Текст книги "Измена. Не делай мне больно (СИ)"

Автор книги: Каролина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 27

– Викуш, голодный как волк, есть что-нибудь пожрать?

– Слипшиеся макароны и остывший суп.

– Звучит нереально аппетитно, давай все и сразу, а я пока отмоюсь, если бы ты знала в каком дерьме я побывал.

– У тебя выключен телефон.

Медленно, как в черно-белом фильме с заевшей пленкой, я иду по коридору за Сашей. Тот стягивает на ходу свитер, спускает штаны, кидает на консоль летную фуражку, которую зачем-то притащил домой, и заходит в ванную. Он оставляет дверь открытой, но из-за душа я почти не слышу, что говорит Кораблев.

А он все не замолкает. Рассказывает что-то, шутит, и сам же смеется, пытается передать интонациями важность своих слов, пока я стою в проходе и качаю головой:

– Ничего не слышу.

И ничего не вижу, – из-за клубов пара я едва угадываю очертания своего мужа.

И ничего не чувствую.

Меня здесь будто нет, та Вика, которую я знала куда-то испарилась, оставив вместо себя пустую оболочку.

Наконец Саша выходит из душа, он натягивает на бедра пижамные штаны. Те болтаются на животе – холостяцкая жизни не пошла ему на пользу. Муж сильно похудел и сейчас выглядит болезненно.

– Где ты был, – наконец спрашиваю я.

– Говорю же, ездил продавать нашу ласточку. Этот хрен с горы уперся и ни в какую не хотел приезжать сюда. Привези да привези.

– Какую ласточку?

– Нашу машину, Викуш, ну ты чего, – Саша обхватил мое лицо руками и быстро поцеловал меня в лоб: – не тормози. Говорю, тачку продал.

– Ты же не хотел?

– Я и в долг жить не хотел. Надо как-то кредиты закрывать, крутиться, жить дальше. Сейчас погасим все кредитки и займы, потом оформим банкротство, квартиру забрать не смогут – единственное жилье. Сделку придется на тебя повесить, там нужно не работать какое-то время, да ты ж и так не работаешь. А потом…

– Почему ты не отвечал на телефон?

Саша замолкает и серьезно смотрит на меня. Во взгляде осуждение, и детская обида, как будто я не дала договорить что-то очень важное. Сбила с мысли и он забыл, что сказать дальше.

– Сел же, говорю.

– И ты не мог попросить зарядку где-нибудь в кафе?

– Вик, ну ты чего? Я мчался до Троцка, три часа ходу, чтобы забрать этого придурка. Потом осматривал с ним машину, вез его обратно. Он, кажется, бэху взял, только потому что я его бесплатно прокатил. Сейчас посплю, и пойдем оформлять сделку.

– А не позвонил почему?

Я повторялась. Но у меня закончились все другие мысли. В голове осталось три столба на которых висели красные флаги, как предупреждение об опасности. Что бы ни было дальше с Кораблевым, как бы он себя не вел, я больше не смогу ему верить.

– Ну, идиот, прости! Думал только о том, как деньги поскорее получить, как закрою часть наших проблем! Вик, ну я правда ни с кем больше не был, как ты меня из дома выгнала, так все, бабка отшептала. У меня даже член больше ни на кого не стоит! Может ты реально к гадалке ходила, – он с легкой надеждой посмотрел на меня.

А мне стало неприятно. Все эти истории, у кого как стоит меня больше не касались. Грязь, в которой я не хотела мараться.

– Пойдем, я разогрею суп.

Кораблев шел за мною следом. По пути он схватил оставленную фуражку и принялся крутить ее в руках. Поймав мой взгляд, пояснил:

– Да забрал из машины, не оставлять же там.

– Понимаю.

– Я завязал со всем этим, Вик. Небо, облака, птицы – херня все это. Было и было. Сейчас немного очухаюсь и буду себе нормальную работу искать. На земле.

– Ты сам в это веришь?

– Думаешь вру? А такое тебе как?

Саша подошел к окну, распахнул его и выкинул на улицу фуражку. Та блином закрутилась в небе и эффектно опустилась в коричневую снежную жижу. Мы молча стояли перед окном и смотрели за последним символом Сашиной мечты.

– Шапка эта же не при чем была, – тихо произнесла я, – зачем выкидывать.

– Я не могу тебя потерять, Вика, – прошептал Саша мне прямо в затылок. Сильные пальцы сжали меня за плечи, он прижимался ко мне всем телом, так что я ощутила его возбуждение в районе своих ягодиц. Саша хотел меня. А я хотела сдохнуть.

– Суп кипит, – я извернулась и обогнула его стороной, чтобы мы больше не касались друг друга.

Ели молча. Кораблев быстро черпал ложкой бульон, каждый раз шкрябая ею дно тарелки. Он рвал хлеб на куски, макал мякиш в суп и проглатывал не жуя. Макароны смаковал, будто перед ним блюдо уровня Мишлен. На десерт сточил обрезки торта, и раз пять сказал, что лучше меня никого нет.

И вероятно эти слова не были пустой бравадой, ведь теперь ему было с кем сравнивать. Точнее не так, теперь я знала, какой кастинг пришлось пройти, чтобы заслужить это звание «лучшей». И на хер оно мне уперлось?

Я встала со стула, рефлекторно прикрывая живот рукой. После завтрака на кухне царил хаос и нужно бы прибраться, вот только сил на это не осталось.

– Я помою посуду, – прокричал Саша из зала. – Викуш, отдыхай, выглядишь неважно.

Я дошла до комнаты, где спрятался Кораблев. Тот валялся на диване и бесцельно переключал каналы телевизора.

– На какую работу ты хочешь устроиться? Сейчас на рынке не так много предложений.

– Что-то офисное, но без бумажек. – Кораблев выпрямился и сел ровно. Все происходящее напоминало семейную сценку: мама пришла с родительского собрания, а дома ждет провинившийся сын. – Могу продавать машины или риелтором пойду. А что, рожа у меня не протокольная, говорю складно, все получится! Лёва звал в бригаду обои клеить, но я не пошел, хотя деньги не плохие.

– Почему не пошел, – равнодушно спросила я.

По большому счету меня не касалось все, что надумал себе Саша. Мы говорили и проживали этот день по инерции, повторяя заезженный из раза в раз сценарий прошлых лет.

– Ну как же, стройка это грязная работа, а мне нужно беречь руки, если…

Саша запнулся и с испугом посмотрел на меня.

– Если?

Он встал. Медленно приблизился ко мне, словно я была душевно больной в психушке и могла выкинуть что-то эдакое. Кораблев не мигая смотрел прямо в глаза, а руки держал ладонями вперед.

– Вик, ты только не сердись…

– И не думала. Но сейчас начинаю волноваться.

– Не надо. Тут все еще не понятно, звонил Михалыч, сказал, что нашим могут перепасть льготы при поступлении в ВУЗ. Вроде как закроют глаза на пробелы в теории, и вообще махнут рукой, лишь бы мы больше не поднимали шум.

– Ты же говорил, что это на четыре года?

Саша улыбнулся. Болезненно и страшно, как Арлекин. Уголки его губ дрогнули и замерли в пугающем оскале:

– Не могу отпустить, Вика. Я так и не простился с небом.

Я видела блестящую дымку в его глазах. Саша почти что плакал.

– Я такая идиотка, Кораблев. Ревновала тебя к разным бабам, когда у меня был совсем другой соперник – твое небо.

– Небо и ты, – он развел руками, – вы для меня на одном уровне. Я не могу потерять тебя, но и его оставить не получается.

Он подошел и прижался ко мне всем телом, обнял, цепляясь пальцами за плечи, а я позволила ему это. Пускай, нам уже нечего терять. Но мою слабость Саша принял за одобрение. Он перенес ладони на мое лицо, сжал его и с жаром зашептал, глядя мне прямо в глаза:

– Это временно, милая. Я все распланировал, квартиру пока сдадим, жить будем в общежитие, нам же не привыкать! Придется переехать, но и это не страшно! Нас теперь тут ничего не держит! Не бросай меня только. Я без тебя не смогу, не справлюсь! Ты мой талисман, понимаешь?

– Четыре года в общежитие и без работы?

– Всего четыре года! Не пугайся, хуже, чем раньше не будет. Ну да, мы с тобой уже не дети, но с другой стороны, Смактуновский тоже не мальчиком начал, а потом смотри куда выбился. Что тебя смущает? Кастрюли все перевезем, похлебку будем есть самую простую, нам же много не надо. Ты у меня девчонка закаленная, только не оставляй меня, прошу! Тараканов вытравим, стены перекрасим, ты станешь продавать свои вот эти конфеты, а я учиться. Ну ты чего хмуришься?

Хмурилась я, потому что Саша забыл, что и тараканов вытравливали и стены красили не мы. Я. Я сделала для его неба столько, что впору медаль в Кремле получать наравне с мужем. Да только кто бы тот подвиг заметил.

Саша льнул, обнимал, просил ласки, и я автоматически гладила его по голове. Как щенка.

– Все же будет хорошо? Ты меня не оставишь?

– Все будет хорошо, – я ответила только на первый вопрос, – Саш, давай я тебе перестелю в спальне, тебе нужно поспать.

Глаза Кораблева вспыхнули мягким светом. Он сложил мою руку в кулак и осторожно поцеловал костяшки пальцев.

– У нас все наладится, милая. Я обещаю.

В ответ я только еще крепче обняла мужа, прежде чем отпустить. Навсегда отпустить.

Как иронично. Женщина может мучиться, посвятить себя одному лишь ему, ломаться и любить всю жизнь, а в среду вдруг перестать. Сегодня как раз среда…

Первым делом я достала из грязи Сашину Фуражку. Отряхнула с кокарды бурый снег, поправила козырёк, попутно вытирая с него капли и убрала все в пакет.

За годы службы женой летчика я сроднилась с Сашиной фуражкой и теперь стыдилась того, что он выкинул ее на улицу.

Нельзя так с теми, кто был с тобой до конца. Ни с людьми, ни с вещами.

Я успела добежать до остановки, когда мне позвонили. На дисплее высветилось Настино имя.

– Анализы отличные, тебя хоть в космос отправляй, – прощебетала она. Как-то слишком радостно и натужно.

– Ты позвонила за этим?

– Не совсем. – Савранская взяла паузу, чтобы подобрать нужное слово. Непривычная для нее ситуация, подруга всегда знала что сказать. – Слушай, как там с Сашей?

– Я ему ничего не сказала, если ты об этом.

– Ну и хорошо, – слышу глубокий вздох, – может и не надо.

– Может и не надо. Насть, тут автобус идет…

– Сегодня приходила в консультацию твоя Жанна, она беременна.

Мы сказали это почти одновременно. То есть начали говорить вместе, но закончила одна Настя, пока я стояла оглушенная новостями.

Жанна. Любовница моего мужа. Беременна.

Сердце учащенно стучало, билось о ребра как птица о прутья клетки. Быстрее. Наружу, на свободу, куда-нибудь, где не так душно.

– Вик, не молчи, пожалуйста, – раздался жалобный голос. И не дождавшись ответа, Настя добавила: – что ты там делаешь?

– Снег ковыряю.

Я не соврала и даже не сошла с ума. Просто стучала носком ботинка по снежной глыбе и смотрела, как та крошится на куски.

– Мне приехать? Где ты сейчас?

– Не надо. Да и зачем, – прошептала я.

И правда. Мне никого не хотелось видеть. Мне ни с кем не хотелось говорить. И даже новость, которая еще месяц назад могла придавить плитой, а скажи мне об этом еще раньше, то вообще убить, сейчас… не вызывала ничего. Кроме чувства брезгливости.

Врать любимым неправильно. Заводить детей на стороне неправильно. Изменять неправильно. И вот тут мы с Кораблевым виноваты оба.

– Это его ребенок?

– Не знаю, по срокам… ну они как раз в этот период терлись.

– Он о нем в курсе?

– Да я тебе бабка Ванга или кто? – взорвалась Савранская. Она в отличие от меня испытывала хоть какие-то эмоции.

– Насть, не злись, я просто не понимаю пока, как реагировать. Она… черт, я даже не знаю, что спросить.

– Подождите за дверью, пожалуйста, – крикнула подруга в сторону. Я едва расслышала возмущение на другом конце линии, видимо Настя вела прием и позвонила мне, не дожидаясь перерыва. – Не знаешь, тогда молчи. Говорить я буду. В общем, пришла эта Жанна, зареванная, страшная, ну караул, короче. Сказала, что забеременела, а муж вроде как против, не верит, что это его ребенок. Узнавала, как там правильно сделать ДНК, а потом… потом расплакалась и попросила записать ее на аборт. Так и сказала, на аборт запишите! Как на маникюр, блядь! Совсем уже эти бабы ополоумели!

Я слушала подругу, не дыша. Пыталась сопоставить каждое ее слово с ситуацией и все сходилось. Последний пазл головоломки легко встал в полотно, образуя всю картину. Пугающую в своем уродстве.

– Аборт значит. Ну… пускай.

– Да что ты такое несешь? – прошипела Настя.

– Ничего. Меня это не касается. Это больше не мое дело, понимаешь?

Савранская замолчала. Всю злость она вложила в то, чтобы тарабанить карандашом по столу и до меня доносился этот легкий монотонный стук.

– У нее срок большой, Вика. Ее в клинике на аборт никто не возьмет, а если она пойдет куда-то в подворотню, за левую денежку, то… всю жизнь девчонке изговняют!

– И?

– Что «и»?! Детей у этой дуры не будет, это в лучшем случае! А в худшем сдохнуть можно, если такие процедуры в косметическом кабинете делать!

Я проводила взглядом третий по счету автобус. Все они могли довести меня до нужного адреса. Вот только я не знала, надо ли мне теперь туда.

– Сволочь твой Кораблев, вот что.

– Это факт, – произнесла я. – А от меня ты что хочешь?

Настя сосредоточенно пыхтела.

– Савранская, я не буду играть в Мать Терезу и не стану уговаривать Жанну оставить ребенка, поняла? Это не моя жизнь и не моя ошибка. Я за свои сама отвечаю, а она за свои сама.

– Вик, ну она ж еще почти ребенок, головой не соображала.

– Ни хера себе ребенок! – взвилась я. – Как ноги перед моим мужем раздвигать, так взрослая. А как за ошибки расплачиваться, так ляля и все должны вокруг нее носиться! Савранская, не забывайся!

– Ладно, не кричи. Так мы ни до чего не договоримся. Пускай, как ты сказала, в конце концов, живут люди без детей и счастливы. На Римму нашу посмотри, все у нее хорошо, всем довольна.

Настя с опытностью хирурга надавила на все болевые точки сразу. Потому что я тоже жила без детей. И тоже делала вид, что всем довольна, так что никто не мог разглядеть слезы под этой счастливой маской.

А теперь такая же участь ждет Жанну.

Я ей этого не желала. И я ее не жалела.

Не получалось.

– Насть, в автобус сажусь, тут связь не ловит, – соврала я и сбросила звонок.

Никакого автобуса рядом не было. Наоборот. К пустой безлюдной остановке подъезжала машина – приметный и практичный джип Фридмана.

Глава 28

Я залезла внутрь и только потом подумала, что вообще-то меня сюда не звали. Возможно, Сергей ехал мимо о своим делам и просто притормозил, чтобы поздороваться.

Повернулась влево, чтобы спросить и напоролась на острый как лезвие взгляд. Ну нет, с таким лицом «просто мимо» не проезжают. С таким лицом маньяки часами караулят жертв в подворотне.

– Что-то случилось? – поинтересовалась я, имея ввиду его странное поведение.

– Пока нет.

«А у меня да!», – хотелось весело прокричать на весь салон. Потому что все вокруг сошли с ума. Муж, его любовница, подружка моя пришибленная. Все стали немножечко ку-ку и если я сделаю затеянное, то возглавлю наш неуравновешенный отряд.

Все это пронеслось в голове, но губы растянулись в вежливой улыбке, и я ответила что-то типа:

– Ну и отлично.

Фридман завел мотор. Не спрашивал, надо ли мне куда-то, не объяснял, надо ли куда ему. Мы просто ехали по заснеженным улицам, чтобы спрятаться от собственных проблем.

Не думать, Вик. Сейчас главное не думать.

А потом перед глазами снова всплывает виноватое лицо Саши, и фоном звучит Настя:

«Живут люди без детей и счастливы».

Да ни хрена, подружка! И ты первая об этом знаешь!

Я откинулась на сидении, подогнула одну ногу под себя, а рукой погладила живот – счастливой я стала только сейчас. В компании Фридмана можно не притворяться и вести себя свободно. Тем более, что он даже не смотрел на меня, полностью сосредоточившись на дороге.

Наконец мы притормозили. За два квартала до торгового центра на самом краю города.

– Там всегда парковка битком, все с области мимо едут и вот. Давай я тебя высажу у входа, чтобы ты пешком не шла, а сам пока место поищу.

Он говорил и смотрел в сторону. Не на меня.

– А куда ты меня высадишь и что мы будем делать, – осторожно поинтересовалась у своего растерянного друга. Кажется, в этой палате психов пополнение.

– Там Детский мир, я специально выбрал подальше от нашего района, чтобы точно не встретить никого из знакомых.

Я непонимающе моргнула:

– И зачем нам это?

Фридман повернулся ко мне, подался корпусом вперед, так что мы чуть не стукнулись носами и зачастил мне в лицо:

– Ви-ви-витаминка, я не хо-хочу, чтобы ты делала аборт, это не правильно, понимаешь? Я привез тебя, чтобы ты увидела все эти но-носочки, они такие крошечные, – он сузил расстояние между ладонями до пары сантиметров, – просто как иг-игрушечные. Я понимаю, что все сейчас не просто, но ты справишься, – и после паузы торжественно закончил: – мы справимся!

– Сереж, ты дурачок?

– Да. – Он честно кивнул. Глаза его округлились, а щеки налились алым: – А почему?

Все мысли об утреннем разговоре вылетели из головы, потому что теперь я будто перенеслась в будущее и могла попробовать себя в роли мамы. По крайней мере, некоторые вещи Сереже пришлось объяснять как несмышленому ребенку.

– Потому что я не собираюсь делать аборт, это раз. А даже если бы очень хотела, на моем сроке это опасно – два. Мой развод с Кораблевым никак не влияет на любовь к этому ребенку. И если бы я, взвесив все риски и все-таки решившись, пошла в больницу, то что бы ты сделал? Библию мне перечитал в назидание или в подвале запер?

– Разводитесь, – Сережа вырвал из контекста одно единственное слово и повторил его.

– Угу. Только Саша еще об этом не знает. Сюрприз будет, – я нервно рассмеялась. В голову опять полезли дурные мысли, от которых стало тошно: – А вообще, что за аргументы из Детского мира ты припас? Коляску по акции? Слипы два по цене одного? Ради этого я должна была передумать? Наивный ты человек.

– Не только, – Сережа смутился и полез в карман. Через секунду у него на ладонях была алая коробка с кольцом. – Я ду-думал позвать тебя за-замуж. Чтобы те-тебе было не так страшно. Давай бояться вместе?

Мне не было страшно. Я находилась в ужасе. Сердце стучало как бешеное, а отметка воздуха в легких подошла к критической – я забыла как дышать. Свободной рукой нажала на консоль, боковое стекло поехало вниз, пуская в салон морозный ветер.

– Не смо-мотри на кольцо, оно из круглосуточного ломбарда, я потом тебе нормальное куп-плю.

Я и не смотрела. Дышала, гладила живот, переваривала. Не ребенка – мысли. Сегодня однозначно что-то не то в космосе. Может это, распыляют что-то? Или магнитные бури… опять?!

Ну не может столько людей одновременно сойти с ума!

– Вик, ты выйдешь за меня? – Решил добить лежачего Фридман.

Коробочка на его ладони мелко тряслась, потому что тряслись руки. Сережа вообще очень нервничал, что было на него совсем не похоже. Я не сводила глаз с кольца на бархатной подушке. Красное золото, широкий плотный бочонок с дутыми краями. На вид что-то из периода СССР или перестройки. Обручалка выглядела массивной даже в больших руках Фридмана. Уверена, он не глядя на дизайн, выбрал самое дорогое и по совместительству самое уродливое кольцо из всех представленных в ломбарде.

– Сереж, ты же понимаешь, что я тебя не люблю?

– По-полюбишь, – он легко пожал плечами, будто я сказала что-то несущественное.

– Возможно. Но разве ты готов ждать?

– Я же не буду сидеть на диване, пока ты определяешься с чувствами. – Он смущенно опустил глаза. – Любовь она не всегда про бабочки в животе. Точнее никогда про них. Это желание заботиться, это уважение, это общие цели, это видение того, какой будет ваша жизнь. Моя с тобой. В нашем доме, с нашей семьей, с нашими детьми, этим, – он осторожно кивнул на живот, – и еще двумя карапузами. Ты будешь привыкать ко мне, пока я рядом. И постепенно полюбишь. Меня сложно не полюбить, мама говорит, что я прелесть.

Я прыснула от смеха и посмотрела в лицо Фридмана. Не смотря на абсурдные слова, тот не шутил. Во взгляде ни намека на веселость.

– Ты не заслуживаешь просто ждать, пока тебя полюбят.

– Позволь мне самому решить, чего я заслуживаю.

Я прерывисто выдохнула, стянула с головы шапку и стала чесать волосы. Казалось, что под кожу мне пробрались жуки, так все зудело. Это нервное.

– Сережа, – осторожно начала я. Положила ладонь на его руку и захлопнула коробку с кольцом, чтобы больше не видеть этот ужас. – И ты тоже позволь мне решить, чего заслуживаю я. Пожалуйста, выслушай меня. Самое верное решение будет принять твое предложение.

– Ну так?

– Не перебивай, – я снова погладила Фридмана по щеке. – Раньше я бы так и сделала. Но сейчас я хочу понять, что я из себя представляю, узнать, какой я человек. Возможно, хреновый. Возможно, слабый. Я всю жизнь прожила, угождая кому-то, сначала маме, потом маме и бабушке, в конце Саше. Я делала все по их просьбе, как им нравится, как они того хотят, а чего хочу я – не знаю. И ты не знаешь, потому что меня настоящую так и не видел. Ты видел девочку, а потом женщину, которая делала все, чтобы понравиться своему мужу. Может ты с ней хочешь быть, а не со мной. Жениться для нас двоих огромная ошибка, ведь уже через год я снова растворюсь в твоих интересах и опять потеряю себя.

– Но ведь это…

– Неправильно, – закончила я. – И возможно, твои интересы гораздо лучше моих, возможно окажется, что я скучная серая личность, но дай мне пройти этот путь самой. – Я остановилась, чтобы вздохнуть. Говорить было сложно, и почему-то хотелось плакать. – Ты слишком хороший человек, чтобы втягивать тебя в спасение меня как личности.

– То есть я хороший.

– Невероятно.

– И поэтому ты со мной не будешь?

– Не совсем так, – я неопределенно повела рукой в воздухе.

Фридман откинулся на сидении и бросил коробку с кольуом назад. Та глухо ударилась отскочила от кожаной обивки.

– Со мной такое часто бывает. В магазинах не продают товар, потому что у меня слишком много денег, проститутки отказывают, потому что слишком большой член, а любимая женщина не идет за меня замуж, потому что я слишком хороший.

Я рассмеялась и положила голову ему на плечо. В нос тотчас ударил родной запах. Фридман не менял парфюм десятилетиями и эта смесь хвои и орехов теперь плотно ассоциировалась с ним. Таким странным, таким невероятным мужчиной.

– Проститутки пострадали больше всего. Не знаю, что потеряли, глупые.

– Я нажаловался на них в профсоюз, – Сергей снова рассмешил меня.

У него это получалось. Не Голодным взглядом, не жаром по телу и не полудохлыми бабочками в животе. Он очаровывал по-другому. Медленнее и гораздо прочнее. И если Бог все таки есть, то он сведет нас еще один раз, третий. И надеюсь, тогда я буду соответствовать той женщине, которой мечтаю стать. И которая могла бы идти рядом с Фридманом.

– Я сегодня отгул взял, чтобы с тобой поговорить, – тихо заметил Сережа.

– Значит, проведем этот день вместе. Ты не против меня кое-куда отвезти?

Фридман вопросительно поднял брови, так что я снова улыбнулась:

– Не поверишь, но мне тоже надо в ломбард.

Дальше все было очень быстро. Обручальное кольцо (мое старое, не то, что мне любезно сунули под нос сегодня) оценили в двадцать тысяч. Я внесла еще четыре и, скрипя сердце, отдала их миленькой девушке в компании «Синее небо». Слишком дорогой подарок для Кораблева, но мне было нужно проститься. Даже в этот последний с ним день быть хорошей женой.

И когда я уже почти не чувствовала ног от усталости, и очень хотелось спать, Фридман принес то, что я просила. Ручку, бумагу, конверт. В этой истории нужно было поставить точку, а как ее воспримут другие – плевать.

– Сережа, – я сложила письмо вдвое, – сможешь передать это Жанне?

Он с удивлением посмотрел на меня.

– Пожалуйста, это правда важно, – и добавила через секунду, – для меня.

Письмо

Добрый день, Жанна.

Сегодня я узнала, что вы ждете ребенка. Если это ребенок от моего мужа, то, пожалуйста, дочитайте письмо до конца. Но если я по какой-то причине ошиблась, вы можете его выкинуть и забыть все, что будет сказано ниже.

Я не знаю, в курсе ли мой супруг, что вы беременны, и как он отреагировал на эту новость. Более того, уверена, что не хочу слышать никаких деталей и подробностей.

Но так как я знакома с Сашей и его жизненными принципами, не думаю, что это долгожданная с обоих сторон беременность. Наверное, это все-таки ваша инициатива? Я не оправдываю сейчас мужа, просто предполагаю, потому что знакома с его диагнозом.

Я не осуждаю. Вы очень молоды и быть может плохо воспитаны. Это грустно, но не фатально. Всегда можно стать лучше.

Скорее всего, вы не видели другого варианта привязать к себе женатого мужчину, и не знали, что выбранный вами путь самый порочный, потому что сейчас в нем замешан еще один участник – ваш ребенок.

Я считаю его именно ребенком, хотя в медицине более употребим термин «плод». И в случае чего избавляться вы будете от ребенка, не от плода. Говорить такое вам жестоко, но взрослый мир вообще не про доброту и справедливость.

Вы можете испортить себе жизнь, если сделаете аборт. А можете испортить ее, если родите. Нет идеального рецепта, поэтому мне и нравится кулинария. Там я хотя бы уверена, что если сделаю все правильно, получу нужный результат.

А сейчас… Перед вами несколько путей, их даже не два, гораздо больше. Но я хочу попросить вас, принять решение осмысленно. Не делать что-то назло, чтобы доказать, чтобы растоптать, чтобы заставить Сашу жалеть. Решение будет вашим, последствия тоже расхлебывать вам.

Думаю, вы должны знать, что я ухожу от Саши. Наш брак распался после того, как я узнала о вас, но вы были не причиной, а катализатором, поэтому я вас даже не виню. Но и нежных чувств к вам не питаю. Ваша подлость вряд ли сделала вас счастливой, уверена, было пролито не мало слез, а еще больше ждет впереди.

Теперь дорога к моему мужу свободна, но, пожалуйста, не надо мчаться в наш дом и печь Кораблеву его любимые кулебяки с капустой. Остановитесь. И подумайте о себе.

О том, куда вас может это привести и хотели бы вы оказаться в конечной точке, потому что еще не поздно все поменять.

Живите не с оглядкой на мужчину, не повторяйте ошибок старшего поколения. Полюбите, наконец, себя, и тогда не придется беременеть, чтобы тебя полюбил кто-то другой.

Этот совет я бы очень хотела услышать от своей мамы, но не сложилось. Может он пригодится вам.

Всего доброго.

P. S.

У меня не было цели вас унизить и почесать собственное ЧСВ. Я написала вам не как жена любовнице. А как женщина женщине. В силу юного возраста, вы можете даже не понять этот жест, и чего мне стоило это письмо. Но, по крайней мере, теперь я чиста перед собой.