Текст книги "Молчание матерей"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

– Он выслеживал Эскартина. Ждал удобного момента, чтобы на него напасть.

Дотошность Марьяхо наконец принесла плоды. На записях с камеры наблюдения, установленной у магазина техники, она нашла белый «Ситроен С-15», в котором обнаружили тело Эскартина. Автомобиль был припаркован в конце улицы Сан-Хенаро, возле парикмахерской Бирама.

– Водителя не видно? – спросил Сарате.

– Нет, но теперь мы можем установить дату убийства. Преступник караулил его, но не спешил с нападением. Терпеливый какой…

Буэндиа разложил на столе свои отчеты. Они подтверждали слова Мануэлы. В теле жертвы были обнаружены остатки скополамина, которым Эскартина усыпили. Убийство было совершено при помоши хирургических инструментов, но преступник явно не был профессиональным медиком. Отпечатков, снятых в машине, в базе не нашлось.

– Тебе удалось выяснить, как долго был заморожен плод?

– Это невозможно.

Знал ли Эскартин, что мать его будущего ребенка погибла? У Сарате не было сомнений, что после аборта, проведенного столь чудовищным образом, она не выжила.

– Мы теряем время. Сейчас мы уже должны бы выламывать дверь Бирама, он же один из главных наркодельцов Мадрида. Гильермо расследовал его дела. Бирам его раскрыл, о чем имел наглость рассказать нам! Выследил, поехал за ним в Сарагосу и убил.

– Но зачем такие зверства? – робко возразила Мануэла. – Логичнее было бы прикончить его тихо, не привлекая внимания.

– Ты не была у Бирама. Может, такие убийства – еще одна традиция его народа.

Буэндиа упрекнул Сарате в предвзятости: то, что видели они с Эленой, действительно просто традиция. Девушке никто не причинял вреда. Может, на родине Бирама это что-то вроде бала дебютанток, какие еще недавно устраивали в Мадриде.

– Пойду съем что-нибудь в «Синем лебеде», пока от Элены нет вестей. Вы со мной?

Буэндиа отказался: он устал и предпочел немного вздремнуть. Марьяхо тоже покачала головой.

– Криминалисты передали мне компьютер Гильермо. Я знаю, что жесткий диск пуст, но все же покопаюсь в нем. Вдруг удастся восстановить хоть какие-то документы.

Сарате не стал настаивать. На улице ему в лицо ударил холодный ветер; Анхель дошел до славившейся своими грибными блюдами таверны «Синий лебедь» на улице Гравина и занял столик в углу. Это было одно из немногих старых заведений в районе, где без конца открывались новые рестораны и дизайнерские бутики. Сарате откупорил вторую бутылку пива, когда в таверну вошла Мануэла.

– Доктор Буэндиа сказал, что тут надо брать лисички. Я присоединюсь, ты не против? Умираю с голоду.

Сарате прихватил свою бутылку, и они переместились за столик под телевизором. Кроме них в зале сидела лишь одна молодая пара. На экране надрывались юные таланты, и их голоса нарушали тишину ресторана.

– А ты есть не будешь? – спросила Мануэла, просмотрев меню.

– Я не голоден.

Он в несколько глотков осушил третью бутылку пива. Мануэла заказала лисички, белые грибы с фуа-гра и газировку «Аквариус».

– Сочетание жуткое, я знаю, – улыбнулась она.

Мелкие, идеально ровные зубы, огромные темные глаза, как у персонажа старых мультиков Бетти Буп. Мануэла склонилась над тарелкой, прижав локти к бокам, с видом ребенка, который понимает, что делает что-то нехорошее, и не хочет, чтобы его за этим застали. Она извинилась, что пьет газировку. Короткие каштановые кудри падали ей на лицо, и Мануэле приходилось то и дело откладывать приборы, чтобы откинуть волосы и поправить очки. Сарате никогда не обращал на нее особого внимания, но сейчас рассматривал ее губы, большие глаза и гладкую кожу, и она казалась ему красавицей. Он как будто обнаружил в ящике стола забытую всеми драгоценность.

Она не пыталась вовлечь его в разговор, чему Сарате был только рад: он не испытывал желания поддерживать беседу, да и не знал, о чем с ней говорить. Мануэла болтала без умолку, а он тем временем заказал джин с тоником. Она рассказала, что ее мать итальянка, родилась в деревушке Пату, на каблуке итальянского сапога. Влюбилась в заезжего испанца и поехала его искать – потому, что влюбилась, и потому, что забеременела, но в первую очередь – потому, что влюбилась. Но так и не нашла.

– Грустно, да? – Мануэла перестала жевать, и в ее больших глазах мелькнула печаль. Мать больше ни в кого не влюблялась. Она знала только его имя – Хуан – и что родом он из деревни с разрушенной церковью в Центральной Испании.

– В каждой испанской деревне есть разрушенная церковь, верно?

Каждые свободные выходные мать Мануэлы брала дочь и отправлялась с ней в очередную деревню в надежде, что найдет там Хуана. Ее не волновало, что он наверняка давно женился и завел детей.

– Она до сих пор этим занимается. У нее есть карта Испании, на которой отмечены все деревни с разрушенной церковью, где она побывала, в некоторых по два-три раза. На прошлых выходных она ездила в Тригерос в Вальядолиде. «Нашла Хуана, мам?» – «Нет, я не нашла твоего отца» (она всегда называет его именно так: «твой отец»). – «А если бы даже нашла, ты не узнала бы его: тридцать четыре года прошло. Он превратился в пузатого лысого мужика и совсем не похож на красавчика, которого ты помнишь». – «Если увижу, я его узнаю».

Уже за полночь Сарате проверил телефон: сообщений от Элены не было. Он заказал еще джин с тоником и оплатил весь счет, после чего они переместились в бар в Чуэке. Мануэла опять пила «Аквариус», а он – алкоголь. Была среда, так что, когда в половине третьего они вышли из бара, большинство заведений уже закрылось.

– Я тут рядом живу, и у моей соседки наверняка найдется что-нибудь выпить. Джин у нее точно есть.

Таксист довез их до улицы Дос-Эрманас за площадью Тирсо-де-Молина. В квартиру они вошли на цыпочках, чтобы не разбудить соседку: та работала в больнице и вставала очень рано. Мануэла направилась на кухню, а Сарате сел у нее в комнате на диванчик, обитый тканью с узором из бабочек. Наконец она появилась, неся бутылку и стакан со льдом.

– Тоника не нашла.

Они немного поболтали, хотя Сарате беседа давалась с трудом. Комната у Мануэлы была большая, с собственной ванной; окно выходило во внутренний двор. Над письменным столом – полки с книгами по медицине, расставленными в идеальном порядке. Мануэла устроилась на стуле напротив Сарате. Он взял ее за руку, аккуратно притянул к себе на диван и, особо не раздумывая, поцеловал. Весь вечер он пил, стараясь затуманить сознание. Мануэла вздрогнула, секунду поколебалась, но все же решилась. Сарате словно хотел раствориться в ней: в запахе ее кожи, в ее дыхании, ее теле. Они занялись любовью, а потом в тишине уснули.

Он проснулся до рассвета, тихо оделся и вышел из комнаты, а потом из дома. Если Мануэла и слышала, как он уходит, то предпочла притвориться спящей. На улице Сарате достал телефон: было семь утра. Он увидел сообщение от Элены: «Я говорила с Рентеро. Он не может помочь нам с Гильермо Эскартином. Увидимся в девять в офисе. Люблю тебя».

Чувство вины пронзило его, словно приступ боли. До Пласа-Майор было меньше километра, и его охватило желание пойти к Элене и рассказать ей, что произошло ночью. Его вырвало выпитым накануне; в желудке было пусто, но Сарате почувствовал легкость, как будто сбросил балласт.

На улице Магдалена он поймал такси и четверть часа спустя стоял у барбершопа Бирама. Заведение еще не открылось, жалюзи были опущены. Сарате твердил себе, что должен отомстить за Гильермо Эскартина, но время шло, а он так и не убедил себя, что поступает правильно.

Наконец жалюзи с металлическим скрежетом поднялись. Сарате выждал на улице еще несколько минут. Когда он переступил порог, толстый парикмахер со шваброй в руках покосился на него с подозрением:

– Мы еще не открылись.

– Да я в жизни не доверю тебе свою голову. Мне надо поговорить с Бирамом. И прибереги свои отмазки для других, я видел, как он вошел.

Сарате смотрел на свое отражение в витрине барбершопа: под глазами синяки, кожа изжелта-бледная, как у больного гепатитом, – и сжимал в карманах кулаки.

– Ты меня не понял? Мы закрыты. Откроемся в девять.

В два прыжка Сарате подскочил к толстяку и нанес ему удар в челюсть. Тот попятился, но сдаваться не собирался. Он резко ткнул шваброй в поднятую в защитном жесте руку Сарате, а затем с неожиданной для его комплекции быстротой ударил полицейского кулаком в живот. Сарате ощутил рвотный позыв, но желудок был пуст. Толстяк схватил его за плечи и боднул в лоб. Не удержавшись, Сарате повалился на пол и увидел, как в глубине открылась дверь. До него донесся голос Бирама:

– Хватит, Леопольд…

Бирам принял его в маленькой тесной кладовке, заставленной офисными шкафами и коробками с шампунем. Еще туда удалось втиснуть расшатанный стул и письменный стол с компьютером. Бирам сидел за столом и с плутоватой улыбкой смотрел на Сарате. Его явно позабавило, как Леопольд отделал полицейского, лоб которого теперь украшала глубокая ссадина.

– Хотите, отвезем вас в больницу?

– Мужчину, за которым вы следили, на самом деле звали Гильермо Эскартин. Я хочу знать, в каких отношениях вы с ним состояли и какую сделку он тебе предложил.

– Мне казалось, что мы договорились. С вашей начальницей. Я рассказываю, что мне известно, а вы оставляете меня в покое.

– Твой друг может проломить мне башку, мы оба это знаем. Но ты не знаешь, что я не просто участковый полицейский. Если со мной что-нибудь случится, завтра, будь уверен, вас ждет обыск. Здесь, у тебя в особняке, в домах твоих сотрудников. А потом еще один. Возможно, мы не найдем ничего, кроме шампуня и ножниц, но мы не только не держим слово, мы еще очень настырные. Мы от вас не отстанем. Будем приезжать каждый день. И так целый год, если понадобится.

Бирам щелкнул языком.

– Ты правда думаешь, что я такая важная персона? – Он тоже перешел на «ты».

– Спрашиваю еще раз: в каких отношениях вы были с Гильермо?

– Херардо… В смысле Гильермо… пришел к нам подстричься около года назад. Его стриг Леопольд. Он был торчком и выглядел как торчок, но, прежде чем сесть в кресло, показал нам деньги. И вышел отсюда с волосами короче, чем были.

– Думаешь, сейчас время шутить?

– Во второй раз он пришел с пушкой и ограбил кассу. Явился без маски, и мы его узнали. Он унес все деньги.

– И ты ничего не сделал? Я не верю, Бирам. Этот район твой, и никто не осмелился бы тебя ограбить.

Бирам довольно кивнул. Пошарил в ящике стола, достал упаковку сигар и предложил Сарате, но тот отказался. Бирам раскурил сигару и, когда его лицо окутало облако дыма, продолжил рассказ:

– В одном ты ошибся. Этот район не мой, тут всем заправляет Отдел. За неделю до того, как сюда заявился наш торчок, я отказался платить им за крышу. Послал их к черту, а такое даром не проходит. Раз Гильермо… пришел сюда совершенно спокойно, не пряча лицо, значит, он был под их защитой.

– Что за Отдел?

– Это полицейские, и круче их тут никого нет. – Бирам не скрывал сарказма. – Ты даже представить себе не можешь, что тут творится.

– Расскажешь?

– Это бригада из комиссариата Вильяверде. Они называют себя Отделом и берут деньги с каждого бизнеса. Назначают любую сумму, сколько захотят, а если отказываешься, вначале посылают тебе предупреждение – вот как со мной, когда меня ограбил торчок. Одним бунтовщикам они устроили пожар, другие… просто исчезли.

– Ты пытаешься меня убедить, что полиция ведет себя как мафия? – В голосе Сарате звучало жгучее презрение.

– А чего тут убеждать, ты сам посмотри. Прогуляйся по району, поспрашивай народ, если, конечно, кто-то решится с тобой заговорить. Может, такой смельчак и найдется, но по большому счету все делают, как я: молча отстегивают им, сколько просят.

– Какое отношение имел Гильермо к Отделу?

– Он приходил сюда еще раз полгода назад, как ни в чем не бывало уселся в кресло и попросил его подстричь. Я хотел вышвырнуть его, но он сказал, что на следующий день в Сан-Хенаро планируется облава: будут искать наркотики. И он не солгал. Они все заведения перевернули вверх дном. Кроме нас, потому что мы в тот день не открывались. Я, естественно, заплатил. Ясно, что Гильермо прислал Отдел.

Сарате перебирал в уме фрагменты головоломки. Если Эскартин работал под прикрытием, что связывало его с полицейскими-рэкетирами? И что ему понадобилось от Бирама?

– Ты сказал, он предложил тебе сделку. Что за сделка?

– Очень крупная. Слишком крупная для торчка, как я уже говорил. Они явно хотели поймать меня на чем-то серьезном. Не для того, чтобы посадить, это не их стиль, а чтобы выкачать из меня все деньги. Когда мы увидели его дом в Сарагосе, то поняли: он тоже из Отдела. Полицейский, который прикидывается торчком.

Сарате прижал пальцы к вискам. У него болела голова. Не хотелось верить, что Бирам сказал правду.

– Эскартин не пытался подкопаться под Бирама. Он три года притворялся обычным нариком, чтобы втереться в доверие к полицейской бригаде из Вильяверде. Они называют себя Отделом, и, судя по всему, это настоящая мафия.

С этими словами Сарате ворвался в переговорную на Баркильо, где уже сидели другие сотрудники ОКА. Он не дал ни Элене, ни остальным возможности спросить, откуда у него ссадина на лбу, и с порога выложил все, что ему удалось вытрясти из Бирама. Вероятно, Гильермо расследовал преступления, совершаемые другими полицейскими. Вот почему все его отчеты засекречены, вот почему даже Рентеро не имеет к ним доступа.

Элена молча выслушала Сарате и знаком пригласила его пройти с ней в кабинет. Закрыв дверь, Анхель сказал:

– Мы не можем прочитать отчеты Гильермо Эскартина, и ты знаешь, что есть только один способ проверить, правду говорит Бирам или нет. Надо внедрить в Отдел своего человека.

– Да, это я уже поняла.

– Я хочу туда, Элена, хочу в эту бригаду. Договорись с Рентеро. Пусть меня официально переведут к ним. Я ведь не так давно был обычным полицейским, работал в такой же бригаде.

Элена впервые подняла на него глаза. Он заметил в ее взгляде печаль, которая, впрочем, тут же рассеялась, сменившись решимостью:

– Ты на эту роль не подходишь.

Возражений Элена слушать не стала.

Глава 13

На этот раз Рейес не выбирала, что надеть: пришлось идти в форме. Единственное решение, которое оставалось за ней, касалось прически: сделать хвост повыше или пониже. Все остальное – в соответствии с регламентом. Она собрала волосы в высокий хвост.

Рейес волновалась. Она не так давно работала в полиции – всего год в элитном подразделении ОКА, которое имело мало общего с обычным полицейским участком. К тому же бригада в Вильяверде, куда ее направили, отличалась особой жесткостью. Ей не хотелось поддаваться тревожным мыслям, и, глядя в зеркало, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Из дома она вышла пораньше, чтобы не опоздать на работу в первый же день. По дороге вспоминала, как пришла в ОКА и познакомилась с Ордуньо (после ужина в честь Асенсио они так и не поговорили, но, может, это и к лучшему; наверное, надо оставить тот вечер в прошлом), как доброжелательно встретили ее Буэндиа и Марьяхо (хорошо бы Марьяхо хоть немного смягчилась к Мануэле) и в какой ужас привело всех исчезновение Чески. Рейес вышла из такси за пару кварталов до места. Пора привыкать пользоваться общественным транспортом, чтобы не привлекать внимания. Она шагала к участку, надеясь, что первые дни в Вильяверде пройдут без происшествий.

– Эй, Фабиан! Блатная уже тут! – крикнул агент лет шестидесяти, заметив ее.

В Вильяверде – бывшей деревне, а теперь одном из южных районов Мадрида – проживало почти сто пятьдесят тысяч человек. Здесь были самые дешевые в столице квартиры, так что сюда переезжали люди, которые не могли позволить себе что-нибудь получше. Впрочем, как сказала накануне Элена, объясняя Рейес задание, это означало, что Вильяверде населяют бедняки, а не преступники; преступников в Мадриде можно найти где угодно.

Рейес порылась в Интернете, почитала статьи об этом районе, но это не очень ей помогло. Вильяверде был совершенно не похож на мир, в котором она родилась и провела всю жизнь. Доля мигрантов в его населении приближалась к тридцати процентам; на заброшенных промплощадках обосновались проститутки; часть квартир захватили нелегалы; на улицах хозяйничали молодежные банды… Правда, здесь был и приличный новый квартал, но вряд ли ей придется часто туда заглядывать.

– Рейес Рентеро! Какая честь! Племянница самого комиссара, дона Мануэля Рентеро!

Фабиан, не скрывая ехидства, смотрел на нее почти прозрачными, как у хаски, голубыми глазами. Бритый почти под ноль двухметровый качок, комплекцией он выделялся бы даже в тренажерном зале. К тому же у него не было половины правого уха. Рейес хотелось спросить, как он его лишился, но она сдержалась: позже выяснит.

– Через пару недель у дяди с тетей годовщина свадьбы, могу захватить тебя с собой. Раз уж ты так интересуешься моей семьей.

Рейес знала: прогнешься в первый день – дальше будет только хуже.

По лицу Фабиана скользнула тень улыбки.

– Бесит, что к нам спустили блатную.

– Думаешь, чтобы к вам попасть, нужен блат? По-моему, это скорее наказание.

Фабиан открыто, почти по-детски улыбнулся, и Рейес поняла: первое испытание пройдено. Фабиан повел ее вглубь помещения.

– А что ты натворила, что Рентеро сослал тебя сюда?

– Дядя считает, что нельзя надеяться на привилегии. Надо пахать и прокладывать себе путь самостоятельно, с самого низа.

– Это я тебе гарантирую. Вот твое рабочее место. – Он указал на стол возле туалета. – Что, не нравится? Не расстраивайся, все равно много тут сидеть не придется. Ладно, давай сходим к Курро, выпьем кофе.

– Может, мне надо сначала представиться начальнику?

– Его пока нет. У него мать в больнице, он с ней. Хороший сын.

Фабиан привел ее в мрачноватый бар в сотне метров от участка: металлическая стойка, накрытые пищевой пленкой тапас, плакаты «Атлетико Мадрид», пара игровых автоматов, пустые бутылки из-под пива и лимонада.

– Курро, две соль-и-сомбры.

Бармен, лысый, как яйцо, поставил на стол пару поцарапанных бокалов и плеснул в них поровну бренди и анисового ликера. На часах было всего десять минут девятого, и Рейес заколебалась.

– Давай, одним махом. Будем пить это каждое утро. Знаешь почему?

– Почему?

– Если не выпить, тебя пристрелят. Будь здорова!

Фабиан, как и сказал, одним махом осушил свой бокал. Рейес последовала его примеру. Коктейль оказался лучше, чем она ожидала. Фабиан встал, стукнул ладонью по барной стойке и, обращаясь к Курро, сказал:

– Ну, мы пошли внутрь. Передай остальным.

В коридоре бара рядом с дверью в туалет была еще одна, с заляпанной жиром табличкой «Только для персонала». Фабиан толкнул ее, и они оказались в комнатке без окон, пропахшей хлоркой. В середине, под люминесцентной лампой, стоял стол с четырьмя стульями, сбоку – диван, по виду спасенный с помойки, а в углу – дребезжащий холодильник.

– Садись.

На столе лежала колода карт и кучка металлических фишек для игры в мус. Фабиан взял карту.

– Валет. Да уж, не повезло тебе. Если не вытащишь карту крупнее, больше никогда сюда не попадешь.

Рейес показала свою:

– Рыцарь. Я выиграла.

И снова ледяная серьезность на лице Фабиана уступила место озорной улыбке.

– Добро пожаловать в Отдел.

Глава 14

В переговорной повисло тяжелое молчание, но Элена почувствовала, что тут только что стих оживленный спор. Сарате выпрямился в кресле, Ордуньо сделал вид, что пишет что-то в блокноте. Ни Марьяхо, ни Буэндиа не смотрели ей в глаза.

– Удалось хоть что-то вытащить с жесткого диска Эскартина?

Марьяхо кивнула, продолжая стучать по клавиатуре.

Элена не стала дожидаться, пока всеобщее негодование прорвется наружу:

– Рейес – идеальная кандидатура для внедрения в бригаду Вильяверде. Если у вас есть другие идеи, самое время ими поделиться.

Сарате отвел взгляд. Он уже привел свои аргументы: ссылался на опыт работы в Карабанчеле, уверял, что хорошо ладит с участковыми полицейскими, напоминал, что это он получил у Бирама ценные данные об Эскартине. Элена сухо ответила, что решение уже принято.

– Ты отправила ее в самое пекло, – нарушил молчание Ордуньо. – Она совсем зеленая, а ты послала ее к этим… Я что, единственный, кто помнит, как убили Эскартина?

– Ничто не указывает на то, что его убил кто-то из бригады Вильяверде.

– Почему ты хотя бы не сделала ей фальшивые документы? Она племянница Рентеро. Неужели ты правда думаешь, что они такое проглотят?

– Мы рассматривали вариант с поддельными документами, Ордуньо. Но они подозрительны и точно станут ее пробивать – просто потому, что она новенькая. Если сами выяснят, что она племянница комиссара, Рейес там и двух минут не продержится. Так что мы решили, что благоразумнее идти к ним с поднятым забралом. Она скажет, что дядя решил ее наказать. Или просто дать ей понюхать пороху в обычном отделении.

– Они никогда не станут ей доверять, – сказал Сарате.

– Может, и не станут. Но изнутри ей будет проще выяснить хоть что-то. Еще возражения?

В переговорке снова воцарилась тишина. Все поняли: тема закрыта.

– Марьяхо, что ты вытащила из компьютера Эскартина?

– Чудес от меня не ждите. Удалось лишь частично восстановить историю поиска. Он удалил все документы, их восстановить нельзя. По словам одной соседки, в сентябре он приезжал домой. И как раз тогда искал информацию о пурегоне. Это препарат, стимулирующий овуляцию.

– Он используется при ЭКО, – многозначительно добавил Буэндиа.

– Еще он гуглил прогестерон – гормон, который способствует имплантации эмбриона.

– Мы знаем, что от него забеременела какая-то женщина. – Элена рассуждала вслух. – Раз он гуглил пурегон и прогестерон, возможно, забеременела она при помощи ЭКО. Ты искала среди пациентов клиник, которые делают ЭКО?

– Да. Не нашла ни Херардо Валеро, ни Гильермо Эскартина. Но есть еще кое-что.

– Выкладывай, Марьяхо.

– Он гуглил святую Серену.

– Это еще кто? – нетерпеливо спросил Сарате, недовольный, что они тратят время на пустяки.

– Жена римского императора Диоклетиана, третий век нашей эры. Она восстала против мужа из-за гонений на христиан.

Слушая исторический экскурс в исполнении Буэндиа, Марьяхо не скрывала улыбки: судмедэксперт разбирался буквально в любой теме. А вот Ордуньо передалось нетерпение Сарате.

– Великолепно. Помимо романов и джаза, Эскартин тащился от древнеримской истории.

– И от истории Мексики, – добавила Марьяхо. – Я нашла несколько запросов, связанных с Мексикой, причем самых примитивных. Подумала, что он собирался туда в отпуск и хотел подготовиться. Он даже гуглил тексты популярных песен в жанре ранчера.

Всеми овладело уныние. Компьютер Эскартина не пролил света на его работу. От его отчетов не осталось и следа.

– Можете считать меня сентиментальным маразматиком, – начал Буэндиа, – но мне кажется, что Эскартин просто влюбился в мексиканку, решил выучить местные песни и заодно узнать побольше о ее стране и культуре. Спорю на ужин в «Синем лебеде»: римская история ему была по барабану. Он просто гуглил, откуда пошло ее имя.

– Серена? – спросила Элена.

– Именно. Думаю, Эскартин влюбился в мексиканку по имени Серена.

– Ну и куда тебе на пенсию? – возмутилась Марьяхо. – Думаешь, эта твоя помощница додумалась бы до такого?

– Мануэла – великолепный специалист. – Буэндиа повернулся к Элене. – Кстати, если ты не против, я хотел бы, чтобы она присутствовала на наших совещаниях.

Элена кивнула. В этот момент у нее завибрировал телефон. Она вышла из переговорки, но через минуту вернулась.

– Это Сесилия. Ей на почту только что пришло видео от Эскартина.

Все ждали, пока Марьяхо подключит компьютер, войдет в почту Сесилии (та сообщила им пароль) и найдет письмо с видео: его отправка была запланирована заранее. Марьяхо открыла файл.

Откуда Гильермо вел запись, было неясно: судя по шуму машин на заднем плане, он находился на улице. Они впервые увидели его живым. И с удивлением заметили на лице мужчины, чья фотография висела на стене переговорной, застенчивость. Он говорил тихим, усталым голосом; возможно, эта усталость была вызвана приемом препаратов. Его речь была грамотной и казалась продуманной, хотя признание явно давалось ему нелегко. Перед ними словно из густого тумана выступала подлинная личность Гильермо – ценителя джаза и книг, полицейского, который на этом видео никем не притворялся.

«Сесилия… Если ты смотришь это видео, значит… значит… Не пытайся искать меня, так будет лучше для нас обоих, поверь. Мне нелегко рассказать тебе правду, но я должен, хотя ты, наверное, меня возненавидишь. Когда я брался за эту работу, я и представить себе не мог, чем все закончится. Я не лгал тебе, когда говорил, что это задание на шесть-семь месяцев, а потом мы снова съездим в Новый Орлеан. Я надеялся, что мы осуществим все наши планы. Ты знаешь какие: завести детей, двоих или даже троих. Найти в Сарагосе спокойное место. Но все вышло иначе. Месяцы превратились в годы, и я… чувствовал, как мы отдаляемся друг от друга. Нет, я не пытаюсь переложить ответственность на тебя. Ты всегда оставалась той женщиной, в которую я когда-то влюбился… Но я изменился. На этой работе рано или поздно начинаешь терять ориентиры, перестаешь узнавать себя в зеркале, а потом забываешь, кем был раньше… Ты видела: когда я приезжал домой, мне не терпелось снова уехать… потому что, сам не знаю, как так вышло, но мне стало казаться, что моя настоящая жизнь – та, другая. Это случилось, и пути назад нет. На этой работе я.. я познакомился с девушкой. И влюбился, Сесилия. Трудно объяснить, с чего все началось, да и вряд ли тебе захочется слушать. Но она беременна, и я… хочу быть с ней. Я хочу, чтобы она родила мне дочь. Осталось совсем немного, несколько недель. Я мог бы просто исчезнуть, но, думаю, я должен хотя бы попытаться объяснить тебе, что произошло. Дать тебе повод возненавидеть меня и начать жизнь с чистого листа. Мне жаль, что так получилось, Сесилия. Я очень любил тебя. Надеюсь, ты еще будешь счастлива».

Эскартин замолчал и приблизился к камере, чтобы выключить запись.

– Недурно: бросаешь жену по видео и между делом сообщаешь ей, что другая ждет от тебя ребенка. Да он заслужил все, что с ним произошло.

– Перестань, Марьяхо, – шикнул на нее Сарате.

– Ребенок должен был родиться через несколько недель. То есть плод был почти доношен, – размышлял Буэндиа. – Марьяхо, сможешь установить, когда сделана запись? Надо понять, когда вырезали плод.

– Но где же мать? – Ордуньо нервно шагал по переговорной – он не любил офис. – Тело Гильермо даже не пытались спрятать. Почему же мы до сих пор не нашли мать?

– Эскартин познакомился с ней на работе. – В голосе Сарате звучал адресованный Элене упрек. – Значит, только Рейес может добыть информацию об этой женщине в бригаде Вильяверде.

– Да, пожалуй. Но и мы не будем сидеть сложа руки. Марьяхо, поищи мексиканок, которые ходили в женскую консультацию, а потом резко прекратили.

– По имени Серена, – добавил Буэндиа.

Дверь открылась, и в переговорную вошел Рентеро. Он молча кивнул в сторону кабинета Элены, приглашая инспектора следовать за собой.

– Как тебе взбрело в голову отправить туда мою племянницу?

Элена даже не успела закрыть дверь кабинета, чтобы остальные не слышали возмущенных криков Рентеро.

– Твоя племянница работает под моим началом. Мне нужна информация о том, чем занимался Гильермо Эскартин. Ты мне ее не даешь, поэтому приходится искать другие пути.

– Думаешь, я от тебя что-то скрываю? Я не спорю, внедрить туда своего человека – разумное решение, но почему ты не выбрала кого-то другого? Ордуньо, Сарате?

– Рейес – лучшая кандидатура. Кстати, она очень довольна новым заданием.

– Сарате не справился бы? Ну конечно. Ты боялась, что он снова потеряет над собой контроль.

– Мы вроде говорили о Рейес.

Рентеро понял, что затронул больную тему. Он вздохнул, поправил галстук и уселся в кресло.

– Что там, в этой бригаде? Ты уверена, что Гильермо занимался ими?

– Это какая-то банда рэкетиров, по-видимому, они держат в страхе весь район. Тех, у кого легальный бизнес, но особенно тех, у кого нелегальный. Выжимают из них все соки. Даже название себе придумали: Отдел.

По лицу Рентеро словно пробежала судорога. Он встал и отвернулся к окну, за которым по улице Баркильо спешили прохожие. Откуда-то доносился шум стройки.

– В чем дело, Рентеро? Ты слышал о них раньше?

– Нет-нет. – Когда комиссар обернулся, его лицо разгладилось, и он улыбался. – Думаю, я просто старею и все сильнее переживаю за Рейес.