Текст книги "Нам нельзя (СИ)"

Автор книги: Катя Вереск

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Нам нельзя
Катя Вереск

1

И снова мы остаемся одни.

Наедине, в большом доме, в сумрачной комнате. За окном стрекочут цикады, шумит ветер в старых яблонях, тихо накрапывает дождь, а мы сидим близко-близко. Смотрим друг другу в глаза – безотрывно, жадно – и никак не можем решиться.

Наконец Женька склоняется ко мне и впивается в мои губы. Раздвигает их языком. Я отвечаю не менее страстно. Не хочу, чтобы он останавливался, одни поцелуи меня заводят похлеще любого порно. Его руки ложатся на мою талию, притягивают к себе. Я сажусь на него верхом, задрав тонкую юбку. Вечерняя прохлада холодит оголившийся зад, а в трусиках все горит.

Я прижимаюсь всем телом, а Женька хрипло и низко стонет, расстегивает ширинку. Я сползаю на пол между его колен, заглядываю в его лицо. Женин взгляд темен от возбуждения, глаза блестят, губы приоткрыты, и с них срывается хриплый вздох…

Будильник заверещал, выдернув меня из сна. Я разлепила глаза, зашарила рукой по тумбочке, не желая покидать горячих объятий и сумеречной комнаты десятилетней давности.

Тогда до дела у нас так и не дошло, ограничилось жестким бесстыжим петтингом. Но в моих мечтах мы дошли до самого конца.

Напряжение так и не отпускало, в трусиках было влажно. Не выдержав, я запустила в них два пальца. Широко расставив ноги, ласкала себя все быстрее и содрогнулась от короткой слепящей разрядки. Не успела толком прийти в себя, как телефон затрезвонил снова.

– Д-да? – я промямлила в трубку.

– Але, дорогая, ты где? Я уже у твоего подъезда, – заявил голос сестры.

Я села на кровати, отняла мобильник от уха и посмотрела на время. Черт, проспала! Будильник не перевела, а ведь договорились, что Галка заедет за мной на час раньше!

– Галюш, я сейчас, пару минут, – затараторила я, одновременно влезая в джинсы и причесываясь.

– Понятно, – недовольно ответила Галка. – Я у подъезда припарковалась, короче.

Я быстро оделась, сунула в рот запретный (диета!), но такой желанный бутерброд, покидала необходимые вещи в рюкзак, захватила подарок в яркой обертке, и кубарем скатилась по лестнице, не дожидаясь лифта.

– Вот сейчас в пробке стоять будем три часа, – выговаривала мне Галка, когда мы доехали до МКАДа и встряли. – А все почему? Раньше надо было выезжать.

– Да, Галюш, извини, – тихонько вздыхала я. – Сейчас-то что?.. Едем уже.

Машины двигались медленно, друг за дружкой, как слепые в выхлопном тумане. В итоге ехали мы не три запланированных часа, а пять. Но явиться нам следовало обязательно, нас с Галей ждали.

Наша бабка выходила замуж в третий раз. Все семейство было радо: нет ничего страшнее, чем гиперактивная и очень волевая женщина в годах, которой нечем (и некем) заняться. После инфаркта второго мужа она не вылезала из гостей, постоянно висела на телефоне, рассказывая маме и тете Люде как правильно убирать дом, тратить деньги и вообще жить. И спасло нас лишь появление дяди Саши. Мужчина он был спокойный, тоже в годах, обращался с бабулей виртуозно – всегда слушал так, будто впитывал каждое изреченное ею слово. Благодарнейший зритель, который, конечно же, потом все делал по-своему.

В общем, свадьбу они подгадали к началу майских праздников, и теперь все наше семейство собиралось в загородном доме отмечать, шашлычить и пить. Хотя я подозревала, что вместо отдыха и шашлыков мы все будем косить, красить и чинить.

Галка припарковала свой потрепанный «рено» напротив ворот. Я вышла, с наслаждением потянулась на свежем и теплом ветру. Пахло хвоей и смолой.

Участок у нас большой, еще в советское время дедушке выделили за выслугу лет или что-то в этом роде. Дом стоял почти что в лесу – половина участка поросла соснами и переходила в лес, на второй половине росли яблони. Поэтому осенью крыша дома оказывалась присыпана хвоей, а земля – чуть забродившими яблоками. Сам дом подмигивал из-за листвы красным, два этажа, выложенные кирпичом. Много комнат, все для большой семьи.

Бабушка крепко меня обняла, чмокнула в обе щеки.

– Линочка, – велела, – поднимайся наверх, будете с Галочкой в ее комнате.

– А моя как же?.. – я жалобно подала голос, но бабушка только отмахнулась.

– Я уже все распланировала, народу будет много, придется потесниться, мои дорогие.

И она убежала, раздавая указания направо и налево.

Мы поднялись наверх, кинули вещи в тесную Галкину комнату с видом на сад. Я переоделась, влезла в старое платье, которое висело на плечиках в кладовке. Пачкать джинсы не хотела, да и вообще я не люблю, когда одежда воняет дымом и шашлыками. Галке кто-то позвонил, и я спустилась вниз, чтобы не мешать ей говорить. Вышла в сад, наслаждаясь теплым весенним деньком. Подошла к клумбе с высокими цветами, то ли гладиолусами, то ли еще как-то их называли. Склонилась стряхнуть жука с одного цветка, как сзади меня окликнули:

– Лина, привет!

Не знаю, что я узнала быстрее: его голос или лицо. Наверное, все же голос, хоть я и не слышала его столько времени. Сколько мы не виделись? Десять лет? Девять? А сердце снова застучало, как тогда, будто только вчера расстались. Я даже замуж сходила. За год совместной жизни поняла, что человек вообще не мой, не нужно терзать ни себя, ни его, благополучно развелась и забыла, как забывала многих. Единственным, кого забыть не смогла, был Женька.

И вот, пожалуйста, он стоит передо мной и улыбается. Кривенько так, неуверенно. Наверное, ему неловко, как и мне.

Выглядит он хорошо, я бы даже сказала, замечательно. Раздался в плечах, да и вообще превратился из подростка в сильного мужчину. На лице аккуратная щетина – из разряда тех, которые специально ровняют в барбершопах, – под модным пиджаком белая, будто жеваная майка с какой-то надписью. За забором остывает новый мерседес черного цвета.

Чувствуя, как горят уши, я махнула в ответ рукой и отвернулась к гладиолусам. Стояла, изображая интерес к бутонам и клумбе в целом, а в голове крутилось всякое. Что он здесь забыл? Ни на одном семейном торжестве не был, а тут явился. И я хороша – в дачном платье: на подоле пятно, мятое все и полнит. Я даже не накрасилась… Черт, черт, черт!

Как назло вспомнился тот сон: в душной темноте он гладит мое обнаженное тело, я прижимаюсь мокрыми трусами к его вздыбленному члену, мечтая, чтобы он наконец вошел в меня, вбился толчками, растянул и заполнил…

Но нет, нам нельзя. Мне нельзя.

Нехорошо фантазировать о сексе с двоюродным братом.

2 (обновление от 27.06)

Женька зашел в дом, и тут же донеслись восторженные крики. Я глянула в окно, через которое была видна часть прихожей. Бабушка расцеловывала Женьку. Папа и дядя Саша жали ему руку, Галка выглянула из кухни с улыбкой. Наверное, было невежливо вот так стоять отдельно, стоило тоже зайти. Но я будто вросла в землю, как еще один цветок на проклятой клумбе.

Я сделала глубокий вдох. Спокойно, Лина Николавна, ты сможешь. Он уже не помнит о том, что было. И ты не помнишь. Улыбайся. Будь мила и весела, ведь этого от тебя ждут.

Глубокий вдох – и я направилась в дом.

Большую часть времени я провела на кухне, помогала Галке готовить обед. Накрыв на стол под чутким руководством бабушки, мы с мамой, папой и Галкой сели по одну сторону, спиной к окну. Тетя Люда, дядя Андрей по другую, молодожены – во главе стола.

Женька сел напротив меня.

Пиджак он снял, оставшись в белой футболке. Короткие рукава, казалось, вот-вот лопнут на мускулистых руках, по предплечью правой вилась до ужаса реалистичная татуировка – будто под кожей находится механизм с винтами и прочими железками. Интересно, почему он набил именно это? Иногда мне тоже хотелось татуировку, но на работе не оценили бы, приди я вдруг с бабочкой на ключице.

Шея у Женьки стала крепкой, мужской, как и грудь, натягивавшая белую ткань. Темные волосы были коротко выстрижены, а у глаз – тоже темных – залегли небольшие морщинки. Наверное, он часто улыбался.

Женька тоже меня разглядывал.

– Я помню это платье, – сказал он совсем не в тему и указал вилкой на мой наряд. Я пожала плечами, делая вид, что вообще мало что помню, а уж тем более какое-то платье в дурацкий горох. Но щеки предательски вспыхнули.

Я была именно в этом платье, когда мы… Когда он…

Неважно, лучше об этом не думать.

Уткнувшись в тарелку, я ковырнула оливье. Надеялась, что никто не заметил, как я покраснела. Если семейство поймет, особенно мама или тетя Люда, то будет просто катастрофа. Стыду не оберусь. А уж если поймет Женька…

– Ты лучше овощной положи, – посоветовала мама под руку и указала на таз с крупно настроганными огурцами и помидорами. С луком, ну конечно же. Для свежего дыхания. – Раз уж села на диету, то не ешь майонез.

Нет, все-таки помереть от стыда я могла не только из-за Женьки.

– Хорошо, – сказала еле слышно, отставляя проклятый оливье в сторону. Есть расхотелось совсем и надолго. Выпрямившись на стуле, я поймала на себе веселый взгляд Женьки.

– Худеешь? – спросил он.

Я пожала плечом, даже не зная, что ответить. Худею, ага. С того самого дня, как не влезла в прошлогодние джинсы. Фигура у меня такая – верх худенький, талия тонкая, а попа отъедается на раз-два.

– По-моему, у тебя все отлично, – заявил Женька.

– По-моему, тоже, – ледяным голосом отозвалась вездесущая мама. – Но это не повод есть майонез ложками.

Я подняла брови и улыбнулась, мол, что с ней поделаешь? Женька подмигнул и сунул в рот здоровенную ложку салата. Того самого оливье.

Нужно было что-то у него спросить, чтобы поддержать беседу – у Женьки, не у его оливье, – но я никак не могла улучить момент. Сперва бабушка говорила про яблони, на которых развелась парша. Затем дядя Саша рассказывал про работу. Потом все чокнулись бокалами и выпили за здоровье наших пожилых «молодых».

А потом мама с тетей Людой начали свое извечное состязание, кто лучше воспитал детей. Конечно, делали они это скрытно, с обменом улыбками и восхищенными ахами и охами, но всем было понятно, что происходит на самом деле. Битва за звание «лучшей мамы» случалась каждый раз, как наша семья собиралась вместе.

И хоть нас с Галкой у мамы было двое, побеждала всегда тетя Люда.

– А ты, Жень, – мама оперлась подбородком на ладонь. – Так давно тебя не видела, совсем взрослый стал. Как Лондон?

– Хорошо, – ответил Женька с набитым ртом.

– Он на отлично закончил университет, – встряла тетя Люда.

– Мам, не на отлично. Средние оценки, нормально.

– Но для русского, который учится в Англии, это как на отлично, – не уступала тетя Люда.

– А что, русские тупее англичан? – тихо поинтересовалась я, не ожидая, что меня все услышат. После секундной заминки Женька расплылся в шкодливой улыбке, Галка фыркнула, мама рассмеялась и тронула мое колено, словно я сказала что-то невероятно смешное. Дядя Андрей и папа вообще нас не слышали, говорили о чем-то своем. Одна тетя Люда помрачнела. Казалось, она сейчас кинет в меня салфеткой.

– Что? – прокричала бабушка с другого конца стола. – Вы над чем там смеетесь?

– Да ни над чем. Женя рассказывает о своей учебе в Лондоне, – ответила мама.

– Что учеба… Пускай работу хорошую найдет, чтоб зарплата большая.

– А он и нашел, – тетя Люда воспряла духом. – Он у нас начальник отдела в крупной компании.

– И где? – поинтересовалась бабушка. – В Англии?

– Нет, в России, бабуль. – Выразительно глянув на тетю Люду, Женька наконец взял рассказ о себе в свои же руки. – В Москве.

То есть, теперь мы с ним живем в одном городе. Я не знала, хорошо это или плохо. С другой стороны, случайно встретиться в Москве очень тяжело, она большая. Да что там, можно даже жить на соседних улицах и никогда, никогда не видеться, все время проходить мимо.

Почему-то от осознания этого стало грустно.

Грусть я запила вином. Обычно оно помогало, но не сегодня. Женька все рассказывал о своей работе в одной из башен “Москва-сити”. О командировках в Гонконг и Пекин, о друзьях, которые звали покататься летом на яхте по Средиземному морю. И чем больше я слушала, тем больше понимала, какими разными мы стали. У него не жизнь, а сказка, глянцевая картинка из журнала. Что-то нереально далекое. И как при всем при этом он умудрялся оставаться своим, родным? Не распустился, не стал гламурным и брезгливым?

Хотя, это же Женька. Душа компании, свой парень. Он ко всем подход знает.

Закончив рассказ, он из вежливости спросил, где работаем мы с Галей. Галя пахала (в буквальном смысле пахала, иначе ее ударный труд с девяти до девяти назвать было нельзя) маркетологом в немецкой компании по производству лампочек. Название было известное, и услышав его, Женька покивал, подняв брови. Затем перешли ко мне. Ничем выдающимся я за свою жизнь отличиться не успела. Работала учителем литературы в средней школе, выскочила замуж и так же скоропостижно развелась, оставшись одна и даже без кошек, на которых у меня аллергия.

– А ты? – спросила мама у Женьки. – В Лондоне не нашел себе невесту?

Мое сердце сделало прыжок. Подрагивающими пальцами я снова придвинула к себе оливье и сунула в рот немного. Вкуса я не чувствовала.

– Нет, там все страшные. – Женька едва заметно поморщился. – Русские девушки красивее.

– Так найди русскую. Тебе сколько уже, двадцать шесть? Пора бы, – заметила мама.

– Для мужчины двадцать шесть – это не срок, – снова встряла тетя Люда. – Это девочкам надо поскорее, а то чем ближе к тридцати, тем меньше желающих. Новое, молодое поколение девчонок подрастает, вот, восемнадцати-двадцатилетние какие сейчас ходят.

Она покачала головой с таким видом, будто восемнадцатилетние ходили перед ней прямо сейчас, виляя подтянутыми задницами. Камень в мой огород, понятно. Галка, младшая сестра, уже успела обручиться, свадьбу назначила на конец июля. А я все оставалась одна.

Но тыкать меня носом в мое одиночество не стоило.

– По-моему, торопиться не стоит никому. Надо найти своего человека, – ответила я. – Того, кого действительно любишь, и неважно, сколько лет тебе исполнилось.

– Так можно и всю жизнь прождать, – ехидно заметила тетя Люда. Я пожала плечами и глянула на бабушку. Она улыбалась, все время держала дядю Сашу за руку. Давно я не видела ее такой счастливой.

– Можно и всю жизнь… – рассеянно проговорила я. Поняв, что есть больше не хочется, а сидеть с теткой за одним столом и терпеть, пока меня унижают на глазах у Женьки, – тем более, я отодвинула стул.

– Спасибо, было очень вкусно, – сказала и вышла из-за стола, попутно поймав взгляд Галки. «Нашла на кого обращать внимание», – читалось на ее лице. Потом поговорим и перемоем тете Люде кости, решила я и подмигнула ей в ответ.

Совсем как подмигнул мне Женька с полчаса назад.

На кухне я заварила чай – какой-то травяной из пакетиков, первое, что нашла в бабушкиных залежах. Запахло мятой. Прихватив пару сушек из шкафа рядом с плитой, я вышла в сад.

Моим излюбленным местом всегда был колодец. Высокий, обложенный потемневшими кольцами сруба, он стоял в дальнем углу, среди яблонь и высокой, по колено травы. Деревянная крышка нагрелась на солнце, и я с удовольствием на нее села, как на лавочку, спиной к дому. Кружку с чаем поставила рядышком и сделала глубокий вдох. Солнечные пятна приятно скользили по моему лицу, и я прикрыла глаза.

Ничего, нужно как-то перетерпеть эти девять дней. Тетя Люда наверняка уедет уже послезавтра и захватит Женьку с собой.

Тогда, в Лондон, он тоже уезжал отсюда. Стоял жаркий июль, джип дяди Андрея скрывался в клубах поднятой пыли, белоснежной на солнце. Все наши – бабушка, мама, папа, Галка, – стояли и махали вслед, а я не могла. Просто руки онемели, сердце онемело. Я медленно рассыпалась, смешивалась с дорожной пылью…

Так что сейчас ему тоже надо уехать. Как в поговорке, с глаз долой…

– По-моему, что-то было лишним, то ли оливье, то ли третья куриная нога, – раздался за моей спиной голос, и рядом со мной уселся Женька.

3 (обновление от 28.06)

Пришел поддержать меня? Я была очень благодарна, что он не извиняется за тетю Люду напрямую. Да и сама хороша… Обычно я не реагирую так остро, ведь обижаться – значит показать обидчику, что его слова достигли цели. Но сегодня как с цепи сорвалась.

Довольный, как кот после сметаны, Женька откинулся на локтях и сощурился на солнце. Футболка немного задралась, обнажив загорелую, поросшую редкими волосами кожу над штанами.

Я отвернулась. Что отвечать про куриные ноги и оливье не знала, в голове крутились только торсы, длинные мужские пальцы и какие-то многочлены.

– То есть, ты у нас учительница. Как и собиралась, – Женька прервал затянувшееся молчание. Кивнув, я отпила чай.

– Если я что-то решила…

– То не отступишь, ага, – закончил он за меня. Надо же, помнил мою любимую присказку. Когда я так заявляла лет в четырнадцать, то представляла себя какой-то одинокой волевой героиней, Жанной Д’арк или Кларой Цеткин, не меньше. Одна против целого мира.

В последние годы желания волевого одиночества у меня поубавилось.

– И как оно? Работать с детьми. – Женька нагло присвоил мою кружку и сделал из нее большой глоток. Вздохнув, я протянула ему оставшуюся сушку, которую он с удовольствием проглотил.

– Так же, как со взрослыми, – ответила я. – Иногда сложно, иногда весело. Недавно были с Галкой в клубе…

Женька округлил глаза.

– А вот это интересно. Часть педагогической работы?

– Не перебивай. Так вот, были в клубе, я в мини и на каблуках, с каким-то безумным макияжем…

– Не надо, тебе не идет.

Я посмотрела на него с укором.

– А тебе откуда знать, что мне идет, а что – нет? Ты меня на каблуках не видел.

Женька кивнул.

– Не видел, но посмотрел бы. И заставил переодеться.

Фыркнув, я легонько стукнула его по макушке. Рука сама поднялась, по старой привычке, и сперва я испугалась – как он отреагирует сейчас? Понравится ли взрослому мужику, что его щелкают по затылку? Но Женька, весело сощурившись, отпрянул в деланном испуге, и я немного расслабилась. Все-таки некоторые вещи не меняются.

– Так вот, – продолжила. – выходим мы на свежий воздух, Галка закуривает, я рядом стою. И тут у соседнего дома останавливается машина, и выходит девочка из моего класса, вместе с родителями. Видимо, только с дачи приехали, в пробке стояли… Знаешь, иногда до самой ночи простоять можно!

– Знаю, еще как.

– Ну вот. Я и сделать ничего не успела, как она меня заметила. Машет и такая, на всю улицу: «Элина Николаевна, добрый вечер! У нас завтра литература или русский?»

– Русский. Матерный.

– Да ну тебя, она же ребенок. И на матерном я не умею…

– Это будешь кому-нибудь другому рассказывать. Помнишь Лесную улицу?

Я усмехнулась. Нам тогда было лет по девять или десять, и мы часто играли рядом с дальним проулком деревни. Администрация почему-то нарекла его Лесной улицей, хотя улицей там и не пахло: между шестью домами кривилась узкая дорога, западая в глубокие, наполненные водой ямы. В последнем доме – избе, выкрашенной в зеленый, – жили мальчишки-близнецы. Старше нас всего на год, но вредности и злости в них было на шестерых. И развлечения под стать: то дворняг камнями гоняют, то стреляют по нам из рогатки, то с велосипеда столкнут, когда мимо проезжаешь.

Однажды один из близнецов забросил наш велик в канаву, в самую крапиву. Тогда Женька не выдержал и полез на него с кулаками. Ну а где первый, там и второй, и вскоре они катались по земле уже втроем, отчаянно пыхтя и лягая друг дружку в живот. Я возмутилась – как же так, моего брата, моего другана бьют?! Подскочив, я по-девчачьи вцепилась в светлые вихры одного из мальчишек и оттащила, выкрикивая все матерные словечки, когда-либо услышанные от родителей. А когда тот взвыл и принялся выкручиваться, укусила его за ухо, совсем как Майк Тайсон. Такого безобразия мальчишка не ожидал и, завопив, сбежал к себе во двор. За ним скрылся и второй, пообещав рассказать все маме. А мы с Женькой, гордые и растрепанные, вытащили велосипед из канавы. Он сел за руль, я – на багажник, и мы покатили дальше.

– А помнишь, ты забралась вон туда, – сказал Женька, указав на кряжистую, замшелую яблоню, росшую у забора. «Мама-яблоня», прародительница остальных яблонь в саду. – Сказала, что лазаешь не хуже меня, а сама свалилась вместе с веткой.

– Я и лазила лучше, – фыркнула я. – Просто дерево старое.

– Ага, ну да, – поддразнил меня Женька и чуть снова не получил подзатыльник.

– Сначала сандалия упала, прямо тебе в лоб. А потом и я сама…

– И нас в угол поставили.

– В углы, – поправила я. – Тебя на кухне, а меня в бабушкиной спальне. А ты ко мне пришел.

– Я помню, – сказал Женька, задержавшись взглядом на моем лице.

Я тоже помнила. Наступили сумерки, страшно было до чертиков. Дом скрипел и дышал, по углам все мерещились какие-то монстры. В семь лет чего только не чудится во тьме. Помню, я стала плакать, а Женька пробрался ко мне и обнял. И велел не плакать. «Плакса-вакса», так назвал.

Так же он сказал десять лет назад, когда его увозили в Лондон.

Что-то внутри меня болезненно сжалось, стало нестерпимо горько.

– Пойду в дом. Может, чем помочь надо, – торопливо сказала я. Женька кивнул и залпом допил мой чай.

– А я сгоняю в магазин, – сказал, вручив мне пустую кружку. – Надо мяса для шашлыков купить.

И он вразвалочку пошел к воротам, приминая газон и переступая аккуратные бабушкины клумбы.

Галку я нашла в нашей комнате. Она лежала на кровати и листала глянцевый журнал с какой-то звездой на обложке. Звезда была в купальнике и призывно улыбалась, напоминая о запущенной диете.

– Куда Женю дела? – поинтересовалась Галка. – Тетя Люда вся испереживалась.

Я пожала плечами.

– Он сам делся. В магазин, за мясом. А тетя Люда… Скажи лучше, из-за чего она не переживает.

Галка закатила глаза к скату потолка.

– Из-за своей жопы, например? – Она махнула на меня рукой. – А ты еще на свою что-то гонишь.

Я села к ней на кровать. Так хотелось поделиться с Галкой наболевшим, всеми своими страхами… Но не могла. Сказать об этом – сразу в психушку отправят.

– Слушай, а ты помнишь, как я с яблони упала?

Галка зевнула, прикрыв рот рукой.

– Неа. Зато теперь понятно, почему ты косолапишь.

Я хотела было ответить, но зазвонил мобильник. Галка бросилась на него, как коршун на добычу. Глянув на экран, она растеряла весь энтузиазм и забросила телефон в конец кровати. Накрыла ладонями лицо, будто от чего-то смертельно устала.

– Опять реклама.

– Ждешь звонка?

– Не могу Пашку поймать, – сказала она.

– Он приедет?

– Вряд ли. Ему надо маме помогать, он срочно в Тулу сорвался. А сейчас вообще недоступен.

Последнее время Паша слишком часто пропадал. Но это замечание я решила оставить при себе. У Гали с ее женихом были странные отношения. Вместе они трещали, как сороки, не отлипали друг от друга. Но без Пашки Галя позволяла себе ходить по клубам, встречаться с друзьями, большая часть которых была парнями. У некоторых из них она ночевала, я это знала.

Обычно невесты так себя не вели. Что-то мне подсказывало: либо Гале Паша не больно-то нужен, либо у них проблемы. Мне она ничего не говорила, молчала как рыба… Хотя, может оно и правильно. С серьезными отношениями у меня по жизни как-то не сложилось, и посоветовать что-нибудь дельное я не могла.

Вечером были шашлыки. Папа с дядей Сашей колдовали над мангалом: дули, махали на него картонкой, ворошили угли палкой и поливали водой. Настоящий языческий обряд, не хватало лишь бубнов. Дядя Андрей, как водилось, в готовке шашлыков не участвовал и постоянно говорил с кем-то по мобильному телефону, расхаживая взад-вперед по лужайке. Галка подливала себе и мне вина, мы постоянно чокались с бабушкой, выдумывая все новые и новые тосты: за здоровье, счастье, радость, хорошую погоду на майские праздники и ёжиков – в тот момент Женька поймал в саду ежа и принес его, держа в рабочих рукавицах. В отношении Женьки я даже немного расслабилась. Перестала на него коситься, а когда он со мной заговаривал, отвечала, не задумываясь и не смущаясь.

Плотный запах жареного мяса разнесся в голубоватых сумерках. Лес за забором шумел, сосны качали темными верхушками, словно не одобряли шашлычного веселья. Бабушка с дядей Сашей ушли спать, остальные расселись по лавочкам у костра. Налив себе еще вина, я подсела к Жене. Тот неистово чесался – комары зудели в темноте. Себя-то я обрызгала спреем, а вот ему предложить забыла.

– Вино будешь?

Женька мотнул головой и качнул бутылкой пива.

– Я по темному.

– А спрей от комаров?

Он усмехнулся, но снова отказался.

– Нормально, не сильно жрут.

Ну да конечно, видела я это «не сильно». Казалось, комары сейчас соберутся в стаю и просто унесут Женьку в лес целиком. И зачем терпеть?

Похолодало, и я придвинулась к нему ближе. Наши тела соприкоснулись боками. Стало так хорошо… Одновременно это прикосновение обжигало. Одно оно было чувственнее некоторых ночей с парнями, с которыми я встречалась. Интимнее. Я тихонько улыбнулась, пьяно млея от Женькиного звериного тепла. Это же так безобидно – просто греюсь рядом с братом. Ничего особенного, правда?

Я не сразу поняла, что он напрягся всем телом. Как-то странно на меня покосился и резко встал.

– Дядь Коль, давайте послежу. – Перехватив у папы шампуры с почти готовым мясом, он уселся у костра, спиной ко мне. Я же допила залпом вино, ничего не понимая.

Хотя чего уж там. Всё я поняла отлично.

4. (обновление от 29.06)

Той ночью мне плохо спалось. Снилась какая-то седая муть, и что я бегу в ней, пытаюсь поймать кого-то. А он все уходит, и виден лишь расплывчатый силуэт. Но остаться одна я боюсь и потому ускоряю шаг.

А с утра было тоже плохо, и даже не столько от выпитого накануне вина, сколько из-за стыда. Как я могла так ошибиться? Перепутать вежливость с чем-то большим и начать прижиматься к Женьке… А он, наверное, испугался, что сейчас при всех полезу к нему. Позорище.

Значит, сегодня мне нужно вести себя как ни в чем не бывало. Сделать вид, что все нормально.

Да, именно так.

Я оделась – тихонько, чтобы не разбудить Галку. Немного подкрасилась: чтобы было естественно и не создавалось впечатление, что я очень старалась. Отыскала льняные штаны и чистую, без дачных пятен, футболку. Спустившись, приготовила на всех завтрак. Когда все проснулись, я уже пила чай на веранде и читала книгу из бабушкиной библиотеки. Пальцы переворачивали желтые страницы, взгляд скользил по строчкам, но смысл прочитанного никак не доходил. Я то и дело отвлекалась: то на дядю Сашу с граблями, то на бабушкино мурлыканье на кухне («как упоительны в России вечера» и далее по тексту), то на звон тарелок, Галкин смех и голос Женьки из гостиной.

Затем, пока не стало совсем жарко, мы отправились гулять. Гуляли мы обычно в лесу и паре окрестных деревень, но этого треугольника бабуле хватало для сотен различных маршрутов. Гулять пешком она любила. Вот и в тот день она шла впереди: вылитый гид, только вместо флажка солнечно-желтая панама. Остальные разбились по парам, как послушные школьники на экскурсии. Я шла рядом с Галкой, Женька и дядя Андрей замыкали процессию.

– А вот здесь живут Потанины, – объявила бабушка, махнув на кирпичный дом слева. – Помнишь Потаниных, Люда? Марью Петровну. Она к нам в гости заходила, когда вы со Светой маленькие были.

– Помню, мам, – вяло отозвалась тетя Люда.

– Умерла Марья Петровна, прошлой осенью схоронили. Народу было – уйма! Какие-то родственники приехали из Воронежа…

Галка на ходу что-то строчила в телефоне. Лицо у нее было сосредоточенное, брови сошлись к переносице. Я заглянула через ее плечо и увидела зеленый чат «ватсапа». Над чатом было написано «Сергей».

– Что там, Галь? – тихо спросила я, но она лишь отмахнулась.

– А вот здесь Литовские живут, у них дед молдованин, – донесся неизменно бодрый голос бабули. – Помнишь, Светочка?

– Помню, мам.

– Помер дед-то. А эти, внуки его, никак не могут участок поделить. Говорят, судятся даже…

Так, в рассказах о том, кто помер, а кто еще остался жив, мы дошли до конца деревни. Дальше дорога раздваивалась. Одна тропа вела в лес, бугрясь древесными корнями. Другая шла вдоль поля. Бабуля остановилась и что-то деловито поправляла у дяди Саши на груди.

Я обернулась и, поймав на себе взгляд Женьки, улыбнулась. Женька отвел глаза, что-то тихо сказал дяде Андрею. Указал на строящийся дом за полем. По стенам, излинованным лесами, двигались рабочие – совсем как жуки на дереве.

– Чего случилось? – поинтересовалась Галка. Я пожала плечом. Тоже посмотрела вдаль, на поле и кружащих стрижей.

– Ничего.

Галка больно толкнула меня локтем.

– Эй. Не кисни.

Действительно, что это я? Расстроилась, как малое дите, причем, на пустом месте. «Пустом», – повторила я про себя, взяла Галку под руку и указала на дорогу, уходящую вбок, по границе некошеного поля и леса.

– Давай туда прогуляемся?

Пожав плечами, Галка двинулась в указанном направлении.

– Девочки, вы куда? – тут же окликнула нас бабушка.

– Вдоль поля прогуляемся немного, – крикнула я в ответ, стараясь не смотреть на Женьку. Который как раз глядел на меня, молча и настороженно, совсем как суслик в степи. – Вы идите, дома встретимся.

Родичи двинулись дальше с бабушкой впереди, которая громко что-то рассказывала, помахивая в такт желтой панамой. Женька шел последним, немного сутулясь и держа руки в карманах.

Пускай идет, подумала я. Не хочу находиться с ним рядом.

Он не хочет, и я тоже не хочу.

Галка шла неторопливо, по-женски покачивая бедрами. Она была эффектной. Может, черты ее лица казались грубоватыми, но она с лихвой перекрывала это абсолютной уверенностью в себе. Одна походка неизменно притягивала взгляды, плавная, но сильная. Вот как сейчас, когда ветер трепал ее каштановые волосы и задувал их на плечо.

Легко склонившись, как в танце, Галя сорвала травинку.

– Звонил тебе тот кекс из «Шестнадцати тонн»? – спросила, рассеянно водя ею по подбородку.

– Кто? – сперва не поняла я, а потом вспомнила. Алик. Светлые волосы, выбритые виски, зачес на один бок, жилистый пресс. Длинный, но тонкий член и любовь совать его мне в рот.

С Аликом я продержалась месяц.

– А… Нет, мы расстались. И слава богу.

Конечно, парни у меня были, в конце концов, в двадцать шесть имела право. Не то, чтобы я гуляла направо и налево – в клубах я бывала нечасто, к молодым людям долго присматривалась, подходила сама и только к тем, кто мне действительно нравился. Но чувствовала себя рядом с ними раскованно, в отличие от Женьки, рядом с которым я превращалась в тупую мямлю. Мне нравились не столько они, сколько процесс флирта. Утверждение своего «я», что я могу. Но в итоге с моим «я» получалось как с ведром без дна – лить воду в него можно, но бесполезно, все равно не наполнится.

Я не могла ни к кому привязаться, хоть и очень хотела. Никто из них мне не подходил.

Была пара моментов, про которые не хотелось вспоминать. Не надо было им даже оставлять телефон. Понимала же, что ни с кем из них второй раз встречаться не хочу, а почему-то уступала. Потом извинялась, объяснила, что «мне было хорошо, но больше это не повторится, спасибо», чем ввела мальчиков в ступор. Видимо, в головах у мужчин сидит крепкое убеждение, что женщин на территории нашей страны гораздо больше, потому за любой пенис они должны держаться и вообще всячески за него бороться. И, разумеется, не отказываться, если благородный пенис звонит в десять вечера и приглашает к себе на дачу в Электроугли.