Текст книги "Когда мертвые оживут"

Автор книги: Келли Армстронг

Соавторы: Саймон Грин,Мира Грант,Макс Брукс,Дэвид Кертли,Келли Линк,Роберт Киркман,Адам-Трой Кастро,Скотт Эдельман,Чери Прист,Чарльз Финли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 46 страниц)

Я подъезжал к Лоунливиллю, когда из кустов прямо на дорогу выскочили две оленихи. Выглядели они неважно, и это еще мягко сказано, даже по меркам Огненного острова. Шкуру их покрывали многочисленные язвы, из которых сочился гной. Уши, как обычно, были облеплены раздувшимися от крови клещами. От животных исходил пар, а вместе с ним и вонь. Я сбросил скорость в надежде, что олени освободят мне путь, но они просто стояли и будто не знали, что делать дальше. Звонка, чтобы посигналить животным, на велосипеде не было, потому я притормозил и закричал: «Эй, с дороги! Давайте проваливайте! Брысь!» Крики эти могли бы распугать котов, но с оленями подобный номер не прошел. Они неуверенно топтались на месте, словно пьяные, и я даже ощутил внезапную зависть. Потом заорал на них снова, но чертовы зверюги двигаться не желали.

Ссориться с местной фауной не хотелось, поэтому я сделал небольшой крюк и покатил обратно к дому, внимательно оглядывая улицы по пути, чтобы не пропустить сами знаете кого. В тот вечер я осушил целую бутылку водки, запивая ее разными лимонадами, и в итоге выплеснул содержимое желудка в кухонную раковину. Слава богу, что в сливе был установлен утилизатор отходов. Я еще успел прибраться, после чего вырубился прямо на полу.

Перед глазами у меня плясали разноцветные черти, а дальше я уже ничего не помнил. Очнулся посреди ночи, совершенно не соображая, где нахожусь. Сперва я подумал, что уменьшился в размерах – этакий Невероятно Уменьшающийся Пьянчуга,[37]37
  Здесь обыгрывается название еще одного романа Ричарда Матесона, «Невероятно уменьшающийся человек». – Прим. перев.


[Закрыть] который пил, пил и весь спился, – поскольку глаза мои, казалось, смотрели с высоты пары сантиметров от пола.

В буквальном смысле я отодрал себя от липкого линолеума и потер лицо, на котором отпечатался рисунок. Чувствовал я себя дерьмово, но, увидев в зеркале свою изукрашенную физиономию, расхохотался и не мог остановиться, пока не закашлялся. Правую сторону лица украшали симметричные красные полоски. Надо же было так облажаться! Шатаясь, я протопал в ванную, помочился, стиснув зубы от боли, и прополоскал рот, чтобы избавиться от кислого привкуса блевотины. Много времени это не отняло. Потом я задумался: а с чего я пошел вразнос? Может, причина так или иначе связана с гибелью человечества, в особенности моей семьи, и, самое главное, обожаемой жены? Может, все из-за того, что я возжелал компании девушки-зомби, которую нашел вполне привлекательной? Да, возможно, это как-то оправдывает не свойственное мне безнравственное поведение. В конце концов, в загул уходят и по менее серьезным причинам.

Еле-еле я добрался до кровати, и там меня моментально сморил сон.

Мне снился групповой секс: я, моя покойная жена и мертвая девушка. Они сорвали с меня одежду и подвели к кровати, стоящей посередине бейсбольного поля. Небо над головой было черным. Не темным, как ночью, а именно черным, словно космическая пустота. На трибунах мерцали чьи-то глаза, вокруг слышно было стрекотание сверчков. Женщины начали ласкать меня языками: жена работала над верхней половиной тела, а девушка-зомби – ниже пояса. Должен отметить, что и та и другая предстали в образе оживших трупов, но удовольствие от этого меньше не становилось – до тех пор, пока они не начали меня есть. Я не просыпался. Просто лежал на спине и наблюдал, как мертвые женщины поглощают мою плоть, как вскрывают брюшную полость и вытаскивают кишки. Я был просто парализован. А они выглядели довольными.

Наконец я пробудился и – забери меня дьявол, если я не первейший среди извращенцев, – обнаружил, что у меня эрекция.

Несмотря на похмелье, я исхитрился съесть и даже удержать в себе вкусный и полезный завтрак. Ту девушку я твердо решил разыскать. Не люблю, когда меня преследует какая-то навязчивая идея, но в этом случае я сдался. Что я стану делать, когда найду ее? А она? Будет ли также избегать меня, или присущий, похоже, всем зомби вечный голод – эй, только не подумайте, что я спец в таких делах, – все же проявит себя? Убегу я в этом случае или позволю случиться тому, что должно случиться? Все эти потуги спастись только ради того, чтобы спастись, кажутся мне смешными. Прошло всего несколько недель, а я уже не испытываю никакой радости от жизни.

Я оседлал велосипед и выехал на пыльную, или, точнее сказать, грязную, дорогу. За ночь землю посеребрил иней, и он так сверкал на солнце, что больно было смотреть. Для себя я твердо решил: найду эту девушку-зомби и либо соблазню, либо прикончу. Все будет зависеть от того, как она отнесется к моей компании. Может, ее вполне устроит сэндвич с тунцом, а поедание человеческой плоти – уже пройденный этап. В общем, повторюсь: я не специалист. Возможно, она хочет, чтобы ее обняли. Я лично мечтаю об этом. Очень хочется пообжиматься с девушкой. Завалиться в постель и прижаться распаленной от желания промежностью к ее ягодицам.

Я крутил педали, а извращенная, безумная идея лечь в постель с зомби не давала мне покоя. И мысли в тот момент были даже не о сексе. Хотелось просто покрепче к ней прильнуть. Когда мужчина желает просто лечь и оказаться в объятиях женщины? Когда он обезумел от одиночества – вот когда.

Звать ее бессмысленно – она из скромниц, поэтому я неторопливо ехал и внимательно смотрел по сторонам. В Пойнт-оф-Вудс заезжать не стал, а сразу направился дальше: трудно было представить, как девушка перелезает через высокий забор из сетки. Так, квартал за кварталом, я осматривал Си-Вью, останавливаясь, только чтобы перекусить, а однажды заглянул в ликеро-водочный магазинчик. В каждом городке я обязательно спешивался и осматривал пляж. И – никого, кроме этих отвратительных оленей. Каждый раз, встречая их на пути, я думал: как же им повезло, что я не любитель дичи.

М-да.

В начале декабря ударили первые морозы. Возможно, к этому времени мой предмет обожания уже стал жертвой голода или подвергся разложению. Я понятия не имел, как долго ожившие мертвецы могут просуществовать без пищи. Как часто они вообще едят?

Могут ли прокормиться гусеницами и белками? Я просто бесился от недостатка информации, от того, что не могу подключиться к Интернету и набрать в поисковике «зомби питание продолжительность существования». Так нужно было зайти на Google или ask.com, но не было возможности: Сеть не работала, как и все прочее. Никогда прежде я не задумывался, как же тяжело обходиться без средств массовой информации. Мне не хватало радио, телевидения, Интернета точно так же, как общения с людьми. И это было паршиво. Книги и древние журналы не могли служить полноценной заменой. Вечерами я предавался холостяцким развлечениям: нажирался до потери пульса и мастурбировал, если хватало сил.

Я шел по Лоунливиллю – до чего же мне не нравилось это название! – и катил рядом велосипед, как вдруг в буквальном смысле слова наткнулся на объект своего желания. Она была мертва, причем давно и бесповоротно. Окостеневшее тело лежало на спине, на нем посверкивали кристаллики льда. Не сводя с нее глаз, я опустился рядом на колени. Горе мое было неописуемым. Маечка исчезла, бюстгальтер порвался и открывал бледно-желтую, почти прозрачную грудь. Личико у девушки было ангельское – по крайней мере, мне так показалось, – и я ощутил стыд, что вожделел это несчастное создание. Не потому, что это было противоестественно – а вы сколько угодно можете дискутировать на эту тему, – но поскольку она выглядела выше подобных нечестивых желаний. Из моих глаз полились слезы, но я не пытался их утереть. Когда погибла жена, я и то не испытывал такого чувства утраты, как сейчас, по отношению к совершенно незнакомой девушке. Наверное, это потому, что смерть жены воспринималась как нечто абстрактное, меня ведь не было тогда рядом. Кроме того, как и все остальные, я находился в состоянии дикой паники из-за происходящего.

Теперь же, в этой спокойной зимней атмосфере, я мог позволить себе погоревать вволю. Я оплакивал эту необъяснимо очаровательную девушку-зомби, оплакивал свою супругу, все человечество. Я зарыдал в голос, улегся прямо на дорогу, прижался к мертвой девушке, и так мы лежали с ней, меня била дрожь, но не от холода, а от невообразимой тяжести утраты.

В это время на обочине появился старый седеющий олень и уставился на нас непостижимыми черными глазами. Из огромных ноздрей шел пар. Олень недовольно заворчал, словно мы посягнули на его территорию.

Мы… Мне так необходимо было снова стать частью этого «мы». Может, эта моя зависимость от наличия партнера – душевная болезнь? В сердце царили боль и мрак. Я злобно уставился на четвероногого незваного гостя. Тот снова заворчал и поскреб копытом асфальт. Такой наглости я уже снести не мог. Это мерзкое нечестивое животное мешало мне спокойно оплакать потерю.

Я выпустил из объятий труп – да, теперь это был самый обычный, даже заурядный труп – и встал, сжимая кулаки. Во мне клокотала ярость, я еле сдерживался, чтобы не устроить здесь бойню. Мне хотелось изувечить эту жалкую пародию на благородное животное, отломать ему рога, превратить в грязный мешок, набитый дерьмом и костями. Я шагнул вперед, и тварь потрясла головой. Правый рог, казалось, грозил отвалиться при любом движении.

– Я ненавижу вас, жалких уродов! – прошипел я яростно. – Всегда ненавидел оленей на этом забытом Богом острове, но ты просто перешел все границы! Разве не видишь, что это глубоко личное? Понимаю, конечно, что твоим убогим гребаным мозгам недоступно такое понятие, как уважение, но, клянусь, если ты сию секунду не свалишь на хрен отсюда, я тебе размозжу тупую башку!

Олень стоял на месте, и от его шкуры исходил пар.

Тогда я его ударил. Не самое лучшее решение в моей жизни, но я был, скажем так, немного возбужден. Со всей силы я врезал гаду прямо по морде, и он укусил меня. А в следующее мгновение меня осенило, почему эти олени выглядят настолько отвратительно: они все мертвы! Или не-мертвы. Неважно. Это были ожившие трупы. Не одни только люди способны восставать после смерти, а все живые существа. И олени тоже.

И вот я смотрю на свою правую руку, обмотанную чистой белой марлей. Сквозь материю просачиваются капельки крови и образуют полукруг. Их немного; можно сказать, всего ничего. Однако повод для беспокойства все же имеется.

А там, на дороге, лежит мертвая девушка моей мечты. Я ее так и не похоронил.

Думаю, я заразился.

Перевод Тимофея Матюхина

Келли Линк
НЕ ТА МОГИЛА

Келли Линк – признанный мастер фантастических рассказов. Ее произведения вошли в три сборника: «Stranger Things Happen», «Магия для „чайников“» («Magic for Beginners») и «Милые чудовища» («Pretty Monsters»). Рассказы Линк появлялись на страницах «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Realms of Fantasy», «Asimov’s Science Fiction», а также включались в сборники «The Dark», «The Faery Reel» и «Best American Short Stories». Линк вместе с мужем, Гэвином Дж. Грантом, владеет издательством «Смолл биэр пресс» и издает журнал «Lady Churchill’s Rosebud Wristlet». За свои рассказы писательница получила грант от Национального фонда поддержки художников, а также она становилась обладательницей множества наград, включая премии «Хьюго», «Небьюла», «Всемирная премия фэнтези», Брэма Стокера, Типтри и «Локус».

Включенный в нашу антологию рассказ повествует об убитом горем молодом человеке. Он хоронит единственный экземпляр своих стихотворений вместе с девушкой, которую любит. Поэт и художник Данте Габриэль Россетти из числа прерафаэлитов совершил точно такой же поступок, после того как его супруга Элизабет Сиддел, служившая моделью для многих картин мужа, умерла от передозировки опия. И, так же как в публикуемом рассказе, позднее Россетти пожалел о своем излишне драматическом жесте, вскрыл могилу жены и извлек из нее захороненные работы. В 1870 году эти «эксгумированные» стихотворения были опубликованы. Прерафаэлиты ставили перед собой задачу вернуть в искусство классические понятия позы, цвета и композиции, которые, по их мнению, были преданы забвению пуританами и ханжами из художественных академий. Кстати, сестра Россетти, Кристина, известна как автор большой поэмы «Рынок гоблинов» – она стала источником вдохновения для целых поколений писателей, работающих в жанре фэнтези.

В последующие годы Россетти увлекся различными экзотическими животными, а особенно его привлекали вомбаты. В конце концов ему удалось приобрести одного, и эксцентричный поэт приучил его сидеть вместе с ним за ужином. В проходившие в его доме вечеринки вносил разнообразие другой домашний любимец, ручной тукан. Россетти надевал на птицу ковбойскую шляпу и заставлял скакать верхом на ламе вокруг обеденного стола. Довольно странные были у него развлечения. Зато, по крайней мере, Россетти, когда выкапывал обратно свои произведения, был уверен, что не ошибся с могилой.

Главный герой нашей истории оказался не таким удачливым. И если вы полагаете, что жизнь Данте Габриэля Россетти была полна странностей, то, значит, вы ничего еще не видели.

Вся эта история случилась из-за того, что один мой знакомый парень по имени Майлз Сперри решил податься в расхитители гробниц и раскопать могилу своей девушки, Бетани Болдуин, которую похоронили менее года назад. Майлз решился на это, чтобы извлечь из гроба пачку своих стихотворений – он положил их туда в качестве эдакого красивого и романтичного жеста. Хотя, возможно, то был просто дурацкий поступок. В свое время он не оставил себе копии, но Майлз всегда действовал импульсивно.

Думаю, вам стоит знать некоторые подробности. Листки со своими виршами, написанными карандашом, с многочисленными исправлениями и со следами пролитых слез он засунул между рук Бетани. Пальцы ее на ощупь были как свечи – жирные, мягкие и приятно прохладные. Не сразу и сообразишь, что на самом деле это пальцы. Еще Майлз обратил внимание на грудь покойной девушки – она казалась больше, чем при жизни. Если бы Бетани знала, что умрет, проводила бы она все свои последние дни с ним? Одно из стихотворений рассказывало как раз о том, что теперь им уже не быть вместе, что теперь уже слишком поздно. Наслаждайся, пока есть возможность.

Глаза Бетани были закрыты. Кто-то прикрыл их, так же как сложил на груди руки, и даже губы разошлись в улыбке. Вот этого Майлз не понимал: как можно сделать так, чтобы мертвый человек улыбался? В общем, Бетани была совсем не похожа на себя при жизни, хотя прошло всего лишь несколько дней. Сейчас она казалась меньше – и в то же время странным образом больше. Никогда прежде Майлз не находился так близко к покойнику; он стоял возле гроба, смотрел на мертвую подругу и желал, во-первых, тоже умереть, во-вторых, чтобы можно было раздобыть где-нибудь записную книжку и карандаш. Ему необходимо было перенести на бумагу свои ощущения. Ничего более значительного с ним в жизни еще не случалось. В нем буквально с каждой секундой происходили серьезные перемены.

Поэты, считается, живут мгновением и в то же время находятся как бы вне времени и смотрят на все со стороны. Так, Майлз никогда раньше не замечал, что уши у Бетани немного разные. Одно – меньше и поднято чуточку выше. Не то чтобы сие обстоятельство сильно его тронуло, вряд ли Майлз написал бы об этом стихотворение, он бы даже не стал ничего говорить девушке, чтобы не вводить ее в смущение; однако факт оставался фактом, и Майлз вдруг подумал, что сойдет с ума, если не отметит его. Он склонился над телом и поцеловал холодный лоб, вдыхая запах любимой. Пахла она как новая машина. А в голове у Майлза крутилась вереница поэтических образов. «Каждое облако отсвечивает серебром», например, хотя, вероятно, существовал более интересный и выразительный способ передать свои ощущения. Да и смерть не похожа на облако. На что же она похожа? Скорее, на землетрясение, пожалуй, или на падение с большой высоты и болезненный удар о твердую землю, от которого темнеет в глазах, тяжело спать по ночам и просыпаться, есть и беспокоиться о таких пустяках, как домашняя работа или телевизионная программа на вечер. А еще смерть представлялась чем-то вроде тумана, колючего тумана, так что, возможно, правильнее будет сравнить ее не с облаком, а с туманом, состоящим из маленьких острых предметов. Иголок, например. Всякий смертельный туман состоит из множества серебряных иголок. Имеет такая аналогия смысл? Отражает ли суть смерти?

А потом на Майлза, словно звон огромного, тяжелого колокола, обрушилась простая мысль: Бетани мертва. Это может показаться странным, но я скажу по опыту: это действительно странно. И дело обстоит именно так. Вы просыпаетесь утром и вспоминаете, что самый дорогой для вас человек умер. Вы поначалу не верите: неужели это правда?

И вы думаете, как же это странно, что теперь придется постоянно напоминать себе, что человек, которого вы любили, мертв. Вот вы обмозговываете эту мысль, и вдруг снова в голову лезет настойчивое напоминание: человек, которого вы любили, мертв. И опять – тот же дурацкий туман, те же иголки или удар под дых, или с чем еще вы сравните самую страшную вещь, что с вами приключилась. Все однажды проходят через это.

Майлз стоял у гроба, погрузившись в воспоминания, когда к нему подошла мать Бетани, миссис Болдуин. Глаза ее были сухими, но волосы находились в полном беспорядке, а тени нанесены только на одно веко. На ней были надеты джинсы и старая футболка Бетани, не из числа ее любимых. Майлз несколько смутился.

– Что это? – спросила миссис Болдуин.

Голос звучал глухо и механически, словно она переводила с другого языка. Что-то индо-германское, пожалуй.

– Мои стихотворения. Которые я сочинил для нее, – ответил Майлз.

Он очень волновался, ведь момент был воистину исторический. Когда-нибудь его будущие биографы напишут: «Три хокку, одна секстина и две вилланеллы.[38]38
  Хокку (или хайку) – жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV века.
  Секстина – стихотворение на две рифмы (твердая форма), состоящее из шести строф, каждая из которых включает по шесть стихов. Каждая новая строфа повторяет конечные слова предыдущей строфы.
  Вилланелла форма итальянской лирической (пасторальной, часто с комическим оттенком) поэзии и многоголосная песенная форма. – Прим. перев.


[Закрыть] Несколько более длинных вещей. Никто их больше никогда не прочитает».

Миссис Болдуин внимательно посмотрела на Майлза своими жуткими, без единой слезинки глазами и промолвила:

– Вижу. Дочка говорила, что вы плохой поэт. – Она приблизилась к гробу и разгладила складки на любимом платье Бетани – с вышитой паутиной и дырочками, через которые виднелись черные колготки. Миссис Болдуин погладила руку дочери. – Ну что ж, прощай, голубушка. Не забудь прислать открытку.

Не спрашивайте меня, что она имела в виду. Мать Бетани порой говорила странные вещи. Буддистка в прошлом, она работала подменяющим преподавателем математики. Как-то раз она подловила Майлза за списыванием на контрольной по алгебре. Отношения между ним и миссис Болдуин за то время, что Майлз встречался с Бетани, не наладились, потому он не знал, верить или нет словам о том, что Бетани не нравились его стихи. Эти подменяющие учителя обладают странным чувством юмора. Если вообще обладают.

Он уже намеревался сунуть руку в гроб и забрать назад свое творчество. Но в этом случае миссис Болдуин решит, что была права, что она победила. Хотя кто бы в данной ситуации мог говорить о победе? Похороны – это вам не телевизионное шоу. Никто не сможет вернуть Бетани к жизни.

Миссис Болдуин смотрела на Майлза, а Майлз смотрел на нее. Бетани ни на кого не смотрела. Два человека, которых покойница любила больше всего на свете, на несколько мгновений обрели способность прочитать сквозь серый туман ненависти мысли друг друга. Поскольку вас там и не было – а даже если бы и были, то все равно не смогли бы узнать, о чем же они думают, – я вам все расскажу.

«Если бы только умер я, а не она», – думал Майлз.

А миссис Болдуин думала: «Вот именно – лучше бы помер ты».

Майлз сунул руки в карманы нового костюма, повернулся и оставил миссис Болдуин горевать у гроба дочери в одиночестве. Он опустился на скамью рядом с собственной матерью, которая изо всех сил старалась сдержать слезы. Она любила Бетани. И все любили Бетани. Сидевшая через несколько рядов от них девушка по имени Эйприл Лэмб яростно ковырялась в носу, сохраняя при этом скорбный вид. Когда все наконец прибыли на кладбище, там начиналась еще одна похоронная служба: хоронили девушку, находившуюся за рулем другого автомобиля. Люди, прибывавшие попрощаться с покойными, парковали машины и внимательно глядели друг на друга, чтобы определить, к какой могиле им идти.

Флористки умудрились неправильно указать имя Бетани на ужасно уродливых венках: БЕРТАНИ, а также БЕТОНИ – точно как участники реалити-шоу «Выживший» коверкают имена, когда голосуют друг против друга. Именно это больше всего нравилось Бетани в шоу. Сама же она была на редкость грамотной, но вот читавший проповедь лютеранский священник упомянуть про это забыл.

Майлз чувствовал себя неуютно. Он вдруг понял, что дождаться не может, когда приедет домой, позвонит Бетани и расскажет о похоронах и обо всем, что случилось за время, прошедшее после ее гибели. Он сел и стал ждать, когда это ощущение пройдет. Впрочем, он уже начал к нему привыкать.

Майлз нравился Бетани за то, что мог ее рассмешить. Я тоже над ним смеюсь. Майлз прикинул, что сам факт вскрытия ее могилы рассмешил бы Бетани. Девушка очень задорно смеялась, ее смех лился, словно звук кларнета. И он не раздражал. Это был дивный, прелестный смех – если вы, конечно, не имеете ничего против. Бетани, безусловно, расхохоталась бы, узнай она, что Майлз в порядке самообразования облазил весь Интернет, проходя по ссылкам «раскапывание могил». Он прочитал рассказ Эдгара Алана По, посмотрел несколько серий «Баффи – истребительницы вампиров» на эту тему и купил баночку крема «Викс вапораб», средства против затрудненного дыхания, которое наносят на кожу над верхней губой. В магазине «Мишень» он закупил снаряжение для предстоящей вылазки: специальная телескопическая лопата, работающая на батарейках, набор секаторов, фонарь, запасные батарейки к нему и лопате и даже налобный фонарик на ленте с липучкой, снабженный красными фильтрами – чтобы было не так заметно в темноте.

Майлз распечатал карту кладбища, чтобы без проблем отыскать дорогу к могиле Бетани от Випинг-Фиш-лейн даже, как выразился однажды мой знакомый, «глухой ночью, когда темно, как у негра в одном месте, и ни черта не видно». Хотя ночь была не такой уж черной. Майлз подгадал время так, чтобы луна находилась в фазе полнолуния. Кроме того, Майлз видел немало фильмов, в которых мертвецы вставали из могил, и на этот случай очень хорошо иметь под рукой карту с обозначением всех выходов с кладбища.

Матери он сообщил, что проведет ночь у своего друга Джона, а Джона попросил ничего матери не говорить.

Если бы Майлз набрал в Google не просто «раскапывание могил», а добавил еще «поэты», он бы обнаружил, что у него имелся предшественник. Поэт и художник Данте Габриэль Россетти также захоронил свои произведения вместе с умершей возлюбленной. Россетти тоже пожалел об опрометчивом решении и в конце концов решил раскопать могилу и вернуть стихотворения. Я вам все это рассказываю затем, чтобы вы никогда и ни за что не повторили их ошибку.

Не могу сказать, был ли Данте Габриэль Россетти более талантливым поэтом, чем Майлз. Правда, у Россетти была сестра по имени Кристина, и вот она действительно была талантище. Но вам неинтересно выслушивать мои взгляды на поэзию. Да-да, я хорошо вас знаю, пусть даже мы совсем незнакомы. Вы с нетерпением ждете, когда же я перейду к той части рассказа, где раскапывают могилы.

У Майлза имелась пара друзей, и он подумал было пригласить одного из них составить ему компанию в предстоящей ночной вылазке. Однако никто, за исключением Бетани, не знал, что Майлз занимается стихосложением, а Бетани давно уже была мертва. Если быть точным, вот уже одиннадцать месяцев – на месяц дольше, чем они встречались. Достаточно давно, так что Майлз начинал потихоньку выбираться из этого тумана, наполненного иголками. Достаточно давно, так что он уже мог снова слушать по радио некоторые песни. Достаточно давно, так что временами воспоминания о Бетани казались полузабытым фильмом, который он в далеком прошлом видел поздним вечером по телевизору. Достаточно давно, так что когда Майлз попытался восстановить в памяти стихи, написанные для Бетани, особенно одну вилланеллу, которая, по его мнению, была очень неплоха, у него ничего не вышло. Как будто, положив свои произведения в гроб, он не просто вручил Бетани единственные экземпляры, но вместе с исписанными листами похоронил и частичку божественного вдохновения и теперь уже никогда не сможет снова перенести те строчки на бумагу. Майлз знал, что Бетани мертва, и с этим ничего нельзя было поделать. Но поэзия – другое дело. Нужно постараться спасти что возможно, пусть даже поначалу вы решили навечно с этим расстаться.

Вероятно, в некоторых местах этого рассказа вам может показаться, что я слишком строга по отношению к Майлзу, что я не сочувствую его горю. Но это не так. Я люблю Майлза так же, как и всех остальных. Я вовсе не считаю, что он глупее, скажем, вас, или менее сообразителен, или еще в чем-то от вас отличается. Да кто угодно может случайно раскопать не ту могилу. Эту ошибку способен совершить каждый.

Полная луна светила ярко, и карта легко читалась даже без фонарика. На кладбище было полно котов. Только не спрашивайте меня почему. Но Майлз не боялся, он решительно продвигался к цели. Чудо техники, телескопическая лопата на батарейках, поначалу не желала раздвигаться. Предварительно он испытал ее во дворе своего дома. Но здесь, на ночном кладбище, казалось, что она работает невыносимо громко. Ее жужжание распугало котов, но, к счастью, больше ничьего нежелательного внимания не привлекло. Через некоторое время коты вернулись. Майлз убрал в сторону истлевшие венки и букеты и с помощью секатора обозначил прямоугольник на земле над могилой Бетани. Потом он взялся за лопату и начал вырезать большие куски дерна и складывать их в стороне аккуратными стопками.

К двум часам ночи Майлз приготовил веревку: завязал на ней через небольшие, равные расстояния узлы, чтобы удобнее было ставить ноги, когда он полезет назад из могилы вместе с драгоценными стихотворениями, и привязал веревку к дереву. Сейчас он стоял в вырытой яме по пояс. Ночь выдалась теплая, и Майлз сильно потел. Тяжелая это была работа – управляться с чудо-лопатой. Время от времени, в самый неподходящий момент, она вдруг начинала раздвигаться. Майлз позаимствовал у матери рукавицы, в которых она трудилась в саду, чтобы не натереть мозоли, однако это не особо помогло, и ладони все равно горели. Перчатки были слишком велики. Уставшие мышцы ломило от боли.

К половине четвертого из выкопанной ямы Майлз мог видеть только небо над головой. Огромный белый кот подошел к краю ямы и уставился на юношу, но через некоторое время зрелище ему наскучило, и кот удалился. Над головой медленно двигалась луна – словно небесный прожектор. Майлз начал работать более внимательно – ему не хотелось повредить гроб с телом Бетани. Когда лопата наконец наткнулась на что-то твердое, он вдруг вспомнил, что забыл баночку «Викс вапораб» на кровати в спальне. Пришлось воспользоваться вишневой гигиенической помадой, которая отыскалась в кармане. Лопату Майлз отложил и руками в перчатках аккуратно отгребал землю в стороны. Кроваво-красный луч света налобного фонарика периодически выхватывал из темноты причудливый силуэт отброшенной за ненадобностью чудо-лопаты, небольшие камешки, червей и червеобразные корни, торчавшие из стен импровизированного раскопа. А также появившуюся из-под земли крышку гроба.

Майлз только сейчас сообразил, что стоит прямо на крышке. Наверное, следовало рыть яму больших размеров, а теперь трудновато будет открыть гроб, стоя непосредственно на нем. Еще очень хотелось отлить. Сходив по нужде, Майлз вернулся к могиле, посветил фонариком, и ему показалось, будто крышка самую малость приоткрыта. Но возможно ли это? Может быть, он повредил петли своей чудо-лопатой? Или задел крышку ногой, когда выбирался из могилы по веревке? Он медленно втянул носом воздух, но почувствовал лишь запахи сырой земли и вишневой губной помады. На всякий случай Майлз еще подмазал губы и полез в яму.

Крышка зашаталась под ногой. Майлз решил попробовать, держась за веревку, просунуть ногу под крышку – тогда, возможно, удастся сдвинуть ее с места.

Очень странно. Майлзу показалось, будто кто-то держит его за каблук. Он попытался высвободиться, но бесполезно – нога была крепко зажата, словно в тисках. Тогда он опустил вторую ногу, обутую в тяжелый туристский ботинок, и попытался просунуть носок в щель между крышкой и гробом – тоже безрезультатно. Придется отпустить веревку и поднимать крышку руками. Балансируя при этом на узеньком крае деревянного ящика. Можете себе представить его состояние.

Непростая это была задача – одновременно удерживаться на краю и поднимать тяжелую крышку. Одна нога, правда, по-прежнему была крепко зажата в невидимых тисках. Майлз очень ясно слышал собственное хриплое дыхание, слышал, как громко трется о гроб свободная нога в ботинке. Казалось даже, что красный луч фонарика скачет по тесному пространству – вверх-вниз, взад-вперед с невыносимым шумом. Майлз вполголоса чертыхался, а иначе уже давно бы закричал. Он широко расставил руки, ухватился за край крышки и согнул дрожащие колени, чтобы не надорвать спину. И тут что-то дотронулось до пальцев правой руки.

Нет, это его пальцы дотронулись до чего-то. Не дури, Майлз. Он со всей силы потянул вверх крышку гроба – так же, как вы срываете повязку, если подозреваете, что под ней завелись жучки.

– Черт! Черт! Черт!

Майлз рванул, и кто-то помог ему изнутри. Крышка соскочила и упала на кучу земли. Мертвая девушка, которая до того держала Майлза за ногу, теперь разжала пальцы.

Это было всего лишь первое из многих неожиданных и неприятных потрясений, которые Майлзу предстояло испытать искусства ради. Второе оказалось еще более сильным: осознание того, что он раскопал не ту могилу, откопал не ту мертвую девушку.

«Не та» мертвая девушка лежала в гробу и улыбалась Майлзу, глаза ее были открыты. Она казалась на несколько лет старше Бетани. Еще она была выше ростом и могла похвастаться значительно более выдающимися буферами. У нее даже имелась татуировка.

Как я уже сказала, мертвая девушка улыбалась, обнажая белые, идеально ровные зубы. Бетани носила скобки, так что целоваться с ней было сродни подвигу. Приходилось долго искать место для поцелуя, просовывать язык над скобками, под ними или сбоку – все равно что пробираться через ограду из колючей проволоки на нейтральной полосе. Перед тем как поцеловаться, Бетани всегда складывала губы трубочкой, а если Майлз забывался и слишком решительно припадал к ее рту, она била его по затылку. Сейчас, стоя и глядя на «не ту» мертвую девушку, Майлз очень отчетливо припомнил эту подробность из их с Бетани отношений.