Текст книги "Зеленые каникулы"

Автор книги: Карло Коберидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Когда вода кажется невкусной

Сегодня тридцать первое августа – последний день перед началом занятий.

После завтрака все учащиеся высыпали во двор. Появился один из преподавателей и пригласил всех новичков следовать за ним.

Он показал нам училище: кабинет сельскохозяйственных машин, кабинет тракторов, кинокабинет. Во всех кабинетах были какие-нибудь необычные приборы и аппараты, но меня больше всего поразила чистота, сверкающая чистота в классах-кабинетах. Я то и дело поглядывал на ботинки – хоть и хорошо вытер ноги, не испачкать бы пол.

В одной большой комнате мы увидели какое-то странное оборудование и пристали к преподавателю: объясните, зачем оно, для чего служит. Оказалось – для нас, проверяет, как мы знаем правила движения. Нас вызывают, задают три вопроса. Если ответишь правильно, включается зеленый свет, не ответишь – красный. Так что не скажешь: придираются учителя, не пожалуешься родным на несправедливость. Хитрая штука!

Осмотрели мы и гараж для тракторов, для комбайнов… Видали мы и разобранный на части мотор. Оказалось, что учащийся должен уметь собрать его. И та же машина-всезнайка следит, как соберешь. Ошибешься – сразу зажжется красный свет. И придется учить и ломать голову, пока не соберешь правильно.

Как видно, тут все рассчитано, как в часовом механизме. И совсем не плохо, мне начинает даже нравиться. Отец знал, конечно, что тут смогут научить кое-чему, иначе не стал бы зря отвозить в такую даль. Очень понравилось мне и то, что во всех кабинетах полно цветов, зелени – на окнах, на стенах. Устанешь глядеть на металл, переведешь взгляд на листья и цветы – одно удовольствие; в нашей библиотеке в деревне и то нет столько цветов.

Потом мы с Зурабом вернулись к себе. Было очень жарко, и все время хотелось пить, а вода в графине была невкусная. Сначала я думал, что у меня температура: когда я болею, вода мне всегда кажется невкусной. Я сказал об этом Зурабу, а он говорит, и мне она не нравится; мы привыкли к родниковой воде в наших деревнях, и всякая другая не по вкусу и не будет нравиться, пока не привыкнем.

Я стал изучать правила внутреннего распорядка – надо же было чем-то заняться, – Зураб уставился в окно. Вдруг он позвал кого-то (комната наша на первом этаже):

– Поди-ка сюда, что ты здесь делаешь?

Мальчик подошел к окошку.

– Учиться приехал, а ты? – Мальчик рассмеялся.

– Заходи к нам!

Он зашел, высокий, смуглый, с черной шевелюрой. Его звали Ника Амбокадзе. Зураб предложил сесть и сказал:

– Чувствуется, никого еще не знаешь в нашей академии.

Ника улыбнулся, явно довольный, что с ним так по-свойски заговорили.

– Да, пока что не знаю. – Ника пригладил шевелюру и достал из кармана «Приму». По тому, как неловко размял сигарету, я сразу понял: только-только начал коптить свои легкие.

Мы с Зурабом перемигнулись. Он все вертел сигарету.

– Давно куришь?

– Да так…

– А все же?

– Месяц. А ты откуда?

– Знаешь, брось сигарету или кури в другом месте. Не выносим дыма.

Ника сунул коробку в карман, а сигарету выбросил в окно.

– Вот так. А теперь скажи – бороться умеешь?

– Умею.

– Хочешь, поборемся?

– Уложу на лопатки.

– Смотри как уверен!

– Уложу, – повторил он, не поднимая головы.

– Ты же легче меня, слабее!

– Все равно уложу. – Он посмотрел наконец на меня.

– Пошли во двор и поборемся! – Зураб вскочил с места.

– Нет, в другой раз, в спортзале, – возразил Ника и тоже встал. – Пойду сосну немного. Я в комнате прямо над вашей. Вечером зайду за вами, прогуляемся по деревне, ладно?

Мы согласились.

– Ничего он, да? – сказал я Зурабу, когда Ника вышел. – Откровенный, прямой.

– И мне понравился.

И замолчали, устроились на кроватях и задумались. Я был уверен, что и Зураб, вроде меня, думал о завтрашнем дне – завтра мы в первый раз сядем за парту в этом училище. Я думал еще и о роднике в родной деревне, самом лучшем роднике на земле, даже во сне я вижу его прозрачные брызги.

Какая все-таки вкусная вода в роднике моей деревни!

Отлет ласточек

С первого дня приезда в Цихистави я собирался написать Джумберу, но лень брала верх, и не написал. А Джумбер не знает моего адреса, не то уже десять раз написал бы и помог побороть лень. Каждый день находил я повод отложить письмо на завтра, а завтра все не наступало. И не потому, что я сразу взялся за уроки и все время занимался. Что-то и для занятий у меня маловато времени, преподаватели успели уже заметить это…

Наконец я разозлился на себя, думаю: неужели лень сильнее меня? Вскочил ни свет ни заря и, не умываясь, принялся писать.

«Здравствуй, Джумбер городской!

Как ты живешь? Как провел без меня последние два дня в деревне? Как сейчас проводишь время, напиши обо всем, тебе ведь писать не лень, ты примерный, не заставишь долго ждать ответа!

Хочешь знать, как я живу? Скажу: тебя порадовать пока не могу, но и враг мой не может прыгать от радости. Вообще-то врага у меня в этом дождливом мире нет, не считая химички! А дождливом потому, что уже несколько дней льет и льет дождь – мелкий, нудный, даже не верится, что есть где-то солнце, что перестанет дождь в этом году, может, только снег придет ему на смену.

Привез меня отец, устроил за два часа, «определил на путь» учебы и образования (что я и без него сделал бы), попрощался со мною и укатил в деревню – там работа дожидается…

Остался я вдруг среди чужих людей и сразу понял, что значит одиночество.

В комнате со мной еще один мальчик, Зураб. Он как раз в твоем духе, а похож на Гелу. Зураб прибыл сюда сам по своей воле и по своему желанию! Собирался стать шофером, но я уговорил его учиться на тракториста.

Сначала было страшновато и тоскливо, понимаешь: неожиданно оторвали от дома! Все лето скрывали, а потом – бац! – усадили в поезд и прямо сюда.

Могли же постепенно приучить к мысли, что придется покинуть дом, жить при училище, далеко от родной деревни, да самому заботиться о себе. Правда, это я преувеличиваю – заботиться о себе тут не приходится, только постель убирать, но ведь и то надо принять в расчет, что из окна комнаты я не вижу больше знакомых деревьев, знакомых склонов…

Первые дни прошли суматошно – знакомились друг с другом, с преподавателями. Ребята разные, но все приехали сюда сами, по своему желанию, я, кажется, один такой. Что-то не смахивают они на двоечников. Преподаватели тоже разные – одни приветливые, веселые, другие строгие.

Лень прибыла сюда вместе со мной, не отвяжется никак от меня – разве я виноват? Утром просыпаюсь кое-как, а потом на уроках глаза слипаются; все занимаются – кто в чертежи уткнулся, кто детали машин изучает, а меня так и клонит ко сну! Стараюсь делать вид, будто приехал знания получать, жажду учиться, и ничего не получается. Ну почему я не могу побороть себя? Ведь хочу быть не хуже других ребят. Джумбер, я это все только тебе говорю, никому больше не признаюсь. Хотя и ты начнешь наставлять меня не хуже моей мамы…

Скоро месяц, как мы учимся. И хоть лень меня не оставляет, я все равно не могу уехать отсюда и не уеду! Вот увидишь, возьмусь за себя. В конце концов, отец на фронте целых четыре года выдержал, под градом пуль, неужто я два года не выдержу тут и не смогу проявить столько ума и усилий, чтобы не выставили? Кормят, одевают и ничего не требуют, кроме одного – учись! Физкультурник говорит, что, когда был подростком, рай ему рисовался именно как наше училище. Все даром: и содержат, и учат, и еще стипендию дают – целых 15 рублей!

Между прочим, я обнаружил интересную вещь: все занимаются борьбой – нашей, грузинской, здорово занимаются. Дня два назад из одной средней школы в Гори к нам делегация явилась – хотят встретиться с новичками, провести состязание по борьбе. И тут же пригрозили – учтите, говорят, вам нас не одолеть, положим на лопатки. Посмотрим, кто кого! Наш физкультурник дал согласие. Нам только этого и надо!

В Цихистави много интересного. И друзья уже появились. Признаюсь, ребята во всех отношениях лучше меня.

Не думай, что я совсем не занимаюсь, как в школе. Я заглядываю в учебники, но очень много задают, очень много приходится учить. Не могу же я все время тратить на учебу! Столько всего надо одолеть, в стольких вещах разобраться, перечислю – не поверишь. Если серьезно относиться к занятиям, так учебника из рук нельзя выпускать, еще на ночь под подушку класть! Преподаватели твердят, что они отвечают за наши знания, и потому с плохими знаниями из училища не выпустят, а кому знания не нужны, тех силой не держат.

Вообще-то я уже кое к чему привык. И по деревне и по школе меньше скучаю. Не удивлюсь, если летом на каникулы неохота будет уезжать отсюда. Не верится прямо, что пройдет два года, и я буду восседать на тракторе! От отца и копейки не возьму, своим трудом буду содержать себя, а там кончу вечернюю школу, а потом и выше… Размечтался я! Хорошо мечтать, никаких усилий не надо… Все равно так и будет, вот только лень свою одолею, соберусь с силами.

Библиотека у нас тут отличная, в Тбилиси, может, нет такой, но больше одной книги в неделю не дают – для такого прилежного, как ты, говорят, и этого много! Это верно… Все равно ухитряюсь брать сколько хочу. Перечитал Диккенса и Жюля Верна!

Одним словом, мне пока жаловаться не на что.

Домой я еще не писал и не напишу, пока сами не вспомнят обо мне! Избавились от меня и забыли! Понимаю, добра мне хотят, потому и перевели в это училище, а все-таки могли бы написать мне: может, в утешении нуждаюсь! Правда, отец звонил директору, справлялся обо мне – это директор сказал, но мне-то не легче. А может, отец обижен на меня и потому не пишет?

Ты, наверное, посмеешься над этим письмом, скажешь; вроде бы понимает все, почему же за ум не возьмется?

Знаешь, я и сам начинаю об этом думать.

Передай привет родителям, брату. Ну вот и все. Будь здоров. Золотая медаль ждет тебя как пить дать, это я знаю, и в институт поступишь, но я все равно опережу – раньше тебя получу специальность и начну работать!

26 сентября 1969 г. Гио Бичиашвили.

Как там ласточки, улетели уже в Индию или на остров Пасхи? Жалко, нельзя дать им поручения! Я бы попросил их привезти мне снимок хоть одного длинноухого истукана – подарил бы Нике Амбокадзе: у него длинные-предлинные уши!.. Благодаря своим ушам он знает все, что делается в училище, все слухи улавливают его уши!»

Я закончил письмо, вложил в конверт и отправил в Тбилиси – моему закадычному другу Джумберу Хачидзе.

Страшно и директору бывает

Директор нашего училища, наверное, ровесник моего отца. Он добродушный, веселый, но если рассердится, человеку, говорят, остается только щель искать, как мыши, которая удирает от кошки… Правда, мы, новички, еще не видели его рассерженным. Когда обращается к нам, всегда говорит «сынок», и кажется, будто в самом деле отец с тобой говорит – душевно, тепло, с доброй улыбкой.

И что меня удивляет, так это его память: помнит, кого как зовут, кто откуда приехал, кто родители, из какой семьи и что у кого в голове. Ты думаешь, он тебя знать не знает, а он вдруг остановит и спросит, почему мешал преподавателю, почему сорвал урок.

В конце сентября, в субботу, объявили, что в воскресенье едем собирать кукурузные початки.

Что же, мы не против!

У нашего училища довольно большие участки – там и кукуруза, и помидоры. Есть и виноградник и фруктовый сад… Окинешь взглядом, не поверишь, что все это сами учащиеся вырастили!

Хотя разве трудно стольким ребятам? Ну что им прополоть пять – десять гектаров кукурузы, пара пустяков!

Новички не ухаживали за кукурузой – не поливали ее и не мотыжили, наверно, преподаватели решили: пусть хоть урожай снимают. Никто не возражал, а что возражать? Отлынивать неудобно.

В воскресенье мы встали чуть свет. Наскоро умылись, понеслись в столовую, проглотили завтрак и набились в кузов грузовика. Четыре грузовика уже увезли ребят, не задержался и наш пятый.

Едем и шумим! Свежий утренний ветерок бьет в лицо. Холодно! Взрослые, видно, учли это обстоятельство – плотно набили нами грузовик.

Скоро свернули с шоссе на проселок.

Холодно, хоть и сияет солнце, но нас так потряхивает, что мы не замечаем холода, одно на уме: не вылететь бы из машины!

Небо чистое, ни одного облачка. Солнце светит холодным белым светом. Вдали, у подножия гор, лежит туман, а на вершинах уже снег.

По обеим сторонам дороги необозримо раскинулись виноградники и сады. Увешанные яблоками деревья издали совсем как пестрые зонты.

Доехали наконец до места, под раскидистым деревом уже стояли другие машины. Мы соскочили на землю и облегченно вздохнули.

Заместитель директора, тот, что ведает столовой и всяким хозяйством, забрался на бугорок – будто мал ростом! – оглядел нас с высоты, словно непобедимый полководец, и дал нам пустяковое, совсем пустяковое задание:

– Мальчики и девочки, вы должны собрать сегодня, и без потерь, кукурузу с десяти гектаров!

– А где вы девочек видите? – удивился кто-то из ребят.

– Подойдут, – коротко ответил тот.

– Шутите, да? – Это Ника не поверил. Заметно было, заинтересовали его девочки.

– Даю честное слово – приедут! Одни будут срывать початки, другие носить корзины с кукурузой к машине и нагружать ее. Мы и серпы захватили с собой, будете срезать кукурузные стебли. Нас много, прибавится еще столько – до вечера закончим, если постараемся. Поняли, что я говорю? Если постараемся! Что скажете?

– Постараемся! – выкрикнул кто-то.

И пошли шелестеть кукурузные листья и стебли! А выросла кукуруза на славу, початки чуть не на всех «двойняшками», и такие большие, с трудом отламываются. Наберем полную корзину и с шумом продираемся между стеблями, выносим початки к грузовикам, пересыпаем прямо в кузов.

Ребята громко переговариваются, кричат, галдят. И все дурачатся, веселятся как могут. Я тоже от других не отстаю.

Мы и с гектара не собрали кукурузы, как появился директор с незнакомым человеком. А потом… подъехала огромная машина с девчонками! Грузовик резко притормозил, и они чуть не попадали друг на друга.

Не девочки были, а настоящие козы в брюках – так и посыпались через борт на землю.

Я стою и пожимаю плечами.

– Что, сынок, удивляешься? – спросил директор.

Я смутился. Тут к машинам подошел Зураб, он сопел, кряхтел, пригнувшись под тяжестью здоровенной корзины.

– Молодчина! – похвалил его директор, помог снять корзину и сам высыпал початки в кузов. – С такими мальчиками чего угодно можно добиться! – с улыбкой сказал он незнакомому человеку.

Девочки схватили корзины и спросили, где им собирать кукурузу.

Директор обвел глазами мальчишек.

– Вот что, ребята, девочки будут ломать початки, а вы – носить корзины к машинам. Некоторые поедут разгружать машины.

Мне кажется, девочки еще больше нас радовались, что нам с ними поручили одно дело.

– Не знаешь, откуда они? – спрашиваю Зураба.

– Точно не знаю, но говорят, они тоже механизаторы будущие, в Плави учатся.

Девочки были одна веселее другой. Не сорвали и по початку, а уже песню затянули; глядя на них, я стал работать как угорелый – бегом уносил корзины с кукурузой. Вынесу одну, высыплю и скорее обратно. Хотел передохнуть – не мог, уже поджидала полная корзина! И машины как будто соревнуются – мы их нагружаем так, что кажется, с места не тронутся, а они тут же обратно мчатся. Я даже усомнился: довозят ли кукурузу до места?

Я не решался заговорить с девочками, а Зураб мигом освоился, шутит с ними да еще подтрунивает надо мной, что я стесняюсь. Девочки смеются, поглядывают на меня лукаво, хоть беги отсюда, чувствую – даже покраснел.

Хорошо, к нам опять директор подошел с тем незнакомым человеком и выручил меня.

– Как идет работа, сынок? – спросил он.

– Хорошо, учитель.

– Вот видишь, какие усердные ребята! С любым делом справляются. – И пошли они дальше, в кукурузное поле.

Я прошел метров двадцать и вижу – однокурсник мой указывает рукой в сторону директора и кричит:

– Змея!

Директор посмотрел под ноги и тихо попятился.

Я подошел ближе и тоже увидел: около него извивался змееныш длиной в три пяди. Вытянул голову в сторону директора – то ли со страху, то ли собираясь укусить.

Директор отступил еще на шаг.

Я никому не стал говорить об этом: ничего стыдного и зазорного нет в том, что человек испугался змеи.

Письмо без адресата

Мы вернулись усталые, но довольные. Не успел я прилечь, пришел Зураб. Он собирался девочек проводить в Плави – решил проявить себя, но что-то очень быстро вернулся.

– Девочки прогнали? – Я приподнялся с постели.

– Директор не позволил.

– Почему?

– Потому…

Пойми его…

– Пойду принесу свежую воду. – Он потянулся к графину на подоконнике и тут же поднял что-то с полу.

– Смотри, тебе письмо!

Я вскочил, выхватил у него конверт. Письмо было от Михи. От радости у меня даже слезы навернулись.

«Гио!

Как живешь Гио, освоился уже в новой школе или нет? Может, и там есть химичка? Ты обижаешься на родных, понимаю, а мне почему не пишешь? Как увижу почтальона, так сердце ёкает в груди – думаю, письмо от тебя.

После твоего отъезда бабушку не узнать – поедом всех ест. И мама не в лучшем настроении. Только отец ходит довольный и говорит: «Нечего о Гио беспокоиться, у меня друг в училище, в обиду его не даст». Не знаю, правда ли это, может, просто успокаивает маму и бабушку? Только не выдавай меня, не говори, что я тебе пишу об этом.

Не знаю, как каши, а я все время думаю о тебе. Может, ты и не поверишь, но я очень скучаю по тебе. Не пустят, а то приехал бы повидать. Без спроса не могу – рассердится на меня мама. Я вроде тебя больше всего мамы боюсь.

В школе ничего нового: только преподавательница географии теперь и химию ведет – химичка наша геологом оказалась. Я сказал отцу, что стану химиком и буду преподавать в нашей школе – выручу географичку. Давай, говорит, согласен.

В деревне особых новостей нет. Собака у Барабидзе попала под машину. И вот еще что было: Резо Кудалашвили остановил однажды свой тракторишко на дороге возле нашего дома, а бабушка увидела с веранды. Она вышла к трактору, а в руках у нее вязанье. Вяжет, а сама ходит вокруг трактора, оглядывает его, так увлеклась – не смотрит, как вяжет. Резо взял и спросил: чего это она трактором заинтересовалась? Бабушка ничего не ответила, вытерла уголком головного платка слезу и вздохнула. А когда Резо стал допытываться, она сказала: «Бедный мой Гио, и как он разберется в этих железяках, вон сколько их в тракторе!» Прослышали об этом наши ребята и теперь у всех на языке эти «железяки», все незнакомое железякой называют.

Что тебе еще написать? Все мы здоровы. И ртвели ожидается хороший. Больше всех по тебе все-таки бабушка скучает: надо же, говорит, забросили внука на чужбину, затеряли бог весть где… Ей Цихистави далекой Америкой представляется. За столом куска не проглотит, не пролив по тебе слезу: я, говорит, тут белый домашний хлеб ем, а у моего Гио, может, с голоду кишки сводит. Папа смеется на это. Посмотрел бы ты, как расходится тогда бабушка!

Напиши мне подробно обо всем.

Не нужны ли деньги? Если нужны, не стесняйся, я у мамы пятерку взял на книги – завезли новые, пошлю по телеграфу. Твои бывшие одноклассники передают тебе привет.

Пишет твой брат Михо Бичиашвили

15 сентября 1969 г.».

Прочел письмо, и сразу грустно стало. Так захотелось вдруг, чтобы в комнату сейчас вошел, протирая очки, мой брат! Захотелось увидеть даже тех, о ком никогда не вспоминал и не думал. Перед глазами встала покрытая осенней желтизной родная деревня, потянуло домой, захотелось очутиться в нашем дворе – среди фруктовых деревьев, возле ворчащей и хлопочущей бабушки.

После ужина я сел писать.

– Счастливый твой брат: имеет такого брата, как ты, – сразу сел ответ писать, – засмеялся Зураб.

…Вот уж несколько дней как я надумал выкинуть одну шутку. Вечером, когда Зураб улегся, я сочинил такое вот письмо:

«Девочкам школы механизаторов села Плави. Лично – самой ленивой и отсталой!

Я лентяй из лентяев, в школе был чемпионом по лентяйству и в училище не уступаю никому этого звания. В этом плане я превосхожу всех. Вот почему я выбираю тебя – самую ленивую и отстающую из девочек.

Выбираю и даю слово: женюсь на тебе, как стукнет восемнадцать, если только сумею стать трактористом, а ты не вздумаешь исправляться. Если исправишься, слово свое возьму назад. Училище можно кончить и на тройки! Жаль, на двойки нельзя учиться – могут выставить!..

А чтобы не думала, что я шучу, письмо подписываю:

Гио, он же Георгий Бичиашвили.

Почти десять часов. Надо гасить свет и ложиться спать, не то расшумятся.

Не задерживай ответа».

Утром я бросил письмо в почтовый ящик. Интересно, ответит кто-нибудь? Когда мы собирали кукурузу, пригляделся к девочкам – все как на подбор, на лентяек не похожи. А если найдется, наверное уродина – я же невезучий! Ну и что, я ведь пошутил! Посмеются, и все. Шутка есть шутка.

А вообще, признаться, сам себе удивился, такую шутку выкинул, и главное, в тайне от Зураба!