Текст книги "Битва Стихий (СИ)"

Автор книги: Кассандра Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава 8
Последний миг Пандарии

– Держи, Тарион, – сказал Чейн-Лу, не глядя в его сторону. От Тариона невероятно несло рыбьим смрадом, но Чейн-Лу даже не поморщился. – Немного великовато, но зато без дыр.

Рубаха из неотбеленного льна была соткана грубо, но аккуратно. Тарион поблагодарил за одежду, пандарен кивнул и оставил мальчика одного.

Кое-что в его жизни не менялось. Любое столкновение со стихиями превращало его одежду в лохмотья. Еще с тех первых дней, когда Ноздорму только начал обучать резко повзрослевшего Тариона управлять стихией земли.

Даже в лагере Тарион различал гул разъяренного океана. После исчезновения реки лишь в его водах он мог бы смыть с себя кровь мирмидонов. Он не смел даже думать о волшебной воде. У него имелись на то веские причины. Но придется довольствоваться лишь новой одеждой. Пандарены хоронили умерших в тот же день. До начала ритуала оставались считанные часы.

Тарион с опаской оглянулся на лагерь позади себя. Хайди похоронят по всем правилам, вспомнились ему слова Кейгана-Лу. Эти слова обязывали к тщательной подготовке. Несмотря на спешку, пандарены двигались слажено, почти не переговариваясь. Никто не обращал на Тариона внимания. Он поискал маму. Джайна была занята разговором с Кейганом-Лу. Пандарен отвечал редко и немногословно. Неожиданно он поглядел на мальчика, их взгляды пересеклись. Седой пандарен вздохнул. Тарион стиснул зубы. Резко отвернулся и одним движением стянул с себя рваную мокрую рубаху. Взгляд скользнул по обнаженным рукам. Раздражение на старейшину померкло. Тарион сглотнул.

Кое-что в его жизни уже изменилось.

Он сам.

Он никогда не будет прежним.

Свежая рана на запястье приковывала к себе взгляд. Если бы не этот знак, Тарион мог спасти Хайди. Но он слишком поздно заметил, что мирмидоны не прекратили преследования. Он целиком отдался головокружительной, пьянящей власти. Он покорил стихию воды. Как единое живое существо, океан реагировал на движения дракона, даже раньше, чем приказ успевал сформироваться в его сознании. Отныне Тарион безраздельно управлял водной стихией, которая так часто не оправдывала его ожидания в дни обучения Аспектом Времени. Больше никаких выросших за спиной волн, окатывающих его с ног до головы ледяными потоками, внезапных водоворотов и рек, резко менявших свои течения в насмешку над ним.

Однако этот миг торжества стоил жизни старшему сыну Хейдива-Ли.

Тарион стал одеваться. Грубая ткань рукава царапнула по саднящей коже. Если бы только мирмидоны и стихия в пещере Нептулона не исполосовали его прежнюю одежду трезубцами и течениями. Конечно, рубаха пандарена для мальчика была велика. Непомерно велика! Он распрямил плечи, но слишком широкий ворот неминуемо сползал то с одного, то с другого плеча. Жалкое, должно быть, зрелище.

– Я помогу тебе с помощью магии.

Тарион вздрогнул. Он не слышал маминого приближения. Гудящий, словно растревоженный улей, океан заглушил ее шаги. Непростительная беспечность.

Джайна была напугана не меньше его. Это было неожиданно. Это сбивало с толку. Ему еще не доводилось видеть ее такой. Джайна сражалась с демонами и мирмидонам. В конце концов, она полюбила самого Смертокрыла! Она была образцом стойкости и выдержки для Тариона.

– Хоть на что-то сгодится моя магия, – продолжала со вздохом Джайна. – Кейган-Лу по-прежнему отказывается использовать волшебную воду для своих отравленных плодов. Сколько бы я не призывала его к здравому смыслу.

Пока мама колдовала над его одеждой, Тарион вновь поглядел в сторону седого пандарена. Он нашел Кейгана-Лу возле чугунного чана. Два пандарена уже разворошили под ним угли и теперь аккуратно подвешивали все еще раскаленный чугунок на коромысло. Внутри варился тот самый венке, собранный ими на новой Бронзовой Горе. Ему достаточно было лишь оцарапаться об острые края листьев при падении, чтобы на несколько дней погрузиться в обморочное состояние и испытать невероятно яркие галлюцинации. Тарион помнил, со слов Хейдива, что главное было соблюсти все правила приготовления венке, лишь тогда оно не представляло угрозы. Но эти плоды даже не отмачивали в проточной воде. Непростительное нарушение. И каждый из пандаренов в лагере знал это. Если бы только Тарион не возвращал пандаренам Бронзовую Гору с растущим на ней венке….

– Тарион, ты… сбежал от Хейдива этим утром, – тихо сказала Джайна.

Тариону хватало собственного чувства вины перед Хайди. Но в голосе мамы не было упрека, она лишь хотела знать, почему.

Переполох среди пандаренов не дал ему времени для ответа. Панические крики заглушили глухой рев океана.

Бесцветные клубы Пустоты пришли в движении. Туман проглотил деревья и шалаши из еловых веток под ними. Семейные очаги, выложенные круглыми речными голышами перед временными жилищами. Никогда ранее Пустота не продвигалась вперед так быстро. Бесцеремонно. Обреченно. Прямо на их глазах она поглощала лагерь пандаренов.

И, похоже, даже не собиралась останавливаться.

– Бежим! – крикнула Джайна.

Лагерь пришел в движение. Родители подхватили детей на руки и устремились прочь. Кейган-Лу двинулся первым, опираясь при ходьбе на деревянный посох. Пандарен не оглядывался. Он медленно шел вперед по узкому проходу, который Пустота оставила им. Другие устремились следом. В узкий проход между Пустотой и белым прибрежным песком. Олицетворение двух самых страшных кошмаров для пандаренов. Который из них одержит вверх?

Тарион не поверил своим ушам, когда Кейган-Лу крикнул:

– Венке! Быстрее!

Два пандарена подхватили коромысло с разных сторон. Тарион успел разглядеть внутри чана черное и блестящее, как еловая смола, варево. А еще то, что никто из пандаренов не коснулся запаса провианта, сложенного ради безопасности в разных точках лагеря. Они взяли лишь корзины с необходимыми для ритуала сушенными травами. Никого не заботила судьба продуктов, собранных с таким трудом.

Пандарены знали, что больше не вернутся. У них были плоды венке. Последний отравленный ужин. Это было бегством в один конец.

Тарион остановился.

Ему хотелось кричать. Громко. Лишь бы остановить каждого из тех, кто направился следом за седым пандареном. Привлечь их внимание. Рассказать о пережитом, о случившимся. О Нептулоне. О шансе. Их единственном шансе на спасение. При условии, что Лейтенант Приливов сдержит свое обещание. Тарион не хотел думать об обратном. Ни тогда, когда договаривался о сделке со служителем Древних Богов, ни теперь. Он хотел верить.

На его глазах Пустота стирала остров пандаренов, будто нерадивый художник удалял неудачный набросок. Весь мир вокруг превратился в черно-белый набросок. Листья утратили свою зелень, трава под ногами осыпалась серым пеплом. Лес будто пожирал невидимый и беззвучный пожар. Стволы деревьев, шалаши, земля под ногами лишались своих теней и объема, становились бездушным нагромождением линий, косых, длинных, коротких.

Джайна схватила его за руку. За правую руку, кольнуло в подсознании. Но какое значение теперь имела его тайна. Он расскажет обо всем и как можно быстрее. Тарион освободил руку. Закатал рукав, обнажая запястье.

Она сразу увидела красные вспухшие, будто вырезанные ножом, линии на его коже. Страх в аметистовых глазах Джайны сгустился, как тучи перед грозой.

– Мы не умрем, – четко проговорил Тарион. – Ни от Пустоты. Ни от яда. Я знаю, как нам спастись. Мама, поверь мне. Я не справлюсь без твоей помощи. Пандарены боятся океана. Но именно в нем заключается наше спасение.

Мгновение. Еще одно.

Джайна кивнула. Оцепенение страха отступило. Она доверилась ему. Ей было не занимать решимости. Сильнейшая из волшебниц Азерота отчаялась, когда поняла, что магия не способна прийти им на помощь. Что ничто не заставит пандаренов отказаться от яда.

Теперь у них появился шанс.

Тарион хотел в это верить.

* * *

Джайне еще не доводилось видеть океан вокруг острова таким. Бирюзовые воды тропической безмятежности в одночасье стали северным опасным морем, с загривками высоких волн. Таким море было в Нордсколе, Джайна помнила его. Она вздрогнула, когда высокая волна налетела на выступ. Слаженное пение пандаренов у выложенного белыми камнями очага дрогнуло, но продолжилось. Тарион сохранял невозмутимое выражение лица. В его позе, в выражении глаз можно было прочесть многое, невысказанное. Но она намерено опускала глаза. Когда-нибудь она обязательно обо всем его расспросит, узнает, что произошло с ним за то краткое время, когда он сбежал от Хейдива и вернулся в лагерь следом за пивоваром и Хайди. Это время изменило Тариона. Она могла ошибаться, но странный знак, свежий ожог, на его правом запястье был прямым тому доказательством.

Превращение океана не произошло без вмешательства Тариона. Он один не вздрагивал, когда волны разбивались о выступ на созданной им же самим новой Бронзовой горе. Кажется, Джайна умудрялась каждый раз забывать, что ее сын не был простым человеком. В Тарионе текла кровь дракона, не самого простого дракона Азерота, к тому же. Он уже повлиял и изменил многое. Джайна не могла не довериться ему, когда он просил этого. Он знал о спасении. Но почему-то не предпринимал никаких действий. Тарион ждал.

Пандарены проявили выдержку, какая только была возможна, когда Пустота гнала их меж линией прибоя и исчезающим на глазах хвойным лесом Пандарии. Кейган-Лу привел их на Бронзовую Гору. Там они начали готовиться к ритуалу похорон. Джайна, как и Тарион, не участвовали в церемонии, они были лишь сторонними наблюдателями.

Джайна стояла ближе сына к кругу пандаренов. Ту часть лагеря, что она видела, уже стерла Пустота. Тарион был ближе к краю обрыва, он мог видеть весь путь их бегства от леса до берега. Он не позволял себе эмоций, лишь иногда его глаза расширялись от увиденного, и Джайна понимала – Пустота сделала еще один рывок.

Сегодня Пандария исчезнет в клубах Безвременья.

Хайди будет похоронен по всем правилам, сказал Кейган-Лу, и седой пандарен сдержал свое слово. Возможно, при иных обстоятельствах пандарены не спасали бы из лагеря сушеные букеты и белые речные голыши. Подумать только, камни! В паническом бегстве из лагеря, в который они никогда более не вернутся, они взяли с собой икебаны, так Хейдив назвал сушеные букеты, и камни. Обычные речные камни, разных размеров, но все круглые и белые, как на подбор. Каждый из пандаренов, от мала до велика, хранил у себя такой камешек. Белые, будто снежные комья, валуны очерчивали ровный круг вокруг разведенного костра.

Круг. В верованиях пандаренов круг имел очень большое значение, Хейдив рассказывал ей об этом, когда она еще лежала в постели и не могла подняться на ноги, вспоминала Джайна. Она вспомнила селение пандаренов, в первый раз увиденное ею, когда она сумела преодолеть несколько шагов от постели до круглого окна. Опять круг. Свои хижины пандарены строили круглые, по крайней мере, без явных острых углов. Обожаемый ими мед пчелы собирали в овальные улья. Глиняные чаши, пиалы, пузатые кувшины – все в домашнем обиходе, так или иначе, стремилось к плавным линиям. Даже покатые фигуры самих пандаренов. Хейдив говорил, что в природе практически нет острых углов, а они чтили Мать Природу. Даже в изгнании, в строительстве шалашей пандарены старались уменьшить резкость линий, сгладить углы, насколько это было возможно, когда под рукой лишь хвойные ветки и никаких инструментов.

Кейган-Лу, тяжело опираясь на посох, обходил сидящих вокруг огня пандаренов по часовой стрелке. В этом тоже был заложен какой-то смысл. Он держал несколько букетов и охапку трав в свободной руке. Когда пение прерывалось, он говорил о важности Жизни, о нелегкой доли Матери Всего Живого, ниспославшей им искру жизни. О вечной благодарности за отведенные Хайди и им всем годы.

Они оставили свои хижины с покатыми крышами, устремились в леса, веками дарившие им пищу. Теперь и лес больше не мог дарить им убежище. Пустота превратила их в изгнанников. Лишь круглые белые камни связывали их с прошлым. Означали нечто большее, чем Джайна могла понять.

Впрочем, еще оставался чан с отравленным содержимым. Джайна не забывала о нем ни на минуту.

Кейган-Лу остановился. Травники поднялись со своих мест и обступили седого пандарена. Каждый из них передал ему свои букеты. Все они были лекарями, боролись за жизнь, а значит, занимали самую уважительную для пандарен профессию. Даже при равноправии во всем, лекари выделялись своим умением обращаться к Азаро-Те в критические для больного момента. Хейдив говорил, что обратился к Матери Всего Живого, пребывая в отчаянии, после тяжелых родов Джайны. Кто знает, возможно, именно это сыграло решающую роль в ее выживании.

Кейган-Лу приблизился к огню и разложил по букету на каждом из камней вокруг кострища. Их число совпало.

Неужели тело Хайди сожгут, подумала Джайна. Огню уделялось столько внимания. Он казался центральным, важнейшим элементом ритуала.

– Сейчас мы обратимся к Великой Матери, – сказал Кейган-Лу, по большей части для Джайны, чем для своих собратьев. – Ничто не должно прерывать этого ритуала.

Джайна кивнула. Магия будет охранять их в этот вечер, как и во все прошлые. У мирмидонов был бы единственный путь к ним на выступ Бронзовой горы, нависавший над морем. Ничто не мешало Джайне наблюдать за ходом ритуала.

Хейдив, Эймир-Ха и еще два лекаря поднялись со своих мест. Кейган-Лу окунул травы в ядовитую черную гущу в чане. В десяти шагах от костра очертил измазанным букетом небольшой круг на земле. Лекари опустились на колени по периметру круга, аккуратно, не касаясь нечетких черных полос. Остальные пандарены хранили молчание. Даже волны немного притихли, их соленые холодные брызги перестали разлетаться ежеминутно за спиной бесстрастного дракона.

В руках лекарей появились белые камни. В месте, отмеченном венке, они принялись рыть место для захоронения Хайди. Кейган-Лу швырнул в огонь измазанные в опасном вареве букеты. Пламя заискрилось. Тонкий ядовито-серый дым взвился в бесцветное небо.

Седой пандарен был уверен в себе как никогда.

– Среди тысячи миров Звездные Странники выбрали мир Хаоса, – заговорил Кейган-Лу. – Тысячи миров упорядочили Странники, не встречая на своем пути преград. Мало кто мог устоять перед их силой. Их миры были прекрасны. Их миры были идеальны. Созданные ими миры обладали равновесием. Мир Хаоса бросил им вызов одним лишь своим существованием. В мире Странников, в мире равновесия и порядка, не было места Хаосу. Буйства природных стихий были частью этого мира.

Еще один букет сгорел в пламени. Серый дым сгустился, Джайна ощутила терпкий неприятный запах. Опасный запах горевшего яда. Она сделала небольшой шаг назад, стараясь не привлекать внимания. Пандарены сидели гораздо ближе нее к костру, но никто из них не шелохнулся. Лекари продолжали одними лишь камнями расширять могилу.

Кейган-Лу продолжал:

– Лишь Мать и четверо ее Детей существовали в мире Хаоса. В Первые времена, до прихода Странников, этот мир не ведал смерти. Лишь жизнь правила миром Хаоса. Мать этого мира бесконечна, неизменна, несоздана и вечна, она и есть Жизнь. Она Мать всего Живого. Ее единение с детьми непостижимо и неведомо. Даже для Странников, создавших сотни миров до и после мира Хаоса.

Во рту у Джайны пересохло.

Густой дым тянулся ровным канатом в безветренную даль, съеденную Пустотой. Где-то у подножия Бронзовой горы, за их спинами, сгущалась Пустота. Сокращала расстояние меж ними. Они даже не поднялись на самую вершину, Кейган-Лу выбрал этот выступ, как значимый в судьбе Пандарии.

А древние легенды мира пандаренов продолжали неспешно оживать в последние часы существования Пандарии.

– Четверо Детей навечно связаны с Матерью мира Хаоса. Их тела огромны и безразмерны, их плоть переплетена воедино. Веками так было, пока Странники не пожелали установить равновесие в Хаосе. Странники создавали миры, они были сильны и решительны в борьбе с Хаосом. Они отобрали жизнь одного из детей Великой Матери. Долгие дни ее тело сотрясали рыдания боли. Тогда и увидели Странники особые нити, меж Детьми и их Матерью. Нити Жизни, дающие невероятную, неограниченную силу и волю к сопротивлению равновесию. Всемогущие Странники разрубили эти Нити Жизни. Трое выживших детей ослабли. Погрузились в тишину, глухие к стонам Матери, к ее мольбам и просьбам. По отдельности Дети не могли противостоять. Звездные Странники заключили Детей в Оковы, и отныне ни один их не противился равновесию. С того дня Странники принялись за создание нового мира.

Хейдив и три лекаря поднялись с колен. Хейдив не отрывал глаз от вырытой им могилы сына. Еще четверо пандаренов поднесли на сооруженных из веток носилках тело Хайди, завернутое в не отбеленное полотно.

Четверо, стучало в голове Джайны. По числу Детей у Великой Матери. Матери всего Живого, символизирующей круг в ритуалах и обыденной жизни пандаренов. Круг. Все время попадавшийся на глаза. И имя. Так часто повторяемое пандаренами. Имя Великой Матери.

Погруженная в воспоминания заклинаний, зацикленная на поиске спасения, она не замечала ключа ко всем загадкам и вопросам, терзавшим ее с момента появления в Пандарии. Она могла, как минимум, спросить об этом Хейдива, еще тогда, когда не было поздно, как сейчас. Узнать правду перед концом малого стоит.

Окунув несколько букетов в венке, Кейган-Лу опустил их в могилу. Венке, как воссоединение с Матерью всего Живого, говорил ей великовозрастный пандарен. Все казалось на поверхности. Джайна могла узнать всю правду еще тогда, когда они шли вместе до лагеря от берега, где седой пандарен закопал эти проклятые плоды. Если бы она только задалась этим вопросом, если бы только спросила Кейгана-Лу об этом раньше.

Раньше, чем стало поздно. Пандарены не выберут Пустоту или океан, он предупреждал ее об этом. Джайна пожалела, что находится так далеко от сына. Тарион глядел в сторону океана. Он все еще чего-то ждал, он все еще надеялся, ее уникальный мальчик. Ее сын.

Следом за венке в могилу опустили тело Хайди.

Шайя-Ли медленно приблизилась к выступу могилы и опустила туда свой белый камень и букет, что держала в руках. Затем подошли младшие братья и сестры Хайди, повторили действия матери. Хейдив сделал это последним. Затем семья вновь заняла свои места у костра.

Кейган-Лу дал знак, и лекари стали засыпать могилу. Седой пандарен обернулся и посмотрел на Тариона. Вздохнул. При виде этого сердце Джайны едва не выпрыгнуло из груди. Две волны одна за другой разлетелись на бриллиантовые брызги, ударившись о каменный выступ у ног Тариона. Мирмидонов не было, но Джайна не сдвигалась с места, готовая к бою в любой момент. Теперь иному бою. Она не позволит Кейгану-Лу сотворить задуманное. Любой ценой. Только не Тарион.

Через могилу у своих ног, через головы собратьев великовозрастный старейшина, наконец, посмотрел прямо в глаза волшебнице, которая буквально прожигала его взглядом. Кейган-Лу глядел с облегчением, гордо, будто самое страшное уже позади и он уже признался в том, что столько времени утаивал от нее.

Седой пандарен сказал:

– Когда Хаос был побежден, тысячи существ обрели жизнь в упорядоченном мире Странников. Мать всего Живого наделила их искрой жизни. Это непреложная особенность этого мира. Каждый, кто рождается в этом мире, несет в себе дарованную ею жизнь. Пандарены чтят жизнь и Мать всего Живого, дарующую ее. Она бесконечна, она есть хаос и порядок, жизнь и смерть, свет и тьма. Она Мать Всего Живого в этом мире. Мать-Природа, Мать Земля, каждый народ зовет ее на свой лад, но сути это не меняет. Она есть наш мир, наша планета. Она – это пятый Древний Бог, которого издревле чтят пандарены. Ее плоть земля, под которой скрываются трое ее Детей. Трое Древних Богов, исконных хозяев этого мира. Н-Зот, К-Тун, Йогг-Сарон и четвертый, неизвестный нам, погибший от рук Странников – великих Титанов. Она – это вся наша планета. Ее древнейшее имя, известное нам, Азаро-Та. В ее честь Титаны нарекли этот мир Азеротом.

Земля на свежей могиле стала бугриться, вздрагивая изнутри. Джайна будто примерзла к месту, где стояла.

Тонкий росток стал настойчиво пробиваться из могилы прямо у них на глазах.

– Каждый из нас возвращается в лоно Матери, соединяясь навечно с ее плотью. Становится частью этой земли, этой планеты. Жизнь всегда торжествует над Смертью.

Тонкий росток поднимался все выше, слабые листочки крепли, набирая цвет, желтые прожилки становились все ярче. Это росло венке, пускало корни в теле погибшего пандарена, соединяя его тело с бренной землей, с самой планетой, с той, кого пандарены считали Матерью. Фактически, тем неизвестным всему Азероту пятым Древним Богом. Они знали о гибели одного Древнего Бога, о наличии трех других, но никогда особо не задумывались о судьбе пятого, хотя все в мире знали – Древних Богов пятеро. Просто пятый был нечто совершенно иным, чем трое других. Целый мир. Вся планета.

Таурены Мулгора чтили Мать Землю. Другие расы Азерота тоже придерживались подобных верований. Но никто из них не знал и нигде не упоминал имени Матери.

Ведь в Азероте не было пандаренов.

Джайна тяжело выдохнула. Подавила внутреннюю дрожь. Тарион перестал с отрешенным видом взирать на океан. Наверное, явись Ноздомру в Пандарию, Тарион и то выглядел бы менее шокированным. Он даже сделал несколько шагов навстречу к Кейгану-Лу, открыл и вновь закрыл рот, силясь сформулировать то, что бередило его ум.

Выросшее на их глазах тонкое деревце распрямило раскидистые ветви над свежей могилой. Яркие желтые прожилки на листьях немым криком предупреждали об опасности.

– Хайди обрел покой, – сказал Кейган-Лу. – Теперь наш черед.

Тарион вопросительно посмотрел на нее. Джайна покачала головой, отвечая не сейчас. Подожди, мой мальчик, немного подожди.

Джайна хранила молчание. Она не могла принимать решения за пандаренов, она была в ответе за собственную жизнь и жизнь сына. Седой пандарен прекрасно знал ее решение и понимал, что она вряд ли изменила его. Джайна готова была выбрать Пустоту вместо яда или бушующих волн океана, но не теперь.

– Пандарены не вернутся в Азерот, – сказал Кейган-Лу.

Брови Тариона взлетели вверх, но он сдержался. Только метнул удивленный взгляд Джайне. Она легко пожала плечами в ответ.

– История не должна повторяться. Это слова Аспекта Времени, – продолжал Кейган-Лу. – Пандарены не вернутся в Азерот. Никогда более. Мы должны принять нашу гибель здесь, вместе с нашими домом – нашим островом. Мы станем частью Азаро-Ты. Тарион подарил нам венке. Подарил нам спасение.

Джайна ждала. И дождалась.

Пандарены заговорили разом. Как она и предполагала, они не разделяли горячего желания Кейгана-Лу погибнуть здесь и сейчас, от яда, не дожидаясь Пустоты или мирмидонов. Джайна встретилась глазами с растерянной Шаей. У могилы старшего сына старейшина племени сообщил ей о добровольной гибели ее младших детей и ее самой. Какая жестокость. На что рассчитывал Кейган-Лу? Что одно лишь упоминание имени Ноздорму, заставит пандаренов безоговорочно идти на смерть?

Глаза Тариона горели праведным гневом. Ему все сложнее было сдерживаться. Кажется, он был совершенно уверен в их спасении. Что же он задумал? Что смог он, чего не добился никто из них?

Волны с неистовством бились одна за другой за его спиной, заливая даже выступ, на котором он стоял. На какое-то мгновение Тарион даже показался Джайне частью этой разбушевавшейся стихии. Он хмурился, а волны все с большим рвением таранили горный массив за его спиной.

Тарион недовольно покачал головой. И Джайна поняла, что он ведет с кем-то бессловесный разговор. С кем-то иным.

Возможно, она бы не догадалась. Если бы не видела раньше, как менялся в лице Нелтарион, когда Зов Древнего звучал в его сознании. Какими отрешенными, невидящими становились его глаза.

Пандарены все еще спорили. Джайна хорошо помнила их традиции – ни одно решение не может быть принято, пока оно не будет одобрено всеми членами племени. Кейган-Лу не мог не учесть необходимого для переговоров времени, он не был глупцом. Сейчас седой пандарен терпеливо выслушивал каждого, кивал и передавал слово следующему. Но Джайна понимала, что последний довод, самый весомый, который склонит общественное мнение в его сторону, он все еще не произнес. Приготовленное с вопиющими нарушениями венке все еще находилось в чане, все еще ждало своего часа.

Джайна вся превратилась в слух, когда Кейган-Лу вновь заговорил. Уверенно, медленно, так говорят убежденные с самого начала в своей правоте и победе. Тарион все еще вел напряженный внутренний диалог. Недовольный океан отвечал ему взрывами брызг.

– Хейдив-Ли, – начал седой пандарен, – помните ли вы тот вечер, когда Ноздорму забрал с собой младенца, каким был тогда Тарион?

Джайна заметила, как, услышав имя мужа, Шайя вздрогнула. Меньше всего пандаренке хотелось, чтобы ее муж был тем, кто согласится с напором доказательств Кейгана-Лу.

– Отчетливо помню, – кивнул Хейдив-Ли.

– Вы помните любимую присказку Вневременного?

Эти слова помнил каждый, кому довелось встретить на своем жизненном пути бронзового дракона. «Не прощаемся», – обычно говорил Ноздорму тем, с кем ему вновь суждено было встретится. С теми, кто был обречен на скорую гибель, Вневременный, как правило, прощался. «Прощай, Джайна Праудмур», – сказал ей бронзовый дракон, когда, будучи беременной, она оказалась вместе с ним в Пандарии. По мнению Ноздорму, она не должна была выжить. Но она стояла здесь, рядом с сыном, и все еще не собиралась сдаваться.

А судя по лицам пандаренам, Кейгану-Лу было не занимать умения убеждать. Джайна сверлила взглядом Хейдива, и тот все же ответил:

– Забирая Тариона, Ноздорму сказал мне «Не прощаемся, Хейдив-Ли».

– Верно, – кивнул седой пандарен.

– Вы все еще ждете Ноздорму? – это не выдержал Тарион. – Но это безумие!

– Некоторые и телепатическое общение считают безумством, – парировал Кейган-Лу. – Но это не мешает тебе вести разговор за нашими спинами, Тарион. Чей Зов ты слышишь? Какие видения открываются твоему сознанию в эти мгновения?

Тариону понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться с ошеломлением. Потом он сказал:

– Вам не понравится мой ответ, Кейган-Лу.

– Тарион, Ноздорму говорил, что спустя время, ты вернешься к нам, в Пандарию. Правда, он обещал, что вернется вместе с тобой, поэтому в тот вечер он не прощался. Этого, увы, не произошло. Вневременный предупреждал меня о возможных отклонениях в течение событий, лишь главное оставалось неизменным. Ты подарил нам венке, когда Пустота стерла Бронзовую гору. Ты, пусть и сам, но оказался в Пандарии. Ты действительно тот единственный шанс Азерота. Но ты не вернешься в тот мир. Твоя миссия иная. Похоже, Ноздорму не рассказал тебе этого. Когда мы обратимся к Матери Всего Живого, твой Зов станет сильнее. Ты поймешь, для чего был рожден. Поймешь, как именно поможешь этому миру. Пандарены отдадут свои жизни ради этого.

Кейган-Лу вел нечестную игру, используя пророчества о спасении и гибели целых миров. И этому было очень тяжело противостоять. Джайна сжала кулаки. Стирающий остров Пустота, пророчества Ноздорму, близость яда – все вело к неминуемой гибели Тариона.

Но кое-что Кейган-Лу явно не учел. Того, что произошло с Тарионом этим утром. За считанные часы он стал другим. И он знал то, о чем никто из них и не догадывался. О шансе на спасение.

Тарион поглядел в океан. Прищурился, будто что-то разглядел на его бушующей поверхности.

Тогда Кейган-Лу воспользовался последним доводом:

– Тарион, только так ты сможешь спасти своего отца.

Мальчик вздрогнул, поглядел на старейшину.

– Мне жаль, Кейган-Лу, – он медленно покачал головой. – Но Ноздорму ошибался.

Волна выше и сильнее прежних взорвалась брызгами за его спиной. От неожиданности Джайна отступила назад. Пандарены ахнули. Тарион не обратил на нее внимание. А волна росла, поднимаясь ввысь, будто фонтан. Вот стала вровень с каменным выступом и не остановилась, продолжила рост. Потоки воды гигантским, бурлящим водопадом устремились вверх, к поглощенным Пустотой небесам.

В пенистой поверхности волн Джайна отчетливо различила искаженное, перекошенное лицо. Вздымавшуюся грудь и почему-то только одну трехпалую руку. Корочка наледи, будто искрящаяся молния, пробежала снизу вверх по телу гиганта. Изуродованное ледяное лицо обрело острые черты. Лишь на мгновение однорукий великан превратился в единый кусок льда. Когда он вздохнул полной грудью, раздался скрежет трескающегося льда. Трещины исполосовали его ледяное тело.

Нужно было предупредить Тариона о том облике, что принимала стихия за его спиной, лишь одна мысль сверлила сознание Джайны. Но под напором гиганта волшебница отступала назад вместе с пандаренами, тогда как молодой дракон оставался ровно там же. На каменном выступе в невероятной близости к существу из потустороннего мира. Он не выказывал страха или удивления. Он точно знал, что происходило за его спиной. Знал с самого начала.

Джайна не сразу узнала его. В Зин-Азшари ей лишь издалека удалось разглядеть Лейтенанта Древних Богов. Нептулон Охотник Приливов внушал ужас размерами и формами, но скрыть следы сколов и ран на своем теле не мог. Как и отрастить вторую руку. Он стоял к ним левым боком, тогда как правая сторона его лица и тела будто оплавило безудержное пламя.

Пламя!

Вокруг костра еще оставались пандарены. Они жались к ритуальному огню, веря, что он дарует им защиту.

При виде огня Нептулон взревел, его единственная рука дернулась. Даже Тарион на мгновение растерялся. Но и это могло стоить им жизни. Огромное цунами нависло над каменным выступом. Темная вода бурлила и пенилась.

Джайна крикнула Хейдиву, чтобы он увел пандаренов от огня, призвала несколько водяных элементалей на помощь и обрушила на костер снежную бурю. Она хотела произвести впечатление. И ей удалось. Нептулон с одобрением кивнул, глядя на водяных прислужников Джайны.

Джайна услышала тихое одобрение Чейна. Пивовар оказался рядом с ней, Йена тоже. Хейдив с остальными, сильно напуганными пандаренами, немного ниже по склону. Гудящее цунами все еще нависало над их головами, грозясь обрушить тонны воды.

Тарион покачал головой. Его лицо выражало недовольство. Нептулон шевельнул рукой. Волна с грохотом обрушилась обратно в океан. Джайна не поверила своим глазам, когда увидела, как прислужник Древних Богов с тяжелым вздохом последовал следом за исчезнувшей гигантской волной. Его массивная фигура исчезла за каменным выступом, затем раздался оглушающий всплеск. И следом хмурый океан, бушевавший с самого утра, успокоился. Разом. Превратился в мраморную блестящую гладь. Лишь тогда Тарион обернулся к пандаренам.