Текст книги "Стимпанк! (сборник)"

Автор книги: Кассандра Клэр

Соавторы: Холли Блэк,Либба Брэй,Кори Доктороу,Келли Линк,Делия Шерман,Элизабет Нокс,Кристофер Роу,Дилан Хоррокс,Гевин Грант,М. Т. Андерсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Везде одно и то же, – пожал плечами Шип. – Люди не меняются.

Лус ожидала, что отец и другие члены совета рассядутся за длинным столом прямо на площади перед зданием суда. И что весь город сбежится смотреть на разбирательство. И даже что Шипа выведут со связанными руками.

Но вот федеральных маршалов она не ждала никак.

Их было двое: седовласый мужчина с мертвым взглядом и мрачная женщина. Они не позаботились слезть со странных, наполовину механических скакунов – только пролаяли ближайшим к ним горожанам приказ принести по ведру угля, которые затем опорожнили в топки, открывавшиеся сверху в крупах гибридов. Вид у них был до крайности нетерпеливый. Впрочем, с федералами так всегда.

Лус плюхнулась на землю перед скамейкой для стариков и удобно облокотилась на бабушкины колени.

– Я думала, договор между городом и федералами гарантирует нам право на собственный суд, – проворчала она.

Абуэла похлопала ее по плечу, хотя ничего ободряющего в этом жесте не было.

– Мой сын больше боится твоего Шипучки и того, что он может нам сделать, чем федералов, – сказала она, имея в виду отца Лус. – Это совет пригласил маршалов.

Прежде чем Лус успела открыть рот, женщина, председательствовавшая в совете, постучала по столу.

– Мы собрались сегодня в чрезвычайном порядке, – начала она, – и единственный вопрос нашей повестки дня – запретное технологическое устройство, которое этот мальчик из… Северной Каролины привез в наш город.

Внезапно руку поднял папа Лус.

– Я предлагаю перевести собрание в закрытый режим, – сказал он, вставая. – Мы будем говорить о вещах, которые нашим детям слушать совсем не нужно.

Горожане зашептались. Ну надо же, поразилась Лус! Ладно бы они сетовали, что не смогут присутствовать на разбирательстве, так помимо ее ровесников все, кажется, охотно согласились с предложением. Прежде чем кто-то из членов совета успел ответить, слово внезапно взял Шипучка.

– Я полагаю, мне дозволено говорить? – осведомился он. – В других городских советах, по крайней мере, было так.

Женщина-маршал наклонилась с седла и прошептала что-то на ухо мужчине, не отрывавшего тусклого, мертвого взгляда от подсудимого.

Председательша тоже это заметила и забеспокоилась.

– Да, – сказала она Шипучке, – мы уже в курсе, что тебе не в первый раз предъявляют подобные обвинения. Будь осторожен и имей в виду: все, что ты скажешь, может потом быть использовано против тебя. Исполнять вынесенный приговор, возможно, будем и не мы.

Шипучка посмотрел на маршалов, а потом на совет.

– Да, мэм, – отозвался он, – это я понимаю. До сих пор мне еще не доводилось бывать в городе, который контролирует федеральное правительство.

– Эй, ты! – Гневный голос отца Лус перекрыл бурчание толпы. – Мы так же суверенны, как любой другой город Америки, и так же подчиняемся закону, который оставляет отправление правосудия за нами. Ты нарушил наши законы, и в нашей власти определить твою дальнейшую судьбу. Эти маршалы присутствуют здесь в знак того, что мы считаем твои преступления особо серьезными. А также для того, чтобы сообщить суду, какие еще преступления ты совершил, прежде чем прибыть сюда.

– Какие еще преступления? – Лус даже не заметила, как вскочила.

– Сядь, Луса! – оборвал ее отец.

– У меня есть право выбрать кого-то из местных выступать от моего имени, не так ли? – вмешался Шипучка, прежде чем она успела что-то сказать. – Ну так я выбираю ее. Я хочу, чтобы моим защитником была Лус.

– Ох, ради бога! – К великому удивлению Лус (и всех собравшихся вместе с нею) голос подала женщина-маршал.

– Сальма, – продолжала она, обращаясь к сидевшей во главе стола председательше. – Мы приехали сюда, чтобы уничтожить недозволенный автомобиль – в качестве личной услуги тебе! И мы не станем слушать, как вы, чертовы луддиты[17]17
  Луддиты – противники механизации. Изначально – участники стихийных протестов, проходивших в конце XVIII и начале XIX века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии


[Закрыть], играете в правосудие!

– Вы знаете нашу процедуру, маршал, – ответила та. – Мы должны сначала вынести вердикт против… как там зовут этого мальчика, вы сказали?

Лус ждала, что ответит Шипучка, но за него это сделала маршал:

– Его зовут Смирение-перед-Господом Брэдфорд. Он состоял в локалистской общине шейкеров, что в Табаковилле, штат Северная Каролина[18]18
  Шейкеры – протестантская секта, основанная в Англии в 1747 году и перебравшаяся затем в США.


[Закрыть].

– Состоял, вы сказали? – переспросила председательша. – Его что, исключили?

– Он сбежал, – пожала плечами маршал. – Показатели текучки у них выше, чем у вас.

В первый раз на памяти Лус Шипучка выглядел смущенным и даже испуганным.

– Транспортные средства подобного типа находятся вне закона, – сурово продолжала маршал, – что бы там ни решил ваш игрушечный совет. И мы не обязаны ждать никакого вердикта, чтобы осуществить наказание.

После этих слов оба маршала свистнули, громко и резко, и соскочили с коней.

Кони ринулись вперед.

Губы их закрутились назад, открывая клыки там, где полагалось бы быть нормальным лошадиным зубам. Длинные когти выдвинулись из бабок над окованными сталью копытами, под шкурой заходили железные мускулы. Изрыгая дым из ноздрей и ушей, они с двух сторон кинулись на машину и принялись рвать, кусать, топтать и мять. Площадь наполнилась громким стоном рвущегося металла и треском крошащегося дерева – но все же недостаточно громким, чтобы заглушить вопли детей в толпе. Неизвестно, что еще было страшнее – издаваемые адскими конями звуки или внезапная ярость их атаки.

За несколько секунд машина по имени Рудольф превратилась в кучу металлолома. Лошади втянули зубы и когти и мирно вернулись к хозяевам, которые распорядились принести еще угля – восстановить силы, потраченные за время побоища.

Никто не произнес ни слова. Шипучка стоял и моргал, часто-часто – точно таким Лус увидела его в первый раз.

Наконец федералы закончили топить коней и повернулись к собранию.

– Если хочешь, мы можем забрать заключенного с собой, – сказала женщина, обращаясь к председательше. – Мы лучше оснащены для работы с такими, как он.

– Нет! – ответила Лус. Все взгляды обратились на нее, придавив, как мешком угля. – Вы уже достаточно наразрушали тут, – процедила она сквозь зубы. – Теперь убирайтесь.

Женщина и ее мертвоглазый спутник обменялись недобрыми улыбками. Прошло несколько минут. Никто не сказал ни слова. Тогда они дали шпоры коням и, развернувшись, покинули площадь.

– А теперь вы… – Лус повернулась к совету. – Что вы тут устроили? Папа, ты не смеешь поддерживать федералов. Никто из вас не смеет. Лучше к ним залезть в долги, чем обсуждать дела при нас, так, что ли?

– Мы всегда защищали от этого наших детей, Лус. По крайней мере, пока те не достигнут совершеннолетия, – сказал отец. – И ты это прекрасно знаешь. Но раз ты все равно уже увидела… Он помолчал. – Это то, о чем я тогда говорил тебе, Лус. У твоего друга есть личный автомобиль – и он источник такого зла и таких бед в нашем мире, что… Я не готов тебе все сейчас объяснять. Этого просто не должно быть.

Лус презрительно скривилась и проследовала к куче покореженных железяк, некогда звавшейся Рудольфом.

– Ты про это, папа? Сдается мне, у него больше нет никакого автомобиля.

Она ждала, что Шипучка ее поддержит, но он все так же молча таращился на останки. В кои-то веки ему было нечего сказать в свою защиту.

Зато у него есть адвокат, вспомнила Лус, и это я.

– Вы должны его отпустить, – сказала она. – Мы должны его отпустить.

Прежде чем отец успел ответить, председательша подозвала его к себе. Они некоторое время пошептались.

– Этот молодой человек больше не представляет опасности ни для нашей общины, ни для земли, – объявила глава совета. – Он может идти. Собрание закрыто.

– Он должен уйти, – кивнул отец Лус.

Члены совета встали. Площадь постепенно опустела. Горожане, обсуждая случившееся, возвращались домой. Отец двинулся было к Лус, но бабушка покачала головой, и он развернулся и пошел прочь.

Ей ведь довольно много рассказывали о том, как ремонтировать всякие вещи и даже делать новые… И о том, как искать детали по свалкам… И о том, как скользить на доске по океанским волнам навстречу брызгам и солнцу.

Лус подошла к Шипучке – как бы его там на самом деле ни звали – и положила руку ему на плечо.

– Я знаю, где раздобыть кое-какие запчасти, – сказала она.

Приносим извинения всем художникам-иллюстраторам XIX века, а также всем, кого отбраковала машина Империи.

Дилан Хоррокс
Стим-Герл

В первый раз, когда я ее увидел, она стояла за библиотекой, уставившись в землю. Линялое синее платье, поношенная кожаная куртка, шнурованные башмаки до колен и очки в черной оправе. Но что на самом деле заставило меня остановиться и вытаращиться на нее, так это шляпа: старая, дикого вида штуковина, свисающая по бокам на уши и с большущими толстыми окулярами спереди.

Оказалось, она в моем классе по английскому. И сидит, подумать только, прямо рядом со мной – прямо в своей куртке, шляпе и окулярах. И пахнет, как лавка старьевщика.

– Идиотка, – припечатал Майкл Кармайкл.

– Фрик, – согласилась Аманда Андерсон.

На смех она не обратила ни малейшего внимания, просто полезла в сумку за тетрадью и карандашом. И наклонилась над столом пониже, чтобы никто не видел, что она там пишет.

Уже потом, когда миссис Хендрикс отвлеклась на взрыв дебильного хохота в первых рядах, я наклонился в ее сторону и прошептал:

– Классная шляпа.

Она нахмурилась и поглядела на меня, потом уткнулась снова в свою тетрадь. Брови у нее оказались цвета сыра.

– Никакая это не шляпа, – проворчала она, не поднимая головы. – А шлем. Летный шлем.

– Ого, – сказал я. – А ты тогда кто? Пилот?

Тут она подняла-таки глаза и улыбнулась мне – довольно лукаво.

– Стим-Герл, – отозвалась она.

– Что такое Стим-Герл?

Но тут, как назло, миссис Хендрикс принялась орать, и весь класс живо заткнулся.

После уроков она ждала меня у школьных ворот. Я убедился, что никто не смотрит, и только потом брякнул «привет».

– Вот, – сказала она, протянув мне тетрадь.

Простую, дешевую школьную тетрадь с мятой обложкой и ободранными уголками. На первой странице обнаружилось название, большими синими буквами:

СТИМ-ГЕРЛ.

А под ним – рисунок девушки, почти такой же, как та, что стояла сейчас передо мной, только постройнее и покрасивее: синее платье, кожаная куртка, высокие ботинки на шнурках, летный шлем и очки. С той только разницей, что на рисунке она смотрелась офигенно, а не просто… странно.

– Твоя работа? – спросил я. – Шикарно получилось.

– Спасибо, – отозвалась она и перевернула несколько страниц.

Там оказались еще рисунки и всякие диаграммы: летучий корабль в форме сигары; какие-то люди в старомодных водолазных костюмах, плывущие через космос; странные чужеземные пейзажи; не менее странные заводные гаджеты и, конечно, Стим-Герл: то выпрыгивающая из корабля, то сражающаяся с монстрами – смеющаяся, улыбающаяся…

– Так кто такая эта Стим-Герл? – спросил я.

– Искательница приключений. Ну, то есть это папа у нее искатель приключений, ученый и первооткрыватель. Но она везде летает с ним – на экспериментальном паровом дирижабле «Марсианская роза». Еще она делает всякие гаджеты.

Порывшись в сумке, она извлекла нечто, сильно напоминавшее швейцарский армейский нож, только очень старый и ржавый. Отвертки, пассатижи и куски проволоки торчали из него во все стороны. Среди них виднелась даже маленькая деревянная чайная ложка.

– Это Марк-2, Многофункциональное Карманное Инженерное Приспособление, – победоносно сообщила она. – Одно из первых – и лучших – изобретений Стим-Герл. Оно вытащило их с отцом из многих передряг – вот, скажем, когда на Луне их захватили троглодиты и посадили в подземный зоопарк…

Она тараторила и размахивала руками, так что мне пришлось даже сделать шаг назад – на всякий случай, вдруг она сейчас как ткнет в меня этой штуковиной…

– С его помощью Стим-Герл взломала замок на клетке, так что они сумели вернуться на «Марсианскую розу» как раз вовремя, – продолжала она, наполовину прикрыв глаза. – И когда они взмыли в воздух, троглодиты у себя в пещерах завыли так, что земля затряслась, и лунная пыль поднялась огромными волнами над поверхностью, колыхаясь, как море под порывами ветра…

– Э-э-э… – Я, честно говоря, не знал, что на это сказать. – То есть ты все это придумала, да?

Она замолчала. Потом выхватила у меня из рук тетрадь и запихала ее в сумку.

– Увидимся, – сказала она и сбежала, прежде чем я успел что-то ответить.

Я никогда не был, как это называется, душой компании. Проще говоря, не пользовался в классе популярностью. Никакой, от слова совсем. Я не особо умен, не силен в спорте и внешность в промежутке между слишком большими зубами и курчавой черной шевелюрой имею довольно дурацкую. Мама всегда говорила, что у меня есть «скрытые таланты», но на попытки отыскать их в себе я забил довольно давно. Словом, я привык быть один.

Нет, у меня на самом деле были друзья. Когда-то я даже тусовался с Амандой Андерсон, самой красивой девочкой во всей школе. Мы живем на одной улице, и когда мне было не то шесть, не то семь, ее мама, бывало, заглядывала к моей на чашечку кофе. Мы с Амандой играли в Лего, и в куклы, и во всякое другое. Моим родителям было плевать на эти, как их, гендерные стереотипы, так что они преспокойно покупали мне девчачьи игрушки. У меня был отличный кукольный домик и некоторые аксессуары для Барби, которые даже Аманда оценила. Мне, честно сказать, было все равно: я играл во все.

А потом в один прекрасный день Аманда всем в школе раззвонила про моих кукол. Можете представить, что мне после этого устроили. Когда я рассказал родителям, они позвонили маме Аманды, и они с дочкой больше никогда к нам не приходили.

Я рад, что мои так за меня вступились, но вот сцену устраивать было совсем не обязательно. Я хочу сказать, не то чтобы мы с Амандой были лучшие друзья – в школе мы хорошо если слово друг другу скажем. Но она была реально красивая, даже тогда, давно, и, наверное, я в глубине души надеялся, что когда-нибудь мы с ней, может быть… Ну, вы меня поняли.

Самое грустное и даже жалкое – что после всех этих лет я, типа, еще питаю какие-то надежды. Типа как в кино, когда самая крутая и популярная девица в школе внезапно влюбляется по уши в совсем не популярного ботана и посылает далеко и надолго мачо-футболиста. Проблема в том, что в кино непопулярного ботана всегда играет какая-нибудь супер-пупер-кинозвезда – а в действительности его играю я.

Сейчас Аманда гуляла с Майклом Кармайклом, у которого усы начали расти на три года раньше, чем у меня, и который играет на басу в одной крутой группе. Он однажды после уроков сунул мне в штаны зажженную сигарету. Я потом целых пять минут ее вытряхивал, а домой пришел с пузырями на таких местах, знать о которых вам не обязательно. Ума не приложу, почему Майкл такая задница, но он и правда считает за личное оскорбление, если кто-то некрасивый, или глупый, или умный, или просто не такой, как все. Его это просто выбешивает. Мне его почти жалко, идиота, но потом он дефилирует мимо по коридору с Амандой Андерсон под ручку, и вся жалость тут же куда-то испаряется.

Короче, как я уже говорил, друзей у меня в общем-то нет. И по большей части мне наплевать. Я сижу себе дома и режусь в компьютерные игры. Многие делают это для общения – постоянно чатятся, френдятся и всякое такое. А я – нет. Я просто делаю квесты, бью монстров, добываю золото и всякий стафф. Вот за это я их и люблю: даже такой лузер, как я, может чего-то достичь, просто нажимая кнопки и просиживая часы за экраном. Хорошо бы реальная жизнь была немножко похожа на эту.

Но время от времени одиночество вдруг становится невыносимым. Тогда я пытаюсь улыбаться людям в классе. Иногда они отвечают улыбкой, а иногда рожи у них такие, будто они хотят меня пнуть или, чего доброго, сблевать. И тогда мне становится еще хуже. Однажды я так улыбнулся Аманде, и Аманда почему-то улыбнулась мне. После урока Майкл Кармайкл хорошо приложил меня об стену и потребовал прекратить вымораживать его подружку.

Так что когда эта новенькая подкараулила меня у ворот, я не знал что и думать. Что ли она меня преследует? Меня еще никогда никто не преследовал (по очевидным причинам) … но иногда думал, что вот было бы здорово. Правда, у меня в фантазиях преследовательницей всегда оказывалась шикарная, одержимая похотью блондинка… Главное, чтобы не в самом деле одержимая…

А все-таки эта ее тетрадь действительно крута, что есть, то есть. Той ночью я лежал в постели, а мысли упорно возвращались к волнам лунной пыли… к «Марсианской розе»… и, конечно, к Стим-Герл. Которая, между прочим, вполне шикарная и блондинистая.

Так что утром, завидев кожаный шлемофон, подпрыгивающий на волнах толстовочных капюшонов и просто немытых голов, я не успел оглянуться, как уже проталкивался к нему через толпу.

– Привет, – сказал я как можно более непринужденно.

– Привет. – Она едва на меня посмотрела.

– Почему я ни разу тебя не видел до прошлой недели? Вы недавно сюда переехали или что?

Вместо ответа она ухватила меня за руку и потащила прочь из потока в тихую заводь. Я так удивился, что и слова вымолвить не смог.

– Слушай-ка, – она так и не выпустила мою руку. – Хочешь, встретимся в обеденный перерыв?

– Э-э-э… да, конечно. Наверное, да.

Какое там «конечно» – но что еще я мог сказать, посудите сами?

– Тогда возле мусоросжигалки. В четверть первого.

В ее устах это звучало так, будто у нас таинственное секретное свидание, не иначе.

А она тем временем отпустила меня и нырнула обратно в толпу.

– …Там, откуда пришла Стим-Герл, даже законы физики другие. Во всех технологиях есть доля магии. Там все… не такое унылое, не такое логичное, не такое прямолинейное – и более возможное.

Мы сидели на стене за мусоросжигательным блоком. Пахло дымом и мусором, зато вокруг не было никого – вот уж действительно большое преимущество. Я листал ее тетрадь, упиваясь длинными ногами и лукавой улыбкой этой чертовки, Стим-Герл.

– Вот возьмем «Марсианскую розу», – говорила она. – Это самый крутой на свете дирижабль, у него совершенно поразительный мотор, он называется Спиродинамический Многомерный Усиленный Паровой Двигатель. Я в точности не уверена, как он работает… что-то там насчет пара, циркулирующего по нескольким измерениям сразу, что значительно усиливает мощность. Его изобрела мама Стим-Герл, которая таинственным образом исчезла, когда та была еще совсем малышкой. Она тоже была изобретательницей…

– А это что? – я ткнул пальцем в страницу.

– А, это Марс!

На картинке раскинулся настоящий сказочный дворец, прилепившийся к склону исполинской багровой горы. На первом плане несколько облаченных в доспехи человек ехали на больших странных птицах.

– Это гидроптицы, – объяснила она. – На самом деле совсем не птицы, а летающие динозавры, просто покрытые сверкающей желто-зеленой чешуей, которая очень похожа на перья. Когда на нее попадает солнце, она сияет и переливается, как многоцветный витраж. Это ужасно красиво…

Я посмотрел на нее. Она неспешно болтала ногами и таращилась куда-то в даль, не мигая. В том, как она говорила, было что-то очень серьезное.

На следующем рисунке обнаружился интерьер дворца. Высокий, тонкий мужчина с длинной белой бородой сидел на троне.

– Как только мы прибыли, – поведала она, – нас тут же отвели к королю Минниматоку. Марсиане сильно разнервничались: они ведь никогда до тех пор не видали людей с Земли.

– А это кто? – я показал на стоящую рядом с королем молодую темноволосую красавицу.

– Принцесса Лусанна, королевская дочь. Как только она увидала отца Стим-Герл, сразу же зарделась в цвет зари. Так делают все марсианские женщины, когда в кого-то влюбляются.

Она кинула на меня быстрый взгляд, потом снова уставилась на свои ботинки и продолжала:

– Сначала король понятия не имел, как ему поступить с путешественниками из иного мира. Поэтому он призвал Королевский Оракул – это был некто в длинном черном плаще с капюшоном, полностью скрывающим лицо. Но стоило ему войти в залу, как он тут же испустил пронзительный вопль и упал, лишившись чувств. Вся стража тут же наставила копья на Стим-Герл и ее отца, и даже король вытащил свой меч из ножен. Кажется, все обернулось совсем не в их пользу.

Рассказчица соскочила со стены, потянулась и принялась ходить туда и обратно.

– Но тут вмешалась принцесса Лусанна. Она стала умолять короля дать чужакам еще один шанс. Тот заколебался. В конце концов земляне поклялись, что пришли с миром. Более того, его возлюбленной дочери один из них, кажется, пришелся по нраву. Но проблема в том, что на кону стояла судьба его королевства – а может быть, и всей планеты!

Я успел позабыть про тетрадь, про запах мусоросжигалки, про остывшие сандвичи и нагревшийся сок, с головой уйдя в ее рассказ, в самый звук ее голоса. Я глядел, как она вышагивает по грязному асфальту, и хотел только одного – чтобы она продолжала.

– Тогда Стим-Герл пришла в голову одна идея. Она сделала реверанс королю, – тут она сама присела в довольно-таки неуклюжем реверансе, – и сказала, что у нее есть для него подарок. Для него и его прекрасной дочери.

Тут она нырнула в свою сумку и вытащила какую-то маленькую металлическую штуковину, уместившуюся в сложенных вместе ладошках: крошечную механическую птичку из железа и дерева, сплошь на миниатюрных шарнирах и рычажках.

– Ух ты! – только и смог сказать я.

– Это Заводной Воробей, – сообщила рассказчица. – Очаровательная вещица, милая поделка, которую Стим-Герл изготовила, пока они долго-долго летели с Луны на Марс. И вот она показала ее королю и завела пружину – вот так…

Она и вправду повернула ключик, размером с детский ноготок – я аж дыхание задержал. Внутри у воробья затикали шестеренки…

– …а потом раскрыла ладони и выпустила ее на свободу.

Заводной Воробей спикировал вертикально вниз, брякнувшись оземь с жутким лязгом, от которого у меня чуть зубы не заныли. Мы молча проводили его глазами. На асфальте он внезапно ожил: ржавые крылышки затрепыхались, клювик принялся зевать, так что птица, лежа на боку, протанцевала несколько дюймов – и в конце концов замерла.

– М-да, на Марсе он работал определенно лучше, – сказала моя новая знакомая, подбирая, изломанное металлическое тельце и отворачиваясь.

– Это было… просто потрясающе! – вскричал я, соскакивая со стены. – Где ты его взяла? Можно мне посмотреть?

Но игрушку уже убрали.

– Забей, – сказала она, вешая сумку на плечо. – Сейчас уже будет звонок.

– Но нельзя же вот так все бросить! Что случилось с королем дальше? И с этой – как бишь ее звали? – Люси?

Я гнался за ней по пятам всю дорогу до корпуса «Е», но она не сказала больше ни слова. Звонок настиг нас, конечно, у самых дверей, и мне пришлось плестись на физкультуру.

В общем, я попался. Мы встречались почти каждый день в обеденный перерыв у мусоросжигалки. Она рассказывала мне о приключениях Стим-Герл, а я разглядывал картинки у нее в тетради. Частенько она приходила без ланча, так что я делился с ней своим. Вскоре я начал стабильно приносить все в двойном количестве – просто на всякий случай – и плюс лишнюю бутылку апельсинового сока, который она очень любила.

Рассказы ее становились все длинней и закрученней. Стим-Герл носилась по всему Марсу, делая потрясающие открытия, воюя с монстрами, падая в вулканы, спасаясь от агрессивных аборигенов. Дружба их с королем Минниматоком и принцессой Лусанной все крепла. Иногда старый король с дочерью даже поднимались на борт «Марсианской розы», радуясь возможности увидеть родную планету в новом, невиданном ракурсе. И конечно, всякий раз, оказавшись подле отважного папы Стим-Герл, принцесса Лусанна принималась сиять ярко-алым.

Но далеко не всем на Марсе эта дружба пришлась по душе. Сын короля, принц Зеннобал, не одобрял популярности землян, особенно после того, как Стим-Герл положила конец его романтическим авансам ловким хуком справа. А Королевский Оракул прятался в своей лаборатории всякий раз, как они с отцом появлялись в городе. Впрочем, все слишком веселились, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

А ведь были еще и гаджеты! Динамоприводный Назапястный Однонаправленный Источник Света (маленькая металлическая коробочка, начинавшая слабо светиться, если достаточно долго прыгать на одном месте), Аудиоскопическое Устройство Захвата Движения (жестяная банка, набитая воском и кусочками дерева, предположительно способная записывать звук), Портативная Кухня (на самом деле дряхлый керогаз, весь обмотанный резиновыми трубками) и мои любимые Пружинные Вертикально-Поступательные Сапоги Стим-Герл. Они фигурировали в сюжете о гигантских кровососущих насекомых, обитавших в глубоком каньоне под названием Долина Мореплавателя. Стим-Герл оказалась в западне на дне ущелья; жужжание роя голодных кровопийц раздавалось все ближе и ближе… В последний момент она наклонилась и щелкнула маленькими рычажками в каблуках ее высоких шнурованных ботинок, и тогда…

– И тогда?.. – нетерпеливо воскликнул я, когда она подвесила одну из своих фирменных тягучих пауз, уставив в небеса пустой и неподвижный взор.

Мы, как водится, сидели на невысокой бетонной стене за мусоросжигателем.

– Ну же, давай!

По губам ее расползлась ленивая улыбка. Она медленно соскользнула со стены и наклонилась. На пятках ее ботинок действительно виднелись какие-то маленькие металлические штуковины. Она мгновение поколдовала с ними, а потом выпрямилась и довольно ухмыльнулась.

– Небольшое усовершенствование обуви, которое Стим-Герл произвела еще на Луне, – сообщила она. – Очень полезная технология для планет с пониженной силой тяжести вроде Марса.

А дальше она согнула колени и подпрыгнула. Мне сначала показалось, что у нее отлетели подошвы – но нет, они никуда не делись, только держались теперь на толстых круглых пружинах, и эти пружины упруго подкидывали ее в воздух. Я никогда в жизни так не хохотал – и еще пуще, когда она приземлилась прямиком на задницу.

– Как я уже говорила, – она зыркнула на меня и принялась отряхивать юбку, – они предназначены для планет с низкой гравитацией.

Мы еще полчаса возились с этими безумными пружинными ботами; она даже разрешила мне их примерить. Размер, разумеется, был не мой, так что я сразу же и плюхнулся прямо на живот. Ободрал себе все коленки и посадил синяк на подбородок – зато веселился так, что мне было решительно, откровенно на все наплевать. Заодно я в первый раз услышал, как она смеется, и мне понравилось. Она вроде как хихикала, но совсем не таким мышиным писком, как Аманда и ее подружки. В ее исполнении это звучало почти развратно.

Каковы бы ни были результаты нашего эксперимента, пружинные сапоги благополучно вынесли Стим-Герл из ямы с гигантскими комарами. А меня, так уж получилось, спасли от безотрадной школьной рутины – ну, по крайней мере, на час. Пока были только я и она, и гаджеты, и старая тетрадь.

Но потом прозвонил звонок, и нам пришлось вернуться на урок и вместе с ним к реальной жизни. И знаете, что я вам скажу? Эта ваша реальная жизнь – полный отстой.

Конечно, люди довольно скоро заметили, что я обзавелся новым другом.

– И как там твоя подружка? – спрашивали меня.

– Она мне не подружка, – снова и снова огрызался я.

Непонятно зачем – это никогда не помогает.

Майкл Кармайкл, разумеется, счел это все для себя личным оскорблением. И виноват был, разумеется, я.

– Ты отвратителен, – объяснял он мне, прикладывая походя обо что попадется: о стены, стулья, полки и парты. – Меня от тебя тошнит.

Даже Аманда, завидев нас вместе, всякий раз устраивала небольшую блевательную пантомиму. После английского она как-то даже вцепилась в шлемофон Стим-Герл и попыталась его сдернуть. Что было дальше, я не видел, зато вся перемена услышала, как Аманда завизжала, будто ошпаренная кошка.

За обедом я поинтересовался подробностями, но заработал в ответ только ледяной взгляд и не менее ледяное молчание.

– Судя по визгам Аманды, впору было подумать, что ты оторвала ей напрочь все лицо.

Она закатила глаза:

– Я до нее почти не дотронулась. Она хуже Венерианского Визжащего Винограда.

– Визжащего чего?

Она мне чуть-чуть улыбнулась и принялась рассказывать, и через пару секунд я уже совершенно забыл и про Аманду, и про Майкла, и вообще про весь мир.

А на следующее утро она не пришла. Я почти первым прискакал в школу и ждал ее у ворот до самого звонка. На уроках ее не было, в обед у мусоросжигалки – тоже. В общем, я забил на все и пошел в библиотеку – там хотя бы тихо и почти никого нет.

Там-то я ее и нашел. Она сидела на полу между стеллажей и шмыгала носом, как маленькая.

– Ой, с тобой там все в порядке?

Я плюхнулся рядом на колени, но что сказать, решительно не знал. Левую половину лица она загораживала рукой. Так что я просто сидел на полу, пока она сопела, хлюпала, икала и прятала лицо. Потом прозвонил звонок, мы оба встали и, ни слова не говоря, отправились на уроки – у каждого свои.

Да, кстати, вот что она успела рассказать мне о Венерианском Визжащем Винограде. Это было за день до того, как Майкл Кармайкл поставил ей фингал.

Когда Стим-Герл с папой уже прожили на Марсе несколько месяцев и осмотрели большую часть списка достопримечательностей короля Минниматока, кто-то подкинул блестящую идею слетать на экскурсию на Венеру. На самом деле это был принц Зеннобал, который просто хотел убрать их с дороги, но все так увлеклись новой перспективой, что никому и в голову не пришло его подозревать. Папа Стим-Герл всегда хотел познакомиться поближе с таинственной зеленой планетой, а королю не терпелось увидеть новый мир. Подготовились к путешествию молниеносно, так что не прошло и недели, как «Марсианская роза» уже держала путь на Венеру. На борту, кроме Стим-Герл и ее отца, была всего горстка пассажиров, и среди них – король и принцесса. Зеннобал отказался буквально в последнюю минуту, к огромному облегчению Стим-Герл.

– О, Венера была прекрасна, – рассказывала она, и глаза ее сияли. – Она покрыта самыми густыми, пышными, упоительными джунглями, какие ты только можешь себе представить. Лес поднимался на сотни футов во влажном, теплом воздухе. Повсюду цвели цветы: исполинские оранжевые чаши размером с дом, с целыми озерами сладкого нектара, в которых можно плавать и сразу пить. Миллионы птиц и крошечных игручих обезьянок резвились, щебеча и хихикая, в кронах деревьев. Это был настоящий рай!

Шесть дней они летали над зеленым листвяным океаном, время от времени совершая посадку, чтобы исследовать, что скрывается под этой величественной сенью. Все заботы оставили их. Путешественники чувствовали себя спокойнее и счастливее, чем когда-либо в жизни. Они бродили по бесконечным садам, лакомились всевозможными фруктами, купались в чистых прохладных реках и валялись на листьях гигантских пальм, любуясь, как закатное небо заливает алое пламя.