Текст книги "Собрание сочинений [Том 1]"

Автор книги: Карлос Кастанеда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 98 (всего у книги 103 страниц)

Глава 12. Неделание Сильвио Мануэля

Дон Хуан и его воины самоустранились, предоставив женщине-Нагваль и мне претворять в жизнь правило, то есть опекать, поддерживать и вести восьмерых воинов к свободе. Все, казалось, было в совершенном порядке, но в то же время что-то было не так. Первая группа женских воинов, найдённых доном Хуаном, были сновидящими, тогда как им полагалось быть сталкерами. Он не знал, чем объяснить эту аномалию. Единственный вывод, к которому он мог прийти, заключался в том, что сила поставила его на тропу этих воинов таким образом, что от них нельзя было отказаться.

Имелась еще одна поразительная аномалия, еще больше озадачивавшая дона Хуана и его партию. Трое женских и трое мужских воинов были неспособны войти в состояние повышенного осознания, несмотря на титанические усилия дона Хуана. У них замутнялось сознание, сбивался фокус зрения, но они не могли сломать оболочку, мембрану, разделяющую две стороны. Их прозвали пьяницами, потому что они начинали качаться, теряя мышечную ориентацию. Только курьер Элихио и Ла Горда достигали необычной степени осознания. Особенно Элихио, который был на равных с любым из воинов дона Хуана.

Три девушки сблизились между собой и образовали устойчивую единицу. Так же поступили и трое мужчин. Группы из трех человек, тогда как правило предписывало четверых, были чем-то зловещим. Число три – символ динамики, изменения, движения и, самое главное, обновления.

Правило больше не служило картой. И тем не менее было совершенно невообразимо, чтобы где-то вкралась ошибка. Дон Хуан и его воины были убеждены, что сила ошибок не допускает. Они пытались решить этот вопрос в своих сновидениях и в своем видении. Они допускали, что, может быть, чересчур поторопились и не видели, что эти три женщины и трое мужчин являются непригодными.

Дон Хуан признался мне, что он усматривал здесь два взаимосвязанных вопроса. Первый – прагматический – проблема нашего присутствия среди них. Второй касался надежности правила. Их бенефактор внушил им уверенность, что правило охватывает все, с чем может столкнуться воин. Он не подготовил их к такому случаю, когда правило может оказаться неработающим.

Ла Горда сказала, что у женщин из партии дона Хуана никогда со мной проблем не было. Мужские же его воины пребывали в растерянности. Для них было непонятным и неприемлемым, что в моем случае правило неприменимо.

Женщины, однако, были уверены, что рано или поздно причина моего появления среди них прояснится. Я наблюдал, как женщины не поддавались эмоциональному замешательству и, казалось, были полностью безразличны к тому, чем все это кончится. Они как будто – без всяких разумных оснований – заранее знали, что мой случай все-таки подчиняется правилу. В конце концов я помог им тем, что принял свою роль. Благодаря женщине-нагваль и мне Дон Хуан и его воины завершили свой цикл и были почти свободны.

Ответ пришел к ним через Сильвио Мануэля. Его видение открыло, что Хенарос и сестрички не были непригодными, скорее я был не тем Нагвалем, в котором они нуждались. Я был неспособен вести их, потому что имел конфигурацию, не укладывающуюся в схему, данную правилом, – конфигурацию, которую дон Хуан как видящий проглядел. Мое светящееся тело давало видимость четырех отделов, тогда как в действительности их имелось только три; существовало другое правило для того, кто назывался «трехзубчатым Нагвалем». Я подпадал под это правило. Сильвио Мануэль сказал, что я подобен птице, взращенной теплом и заботой других птиц. Все они должны были помочь мне, так же как и я был обязан сделать для них все возможное, хотя и не подходил им.

Ответственность за меня дон Хуан взял на себя, поскольку это он ввел меня в их среду. Но мое присутствие среди них вынудило их максимально выкладываться в поисках ответов на два вопроса: что я среди них делаю и что им в связи с этим нужно делать.

Сильвио Мануэль очень быстро нашел решение, как вывести меня из их среды. Он взял на себя задачу руководить планом, но поскольку у него не было ни терпения, ни желания, чтобы лично иметь дело со мной, он предоставил дону Хуану действовать вместо него. Целью Сильвио Мануэля было подготовить меня к тому моменту, когда у меня появится курьер, несущий правило, применимое к трехзубчатому Нагвалю. Он сказал, что в его задачу не входит раскрывать эту часть правила. Я должен ждать, пока не придет нужное время, и точно так же должны ждать все остальные.

Существовала еще одна серьезная проблема, увеличивавшая путаницу. Она касалась Ла Горды и косвенно меня Ла Горда была принята в партию воинов как южная женщина. Дон Хуан и его воины подтвердили это. Казалось, она принадлежала к той же категории, что и Сесилия, Делия и другие женщины-курьеры. Сходство было неоспоримым. Затем Ла Горда похудела и как бы вдвое уменьшилась. Перемена была столь радикальной и глубокой, что она превратилась во что-то иное.

Долгое время это оставалось незамеченным – просто потому, что остальные воины были слишком заняты моими трудностями, чтобы обращать на нее внимание. Однако ее перемена была настолько разительной, что в конце концов приковала их внимание, и тут они увидели, что она вовсе не является женщиной Юга. Объемы ее тела обманули их предыдущее видение. И тогда они припомнили, что уже с момента появления у них она не смогла близко сойтись с Сесилией, Делией и другими южными женщинами.

С другой стороны, она была просто очарована Нелидой и Флориндой и находилась с ними на короткой ноге, ибо в действительности была подобна им. Это означало, что в моей партии состоят двое северных сновидящих – Ла Горда и Роза, что представляло собой грубое нарушение правила.

Дон Хуан и его воины были более чем озадачены. Они поняли случившееся как знак, как указание на то, что ход событий должен принять какой-то непредсказуемый оборот. Поскольку они не могли принять идею того, что человеческая ошибка могла перечеркнуть правило, то решили, будто были вынуждены ошибиться в результате команды свыше, по причинам трудным для понимания, но тем не менее реальным.

Они рассматривали вопрос, что же делать дальше, но прежде, чем кто-либо из них натолкнулся на ответ, истинно южная женщина, донья Соледад, вышла на сцену с такой силой, что проигнорировать это оказалось совершенно невозможно. Она была сталкером и подпадала под правило.

Ее присутствие на какое-то время сбило нас с толку, потому что выглядело это так, будто она, развив энергичную деятельность, собирается подтолкнуть нас на другую платформу. Флоринда взяла ее под свою опеку, чтобы проинструктировать в искусстве сталкинга. Но какую бы пользу это не приносило, этого было недостаточно, чтобы пресечь ощущаемую мной странную потерю энергии, опустошенность, которая становилась все глубже и глубже.

Затем однажды Сильвио Мануэль сказал, что в своих сновидениях он получил великолепный план. Он оживился и отправился обсуждать его детали с доном Хуаном и другими воинами. Женщина-нагваль была включена в их число, а я – нет. Это заставило меня заподозрить, что они не хотят, чтобы я узнал, что именно Сильвио Мануэль открыл относительно меня.

Я выложил им свои подозрения. Все расхохотались, за исключением женщины-нагваль, сказавшей, что я прав.

Сновидения Сильвио Мануэля открыли причину моего присутствия среди них, но мне придется покориться своей судьбе, а это значит – не знать существа моей задачи, пока я не буду к этому готов.

В ее тоне была такая непререкаемость, что мне оставалось только безоговорочно принять все, что она сказала. Я думаю, что если бы дон Хуан или Сильвио Мануэль сообщили мне то же самое, я не принял бы этого так легко. Она сказала, что не соглашалась с Сильвио Мануэлем, считая, что меня следует проинформировать об общей цели их действий – хотя бы для того, чтобы избежать ненужных трений и разногласий.

Сильвио Мануэль намеревался подготовить меня к моей задаче, введя меня непосредственно во второе внимание. Он планировал ряд смелых действий, которые должны были обострить мое осознание. В присутствии остальных он сказал, что берет на себя руководство мною и что помещает меня в свою область силы – в ночь. Объяснения, данные им, заключались в том, что в его сновидениях ему предстал ряд неделаний. Эти неделания предназначались для меня и Ла Горды как исполнителей и для женщины-нагваль как наблюдателя.

Сильвио Мануэль испытывал благоговейный страх перед женщиной-нагваль и мог говорить о ней только с восхищением. Он сказал, что она обучается сама собой. Во всем она могла действовать на равных с ним или с любым из воинов Нагваля. Ей не хватало опыта, но она могла манипулировать своим вниманием как пожелает. Он признавался, что ее совершенство представляло для него не меньшую загадку, чем мое присутствие среди них, и что ее чувство цели и убежденность были настолько остры, что я был ей не пара. Поэтому он попросил Ла Горду оказывать мне особую поддержку, чтобы я мог выдержать контакт с женщиной-нагвалем.

Для нашего первого неделания Сильвио Мануэль сконструировал деревянную клетку, достаточно большую, чтобы вместить Ла Горду и меня, если мы сядем спина к спине с поджатыми к подбородку коленями. Клетка имела решетчатую крышку для вентиляции. Мы с Ла Гордой должны были забраться внутрь и сидеть в кромешной тьме и полном молчании, не засыпая. Он начал с того, что запускал нас в ящик на короткое время, а затем, когда мы привыкли к этой процедуре, увеличивал время, пока мы не смогли проводить в ней всю ночь, не двигаясь и не засыпая.

Женщина-нагваль оставалась около нас, следя за тем, чтобы мы не сменили уровень осознания из-за усталости. Сильвио Мануэль сказал, что типичной тенденцией в необычных стрессовых ситуациях является смена повышенного осознания на нормальное и наоборот.

Общим эффектом этого неделания было для меня каждый раз ни с чем не сравнимое чувство отдыха, представлявшее для меня полную загадку, ибо мы ни секунды не спали в течение всего ночного бдения. Я связывал это чувство с пребыванием в состоянии необычного осознания, но Сильвио Мануэль сказал, что дело не в этом – чувство отдыха возникает от сидения с поднятыми коленями.

Второе неделание состояло в том, чтобы лечь на землю, свернувшись по-собачьи, почти в зародышевой позе, лежа не левом боку и упираясь лбом в сложенные руки. Сильвио Мануэль настаивал на том, чтобы мы держали глаза закрытыми как можно дольше, открывая их только для того, чтобы по его приказу сменить позу и лечь на правый бок.

Он говорил, что цель этого неделания состоит в том, чтобы позволить нашему слуху отделиться от зрения. Как и в первом случае, он постепенно увеличивал срок такого лежания, пока мы не смогли проводить так всю ночь в слуховом бодрствовании.

После этого Сильвио Мануэль был готов перевести нас в другую сферу деятельности. Он объяснил, что в первых двух неделаниях мы сломали некие барьеры восприятия, пока были прикованы к земле. Сравнив человеческие существа с растениями, он уподобил нас подвижным деревьям, укорененным в земле. Наши корни способны к передвижению, но это не освобождает нас от грунта. Он сказал, что для установления равновесия мы должны выполнить третье неделание, вися в воздухе. Если мы добьемся успеха в том, чтобы направлять свое намерение, зависнув в воздухе в подвешенных к дереву кожаных корсетах, то сформируем своим намерением треугольник основание которого находится на земле, а вершина – в воздухе. Сильвио Мануэль считал, что мы до такой степени сконцентрировали свое внимание первыми двумя неделаниями, что сможем в совершенстве выполнить третье с самого начала.

Однажды ночью он подвесил меня и Ла Горду в двух отдельных корсетах, напоминающих плетеные стулья. Мы сели в них, и он поднял нас через блок к самым верхним толстым ветвям высокого дерева. Он хотел, чтобы мы обратили внимание на основание дерева, которое, по его словам, будет давать нам сигналы, поскольку мы у него в гостях. Женщину-нагваль он оставил на земле, чтобы она время от времени окликала нас по именам в течение всей ночи.

Занимаясь неделанием в подвешенном виде бесчисленное число раз, мы испытывали могучий поток физических ощущений, подобных слабым разрядам электрических импульсов.

В течение первых трех-четырех попыток дерево, казалось, сопротивлялось нашему вторжению. Затем, когда это прошло, мы начали ощущать импульсы как сигналы мира и равновесия. Сильвио Мануэль рассказал нам, что основание дерева питается из глубин земли, в то время как осознание подвижных существ – с поверхности. В дереве отсутствует чувство конфликта, тогда как движущиеся существа наполнены им до краев.

Он исходил из того, что наше восприятие испытывает глубокое потрясение, когда мы оказываемся в состоянии покоя в темноте. Ведущее положение при этом занимает слух, но сигналы от всех живущих и существующих тварей могут быть замечены не только при помощи слуха, а и при помощи комбинации слуховых и зрительных ощущений, расположенных в таком порядке. Он сказал, что в темноте, особенно в подвешенном состоянии, глаза занимают подчиненное положение по отношению к ушам.

Как убедились мы с Ла Гордой, он был абсолютно прав. При помощи третьего неделания Сильвио Мануэль сообщил нашему восприятию окружающего мира третье измерение.

Затем он сказал нам, что следующий комплекс из трех упражнений неделания будет значительно более сложным. Они будут иметь отношение к поведению в ином мире. Обязательное требование здесь состоит в доведении до максимума эффекта упражнений перемещением времени действия на вечерние или предрассветные сумерки. Он рассказывал, что первое неделание второго комплекса включает две стадии. На первой мы должны привести себя в самое обостренное из наших состояний повышенного осознания, чтобы можно было заметить стену тумана. Когда это будет достигнуто, наступит вторая стадия, на которой мы должны заставить стену тумана перестать вращаться для того, чтобы проникнуть в мир между параллельными линиями.

Он предупредил, что его конечной целью является поместить нас во второе внимание без всякой интеллектуальной подготовки. Он хотел, чтобы мы учились его тонкостям без разумного понимания того, что мы делаем. Он исходил из того, что магический олень или магический койот управляют вторым вниманием вообще без интеллекта. Благодаря вынужденной практике путешествий через стену тумана мы рано или поздно подвергаемся стойкому изменению всего нашего существа, изменению, которое заставит нас принять как должное то, что миры между параллельными линиями реальны, потому что они являются частью общего мира, как наше светящееся тело является частью нашего существа.

Сильвио Мануэль сказал также, что использует Ла Горду и меня, чтобы проверить возможность того, сумеем ли мы когда-нибудь помочь другим ученикам, сопровождая их в иной мир, тогда они могли бы сопровождать Нагваля Хуана Матуса и его партию в их последнем путешествии. Он говорил, что поскольку женщина-нагваль должна покинуть этот мир с Нагвалем Хуаном Матусом и его воинами, ученики должны последовать за ней, так как она остается их единственным лидером в отсутствие Нагваля-мужчины. Она сказала мне, что рассчитывает на нас и что именно в этом причина ее наблюдения за нашей работой.

Сильвио Мануэль усадил меня и Ла Горду на пол в задней половине его дома, там, где мы выполняли все предыдущие неделания. Нам не понадобилась помощь дона Хуана, чтобы войти в самое обостренное состояние осознания. Почти сразу я увидел стену тумана. Ла Горда тоже. Однако как мы ни пытались, остановить ось вращения не могли. Каждый раз, когда я поворачивал голову, стена тумана повторяла движение в этом направлении.

Женщина-нагваль могла остановить ее и пройти на ту сторону, но она была не в состоянии протащить за собой нас двоих. В конце концов дон Хуан и Сильвио Мануэль должны были остановить стену для нас и физически протолкнуть сквозь нее. Ощущение, которое я испытал, входя в эту стену, сравнимо с тем, как если бы мое тело скручивали, как волокна веревки.

На другой стороне находилась ужасная пустыня с небольшими круглыми песчаными дюнами. Над нами зависали низкие желтые облака, но ни неба, ни горизонта видно не было. Клочья бледно-желтого тумана ограничивали видимость. Ходить было очень трудно. Давление, казалось, намного превосходило то, к которому привыкло мое тело. Мы с Ла Гордой шли в никуда, но женщина-нагваль, казалось, знала, куда она идет. Чем дальше мы отходили от стены тумана, тем темнее становилось и тем труднее было двигаться. Мы с Ла Гордой больше не могли идти выпрямившись. Мы были вынуждены ползти. Мы выбились из сил. Женщине-нагваль пришлось тащить нас волоком назад к стене и затем вытаскивать оттуда.

Мы повторили это путешествие бесчисленное множество раз. На первых порах дон Хуан и Сильвио Мануэль помогали нам, останавливая стену тумана, но затем Ла Горда и я добились в этом едва ли не такого же мастерства, как женщина-нагваль. Мы научились останавливать стену тумана, и произошло это для нас совершенно естественно. Что касается меня, то однажды я сообразил, что ключом является мое намерение, особый аспект моего намерения, ибо это не было волевым действием, насколько я его знаю. Это было интенсивное желание, фокусировавшееся в центре моего тела, своеобразная нервозность, от которой по телу пробегала дрожь, превращавшаяся затем в силу, которая стену не остановила, но заставила какую-то часть моего тела непроизвольно повернуться на 90 градусов вправо. В результате на мгновение у меня стало два поля зрения. Я видел мир, разделенный надвое стеной тумана, и в то же время я смотрел прямо на толщу желтоватого испарения. Последнее поле зрения взяло верх, и что-то толкнуло меня в туман и сквозь него.

Кроме этого, мы научились смотреть на окружающую местность как на действительность. Наши путешествия приобрели для нас такую же реальность, как экскурсии в горы или морская прогулка на яхте. Пустынная равнина с подобными песчаным дюнам буграми стала такой же реальной, как и любая другая часть мира.

У нас с Ла Гордой было такое ощущение, будто мы провели между параллельными линиями уже целую вечность, однако мы не могли припомнить, что же с нами там происходило. Вспоминались только ужасающие моменты, когда нам надо было возвращаться в мир повседневной жизни. Это всегда были мгновения страшной тревоги и неуверенности.

Дон Хуан и его воины с большим любопытством следили за нашими потугами. Единственным, кто не соприкасался с нашей деятельностью, был Элихио. Хотя он и сам был несравненным воином, он не принимал участия в нашей борьбе и не помогал нам. Ла Горда сказала, что Элихио удалось прикрепиться к Эмилито и, таким образом, непосредственно к Нагвалю Хуану Матусу. Его никогда не беспокоили наши проблемы, так что войти во второе внимание и путешествовать там для него было все равно что глазом моргнуть.

Ла Горда напомнила мне день, когда необычайные таланты Элихио позволили ему обнаружить, что я не их человек, задолго до того, как кто-нибудь хотя бы заподозрил истину.

Я сидел на заднем крыльце дома Висенте в северной Мексике, когда внезапно появились Эмилито и Элихио. Все принимали как должное, что Эмилито должен был исчезать на длительное время. Когда же он вновь появлялся, то каждый опять-таки считал само собой разумеющимся, что он вернулся из путешествия. Никто не задавал ему никаких вопросов. Он докладывал о своих находках сначала дону Хуану, а затем любому, кто хотел его послушать.

В тот день все выглядело так, будто Эмилито и Элихио только что вошли через черный ход. Эмилито, как всегда, кипел. Элихио. как обычно, хранил спокойствие и бесстрастность. Я всегда думал, когда видел их вместе, что утонченность личности Эмилито подавляла Элихио и делала его еще более замкнутым.

Эмилито прошел вглубь дома, разыскивая дона Хуана, а Элихио приветствовал меня. Он положил руку мне на плечо и прошептал, что сломал оболочку параллельных линий и теперь может ходить в такое место, которое Эмилито называл великолепием.

Элихио начал мне что-то объяснять насчет этого великолепия, но я никак не мог его понять. Казалось, мой ум способен фокусироваться только на периферии этого события. Окончив свои объяснения, Элихио взял меня за руку и поставил посреди дворика так, чтобы я смотрел на небо со слегка поднятым подбородком. Он стоял справа от меня в той же позе. Он велел мне расслабиться и падать назад под тяжестью моей макушки. Что-то схватило меня сзади и потянуло вниз. Позади была пропасть. А затем я внезапно оказался в пустынной равнине с дюноподобными холмами.

Элихио хотел, чтобы я следовал за ним. Он сказал, что край великолепия находится за холмами. Я шел с ним, пока не устал так, что больше не мог идти. Он бежал впереди меня безо всяких усилий, как если бы он был невесомым. Остановившись на вершине большого холма, он указал на него, затем сбежал вниз и попросил меня заползти на этот холм, за которым, по его словам, находился край великолепия. Он был, пожалуй, не дальше полуметра от меня, но я не мог продвинуться ни на сантиметр. Он пытался затащить меня на холм, но не мог даже сдвинуть с места Мой вес, казалось, увеличился в сотни раз. В конце концов Элихио пришлось позвать дона Хуана и его партию. Сесилия подняла меня на плечи и вынесла оттуда.

Ла Горда сказала, что Эмилито подтолкнул Элихио к таким действиям со мной. Эмилито действовал в соответствии с правилом – правило требовало, чтобы он показал мне его.

Я мог припомнить, с каким нетерпением и страстью Элихио предпринимал последние усилия, чтобы я смог стать свидетелем великолепия. Я припоминал также его печаль и разочарование, когда ему это не удалось. После этого он никогда со мной не заговаривал.

Мы с Ла Гордой так увлеклись своими путешествиями за стену тумана, что совсем забыли о следующей серии неделаний Сильвио Мануэля, ожидавшей нас. Он сказал, что это неделание может быть опустошительным и что оно состоит из пересечения параллельных линий с Хенарос и сестричками прямо к входу в мир полного осознания. Он не включил донью Соледад, потому что его неделания предназначались для сновидящих, а она была сталкером.

Сильвио Мануэль добавил, что ждет от нас, чтобы мы познакомились с третьим вниманием после того, как он вновь и вновь будет помещать нас к подножию Орла. Приготовив нас к потрясению, он объяснил, что путешествия воина в пустынную равнину с дюнами являются подготовительными, как бы первым шагом для действительного пересечения границ. Чтобы проходить за стену тумана, находясь в состоянии повышенного осознания, требует небольшая часть нашего полного осознания, тогда как для того, чтобы телесно перейти в иной мир, нужно все наше существо полностью. Сильвио Мануэль решил использовать мост как символ настоящего пересечения. Он говорил, что мост находится рядом с местом силы, а место силы является расщелинами, проходящими в иной мир. Он считал, что мы с Ла Гордой получили достаточно силы, чтобы выдержать взгляд Орла.

Он заявил, что моим личным долгом является собрать этих трех женщин и трех мужчин и помочь им войти в самое обостренное состояние осознания. Это самое малое, что я мог для них сделать, поскольку я, возможно, и являюсь тем фактором, который сводит на нет их шансы на свободу.

Он перенес время нашего действия на предрассветный час, на утренние сумерки. Я старательно пытался заставить их сместить уровни осознания, как это делал со мной дон Хуан. Поскольку я не имел представления, как управлять их телами, или о том, что в действительности должен с ними сделать, то кончил тем, что начал лупить их по спине. После нескольких убийственных попыток наконец вмешался дон Хуан. Он подготовил их, насколько это вообще было возможно, и передал их мне, чтобы я загонял их, как коров, на мост. Моя обязанность состояла в том, чтобы переводить их через мост одного за другим. Место силы находилось южнее нас – очень благоприятный знак. Сильвио Мануэль планировал перейти первым, подождать, пока я передам их ему, а затем толкнуть нас всей группой в неведомое.

Сильвио Мануэль прошел через мост в сопровождении Элихио, который даже не взглянул на меня. Я удерживал шестерых учеников тесной группой на северной стороне моста. Они были перепуганы, вырвались из моей хватки и бросились врассыпную в разные стороны. Мне удалось одна за другой поймать троих женщин и передать их Сильвио Мануэлю. Он удерживал их у входа в трещину между мирами. Троих мужчин поймать не удалось. Гоняясь за ними, я смертельно устал и посмотрел через мост на дона Хуана, спрашивая совета. Он, вся его партия и женщина-нагваль стояли тесной группой, глядя на меня. Они подбадривали меня жестами, чтобы я и дальше гонялся за мужчинами, смеясь над моими неуклюжими действиями. Дон Хуан сделал мне знак головой, чтобы я перестал обращать внимание на мужчин и переходил к Сильвио Мануэлю и Ла Горде.

Мы перешли. Сильвио Мануэль и Элихио, казалось, удерживали стороны вертикальных створок в человеческий рост. Женщины побежали и спрятались позади Ла Горды. Сильвио Мануэль велел всем нам шагнуть в отверстие.

Я повиновался, женщины – нет. За входом ничего не было. Тем не менее все там было до краев заполнено этим ничто. Мои глаза были открыты, все чувства предельно обострены. Я напрягался, пытаясь что-либо увидеть, но передо мной ничего не было, а если и было, то я не мог его различить. Мои чувства не были привычно разделены. Все пришло ко мне сразу, или же это ничто пришло ко мне в такой степени, как никогда раньше или позже. Я почувствовал, как все мое тело разрывается на части. Какая-то часть из середины меня рвалась наружу. Я разрывался, и отнюдь не в переносном смысле. Внезапно я почувствовал, как человеческая рука выхватила меня оттуда прежде, чем я распался.

Женщина-нагваль прошла туда и спасла меня. Элихио не мог двинуться, потому что он удерживал створки входа, а Сильвио Мануэль держал за волосы четверых женщин, по две в каждой руке, готовясь швырнуть их туда.

Я полагал, что все это должно было длиться с четверть часа, но в то время мне ни разу не пришло в голову подумать о людях на мосту. Время, казалось, каким-то образом остановилось, точно так же, как оно остановилось, когда мы вернулись на этот мост по пути в Мехико.

Сильвио Мануэль сказал что хотя попытка и оказалась неудачной, она тем не менее привела к полному успеху, ибо испытанное мной было истинным чувством смерти.

– В смерти нет ничего величественного и спокойного, – сказал он, – потому что только после умирания и начинается настоящий ужас. С той же неизмеримой силой, которую ты испытал. Орел вытянет из тебя последнюю искру осознания, какую ты когда-либо имел.

Сильвио Мануэль подготовил меня и Ла Горду к очередной попытке. Он объяснил, что места силы в действительности являлись своеобразными отверстиями в оболочке, не дающей миру потерять свою форму– Место силы может быть использовано так долго, пока человеку хватает силы, собранной во втором внимании. Он сказал, что ключом к тому, чтобы выстоять в присутствии Орла, является сила собственного намерения. Без намерения нет ничего. Он сказал мне, поскольку я был единственным, кто входил в иной мир, что меня там чуть не убила моя неспособность изменить свое намерение. Он был уверен, однако, что путем напряженных тренировок все мы придем к тому, что сможем удлинить свое намерение. Однако он не мог объяснить, чем же все-таки это намерение является. Он пошутил, что только Нагваль Хуан Матус мог бы объяснить это, но его-то как раз и нет поблизости.

К сожалению, наша вторая попытка не состоялась, потому что я остался без энергии. Произошла скоропостижная и опустошительная потеря жизненных сил. Внезапно я так ослабел, что потерял сознание в доме Сильвио Мануэля.

Я спросил у Ла Горды, знает ли она, что произошло потом, так как сам я представления об этом не имел. Ла Горда сказала, что Сильвио Мануэль сообщил всем присутствующим, что Орел отделил меня от их группы и что я наконец-то готов к тому, чтобы меня подготовили к исполнению предначертанного мне судьбой. В его планы входило взять меня в мир между двумя параллельными линиями, пока я нахожусь без сознания, и позволить иному миру выносить из моего тела всю оставшуюся и бесполезную энергию. Его идея имела смысл, по мнению всех компаньонов, потому что, согласно правилу, туда можно входить только с осознанием. Войти туда без него означало смерть, поскольку при отсутствии осознания жизненная сила растрачивается из-за воздействия иного мира.

Ла Горда добавила, что они не брали ее вместе со мной. Однако Нагваль рассказывал ей, что после, того, как я остался без жизненной энергии, практически мертвым, все они по очереди вдохнули в мое тело новую энергию. В том мире любой, кто обладает жизненной силой, может отдавать ее другим, дуя на них. Они прикладывали дыхание ко всем точкам, где находятся хранилища энергии. Первым дул Сильвио Мануэль, затем женщина-нагваль. Оставшаяся часть меня была восстановлена всеми членами партии Нагваля.

После того, как они вдули в меня свою энергию, женщина-нагваль вынесла меня из тумана в дом Сильвио Мануэля. Она положила меня головой к юго-востоку. Ла Горда сказала, что выглядел я мертвецом. Она, Хенарос и три сестрички были там же. Женщина-нагваль объяснила им, что я заболел, но когда-нибудь вернусь, чтобы помочь им отыскать их свободу, потому что я не буду свободен сам, пока не сделаю этого. Затем Сильвио Мануэль дал мне свое дыхание и вернул к жизни. Вот почему она и сестрички запомнили, что он – мой хозяин. Он отнес меня в постель и уложил спать, как будто ничего не случилось. По пробуждении я уехал и не вернулся. Дальше она забыла, потому что никто больше не переводил ее на левую сторону. Она уехала жить в тот город, где я нашел ее вместе с остальными. Нагваль Хуан Матус и Хенаро образовали два дома. Хенаро заботился о мужчинах, Нагваль Хуан Матус – о женщинах.

Я отправился спать, чувствуя себя подавленным и слабым. Когда я проснулся, я отлично контролировал себя, был оживленным, полным необычной и незнакомой энергии. Мое прекрасное самочувствие было омрачено только словами дона Хуана о том, что я должен покинуть Ла Горду и стремиться в одиночку совершенствовать свое внимание, вплоть до того дня, когда я смогу вернуться, чтобы помочь ей. Он сказал мне также, чтобы я не боялся и не отчаивался, потому что носитель правила со временем покажется мне для того, чтобы раскрыть мою истинную задачу.

После этого дня я не видел дона Хуана очень долго. Когда я вернулся, он продолжал перемещать меня из правого осознания в левое, преследуя две цели. Во-первых, чтобы я мог продолжать свои отношения с воинами его партии и женщиной-нагваль, во-вторых, чтобы он мог поместить меня под непосредственное наблюдение Зулейки, с которой я постоянно взаимодействовал в течение всех оставшихся лет моей связи с доном Хуаном.