имя?»

"Да."

Девушка даёт мне пару секунд, а потом лукаво улыбается. «Ты что, маме не нравишься?»

Я ничего не говорю.

Элли хихикает: «Ой. Извините ».

Вот же негодяй.

Штейн осматривает маленькую камеру. На потолке круглая металлическая крышка. Она не такая тяжёлая, как крышка люка. Она не держится на петлях. Её нужно сдвинуть.

Встал на место и снова отодвинулся, чтобы уйти. Под ним деревянная лестница. Лестница стоит у стены, надёжно привязанная к вертикальным трубам полудюймовым нейлоновым тросом.

Элли настороженно наблюдает, как Штейн осматривает окрестности. «Вы из полиции?»

– спрашивает Элли.

«Нет, – говорит Штейн. – Но я работаю на правительство. Иногда Брид мне помогает».

По потолку тянутся кабели. Они закреплены на трубах проволочными стяжками. Кабели спускаются по другой стене к маленькому холодильнику, телевизору, роутеру и ноутбуку. Она ворует электричество. Возможно, и кабельный Wi-Fi тоже. Ноутбук стоит на грубом оранжевом ящике, на котором лежит кусок ткани. Стоит раскладушка, с одной стороны которой аккуратно разложены подушки и одеяла. К противоположной цементной стене прикручены металлические крючки для одежды. На крючках висят вешалки для одежды. Висит пара простых сорочек – белая и чёрная. Вельветовые рубашки, джинсы, белая блузка и несколько футболок.

Ниже – пара баскетбольных кроссовок Converse и пара начищенных до блеска черных туфель на плоском каблуке.

Элли заметно переживает из-за своей одежды. Старается занять Стейна.

«Порода помогает, когда сталкиваешься с такими людьми, как эти гоблины?»

«Вот в этом-то и суть», – говорю я. «Почему вы называете их гоблинами?»

«Мы называем их гоблинами, – говорит Элли, – потому что их глаза светятся в темноте.

Некоторые зелёные, некоторые белые. Но они светятся. В темноте их можно увидеть.

У подножия лестницы стоит пятигаллонная пластиковая канистра с водой и пятигаллонное пластиковое ведро с крышкой. Рядом с телевизором – деревянные полки. Несколько книг. « Под стеклянным колпаком» , «Алая буква» , «Ведьма». Источник . Маленькая золотая книга о лошадях . Другие.

«Как долго вы здесь живете?» – спрашиваю я.

«Два года».

Элли сидит на койке. Она предложила Штейну ещё один ящик из-под апельсинов, чтобы тот на нём посидел. Я прислонился спиной к стене. Девочке не стыдно, что она заставляет меня встать.

Штейн хмурится. «У тебя что, родителей нет?»

Девушка застывает. «Нет».

«Как вы стали бездомным?»

Элли оглядывается вокруг. «Я что , похожа на бездомную?»

Штейн настаивает: «Разве нет приёмных семей и приютов?»

«Там, наверху, опасно», – говорит Элли. «Здесь, внизу, опасно, а там, наверху, ещё опаснее».

«Как вы добываете еду?»

«Не проблема. Супермаркеты выбрасывают тонны продуктов. Всё, что просрочено. Знаете, сколько еды мы выбрасываем, пока люди голодают?

Какое же это тупое общество, мать его. Я могу позволить себе побаловать себя время от времени.

«Чем вы зарабатываете деньги?»

Между нами рушится стальная стена. «Это моё дело».

Элли – очаровательная девочка, но нам нужно держать мяч под контролем.

«Расскажите нам побольше о людях с оружием», – говорю я. «Что они здесь делают?»

«Они пришли полгода назад. Заняли площадь Вандербильта.

Начали убивать всех, кто подходил близко.

«Кто к ним подойдет?»

«Здесь, внизу, живут бездомные. Вы, люди наверху, не понимаете, что здесь, внизу, тысячи. Большинство из них – изгои, отчаявшиеся. Есть наркоманы, шизофреники, выброшенные из переполненной системы. Ветераны войны, бросающие учебу. Люди, которые напуганы, люди, которые склонны к насилию. Всевозможные».

«Было ли сообщено в полицию об убийствах?»

«Да, но полиция никогда ничего не делает. Кроты постоянно умирают. Полиции всё равно. Если полиция сюда приезжает, кроты нападают».

«Кто такие кроты?»

«Все бездомные, живущие под землей».

«В этом большом туннеле были костры и матрасы».

«Да. Это город под городом. Тоннели метро находятся примерно на глубине семидесяти пяти футов. Лонг-Айлендская железная дорога проходит на сто сорок ниже Центрального вокзала. Многие из этих туннелей находятся на тридцати этажах ниже уровня улицы. Туннели Вандербильта и Астора имеют глубину триста футов. Они были построены ещё в девятнадцатом веке».

«Почему это называется «круг Вандербильта»?» – спрашиваю я.

Вандербильт сколотил состояние на железных дорогах. Он построил Кольцевую дорогу как железнодорожный узел для своего особого метро. Молы обычно не опускаются ниже 150 футов.

Штейн наклоняется вперёд. «Откуда ты всё это знаешь?»

Элли пожимает плечами. «Туннели под Нью-Йорком – это одна большая игровая площадка.

Спелеологи исследуют пещеры, я исследую туннели. Это увлекательно, и о городе можно узнать так много интересного. Его история увлекательна. Некоторые из этих туннелей относятся к временам Нового Амстердама.

«Это настоящее хобби», – говорю я.

«Это помогает мне выжить. Я прочитал всё, что смог, о Нью-Йорке и метро. Всё, что есть в интернете, всё, что есть в библиотеке. А чтобы найти что-то полезное, я пообщался с железнодорожниками и городскими инженерами».

Штейн поднимает брови. «Они с тобой говорили?»

«Что тут удивительного? Люди любят поговорить, особенно когда никто не ценит их труд. Я подружился с самыми старшими ребятами, с теми, кто проработал под землёй пятьдесят лет. Для такого мальчишки, как я, у них нет ничего, кроме времени. Они рассказали мне свои истории и истории, которые рассказывали им их отцы».

Элли вздыхает и смотрит на свои туфли.

«Люди думают, что если чего-то нет в интернете, то этого не существует», – говорит Элли. «Правда. Никогда не открывала книгу. Другие думают, что если чего-то нет в книге, то этого не существует. Они не общаются с людьми. Они не ходят посмотреть сами.

Они идиоты».

Эта девочка умная, но немного асоциальная. Я начинаю понимать, почему ей комфортно жить под землёй.

«Почему вы нам помогли?» – спрашивает Штейн.

Элли пожимает плечами. «Мне не нравятся гоблины».

«У тебя здесь есть друзья?»

«Нет. Когда гоблины попытались тебя застрелить, я не подумал, просто прыгнул, как дурак».

Похоже, Элли жалеет, что ввязалась в это. Не могу сказать, что я её виню.

«Спасибо», – говорю я. «Без тебя мы бы не сбежали».

Элли выглядит неловко. «Всё в порядке. Слушай, я лучше тебя сейчас подниму».

«Подождите», – говорю я. «Эти люди замышляют что-то недоброе. Они террористы, и они причинят вред многим людям. Мы должны их остановить».

«Не моя проблема, – говорит Элли. – Я провожу тебя на поверхность. После этого я в деле».

«Где находится кружок Вандербильта?» – спрашивает Штейн.

«У вас есть читательский билет?»

Штейн нахмурился: «Ты же сказал, что этого нет в библиотеке».

Элли выдыхает и встаёт на ноги. «Я же это сделала, правда? Покопайся как следует, и ты сможешь собрать большую часть».

Я встречаюсь взглядом с Элли, удерживаю его. «Как мы можем с вами связаться, если у нас будут вопросы?»

Элли долго молчит. Наконец она говорит: «Ты умеешь слушать, Брид».

Мой лучший голос: «О, черт возьми, мэм» , – вырывается из меня. «Зависит от того, кто говорит».

Штейн приподнимает бровь.

Элли не может скрыть ни малейшего следа улыбки. Она тянется за блокнотом, отрывает листок и записывает адрес электронной почты. Складывает его пополам и протягивает мне.

Это электронное письмо на анонимном публичном сервисе. Совершенно непостижимо.

«У тебя есть интернет?»

«У меня есть всё, что есть у тебя», – говорит Элли. «А теперь пойдём».

Мы со Штайном вышли из Пенсильванского вокзала и пошли по Седьмой авеню к Таймс-сквер. Элли повела нас по запутанному многоуровневому маршруту по манхэттенскому метро. Уверен, она могла бы вывести нас на поверхность гораздо быстрее. Она хотела дезориентировать нас, чтобы мы не смогли найти дорогу обратно к ней.

Штейн качает головой: «У тебя что, совсем совесть отсутствует?»

«Конечно, нет. Ты же меня знаешь».

«Да, я тебя знаю », – Штейн закатывает глаза. «Как думаешь, что теперь будет делать Марченко?»

«Все зависит от его миссии и сроков».

«Думаете, у них в Вандербильт-Серкл заложена бомба?»

Мы идём по Таймс-сквер, и уже сгущаются сумерки. Над нами возвышаются огромные цифровые билборды, демонстрирующие сверкающие образы американской мечты. Солнце ещё не зашло, и билборды настолько яркие, что ослепляют.

«Без вопросов». Я поворачиваю на восток по 42-й улице и иду к своему отелю. «Как думаешь, полиция знает подполье?»

«Сомневаюсь», – говорит Штейн. «Ты же слышала Элли. Копы ничего не хотят знать о том, что там происходит. Они знают, что бездомные живут под землёй, но для копов кроты – это мусор».

«Полицейское транзитное бюро должно что-то знать».

Штейн качает головой. «Сомневаюсь, что они сильно отклоняются от известных маршрутов и станций».

Я делаю глубокий вдох. «Сейчас Элли знает о подполье больше, чем кто-либо другой. И она не хочет вмешиваться».

«Она странная девушка, – говорит Штейн. – Разве вам не интересно, какая у неё история?»

«Да, но сейчас она немного отвлекает».

Мы добираемся до отеля «Интерконтиненталь», и швейцар приглашает нас войти. Он внимательно изучает наш растрепанный вид и чуть не морщит нос.

Впервые мы осознаём, насколько грязными мы стали после этой экскурсии. Дорогой костюм Штейн испорчен. Не волнуйтесь, у неё, наверное, сотня чёрных пиджаков, чёрных юбок и чёрных брюк. Сотня белых блузок.

Должно быть, вам трудно решить, что надеть на работу.

«Мы потеряли ваших телохранителей».

Штейн поднимает рацию. «Один звонок».

«Хорошо. Я хочу, чтобы ваши ребята привезли нам оборудование».

Мы заходим в бар и садимся у камина. Штейн открывает приложение для заметок, а я быстро перечисляю список покупок. Всё, что нам нужно было сегодня днём, но чего не хватило. Я оставил лазерный прицел для своего Mark 23 в номере отеля. Это была ошибка, которую я не повторю дважды.

«Дайте нам баллистические шлемы и НОДы», – говорю я. «ИК-прицелы на шлеме

Осветители, лазерный целеуказатель на пистолете и пара запасных фонарей. Те самые двухрежимные SureFire с видимым и инфракрасным диапазонами.

М4 с глушителем, видимым и инфракрасным лазерами, смещенными тритиевыми прицельными устройствами для резервного использования. И тепловизионным монокуляром.

«Разве вам не нужны тепловизионные прицелы?»

Тепловизионные прицелы лучше всего подходят для наблюдения. НОДы лучше подходят для ближнего боя.

Когда я заканчиваю, Штейн отправляет список покупок своей команде.

«Они привезут снаряжение, когда приедут за нами», – говорит она.

«Тебе нужно вызвать тактическую группу», – говорю я ей. «Команда Кейна была хороша».

«Я не могу использовать Delta внутри Соединённых Штатов, – говорит Штейн. – Posse Comitatus».

Закон «О Поссе Комитатус» 1878 года запрещает использование американских вооружённых сил во внутренних целях. «Можно нанять наземный отдел», – говорю я. «Или подрядчиков вроде Такигавы и Пауэлла. Элли не сказала нам, сколько людей у Марченко, но, похоже, немало».

«Я соберу команду».

Мы сидим молча. «Ладно», – говорю я. «Иди домой и переоденься. Я пойду к Лысенко».

«Он в 3403», – лицо Штейна мрачнеет. – «Может, пойдём вместе?»

«Тебе не стоит быть рядом с этим. У нас под Нью-Йорком заложена бомба в семьдесят килотонн, и времени на всякую ерунду нет».

«Я узнаю все, что смогу, о кружке Вандербильта».

Штейн включает рацию и вызывает телохранителей. Я встаю и иду к лифту.

Я не верю в совпадения. Очевидно, что бомба как-то связана с заседанием Лысенко в Совете Безопасности ООН. Пора выяснить, что задумал Марченко. Я поднимаюсь на первом лифте на тридцать четвёртый этаж, иду прямо к дому 3403.

Дверь приоткрыта. Совсем чуть-чуть, всего на одну восьмую дюйма. У меня волосы встают дыбом. Может, он только что зашёл. Я стучу в дверь.

Нет ответа.

Дверь не заперта. Открывается внутрь, направо. Я достаю свой Mark 23, держу его в левой руке. Толкаю дверь правой и вхожу.

Левый угол свободен. Слепая зона находится за дверью, справа.

Дверь, словно таран, врезается в меня. Кто-то с другой стороны навалился на неё всем весом. Я отшатываюсь влево, когда мужчина выходит из-за двери и наносит мне удар левым кулаком тыльной стороной ладони по лицу.

Я стреляю, сдерживая удар тыльной стороной его кулака. В ушах раздаётся грохот, глаза краснеют. Я отшатываюсь назад, теряю равновесие и падаю на спину. Нога мужчины описывает короткую дугу. Боковая часть его ботинка задевает моё запястье, и «Марк-23» скользит по полу в гостиную.

Где его пистолет? Этот парень любит убивать голыми руками, но ведь у него же есть оружие? Кобуры нет. Если у него и есть пистолет, то он носит его на пояснице.

Его левая нога отрывается от земли, и я подхватываю его правую ногу. Он падает набок и с грохотом приземляется на пол.

Мы с Черкасским одновременно вскакиваем на ноги.

И вот он, огромный, как живая. Больше шести футов и все триста фунтов. Но мой выстрел попал в него. Кровь растекается по правой стороне его рубашки. «Марк 23» валяется под журнальным столиком.

У меня из носа идёт кровь. Кровь течёт по рту, капает с подбородка. Черкасский бросается на меня. Сжимает в медвежьих объятиях и поднимает над землей. У меня такое чувство, будто я иду врукопашную с медведем гризли.

С ревом он швыряет меня об стену. Затылок с треском ударяется об неё, и в глазах всё плывёт. Он оттягивает меня назад и швыряет об стену ещё раз. Снова треск. Он хочет вышибить мне мозги, размахивая мной, как тряпичной куклой.

Полуслепой от боли, я бью его по ушам ладонями, сложенными чашечкой.

Глаза Черкасского стекленеют. Он прижал меня к земле. Я снова даю ему пощечину. Хватка ослабевает, но он не отпускает. Я сползаю вниз по стене, пока мои ботинки не касаются пола. Будет больно – я бодаю его. Макушка врезается ему в лицо. Из носа хлещет кровь, и мне кажется, будто мои глаза вылезли из черепа. Не обращая внимания на боль. Я поворачиваю голову вправо, смотрю вниз и резко поднимаю голову влево. Ещё один хруст – и моя голова сталкивается с левой частью его челюсти. Он отпускает меня, бьёт меня в бок, одновременно отступая назад.

У Черкасского каменный кулак. Боль пронзает грудь. В упор я бью его правым локтем в солнечное сплетение. Центр тяжести. Удар такой силы, что у обычного человека остановилось бы сердце. Гризли всё ещё стоит на ногах.

Зацепляю его правой ногой за левую и бью ладонью под подбородок. Он шатается и жёстко опускается на задницу. Мои глаза снова фокусируются. Я подхожу и изо всех сил бью его ногой под мошонку. Раз, другой. Его яички лопаются.

Крепкий человек может это преодолеть, и Черкасский справляется. Он опирается на один локоть, пытаясь встать. Его рука тянется к пояснице…

Он в отчаянии тянется за пистолетом. Я бью его каблуком по лицу, отбивая затылок от пола. Топаю снова и снова, чувствую, как скулы его тела рушатся. Прижимаю пистолет тяжестью своего тела.

Черкасский хватает меня за левую лодыжку правой рукой, тянет и бросает на бок. Я шлёпаю по полу, перекатываюсь, встаю на ноги. У здоровяка огромный...

На бицепсах и груди сплошные пласты мышц. С таким весом ему трудно подняться. Он смотрит на меня сквозь окровавленную маску. Щёки раздавлены, и он проглотил все передние зубы.

Прежде чем он успевает дотянуться до пистолета, я делаю шаг вперёд и снова бью его ногой в лицо. На этот раз ребром правой ноги. Его голова откидывается назад, а позвоночник ломается в области шеи. Он падает на спину и лежит неподвижно.

Я смотрю на Черкасского. Наклоняюсь и щупаю пульс под челюстью. Ничего. Пощупаю запястье. Он мёртв, как яйца Келси. Схватываю его за воротник, приподнимаю туловище на семь сантиметров от пола, вытаскиваю из-за спины пистолет. Glock 40 с длинным затвором. Большой ствол для большого парня. Ему следовало сразу его выхватить. Жаль – садисты любят потакать себе.

Достаньте из-под журнального столика Mark 23.

У меня из носа кровь течёт во все стороны. Я иду в спальню номера. Нахожу ванную, толкаю дверь, щипаю переносицу.

Я вздрагиваю. Лысенко лежит в сверкающей ванне с золотой сантехникой. На самом деле, не такой уж и блестящий. Белый и золотой цвета в красных пятнах. Лицо у него разбито, а Черкасский сдвинул ему голову так, что уши сошлись посередине.

Открываю кран в раковине, умываюсь. Постараюсь привести себя в порядок.

Сними полотенце. Я уже весь грязный после дневных приключений, выгляжу так, будто меня переехал грузовик. Голова болит, и я едва могу пошевелиться, потому что левый бок пронзает острая боль. Черкасский, похоже, сломал мне рёбра.

Лысенко оставил ключ от номера на журнальном столике. Я поднимаю его и кладу в карман.

Выхожу в коридор, запираю за собой дверь и повешу на ручку табличку «Не беспокоить».

Моя рубашка в крови, я весь в грязи. Я нахожу пожарную лестницу и спускаюсь на свой этаж. Иду в свой номер, раздеваюсь и принимаю душ.

Похоже, Марченко был недоволен Лысенко. Посланник нарушил приказ, воспользовавшись телефоном. Потом он снова облажался, позволив следить за собой до метро. Марченко послал Черкасского, чтобы тот не облажался в третий раз.

Вытираюсь, иду в спальню, переодеваюсь. Беру свой Mark 23 и перезаряжаю его. Убедившись, что магазин полон, один патрон в патроннике, курок снят с боевого взвода. Затем прикрепляю модуль лазерного целеуказателя под стволом пистолета. Заправляю запасные магазины и запихиваю их в набедренный карман вместе с запасной батареей для LAM.

Я иду в гостиную и падаю в кресло. Моё тело словно одна большая рана.

Достаю телефон, открываю приложение электронной почты. Затем беру адрес Элли и пишу сообщение.

Это Брид. Мне нужна твоя помощь.

OceanofPDF.com

15

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ – НЬЮ-ЙОРК, 20:00 ПО МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ

Штейн приезжает со своими телохранителями. Один ждёт снаружи с бронированным «Сабурбаном». Другой входит вместе с ней внутрь. Он несёт тяжёлую спортивную сумку. Отдаёт её ей, прежде чем отправиться на своё обычное место в баре.

«Рождество пришло раньше времени», – говорит Штейн и протягивает мне пакет. «Зачем тебе понадобились два шлема и два комплекта НОДов?»

«У тебя есть свой?» – спрашиваю я.

«Да, в машине».

Я ставлю сумку рядом с креслом. От этого движения у меня напрягаются межрёберные мышцы, и я морщусь. «Можно нам перекусить, пока мы разговариваем? Я умираю с голоду».

"Конечно."

Мы заказываем холодное пиво и сэндвичи.

«Вы чему-нибудь научились у Лысенко?» – в голосе Штейна звучит настороженность.

«Нет. Черкасский убил его до того, как я добрался туда».

"Как?"

«Похоже, он зажал голову Лысенко в тиски. Раздавил ему череп руками».

Штейн возводит глаза к потолку. «Ради бога. Где Черкасский?»

меня убить ».

Я рассказываю Штейну о случившемся. «Вам придётся решить с директором, что делать. Лысенко завтра не поедет на заседание Совета Безопасности ООН. И на Генеральную Ассамблею ООН послезавтра. Наверное, придётся убраться в его комнате».

Это настоящий беспорядок».

Бармен приносит нам сэндвичи и пиво. Я разношу клубный дом по местам и запиваю всё одним глотком.

«На ваш аппетит это не повлияло», – замечает Штейн.

«Что вы узнали о кружке Вандербильта?»

Штейн откидывается на спинку стула. Откусывает картошку фри. «Это подземная железная дорога девятнадцатого века. Метро, построенное баронами-разбойниками. Джон Джейкоб Астор, Корнелиус Вандербильт. Они начинали свою карьеру в офисах в центре города, рядом с Бэттери. Жили неподалёку. По мере роста Нью-Йорка расширялся торговый центр, и район вокруг Уолл-стрит стал менее жилым. Они построили таунхаусы и особняки в центре города, на Пятой авеню. Некоторые переехали на Лонг-Айленд и в Коннектикут. Вандербильт построил первый Центральный вокзал».

Я подаю знак бармену, прошу другой клубный дом.

«И это делает тебя таким?» – спрашивает Штейн.

«Они очень хороши. Продолжайте, я слушаю».

Штейн видит, как я разглядываю её сэндвич. Откусывает, чтобы заявить о своих правах. «Больше рассказывать нечего. Были подземные переходы, чтобы перевозить немытых. Бароны-разбойники не хотели тусоваться, поэтому построили свою собственную роскошную железную дорогу глубоко под подземными переходами. Туннели назывались туннелями Астора».

Они славились своей шокирующей роскошью. Речь идёт о гостиных для станций метро. Бары, винные погреба, стены, увешанные произведениями искусства.

«Это все там?»

«Похоже, так и есть. Содержание туннелей обходилось дорого. Не то чтобы у баронов-разбойников не хватало денег. Но появились альтернативные виды транспорта, и многие бароны переехали в более роскошные поместья за пределами города. Поэтому туннели Астора были запечатаны и забыты».

«А кружок Вандербильта?»

« Вкусно », – Штейн откусила больший кусок сэндвича. «Площадь Вандербильта была центральной платформой туннелей Астора. Её закрыли вместе с остальными».

«Кроты об этом знают. И бригада «Викинг» тоже».

Бармен подает мне второе блюдо.

«Да, но Круг очень глубокий. Слишком глубокий даже для кротов, которые всё ещё зависят от поверхности в поисках еды, лекарств и других необходимых вещей. Если верить Элли, Круг заняла бригада викингов».

«Удалось ли вам раздобыть какие-нибудь карты и схемы?»

«Ничего из XIX века. Есть несколько современных схем метрополитена, предоставленных городским архитектором и транспортным управлением. Транспортные схемы точнее, но они не охватывают намного более глубокие линии, чем самые глубокие действующие».

«Вы организовали тактическую группу?»

«Работаем над этим. Было бы неплохо знать, сколько их нам нужно и куда они пойдут».

«Возможно, через несколько часов у меня будет для вас ещё кое-что. Подумайте об этом. Если бы планы Марченко были связаны с выступлением Лысенко в ООН, сроки Марченко могли бы ускориться».

«Миссия Марченко могла быть отменена», – говорит Штейн.

«Верно, но ты в это не веришь. Можем ли мы позволить себе рискнуть?»

«Хорошо. Как вы собираетесь получить эту информацию?»

Я заканчиваю свой второй клубный дом и допиваю пиво.

«Я ухожу под землю вместе с Элли».

ЭЛЛИ СКАЗАЛА мне встретиться с ней в «Старбаксе» на Западной 31-й улице. Кофейня находится рядом с «Tír na Nóg», уютным ирландским баром. Подозреваю, что бар для неё закрыт. Я устраиваюсь с чашкой кофе, засовываю спортивную сумку под стол и смотрю на удручающую панораму Мэдисон-сквер-гарден и Пенсильванского вокзала через дорогу.

Я подавляю чувство вины за то, что втянул её в эту историю. Слишком многое поставлено на карту, чтобы быть слишком чувствительным.

Она входит точно вовремя. Я удивлён, что на ней белая сорочка с короткими рукавами и бледно-голубым цветочным узором. Она скромно прикрывает колени на пять сантиметров. В руках у неё лёгкий рюкзак Gore-Tex.

Боль в рёбрах утихла, перейдя в тупую ноющую. Я встаю, чтобы поприветствовать её, и мы жмём ей руки. У неё маленькая ладошка, но рукопожатие крепкое. Она ставит свой рюкзак рядом с моей сумкой и садится напротив меня.

«Спасибо, что пришли», – говорю я.

«Как я мог отклонить просьбу о помощи?»

Я ищу в её глазах сарказм, но вижу лишь осторожность. Она не была уверена, что хочет кончать. Вышла из… чего? Из любопытства, наверное. У неё точно нет причин вмешиваться.

«То, о чём я собираюсь тебя попросить, опасно, – говорю я. – Но я не знаю никого, кто мог бы помочь».

"Что ты хочешь?"

«Эти люди – террористы. Они украли бомбу. Ядерную бомбу».

Элли наклоняется вперёд, положив руки на стол. «О. Из тех, что взрывают целый город».

«Да. Они собираются взорвать бомбу в Нью-Йорке. Мне нужно точно знать, где они, сколько их и где они хранят бомбу».

«Почему ты сразу не сказал ?»

«Это секретно. Совершенно секретно. Мне не следовало бы вам этого говорить».

«Ну, это перестанет быть секретом, когда она взорвётся », – Элли звучит расстроенной, словно я идиотка, раз не рассказала ей раньше. «Как выглядит бомба?»

Её взгляд пронзителен. В этот момент я понимаю, что она уже знает ответ.

«Объём – три кубических фута. В какой-то момент его перевозили в обычном ящике.

Теперь я не уверен».

«Он там, внизу», – говорит Элли. «Я видела».

«Как ты видишь в темноте?»

«На самом деле, я не могу. Но сверху или из туннелей всегда пробивается немного света. У кротов очень хорошее ночное зрение. За два года моё зрение улучшилось. Но мне всё ещё нужен фонарик для самых тёмных мест».

Это логично. В сетчатке человеческого глаза есть два вида клеток.

Колбочки в центре обеспечивают остроту зрения. Палочки хорошо справляются с низкой освещённостью. Вполне вероятно, что за годы, проведённые под землёй, клеточный состав сетчатки человека меняется. По крайней мере, настолько, насколько это возможно.

«Как была упакована бомба?»

«Они привезли несколько светильников на площадь Вандербильта. Как вы и сказали, они приехали в коробке. Они вытащили их из коробки – это половинка металлического яйца.

Они положили его в большой холщовый мешок. Слишком громоздкий, чтобы одному его было удобно нести, но двое справятся.

«Покажешь мне?»

«Да», – Элли встаёт и берёт рюкзак. «Подожди меня здесь».

Элли идёт в ванную. Возвращается в джинсах, кроссовках, футболке и ветровке, в которой она была, когда мы с ней познакомились. Платье и туфли без каблука она сложила в рюкзак.

Оба наряда выглядят презентабельно в этом месте. Она оделась красиво не только для меня. Интересно, где она провела день. Элли совсем не похожа на типичную бездомную. Она живёт двумя жизнями: над землёй и под землёй. И обе держит в секрете.

Она ведёт меня на Пенсильванский вокзал, и мы спускаемся через тот же потайной проход, из которого вышли несколько часов назад. Мы останавливаемся в глубоком цементном ливневом стоке. Сейчас он сухой, но, вероятно, затапливался во время сильных дождей. Он освещён сверху светом, проникающим сквозь металлические решётки.

Я поставил сумку на цементный пол. «Подожди одну».