Текст книги "Собрание сочинений [Том 1]"

Автор книги: Карлос Кастанеда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 103 страниц)

Их мастерство в созерцании было очевидно. Их тела приобрели необычайную жесткость. Казалось, они не дышали вовсе. Эта их неподвижность была столь заразительной, что и я невольно полуприкрыл глаза и уставился на холмы.

Пристальное созерцание было для меня настоящим откровением. Когда я выполнял его, мне стал ясен один важный момент во взглядах дона Хуана. Ла Горда описала задачу весьма смутно. «Ввинтиться в него» было скорее командой, чем описанием процесса. И все же оно было описанием при условии выполнения одного требования. Дон Хуан называл это требование «остановкой внутреннего диалога». Из утверждений Ла Горды относительно пристального созерцания мне стало ясно, что имел в виду дон Хуан, заставляя их созерцать, – именно остановку внутреннего диалога. Ла Горда сформулировала это как «утихание мыслей». Дон Хуан тоже заставлял меня делать это, хотя он вел меня по другому пути: вместо фокусирования взгляда, как это делали созерцатели, он научил меня открывать его, затопляя свое сознание и не фокусируясь ни на чем. Я должен был как бы ощущать своими глазами все 180° перед собой, удерживая глаза несфокусированными чуть выше линии горизонта.

Мне было очень трудно созерцать – это переворачивало с ног на голову всю мою предыдущую практику. Когда я пытался созерцать, у меня возникало стремление раскрыться. Однако необходимость держать это стремление в узде отключила мои мысли. А как только отключился внутренний диалог, уже не трудно было созерцать так, как предписывала Ла Горда.

Дон Хуан утверждал снова и снова, что отключение внутреннего диалога является фундаментальным достижением магии. В терминологии объяснения о двух сферах внимания, данного мне Ла Гордой, остановка внутреннего диалога была рабочим способом описания отвлечения внимания тоналя.

Дон Хуан говорил, что как только мы остановим внутренний диалог, мы остановим и мир. Это было операционное описание непостижимого процесса фокусировки нашего второго внимания. Он говорил, что некоторая часть нас всегда пребывает под замком, так как мы боимся себя.

Эта часть нас с точки зрения разума подобна сумасшедшему родственнику, которого мы держим взаперти в темнице. Эта часть и была, по словам Ла Горды, вторым вниманием. Когда оно сможет в конце концов сфокусироваться на чем-либо, – мир остановлен. Поскольку мы как обычные люди знаем только внимание тоналя, то не будет большим преувеличением сказать, что как только это внимание гасится, мир действительно останавливается для нас.

Фокусирование нашего необузданного, нетренированного второго внимания неизбежно должно быть ужасной вещью. Дон Хуан был прав, говоря, что единственным способом удержать этого сумасшедшего родственника от нападения на нас и является необходимость защищаться при помощи нескончаемого внутреннего диалога.

Ла Горда и сестрички закончили свое приблизительно получасовое созерцание. Ла Горда сделала мне знак рукой следовать за ними. Они пошли на кухню. Ла Горда предложила мне сесть на скамью. Потом она сказала, что пойдет на дорогу встретить Хенарос и приведет их сюда. Она вышла через переднюю дверь.

Тем временем сестрички сели вокруг меня. Лидия предложила ответить на все вопросы, которые я хотел бы задать ей. Я попросил ее рассказать мне о пристальном созерцании пятна силы дона Хуана, но она мне не ответила.

– Я созерцатель дали и теней, – сказала она. – После того, как я стала созерцателем, Нагваль заставил меня начать все сначала и созерцать тени листьев, деревьев, растений, камней. С тех пор я больше не смотрю на вещи, – я смотрю на их тени. Даже если света нет совсем, – тени существуют, даже ночью есть тени. Так как я – созерцатель теней, то я также и созерцатель вдаль. Я могу созерцать тени даже вдали.

Рано утром они многого не скажут. В это время тени отдыхают. Поэтому бесполезно созерцать в начале дня. Около шести утра тени просыпаются и к наилучшей форме приходят часам к пяти пополудни. Тогда они полностью пробуждены.

– Что же тени говорят тебе?

– Все, что я захочу узнать. Они говорят со мной при помощи того, что они теплые или холодные, двигаются или меняют цвета. Я еще не знаю всего, что означает тепло, цвет или движение. Нагваль предоставил мне изучить это самой.

– Как же ты изучаешь это?

– В сновидении. Сновидящие должны пристально созерцать, а затем – искать свои сны в созерцании. Например, Нагваль велел мне созерцать тени скал, а потом в своем сновидении я обнаружила, что у этих теней имеется свечение, потому с тех пор я начала искать свечение в тени, пока не нашла его. Созерцание и сновидение идут рука об руку. Мне пришлось долго созерцать тени, чтобы получилось сновидение теней. А затем мне нужно было долго сновидеть и созерцать, чтобы соединить их и на самом деле видеть в тенях то, что я вижу в сновидении. Понимаешь, что я имею в виду? Каждая из нас делает то же самое. Сновидение Розы связано с деревьями и она – созерцатель деревьев, а у Хосефины – с облаками и она – созерцатель облаков. Они созерцают деревья и облака, пока не достигают согласованности созерцания и сновидения.

Роза и Хосефина согласно кивнули.

– А как насчет Ла Горды? – спросил я.

– Она – созерцатель блох, – ответила Роза и все засмеялись.

– Просто Ла Горда не любит, когда ее кусают блохи, – объяснила Лидия. – Она бесформенная и может созерцать все, что угодно, но она привыкла быть созерцателем дождя.

– А Паблито?

– Он созерцает женские промежности, – ответила Роза с каменным выражением лица.

Они засмеялись. Роза хлопнула меня по спине:

– Я полагаю, что, как твой партнер, он похож на тебя, – сказала она.

Они захохотали, колотя ладонями по столу и сотрясая скамейки ногами.

– Паблито – созерцатель камней, – сказала Лидия. – Нестор – созерцатель дождя и растений, а Бениньо – созерцатель дали. Однако не спрашивай больше о созерцании, потому что я потеряю силу, если буду продолжать.

– Почему тогда Ла Горда рассказывает мне все?

– Ла Горда потеряла свою форму, – ответила Лидия. – Когда я потеряю свою, я тоже буду рассказывать тебе все. Но к тому времени тебя это больше не будет беспокоить. Ты беспокоишься, потому что ты такой же глупый, как и мы все. В тот день, когда мы потеряем форму, мы все перестанем быть глупыми.

– Почему ты задаешь так много вопросов, когда ты и так все это знаешь? – спросила Роза.

– Потому что он похож на нас, – ответила ей Лидия. – Он еще не настоящий Нагваль. Он еще человек.

Она повернулась лицом ко мне. Минуту ее лицо было твердым, а глаза – колючими и холодными, но ее лицо смягчилось, когда она заговорила вновь.

– Ты и Паблито – партнеры, – сказала она, – Он тебе действительно нравится?

Я подумал минуту, прежде чем ответить. Я сказал ей, что так или иначе, но я полностью ему доверяю. Безо всякой причины у меня было чувство, что мы похожи.

– Ты любишь его так сильно, что испортил его, – сказала она обвиняюще. – На той вершине горы, где вы все прыгнули, он сам подбирался к своему второму вниманию, но ты вынудил его прыгнуть вместе с тобой.

– Я только держал его за руку, – возразил я.

– Маг не держит другого мага за руку, – сказала она. – Все мы очень способные. Ты не нуждался в том, чтобы кто-нибудь из нас троих помогал тебе. Только маг, который видит и потерял свою человеческую форму, имеет право помогать. На той вершине горы, где вы все прыгнули, ты обязан был идти первым. Теперь Паблито привязан к тебе. Я полагаю, ты собирался помогать и нам тем же способом. Боже, чем больше я думаю о тебе, тем больше я презираю тебя.

Роза и Хосефина что-то согласно пробормотали. Роза встала и яростно потребовала, чтобы я признался, что я собираюсь делать с ними. Я сказал, что собираюсь очень скоро убраться отсюда. Мое заявление явно возмутило их. Все они заговорили одновременно. Голос Лидии звенел над другими. Она сказала, что время уезжать настало еще предыдущей ночью, и что она ненавидит минуту, когда я решил остаться.

Я ощутил внезапное содрогание, встал и не своим голосом заорал, чтобы они успокоились. Все с ужасом посмотрели на меня. Я попытался напустить на себя небрежный вид, но и сам испугался не меньше.

В этот момент на кухню вошла Ла Горда, словно пряталась в соседней комнате, ожидая момента, когда мы начнем драку. Она сказала, что предупреждала всех, чтобы мы не попадались в сети друг друга. Я был вынужден рассмеяться над тем, что она журит нас, как детей.

Она сказала, что мы обязаны уважать друг друга, что уважение среди воинов является весьма деликатной вещью. И что сестрички знают, как воины должны вести себя друг с другом. Знают это и Хенарос – между собой.

Но стоит мне прийти в одну из этих групп или двум группам сойтись вместе, как все тотчас забывают о своих знаниях воинов и ведут себя как тупицы.

Мы сели. Ла Горда села возле меня. После минутной паузы Лидия пояснила, что она боится, как бы я не сделал с ними того же, что с Паблито. Ла Горда засмеялась и сказала, что она никогда не позволит мне помогать кому-либо из них таким способом. Я сказал ей, что не могу понять, что же такого неправильного я сделал с Паблито. Я совсем не осознавал что делал, и если бы Нестор не рассказал мне, то я никогда бы и не узнал, что фактически подтолкнул Паблито. Я даже спросил, не преувеличивал ли случайно Нестор. Может быть, он просто ошибся?

Ла Горда сказала, что Свидетель не допустил бы такой грубой ошибки. Свидетель является самым совершенным воином среди нас всех.

– Маги не помогают друг другу так, как ты помог Паблито. Ты вел себя как человек с улицы. Нагваль учил всех нас быть воинами. Он говорил нам, что воин не испытывает сочувствия ни к кому. Испытывать сочувствие – означает желать, чтобы другой человек был похож на тебя, был в твоей шкуре. И ты протягиваешь руку помощи именно для этой цели. Ты сделал это с Паблито. Самая трудная вещь в мире для воина – предоставить других самим себе. Когда я была жирной, я беспокоилась, что Лидия и Роза едят недостаточно. Я боялась, что они заболеют и умрут от недоедания. Не щадя сил, я откармливала их, и у меня были самые лучшие намерения.

Безупречный воин предоставляет других самим себе и поддерживает их в том, что для них важнее всего. Если, конечно, ты веришь, что они и сами являются безупречными воинами.

– А что если они не являются безупречными воинами? – спросил я.

– Тогда твой долг – быть безупречным самому и не говорить ни слова. Нагваль сказал, что только маг, который видит и является бесформенным, может позволить себе помогать кому-либо. Вот почему он помогал нам и сделал нас такими, какие мы есть. Не думаешь ли ты, что можешь ходить повсюду, подбирая людей на улице, чтобы помогать им?

Дон Хуан уже ставил меня лицом к лицу с дилеммой, что я никоим образом не мог помогать своим близким существам. По его мнению, каждое наше усилие помочь фактически является произвольным актом, руководимым исключительно нашим своекорыстием.

Как-то в городе я поднял улитку, лежавшую посреди тротуара, и бережно положил ее под какой-то виноградный куст. Я был уверен, что оставь я ее на тротуаре, люди рано или поздно раздавили бы ее. Я считал, что убрав ее в безопасное место, спас ее. Дон Хуан тут же показал мне, что это не так. Я не принял во внимание две важные возможности. Одна из них была такой: улитка избежала верной смерти на виноградных листьях от яда. А другая – улитка имела достаточно личной силы, чтобы пересечь тротуар. Своим вмешательством я не спас улитку, а только заставил ее утратить то, чего она с таким трудом достигла. Когда я захотел положить улитку туда, где нашел ее, он не позволил мне и этого. Он сказал, что такова была судьба улитки – что какой-то идиот пересечет ей путь и прервет ее продвижение. Если я оставлю ее там, где положил, она, быть может, будет в состоянии собрать Достаточно личной силы и дойти туда, куда собиралась.

Я думал, что понял его мысль. Очевидно, тогда я лишь поверхностно согласился с ним. Самой трудной вещью на свете для меня было предоставить других самим себе.

Я рассказал им эту историю.

Ла Горда погладила меня по спине.

– Мы все очень плохие, – сказала она. – Все мы пятеро – ужасные люди и не хотим ничего понимать. Я освободилась от большей части своей плохой стороны, но не от всей. Мы довольно туповатые и по сравнению с Хенарос ужасно деспотичные. Хенарос, с другой стороны все похожи на Хенаро – в них мало ужасного.

Сестрички согласно кивнули.

– Но ты – самый отвратительный из нас, – сказала мне Лидия. – Я думаю, что мы не такие уж плохие по сравнению с тобой.

Ла Горда захихикала и легонько стукнула меня по ноге, словно веля согласиться с Лидией. Я так и сделал. Все они засмеялись как дети.

Мы долго пребывали в молчании.

– Я подхожу теперь к концу того, что должна была рассказать тебе, – внезапно сказала Ла Горда.

Заставив всех нас встать, она сказала, что собирается показать мне стойку силы воинов-толтеков. Лидия встала справа от меня, лицом ко мне. Она взяла мою руку своей правой рукой, ладонь к ладони, не переплетая пальцев. Затем она просунула мою руку прямо под локтем своей левой руки и плотно прижала меня к своей груди. Хосефина сделала то же самое слева от меня. Роза стала лицом к лицу со мной, просунула свои руки у меня подмышками и захватила меня за плечи. Ла Горда зашла сзади и обхватила меня за талию, переплетя свои пальцы над моим пупком.

Все мы были примерно одного и того же роста и они могли прижать свои головы к моей. Ла Горда очень тихо, хотя и достаточно громко, чтобы все мы слышали ее, заговорила за моим левым ухом. Она сказала, что все мы должны попытаться перенести свое второе внимание в место силы Нагваля без вмешательства кого бы то ни было или чего бы то ни было. На этот раз не было учителя, чтобы помочь нам, или союзников, чтобы пришпорить нас. Мы собираемся отправиться туда просто силой нашего желания.

Тут у меня возникла неодолимая потребность спросить, что я должен делать. Она сказала, что я должен позволить своему второму вниманию сфокусироваться на месте, которое я созерцал.

Она объяснила, что та особая позиция, в которой мы сейчас находимся, является толтекским расположением силы. Я был в этот момент центром и связующей силой четырех сторон света.

Лидия была востоком, оружием, которое воин-толтек держит в своей правой руке. Роза была севером, щитом, который заслоняет воина спереди. Хосефина была западом, ловцом духа, который воин держит в своей левой руке. А Ла Горда была югом, корзиной, которую воин несет на своей спине и в которой он держит свои объекты силы. Она сказала, что естественной позицией для каждого воина будет обратиться лицом к северу и держать оружие-восток в правой руке. Однако нужное нам направление на сей раз находилось на юге, слегка в сторону востока. Таким образом, действие силы, которую Нагваль оставил нам для выполнения задания, заключалось в перемене направления.

Она напомнила мне, что одним из первых действий Нагваля по отношению к нам всем было повернуть наши глаза лицом к юго-востоку. Этим способом он завлек наше второе внимание для выполнения задачи, которую мы сейчас намеревались решить. Было две возможности выполнить это. Первая состояла в том, чтобы мы все развернулись лицом к востоку, используя меня в качестве оси, и таким образом переменили базисное значение и функцию каждого из нас. Лидия стала бы западом, Хосефина – востоком. Роза – югом, а она сама – севером.

Другая возможность состояла в том, чтобы мы изменили свое направление и стали лицом к югу, не поворачиваясь вокруг. Это была альтернатива силы, связанная с приведением в действие нашего второго лица.

Я сказал Ла Горде, что не понимаю, что такое второе лицо. Она ответила, что Нагваль поручил ей попытаться собрать воедино второе внимание каждого из нас и что каждый воин-толтек имеет два лица и смотрит каждым лицом в двух противоположных направлениях. Второе лицо было вторым вниманием.

Внезапно Ла Горда отпустила свою хватку. Остальные сделали то же самое. Она снова села и жестом показала мне сесть рядом с ней. Сестрички остались стоять. Ла Горда спросила, все ли мне ясно.

Мне было не слишком-то ясно. Прежде чем я успел сформулировать вопрос, она сказала, что Нагваль велел ей передать мне следующее: я должен изменить направление, суммируя свое внимание с их вниманием и включив свое лицо силы, чтобы увидеть то, что находится позади меня.

Ла Горда встала и жестом велела следовать за ней. Она повела меня к двери их комнаты и мягко втолкнула туда. Когда я переступил порог, Лидия Роза и Хосефина присоединились ко мне тем же способом, а затем Ла Горда закрыла дверь.

В комнате было очень темно, и казалось, что в ней не было никаких окон. Ла Горда взяла меня за руку и поместила, как мне показалось, в центре комнаты. Все они окружили меня. Я вообще не мог видеть их и только ощущал, что они расположились с четырех сторон вокруг меня.

Спустя некоторое время глаза начали привыкать к темноте. Я смог увидеть, что в комнате есть два окна, закрытых ставнями. Через них просачивалось немного света и я смог различить их всех. Затем они обхватили меня тем же способом, как и несколькими минутами раньше и совершенно в унисон прислонили свои головы к моей. Я закрыл глаза, чтобы воспроизвести образ своего созерцания, но не смог сделать этого. Я чувствовал себя очень утомленным и сонным. Глаза ужасно зудели. Я хотел потереть их, но Лидия и Роза держали меня за руки. Мы долго находились в такой позиции. Я невыносимо устал и начал терять сознание. У меня было ощущение, что колени не выдерживают моего веса. Я подумал, что сейчас рухну на пол и прямо там усну. Но пола не было.

Подо мной не было ничего. Когда я осознал это я настолько испугался, что мгновенно пришел в себя. Однако сила большая, чем мой страх, толкала меня назад в сонное состояние. Я сдался. Я плыл вместе с ними как воздушный шар. Казалось, что я заснул и видел сон а в этом сне видел серию несвязных образов. Мы более не стояли в темноте их комнаты. Было так много света что он ослепил меня. Временами я мог заметить лицо Розы напротив моего, уголком глаза видел лица Лидии и Хосефины. Я мог видеть их лбы, прижатые к моим ушам. А затем образ менялся, и вместо этого я видел лицо Ла Горды напротив моего. Всякий раз, когда это случалось, она прикладывала рот к моему и дышала. Мне это очень не понравилось. Какая-то сила во мне пыталась высвободиться. Я почувствовал ужас и попытался оттолкнуть их всех от себя. Чем сильнее я пытался, тем сильнее они держали меня. Это убедило меня в том, что Ла Горда вовлекает меня в какой-то трюк и что в конце концов она завлечет меня в смертельную западню. Но в противоположность остальным, Ла Горда была непревзойденным игроком. Мысль, что она направляла меня безупречной рукой, доставила мне облегчение. Я перестал бороться. Мне стало любопытно, когда же наступит смерть, которая казалась мне неизбежной, и я смирился. Появилось чувство невероятной радости, подъема сил и я решил, что это было предвестником моего конца, если не самой смертью.

Я притянул Лидию и Хосефину еще ближе к себе. В этот момент Ла Горда была впереди меня. Меня не беспокоило больше, что она дышала мне в рот; скорее я был удивлен, что она вдруг прекратила это делать. Они начали оглядываться и тем самым освободили мне голову. Я смог двигать ею. Лидия, Ла Горда и Хосефина были так близко от меня, что я мог видеть только через щель между их головами. Я не мог сообразить, где мы находимся. В одном я был уверен – мы не стоим на земле. Мы находились в воздухе. И еще я знал наверняка, что наш порядок изменился. Лидия была слева от меня, а Хосефина справа. Лица Ла Горды, Лидии и Хосефины были покрыты потом. Розу я мог только чувствовать позади себя. Я мог видеть ее руки, выходящие у меня из подмышек и держащие мои плечи.

Ла Горда что-то говорила, но что – я не мог слышать. Она произносила слова очень медленно, словно желая дать мне время прочесть их по губам, но мое внимание было захвачено движениями ее губ, а не смыслом речи. В какой-то момент я понял, что все четверо неторопливо раскачивали меня. Это вынудило меня обратить внимание на беззвучные слова Ла Горды. На этот раз я отчетливо прочел по ее губам, что она приказывает мне повернуться вокруг. Я попытался, но голова была как будто закреплена. Я ощутил, что кто-то покусывает мне губы. Я взглянул на Ла Горду. Она не кусалась, но внимательно смотрела на меня и четко артикулируя, произносила свой приказ повернуть голову. Пока она говорила, я одновременно чувствовал, как она лижет мое лицо или кусает губы и щеки.

Лицо Ла Горды было как-то искажено. Оно выглядело большим и желтоватым. Я решил, что поскольку все вокруг было желтоватым, то и на ее лице отражалась эта желтизна. Я мог слышать, как она приказывает мне повернуть голову вокруг. В конце концов беспокойство, которое мне причиняло покусывание, заставило меня встряхнуть головой. Внезапно звук голоса Ла Горды стал едва слышен. Она была позади и кричала мне, чтобы я повернул свое внимание вокруг. Это Роза лизала мне лицо. Я оттолкнул ее лбом. Роза плакала. Ее лицо было покрыто потом. Я слышал голос Ла Горды позади: она сказала, что я опустошил их, борясь с ними и что она не знает, что теперь надо сделать, чтобы уловить наше первоначальное внимание. Сестрички поскуливали.

Мои мысли были кристально ясными. Однако рационально мыслить я не был способен. Я знал все быстро и непосредственно, причем в уме у меня не было никаких сомнений. Например, я непосредственно знал, что должен снова заснуть и что это заставит нас опуститься вниз. Знал я и то, что должен позволить им принести нас обратно к дому. Но здесь я был беспомощен. Если я и мог где-то сфокусировать свое второе внимание, то это могло произойти только на одном месте в Северной Мексике, которое дал мне дон Хуан. Я всегда был способен представить его в своем уме, как ничто другое в этом мире. Но я не решался воспроизвести это видение. Я знал, что там нам будет конец.

Я подумал, что надо рассказать Ла Горде то, что я знаю, но не мог говорить. Тем не менее, какая-то часть меня была уверена, что она поняла. Тогда я полностью вверился ей и за считанные секунды впал в сон. В своем сне я смотрел на кухню в их доме. Там были Паблито, Нестор и Бениньо. Они казались огромными и сияющими. Я не мог сфокусировать на них глаза, так как между нами был слой пластичного материала. Потом я осознал, что это выглядело как если бы я смотрел на них через оконное стекло, которое кто-то поливает водой.

Паблито поливал меня водой из бадьи. Нестор и Бениньо стояли рядом. Ла Горда, сестрички и я лежали на земле позади дома. Хенарос облили водой из бадьи нас всех.

Я вскочил на ноги. Либо вода, либо необычное переживание, через которое я только что прошел, придали мне бодрости.

Ла Горда и сестрички сменили одежду, которую кто-то из Хенарос разложил на солнце. Моя одежда также была аккуратно сложена на земле. Я переоделся, не говоря ни слова. Я находился в своеобразном состоянии, которое, по-видимому, сопутствовало фокусированию второго внимания. Говорить я не мог, а может и мог, но мне этого вовсе не хотелось. Желудок был расстроен. Ла Горда, наверное, почувствовала это и мягко потянула меня на площадку в задней части загородки. Тут мне стало плохо. Ла Горда и сестрички испытывали то же самое.

Я вернулся на кухонную площадку и умылся. Холодная вода почти привела меня в чувство. Паблито, Нестор и Бениньо сидели вокруг стола. Паблито принес свой стул. Он встал и пожал мне руку. Затем то же сделали Нестор и Бениньо. К нам присоединились Ла Горда и сестрички.

Кажется, со мной опять было что-то не в порядке. В ушах у меня стоял гул, кружилась голова. Хосефина схватилась за Розу, чтобы не упасть. Я повернулся к Ла Горде, собираясь спросить у нее, что делать. Лидия падала спиной на скамейку. Я подхватил ее, но увлекаемый весом ее тела упал вместе с ней.

Со мной, должно быть, случился обморок. Внезапно я очнулся. Я лежал на соломенном мате в передней комнате. Лидия, Роза и Хосефина лежали рядом со мной. Мне пришлось перелезть через них, чтобы встать. Я задел их, но они не проснулись. Я вышел на кухню. Ла Горда и Хенарос сидели за столом.

– Добро пожаловать обратно, – сказал Паблито.

Он добавил, что Ла Горда проснулась незадолго до меня. Я снова чувствовал себя прежним и был голоден. Ла Горда дала мне миску с едой. Она сказала, что они уже поели. После еды я почувствовал себя превосходно во всех отношениях, только вот не способен был думать так, как обычно. Мои мыслительные процессы совершенно замедлились. Мне понравилось такое состояние. Тут я заметил, что было уже далеко за полдень. У меня возникло побуждение встать и бежать на месте лицом к солнцу, как меня обычно заставлял делать дон Хуан. Я встал и Ла Горда присоединилась ко мне. Кажется, у нее возникла та же идея одновременно со мной. Это движение заставило меня вспотеть. Я скоро начал задыхаться и вернулся к столу. Ла Горда последовала за мной. Мы сели. Хенарос глазели на нас. Ла Горда вручила мне блокнот.

– Нагваль собирается здесь погибнуть, – сказала она. В момент, когда она говорила, я испытал очень своеобразное чувство. На меня лавиной хлынули мои прежние мысли. Это, должно быть, стало заметно по моему лицу, потому что Паблито обнял меня и то же самое сделали Нестор и Бениньо.

– Нагваль собирается жить! – громко сказал Паблито.

Ла Горда, казалось, тоже обрадовалась. Она с облегчением потерла лоб. Она сказала, что я чуть не убил себя и их из-за своей ужасной склонности к индульгированию.

– Фокусировать второе внимание – не шутка, – сказал Нестор.

– Что с нами случилось, Горда? – спросил я.

– Мы потерялись, – сказала она, – Ты начал индульгировать в своем страхе и мы потерялись в той безбрежности. Мы больше не могли фокусировать свое внимание тоналя. Но мы успешно связали свое второе внимание с твоим и теперь у тебя два лица.

В этот момент на кухню вошли Лидия, Хосефина и Роза. Они улыбались и казались такими же свежими и бодрыми, как и всегда. Они взяли себе еды, и пока они ели, никто не произнес ни слова. Когда все поели, Ла Горда продолжила говорить с того места, на котором остановилась.

– Теперь ты – воин с двумя лицами, – продолжала она, – Нагваль сказал, что все мы должны иметь два лица. Он и Хенаро помогли нам собрать наше второе внимание и повернули нас вокруг, так, чтобы мы могли быть обращены лицом в двух направлениях. Но тебе они не оказали такой помощи. Чтобы стать настоящим Нагвалем, ты должен был сам утвердить свою силу. Тебе еще далеко до этого, но позволь сказать, что теперь ты уже не ползаешь, я ходишь прямо, а когда ты восстановишь свою полноту и потеряешь форму, ты будешь парить.

Бениньо сделал жест рукой, имитируя летящий самолет и подражая реву двигателя своим гудящим голосом. Звук был поистине оглушительный.

Все засмеялись. Сестрички были в восторге.

До этого момента я не осознавал времени. Я сказал Ла Горде, что мы, должно быть, проспали несколько часов, потому что вошли в их комнату перед полуднем.

Она сказала, что мы спали совсем недолго, а большую часть времени были затеряны в другом мире и что Хенарос были по-настоящему испуганы и подавлены, потому что ничего не могли сделать, чтобы вернуть нас.

Я повернулся к Нестору и спросил его, что они в действительности видели, когда мы отсутствовали. Прежде чем ответить, он внимательно посмотрел на меня.

– Мы принесли много воды во двор, – сказал он, указывая на пустые бочки из-под масла, – Затем вы все притащились сюда и мы вылили воду на вас, вот и все.

– Мы вышли из комнаты? – спросил я.

Бениньо громко засмеялся. Нестор взглянул на Ла Горду, словно спрашивая ее разрешения или совета.

– Нет, – ответил Нестор.

Мне показалось, что Ла Горда жаждала узнать это не меньше меня, и я сильно встревожился. Она даже уговаривала Нестора рассказывать.

– Вы пришли из ниоткуда, – сказал Нестор, – Я должен сказать, что это выглядело странно. Все вы были похожи на туман. Паблито увидел вас первым. Вы, может быть, были во дворе очень долго, но мы не знали, где искать вас. Затем Паблито завопил и мы увидели вас. Мы никогда не видели ничего подобного.

– На что мы были похожи? – переспросил я.

– Вы были похожи на… – Хенарос взглянули друг на друга. Наступило невыносимое молчание. Сестрички уставились на Нестора, разинув рты.

– Вы были похожи на клочья тумана, зацепившиеся за паутину, – сказал Нестор. – Когда мы вылили на вас воду, вы снова стали твердыми.

Я хотел, чтобы он продолжал рассказывать, но Ла Горда сказала, что осталось слишком мало времени, потому что я должен уехать в конце дня, а у нее есть еще что рассказать мне.

Хенарос встали и пожали руки сестричкам и Ла Горде. Они обняли меня и сказали, что им потребуется всего несколько дней, чтобы подготовиться к отъезду. Паблито положил свой стул в перевернутом виде на спину. Хосефина побежала на площадку возле кухонной плиты, подняла сверток, принесенный ими из дома доньи Соледад, и закрепила его между ножками стула, который оказался идеальным приспособлением для переноски грузов.

– Поскольку ты идешь домой, ты можешь свободно взять это, – сказала она. – Это принадлежит тебе в любом случае.

Паблито пожал плечами и передвинул стул, чтобы уравновесить груз.

Нестор дал сигнал Бениньо взять сверток, но Паблито не позволил ему.

– Все в порядке, – сказал он. Я прекрасно могу быть в роли осла, пока я несу этот проклятый стул.

– Почему ты носишь его, Паблито? – просил я.

– Я должен копить свою силу, – сказал он, – Я не могу везде сидеть на чем попало. Кто знает, какая дрянь сидела там до меня?

Он захохотал и пожал плечами, заставив сверток закачаться.

После ухода Хенарос Ла Горда объяснила мне, что Паблито начал свое выкаблучивание со стулом, чтобы поддразнить Лидию. Он не хотел сидеть там, где сидела она. Но его заносит на поворотах, и так как ему нравится индульгировать, то теперь он везде сидит только на своем стуле.

– Он способен пронести его через всю жизнь, – сказала мне Лидия с большой уверенностью. – Он почти так же плох, как и ты. Он – твой партнер: ты будешь нести свой блокнот через всю жизнь, а он – свой стул. Какая здесь разница? Оба вы индульгируете больше чем любой из нас.

Сестрички окружили меня и засмеялись, хлопая меня по спине.

– Очень трудно войти во второе внимание, – продолжала Ла Горда, – а овладеть им индульгируя, как ты – еще труднее. Нагваль говорил, что ты лучше всех нас должен знать, насколько это трудно. С помощью его растений силы ты научился уходить в тот мир очень далеко. Вот почему сегодня ты тянул нас так сильно, что мы чуть не умерли. Мы хотели собрать наше второе внимание на месте Нагваля, а ты погрузил нас в нечто такое, чего мы не знаем. Мы не готовы для этого, но не готов и ты.