Текст книги "Измена. Не делай мне больно (СИ)"
Автор книги: Каролина Шевцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Значит все решено? Ты возвращаешься к своей Вике?
– Я никогда и не планировал от нее уходить.
Пельмени в пакете немного подмякли и начинали таять, а от самой упаковки пошел неприятный запах чужого холодильника, который никто не думал размораживать и мыть. Саша кинул пачку прямо в раковину. Все равно он бы съел их на ужин, так что можно не заморачиваться.
– Кот, я беременна.
Он не дрогнул. Продолжал набирать воду в кастрюлю. Тонкая струйка била по дну алюминиевой посудины, создавая неприятный шум.
– Поздравляю. Кто отец?
– Ты, Саша.
А вот это было уже смешно. Он оглянулся через плечо, но обзор был недостаточный и, не выдержав, Саша повернулся полностью. Нужно рассмотреть лицо, с которым Жанна все это говорила. Ну конечно, каменная маска амазонки и величие императрицы в одном флаконе.
Кораблев не знал, какую реакцию ждала его бывшая любовница, но только не этого.
Он сложился пополам, схватился за живот и принялся давить из себя смех. Сначала неестественно, как на детском утреннике, но с каждой секундой голос его креп, а вся сцена превращалась из абсурдной в пугающую.
Саша не смеялся. Он ржал. Кричал как чайка на заливе, растирая по щекам слезы.
Какое дно. Боже, как низко опустилась его жизнь, что теперь он вынужден слушать это.
Кораблев уже не мог остановиться, если бы не Жанна. Она подошла, обхватила его красное лицо ладонями и несколько секунд смотрела прямо в глаза, пока Саша не сфокусировал на ней поехавший взгляд.
– У нас будет ребенок.
– Ммм, – он что-то промычал и, кажется, планировал снова закатиться в новом приступе хохота. И чтобы этого не случилось, Жанна затараторила: – срок уже большой, я должна была сказать раньше, но ты видел, что на нас навалилось. Твоя работа, потом твоя жена, все сразу и было как-то не до того.
– Жан, – он мягко отстранился, – у нас не будет ребенка.
– Ты не понял, – она моргнула, – я была на УЗИ, десять недель, плод развивается прекрасно…
– Это невозможно.
– Да почему?! – Вскричала Жанна. – Потому что у тебя не получалось с этой твоей Викой? Но я то другая, я здоровая, выносливая, сильная. В конце концов, я моложе и могу родить тебе малыша.
– Угу, – Кораблев интенсивно закивал, а потом резко остановился и посмотрел на свою любовницу злым, нечитаемым взглядом: – И своей молодостью ты излечила меня от астенозооспермии?
Жанна отпрянула. Отошла на шаг и замерла, как перед витриной кунсткамеры. Она внимательно смотрела на Сашу и даже не мигала.
– Да, милая, – он решил усилить эффект своих слов, – мои сперматозоиды полностью недееспособны. 99,9 % четвертой категории, то есть неподвижны как кремлевский караул.
– И это…
– Диагноз, кошечка моя. Я абсолютно чист, и у меня не может быть детей.
– Но… – она судорожно вздохнула, – ты говорил, что Вика не смогла пережить, что у нее не будет ребенка.
Теперь, когда все маски сброшены, Саша не переживал за свой образ. Он отвернулся обратно к плите, зажег конфорку и водрузил на нее кастрюлю. Женщина в комнате перестала быть ему интересной.
– Детали, Жанна. В них вся суть. Я сказал, что Вика тяжело принимает тот факт, что у нас не будет детей.
– Я не понимаю… но есть же лечение.
– Конечно есть, и многим оно помогает. А многим нет. Такая вот херня, малышка. Мне не помогло, так что, пожалуйста, пока не поздно, найди себе другого лоха для роли папочки. Пельмени на тебя варить? – Как-бы, между прочим спросил он.
Жанна отрешенно покачала головой.
– Но это твой ребенок.
– Разреши тебе не поверить.
– Саша, – ее голос дрогнул, – в конце концов, это унизительно. И ты не такой уж принц, чтобы я тебе что-то доказывала. Есть тесты ДНК и я готова их пройти.
– Тесты сама оплатишь? Ты правильно заметила, я не принц и замка у меня больше нет. – Кораблев потянулся за тарелками. Странно, но ухо больше не болело, головная боль вытеснила всю другую. – Я правда того не стою, малышка.
– Но это твой ребенок, – с нажимом повторила она. – Ты думаешь, я этому рада? Ты больше не летчик, ты даже не механик, ты никто! А я по ходу влипла.
– Так и отвали от меня, – зло прошипел Кораблев и кинул пустую кастрюлю в раковину. Та пролетела дальше и с грохотом ударилась о столешницу. – Я никто, денег у меня нет, шантажировать не выйдет. Зачем я тебе?
Жанна всхлипнула и закрыла ладонями глаза. Ее хрупкая фигура вздрагивала от начинающейся истерики.
– Хватит, – строго сказал Саша.
– Какая же я дура, – слез было так много, что можно захлебнуться ими, – просто идиотка, я же правда в тебя влюбилась.
– Угу, расскажи кому другому. На, ешь, беременным нужно питаться
Он двинул две тарелки по столу. Те прокатились почти до края, но не упали. Жанна села напротив, лицо ее кривилось от слез. Вообще хорошо бы вытолкать эту актрису из квартиры, пока она ему окончательно аппетит не испортила. Беременная от него, это же надо. Что за дура! Это почти так же тупо, как тот случай, когда Вика просила взять ребенка из детского дома. Но нет, Кораблев не будет воспитывать чужих гуленышей.
Жанна оторвала ладони от красного заплаканного личика и прошептала:
– А если я расскажу все твоей жене?
– Делай что хочешь, моя кошечка. О тебе она знает. О моем диагнозе тем более. Я готов посмеяться еще раз, так что приглашаю тебя к нам домой, можешь и маман свою захватить. Такое шоу не каждый день увидишь.
Красивое бледное лицо покрылось красными пятнами. Она расползались по щекам, по лбу и шее и через секунду вся женщина стала насыщенно бордовой.
– Ты просто…. конченый, – выплюнула Жанна и, схватив со стола сумку, вылетела из квартиры.
Глава 25
– И ты его простила?!
– Не совсем, – я постаралась уйти от ответа, но фокус не удался.
И без того большие глаза Насти увеличелись до размера блюдец.
– Римка, я в этой вашей филолохии ни в зуб ногой, объясни тем, кто не гуманитарий, как на русский перевести это ее «не совсем»?
Римма осуждающе посмотрела сначала на Савранскую, потом на меня. В руках ее то появлялись, то пропадали чайник, чашки, блюдца, тортик, который было решено разделить на троих, чтобы глюкоза напитала мозг, а не жопу.
До Нового Года оставалась неделя, когда мы решили встретиться в кафе в центре. Ни у одной из нас не хватило сил, чтобы украсить свои квартиры, а праздника хотелось. Поэтому мы выбрали самое китчевое место с гирляндами, шарами и елками, по каждой на помещение. Даже в туалете стояла какая-то хвойная композиция и мигали огоньки. Как сказала Савранская, джингл Беллс из всех щелей.
Настя спорила с Риммой, что глупо встречаться в кондитерской, раз у нас появился свой кулинар, когда я сказала, что Саша вернулся.
Реакция была предсказуемо разной.
– Нет, ты погоди, тебе самой от себя не противно?! – кипятилась Савранская.
– От себя нет, а от тебя сейчас немного. Может, не будешь так кричать, на нас уже люди смотрят.
Римма оглянулась по сторонам, никто на нас не смотрел, никому мы были не нужны.
– И как сейчас проходит ваша жизнь? – очень вежливо и обтекаемо спросила она, пока Настя строила мне страшные гримасы.
Я вздохнула. Никак. Саша стал чаще приходить домой. Он молча помогает мне по работе, сидит за столом, пока я готовлюсь к экзаменам, раскладывает по коробкам кексы и эклеры , развозит заказы, если я не успеваю сама. Мы мало говорим, потому что… не о чем. Я думала, что буду мучиться от ревности, пытаться узнать, кто те шесть женщин, которые шли до меня… вместо меня. Но нет. Ничего кроме грусти я не испытывала. Странное, щемящее чувство разрывало меня всякий раз, когда я смотрела на мужа, на наш дом, наши фотографии и какие-то вещи, значимые для нас обоих.
Как будто ты прошел любимую игру и не знаешь, что делать дальше. Можно включить ее на второй круг, но что-то не хочется. Эмоции уже не те. Но вместо всего этого я сказала:
– Нормально.
– Вы спите в одной постели, – деловито спросила Настя.
– Что? Нет, господи, конечно, нет! Он вообще не спит дома, по крайней мере, ночью. Пару раз засыпал на диване внизу, пока я готовила заказы. Ничего конкретного, он словно и не переезжает обратно, но…
– Но, – в голос прошептали подруги и наклонились еще ниже.
– Не знаю. Теперь я меня нет чувства, что я живу одна, как было вначале. Постоянно натыкаюсь на его вещи, либо на него самого, а если ни то ни другое, то он звонит чтобы просто узнать, как мои дела. Мы в отпуске времени проводили меньше чем сейчас.
Настя недовольно запыхтела. Я видела, что она готова высказать мне все, что у нее в голове, что держится она изо всех сил и эту плотину вот-вот снесет волной сарказма.
– Настя, милая, пойдем в туалет, – Римма встала первой.
– Не хочу, я в посторонних местах не какаю, – отмахнулась Савранская.
– А ты со мной постой, посторожи, – с нажимом в голосе повторила Римма. Взяла подругу под локоть и увела в сторону уборной.
Отсутствовали они недолго. Не так. Настя, запыхавшаяся и красная, прибежала уже через несколько секунд.
– Так, пока Римка там в водопады играет, у нас есть десять минут. Скажи, он знает про беременность?
– Что? – Опешила я. – Почему десять?
– Я ее заперла, – Настя сдула прилипшую ко лбу прядь, – знает или нет? Ну? Скоро уже будет видно. Это у нас Римма такая вежливая и игнорит, в каких балахонах ты ходишь. Просто Пугачева во плоти. Но у тебя уже проступает живот, понимаешь?
– Понимаю. И я все скажу Саше. Сегодня.
– И зачем? – вскипятилась Савранская.
– Потому что он отец ребенка и должен знать, что у него будет сын.
Я упрямо стукнула кулаком по столу. Беседа окончена. Не важно, что будет дальше, но Саша правда старается. Он помогает мне во всем, не осуждает, когда я вожусь с конспектами и даже уладил тот вопрос с гендерной вечеринкой и кексами. Привез домой и подставку и деньги, каким только чудом ему все отдали! Сказать о ребенке и простить все его измены это разные вещи. Первое я хочу сделать, а второе…
– Тоже хочешь, – закончила за меня Настя, а я поняла, что все это время рассуждала вслух. – Иначе бы не оправдывала его так.
– Ты не понимаешь, мне просто страшно! Я никогда не жила одна, я не знаю, как буду справляться, как вытащу все на себе!
– Так твоя вина, что ты жила амебой и Шурику своему сопли вытирала! Твой выбор!
– Конечно, и теперь давай меня за это выпорем!
– А надо закрыть глаза на то, как ты гробишь себе жизнь? Ау, подруга, ему не нужны ни ты, ни твой ребенок! Он помешан на своих бабах и работе, это останется навсегда, понимаешь? Если ты думаешь, что находишься под номером семь, то это не так, ты далеко не в первой десятке, потому что там есть мечты, коллеги, перспективы, бабы бывшие, будущие, потенциальные, полный винегрет! Ему до звезды то, что он станет папой!
– Хорошо. Ему плевать, допустим. Но ты-то чего так бесишься?! Тебе какая печаль?!
В этот момент раскрылась дверь в конце зала, и из нее вывалилась злая как черт Римма. Видимо, Настя не шутила, она и впрямь чем-то подперла туалет. Подруга шла на нас, буравя Савранскую взглядом, но когда мы поравнялись, она увидела, что что-то не так.
– Девчонки, вы чего? Поссорились что ли?
– Ничего, Рим. Я домой, мне еще работать надо.
– Иди– иди, Сашеньке трусы надо погладить, чтоб яички в тепле были!
– Настя, закрой наконец рот, – осадила ее Римма. Она протянула ко мне ладонь, чтобы погладить, но я отшатнулась в сторону. Не надо. Ни жалости вашей, ни сочувствия. От злости меня просто трясло.
– Знаешь, Насть, – выпалила я, пока натягивала на себя пальто, – хорошо, что я другая. И если ты окажешься на моем месте, я постараюсь тебя понять. И точно не буду винить ни в чем.
– В том-то и разница. Я на твоем месте не окажусь!
– Ну как скажешь, – кивнула я на прощание. – Рим, с Новым годом! Настя, детям привет!
У меня внутри что-то сломалось. Я честно пыталась починить это. Гуляла, спала, ела вкусную еду, делала то, что обычно приносило радость, но... ничего. В смысле совсем ничего: никаких чувств, никах эмоций, ноль ожижаний и уровень эмпатии как у асфальта.
Даже сейчас, когда я должна была волноваться перед важной встречей с Сашей, я с безразличием думала, какой будет его первая реакция.
Обрадуется? Закричит? Заплачет? Подхватит меня на руки? Вырвет клок волос на макушке?
И самое страшное, мне было плевать, что из этого он сделает. Я как Кай из любимой сказки, поймала не ту льдинку сердцем и теперь не могла оттаять.
И даже когда Саша написал, что задержится на работе, я тупо продолжила сервировать стол. Что ж, значит придется греть еду в микроволновке.
Вот уже несколько дней мне казалось, что я чувствую толчки малыша. Настя утверждала, что это кишечник, что не может на таком сроке пинаться ребенок. Но мнение гинеколога проигрывало против материнского чутья.
Это именно мой сын. Он легко гладит меня изнутри, как бабочка, которая машет крыльями. Как лопнувшие на солнце мыльные пузыри. Как любовь.
Но даже он решил не беспокоить меня сегодня. Никаких крыльев внутри я не ощущала.
Я долго примеряла разные наряды, выбирала что-то красивое и сексуальное, что-то простое и свободное, что-то новое, пока еще могу влезть в вещь с этикеткой, надо этим пользоваться. Но в конце концов остановилась на домашнем платье. Простое по крою, нежно голубого цвета, оно не обтягивало, но и не прятало живот.
Потому что я беременна и хватит это скрывать.
Посмотрела на часы. Стрелка приближалась к полуночи. На столе остывал ужин, к которому Саша не пришел.
Когда он получил должность командира, я приготовила говядину по бургундски.
Когда мы купили эту квартиру, я чуть не подожгла дом, подавая на стол блинчики креп-сюзет.
Машину мы отмечали венгерским гуляшом, который я томила семь часов.
И теперь тоже важное событие. Не просто важное, а самое главное для нас двоих. И встречать его мы будем остывшим супом и макаронами по флотски. Я открыла крышку кастрюли, чтобы убедиться, что те еще и слиплись.
И когда я уже решила идти спать, в дверь позвонили. Не постучали, как обычно и не открыли своим ключпом.
Нехорошее предчувствие жаром опалило меня изнутри. Я как тот блинчик на сковороде, вспыхнула и снова погасла.
"Господи, только не это", – пронеслось у меня в голове.
Быстро, будто от этого зависела моя жизнь, я подлетела к двери и потянула ручку на себя. Именно так нужно встречать врагов – открыв глаза, подняв забрало.
Но на пороге стоял не враг. Там, переминаясь с ноги на ногу, мялся Сережа Фридман.
– Ты?! – То ли облегченно, то ли удивленно выдала я. У Фридманы во внутренней прошивке было удивительное чувство такта, и позволить себе прийти в гости так поздно он просто не мог. И тем не менее.
Серёжа, одетый в форму, мялся на пороге и не решался войти.
– Извини, Ви-витаминка. Я к дому подъехал и увидел, что у тебя свет горит, дай думаю зайду.
– На ужин? – Я торопливо поправила подол платья, в котором ощутимо угадывался живот. Напрасно. Фридман бы не заметил беременность, даже если бы я вышла в коридор голой. Он смотрел куда угодно – на потолок, на стены, на вычищенные носы своих ботинок – но только не на меня.
– Не на ужин. По делу. Позови, Сашу, по-по-пожалуйста, мне с ним поговорить надо, – он скривился как от зубной боли и добавил, – мы поругались сегодня и как-то это нехорошо вышло. Неправильно.
Какой интересный день я выбрала для того, чтобы сообщить мужу новость. Проблемы в аэропорту, суды, приставы, ссора со старым другом и слипшиеся макароны – все располагает к приятной беседе. А впрочем, тянуть или переносить разговор смысла нет. Дотянули уже.
Я вытерла руки о полотенце, висевшее у меня на плече и сделала шаг в сторону.
– Проходи. Саша написал, что задержится на работе, думаю, вот-вот придёт. Тебе хоть чай налить или его ты тоже дома пил?
За собственными мыслями я не заметила наступившую в доме тишину – тревожную и густую, как кисель.
Как в замедленной съемке обернулась назад и напоролась на взгляд Фридмана. Острый, он почти разрезал меня на лоскуты. Уже тогда я поняла, что сейчас услышу что-то плохое.
– Вика, – серьезно произнёс Сергей, – твоего му-му-му… вот б*ядь… – Каждый раз, когда Фридмана клинило на каком-то слове, он очень злился, но перестраивал мысль иначе, чтобы обойти неприятное слово-костыль. – Кораблева сегодня не было в офисе. И задержаться там он не мог, потому что выполняет складскую работу, а склад уже закрыт, я ли-ли-лично проверил.
– Он написал, что задерживается на работе, – с маниакальным упорством повторила я. На лице никаких эмоций. В сердце все та же чертова льдинка, которая словно заморозила меня изнутри, обрубив все чувства под ноль. Но почему тогда так страшно? Почему так больно, божечки?! Онемевшими от холода пальцами я тянусь в карман. Стоп, нет у этого платья никаких карманов, а телефон лежит здесь, на встроенной консоли. Отчего-то руки дрожат. Я по памяти набираю Сашин номер. Сердце стучит быстро, оно шпарит отбойным молотком и за этим звуком я глохну. И потому не сразу слышу металлический чужой голос:
« Абонент вне зоны действия сети».
Я знаю, что это не случайность, не глупая досадная ошибка, но тем не менее набираю Сашу снова. И потом ещё один раз, контрольный.
– У него выключен телефон.
И я теперь тоже смотрю куда угодно, но только не на Фридмана. Взгляд блуждает по квартире: вымытый накануне пол, белый потолок, чистые носы мужских ботинок, дрожащие от стресса руки. Все что угодно, но только не обеспокоенное лицо в шаге от меня. Мы оба не смотрим друг на друга, наверное, потому что нам есть что скрывать.
И мне, и Сергею.
Но я не думаю об этом, потому что в следующую секунду льдинка из сердца со звоном падает на паркет и меня, как волной, накрывает от собственных эмоций. Я под водой, тут больно, страшно, обидно, не хватает воздуха и можно задохнуться. Я не слышу ничего вокруг, все звуки искажены, все контуры смазаны и куда-то плывут. То ли к берегу, то ли в ад.
У Саши выключен телефон. А я больше никогда не смогу ему поверить. К сожалению, я до последнего верила, что ещё что-то можно спасти. Я седьмая женщина в его постели, сотая в жизни и первая такая дура, которая готова была простить.
Не будет семьи. Не будет у меня мужа. Не будет у моего сына папы. Ничего больше не будет.
Я держусь за живот, обхватываю его руками, чтобы как-то огородить малыша от этой боли. Пускай только меня шатает и выкручивает до хруста в костях, пускай он никогда не узнает, каково это – прозревать.
– Вика, прости, – отчего-то шепчет Фридман.
Он здесь. Он рядом.
Держит меня за локоть, гладит по волосам, прижимает к себе, а я льну в ответ, цепляясь холодными пальцами за воротник его рубахи.
Я поднимаю взгляд вверх и меня обжигает огонь чужих глаз. Они чёрные, они до одурения чёрные и эта мгла затягивает меня внутрь.
– Вик, прости, пожалуйста, это все моя вина.
Он шарит руками у меня по спине, я обнимаю его за шею. Не как влюблённая женщина, как утопающий, в надежде схватиться за брошенный в воду спасательный круг.
Спаси меня, Серёжа. От самой себя спаси.
Мы путаемся в собственных ногах. Он наступает мне на пальцы, что-то шепчет, то ли клянётся в любви, то ли просит прощения. Не надо, Сереж, это я так решила. Это я тону, ты просто меня спасаешь.
Я неловко расстёгиваю пуговицы на его рубашке, стараясь не смотреть выше. Потому что боюсь снова почувствовать на себе этот безумный взгляд. Все что происходит неправильно. Очень неправильно, но мы делаем это.
Передо мной не Сергей Фридман. Не старый друг моего мужа. Не приятель юности. Нет, здесь на этой кровати мужчина, готовый меня любить. По-настоящему, впервые в моей жизни все по-настоящему и от этого особенно больно.
Он врывается в меня, прижимает крепко, целует жарко и горячо, растаскивая по телу эту негу. И я ломаюсь в его руках, рассыпаясь на тысячи кусочков, так что вряд ли их можно будет собрать обратно. Но это и не важно. Сейчас мне хорошо. Боже, как хорошо мне сейчас…
Глава 26
Все закончилось слишком быстро. Не то чтобы я сидела с таймером, отсчитывая секунды собственного удовольствия, но когда тебе хорошо, время летит со страшной скоростью. А когда тебе впервые так хорошо, оно проносится в один миг, сжимаясь до размера игольного ушка.
Меня могли любить и час, и два, и даже всю ночь, но сейчас казалось, что это была всего секунда.
А теперь все.
Теперь смятая простынь, колотящееся сердце и чувство стыда перед Фридманом. Потому что я знала, как объяснить все случившееся себя, я знала, как представлю это своему мужу и даже подругам. И я понятия не имела, что делать с Фридманом! Он сидел в паре сантиметров от меня, очень громко дышал и очень тихо думал. Мне всегда было сложно догадаться, что у Сергея в голове.
Мы, как на обложке дешёвой комедии, вытянулись на постели сидя и тупо смотрели в стену перед собой. Не дай Бог повернуть голову влево. Не дай Бог снова напороться на этот острый как лезвие взгляд. Распорет и выпотрошит всю меня наизнанку.
Внизу раздался какой-то шорох. Я напряжённо прислушалась, не вернулся ли домой Саша, но нет. Это просто упал со стола пакет с мандаринами. Я не боялась мужа, даже наоборот, хотела, чтобы он застал меня такой: взлохмаченной, мокрой от пота, удовлетворённой три, а то и четыре раза.
Надеюсь соседи донесут ему, как я кричала. Но они будут молчать. Нас окружали до тошноты приличные люди.
Так что появление Кораблева меня не пугало, в отличие от сцены, которая за этим последует.
Ненавижу скандалы. А в нашем случае простой беседой не обойтись.
Сильные пальцы сжали мое плечо, снова запуская жар по венам. Мамочки, опять?! А я только-только остыла и наладила дыхание, потому что после такого мне понадобилось вспоминать, как там делать этот чертов выдох.
– Ви-витаминка, – Сергей говорил так медленно и так тихо, будто у него болело горло. – мне нужно ненадолго домой. Но я скоро вернусь.
– Зачем?
Я наконец повернулась налево и увидела, что все это время меня буравили взглядом жадных глаз. Показалось, что Сергей даже не мигал, чтобы не пропустить чего-то важного, каких-то фатальных перемен в моей позе… мимике… настроении?
– Что зачем? – одними губами произнёс Фридман.
– Уходить и возвращаться, – также тихо прошептала я.
– Мне нужно подготовиться к работе, а тебе отдохнуть. А через три часа я приду и заберу тебя.
– Зачем?
– Что зачем?! – голос Фридмана был напитан отчаянием.
Я мягко улыбнулась и убрала со своего плеча его руку.
– Зачем меня забирать, Серёжа? Для чего? Я же не кошка с лотком, которую можно возить за собой из дома в дом.
Сергей напрягся. Он тяжело засопел, обдумывая мои слова или же строя ответную фразу. И вот сейчас, когда нужно нажать кнопку «монтаж» и перемотать, время замедлилось. Секунды неловкой тишины превратились в вечность. Вечность растягивалась до абсолютной, а я больше не могла ждать!
Опустила ноги на холодный пол, потянулась к платью, но передумав открыла шкаф. Не будет никакого разговора с Кораблевым. Сегодня и наверное уже никогда. А значит можно вернуться обратно к балахонам, успевшим стать моей униформой.
– Вика, я не отпущу тебя, – выстрелом прилетело мне в спину.
– Сереж, я просто переоденусь.
– Ты не поняла, – тон, каким он это сказал, заставил меня обернуться, – я ни-никуда не отпущу тебя бо-больше. Я заберу тебя домой, помогу тебе полюбить себя… и меня тоже. Мы поженимся и созда-дадим свою семью, как ты всегда мечтала. Ты бу-будешь учиться на кондитера, или вообще откроешь свою кондитерскую. Я тебе открою. Мы будем жить о-очень хорошо, Вика. Я все сделаю, чтобы ты жила хо-хорошо. У нас будет на-на-настоящая семья. Ты и я. Для начала. На но-новый год подарю тебе кота. А т-т-т -ты мне сына.
Последнее предложение он произнёс торжественно, как клятву перед английский королевой. А мне стало очень смешно. Так глупо, так грустно сложились наши жизни, всех нас троих, что ничего кроме смеха не осталось.
Я кинула на кровать синие брюки и рубашку, которую Фридман мог долго искать, ведь в моменте закинул ее за кресло. Рубашка за креслом, носки тут под кроватью, идеальный мужчина тоже тут, сидит и тяжело смотрит на меня. А я где? Где во всей этой истории я?!
Душу пекло от несправедливых претензий к мирозданию. И зачем посылать принцев в замок с драконом, когда принцесса готова спасать себя сама. Зачем мне все это: идеальная мечта с просроченной датой?! А главное зачем все это Фридману, святому, наивному человеку, который до сих пор верит в чудеса!
– Так что, ты пойдёшь со мной? – теперь к болезненному воспалённому взгляду прибавился голос, который долго будет сниться мне в кошмарах. Фридман напряжённо подался вперёд в ожидании моего ответа.
– Ты опоздал, Серёжа. – Я грустно улыбнулась, – по крайнем мере в одном. Я уже беременна.
– Ты опоздал, Сережа, – я грустно улыбнулась. – По крайней мере, в одном. Я уже беременна.
После этих слов я принялась натягивать на голову платье. Оно как броня скрыло от меня все, что происходило вокруг: мятые простыни, разбросанные вещи, ошалевшее от удивление лицо мужчины. Фридман осуждал меня, но и пусть. Он не первый, и точно не последний, кто не поймет. Это их дело. Я же выстрою перед собой стену из кирпичей, и ни один обидный взгляд меня больше не заденет.
Жалко, что плотный трикотаж пропускал звуки. Потому что теперь я слышала, как тяжело дышит Сергей.
Переодевалась я долго, но даже эти спасительные минуты не могли длиться вечно. Наконец, я вынырнула из горловины платья и огляделась. Мир не пошатнулся после моей новости. Все было как прежде, только глаза Фридмана больше не горели тем ярким огнем.
– Ви-ви-витаминка, я не очень силен в анатомии и физиологии женщин, поэтому на всякий случай уточню: ребенок не от меня?
Эта шутка как выпущенный из пушки снаряд, пробила стену передо мной. Я так старательно строила кирпичики, а их снесли одним нелепым словом.
– Ты плачешь? – Сергей вскочил с кровати, но так и не кинулся ко мне, замер посередине комнаты.
– Я смеюсь! Господи, ты очень смешной человек, Сережа. Пожалуйста, не меняйся.
Я вытерла слезы и, увидев озадаченное лицо перед собой, снова прыснула от смеха. Ну, он как ребенок, ей Богу.
– Сережа, я беременна от Саши.
– Он уже знает?
– Нет, я ему не говорила.
– И когда планируешь сказать?
Я равнодушно пожала плечами. Какая теперь разница? Кое-что изменилось за эту ночь, и теперь Кораблеву предстояло услышать две новости вместо одной.
Дорогой, у нас будет малыш.
Или же.
Дорогой, я беременна, а вот это бумаги на развод.
Между этими фразами пропасть, которую я преодолела за несколько часов и один спасительный секс. С такими талантами Фридману бы психологом работать, уверена, очередь из нерешительных женщин выстроится до Китая.
Я подошла к кровати и легла на нее, прям как есть, в одежде. Плевать, все равно простыни придется сжечь, чтобы их вид не напоминал мне ни о чем. Слишком хорошо мне было на них, и слишком грустно, когда все закончилось. Посмотрела на Сергея, тот уже оделся, но не думал уходить. Он так и стоял в дверях, словно до сих пор ждал моего ответа. О чем мы там говорили? Я с трудом вспомнила последнюю фразу.
– Сережа, я не знаю, что будет дальше, очевидно ничего хорошего. Но Саше я говорить не буду, пока не приму свое решение, понял? – Фридман кивнул. – Тебе уже пора?
Почему-то страшно не хотелось оставаться одной. И поэтому я облегченно выдохнула, когда Серый залез на постель рядом со мной.
– Я те-тебя такой не оставлю.
– Спасибо, посиди со мной немножко. Хочешь, я сама тебе поглажу рубашку? Только не уходи пока. А что ты делаешь?
Только сейчас я заметила, как Сережа скрутил конвертом тонкий плед и положил его себе на колени.
– Ты можешь положить на меня голову. Наверное, тебе не захо-хочется касаться меня так. После того, что было. Поэтому вот, о-о-одеяло.
– Вот уж глупости!
Я фыркнула и отбросила плед в сторону, а потом опустилась щекой Сереже на живот. От его рубашки пахло порошком, парфюмом и чем очень теплым, родным. Человеком, которого я знала всю жизни и не замечала до этой ночи. По телу разливалось горькое чувство вины. А лучше бы первые всполохи любви. Как жалко и как глупо…
– Спасибо тебе, Сережа, – он гладил мои волосы, осторожно касался пальцами затылка, рисуя не шее причудливые узоры, пока я не заснула.
Пробуждение было тяжелым. Как после похмелья, я с трудом открыла глаза, не понимая, что вокруг.
Солнце и пустота. Фридман раздвинул шторы, прежде чем уйти от меня. Мягкие лучи крались по подоконнику к изголовью кровати, но так и не добрались до моего лица. Я потянулась и коснулась ладонью простыни, где еще недавно лежали мы двое. Ткань была холодной, Сережа ушел больше часа назад. Все аккуратно прибрал и даже вымыл посуду. Типичный Фридман.
Я еще крутилась на кухне, когда услышала звук хлопнувшей двери.
– Решил вернуться, – радостно прошептала и кинулась в коридор, чтобы встретить Сергея. Заспанная, в нелепом платье, с гнездом на голове и улыбкой до ушей.
Впрочем, улыбка завяла так же быстро, как и расцвела.
Передо мной стояла мой муж.
