Текст книги "Держаться за воздух (СИ)"
Автор книги: Катерина Терехина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Спрашивай. Не думаю, что я знаю много, но если это поможет – поделюсь.
– Говорят, что в доме спрятана магическая вещь, – начала Даша, положив руки на стол и сложив пальцы домиком, как, по ее мнению, непременно сделал бы настоящий следователь. – Моя тетя знала о ней?..
– Да, – кивнула Герда, взглянув на девочку.
– …и она занималась ее поисками?
– Да.
– Она знала, что это? – Даша заерзала на месте, от волнения кусая губы.
– Знала. И сумела найти.
– Поэтому… – девочка понизила голос, – она и умерла?
– Да, – тяжело вздохнув, в очередной раз кивнула Герда.
– Почему она поручила мне найти эту вещь? Хочет, чтобы Проклятый Дух и меня свел в могилу? – все-таки, в детективных сериалах есть красивые фразы.
Несколько секунд женщина молчала, потом покачала головой:
– Вот этого я не знаю. Но в планы Элеоноры точно не входило твое убийство.
– А как она узнала об этой вещи?
– Вот это попало ей в руки, – Герда достала из кармана брюк маленький потрепанный блокнотик. – Я всегда ношу его с собой… – женщина несколько секунд смотрела на блокнот, потом положила его на стол и подтолкнула к Даше. – Держи. Он твой.
– Я потом посмотрю, – девочка убрала блокнот в карман и тут же выпалила следующий вопрос: – Но как она узнала, где искать?
– Вместе с блокнотом кое-что было, – Герда отставила чашку. – Сейчас, одну минуточку… – и, поднявшись, вышла в соседнюю комнату.
Что-то зашуршало, глухо бумкнуло, упав на пол… Герда зашипела. Даша, чувствуя, что вот-вот умрет от любопытства, вскочила с места и тихо поспешила следом за Гердой.
Женщина стояла около книжного шкафа, быстро вытаскивая с его полки увесистые тома. Даша прижималась к дверному косяку, незаметно наблюдая за ней.
Когда полка осталась пуста, выяснилось, что у шкафа не было задней стенки, а за томами скрывалась ниша в стене. Герда вытащила оттуда толстую книгу и, зажав ее под мышкой, стала убирать вытащенные книги на место. Даша, боясь попасться, тихо вернулась на кухню и села на место, снова прижав к себе подушку.
Герда вернулась через полминуты, положила книгу на стол. «Бабушкины рецепты» – прочитала Даша, рассмотрела веселого поваренка на обложке, затем подняла глаза на женщину и спросила удивленно:
– И как кулинарная книга может помочь в борьбе с древними проклятиями?..
– Нет, дело не в книге. Элеонора, поверь мне, не пироги пекла, чтобы узнать ответы, – женщина открыла книгу и стала листать. Между двух страниц выскользнул листок бумаги. – Вот, – она быстро пролистнула еще несколько страниц, поняла, что этот способ слишком медленный, подняла книгу за обложку и, перевернув, хорошенько встряхнула.
Целый ворох бумаг и конвертов посыпался на столешницу; некоторые конверты соскальзывали со стола и глухо шлепались на пол, некоторые бумаги пытались проскользнуть под диван, но Даша успевала прижать их ладонью.
– Вот то, что помогло Элеоноре, – Герда подняла упавшие конверты с пола, положила сверху на оставшуюся на столе стопку. – Это – подробный план дома, письма и фотографии. План разделен на двенадцать кусков, когда-то мы склеивали его, но потом снова разделили, чтобы спрятать, – она вытащила из ящика кухонной тумбы пакет и сложила в него все бумажки, конверты и фотокарточки. –
Склеишь – изучишь. Там нет ничего сложного.
– Спасибо, – Даша пододвинула пакет к себе, прижала ладонью. – Но у меня остался еще один вопрос…
– Тогда спроси.
– За что на дом было наслано проклятье? И в чем оно выражается?
– Я не знаю об этом, – неожиданно Герда побледнела. – Но… оно действительно страшное. Проклятый Дух. Он убивает всех, кто приближается к разгадке. И всех, кто знает слишком много, мне кажется. Столько людей искали или просто неудачно приближались к поместью… и…
– Он стережет артефакт? – предположила Даша.
– Не знаю! Не спрашивай об этом. Если слишком много знать и говорить…
– Дух живет только в доме и никогда не выходит оттуда. Я не думаю, что говорить о нем опасно.
– Не знаю, – снова повторила Герда, мотнув головой. – Тебе, наверное, пора домой. Мама, должно быть, ждет, – она засуетилась, вылетела в коридор, стянула Дашину футболку с веревки и кинула девочке.
– Мама на работе, – возразила та, все же отложив пакет и одеваясь.
– Все равно тебе пора, – Герда вручила пакет ей обратно и практически выставила за дверь.
«Все-таки, у них с Марианной определенно есть что-то общее», – вздохнув, подумала Даша.
* * *
После этого разговора Даше стало понятно еще немного. Но тайн все равно оставалось предостаточно. Поэтому Даша решила изучить все и сразу, в надежде зацепиться хоть за какую-нибудь ниточку. Придя домой, она переоделась в домашний халат, села за стол, включила свет и высыпала все содержимое пакета. В одну кучку она отложила черно-белые фотокарточки; в другую – конверты и старые письма, почти насквозь проеденные временем. Теперь перед Дашей осталась кучка из двенадцати листочков – план дома. Девочка взяла клейкую ленту, ножницы и села за работу.
Вскоре план был готов. Конечно, дался он ей нелегко. Сердце Даши бешено стучало. Она была так близка к разгадке…
Карта дома оказалась вполне стандартной. Он был построен еще в начале восемнадцатого века, в английском стиле: на первом этаже находился огромный холл, кухня, столовая, гостиная и небольшая кладовая под лестницей. Даша помнила, что гостиная была заперта, поэтому пометила ее красным карандашом. Также красным была помечена кладовая, так как сразу ее девочка не заметила и внутрь еще не заглядывала.
На втором этаже оказались две спальни, рабочий кабинет, вторая гостиная и малюсенькая комнатка с подписью на английском языке –
secret room
Добраться до секретной комнатки можно было только через кабинет, который, как помнила Даша, был закрыт на заржавевший амбарный замок, открыть которой и с ключом было сложно, а без ключа так и вообще не возможно. Девочка бережно сложила план дома и убрала в школьную папку для тетрадей. Тетрадки пока придется поносить просто так…
На одном из трухлявых конвертов зачем-то была проведена перепись имущества, частично на французском. Сколько всего тут было! Даше даже пришлось воспользоваться Интернет-переводчиком, ведь французского она совсем не знала.
В конце концов девочка решила переписать всю информацию, так как конверт был настолько стар, что просто разваливался на глазах. В итоге на листке бумаги красовалась запись:
Камин – 3 штуки
Диван – 4 штуки
Кресло – 7 штук
Шкаф – 19 штук
Рояль – 1 штука
Кровать с балдахином – 2 штуки
Подсвечники – 48 штук
Рога оленьи – 2 штуки
Ковры – 15 штук
Голова медведя – 1 штука
…и еще множество мебели и прочих предметов интерьера.
Листок с записями тоже отправился в папку для тетрадей. Вдруг пригодится?..
Следующими по очереди были фотографии. Их было очень много, и все были подписаны. Даша просто испугалась, что ей придется все пересмотреть!
Однако разбор фотокарточек довольно быстро захватил девочку с головой, и она, закусив губу и сосредоточенно сопя, с невероятным интересом рассматривала каждую из них.
На одной из фотографий Даша увидела аллею, ведущую к поместью, но едва смогла узнать ее: вместо высоких деревьев мощеную дорогу окружали газоны, заросшие высокой, давно некошеной травой. Деревья же только начали высаживать: мужчина с лихо закрученными усами стоял, оперевшись на лопату, воткнутую в землю, рядом с невысоким и тонким, подвязанным к палке деревцем. За руку его держала маленькая девочка в пышном платьице с кружевами и закрученными на висках кудряшками. Даша восхищенно вздохнула: она думала, что такая одежда существовала только в фильмах, которые по вечерам часто смотрела ее мама. Девочка перевернула фотокарточку, но подпись на обратной стороне стерлась, и разобрать, что именно там было написано, стало невозможно.
На следующей фотографии обнаружилась картина идиллическая: в большом зале за роялем сидела молодая полная женщина в пышном платье, широкой лентой перепоясанном под самой грудью, а рядом с ней стояла худая девочка лет четырнадцати, в прямом платье до колена с многочисленными завязочками, бантиками и рюшечками. Девочка, судя по широко открытому рту и большим восторженным глазам, пела что-то невероятно торжественное и, должно быть, праздничное. Даша с восторгом юного музыканта рассмотрела замершие на клавишах рояля мягкие пальцы гувернантки, ее сосредоточенное лицо, поднятый вверх подбородок. Перевела взгляд на напряженную фигурку девочки, на ее сцепленные в замок пальцы. Музыка юной дворянке явно давалась нелегко… Даша снова перевернула фотокарточку; подпись на обратной стороне гласила: «Фрау Марта даетъ урокъ музыки Елене (разучиваютъ рождественскую песню)».
Не менее внимательно Даша рассматривала фотографию, подписанную как «Орловкій рысакъ Ганимедъ въ поводу у Федора (конюха семьи Ореховыхъ)». Она изображала светлого коня с длинной гривой и мужчину в высоких сапогах, широких штанах и рубахе. Рассмотреть конюха Федора не удалось – его фигуру наполовину поглотило желтоватое пятно, а вот конь был строен, статен и прекрасен. Даша никогда не видела таких красивых лошадей, и теперь ей тоже захотелось стать дворянкой, чтобы по утрам ездить в школу не на троллейбусе, а на лошадке в яблоках, которую она назвала бы Генриеттой или Фредерикой. Имена эти она, конечно, слышала в том самом мамином фильме, где женщины носили пышные красивые платья.
Из более поздних фотографий Даше очень понравилась сделанная в 1939 году, изображавшая пару: молодую невысокую девушку со светлыми волосами, уложенными в пышную прическу, и одетую в блузку с тоненькой полоской и большим бантом на груди, юбку и маленькую шляпку; и темноволосого молодого человека в белой рубашке с галстуком. Они стояли на набережной, прислонившись к перилам, и молодой человек обнимал широко улыбающуюся девушку за плечи. Подпись сзади оповещала, что на фотографии запечатлены Елизавета и ее жених Михаил на прогулке в июле 1939 года.
Всего на разбор фотографий ушло не менее часа. Даша рассматривала лица прекрасных таинственных незнакомок в старинных платьях и изящных женщин в блузках, юбках или костюмах; мужчин с усами и бакенбардами и молодых советских студентов; суровостью запомнился врач Николай Степанович Орехов, а Варвара Николаевна, дочка его, юная артистка – прекрасной улыбкой и вдохновенным выражением лица. Но из всей громадной кипы Даша оставила на столе лишь одну фотокарточку, прилично потрепанную временем, подписанную на обратной стороне: «госпожа Орехова въ день своего венчанія 1904-га года 17 дня августа месяца».
Фотография изображала молодую девушку в свадебном платье с пышной юбкой и рукавами, украшенном кружевом, и ее жениха. От мужчины остался лишь нечеткий силуэт, зато лицо женщины прекрасно сохранилось и было видно до малейших деталей. Что-то в лице госпожи Ореховой напоминало Дашину тетю Элеонору. Именно поэтому она оставила эту фотографию на столе, чтобы показать Паше.
Теперь перед Дашей была куча писем. Читать чужую переписку девочке не представлялось заманчивым, именно поэтому она спрятала письма и фотографию со свадьбы мадам Ореховой в учебник английского языка и отложила до завтрашнего дня.
Часы показывали семь. Даша и не заметила, как день пролетел. Пора было ужинать и ждать маму с работы.
За бытовыми хлопотами девочка совсем скоро забыла о своем мистическом деле. Но оно снова всплыло в памяти, как только она легла спать.
Почти всю ночь Даша не могла уснуть – что-то не то было во всем этом… какая-то непонятная деталь, над которой и работал разум, не давая ей сомкнуть глаз.
Только к двум часам ночи Даша смогла задремать. Но сон продлился недолго – ночные кошмары подняли девочку в половине седьмого. Мама уже ушла на работу…
Даша села за стол, достала учебник, вытащила письма и фотографию и разложила их на столе. Нужно читать, не вечно же ждать. Да и никто другой за нее не будет этим заниматься.
Несколько писем ничего не говорили ни о доме, ни об артефакте, ни о Духе. Это были признания в любви, переписка матери и арестованного сына, письмо брата к уехавшей в другой город сестре и обратно… Даша злилась – знать чужие проблемы, которые хоть и канули в прошлое, но описаны были очень живописно, ей не хотелось.
Но вот одно письмо сначала показалось девочке банальным, но вскоре речь пошла именно о том, что ей было нужно.
«Здравствуй, дорогой мой Миша!
Люблю тебя и очень скучаю! Уже ведь шестнадцать месяцев, как идет война, о тебе ничего не известно. Несколько писем и вовсе вернули назад… Жив ли ты? Недавно ходила к бабке Агафье, спрашивала о тебе, она сказала, что жив, только ранен. Я очень жду тебя и волнуюсь, считаю каждый день… Давно ты уже на фронте, может быть, отпуск тебе какой-нибудь положен?
Сыночек наш, Петенька, – глаз да глаз за ним! – бегает по дому и болтает без умолку. Крепенький, шустрый, здоровенький. Я ему про тебя рассказываю, он знает, что папа его – герой! А как он на тебя похож – даже матушка удивляется. Может быть, тебя бы хоть на недельку к нам отпустили, сына-то повидать?.. Он все сочиняет истории, прямо на ходу, про то, как папка-солдат фашистов бьет. Слушаю и плачу – хоть бы и в жизни так просто все было…
Матушка здорова, мы вместе с нею по дому хлопочем. Папа в госпиталях, на юге; пишет, что работы много, но в том-то и долг его, жизни людям спасать. Сестра-бездельница все рвется в театр, играть, словно даром ей двадцать шесть уже, словно не нужно замуж идти! Дедушка твой по хозяйству помогает, вечерами рассказывает истории и нам, и Петеньке. С ним интересно, и это очень хорошо, что теперь мы живем все вместе. Тебя только, любимый мой, очень нам не хватает. Ах, если бы не было войны!..
Мурка наша в прошлое воскресенье принесла троих котят. Маленькие такие, худые, а уже разноцветные, как она, трех цветов пятнышки – белые, рыжие и черные. Варвара на них все смотрела да приговаривала: «какие чудесные, какие чудесные!». Мурка о них заботится, укрывает, вылизывает. Вчера они глазки открыли. Голубые, представляешь? Все, как один – с голубыми глазами! Соседи заходили, смотрели, забрать хотели, как подрастут, мол – мышей ловить в сарае да подполом. А мне их уже даже жалко отдавать будет, они так пищат в углу тихонечко, сопят, словно детки маленькие, а я и радуюсь. Петеньку только подальше от них держим, он ведь маленький, неосторожный, боимся, как бы ненароком не сделал беды.
А на днях вот что было: мы дров заготовили на зиму, сложили в поленницу все, а утром встали – раскиданы по двору все поленья. Кто-то озорничал, поганец, и ведь не взял ничего, просто напакостил. Варвара говорит, мол, слышала голоса какие-то ночью, будто шептал кто-то, но я ей не верю. Кому это понадобиться могло, в дом пробираться и шептать? Да и собака не лаяла, мы бы услышали. Все это Варваре об безделья мерещится, кабы стирала, полы мела и обед готовила с нами, не слышала бы голосов и не видела, как летают подсвечники сквозь стены. Если еще что-то скажет, честное слово, бабку Агафью приведу, пусть над ней пошепчет, может быть, и театром грезить перестанет.
Но это все мелочи, Миша. Варвара всегда такою была, ты же знаешь, только головы людям морочить и умеет. У нас все хорошо, война до нас не дошла, беспокоиться не о чем. Мы все тебя ждем. Береги себя!
Навеки твоя, Лизочка».
Даша перечитала письмо несколько раз. Сомнений быть не могло – Варвара слышала, как шепчет дух, и именно он озорничал во дворе. Только раскидывание дров ничего общего не имело с убийством людей, про которое рассказывали все, вспоминая байку о проклятом поместье. Так что же случилось? Что же заставило духа обратиться против обитателей дома?
Даша вздрогнула, чувствуя, как побежали по плечам холодные мурашки. Но любопытство уже в который раз брало верх, заставляя девочку продолжать поиски.
Теперь каждое воскресенье Даша и Паша ходили в загадочный дом в надежде разгадать загадку, уже загубившую столько жизней.
Глава вторая, в которой страшное неожиданно приносит пользу, а машины едут на юг
Даша вдруг вздохнула и закричала от боли, пронзившей тело. Что-то изнутри словно пыталось разорвать ее напополам, стальной колючей проволокой сворачиваясь в животе, ударяясь в ребра и сжимая сердце в ледяные тиски. Девушка изогнулась, давясь криком.
Чьи-то руки довольно крепко похлопали ее по щекам, боль стала медленно спадать, пульсируя в кончиках пальцев и глубоко в затылке. Девушка быстро задышала, вслушиваясь в странный писк, надоедливый и очень быстрый, раздающийся совсем рядом.
– Паша, – прошептала она, вслепую тыкаясь в пространстве. Веки были невыносимо тяжелыми, и Даша не могла найти в себе силы, чтобы поднять их.
– Открывай глаза, Дашенька, – раздался ласковый голос, и кто-то погладил девушку по голове.
Кто здесь?
Незнакомый голос… чужие руки…
Даша с трудом разлепила веки. Глаза застилала белесая пелена, изображение расплывалось, как упавшая в воду фотография, и девушка часто заморгала, пытаясь вернуть зрению четкость.
– Как ты себя чувствуешь?
Даша снова закрыла и открыла глаза. Изображение, наконец, сфокусировалось, и она увидела грязно-белый потолок больничной палаты.
Больница? Как она оказалась здесь? Ведь они были в доме, и…
Девушка содрогнулась от последних воспоминаний, одними глазами осматриваясь вокруг.
– Даша? – над ней наклонилась молоденькая круглолицая медсестра с кучерявыми рыжевато-каштановыми волосами, выбившимися из-под белой шапочки. – Как ты себя чувствуешь? – повторила она.
– Нормально… – с трудом разлепив сухие губы, ответила девушка. – Только… голова болит.
В ушах зазвенело от звука собственного голоса, в затылке будто бы ударили в набат. Даша зажмурилась, повертела головой, разминая шею.
– Я сделаю тебе укольчик, и все пройдет, – улыбнулась медсестра и, шурша халатом, быстро вышла из палаты.
Оставшись одна, Даша пошевелила затекшими кистями рук, согнула ноги в коленях и, убедившись, что организм вполне функционирует, а все конечности до сих пор при ней, прислушалась к тишине, нарушаемой только писком аппарата, присоединенного к левой руке.
– Что с ней?! Что с моей дочкой?! – раздался за дверью взволнованный голос ее мамы.
– Она очнулась, – спокойно отозвалась медсестра.
– Что с ней произошло? Она в порядке?.. Она…
– Вам все расскажет доктор, – медсестра попыталась протиснуться в приоткрытую дверь, чтобы скрыться в палате, но мама вцепилась в ее рукав и, буквально выдернув в коридор, закричала, сорвавшись на визг:
– Девушка, вы мне объясните, что с моим ребенком?! Я, вообще-то, мать!
– Тише, женщина, успокойтесь! – раздался другой голос – мужской. – Я доктор. Самое страшное уже позади, осталось лишь кое с чем разобраться…
– Она в порядке? Она будет жить? Доктор! Доктор, скажите, что все, что говорят… – мама громко всхлипнула, – скажите, что это неправда!
– Будем разбираться, – отозвался доктор.
– Разбираться! – взвизгнула мама. – Вы, вон, разобрались уже! Почему она кричала? Что вы с ней делаете?! Дайте мне посмотреть на нее!
– Женщина, – в голосе врача зазвенело раздражение, – это реанимация! Вам о чем-нибудь говорит это слово?
– Говорит о том, что все гораздо страшнее, чем вы это выставляете! – отрезала мама. – В реанимацию просто так не кладут! Покажите мне мою дочь!
– Александр Иванович, пусть через дверь посмотрит, – снова подала голос медсестра. – Ничего страшного от этого не случится.
Несколько секунд было тихо. Потом негромко скрипнула дверь. Даша повернула голову и встретилась глазами с мамой.
– Ой, девочка моя… – женщина, прикрыв рот руками, вытирала слезы растопыренными пальцами, размазывая по лицу и без того потекшую тушь.
Даша только слабо улыбнулась. Ответить было нечего.
– Видите? С ней все в порядке, – сохраняя на лице легкую улыбку, вкрадчиво, будто говоря с ребенком, произнесла медсестра. – Совсем скоро девочка пойдет на поправку. Вам не о чем волноваться.
– Но все, что говорят…
– А вы не слушайте, что говорят. Идемте, вам нужно присесть, – медсестра осторожно, но настойчиво потянула маму в коридор. Женщина схватилась пальцами за дверной косяк так крепко, словно ей сказали, что Дашу расстреляют, стоит ей отойти хоть на шаг.
– Идите, идите, – согласно кивнул доктор. – Наташа, накапай ей «Корвалол».
– Не надо мне ничего капать!.. – попыталась возмутиться мама, но ее тут же перебил новый голос:
– Надо, надо!
Пальцы соскользнули с дверного косяка, маму оттеснили в коридор, и в палату следом за врачом вошла высокая женщина со светлыми волосами, заколотыми в пучок.
– Девочке сейчас противопоказаны стрессы! – обернувшись, воскликнула она. – А вы устраиваете трагедию на глазах у ребенка! – судя по всему, мама продолжала оказывать сопротивление, поэтому, вздохнув, женщина добавила: – Я психолог. Я поговорю с вашей дочкой после того, как доктор ее осмотрит. И с вами, если вы до сих пор уверены, что все мы поголовно некомпетентны в том, что делаем.
Видимо, после этих слов мама все-таки сдалась, потому что психолог, удовлетворенно кивнув, отошла от двери.
– Как ты себя чувствуешь, Даша? – пожилой мужчина в белом халате присел на край кровати рядом с девушкой. Выглядел он как самый настоящий доктор Айболит – серебристо-седой, с аккуратной бородкой, с папкой, тетрадью для записей и ручкой в руках.
– В целом… уже неплохо, – ответила Даша.
Врач кивнул, открыл тетрадь, пролистнул несколько страниц, вытащил из кармана очки в тонкой оправе, нацепил на нос. Щелкнула кнопка ручки, и Александр Иванович стал что-то записывать.
– Голова кружится? – через несколько секунд спросил он.
– Немного… – призналась девушка.
Врач сделал еще какие-то пометки.
– Не тошнит? В глазах не плывет?
– Нет, – девушка присела на кровати, внимательно осматривая палату и нескольких молодых практикантов, замерших в дверях за спиной полной, уже немолодой женщины в зеленоватом медицинском халате.
– Здравствуйте, Галина Дмитриевна, – не отрываясь от записей, поприветствовал ту Александр Иванович. – Уберите молодежь, тут смотреть не на что.
– Слышали? – подбоченилась женщина. – Пошли, пошли отсюда! Идемте в третью палату, там у нас… – дверь за ней закрылась, и Даша не смогла разобрать дальнейших слов.
– Наташа, значит, смотри, – врач вытащил небольшой листок из папки, положил на тетрадь, – на завтра – повторный анализ крови, – ручка быстро поскакала по бумаге. – Также проверим сердце. И, я думаю, печень стоит посмотреть. Нужно искать, на чем это все сказалось. Не может быть, чтобы бесследно прошло, – Александр Иванович протянул листок медсестре, закрыл папку. – Дашунька, – он с улыбкой обратился к ней, – я посмотрю твой живот. Скажешь мне, если будет больно.
Даша кивнула.
Врач откинул одеяло, приподнял футболку и, надавив на одну точку на животе, вопросительно посмотрел на девушку. Даша отрицательно покачала головой. Так повторилось несколько раз, но боли, которую девушка взволнованно ждала, так и не последовало.
– Хорошо, очень хорошо, – кивнул Александр Иванович. – Немножко увеличена печень, но это мы подлечим, это не страшно… Наташа! – окликнул он медсестру, которая, зазевавшись, смотрела в окно, забавно оттопырив губу. – Слышишь меня? Завтра пусть посмотрят, что и как, возможно, есть смысл выписать ей диету и лекарства. Пока ничего не давайте.
– Угу, – тряхнула кудрями Наташа.
– Вот тебе и «угу», – добродушно передразнил врач, сняв очки. – Дарья, – прищурив глаза, он посмотрел на нее, – на что-то, может быть, жалуешься? Может быть, что-то болит?
– Голова, – кивнула девушка.
– Ты же сказала, что только кружится немного? – поднял бровь Александр Иванович.
– Кружится – немного, а болит – сильно, – пожала плечами Даша.
– Может быть, ей нужно что-нибудь обезболивающее? – подала голос психолог, до этого стоявшая молча, сложив руки на груди.
– Укол? – практически с вызовом спросила Наташа, тут же встрепенувшись.
– Нет, только в крайнем случае, – ответил врач, вешая ручку на карман. – Пока что-нибудь легкое дайте.
Несколько секунд молчали, потом снова оживилась медсестра:
– Александр Иванович, а капельницу снимать?
– Да, снимайте, – кивнул он. – И вообще, переводите ее в общую палату, выкарабкалась уже.
– А надолго я здесь? – подала голос Даша.
– Недельку полежишь, там посмотрим, – отозвался врач.
– А что со мной случилось?
– Вы проверяли ориентацию в пространстве, временную потерю памяти? – спросила психолог, как только Александр Иванович открыл рот, чтобы ответить.
– Проверяли, проверяли, – вздохнул он. – Но в Дашином положении вполне нормально ничего не вспомнить.
– Так что со мной случилось?
– Наркотическое отравление, но мы тебя откачали! – с глуповатой улыбкой объявила Наташа, возившаяся с капельницей.
– Что?! – вскрикнула Даша, распахнув глаза и подпрыгнув на месте.
– Опять эти слухи, Наталья! – резко обернулся к медсестре Александр Иванович. – Ты медик или девочка-сплетница?
– Наташа! Нельзя рубить с плеча, это же не этично! – одновременно с ним возмутилась психолог, уперевшись руками в бока. – Зайдешь ко мне в кабинет потом.
– Опять?! – возмутилась медсестра, выронив почти пустую склянку, которая тут же поспешила укатиться под кровать.
– Не опять, а снова, – отрезала психолог. – Иди, подготовь палату лучше, хватит девочку в реанимации держать. Иди-иди.
Наташа что-то недовольно пробубнила, вытащила склянку из-под кровати и поспешила в коридор, вскинув голову. Александр Иванович вздохнул.
– Но… Александр Иванович, – Даша смотрела на него умоляюще, – какое еще наркотическое отравление?.. Я же никогда…
– Не волнуйся, Дарья, не волнуйся, – врач положил ладонь ей на плечо, ободряюще сжал. – Если уж быть честным… мы не смогли определить, что это за вещество. Да, отравление. Да, токсикологическое. Но это не наркотик. Наркотики, поверь мне, экспертиза распознает.
– А это – не распознала? – спросила девушка, изменившись в лице.
– А это – не распознала, – кивнул Александр Иванович. – Но люди уже почем зря болтают. Не слушай, хорошо? Мы со всем разберемся.
– Хорошо, – согласилась Даша.
– Вот и молодец, – врач улыбнулся, убрал руку, поднялся на ноги. – Отдыхай, пока Наташа подготовит тебе место.
* * *
Когда Даша уже расположилась на новом месте в маленькой одноместной палате в самом конце коридора и собиралась задремать, в палату внезапно вошла психолог.
– Здравствуй, Дашенька, – улыбнулась она и подсела к девушке на кровать.
– Здравствуйте, – пробормотала девушка, приподнимаясь на локтях, а затем и вовсе садясь – судя по всему, психолог собиралась задержаться.
– Меня зовут Александра Владимировна. Со мной ты можешь быть как ни с кем откровенна, все твои тайны не выйдут за пределы этой комнаты.
– Я не маленькая, – ответила Даша.
– Конечно, – улыбнулась психолог.
Даша вкладывала в эту фразу совершенно иной смысл: тот, что ее уже не уговорить, как малышку, и она знает, что Александра Владимировна все передаст врачам. Но взрослые все понимают по-другому, и Александра Владимировна поняла эту фразу со смыслом «я знаю».
– И сколько тебе лет, Дашенька? – психолог улыбалась настолько ласково, что Дашу невольно замутило.
– Шестнадцать будет. Меньше чем через месяц, – все же ответила она.
– Ты учишься в школе?
– Да.
– В каком классе? – с неестественно заинтересованным лицом продолжала спрашивать Александра Владимировна. Даше казалось, что психолог либо считает ее пятилетней малышкой, с которой нельзя говорить по-человечески, либо ожидает, что девушка сейчас расскажет что-то про класс высшей эльфийской магии пятого круга – иначе ее выражение лица просто нельзя было объяснить.
– В десятый пойду, – вздохнув, ответила Даша.
– Тебе нравится учеба? Какие оценки получаешь? – оживилась Александра Владимировна.
– Ну… скорее нравится, чем нет, – девушка выдавила улыбку. – Учусь хорошо. Четверки есть, но пятерок больше. Мама гордится.
– О, это очень хорошо, что мама тобой гордится! – просияла Александра Владимировна. – У тебя с ней хорошие отношения?
– Отличные, – кивнула Даша. Отношения с мамой у нее и правда были весьма теплыми, лишь про увлечение делом проклятого поместья приходилось умалчивать.
– А как у тебя дела с друзьями? Есть товарищи? Подружки? Парень?
– Да какой там парень, – фыркнула Даша, – мне Пашки хватает! – и вдруг побледнела. – Пашка! Где он?! – девушка подскочила на кровати, распахнув глаза.
– Он в соседней палате. Не в месте же вас класть, – все так же мило продолжала улыбаться психолог. Больше всего Даша хотела попросить, чтобы она, наконец, сняла эту гримасу и поговорила с ней нормально, как женщина с женщиной. Ну, как женщина с ребенком…
– С ним все в порядке? – стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал, спросила Даша.
– Все великолепно, – с лицом куклы Барби кивнула Александра Владимировна.
– А если честно? – едва ли не выкрикнула Даша.
– Не волнуйся, Дашенька, все хорошо, – психолог протянула руку, чтобы успокоить ее, но Даша увернулась.
– Я вам не верю! – со слезами на глазах воскликнула она. – Что происходит вообще? Все говорят о наркотиках, Александр Иванович сказал мне их не слушать, какие-то слухи, с чем-то нужно разбираться… – девушка шмыгнула носом. – Я чуть не умерла, теперь вы меня допрашиваете, словно я убила кого-то, – слезы полились неудержимым потоком, – а сами не говорите, что случилось с моим лучшим другом. Это так искренно, тек честно, что я даже завидую размерам вашей совести! – и Даша разрыдалась, откинувшись на подушку.
Психолог была озадачена. Такой реакции она явно не ожидала, поэтому зависла кратковременная пауза.
– Даша, тебе нельзя волноваться, – взяв себя в руки, произнесла она, наклонившись к девушке. – С твоим другом все хорошо, можешь быть уверена. Скажи лучше мне…
– Ничего я вам не скажу, – буркнула Даша, закрыв лицо ладонями, – пока вы не расскажете мне, что на самом деле с Пашкой. Лучше горькая, но правда.
– Даша…
– Нет. Я буду говорить только в присутствии моего адвоката.
Александра Владимировна громко вздохнула и, подумав с полминуты, произнесла:
– Павлу повезло меньше, чем тебе. Его спасают врачи. Совсем недавно даже думали, что не выкарабкается…
– Что?! – Даша снова подскочила. – Пашка не может умереть! Он… он… – девушка снова задохнулась слезами.
– Тише, Даша, тише, – на лицо Александры Владимировны снова стала возвращаться слишком спокойная улыбка. – Все будет хорошо. Он поправится. Ему уже стало лучше по сравнению с тем, что было вчера.
– Вчера? То есть… мы здесь давно? Как нас нашли? – пользуясь тем, что психолог не задавала новых вопросов, Даша почувствовала полное право задавать свои.
– Думаешь, ваши родители не испугались, когда вы не пришли домой даже после полуночи? Естественно, они сразу позвонили в милицию.
– И тогда нас нашли?
