Текст книги "Измена. Не делай мне больно (СИ)"

Автор книги: Каролина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

То, что случилось с ним, с Александром Кораблевым, было похоже на сон. На страшный, липкий, одурманивающий разум кошмар.

Он все предусмотрел, все подсчитал, подстраховался, вычислил до минуты и так крупно ошибся.

Как школьник.

Сейчас его разрывало от двух совершенно противоположных чувств: злость на себя и гордость за свою жену, которую он, как выяснилось, совсем не знал. И еще, где-то на задворках сознания, начинало расти новое, незнакомое раньше явление – стыд.

Он смотрел на белую как лист бумаги Вику и стыдился. Вел ее под руку к лифту и стыдился. Укладывал на диван, кутал в плед, поил водой из ложечки и сгорал от этого странного, пугающего чувства – стыда.

– Викочка, давай я вызову скорую?

Она со стоном перевернулась на другую сторону. Через боль и немоготу, но сделала так, чтобы его не видеть. И снова нехорошо царапнуло по сердцу.

Идиотка Жанна. И он, наверное, тоже идиот.

– Хочешь лазанью? А пирог лимонный? Есть еще рагу, – Саша методично перечислял все, что нашел в холодильнике. Вика выглядела до того жалкой, что хотелось ее накормить и уложить спать, как маленькую.

– Не надо, – прохрипела она, не открывая глаз.

Смотреть на него, видимо, тоже было больно.

– А чего хочешь?

– Чтобы ты ушел.

– В магазин?

– Навсегда.

Что ж. Он ждал этого. Но как ни прокручивал в голове все варианты, не смог придумать достойный ответ. Уйти от Вики? Она бы еще предложила развестись. Вот уж глупость!

– Сейчас сварю тебе куриный суп.

Вот так правильно. Его жена сейчас в каком-то бреду и явно не понимает, что говорит. А потом, когда ей станет лучше, то и все остальное наладится. Саша выкрутится, он почти уверен. Над ним нависали проблемы и похуже. Он сажал самолет на одном работающем двигателе, летал в шторм, когда молнии рапирами пронзали облака, а самолет трясло как в припадке, и даже отдыхал в Индии без прививки от дифтерии. А тут просто какое-то недоразумение по имени Жанна. Конечно, все обойдется.

Саша с силой задвинул ящик, и тот, не смотря на доводчики, громко стукнул о панель. В какой из кастрюль Вика варит суп? И что из этих серых пакетиков можно использовать для бульона?

Перебрав всю заморозку, он нашел то, что больше всего походило на курицу. Кое-как впихнул ее в кастрюлю, и врубил горячу воду.

Куриные ноги или бедра не желали помещаться в посудину и торчали сверху, крышка не закрывалась, специи стояли непонятно где и в добавок, он вспомнил, что Вика готовит на фильтрованной воде. Наверное, это важно.

– Вот же гадство, – выругался Саша и слил только закипающий бульон.

А потом в голову ударила другая, совершенно безумная мысль: а если Вика больше не будет для него готовить? Что тогда? А рубашки? Безупречная чистота в доме? Украшенная к любому празднику квратира, все эти вручную вышитые подушечки, пледики, гирлянды на окнах, цветы в вазах, вкусные баночки в ванной, к которым он уже привык. Что будет, если вдруг все это исчезнет из его жизни?

– Да, бля*ь!

Саша кинулся вытирать с пола лужу. Пока он отвлекся, вода наполнила кастрюлю, перелилась за край и потекла по столешнице вниз.

Нет. Он не готов, он просто не может допустить всего этого!

Придурок, Господи, какой же он все-таки придурок!

Через пять минут Кораблев набирал номер ближайшего кафе:

– Добрый день, хочу сделать заказ на дом. Куриный суп, пожалуйста. И, я не знаю, хлеба к нему, что ли. И чай в чайнике можно? В кружке только? Ладно, несите, я в микроволновке погрею.

Когда он вернулся обратно, то увидел, что Вике стало лучше. Она сидела на диване и уже могла сфокусировать взгляд на предметах вокруг. Но на Сашу по-прежнему не смотрела.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – каждое слово было произнесено медленно, с надрывом.

– Викуша, – от этого ласкового прозвища, плечи его жены сжались. Саша непроизвольно сглотнул. – Вика, ты все не так поняла.

– Скорее все, Саш. Но это и не удивительно. Я ведь у тебя тупая, помешанная на контроле, ревнивая истеричка. Психолога еще не нашел для меня? А лучше сразу психиатра, не зачем время на всяких шарлатанов тратить, будем гасить это транквилизаторами!

От этих слов он поморщился, как от зубной боли. Кораблев ненавидел сарказм. И не умел отвечать тем же, предпочитая говорить все в лоб. Или врать. На том и прокололся.

– Вика, это моя квартира.

– Это квартира банка, – громко, почти истерически засмеялась его жена.

– Допустим. Но я отсюда не уйду.

Наконец она подняла на него свои уставшие впалые глаза. Теперь в них не было прежней заботы. Саша явственно видел, что в карих, похожих на янтарь, озерах плещется что-то другое. Что-то типа… ярости?!

– Тогда уйду я.

Вика оттолкнулась от дивана и со стоном встала на ноги. Она вся дрожала и было видно, что любое движение причиняет ей боль.

Физическую. Душевную. И Бог его знает, какую еще.

Обведя комнату мутным взглядом, Вика попыталась сделать шаг в сторону, но не смогла и этого.

– Аааай, – она согнулась пополам и прижала руки к животу.

– Вик, давай все-таки врача?

Саша кинулся вперед, подхватил жену за плечи и медленно довел до дивана обратно. Ему было невыносимо видеть свою женщину такой.

Ну, зачем она приняла все так близко, это же всего лишь… Жанна? Мужской инстинкт, крошечный порыв, чтобы словить очередной приступ адреналина. Такое даже считать стыдно!

– Не трогай меня, – Вика резко выдернула свою ладонь из его рук, за что была тотчас наказана. Она снова закрыла глаза и застонала от боли.

– Хорошо, – наконец сдался Саша. – Я понимаю, тебе нужно время, сейчас я уйду, но через несколько дней мы вернемся к этому разговору. И ты меня выслушаешь.

Вика накрыла лицо руками и заплакала. Плечи ее вздрагивали, а голос срывался на высокие ноты, совсем как у детей.

И вот. Еще одно непонятное доселе чувство зажало Сашу в тиски – ненависть к себе. Это он довел Вику до этого. Это его вина.

На самом деле он никогда не думал всерьез разводиться с женой. И даже не представлял, какие вещи нужно взять с собой, когда уходишь из дома. В любой другой ситуации, Виктория сама бы собрала ему чемодан, но просить ее об этом сейчас – абсурд.

Около получаса он бродил по квартире, искал носки, несессер, сменную одежду и сумку, куда все это можно положить. Небольшую. Много вещей брать не надо, ведь он скоро вернется.

Когда Кораблев проходил мимо комнаты, увидел, как Вика спит. Он накрыл ее одеялом, подоткнул пушистый край под колени и легко, чтобы не разбудить, поцеловал жену в лоб. Кажется, у нее была температура.

Уже на улице он достал телефон.

– Ало, Насть. Там это… Вике плохо, она сейчас дома одна. Присмотришь за ней?

В ответ он услышал что-то нецензурное. Отлично, бля*ь. Если об их размолвке знает Савранская, значит, знает весь мир. Просто отлично!

Глава 19

– Насть, да там ничего такого, я просто заснула и выспалась как следует.

– И проблевалась накануне хорошенько, – Савранская вела меня по коридору больницы. Я согласилась на осмотр только на следующий день после того… того случая. А до этого всю ночь висела на телефоне и рассказывала подругам, что совсем не собираюсь прыгать с окна. И даже почти не плачу. И вероятно что-нибудь поем. Последнее мне так и не удалось осуществить, но Насте с Риммой знать об этом необязательно.

Холодный суп так и остался в пластиковом контейнере на столе. Чай я вылила в раковину. Облепиховый компот с медом это не чай!

Всю ночь я бродила по квартире, перебирала вещи, собирала чемоданы. Сначала Сашин, потом свой. Под конец разобрала оба и принялась смотреть какую-то несмешную комедию. Я делала что угодно, лишь бы не думать о том, что меня бросил муж. Мир не пошатнулся, время поп режнему будут отсчитывать от Рождества Христова, но никак не с измены Кораблева. Масштаб личности и трагедии не тот.

– Да, вчера немного тошнило, – наконец ответила я. – У меня бывает от нервов, я один раз даже экзамен пропустила, просто не смогла из дома выйти.

– А помимо тошноты и усталости, что тебя беспокоит? Нина Матвеевна, – кинула Настя проходившей мимо коллеге, – сейчас сложную девочку посмотрю и вас сменю! – И потом уже мне на ухо. – Нина не курила шесть часов, представляешь какая интоксикация у человека?

– Как же тут курить, здесь беременные ходят. И дети.

– Все мы чьи-то дети, – философски кивнула подруга, продолжая держать меня за руку. Она не ослабила хватку ни на секунду.

Вела меня куда-то, как хозяйка ведет заплутавшего пса. Поводок натянут до предела, в глазах – непробиваемая решимость и рука так жестко держит, точно синяк будет.

– Грудь не болела?

– Не болела в принципе или в какой-то определенный период?

– В октябре девятьсот семнадцатого года. Вик, приди в себя! Зачем мне твое «в принципе»?! Мне нужны все симптомы твоего самочувствия. Сиськи ноют?

Я непроизвольно потрогала грудь.

– Да нет, как обычно.

– Аппетит как, ешь все как прежде или что-то новое?

– Ничего не ем, потому и тошнит.

– Прибавка в весе?

– Наоборот, убавка. То есть, небольшая потеря. Блин, Насть, похудела я на нервной почве на два кг. Так подойдет?

– Два не страшно, наберем обратно.

Подруга завела меня в маленькую темную комнату. За письменным столом сидела медсестра с маской на лице. Глаза у нее были большие и добрые, и это успакаивало.

Я вежливо улыбнулась, но Настя снова меня одернула:

– Раздевайся и на кушетку.

Я заглянула за ширму. Там стояла медицинская койка и аппарат для узи.

– Я думала, мы анализы делать идем? Я баночку с собой взяла.

–Супер, – кивнула Настя, – баночка это всегда хорошо. Хотелось бы икры, но сойдет и мочи. Людочка, карточку принесу позже, сейчас будем писать.

Савранская нацепила на нос очки и с самым решительным видом взялась за допплер. Она выдавила мне на живот липкий гель и несколько раз провела по коже. От пупка и ниже, к линии трусиков.

– Там ничего не беспокоит, Насть. Только желудок. Наверное, у меня кишечный грипп.

– Ага, – кивнула подруга и повернула экран монитора в мою сторону. Там, на рябом фоне болталось что-то маленькое, невразумительное… похожее на фасоль. – Знакомься, Вика. Грипп Александрович Кораблев!

Всегда узкая кушетка вдруг показалась гигантским островом, на котором легко потеряться одному человеку. Я судорожно схватилась за дерматиновый край лежанки. Свободной рукой придержала живот, чтобы… чтобы что?

– Настя, я не понимаю… – в голове стоял невнятный гул. Что-то шумело, взрывалось и с громкими хлопками падало вниз. Кажется, так выглядит инсульт?

– Потом объясню, – подруга щелкнула меня по носу, а потом серьезно добавила: – Ты главное пока не рыдай, не верещи и вообще не мешай тете работать, хорошо? Лидочка, пишем. КТР 49-58. ТВП между полутора и двумя. Какой хорошенький, Вик, тебе видно? Не ерзай, говорю, мешаешь.

Она диктовала еще какие-то цифры, но все они смешались в однообразное месиво, из которого нельзя было разобрать ни слова. Я не понимала, что делает Настя, и не видела, как что-то усердно печатает за столом медсестра по имени Лида.

Их обеих не существовало в моей парадигме. Теперь есть только я. И малыш у меня под сердцем. А с другой стороны противостоит нам весь мир.

– Хороший мальчишка будет. И на Кораблева совсем не похож!

Только тогда я очнулась.

– Что ты имеешь ввиду? – голос предательски дрогнул, выдавая мое волнение.

– Что мы с тобой дуры. Ну, я, конечно, прям клиническая. С другой стороны, мы почти не виделись, а я все время была занята Никиткой, ну не до твоей тошноты и груди как в порнофильмах было, правда!

– Насть, – я умоляюще посмотрела на подругу. Ну, можно хоть раз ответить по-человечески.

– Да срок уже, говорю, приличный. По размерам одиннадцать недель. Эй, ты чего, в обморок падать надумала? Лид, тащи салфетки нашатырные! У нас тут припадочная. – Когда дверь в кабинет закрылась, Настя, наклонилась к кушетке и прошептала: – Об аборте даже не думай! На таком сроке его и не согласятся делать, там уже человек большой, понимаешь?

– О каком аборте, – прошептала я. – Насть, ты чего, никакого аборта не будет. Просто… ты сказала, мальчик? У меня будет сын?

Подруга отстранилась и откинулась на кресле. Когда она поправила волосы, я увидела, как дрожали ее тонкие пальцы. Не одна я в шоке.

– Гарантию тебе никто не даст. Но поверь моему опыту, бубука там будь здоров! Такое не рассасывается. Так что я делаю ставку на пацана, а Римке велю купить синий конверт.

Я облизала пересохшие губы. За дверью раздались шаги. Мы обе напряглись и замолчали, вслушиваясь в голоса, доносящееся из коридора. Сердце отчего-то стучало, будто это пришли за мной и сейчас заберут куда-то. И только когда шум стал отдаляться, я успокоилась.

– Не надо Римме говорить, – я рефлекторно обхватила липкий живот руками. Настя так и не дала мне салфетки, а сама я попросить забыла.

Подруга внимательно посмотрела на меня и кивнула.

– Сама решай. – А потом спросила главное. – Кораблеву когда скажешь?

– Не знаю. Не сейчас.

– И правильно, а может это вообще не его?

– Насть, – я легко ткнула подругу в бок.

– Да ладно тебе. Я бы не осудила. О, скажешь, что это Фридмана. А что? Оба высокие, кареглазые, прически одинаково дебильные.

– Пожалуйста, перестань, – взмолилась я. – Это мой ребенок. Его биологический отец – Кораблев. Но говорить ему об этом я пока не буду.

Настя понимающе хмыкнула, и, велев мне одеваться, отвернулась. Я медленно натягивала на себя штаны. Поправляла кофту, слегка ослабила ремень, который по идее уже должен был давить на талию. Но из-за нервов и отсутствия нормального питания, живот не рос. И теперь это пугало. Даже не так, теперь меня пугало все на свете, потому что это уже касалось моего ребенка.

– Насть, – от приступа паники, у меня заложило уши, – а с маленьким все в порядке?

– Как ни странно. Живучий у тебя карапуз попался, такие испытания не каждый выдержит. Эй, ты чего? Ты чего ревешь?

Она достала из-под стола пачку салфеток и протянула мне несколько штук.

– Я не знаю, я правда, не знаю, – из глаз лились слезы. Какие-то неестественные, мультяшные капли. Салфетки намокали сразу, стоило вытереть ими лицо. И вот уже рядом со мной образовалась целая куча бесполезной мокрой бумаги. А я все плакала и плакала, словно кто-то достал из ванны пробку.

Я тысячу раз представляла себе этот момент. Наше первое узи и любимого человека рядом. Но как же жестоко шутит судьба, когда воплощает людские мечты. И узи есть. И любимый человек рядом. Просто просила я у Бога другое.

Я подогнула ноги и опустила голову на колени. Меня трясло в рыданиях, и каждый раз, когда я пыталась успокоиться, становилось только хуже. Я твердила себе, что могу напугать малыша, что мне нельзя так плакать, но теперь вместе с болью меня раздирало чувство вины, за то, что я уже плохая мать.

– Вика, хватит, – послышался строгий Настин голос.

– Я рада, ты не подумай, – я подняла лицо к потолку, чтобы заставить слезы течь в обратную сторону, но и это не помогло. Я всхлипнула: – очень рада. Просто… я пока не понимаю, что делать дальше.

Настя снова опустилась на кресло перед кушеткой.

– Ну, для начала начни чистить зубы не во имя святого Кораблева, а из любви к себе.

Истерика прекратилась тут же. Я медленно отодвинулась и прикрыла ладонью рот.

– От меня плохо пахнет?

– Ну, не розами. Ты давно в ванне была? И одежда та же что вчера.

– Не помню, – честно ответила я. – Сегодня нет, вчера тоже не до того было. Позавчера, наверное.

– Наверное, – передразнила меня Савранская. – На хер такого мужа, если из-за ссоры с ним ты ни пожрать, ни жопу помыть толком не можешь. Умер Максим, ну и хрен с ним! Тебе сейчас о себе думать надо. О том, чтобы вкусно и полезно кушать, хорошо спать, гулять, не нервничать. Все! Истерика нынче слишком большая роскошь, чтобы ты могла ее себе позволить.

– Хорошо, – кивнула я, – я не буду больше плакать, обещаю.

– Не верю ни на грамм. Поэтому буде за тобой следить. Ляжешь ко мне на недельку, поешь вкусную молочную кашу, я сделаю все нужные анализы, пока ты будешь колыбельные учить. Сейчас девчонкам скажу, они метнутся в Магнит и купят тебе пижаму, тапочки, мыльно-рыльное. Кружку и тарелку я тебе достану так, за это не волнуйся. Кораблев ни о чем не узнает, если что, ты уехала к маме страдать. Ну, Вик, не плачь. Все будет хорошо. Все уже хорошо.

Она накрыла ладонью мои холодные от волнения руки. Мы обе замерли над моим животом, пытаясь коснуться чего-то незримого, но уже живого. Все в голове переворачивалось обратно, и становилось так, как и должно было с самого начала. Ощущение, будто меня отмотали до заводских настроек. Я гладила живот так, словно это больше не мое тело. Словно это что-то чужое, но уже очень любимое. Только сейчас осознала все, что произошло.

– Насть, – я подняла на подругу глаза, – значит, у меня будет ребенок?

– Вот еще. Как сопли вытирать, так «Савранская» помоги! Как анализы расшифровывать, так мне звонила. Как репродуктолога искать, так по моим связям. А как что-то приятное, так у «тебя» будет. Нет, милая. Это у нас будет ребенок, у нас с тобой будет наш ребенок!

Она наклонилась и уперлась лбом в мой лоб. Так близко, что я чувствовала ее запах. От Насти веяло ароматом мыла, лекарств, и непробиваемой уверенности в себе.

Савранская озаряла пространство вокруг своим внутренним светом и эти лучи рентгеном прошлись и по мне тоже. Я заряжалась ее силой, бодростью, ее верой в то, что все будет так, как мне надо. И впервые за долгое время, я поверила, что не одна. Теперь нас уже трое. Я, Настя и мой сын.

Глава 20

Бог создал наш мир за шесть дней, а на седьмой решил отдохнуть.

Мне есть что сказать на эту тему.

Первое, в своем нынешнем состоянии я бы справилась куда быстрее.

И второе, выходные теперь слишком большая роскошь для меня.

Неделя прошла как в бреду. В понедельник, когда я легла в больницу, мне позвонила Римма.

– Вика, у Филиппа скоро презентация книги, но мы решили поменять концепцию и отойти от официоза. Скажи, ты могла бы приготовить для фуршета тридцать кексов и один небольшой торт. За деньги, разумеется.

Я опешила. Честно говоря, последние двадцать четыре часа я только и делала, что читала блоги о родах, младенцах, воспитании. И полностью забыла, что существует жизнь вне моей беременности.

– Зачем за деньги, – прошептала я, глядя на выбеленную дверь в коридор. Та была прикрыта, но в палате все равно слышались лишние «больничные» звуки. Я прижала телефон к уху, и заговорила прямо в динамик, чтобы Римма не поняла, где я сейчас. – Я все сделаю, ты только продукты оплатишь, хорошо?

– Ну, нет, – заартачилась подруга. Я хочу нанять тебя как кондитера, тем более, что это не одолжение, а полноценный заказ. Мне нужны какие-нибудь простые коржи, вон как те красные, помнишь? Без сложных начинок. И декор нам нравится такой… без мастики, без цветов. Знаешь, такой простой, однотонный.

– Такой, который я смогу легко сделать, да Римм?

Подруга шумно выдохнула. Несколько секунд мы молчали, пока она не произнесла:

– Тебе в любом случае будут нужны деньги. Я предлагаю тебе заработать на том, что ты умеешь. У тебя вся кухня в формочках и насадках для кексов, просто попробуй сделать что-то не для семейного ужина, а для нас с Филиппом.

– Римка, – прошептала я так тихо, что она меня даже не услышала.

– Тебе даже не придется называть сумму, я обзвонила кондитерские и оплачу среднюю стоимость по рынку. Пожалуйста, соглашайся. Это не одолжение с моей стороны, я клянусь. Ты правда очень нас выручишь.

Я всхлипывала, зажав ладонью рот. Не хотела, чтобы подруга услышала это и начала меня жалеть еще больше.

Слезы это не страшно. Тем более, что плакала я от радости. И когда я оправлюсь и встану на ноги, то обязательно расскажу моим девочкам, как много они для меня сделали.

– Присылай техническое задание, начальник, – не своим голосом пропищала я. – И число, когда вам все это надо.

Во вторник я упросила Настю отпустить меня домой хотя бы на ночь. Мои анализы, те, что уже пришли, оказались отличными, а легкая тошнота не является поводом для госпитализации.

Савранская хмурила брови, ругалась, но сама помогла мне собрать сумку.

В среду я заказала все нужные продукты и забрала из доставки специальные коробки для кексов. Плотные, из белого картона с прозрачными крышками. Подвязывать их решила алой лентой, в тон обложки книги Филиппа.

Весь четверг я провела на кухне. Темперировала, выпекала, остужала, собирала, паковала. Передо мной стояло три аккуратные коробки по двенадцать кексов в каждой и торт. Его я украсила глазированными ягодами, чтобы те не дали сок и не поплыли. А всю конструкцию поместила на высокую подставку.

Идеально.

Даже лучше чем идеально – божественно!

Когда я спускала ценный груз к такси, навстречу мне вышла соседка Диночка. Жена Сашиного коллеги.

– Ой, а что это у тебя, – она с любопытством заглянула в коробку.

– Ничего особенного, кексы для одного мероприятия. Филипп Яровой, может слышала о таком? У него сегодня премьера книги, вот… заказали.

Дина удивленно округлила глаза.

– Ничего себе. Я книг не читаю, все больше по фиксикам, ну ты понимаешь? Но я даже не знала, что ты печешь на заказ. Мне Вова ничего не рассказывал об этом.

Я молча пожала плечами. Такси внизу уже ждало, и водитель наверняка включил счетчик простоя, но интерес в лице Дины не давал мне уйти.

– Слушай, – наконец произнесла она, – а детские торты ты печешь?

– Конечно. На натуральных продуктах, без красителей и прочего. Но и без лицензии, я не профессиональный повар, так…

– Ой, – отмахнулась она, – если учесть, что мы выбирали между тортом покупным и «ничего», то думаю, что лучше обратиться к тебе. Я сама виновата, дотянула до последнего, а сейчас сезон и все кондитеры заняты, а мне на воскресенье нужен тортик.

– Для Кати, – понимающе кивнула. Конечно, у Дины была очаровательная дочь, которой вот-вот должно исполниться три. – Дина, ты напиши мне, что хочешь, и мы обсудим условия. А сейчас, меня ждут…

В четверг я переписывалась с соседкой по поводу именинного торта из двух ярусов. Это было очень самонадеянно, но я взялась за заказ. Украсить предложила живыми цветами, так точно не напортачу с мастикой или расписными пряниками. И пусть в декабре цветы сожрут весь мой гонорар, взамен я получу что-то более ценное – опыт. И рекомендации.

В пятницу я рисовала для Кати акварельную открытку, которую прикреплю к коробке с тортом. Такую же нежную, как и сама девочка.

В субботу снова покупала продукты, на этот раз лично, чтобы выбрать самое лучшее, самое свежее, самое-самое.

И в воскресенье, когда, согласно Библии, Бог смог позволить себе отдых, я наоборот, носилась по кухне, собирая и выравнивая высокий, пропитанный сиропом карамельный бисквит. Всклокоченная, уставшая и очень взволнованная. Вся в мыслях и страхах, что маленькой имениннице что-то не понравится. Что я сделаю ошибку и придется начинать все с начала. Что это все и есть моя ошибка, и я снова пошла не туда.

Именно этот момент выбрал Кораблев, чтобы вернуться…

Первая перемена, которую заметил Кораблев – в квартире изменился запах. Не хуже, просто другой. Когда Саша только открыл дверь, в нос ударили аромат выпечки. Что-то сладкое, пряное и цитрусовое. Теперь здесь пахло как в какой-то кондитерской. Не как дома.

Сегодня его никто не ждал, и эта разница неприятно саданула по нервам.

Осторожно, словно в гостях, Саша повесил куртку, скинул ботинки, мимоходом отмечая, что из прихожей пропали его вещи. Он старался идти тихо, еще не представляя, какой разговор их ждет. Прошел через коридор в кухню, где и застал Вику.

Она его не видела, так что зря старался.

Только когда Саша отодвинул стул, Вика обернулась и… ничего. Не удивилась, не испугалась и тем более не была рада этой встрече.

– А это ты, – она вытерла руки о передник. Тот нелепо топорщился на объемном свитере, делая из его жены матрешку.

– А ты ждала кого-то другого? – Черт. Что-то было не так. С его домом, и его женщиной. Саша заерзал на стуле, стараясь сесть удобнее.

– Да, то есть, нет. – Вика качнула головой, – слушай, хорошо, что ты пришел, я там вещи твои собрала, заберешь?

Он удивленно смотрела на Вику. Конечно, люди меняются, но не так быстро и не так разительно. Саша еще помнил, в каком состоянии была его супруга, когда он ушел: больная, нервозная, с дрожащими от стресса руками, она едва могла говорить. А сейчас…

– Саш, ты по делу? Просто ты немного отвлекаешь.

– А я могу прийти сюда только по делу?! – не туда идет их разговор, потому что теперь он оправдывается, и черт его знает, как вернуть инициативу обратно.

– Ты можешь делать что хочешь. Впрочем, ты и раньше делал…

Вика отвернулась и принялась дальше возиться с тортом. Слишком большим для обычного чаепития.

Несколько долгих минут Саша смотрел за тем, как она выравнивает крем на коржах. А потом, когда те наконец стали идеально гладкими, Вика взяла ложку и стала рисовать на торте волны, чем только все испортила. Зачем? Нормально же было.

– Ты… кого-то ждешь в гости?

– Да, – бросила Вика, продолжая свое занятие. Казалось, присутствие Саши ее никак не волновало, до того она была спокойной. Как вдруг, Викина рука дрогнула, соскочила, и вместо красивой дуги вышла расщелина. Уродливый овраг.

– Вот черт! – Вика кинула ложку в раковину, та гулко стукнулась о грязную кастрюлю, огласив дом неприятным звоном. – Черт, черт, черт!

Она зажмурилась, задышала часто-часто, а потом прижала ладони к лицу. Ее пальцы дрожали от напряжения. Ровно так, как было в день их последней встречи.

– Я могу тебе помочь? – облегченно выдохнул Саша.

– Если уйдешь. Ты меня отвлекаешь.

– Но я хотел поговорить.

– Нет, ты хотел прийти и ты пришел. – Вика оперлась о столешницу, как какая-то старушка. – Если бы ты хотел поговорить, то ты бы уже поговорил со мной. Понимаешь, разницу?

Саша встал, подошел к ней сзади и попытался обнять свою жену, но та отпрыгнула в сторону. Ну конечно, нужно показать, как он ей неприятен.

– Не надо трогать меня, пожалуйста. Говори, что ты там хотел и иди, я правда очень занята.

Саша огляделся по сторонам. Все, решительно все в его доме стало другим. Он бы поклялся, что здесь произошли перестановка или даже ремонт, вот только все вещи так и стояли на своих местах. Даже чертова картина оказалась придвинута к стене, потому что Кораблев так и не сделал для нее крючок.

– Я хотел объясниться перед тобой. – Саша недоуменно крутил головой. Что бля*ь случилось с его домом?

– Объясняйся.

Он вздрогнул и повернулся к Вике.

Да… с его домом и его женой творилось что-то не ладное.

– Вик, я живу в съемной квартире, но долго это длиться не может.

– А что так? Жанна выгнала тебя из своего Эдема? Слишком много райских яблочек сожрал?

Кораблев скривился как от зубной боли.

– Нет никакой Жанны.

– И не было? – Вика насмешливо подняла бровь.

– Была. – Выдохнул Саша. – Я разошелся с Жанной после проводов у Савранских. Спать с ней была большая ошибка, я это понимал даже в момент наших встреч, но почему-то не мог остановиться. Потом, когда мы с тобой поругались, то я понял, что могу потерять тебя всерьез, и испугался. В тот день, – Саша запнулся, сглотнул и продолжил, выдавливая из себя по слову. – Я действительно назначил встречу с Игорем, Жанна ждала в гости кого-то другого, не меня. Ты можешь понять, до чего это было несущественным, если мне так быстро нашли замену. Мне жаль, что ты узнала все так, но… с другой стороны… с другой стороны, я верю, что эта правда сделает нас с тобой сильнее. Мне даже спать теперь легче, потому что ты все знаешь.

Вика прошла к столу и села за другой его край. Теперь они смотрели друг на друга, как два политика на переговорах. Осталось решить, кто прекратит огонь, а кто выкинет белый флаг.

– Вика, я очень скучаю. Без тебя невыносимо. Девочка моя, я так люблю тебя.

– Сколько, – только и спросила она.

– Чего сколько?

– Сколько было таких Жанн и как давно все это длится?

Саша отвел глаза в сторону, туда, где стояла картина. Какой-то пейзаж, который выбирала для кухни Вика. Сейчас на него смотрело предрассветное небо темно синего цвета.

«Ты ничего не понимаешь, это не синий, а ла-зур-ный», – смеялась тогда жена.

А он и правда не понимал. Ну, картина. С небесной панорамой, которую так любил Кораблев. В добавок к ней постельное белье, которое ему нравится. И парфюм в доме один в один как в отеле в Греции. Саша просто сказал, что запах прикольный, а дальше все само решилось. Вика узнала у портье, чем они обрабатывают номера. Выяснилось, что это какая-то смесь масел, которую разбавляют сами горничные, не на продажу. Тогда его жена подружилась с одной из горничных и расспросила, какие ингредиенты они используют, и нашла максимально похожий аромат у нас в магазине.

Она делала все, чтобы ему было хорошо.

А он даже не смог прибить гребаную картину!

– Так сколько? – повторила Виктория.

Это не хорошо. Саша не мог врать. Но и правду сказать тоже не мог. И то и другое означало бы конец всему.

Он глубоко выдохнул. Нужно что-то сказать. Не важно что, главное разорвать эту давящую тишину, за которой Вика могла надумать еще более страшные вещи.

– Вик…

Она задрожала всем телом.

– Можешь не говорить. Ты уже ответил на мой вопрос.

Вика вскочила с места, кинулась к кухонному острову и стала что-то делать с тортом. Гулко бряцал металл, звенело стекло, стучали ложки как какой-то невероятный оркестр на гастролях в психушке.

Саша сидел и искал предлог, чтобы снова начать беседу.

– Ты убрала подушки с дивана, – наконец заметил он.

На их огромном раскладном диване больше не было всех этих умилительных расшитых вручную подушечек, и пледиковв. На столе не стояли цветы. Из кухни исчезла скатерть. Их квартира сейчас стала похожа на дорогой отель с буклета, приобрела особый лоск, но потеряло то, что делало ее именно домом.

– И цветы, – озадаченно прошептал он.

– Оказывается, я не люблю цветы в вазах.

– Оказывается?!

Вика не обернулась.

– Да. Представляешь, только сейчас поняла, что все это мне не нравится. Конечно, грустно узнавать себя в почти тридцать пять лет, но с другой стороны, некоторые всю жизнь живут, не зная, какое мороженое любят. Покупают пломбир, а на самом деле даже не пробовали другое, представляешь?

– Ты любила цветы, – с нажимом повторил Саша.

– Нет, – ее голос наоборот, звучал так холодно, что Кораблев невольно поежился, – я любила, когда мне их дарил ты.

Саша с недоверием уставился на жену и произнес на выдохе:

– Тебе нравилось украшать квартиру всем этим дерьмом, я же помню, сколько часов ты торчала в Икее и всех этих магазинах, я лично тебя туда возил и ждал в кафе, пока ты нагуляешься!

– Ну, вот я и нагулялась. Саш, мне нравилось радовать тебя. Ты приходил в теплый дом, ел вкусный ужин, ложился на чистую кровать и любил уже готовую меня. Во всем этом мне нравилось то, что тебе это нравится, понимаешь?