Текст книги "Мечты о пламени (ЛП)"

Автор книги: Келли Сент-Клэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Лукавая улыбка искривляет красные губы Уиллоу.

– Шутка, пока мы не разгромим их?

С притворной невинностью я пожимаю плечами и направляюсь к двери.

– Завтра я возвращаюсь в замок. Если до этого времени у тебя не будет ответа…

– Мы сделаем это.

Уиллоу смотрит на меня. Свет из-за спины освещает её фигуру под тонкой материей, а я не отрываю взгляда от её лица. Я знаю, что её не смущают такие вещи, но меня – да.

– Я уговорю хозяйку. Это путь вперёд. Я вижу это. Ты не дашь нам сбиться с пути.

Я ошарашена её искренностью. Это напоминает мне о поведении, свидетельницей которого я оказалась на улице.

– В таком случае, Алзона свяжется с тобой, чтобы договориться о деталях.

Я кладу руку на дверную ручку.

– Ты не заметила здесь ничего необычного? Я видела пару странных вещей по пути сюда, – рискую я.

Она пожимает плечами.

– Ты имеешь в виду восстание?

Я стараюсь не задохнуться от её откровенности. Я упомянула о плане Короля по улучшению Внешних Колец, но не о самом мятеже. Я должна была знать, что она всё поймёт.

– Да.

– Большинство местных мужчин вовлечено в это, – говорит она. – Пару недель назад они устроили облаву в Среднем Кольце. Убили целую кучу богачей. Но им пришлось уйти в подполье, потому что люди Короля их выслеживают, – она подмигивает мне. – После наступления темноты лучше оставаться в помещении. Хотя, возможно, они просто захотят тебя завербовать.

– Насчёт этого. Ты не знаешь, почему все внезапно стали так милы со мной? – спрашиваю я.

Её очередь удивляться. Это чувство быстро сменяется весельем.

– Только ты не догадалась бы о причине, – говорит она, покачиваясь в мою сторону. – Ты спасла две казармы от гибели и уничтожила Убийцу в один день. Ты посмеялась над смертью, едва не разрушив Купол. Некоторые говорят, что во время боя ты выпила целый кубок спиртного. Другие говорят, что ты целовала в губы каждого, кого убила, – озорной блеск возвращается в её глаза. – Этот слух начала я.

– Спасибо, – сухо говорю я.

Она хихикает.

– Ты героиня, Мороз.

От её слов всё внутри меня замирает. Я распахиваю дверь.

Уиллоу заговаривает мне в спину, и я приостанавливаюсь на пороге.

– Ты наша героиня. Та, кто восстал из Внешних Колец, та, кто показала Королю, что здешние люди имеют ценность. Теперь ты здесь, чтобы снова изменить всё к лучшему, – говорит она. – Я бы привыкала, что толпа расступается перед тобой.

Я слегка наклоняю голову в сторону хозяйки и протискиваюсь мимо неровных дверей борделя между двумя склизкими мужчинами. Моё беспокойство усиливается по мере того, как я обдумываю слова Уиллоу. Как только я замечаю размытость по краям поля зрения, я начинаю вдыхать через нос и выдыхать через рот. Чувство, которое я начала распознавать как панику, пытается вырваться наружу.

Я даже не из Внешних Колец. Что случиться, когда они узнают? Я собираюсь показать своё лицо целой группе людей, которые считают меня одной из своих – своего рода героиней. Я оступаюсь на булыжнике, но выпрямляюсь и вновь обретаю размеренную походку. Картина передо мной сжимается и растягивается. Интересно, смогут ли эти люди понять, что я в мгновении от того, чтобы закричать? Шёпот перекрывает мои чувства. Приближается толпа? Нет. Я делаю ещё один вдох. Это в моей голове!

Я опускаю руку в карман и хватаю кусочек материала. Я перекатываю его между пальцами и сосредотачиваюсь на текстуре. Мягкая… податливая. Это часть плана. Я хочу, чтобы люди узнали. Я не могу контролировать всех остальных. Я не хочу – даже если бы могла, – потому что это сделало бы меня похожей на мою мать.

Это сработает.

Я делаю ещё один вдох, не позволяя ему дрожать на выдохе. Толпа отодвигается назад… если она вообще приближалась.

* * *

Я поднимаю свой мешок, стоя у последних ворот казармы. Ещё только рассвело, но все в казарме собрались вместе со мной.

– Вам не нужно было вставать. Мы увидимся через два дня, – полусерьёзно ворчу я.

Лавина заключает меня в сокрушительные объятия. От переживаний по поводу того, что я буду делать, когда увижу их в следующий раз, мой желудок бунтует. Сила объятий грозит вызвать у меня тошноту. Осколок бросает на меня изучающий взгляд.

Лёд наклоняется и касается моего носа.

– Вперёд, девчушка. Я буду следовать за твоими преследователями, чтобы избавиться от крысы.

Мы обмениваемся с ним злобным хихиканьем. Он с энтузиазмом взялся за эту шпионскую работу. Вчера несколько молодых парней и девушек вошли и вышли из казарм – сеть Льда. А теперь Лёд собирался проследить за мной до дома, чтобы узнать, на кого работает мой хвост. Было странно думать о том, что они следят за мной, а Лёд – за ними. Надеюсь, никто не следил за Льдом.

– Тебе лучше идти, если ты хочешь вернуться в замок до наступления ночи, – бормочет полусонная Алзона.

Я гадаю, не спала ли она всю ночь, строя планы после того, как я сказала ей, что бордель в деле.

Я вздыхаю и начинаю спускаться по переулку, сопротивляясь желанию проверить крыши на наличие шпионов. Они были просто любителями – по словам Льда. Когда я выхожу из казармы, сердце замирает в груди. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что мои друзья смотрят мне вслед. Лавина машет рукой. Я поднимаю руку в знак прощания.

Оно по-прежнему здесь. Искушение. Желание зарыться с головой в грязь и притвориться, что всё в порядке. Но если я чему-то и научилась, так это тому, что вещи – или, точно, человек – могут найти тебя, как бы ты ни старалась спрятаться. Неизбежное можно откладывать лишь до поры до времени.

По дороге обратно в замок я всё примечаю. Возможно, потому, что Осколок вложил эту мысль в мою голову, но в изрытых руинах Внешних Колец чувствуется напряжение, которого я раньше не замечала. Больше, чем я помню, криков пронзают воздух, а тихие шепотки следуют за моим возвращением из казарм. Во Внешних Кольцах не всё благополучно.

Я вижу ещё одно доказательство этого, когда к полудню достигаю Среднего Кольца. Люди здесь скрытные, бросают взгляды по сторонам, держа капюшоны своих плащей приподнятыми, торопясь по делам. Из любопытства я сворачиваю с прежнего пути и обнаруживаю несколько кварталов домов Среднего Кольца, уничтоженных огнём, как и описывала Уиллоу. Окна во многих других кварталах выбиты, убежища опустели. Я слышала доклады советника. Но всё обстояло гораздо хуже. Видя разрушения и ощущая всеобщее недовольство, я вынуждена признать, что это восстание очень реально. И очень опасно. Неудивительно, что Джован так противился тому, чтобы я шла одна.

Я пробираюсь через Внутреннее Кольцо, когда дневной свет уже угасает. Внутреннее Кольцо – единственное место, которое, похоже, не затронуто мятежом. Но, опять же, ночь только начинается, и по пути я встретила только двух Брум. Остальные, вероятно, заперлись в своих домах, зная, что они следующие.

Я пускаюсь в запутанный танец через жилища членов ассамблеи, периодически останавливаясь, чтобы убедиться, что за мной не следят. Лёд сказал мне, что позаботится, чтобы слежка не увязалась за мной вглубь Внутреннего Кольца, но на всякий случай я хочу подстраховаться. Я надеваю вуаль, когда вижу замок.

В этот раз у ворот меня ждёт Король. Я взвизгиваю, когда оказываюсь в нескольких метрах от него, не ожидая его присутствия.

– Солис, Джован. Ты напугал меня.

Обычно меня приводят к нему. Это просто совпадение, что он здесь? Он ждал, или кто-то из его людей предупредил его?

– Где ты была? – говорит он со стиснутой челюстью.

Он наклоняется, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Для этого ему приходится изрядно наклониться.

– Я говорила, что вернусь через несколько дней, – защищаюсь я.

– Ты сказала, через два дня.

– Или три, – поправляю я.

Я снимаю свой мешок со спины. Джован берёт свёрток, пока я разминаю плечи.

– Спасибо.

Я бреду в замок рядом с ним, поднимаю голову и вижу, что он тоже смотрит на меня. Моё сердце, как обычно, бешено колотится, и я смотрю вперёд. Полностью забыть о своих чувствах к Джовану не получается. На самом деле, эти чувства, кажется, усиливаются каждый раз, когда я вижу его.

– Ты преуспела? – спрашивает он через несколько мгновений.

Я прислушиваюсь к окружающей обстановке на наличие подслушивающих, потирая напряжённую шею. В основном это напряжение осталось после тренировки, прошедшей накануне. Может, я размякла, как дразнил меня Осколок. Мне придётся добавить час к тем упражнениям, которые я уже делала в своих покоях.

Я ввожу Короля в курс дела обо всём, что произошло за последние три дня. Всё, кроме занятий по самообороне, которые я хочу опробовать в первую очередь. Я колеблюсь над тем, что я узнала о Блейне и что мне нужно ему рассказать.

– Джован… насчёт Блейна, – начинаю я.

Он вздыхает и прислоняется к стене.

– Мы можем поговорить об этом позже?

Я моргаю. Вообще-то, я хочу настоять, чтобы он выслушал сейчас, но, по крайне мере, он готов к какому-то обсуждению, даже если это будет завтра.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Меня одолевает зевота.

– Ты устала. Я могу прислать еду в твою комнату, если хочешь, – говорит он.

Я улыбаюсь ему, хотя он этого не видит.

– На самом деле я мечтаю принять ванну, – честно говорю я.

Что-то происходит, когда я говорю «ванну». Воздух вокруг нас уплотняется. Как будто мои внутренности сжимаются и кружатся одновременно. Это случалось и раньше, несколько раз, но, возможно, я не осознавала, что это такое. Я не знаю, как мой разум переключился с ванны на мысли о Джоване без одежды. Но это происходит. Король наклоняется ко мне, взгляд задумчивый. Я признаю это чувство таким, какое оно есть.

Голод.

Я должна пошевелиться. Та же причина, которая заставила меня сегодня уйти из казарм, вместо того чтобы бежать обратно, кричит мне об ответственности. Отойди, оттолкни его или откашляйся. Сделай что-нибудь!

Я застываю. Я смогла уйти из казарм, но сейчас, чтобы отстраниться от Джована, требуется больше сил, чем у меня есть.

Я отворачиваюсь, хотя он даже не дотронулся до меня, и кладу руку на каменную стену коридора, чтобы устоять на ногах, поскольку мои колени готовы подкоситься, меня шатает от ужасного открытия. У меня не просто есть чувства к Джовану, я…

– Мой Король, прибыло послание от Министра Харриса, – перебивает дозорный.

Я закрываю глаза, надеясь, что у нашего спектакля не было свидетелей.

– Отнесите его в мои покои, – голос Джована звучит неуверенно.

Он так же поражен, как и я?

– И пошлите распоряжение на кухню, набрать ванну для Татумы в её покоях.

– Спасибо, – тихо говорю я, не глядя на него.

Я не могу. Конечно, он узнает, что я думаю, если я посмотрю ему в лицо.

– Всегда пожалуйста, – говорит он.

* * *

Ванна – невероятна. Чистое, без примесей блаженство. Я тянусь за вуалью, когда дверь со скрипом открывается.

– Только я, – бормочет Оландон из-за ширмы.

Я снова расслабляюсь в ванной. Прошло уже больше часа. Мне следует вылезать.

– Я принёс тебе еды, – говорит он.

В его голосе есть что-то непонятное мне.

Я встаю, и вода капает с меня шумными брызгами, разбрызгиваясь по сторонам.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

– Король Гласиума обращается со мной, как с обыкновенным лакеем. Даже если ты моя сестра, он не имеет права командовать мной. Я сам собирался принести тебе еду ещё до того, как он сказал это сделать.

Я сдерживаю смех. Похоже, Джован нашёл идеальный способ залезть под кожу моему брату. Гнев брата восхитителен. Он напоминает мне юного Оландона, до того как тот стал угрюмым и задумчивым.

– И кто-то разыгрывает меня, – продолжает он, пока я вытираюсь мехом.

– О? – подначиваю я.

– Ашон думает, что это, наверное, кто-то из работников кухни, хотя мне это не кажется верным. Шалости безобидны, но это едва ли уважительно.

Я слушаю, а он тем временем мечется по комнате. Когда он узнает, что это Ашон его разыгрывает, он будет в ярости.

– Именно, братец. Ты считаешь, что они так поступают, потому что ты Солати? – спрашиваю я.

– С тобой такого не происходит, – говорит он. – Не так ли?

– Нет, – отвечаю я и хватаюсь за живот от смеха, всё ещё вне поля его зрения, а он возобновляет своё неистовое движение.

Его шаги скребут по каменному полу.

– Ну, и зачем им вытворять такое только с тобой?

Я натягиваю свежую одежду и, выйдя из-за ширмы, вижу его недоуменное выражение лица.

– Не знаю, – говорит он. – В любом случае, какое мне дело до того, что думают обо мне Брумы? – ехидничает он.

Я собираю волосы в низкий узел.

– Я думала, тебе может быть дело, что думает один конкретный человек.

Оландон напрягается, на его лице застывает ужас. Я насмешливо хмурюсь.

– Братец, я просто дурачилась.

Но теперь я знаю, что в недавнем замечании Ашона есть доля правды – кто-то, женщина, «заботилась» о моём брате, что бы это ни значило. Я выясню у Фионы правду. Я поворачиваюсь к груше и печенью, стоящим передо мной, гадая, приготовил ли Джован эту тарелку для меня.

Я кладу ладонь на руку Оландона.

– Пожалуйста, брат. Расскажи мне об этих розыгрышах. Посмотрим, сможем ли мы докопаться до сути.

* * *

Я разражаюсь смехом, бросаясь обратно на кровать.

– Во что ты наступил!

По лицу моего брата расползается неохотная ухмылка.

– Сейчас это кажется забавным, но уверяю тебя, в тот момент это было не так. Я думал, что защищаю замок, туша пожар. А потом я был награждён останками животного на подошве сапог.

Думаю, именно «остатки животного» выбивают меня из колеи. Я катаюсь по кровати, заходясь в приступе хохота. В конце концов, Оландон сдаётся и смеётся вместе со мной.

Мы доедаем последние фрукты и погружаемся в дружеское молчание. Рацион здесь намного тяжелее, чем тот, к которому я привыкла. Еда, которую мы только что съели, для воина Гласиума считалась бы просто перекусом. В Осолисе мы придерживаемся диеты из орехов, овощей и фруктов, с небольшим количеством мяса. Я улыбаюсь, когда замечаю, что Оландон изучает моё лицо. Он часто так делает, когда мы одни, и мне интересно, что он ищет. Именно в такие моменты, когда он расслабляется, я чувствую, что нахожусь рядом с братом, которого знала в детстве. Именно тогда, когда я чувствую эту близость, я могу притвориться, что всё так, как было до Кедрика, делегации и всей этой неразберихи, возникшей с тех пор. Хотя сейчас есть некоторые моменты, которые я не хочу забывать.

– Я должен столько всего тебе сказать, сестрёнка. Того, что я должен был сказать тебе, когда пришёл в сознание, – виновато говорит он.

Улыбка исчезает с моего лица.

– Расскажи мне. Только, пожалуйста, вначале скажи, что близнецы в порядке.

Мой разум буйствовал, пока я ждала, когда он доверится мне.

Он хватает меня за руку, а моё сердце колотится в груди.

– Они были в полном порядке, когда я в последний раз их видел. То, что я хочу сказать тебе, больше, чем мы или наша семья.

Я глажу его по волосам, как раньше, когда он был маленьким. В последние несколько лет он не разрешал мне этого делать, но сейчас позволяет. Его заверения насчёт близнецов сомнительны. Если бы с ними что-то случилось, не знаю, смогла бы я оправиться от потери. Должно быть, требуется огромное количество сил, чтобы снова стать собой, после потери членов семьи, как это сделал Джован.

– Мать морит голодом наш народ, – говорит он, зажмурив глаза.

Моя рука останавливается, замирая в воздухе. Я смотрю на брата в неверии. Он открывает свои карие глаза, и я вижу, он верит, что говорит правду.

– Годами. Вот почему склады настолько полные. Нас одурачили, сестрёнка. Счастье, которое мы видим во время перехода в Первую Ротацию, предназначено для того, чтобы держать двор матери в благодушном настроении. Не то, чтобы это их волновало, – он опускает голову.

– Во время своего путешествия я многое увидел, – шепчет он.

– Она… – хриплю я.

Я не понимаю. Я знала, что она готовила запасы для войны. Я и не подозревала, что она делает это, медленно моря голодом наш народ! Я думала, что она сеет больше семян, а не убивает невинных Солати. И снова жестокость моей матери выбивает почву у меня из-под ног. Я потрясена. Я уже должна была бы забыть об этом изумлении. Но я не могу представить, как кто-то может быть таким бессердечным и не знающим пощады.

– Она кормит их достаточно, чтобы работать и выжить. Деревенские жители рассказали мне, что пайки снижались так плавно, что они не замечали этого до прошлого года, когда приехала мирная делегация. Татум стала забирать у них всё больше и больше.

Оландон с трудом сдерживает свои эмоции. Я даже не пытаюсь сдерживать свои собственные, задаваясь вопросом, не моя ли дружба с Кедриком нарушила баланс.

Когда он продолжает, его голос хрипит:

– Твоё пленение стало последней каплей. Ты была их надеждой. Ты и сейчас их надежда. Когда тебя похитили, они не были в гневе – они были в отчаянии. Они начали выступать против матери.

– Они восстали? – шепчу я.

Мне нужно знать. Всё это время они страдали, а я жила в относительном комфорте.

– Больше, чем на одну Ротацию, но уже нет, – мрачно говорит он. – Мать… показала пример, – он проводит рукой по лицу, выглядя старше, чем должен. – Ты помнишь мужчину по имени Турин? – спрашивает он.

Это имя вызывает у меня ассоциации, но я не могу их уловить.

– У него был маленький сын. И дочь. Мальчик, который пытался снять твою вуаль в деревне?

Я задыхаюсь, когда меня настигают воспоминания. Малыш, который пытался поднять мою вуаль. Я хватаю Оландона за предплечья.

– Что она сделала? – спрашиваю я. – Расскажи мне!

Перед глазами мелькают воспоминания о перерезанном горле деревенской девушки.

Он вздрагивает, когда я впиваюсь в него пальцами. Я не могу ослабить хватку, потому что нахожусь в плену ужаса. Я знаю, что услышу дальше.

– Их зарезали и повесили на Оскале в Первой Ротации, – тихо говорит он.

Я вздрагиваю от его слов, сглатывая желчь, которая грозит подняться.

Это наказание было хорошо известно в Осолисе, хотя и редко применялось. Тела подвешивали на Оскале, так чтобы каждый Солати мог увидеть разлагающиеся трупы во время перемены. У Турина были жена, сын и дочь. Теперь все они были мертвы. Целая семья. Из-за меня – потому что меня не было рядом, чтобы остановить мать.

Должно быть, прошло больше времени, чем мне кажется, потому что Оландон внезапно гладит меня по руке.

– Ты не смогла бы повлиять на то, что случилось с Турином и его семьёй, даже если бы была там, – бормочет он.

– После этого деревенские жители остановились? – наконец спрашиваю я.

У меня во рту пересыхает, когда я формулирую вопрос.

Оландон сжимает губы в суровую линию.

– Потребовались другие, множество других, пока жителей деревень не переубедили, – он отводит от меня взгляд и прочищает горло. – Деревни – это не те счастливые места, которыми ты их считала. Но все были слишком напуганы, чтобы говорить. Крестьяне в Королевских Ротациях живут лучше остальных. Но не сильно.

Население Осолиса было гораздо меньше, чем населения Гласиума. В каждой ротации в моём родном мире находилась одна деревня. Каждая община была большой и содержала всех необходимых торговцев, фермеров и ремесленников. Большинство из них располагались как можно ближе к источнику воды, будь то искусственные реки или Озеро Авени. Почему мать позволила мне отправиться в деревню, если она хотела вытянуть жизнь из своего народа? В следующий момент я получаю ответ: делегация мира. Это всё был спектакль. Но потом у моего брата и Кедрика был тур по Осолису вместе с другими делегатами. Как моя мать смогла организовать уловку такого масштаба?

Я тру закрытые глаза. Эти новости гораздо хуже, чем я ожидала. Я не могу поверить, что мой брат только сейчас говорит об этом. Неудивительно, что ему так не терпится вернуться.

– Спасибо. Вряд ли было легко нести эту историю или делиться ею.

Я целую его в щёку.

Он не улыбается, как я ожидаю. Он не встречается со мной взглядом. В моей груди застывает ужас.

– Есть кое-что ещё, – пустым голосом говорю я.

Он вздыхает. Я знаю этот звук. Это вес двух миров на его плечах. Оландон смотрит на меня. Серьёзен для своих семнадцати лет.

– В своём путешествии я столкнулся с женщиной. Сперва я думал, что она была не в себе, но потом… – его глаза мерцают, и он с трудом сглатывает. – Ты знала, что у Дяди Кассия есть жена?

ГЛАВА 8

Я спешу в зал заседаний, потрясение от разговора с Оландоном эхом отдаётся во мне. Мой народ голодал переменами, а я бродила сквозь его толпы, совершенно ничего не подозревая, думая, что помогаю ему, доставляя раз в неделю ящик яблок. Вот дура.

И ещё был маленький нюанс – у меня есть тётя, о которой я никогда не знала.

Мы с братом проговорили до самой ночи, собирая все подробности об Осолисе и жене Дяди Кассия, Джайне, которая, очевидно, присматривала за мной в младенчестве. У Кассия никогда не было буквы «О» в начале имени. Я думала, что это способ показать двору, что он женат на службе моей матери. В нашей истории такое случалось нечасто, но всё же случалось. Обычно «О» опускали, чтобы показать, что ты занят. Я была Олиной. Выйдя замуж, я стала бы Линой. Это был простой способ сказать, кто ещё свободен. Оглядываясь назад, я полагаю, что это было сделано для того, чтобы избежать эмоционально неловких разговоров.

Я распахиваю дверь в зал заседаний. Важные люди вскакивают со своих мест и смотрят, как я занимаю место напротив пустующего трона Джована. Отлично. Теперь уже и я хлопаю дверьми.

Они снова вскакивают, когда дверь позади трона хлопает. Джован проходит внутрь, не зная или не заботясь о том, что напугал их. Советники возвращаются к своим спорам, а я сижу, почти не слушая, размышляя о том, что я узнала о жене дяди Кассия. О том, что она знала. Мать изгнала её, как только я стала достаточно взрослой, чтобы оставаться одной. Тетя Джайн знала о моих голубых глазах. Она стала угрозой для Татум.

У меня нет воспоминаний о её лице, но опять же меня терзают сомнения, что мою вуаль часто снимали. Я провела годы с женщиной, которая, по мнению Оландона, могла любить меня. Кто-то мог любить меня. Эта новость потрясла меня не меньше, чем другие ошеломляющие откровения Оландона.

Он сказал, что она попросила его рассказать мне историю. Ту, которую она рассказывала мне в младенчестве. Я знала концовку, хотя не могла вспомнить, что когда-либо слышала её.

– Что ты думаешь, Татума? – спрашивает Роско.

Я сажусь ровнее.

– Прошу прощения?

Раздаётся приглушенный смех, не совсем неприятный. Не думаю, что я одинока в своей невнимательности. Мужчина, сидящий через несколько мест слева от меня, похоже, заснул на своей руке.

– Возможно, Татума поздно вернулась? – произносит ехидный голос. – Я вот озадачен, где же была Татума последние несколько дней?

Я поворачиваюсь к Блейну.

– Уверенна, если бы Король хотел, чтобы ты знал, он сказал бы тебе, – сладко говорю я.

Драммонд гыркает от удовольствия.

– Она тебя подловила, малыш Блейни.

Это поднимает Драммонда на три пункта в моём рейтинге, что даёт ему в общей сложности три пункта.

* * *

– В чём дело? – говорит Джован мне на ухо.

Я едва не выпрыгиваю из своей кожи. Я чуть не прошла мимо него по пути к нашему столу. Я изучаю ближайшую область обеденного зала. Никто не находится достаточно близко, чтобы услышать.

– Джован, – произношу я.

Я вдыхаю его запах, и он каким-то образом успокаивает меня.

Я слышу, как Джован делает глубокий вдох.

– Я бы мог весь день слушать, как ты произносишь моё имя, – вскользь говорит он.

Его имя? Ему нравится, как оно звучит? Если он не отойдёт, меня можно будет убедить повторить его. Его запах сводит меня с ума.

– Ты беспокоишься на счёт завтра? – спрашивает он.

Завтра! Новости Оландона полностью вытеснили моё «раскрытие» из головы. Я качаю головой, потрясенная возросшим беспокойством.

– Я… озабочена вестями моего брата об Осолисе, – говорю я.

Джован жестом показывает мне отойти к стене. Он стоит как щит, отгораживая меня от обеденного зала с едой, пока я рассказываю ему о самых важных аспектах.

Когда я заканчиваю, он отказывается от своей роли защитника и прислоняется к стене рядом со мной. Мой обзор теперь свободен, и я вижу, что мы стоим у стола Арлы. У меня челюсть падает, когда я вижу рядом с ней Жаклин. Фиона была права! Жаклин крутится вокруг Арлы. Но Джеки ненавидит её! Вся эта ситуация обескураживает. Арла смотрит в мою сторону, её поза напряжена. Похоже, я снова в её списке непослушных. Она всегда рассматривала Джована как свою собственность. Как самая знатная женщина Брума, будучи дочерью Драммонда, она, вероятно, готовилась к положению королевы. Эта женщина, в прошлом партнерша Короля по постельным утехам, вскоре после моего прибытия в Гласиум, не слишком любезно предупредила меня держаться от него подальше. Я уже слышала, как кто-то назвал её золотоискательницей. Описание подходило. У нас было много стычек, и я всегда находила в наших перепалках много смешного. Именно поэтому раскалённый добела гнев в моём желудке застал меня врасплох. Очевидно, теперь меня это очень сильно волнует.

– Как могла твоя мать обращаться со своими людьми подобным образом?

Я слышу яростный вопрос Джована и стараюсь как можно лучше сдержать свою ревность. Это совершенно новый для меня опыт. Ещё чуть-чуть и мне станет плохо.

– Я не знаю, – вполголоса отвечаю я.

Его пальцы лежат рядом с моими, чуть касаясь боковой стороны моей руки. Надеюсь, Арла видит это.

– Это не твоя вина. Ты не могла знать. Это на совести твоей матери, – продолжает он.

Он прав. Я отчасти понимаю, что то, что он сказал, правда. Даже если бы я знала, что она делает, любая попытка остановить её привела бы к моей казни.

– А у этой тети Джайн была информация о твоём отце? – спрашивает он.

– Не много, – признаю я. – Только то, что он был хорошим певцом. Ландон сказал, что она часто теряла нить своих мыслей. Он подумал, что её могли сильно пытать. Сказал, что на её руках были шрамы.

Джован безразлично осматривает рукоять своего меча.

– С тех пор как ты вернулась, я ожидал, что ты будешь ежедневно проверять мои архивы.

Я коротко смеюсь.

– С таким количеством свободного времени?

Он с усмешкой соглашается, отталкиваясь от стены.

Я дважды проверяю, чтобы убедиться, что пространство свободно. Члены ассамблеи всегда обходят Короля стороной, возможно, это следствие его длительной самоизоляции.

– Джован… Я знаю, что у тебя проблемы с моим братом. Но не мог бы он поискать в архивах вместо меня? – спрашиваю я. – У него будут строгие указания.

– Дело не в том, что он мне не нравится, Олина. Дело в том, что он волком смотрит на меня каждый раз, когда я смотрю на тебя, – говорит он. – Что происходит очень часто.

В его тоне звучит раздражённое веселье. Неохотная улыбка расползается по моему лицу. Может быть, это потому, что он указал на это раньше, но внезапно звук моего имени на его губах заставляет мой желудок сжиматься.

– Ты прав.

– Конечно, – говорит он. – Насчёт чего?

– Что? – спрашиваю я.

Он бросает на меня странный взгляд.

– Ты сказала «ты прав», я спросил насчёт чего?

Я замираю. Вени, я сказала это вслух? Я открываю рот, чтобы соврать, но скрипучее хихиканье Арлы останавливает меня. Мой рот захлопывается. Я знаю, что это мелочно. Это должно быть ниже меня. Но я не могу видеть Джована с ней. Возможно, ни с кем. Пока я не покину Гласиум и без шансов на возвращение. Он заслуживает счастливой жизни, но мне невыносимо видеть это.

Я делаю глубокий вдох, зная, что я ужасный человек, раз поощряю это.

– Мне тоже нравится слышать, как ты произносишь моё имя, – говорю я.

Я почти бегу к своему месту за столом у трона, прикладывая обе руки к щекам, чтобы охладить их. О чём я думала? И, что более важно, о чём он думает теперь? Я не стала ждать, чтобы оценить его реакцию или услышать его ответ. Почему я так поступила?

Замечания Оландона прошлой ночью должны были подточить мою решимость в отношении Джована. На самом деле всё было наоборот. Весь день какая-то часть меня тосковала по нему. Прислониться к нему ненадолго и поделиться своими проблемами. Я плотно зажмуриваю глаза, чувствуя, как меня захлёстывает чувство вины. Никто не сказал мне, что эти чувства будут такими непоколебимыми и постоянными. Ни мать, ни тётя, ни друг никогда не показывали мне силу такой заботы.

Я не хочу, чтобы то, что я чувствую к Джовану, прекратилось. А должна.

* * *

Я снова перекатываюсь на другой бок, потом на спину. Это смешно. А, может, и нет. Думаю, бессонная ночь оправдана, учитывая, что завтра я навсегда изменю ход своей жизни.

В мою дверь стучат. Я тянусь за вуалью, сажусь в кровати, когда дверь со скрипом открывается. Головорезы не стучат. Это один из стражников?

– Ты не спишь? – спрашивает Джован, прикрывая за собой дверь.

– Ты постучал, – вздыхаю я. – Я знала, что ты умеешь стучать!

Мой единственный ответ – тишина. Почему у меня такое чувство, что он сдерживает смех?

– Я подумал, что ты можешь всё ещё быть на ногах, – говорит он, садясь на край моей кровати.

– Что думают стражники, когда ты поднимаешься сюда? – спрашиваю я.

Я запихиваю вуаль обратно под подушку.

Он пожимает огромными плечами.

– Я заставляю своих дозорных спуститься вниз и отдаю им приказ провести осмотр замка.

Я откидываюсь назад и прислоняюсь к плюшевым, тёплым подушкам.

– Ты не беспокоишься, что они станут болтать?

Он не удостаивает меня ответом. Я щурю глаза, когда мне приходит в голову другая мысль.

– Ты ведь здесь не для того, чтобы проверить, не сбежала ли я?

Он снимает ботинки и придвигается ко мне, садясь в такую же позу у стены. Я задерживаю дыхание, сердце учащается от его близости. Я приветствую чувство тоски, поднимающееся внутри меня.

– Ты бы поверила, если бы я сказал, что эта мысль не приходила мне в голову?

Он поворачивается ко мне в темноте.

– Нет.

Он смеётся.

– Одно из лучших качеств, которыми ты обладаешь, это желание быть самой сильной личностью.

Мне предательски приятно слышать его слова.

Он сгибает одно колено, опираясь на него одной мощной рукой.

– Когда ты поняла, что бегство – это потенциальная слабость, ты избавилась от неё. Это было очень впечатляюще. Хотел бы я, чтобы мои советники могли так же.

Мы замолкаем, и я тем временем перебираю в уме его замечания. Точнее, в половине своих мыслей. Другая половина наблюдает за его рукой, лежащей ладонью вверх между нами. Хочет ли он, чтобы я взяла её? А что, если нет, и я положу свою руку туда, и тогда он почувствует, что должен держать её?

– Значит, всё пропало? Моя слабость? – нахмурившись, спрашиваю я.

– Могут ли шрамы твоего детства когда-либо по-настоящему пропасть? – он прочищает горло. – Я знаю, что мои, нет. Ты избавилась от побегов, только чтобы найти другой способ справиться с ситуацией? Или, что ещё хуже, будешь держать это в себе, пока это не изменит тебя?

Он сглатывает, а я едва дышу. Что-то внутри меня ломается. Не потому, что он описывает моё будущее. Я знаю, что никогда не стану своей матерью. А потому, что он говорит о себе.