Текст книги "И снова Пачкуля!"

Автор книги: Кай Умански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Глава четвертая
Пьеса

– Похоже, у меня творческий кризис, – объявила Пачкуля. Она бродила туда-сюда по хибаре (номер 1 в районе Мусорной свалки) среди чернильных лужиц и смятых листов бумаги. Очевидно, на драматургическом фронте дела шли неважно.

– В чем проплема? – спросил Хьюго, который сидел в чашке и разгадывал кроссворд в «Чудесной правде».

– В чем проблема? – завопила ошалевшая драматургиня, хватаясь за голову перепачканными в чернилах пальцами. – Я тебе скажу, в чем проблема. У меня тыща персонажей, которых надо как-то впихнуть в один сюжет. А еще надо придумать веселые песни с плясками и счастливый конец. И смешную сцену с лошадью, и сцену, где все кричат: «Он сзади!» И все должно быть написано рифмованными двустишиями – а это, скажу я тебе, трудно.

Хьюго положил газету и тихонько вздохнул.

– Много уше написать?

– Не особо, – призналась Пачкуля. – Пока что думаю над сюжетом и броским названием. Есть один вариант, но он длинноват.

– Ну-ка.

Пачкуля взяла лист бумаги и зачитала:

– «Шерлок Холмс расследует дело о таинственном исчезновении деток, которых замечают три принцессы, после того как их бросила в лесу жестокая леди Макбет, которая ездит на половине карнавальной лошади, и им снится сон о Клеопатре, а потом на помощь приходят Гаммельнский крысолов и Дик Уиттингтон, Фея исполняет три желания, и все живут долго и счастливо».

– Сюшет хорош, – одобрительно кивнул Хьюго. – Очень насыщен.

– Это не сюжет. Это название. Вот досада! Так и знала, что слишком длинное.

– Не перешифай про насфание, – посоветовал Хьюго. – Сначала сама пьеса. Потом насфание.

– Знаю, знаю. Но проще сказать, чем сделать. Рифмы мне ну никак не покоряются. Я пробовала написать приветственное слово Шерлока Холмса, но застряла.

– Прочитай, что получиться.

Пачкуля выудила из кучи еще один листок.

– Гм. «Входит Шерлок Холмс».

Последовала пауза.

– Читай тальше, – сказал Хьюго.

– Это все.

– Фее? Но он ше ничего не гофорить!

– Знаю. Я же сказала: застряла на приветственном слове.

– Нет, – сказал Хьюго, качая головой, – софсем не годится. Этот Шерлок – вашный персонаш. Он толшен што-то гофорить. Что-то фроде, – хомяк почесал голову, – фроде «Я Шерлок Холмс. Прифет, трузья! Загадки – фот моя стезя».

– Что? – взволнованно зашипела Пачкуля. – Что ты сказал, Хьюго?

Хьюго недоуменно пожал плечами и повторил:

 
Я Шерлок Холмс. Прифет, трузья!
Загадки – фот моя стезя.
 

– Потрясающе! – воскликнула Пачкуля и схватила очередной лист бумаги. – Погоди, дай запишу! – И принялась яростно строчить, брызгая чернилами во все стороны. – Так. Готово. А потом, как думаешь, он что говорит?

Немного поразмыслив, Хьюго выдал:

 
Детишки ф лес пойти одни,
Бесследно кануть там они.
Я деток долшен отыскать
И тайну злую расгадать!
 

– Хьюго! Это же чистая поэзия! Я и не знала, что ты такой талантище!

Пачкулина ручка буквально летала над бумагой, записывая бессмертные строки.

– Продолжай! – взмолилась она. – Что дальше?

– Ну… – протянул Хьюго, – потом этот Шерлок идти ф лес искать деток. И там фстречать Белоснешка с ее потрушками Рапунцель и Спящая красафица, которые грациосно танцефать у ручья.

– Ну конечно! Вот тебе и танец! Погоди, только помечу себе, что надо договориться с «Непутевыми ребятами». Так, давай дальше! Что они говорят?

Хьюго выпрыгнул из чашки, взмахнул воображаемыми юбками, похлопал ресницами и продекламировал:

 
Да, Белоснешка – это я!
Со мною милые трузья.
Мы любим петь и танцефать,
А после – ф салочки играть.
 

– Танцевать! Играть! Фантастика! – восхитилась Пачкуля. – Валяй дальше. Что говорит Чесотка?

Без малейшей запинки Хьюго произнес:

 
Рапунцель – так меня софут,
Федь фолосы то пят растут.
А это – Спящая красафица,
Наферняка она фам нрафится.
 

– Поразительно! Чудесно! Как ты это делаешь?

– Не снать, – сказал Хьюго и скромно пожал плечами. – Как-то само получаться.

– С ума сойти! – ликовала Пачкуля, раскачиваясь взад-вперед. – Вот это талант! А я и не знала. Как же мне повезло!

Тут раздался стук в дверь.

– Аууу! Пачкуля! Это я! – позвал голос.

– Нечисть всемогущая! Это Шельма. А у нас только самая завязка пошла. Иди пока приляг, Хьюго, гений ты мой. Дай мозгам отдых. Продолжим, как только я от нее избавлюсь.

Она поспешила открыть дверь.

– Да? В чем дело, Шельма? Я ужасно занята. Пишу пьесу, если ты вдруг забыла.

– Неужели? – сказала Шельма, с любопытством обозревая горы скомканной бумаги. – Я тебя не задержу. Там такой холод. Может быть…? – Она с надеждой покосилась на чайник.

– Нет, – сказала Пачкуля. – Исключено.

– Ну ладно. Тогда я, пожалуй, пойду. Не хочу мешать творческому процессу. Как он вообще, э-э, идет?

– Да, да, вовсю, – подтвердила Пачкуля. – Кипит, как зелье в котле. Стихи из меня так и хлещут. Думаю, закончу в два счета.

– Надо же, – потрясенно выдохнула Шельма. – Я и не знала, Пачкуля, что ты писатель. Вот так дружишь с кем-нибудь сто лет и даже не догадываешься о его скрытых талантах.

– Поразительно, правда? – сказала Пачкуля, хихикнув.

– Кх-кхм! – За ее спиной отчетливо послышался предостерегающий хомячий кашель.

– А до роли, м-м, Дика Уиттингтона ты пока не добралась? – как бы невзначай поинтересовалась Шельма. – Не то чтобы я прям сгорала от любопытства, ха-ха, просто интересно, много ли у меня текста.

– До тебя пока дело не дошло. Наберись терпения. Сначала мне надо кучу всего другого впихнуть. В спектакле все будут на равных, Шельма. Никаких примадонн.

– Да, разумеется. Я все понимаю, – кротко сказала Шельма. – Ну, тогда не буду тебе мешать?

Она повернулась и почтительно, на цыпочках пошла к двери. Потом остановилась.

– Э-э, еще один вопрос. Мне ведь не придется никого целовать?

Пачкуля посмотрела на Хьюго; тот пожал плечами.

– Пока не знаю, – уклончиво ответила Пачкуля. – Еще не решила. Если сюжет того потребует – придется. Закон шоу-бизнеса.

– Никого из Мымриной шайки я целовать не буду, – твердо заявила Шельма. – Хоть я и «главный мальчик». У меня есть гордость. Если надо целовать принцесс, ищи Прекрасного принца.

– Прошу прощения, – строго прервала ее Пачкуля. – Кто из нас пишет пьесу?

– Разумеется, ты, Пачкуля.

– Именно. Я. Ну, Хьюго еще немножко помогает. Не надо мне указывать, как писать мою пьесу. И потом, у нас все равно нет Прекрасного принца. Никто не захотел его играть.

– Всегда можно привлечь кого-то со стороны. У меня есть подходящая кандидатура на примете.

– Кто? – спросила Пачкуля.

Шельма ответила.

– Не смеши меня, – сказала Пачкуля.

– И не думала. У тебя есть предложение получше?

Увы. С принцами в Непутевом лесу было туго.

– Тогда решено, – обрадовалась Шельма. – После обеда пойдем сообщим ему хорошие новости.

– Ладно, – неохотно согласилась Пачкуля и добавила: – А теперь, если не возражаешь, Шельма, мне надо работать. Вдохновение накатывает.

И захлопнула дверь.

– Без Прекрасного принца нельзя, так и знай, – донесся приглушенный голос Шельмы. – Традиция есть традиция.

– Она прафа, госпоша, – сказал Хьюго. – Нелься. Традиция.

– Хмм. Ладно, впихнем его в финал, перед счастливым концом. Так, Хьюго, давай настраивай мозги. Понеслась!

Глава пятая
Принц Рональд

Шельмин племянник, известный под громким именем Рональд Великолепный (пусть и только самому себе), обретался в мансарде в Клубе волшебников. По правде сказать, это была не совсем мансарда. Скорее, чуланчик под крышей.

Комнаты в клубе распределялись по освященной веками бородатой системе. Волшебнику с самой длинной бородой доставалась большая, шикарная комната с приличным ковром и растением в горшке. Волшебнику с бородой покороче – вторая по шикарности комната (ковер поменьше, растение пожухлее) – и так далее. Рональду, не отрастившему вообще никакой бороды, отвели мансарду без ковра и без растения, обставленную мебелью, от которой все остальные отказались. Стула среди таковой, увы, не было. Почти все время, за редкими исключениями, Рональд либо стоял, либо лежал.

Как раз сейчас он нависал над столом, заваленным старинными книгами и исписанными клочками бумаги и уставленным всевозможными баночками и бутылочками с загадочным содержимым. Над сим беспорядком возвышалась лабораторная газовая горелка, ее невысокое пламя нагревало медный котелок. По-научному такой котелок называется «тигель» – любой волшебник вам скажет. В Рональдовом тигле бурлила молочно-белая жидкость, над которой вился призрачный белый дымок.

Совершенно очевидно, здесь проводился какой-то волшебный опыт!

Дело в том, что последние несколько недель Рональд тайно работал над новой, сенсационной формулой ультрасильной сыворотки невидимости. Если его расчеты верны, с помощью всего нескольких капель этой чудесной новой сыворотки можно будет добиться мгновенного и полного исчезновения. Ничего подобного на рынке прежде не было, если не считать пилюль невидимости (ненадежное средство и на вкус – гадость) и старомодных плащей-невидимок (ужасно неудобные – вечно теряются и требуют частой химчистки).

Идея осенила юного волшебника, когда он ел бублик. Если выделить дырки в чистом виде и, используя его, Рональда, поразительный чародейский талант, соединить их с щепоткой того и чуточкой сего, и, может быть, капелькой еще кое-чего…

Сверхсекретная научная работа длилась много недель. Долгие одинокие часы проводил Рональд, скрючившись при свете свечи над сложными таблицами, совершая хитроумные манипуляции с компасом. Он кропотливо изучал старинные фолианты. Бродил на рассвете по топким полям, собирая разные редкие растения и травы. Без устали поглощал бублики.

Он знал, ради чего старался. Создав сыворотку невидимости, он станет знаменитостью в волшебницких кругах. Его попросят написать статью в еженедельный журнал «Чародейство и жизнь». Он прославится! Может, его даже перестанут дразнить. Может, скажут: «Ай да Рональд, все-таки вышел из него толк. Пора бы выдать ему стул, как считаете?»

А если нет – не больно-то и хотелось. Он разольет сыворотку по бутылкам, выгодно продаст – а на вырученные деньги сам купит себе стул. Большой, красивый. С подушкой. Ха!

Рональд отмерил пол чайной ложки порошка из баночки с этикеткой «Сушеная изморось» и высыпал в кипящую смесь. Затем добавил самую малость туманной эссенции и три капли из пузырька с каким-то скользким черным веществом – очевидно, экстрактом тени. Последовала серия небольших взрывов: новые вещества знакомились друг с другом. Потом смесь успокоилась и снова начала радостно булькать. Рональд с облегчением выдохнул. Пока все шло хорошо. Оставался последний важный ингредиент – горсть свежего снега.

Ликуя, Рональд потянулся за плотно закрытой колбой.

– Тьфу ты! Тьфу, зараза, так его растак!

Если не считать мутной водицы на дне, колба была пуста. Со снегом всегда одна и та же проблема. У него очень маленький срок годности. Теперь придется ждать следующего снегопада – поди узнай, когда он будет – и идти собирать снег заново. Вот несчастье!

Тут на лестнице послышались шаги – только этого не хватало. Рональд вздрогнул, выключил горелку, схватил тигель (при этом обжег пальцы) и поспешно вылил молочно-белую жижу в треснутую раковину в углу. Потом сгреб все добро – горелку, тигель, книги, бумаги, баночки – в коробку и запихнул под кровать. И принялся бегать по комнате, размахивая руками, чтобы разогнать белую дымку и предательский запах.

Причиной такой суеты было маленькое объявление на стене, гласившее:

ПРОВОДИТЬ МАГИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ В КОМНАТАХ СТРОГО ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Разумное правило. Как показала практика, волшебные эксперименты в комнатах часто приводят к пожарам. Один только Фред Воспламенитель три раза сжигал клуб дотла. Конечно, когда у тебя магии куры не клюют, можно в два счета все отстроить заново. И все же пожары вызывали кучу неудобств, не говоря уже о нескончаемых спорах по поводу расцветки обоев. В итоге было решено всю научную работу проводить в специальной пожаробезопасной лаборатории, размещавшейся в подвале.

Только вот в лаборатории все было на виду. Коллеги заходили, заглядывали через плечо, расспрашивали, над чем работаешь, потом презрительно фыркали – и лямзили твою идею.

Рональд не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, над чем он работает. Пока еще рано. Он еще не добился желаемого результата.

Раздался оглушительный стук в дверь.

– Одну минуту, – отозвался Рональд. Он схватил освежитель воздуха «Розы-пахучки» и хорошенько обрызгал всю комнату.

Потом бросился на кровать и принял невозмутимый вид. Он едва успел. Дверь открылась, и в комнату просунулась голова с начесанным пучком зеленых волос. Голова принадлежала девице-зомби по имени Бренда, местной администраторше.

– К тебе пришли, – сообщила Бренда, не переставая жевать жвачку. – Я им сказала, что часы посещения, эт самое, закончились, но…

– А ну пропустите, девушка! – перебил ее до боли знакомый резкий голос. – Мы по ведьминому делу!

Дверь распахнулась, и в комнату решительно вошли посетительницы.

– А, это вы, тетя Шельма, – сказал Рональд, без особого энтузиазма вставая с кровати.

– Добрый день, Рональд, дорогуша. Решили вот с Пачкулей тебя навестить. Поздоровайся с Рональдом, Пачкуля.

Пачкуля и Рональд поджали губы, обозначив взаимную неприязнь.

– Так это, значит, твоя комната, да? – весело воскликнула Шельма. – Ну и ну. Странный тут у тебя запашок. Как будто дешевый освежитель воздуха смешали с подогретым болотным газом.

– Это его лосьон после бритья, – сказала Пачкуля.

– Кто бы говорил про вонищу, – фыркнул Рональд.

– Вообще-то, я в этом вопросе эксперт, – сказала Пачкуля. И это была правда. – Хочешь знать, что я думаю, – прибавила она, – я думаю, Рональд тихой сапой зелья стряпает. Прямо здесь, в этой каморке, которую он называет спальней.

– Ничего я не стряпаю, – соврал Рональд и покраснел.

– Н-да, должна сказать, я ожидала увидеть хоромы побогаче, – заметила Шельма. – После твоих рассказов, Рональд, у меня сложилось впечатление, что вы, волшебники, живете в роскоши. Ну да ладно. Подойди же, поцелуй свою тетушку.

В дверях сдавленно хихикнули. Рональд залился румянцем. У волшебников не принято признаваться в родстве с ведьмами. В особенности с теми, которые норовят расцеловать своих племянников.

– Ладно, Бренда, не буду тебя задерживать, – сказал он смущенно. – Спасибище за то, что привела их и вообще. Э-э, не забудь про стул – я просил, помнишь? Кстати, сережки – отпад.

Бренда хамовато лопнула пузырь жвачки и удалилась. Шельма стиснула Рональда в объятиях и запечатлела на его лбу жирный ярко-зеленый поцелуй.

– Так-то лучше! – сказала она. – Сто лет тебя не видела. Почему ты больше не заходишь ко мне на чай, нехороший мальчик?

– Вообще-то вы меня не приглашали, – отметил Рональд, высвобождаясь из ее объятий.

– Чепуха! В моем доме ты всегда желанный гость. Для любимого племянника я готова заваривать чай в любое время дня и ночи! Я всегда об этом твержу, правда, Пачкуля?

Пачкуля бродила по мансарде и изучала обстановку. Она дернула за ручку шкафа – та оторвалась. Прыгнула на кровать – из матраса выскочила пружина. Затем открыла дневник Рональда, пробежала глазами одну страницу и усмехнулась.

– Положи где взяла, Пачкуля, – возмутился Рональд. – Скажите ей, тетушка. Она мои вещи трогает.

– Да я просто смотрю, – ответила Пачкуля. – Профессиональный интерес, понимаешь ли. Что у нас тут? – Она перевернула страницу и прочитала вслух: – «1 сентября. Встал… Послонялся… Рана лёк… Стула нет… Ни получаица. 2 сентября. Встал… На ужен сардельки… Опять рана лёк… Стула всё нет». Ой-ей, Рональд, у тебя такая интересная жизнь. Проблемы со стулом? Да еще и раны в придачу?

– Хватит! Тебе нельзя читать – это личное! – запротестовал Рональд и сиганул за дневником.

Пачкуля увернулась и радостно продолжила листать записи.

– Ага! Вот кое-что интересненькое. «Работал в сваей комнате над новой сикретной формулой». Так я и знала! И где все хозяйство? Может, в той большой коробке, которая торчит из-под кровати?

– Отдай! – взвыл Рональд. – Ты не имеешь права читать чужие дневники.

– Ладно-ладно, остынь. Просто подумала, может, тебе нужны советы насчет писанины.

Пачкуля бросила дневник через плечо. Рональд поймал его и спрятал под мантию.

– Ха! – фыркнул он. – С каких это пор, Пачкуля, ты разбираешься в писательстве?

– С тех самых, как стала драматургом, – самодовольно сообщила Пачкуля.

– Драматургом? Ты? Не смеши.

– Я, а то кто же. Подтверди, Шельмок?

– Да, так и есть. Кстати, Рональд, поэтому мы и здесь. Хотим предоставить тебе уникальную возможность. Это огромная честь, и вам, молодой человек, очень повезло.

– Неужели? – страдальчески спросил Рональд, предчувствуя недоброе. – И что за честь, тетушка?

– Ты, – объявила Шельма, – будешь Прекрасным принцем в чудесной пьесе, которую сейчас пишет Пачкуля. Прелестно, не правда ли?

Рональд внезапно ослабел. Ноги у него подкосились, и он со стоном рухнул на кровать.

– За что? – прохрипел он. – Почему я?

– Потому что больше некому, – без обиняков сказала Пачкуля. – Я не хотела тебя звать, но Хьюго сказал, что нужен Принц. Который будет целовать всех принцесс.

– Всех принцесс? – слабо повторил Рональд. – И сколько же их?

– Три, – довольно сказала Пачкуля. – Белоснежка, Рапунцель и Спящая красавица. В исполнении Мымры, Чесотки и Тетери.

Это уже было чересчур. Рональд собрался с духом.

– Нет! – закричал он. – Я не согласен! Не буду!

– Прошу прощения? – промурлыкала Шельма. Ее голос был как бритва, разрезающая шелк. – Ты, кажется, сказал «нет»?

– Сказал. Извините, тетушка, но я серьезный волшебник. Я работаю над новым проектом. У меня нет времени.

– Ай-яй-яй. Какая досада, правда, Пачкуля?

– И не говори, – с грустью согласилась Пачкуля. – Значит, ничего не остается. Придется донести на него. Сейчас спустимся вниз и объявим, что он нарушает правила и работает в своей комнате над какой-то дурацкой секретной формулой. Давай, Шельма. Надо прихватить улики.

Они решительно направились к кровати.

– Постойте! – вскричал Рональд.

Ведьмы остановились.

– Да? – спросила Шельма. – Ты что-то хотел, Рональд?

– Когда первая репетиция? – спросил он убитым голосом.

Глава шестая
Читка

Первая репетиция была назначена в банкетном зале. На сцене широким кругом расставили стулья. Присутствовали все, за исключением вожделенного драматурга и ее ассистента. Рональд тоже явился – он с надменным видом стоял в стороне. Причин на то было две:

1. Он давал понять, что не хочет здесь находиться.

2. Ему не досталось стула. Снова.

В зале царила атмосфера взволнованного ожидания. Все знали, что Пачкуля закончила пьесу. Они с Хьюго несколько дней безвылазно просидели в хибаре номер 1 в районе Мусорной свалки, пуская на порог только посыльных, которые доставляли чернила, бумагу и пиццу со скунсовым соусом. Будущие актрисы стучались в дверь в надежде узнать, как там их роли, – но тщетно. Туту отправила на разведку своих летучих мышей – те заглянули в окно и доложили, что работа не останавливается ни днем, ни ночью, а стопка исписанных листов неуклонно растет.

Сегодня утром дверь хибары распахнулась, и соавторы, пошатываясь, вышли на свежий воздух, где принялись брызгаться шипучим демонадом и радостно хлопать друг дружку по спине. На любые вопросы, впрочем, они отвечать отказались.

– Потерпите. Вечером все узнаете, – загадочно сказала Пачкуля.

И вот вечер наступил. Воздух был как натянутая струна. Щеки горели, ладони потели, то и дело раздавался чей-нибудь пронзительный нервный смех. Все твердили друг другу, мол, конечно, ничего страшного, если у меня роль будет маленькая, какая ерунда. Разволновавшегося стервятника Барри тихо тошнило в углу. Туту была на грани припадка и постоянно убегала повисеть на занавесках. Только Чепухинда сохраняла невозмутимость. Она все-таки предводительница, хорошая роль ей обеспечена – или, как она сказала Проныре, кое-кому придется объясняться.

Когда напряжение достигло пика, прибыла долгожданная писательская бригада. Пачкуля сжимала под мышкой пухлую кипу бумаг. Вид у нашей ведьмы был торжествующий. Хьюго сидел на ее шляпе, бледный, но исполненный гордости.

– Ааааах! – выдохнула заждавшаяся компания. – Вот и они.

– Ага! – воскликнула Пачкуля, чуть не лопаясь от важности. – Вот и мы – пьеса готова, как я и обещала. И больше того, она целиком в стихах.

– Как называется? – крикнула Крысоловка.

– Называется «Ужас в лесу».

Все забормотали. «Ужас в лесу». Не сказать чтобы в традициях пантомимы, но что-то в этом определенно есть!

– Предлагаю сначала устроить читку. Сейчас я всем раздам текст. Сюжет буду рассказывать по ходу дела, когда дойдет до вашей реплики – читайте вслух. Я жду от вас громкости, четкости и максимальной самоотдачи.

Пачкуля спешно принялась раздавать листы, исписанные тонким «паучьим» почерком, в жадные руки актрис, которые тут же склонили головы и уставились в текст. Затем она села и воздела руку в театральном жесте.

– Итак, – сказала она. – Представьте. Оркестр отыграл увертюру. На сцене темно. Открывается занавес. Медленно загорается свет. Кабинет Шерлока Холмса. Входит Шерлок с лупой. Давай, Грымза. Тебе слово.

– А как насчет Очкарика? – сказала Грымза. – Он тоже хочет участвовать. Правда, Очкаричек?

Примостившийся на спинке ее стула маленький филин подтвердил, что с большим удовольствием поучаствовал бы в спектакле.

– Исключено, – сказала Пачкуля. – Для него нет роли.

– Он может играть Ватсона, – настаивала Грымза. – Ватсон – мой верный филин, который помогает мне раскрывать преступления.

– Ватсон не был филином, – заспорила Пачкуля.

– А Шерлок Холмс не был старой ведьмой с дрянным перманентом, но Грымзу это не остановило, – вмешалась Шельма. – Не вредничай, Пачкуля. Разреши Очкарику играть Ватсона.

– Да! – дружно поддержали ее несколько голосов. – Пусть Очкарик будет Ватсоном!

Пачкуля вздохнула. Они еще даже не начали, а народ уже бунтует.

– Ладно, – сказала она. – Так и быть. Входит Шерлок Холмс с лупой и нелепым филином по имени Ватсон. Давай, Грымза. Читай вступительное слово.

– Кхм, – откашлялась Грымза. – Так. Э-э…

 
Таков истории финал.
Надеемся, что зал не спал.
 

– Сдается мне, ты перепутала страницы, – сухо заметила Пачкуля. – Это конец.

– А, да. Пардон. М-м…

 
Я Шерлок Холмс. Привет, друзья!
Загадки – вот моя стезя.
Детишки в лес пойти одни —
 

Она запнулась, потому что Бугага и Гагабу с восторженным визгом вцепились друг в дружку.

– Это про нас! – заверещала Бугага. – Детишки – это мы, Га!

– Знаю, Бу, знаю! С ума сойти!

– Тихо! – строго прикрикнула Пачкуля. – Попрошу не мешать. Давай дальше, Грымза. И постарайся читать с выражением, а не как кирпич.

Грымза поправила очки и продолжила:

 
Детишки в лес пойти одни,
Бесследно кануть там они.
Я деток должен отыскать
И тайну злую разгадать…
 

– Вообще-то, Пачкуля, правильнее будет «пошли одни» и «канули они». Надеюсь, ты не станешь возражать.

Пачкуля чуть нахмурилась.

– Ладно, валяй, исправь, если тебе так хочется. Но не думайте, будто можете черкать текст направо и налево только потому, что вам что-то не нравится. Мы, люди искусства, очень расстраиваемся, когда все кому не лень начинают марать плоды наших трудов. Я посвятила этой пантомиме кучу времени. Долгие, одинокие часы, только я, мое перо и мое наиярчайшее воображение…

– Кхм! – предостерегающе кашлянули с ее шляпы.

– Ну да, и Хьюго немного помог.

– КХМ!!

– То есть очень, – торопливо поправилась Пачкуля. – Хьюго очень помог. В общем, тут Грымза запевает веселую песню, но мы ее пока пропустим. Переходим к следующей сцене. На миленькой полянке Белоснежка, Рапунцель и Спящая красавица грациозно танцуют у ручья, взявшись за руки.

– Чего? – испуганно выпалили Мымра, Чесотка и Тетеря.

– Вы меня слышали. Вам троим надо будет грациозно танцевать.

– Как – сейчас? – спросила Мымра. – Перед всеми?

– Нет, не сейчас. Над танцем поработаем в другой раз. Просто читайте свой текст.

Мымра высморкалась грязными пальцами и нараспев продекламировала:

 
Да, Белоснежка – это я!
Со мною милые друзья.
Мы любим петь и танцевать,
В болоте в салочки играть.
 

– Что? – сказала Пачкуля.

– Там на последней строчке клякса. Не разобрать, что написано. Где мы любим играть в салочки, Пачкуля?

– «А после в салочки играть», – ледяным тоном сказала Пачкуля. – Это же очевидно. Кому придет в голову играть в салочки на болоте?

– А что такого? – с вызовом сказала Мымра.

– Для тебя, может, и ничего такого. Но Белоснежка по болотам не шастает. Ты должна войти в роль. Ладно, теперь твоя очередь, Чесотка.

Держа лист с текстом на вытянутой руке, Чесотка прочитала:

 
Рапунцель – так меня зовут,
Ведь волосы до пят растут.
А это – Спящая красавица,
Наверняка она вам нравится.
 

– А я что же, не нравлюсь?

– А почему у меня вообще нет слов? – осведомилась Чесотка.

– Потому что ты спишь, разве не ясно, – рявкнула Пачкуля. Она начала терять терпение. – И потом, у тебя есть одна реплика.

– Да? И какая? – спросила Тетеря.

– Пссссссссссс. Давай.

Тетеря послушно засопела. И продолжала сопеть всю репетицию.

– Так, – сказала Пачкуля. – Следующая сцена. Шерлок Холмс опрашивает свидетелей.

– А когда появится Фея? – поинтересовалась Чепухинда.

– Позже, – сквозь стиснутые зубы процедила Пачкуля. – Имейте терпение, Чепухинда, не могут же все выйти на сцену одновременно.

– Я предводительница, – едко возразила Чепухинда. – Я могу выйти, когда захочу.

– Но не в пантомиме. Дождитесь своей очереди. Давай, Грымза.

Великий сыщик прочистил горло.

 
Ах, что за диво? Вижу я,
Три девы пляшут у ручья.
Их расспросить обязан сыщик —
Ой, миль пардон, – неужто прыщик?!
 

Грымза замолчала. Вид у нее был озадаченный.

– А. Тут у нас небольшая интермедия, – объяснила Пачкуля. – Шерлока комар укусил. Ты должна будешь прервать свой монолог и почесать нос. Больше «сыщик» ни с чем не рифмуется. Мы считаем, удачно получилось, правда, Хьюго? Давай дальше.

 
Принцессы, вас хочу просить
Помочь загадку разрешить.
Ответьте, дамы, поскорей:
Вы не видали ль двух детей?
 

Последовала долгая пауза. Макабра со всей силы пихнула Мымру локтем.

– Ой – моя очередь? Так. М-м:

 
Мы здесь водили хоровод,
А дети были во-о-он там вот.
С собой их увезла силком
Шотландка на коне верхом.
 

– Это я, – во всеуслышание гордо заявила Макабра. – Слыхали? Скоро мой черед.

– Что там с Феей? – снова осведомилась Чепухинда. – Предупреждаю, Пачкуля, долго я ждать не намерена. В конце концов, все же придут на пантомиму только ради Феи.

– Дик Уиттингтон, я вижу, продолжает блистать своим отсутствием. – В словах Шельмы явственно звучала обида.

– По-моему, пора бы уже Гаммельнскому крысолову появиться, ты как считаешь, Вернон? – посетовала Крысоловка.

– А как насчет Клеопатры? – возмутилась Вертихвостка. – Где она, позволь спросить?

– И еще, – вклинилась Чесотка. – Что по поводу Барри? Раз у Шерлока Холмса есть верный филин, почему у Рапунцель не может быть верного стервятника?

– Потому что, – принялась устало объяснять Пачкуля, – в пантомиме просто не найти ролей для всех помощников. Те, кому ролей не досталось, получат другую работу.

– Например?

– Например, передвигать декорации. И производить всякие звуки за сценой.

Это заявление вызвало массу разнообразных резких звуков, выражавших в основном недовольство.

Пачкуля и Хьюго обменялись многозначительными взглядами. Похоже, на репетициях придется тяжко.