Текст книги "Нам нельзя (СИ)"

Автор книги: Катя Вереск

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Также у меня имелись табу. Например, никаких интрижек на работе. Школа для меня – святое место, где я отдыхала душой, и пачкать ее светлый образ любовными переживаниями я не собиралась. Плюс, это непрофессионально, а я считала себя профессионалом. Да, я ходила по клубам, но на территории учебного заведения никогда не позволяла себе лишнего. Даже юбка всегда прикрывала колени.

– Дозвонилась до Пашки?

Галка кивнула, но без особой радости на лице.

– В Туле, не знает, когда вернется.

– А что за Сергей?

Она глянула на меня, затем на телефон в своей руке.

– Друг, – ответила и тут же перевела тему на последние сплетни ее офиса.

Спать мы пошли рано. У Галки болела голова, а я просто падала на ходу. Ощущение было, словно я разгружала вагоны, хотя день прошел довольно-таки лениво. Мы тихо обсуждали готовящуюся свадьбу, затем Галка уткнулась в телефон, снова строча кому-то сообщения. Я уже была готова уснуть, как поняла, что очень хочу пить.

И, как назло, поняла я это именно тогда, когда переоделась в ночную рубашку.

Внизу было тихо, все уже спали. Не включая свет, я прокралась на кухню и налила себе стакан воды. За окном цвели сумерки, какие бывают только в поздний майский час. Сад светился в мягком свете луны. Почти полной, заметила я. Еще три дня, и она станет совсем круглой.

Мне вдруг захотелось ненадолго выйти и подышать. Я любила ночной воздух. Тяжелый от запахов, он пробуждал во мне что-то животное.

Я тихонько открыла дверь и едва не влетела в Женьку. Он сидел на верхней ступени крыльца. Рядом лежала початая пачка сигарет, у ног две пустые бутылки, третью Женька держал в руке.

Он обернулся, и я проследила за его взглядом.

Шелк рубашки струился по моему телу, ни капли не грея, и под ним горошинами проступили соски. Одну бесконечную секунду Женька смотрел на них, затем отвернулся и сделал большую затяжку.

– Ты чего… здесь? – спросила я.

– Ничего. Думаю, – коротко и глухо ответил он. Его широкие плечи мерно вздымались от дыхания, дым обвивал шею.

– Все в порядке?

Этот вопрос грозил стать лозунгом майских выходных.

– Да.

Ясно, говорить не хотел. Хотел остаться один, чтобы никто не донимал.

И снова без видимой на то причины во мне поднялась бурлящая злость, как тогда, с тетей Людой.

– Так в порядке, что сидишь один и уже третью бутылку глушишь. Если что, спрей от комаров на полке под зеркалом, – сказала я и вернулась в дом. Перед тем, как закрыть дверь, я успела поймать Женькин потрясенный взгляд.

Вот и подышала, называется. Опять оказалась рядом, как влюбленная дура! Как будто я за ним следила. И разве он поверит, что наша встреча – совпадение?

Все, решила я для себя, хватит. Мне уже не шестнадцать, в конце концов. Пора посмотреть правде в глаза: это он уехал, он меня бросил и даже ни разу не звонил. Брат, сестра – это все отговорки, расстаться все равно можно было по-человечески. А то, что со мной творится сейчас, – эмоциональная западня, выдуманный навязчивый образ, не имеющий ничего общего с оригиналом. Эхо подростковой травмы. Нужно просто как-то пережить майские праздники.

Нужно усвоить раз и навсегда, что мы с Женькой вместе быть не можем. Никогда. Принять и отпустить, всё.

– От тебя куревом пахнет, – лениво протянула Галка, отвлекшись от книги – той самой, которую я безуспешно пыталась читать с утра.

– Да внизу Женька сидит.

– Воздухом дышит. Поня-ятно. – Она смерила меня быстрым взглядом из-под ресниц и вновь погрузилась в чтение. Я выключила свет со своей стороны, натянула одеяло до самого носа и уставилась на ясное звездное небо в мансардном окне.

Где-то внизу на эти же звезды смотрел Женька и думал о чем-то своем. О чем-то в своей жизни, частью которой я давно не являлась.

5 (обновление от 2.07)

Уже с утра я поняла, что заболеваю.

Горло саднило, нос немного закладывало. Видимо, зря я спала с открытой форточкой: ночью все время было душно.

И, как назло, позвонили с работы.

– Лина, ты занесешь сегодня материалы? – поинтересовалась коллега, которая должна была меня замещать в три дня моего отгула. Похолодев, я вспомнила про тексты и проверенные сочинения, которые обещалась занести. И забыла!

– Конечно, занесу, – ответила я, шаря в тумбочке в поисках расписания электричек. Проследила пальцем ближайшую, на которую успевала. – Зайду к вам в час, хорошо?

Я слишком долго ее уговаривала меня заменить, чтобы взять и вот так подвести. Испорчу отношения – и все, без отгулов. Больше учителей литературы у нас в школе не было.

– Ты в Москву? – Галка оторвала голову от подушки. Волосы сбились на макушке в большое гнездо, на щеке алело пятно. Только глаза смотрели внимательно, будто Галя не спала уже давно.

– Зайди ко мне, захвати крем для загара, – попросила она. – Он в ванной стоит.

Крем от загара?

– Пашка ничего не скажет, что я вот так появлюсь?

Галины губы странно скривились.

– Его там нет, он в Туле. Наверное.

Я хотела было предложить купить все, что надо, в местном магазине, чтобы не делать крюк, но закрыла рот, поняв, что меня совсем не за кремом посылают. Поэтому кивнула, сунула протянутые ключи в сумку и на цыпочках спустилась вниз.

Остальное семейство все еще спало, только дядя Саша одиноко косил траву вокруг колодца. Похоже, это был его особый метод релаксации.

Народу в электричке сидело немного, утром третьего мая все предпочитали отсыпаться, а не тащиться в Москву. Я хотела почитать книгу, но голова не соображала, мысли плыли медленно, как ленивые рыбы. Очень хотелось пить, и бутылку воды, купленную на вокзале, я выдула залпом.

Сперва я забежала к себе, захватила нужные папки и отнесла их коллеге. Та жила на соседней улице, но это расстояние мне показалось бесконечным. Ноги будто утопали в асфальте, дышать было тяжело. Я словно растекалась. Сунув папки коллеге в руки и получив холодное «спасибо», я отправилась к Гале.

Галка и Пашка снимали двухкомнатную квартиру в старом доме на Белорусской. Небольшую, но безумно дорогую, с высокими потолками и стильной мебелью. В подъезде было прохладно, и я даже привалилась к выкрашенной зеленым стене, впитывая эту прохладу. Перед тем, как вставить ключ, я задержалась и прислушалась. Ничего не было слышно. Меньше всего я бы хотела наткнуться на Пашку в одних труселях. Или без них.

Квартира пустовала. Скинув кеды в просторной прихожей, я заглянула в гостиную. Никого, вещи аккуратно разложены по местам, только Галкино рабочее место завалено какими-то бумагами. В спальне тоже было пусто, кровать застелена, пыль ровным слоем лежала на комоде. Похоже, Пашка здесь давно не появлялся.

«Интересно, что между ними не так?» – гадала я, разыскивая нужный крем в батарее тюбиков на ванной полке. Ведь что-то в их отношениях абсолютно точно было не так, это чувствовалось, как скрип в сбоящем механизме. Поссорились? Решили разойтись? Пашка загулял? Хотя, гадать было бесполезно, и я решила помучить Галку по возвращении на дачу.

В электричке я поняла, что вся горю. И не в сексуальном плане, а в том, что поднялась нешуточная температура. Воздух превратился в жидкий металл, вязко вливавшийся в ноздри. Тело ломило, и я еле высидела до нужной станции, ерзая на деревянной лавке.

Электричка прибыла, когда уже начало смеркаться. Снаружи дышать легче не стало. Сердце тяжело и часто колотилось, и я присела на станционную лавку, решив немного переждать. Дорога со станции уходила под арку деревьев, вдоль магазина. Там уже звенели бутылками подростки; рычали мопеды, доносился смех. Воздух становился сизым, а небо над верхушками деревьев пылало закатным розовым.

Я все сидела.

Еще немножко, и еще немножко. Но легче не становилось, только в сон клонило.

Наконец, когда я уже собралась подняться и закинула сумку на плечо, у магазина возникла крепкая фигура в белой майке. Высмотрев меня, Женька направился в мою сторону, чеканя шаг. Вид у него был сосредоточенный, совсем непривычный.

– Ты в порядке? – спросил с высоты своего роста. Я кивнула и едва не рухнула, попытавшись встать. Женька вовремя ухватил меня под локоть. Приложил ладонь ко лбу и качнул головой.

– Понятно, – сказал, отобрал у меня сумку и потащил через железнодорожный переход. Его «мерседес» был припаркован у магазина. Стайка подростков, успевшая собраться вокруг, прыснула в стороны, фары мигнули, и Женька распахнул дверь с пассажирской стороны.

– Я с-сама… – Я попыталась отстраниться, но он просто сгреб меня в охапку и затолкал в машину. Пристегиваться я тоже не желала, поэтому ему пришлось перегнуться через меня и сделать все самому. Я бы насладилась тяжестью и близостью его тела, но так мутило, что никакой Женька не был нужен. Или нужен – хотелось отстегнуть ремень, поднять разделявший нас подлокотник и положить голову Женьке на колени.

Что я и сделала.

– Ты как маленькая, честное слово, – сказал он растерянно, но усаживать обратно не стал. Завел машину и медленно стронулся.

Спустя минуту я снова почувствовала осторожное прикосновение ко лбу. Женькина ладонь была божественно прохладной.

– Почему не позвонила? – донесся голос откуда-то издалека.

Я вяло отмахнулась. Даже думать было тяжело, не то, что говорить. И не ему же звонить, в самом-то деле.

– Я твоего телефона не знаю, – промямлила я.

– Узнаешь. Я тебе на руке напишу, – жестко ответил Женька. – И в следующий раз сразу наберешь мне.

– Хорошо, папочка, – выдохнула я и погрузилась в дрему.

Дальше сон перемежался с явью. Сперва я качалась поплавком на поверхности большого и кристально-ледяного озера. Подо мной проплывали рыбы, шевеля прозрачными плавниками, ниже путались темные нити водорослей. Затем мерное покачивание превратилось в объятия: меня кто-то нес. От него исходило ощущение силы, знакомого звериного тепла и безопасности.

Я прижалась к его груди и провалилась в цепкую трясину следующего сна. Теперь я была птицей, летела над ночным лесом. Следила за летучими мышами, бесшумно кружащими под кронами деревьев, видела крадущихся лис, по спирали спустилась к присыпанной стылой хвоей крыше нашего дома. Окна тлели золотистым огнем, а за ними суетились мои родные. Что-то искали, кипятили, обсуждали, качали головами…

Затем я оказалась на кровати – не на своей, а на большой, в бабушкиной комнате. Горела лишь настольная лампа в углу, островок тусклого света в кофейной полутьме. Со стен укоризненно смотрели черно-белые родственники, обрамленные старыми рамками. Пахло книгами. Дверь в комнату была приоткрыта, за ней стоял Женька. Лицо его было укрыто тенью, только темные глаза тревожно блестели.

Он ушел, тихо прикрыв дверь.

***

В общем, лихорадило меня еще день. Мама взялась за лечение по полной программе. Кормила таблетками, поила бульонами и травяными настоями с медом, которые, по ее убеждению, должны были поставить меня на ноги. Они и поставили – надо было видеть, как я бегала в туалет, тут хочешь-не хочешь, а встанешь. Бабушка подкрадывалась с горчичниками и банками, а Галка тайком, через мамин кордон, проносила сладости и почему-то имела виноватый вид.

Потом, на следующее утро меня отпустило. Я просто проснулась и удивилась кристальной свежести погоды и своего сознания. Комнату заливал прохладный утренний свет, а я просто лежала, смотрела в потолок и кайфовала от наступившего облегчения. Похоже, со мной случился один из тех скоротечных вирусов, которые нападают внезапно и, вымотав больного, так же внезапно отступают. Температуры не было, и я решила прогуляться.

Озираясь, чтобы не натолкнуться на маму (тут же отправит обратно в постель, и не поспоришь), я налила кофе, сгребла печенье из вазочки и вышла в сад. Женька колол дрова на заднем дворе. Заметив меня, он коротко кивнул. Расценив это за приглашение, я села рядом на лавку и принялась бесстыже его разглядывать.

Работал он без майки. Потные волосы слиплись в иглы, щетина отросла, черные глаза яростно сверкали, будто чурбак в чем-то провинился. Взмах топора (грудь блестит потом, мышцы перекатываются), затем удар (мышцы спины не уступают грудным, тоже перекатываются, блестят), и чурбак повержен, разлетелся щепками. Настоящий порно-дровосек. Хотелось поступить, как в дешевом фильме: снять трусики, задрать юбку и медленно раздвинуть ноги, открыв его взгляду все до мельчайших деталей. Потом начать себя ласкать, сперва медленно, потом быстрее, войти одним пальцем, приоткрыв рот и наблюдая за реакцией Женьки…

– Женя, у меня к тебе разговор, – крикнула тетя Люда с крыльца. Я сморгнула эротическое наваждение и отхлебнула кофе.

Женька обернулся, кивнул, но топора не положил. Поняв, что подойти придется самой, тетя Люда спустилась по ступеням и засеменила по газону. Остановившись в паре шагов от нас, она уперла кулак в бок, приняв неуловимо-деловитую позу, которую я помнила с детства. Этакий невербальный приказ.

– Мы с папой поедем сегодня вечером. Завтра в гости к Никитиным зайдем, давно у них не были, – начала, поглядывая на меня. Я отвела взгляд к забору, делая вид, что тот интересует меня куда больше, чем их разговоры.

– Езжайте, – невозмутимо ответил Женька. Бревнышко стукнуло о пенек, донесся новый «тюк» топора.

– А ты? – спросила тетя Люда, видимо, не ожидавшая такого поворота.

– Я до девятого останусь.

Конечно, моя рациональная сторона расстроилась – я прекрасно понимала, что теперь до девятого числа не будет мне покоя. Но другая половина захлебывалась от детского счастья. От надежды, что остается он ради меня, а не ради отдыха на природе в семейном кругу. Знаю, очень эгоистичные мысли.

Я отпила еще кофе, давя глупую улыбку.

Женька поставил на пенек еще один чурбак и точным ударом расколол его пополам. Затем посмотрел на меня и подмигнул.

6. (обновление от 3.07)

Я все еще помню день, когда пропала.

Мне только исполнилось четырнадцать, и мы – мама, папа, я и Галка – поехали в гости к тете Люде с дядей Андреем. Я ехать не хотела: уже договорилась с подругами пошататься по району, что, на мой взгляд, было гораздо приятнее теть Людиного застолья. Семейные сборища меня уже не привлекали, как любого подростка. Оделась я тоже не слишком празднично – в облегающий, тогда очень модный топ, кеды и джинсовый комбинезон, свободный на бедрах. «Костюм маляра», как называла его мама.

Мы зашли в их большую, аляповато украшенную квартиру (привет, перестроечные девяностые). Родители еще в дверях принялись поздравлять, вручать цветы, громко восхищаться свежим ремонтом с фальшивыми гипсовыми колоннами и мебелью на львиных лапах. Чувствуя себя неловко, я обошла их вдоль стены и направилась по длинному, больше подходящему для езды на велосипеде, коридору в гостиную.

На тот момент мы с Женькой не виделись три года. Дядя какое-то время работал в Италии, и они жили там. Потому я сперва не узнала, что это за широкоплечий парень, который сидел ко мне спиной и с аппетитом поедал оливье прямо из салатницы. Услышав шаги, он обернулся. Загорелое, юношеское лицо с острым подбородком, начавшее крепнуть тело с ясно очерченными мышцами, короткая стрижка и диковатый, но очень уверенный взгляд. Почему-то от этого взгляда мне стало не по себе. В горле встал ком, а по животу и груди словно растеклось олово.

А Женька смотрел на меня, и по его растерянному виду я поняла – он испытывает то же.

Потом мы отдыхали вместе на даче. Гуляли теперь отдельно: у Женьки свои друзья, у меня свои. Вечерами болтали в саду, изредка, смущенно и неловко. Иногда, когда я читала, он вставал за моей спиной и заглядывал в книгу, цепляя мою шею колючим от первой щетины подбородком. Кожей я чувствовала его дыхание и, казалось, вот-вот сгорю… Но не отстранялась. И он не спешил уходить, все что-то выискивал на страницах.

Еще мы ссорились и обижались. Всегда по каким-то странным поводам (или вообще без повода), но обидно всегда было до слез. Женька угрюмо молчал, а мне почему-то казалось, что он меня предал, хотя никаким предательством и не пахло. Но тогда (особенно когда я увидела белокурую девочку на сиденье его мотоцикла) я хотела убить его голыми руками.

А потом Женька дал в глаз парню, пытавшемуся меня поцеловать. Парень ушел, окинув нас очумелым взглядом, а мы так и остались смотреть друг на друга.

– Да что с тобой такое? – не выдержала я. Женька замер, сжимая и разжимая кулаки, и казалось, вот-вот что-то скажет… Но, передумав, развернулся и ушел домой.

Я знала ответ на свой вопрос. Уже тогда я все знала, просто не понимала, что с этим делать.

***

Провожали тетю Люду и дядю Андрея всей семьей. Снова пыль клубилась из-под колес, и джип исчезал в закатных лучах, а я улыбалась во все тридцать два зуба и отчаянно махала рукой. Очень не хватало белого платочка.

– Не радуйся так откровенно, – шепнула мне на ухо Галка. Смутившись, я покосилась на Женьку. Интересно, знает ли она истинную причину? Догадалась? Или просто думает, что я рада проводить вредную тетку восвояси?

Ночью, когда все пошли спать, я выбралась в сад. За сутки, которые я провела дома, у меня развилась своеобразная аллергия на замкнутое пространство. И мне хотелось побыть одной. У меня была передозировка Женей. Днем мы с ним и Галкой гуляли в полях, и мне казалось, что я вся им пропахла, пропиталась, и даже мои мысли плыли по единственному маршруту – как-он-где-он-что-он-делает. Это утомляло.

Луна спряталась за облака, и сад потемнел. Дома за деревьями видно не было, казалось, что я очутилась в лесу совсем одна. В отдалении что-то шумело и ухало, пел соловей. Стрекотали цикады. Ночь плыла в винной тишине.

За спиной прошуршала трава. Я затаила дыхание, боясь обернуться.

– Не замерзнешь? – поинтересовался знакомый голос. – Иди-ка ты в дом.

Я мотнула головой. Если честно, я подмерзла, но рядом с Женькой меня снова бросило в жар, и температура тела волшебным образом выровнялась.

Он сел рядом со мной и облокотился на колени. Даже вечером не накинул куртку, так и остался в майке.

– Скажи, я чем-то тебя обидел?

Я вскинула брови, удивленная вопросом. Обидел, да, но случилось это очень давно.

– Нет. С чего ты взял?

– Ты себя вела… – Он замялся, качнул головой. – Забей.

Ну вот, все-таки заметил. Теперь будет считать меня странной.

– Все в порядке. – Я улыбнулась одними губами и поднесла кружку ко рту. Вина в ней уже не осталось, пришлось отставить на край колодца. Я сцепила руки, не зная, чем еще их занять. – Все хорошо, правда.

Женька кивнул, глядя куда-то в сумрак перед собой.

– Я сейчас один, – сказал он тихо.

Меня тут же захлестнули вопросы. Почему он говорит это мне? И почему один? Никто не нужен? Ему нравится быть одному? Или не может кого-то забыть? Кольнула ревность, стоило представить другую девушку, в которую Женька безнадежно влюблен.

Не твое это дело, Элина Николавна… Просто сочувственно кивни и замни тему.

– Что так? – спросила я назло здравому смыслу.

Женька повернулся ко мне. Одну половину его лица залил голубоватый свет выглянувшей луны, обвел высокие скулы и глубоко посаженные глаза. Вторая половина тонула в чернильной тьме.

– Не знаю. Не встретил того самого человека, наверное. А ты?

– Тоже, – я ответила честно. – Нет, были, конечно, отношения…

Он как-то странно на меня посмотрел, и я увела взгляд к ночным яблоням. Не могла выдержать его лицо так близко.

– А что с бывшим мужем? Чего развелись?

Я глянула на звезды. Они холодно мигали, словно диктуя нужные слова. Жаль, я не знала их шифра.

– Не знаю. Не любила, наверное. Не мой человек.

– Понятно.

Глаза невыносимо защипало. Да что ему может быть понятно? Как я рыдала в подушку, когда его увезли в Лондон? Как проверяла почтовый ящик в поисках открыток, а электронный – в ожидании хоть одного письма? Как поняла, что осталась где-то позади, в отцепленном, ненужном вагоне? Частью прожитого этапа.

Одна слеза все-таки скатилась по щеке. Проклятое вино, от него я становлюсь такой сентиментальной…

Женька растерянно встрепенулся.

– Эй, ты чего?

Я мотнула головой и отвернулась.

– Мошка… в глаз…

Конечно же он не поверил. Накрыл мою ладонь своей, широкой и теплой.

– Плакса-вакса, – сказал, криво улыбаясь. Выражение его глаз было странным, до ужаса больным.

Все внутри меня перевернулось, барьеры вмиг оказались сметены. Я прижалась к Женькиным губам, отчаянно желая снова почувствовать его запах, его близость. Женька ответил – запустил пальцы в волосы на затылке, прижал, проникая языком в мой рот. Стер губами мои слезы, одну за другой. Телом я слышала, как колотится его сердце под майкой и клеткой ребер.

Мое колотилось так же. В унисон.

Не прерывая поцелуя, я поступила так, как давно мечтала – оседлала Женьку, задрав юбку. Он желал меня не меньше, я чувствовала это бедрами. Ухватил меня сзади, потянул мои трусики-танга наверх, так, что те сладко врезались в промежность. Ахнув, я выгнулась. Женька перехватил меня за талию. Расстегнул пуговицы на моей кофте, освободил груди от лифчика и вобрал в рот сосок. Его язык был шершавым. Его рука спустилась между моих ног, и палец скользнул внутрь. Я подалась вперед, насаживаясь глубже, желая больше. Совсем как тогда, во сне.

Пальцев стало мало и мне, и ему. Почувствовав, что он потянулся к ремню, я приподнялась, давая место. Вжикнула ширинка. Я сдвинула трусики вбок, поймала твердый член ладонью и быстро провела вверх-вниз по всей длине. Женька сдавленно застонал. Я заглушила этот стон поцелуем, спустилась губами по его шее, накрыла ими часто пульсирующую жилку. Головка члена уперлась в мое влажное лоно. Женька медленно вошел, растягивая, заполняя до упора. Подхватил меня за бедра, приподнял и опустил снова. И снова, не прячась, смотря в лицо. Глаза в глаза.

Мы торопились и одновременно не могли насытиться. Где-то на грани сознания маячила мысль, что нас застукают, но я была не в силах покинуть его объятий, отстраниться от горячего тела. Не смотреть в черные от страсти глаза.

Я падала в глубокий колодец, откуда не было возврата.

Ну и пусть. Ну и пусть.

7. (обновление от 5.07)

Галя

«Абонент не отвечает или временно недоступен. Пожалуйста…»

Я отменила вызов и заблокировала телефон. Хотелось запустить им в стену, но я сдержалась. Я еще не столько зарабатываю, чтобы разбрасываться шестыми «айфонами».

Паша, ну где же ты, осел этакий?..

Да, мы с ним крепко поругались во время нашей последней встречи. Я тогда убегала на работу, вся на нервах – предстояла важная встреча с директором одного концерна. Я уже предвкушала изматывающие объяснения, одно и то же, сто раз по кругу, взвешивание «за» и «против», до скрежета зубовного натужные улыбки. Улыбаться, конечно же, должна была я, а этот боров с брезгливым выражением смотрел на мои сиськи и теребил чашечку кофе.

Настроение было на нуле, в общем. А Пашка все время меня задерживал: то слишком долго мылся в ванной, когда мне самой нужно было в душ (да и вся косметика тоже лежала там). То сидел в туалете. То стоял в дверях на кухню, прямо на проходе.

– Может, мне вообще уехать? – с вызовом спросил, когда я сделала ему замечание. – Чтобы не мешать.

Злость у меня поугасла, но я ненавидела такой шантаж – знает же, что я этого не хочу. Но очень хотелось как-нибудь его уколоть.

– Если тебе так сильно этого хочется, – бросила, зашнуровала ботильоны, накинула плащ, ухватила ключи от машины и выскочила из квартиры, даже не поцеловав на прощание. Я была слишком зла.

Наверное, это было моей последней ошибкой.

Когда я вернулась, квартира пустовала. Меня это немного насторожило – обычно Пашка приходил немного раньше, часов в восемь вечера. А тут десять, а дома никого. Старательно не думая о нашей утренней ссоре, я переоделась, прошла на кухню и сделала ужин: рис с овощами и обжаренными креветками. Неспешно поела, косясь на часы. Половина двенадцатого. Ни звонка, ни смс, ни сообщения в «ватсап».

В двенадцать я позвонила ему на мобильный. Хотела невозмутимым тоном поинтересоваться, где он и оставить ли ему ужин. Но мне ответил автоответчик: «Телефон абонента выключен».

С тех пор я слышала это сотни раз. Сперва, пару дней до майских праздников, я просто злилась. Он хочет, чтобы я нервничала и его искала? Он этого не получит. Наверняка поехал к своему любимому другу Сереже и спит у него на диване. Пускай сам приходит и говорит по-человечески, что ему нужно и что не нравится. Я никогда не позволяла себе бегать за мужиками, и сейчас тоже не собиралась.

Но с дачи я тоже не смогла дозвониться. Наши общие друзья и тот самый Сережа тоже ничего не знали. Да и про Тулу я наврала. Я звонила Пашкиной матери (хотела найти Пашку и безапелляционным тоном заявить, что такого отношения терпеть не буду и свадьба переносится), но Марина Валентиновна ничего не знала. Просила передать Паше, чтобы он «срочно ей перезвонил». Я пообещала передать, а у самой сердце сжалось.

Да где же он? Что произошло?

А теперь я сидела на даче и все так же ничего не знала. Потом еще Лину зачем-то погнала к нам домой, проверить, не приехал ли. Всякое может быть, может, он потерял телефон, или сим-карту заблокировали, или деньги закончились? Если бы я знала, что Лина простужена, никогда б так не поступила, очень стыдно было.

Когда Женька куда-то сорвался на машине, я подумала, что он решил вернуться в Москву. Но через час, когда он пинком открыл дверь и внес Линку на руках, а она горела и шептала какой-то бред про птиц и лисиц, мы все обалдели. Мама копалась в таблетках, папа с дядей Сашей спрашивали, чем помочь, бабушка просто металась и всех накручивала. Умнее всех оказался Женька – сразу вызвал «скорую». Приехал врач, осмотрел, выписал все, что надо, успокоил бабушку, обезвредил маму с таблетками и ушел, оставив за собой шлейф лекарственной химии и бензина старого УАЗика. Линка спала, раскинув руки, будто хотела обнять небо. Казалось, ее по-детски остренькое лицо стало еще острее, на лбу капли пота, густые ресницы подрагивали. А Женька, верный Линин пес, стоял в дверях и укоризненно смотрел мне в спину.

И я сорвалась. На следующее утро заперлась в комнате и принялась обзванивать все больницы и морги, изредка заливаясь слезами и умирая от стыда. Как я могла не догадаться? А вдруг с ним что-то случилось? Вдруг он не обиделся, а просто попал в аварию, или заболел, или… Вариантов было море, и от каждого я леденела. Каждый раз, когда в очередной больнице поднимали трубку, в горле поднимался горький ком, я думала, меня стошнит прямо на кровать. Воображала дикие картины: бледный Пашка лежит на больничной койке, а к его руке тянется трубка капельницы. Или он, весь синий, лежит на стальной каталке, с биркой на большом пальце ноги и инеем на ресницах. Или он умирает где-то в лесу и…

Я думала, что сойду с ума.

Но везде мне сухо отказывали. «У нас нет такого». Это приносило короткое облегчение, после которого тревога накатывала с новой силой.

И я решила, что мне делать.

***

Я крутанула руль и вдавила газ, обгоняя едва ползущий «шевроле». Проезжая мимо, ругнулась в открытое окно. Зачем лезть в самый левый ряд, если еле тащишься? Стрелка спидометра ползла к ста сорока. На камерах я старалась сбавлять скорость, но не всегда успевала. В Москве, слава богу, было свободно, и до дома я долетела быстро.

Квартира все еще была пуста, никаких признаков, что сюда кто-то приезжал. Я бросила сумку на пол, села на табуретку в коридоре и накрыла лицо руками. Ужасно хотелось разреветься, но сил не осталось.

Нужно было успокоиться, подумать.

Работа, вспомнила я. Отгул на эти дни он не брал, должен был появиться в офисе. Как сумасшедшая, я принялась шарить в ящике под телевизором, куда мы сбрасывали всю ненужную мелочь. Отыскав Пашкину визитку, я набрала номер его отдела. Вытерла нос и села прямо на пол, не беспокоясь о светлых брюках.

– Компания «Инекс-трейд», меня зовут Екатерина, здравствуйте. Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась девушка на том конце линии.

– Здравствуйте, вы не могли бы соединить меня с Павлом Бахтияровым?

На миг девушка замялась.

– К сожалению его нет в офисе.

– Скажите, а он был сегодня? – я вцепилась в возможность. – Или, может, я могу позвонить чуть позже? Он еще будет?

– Не могу сказать. Сегодня его не было.

– Хорошо. – Мои мысли лихорадочно метались. – Я из компании «Ол Райт», – на ходу сочинила я. – Мы с Павлом должны были вчера встретиться, чтобы подписать доп соглашение к нашему договору. Но он не отвечал на мобильный телефон. Вы не могли бы тогда соединить меня с тем, кто его замещает?

– Да, конечно, – мяукнула девушка и включила мне какую-то бодрую музычку. Через минуту мне ответил мужчина.

– Вадим Котов, слушаю.

Я с облегчением выдохнула. Я знала этого парня, он с женой как-то был на Пашкином дне рождения, приходил в ресторан.

– Вадим, привет, это Галя, невеста Паши Бахтиярова. Я никак не могу его найти. Ты можешь сказать, он был вчера или сегодня на работе?

– Привет, Галь, – голос Вадима заметно потеплел. – Нет, ни вчера, ни сегодня не было его.

– А он будет вообще? Может, звонил?

– Не могу сказать, и нет, мне не звонил. Его, кстати, начальство искало. Если объявится, скажи, чтобы со Степановым связался, дело срочное.

– Ясно, – мой голос надломился. – Конечно, Вадик. Спасибо.

– Не за что, Галь. Пока.

Телефон умолк. Я положила его рядом и замерла, не зная, что делать дальше. На всякий случай позвонила маме, но та сказала, что никто не приезжал. Паши нигде не было. Паша пропал.

В каком-то безумном порыве я стала проверять его верхнюю одежду. Вывернула карманы курток и пальто, перетрясла сумку, с которой он иногда ходил на работу. Внутри не было ничего интересного, только документы чернового договора с компанией «Маштехторг-интер», ручки, блокнот с какими-то подсчетами, горстка рублевых монет в переднем отделении. Затем я распахнула шкаф. В пиджаках тоже было пусто, а в кармане темных брюк пальцы коснулись чего-то небольшого. Просто клочок бумажки с номером мобильного телефона. Почерк не Пашкин, округлый и ровный.

Я перевела дыхание, глядя на записку. В этих штанах он был за день до того, как исчезнуть.

Подумав, я набрала номер из записки и нажала «вызов». Потекли длинные гудки, потом трубку сняли.

– Алло, – сказал высокий женский голос.

8 (обновление от 6.07)

Лина

Проснулась я, когда все уже позавтракали. Галка красилась, собираясь куда-то. Мама с бабушкой сажали в саду цветы, дядя Саша с папой пилили доски, видимо, наконец решили заделать дыру в заборе за домом. Обычный дачный день.

Женькиной машины перед домом не было.

Заметив это, я на миг оцепенела. Вспомнилась наша ночь: Женины губы, его руки, скользящие по моей коже, жар его поцелуев… От одних воспоминаний об этих поцелуях мне стало жарко, воздух словно сгустился. Стыдно не было. Я слишком долго его ждала, чтобы стыдиться.

Но вот почему уехал Женька? Может, стыдно как раз ему?