Текст книги "Логике научного исследования"

Автор книги: Карл Поппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

В ходе развития науки постоянно выдвигаются все новые и новые предположения или теории всех

возможных уровней универсальности. Те теории, которые находятся, так сказать, на слишком высо-

ком уровне универсальности (то есть слишком далеко от уровня, достигнутого проверяемой наукой

данного периода), возможно, дают начало «метафизическим системам». В этом случае, даже если из

такой системы могут быть выведены (или выведены только частично, как это, например, имеет место

в системе Спинозы) высказывания, принадлежащие к господствующей в это время научной системе, среди них не будет новыхпроверяемых высказываний. Это означает, что нельзя поставить решающе-

го эксперимента для проверки рассматриваемой системы*2. Если же решающий эксперимент можно

поставить, то система будет содержать в качестве первого приближения некоторую хорошо подкреп-

ленную теорию, а также нечто новое – то, что можно проверить. Такая система не будет, конечно,

«метафизической». В этом случае рассматриваемая система может считаться новым успехом в квази-

индуктивной эволюции науки. Сказанное объясняет, почему связь с наукой данного периода имеют, как правило, лишь те теории, которые выдвигаются для преодоления существующей проблемной си-

туации, то есть существующих трудностей, противоречий и фальсификаций. Предлагая решение этих

трудностей, теория может указать путь к решающему эксперименту.

Для того чтобы построить наглядную модель этой квазииндуктивной эволюции науки, представим

визуально различные идеи и гипотезы в виде частиц, находящихся во взвешенном состоянии в жид-

кости. Проверяемая наука представляет собой частицы, выпавшие в осадок на дно сосуда: они насла-

иваются по уровням (универсальности). Толщина осадка возрастает с ростом числа этих слоев, при-

чем каждый новый слой соответствует более универсальной теории, чем те, которые располагаются

ниже ее. В результате этого процесса идеи, первоначально плавающие в более высоких метафизиче-

ских областях, иногда настигаются растущей наукой, вступают с ней в контакт и оседают в ней. При-

мерами таких идей были: атомизм, идея единственного физического «принципа», или конечного эле-

мента (из которого получаются все другие элементы), теория земного движения (которое Бэкон счи-

тал фикцией), древняя корпускулярная теория света, теория электрического флюида (возродив-

*2 Следует отметить, что под решающим экспериментом я понимаю эксперимент, предназначенный для опровержения

(если это возможно) некоторой теории и, в частности, для осуществления выбора между двумя конкурирующими теориями

посредством опровержения (по крайней мере) одной из них, не доказывая при этом, конечно, другой (см. также примечание

1 к разделу 22 и Приложение *1Х).

256

шаяся как электронно-газовая гипотеза проводимости металлов). Все эти метафизические понятия

и идеи – даже в своей ранней форме – могли помочь внести порядок в человеческую картину мира, а в некоторых случаях они даже, может быть, приводили к успешным предсказаниям. Однако идеи

такого рода приобретают статус научных только после того, как они оказываются представленными в

49

фальсифицируемой форме, то есть только после того, как становится возможным эмпирический вы-

бор между каждой такой идеей и некоторой конкурирующей с ней теорией.

В ходе проведенного анализа я рассмотрел различные следствия принятых мною методологиче-

ских решений и конвенций, в частности критерия демаркации, сформулированного в начале настоя-

щей книги. Оглядываясь назад, мы можем теперь попытаться охватить единым взором ту картину

науки и научного исследования, которая была нами нарисована. (Я не имею в виду картину науки как

биологического феномена, как инструмента приспособления или как одного из средств производства

– меня интересуют лишь ее эпистемологические аспекты.)

Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не пред-

ставляет собой также и системы, постоянно развивающейся по направлению к некоторому конечному

состоянию. Наша наука не есть знание (episteme): она никогда не может претендовать на достижение

истины или чего-то заменяющего истину, например, вероятности.

Вместе с тем наука имеет более чем только биологическую приспособительную ценность. Она не

только полезный инструмент. Хотя она не может достигнуть ни истины, ни вероятности, стремление

к знанию и поиск истины являются наиболее сильными мотивами научного исследования.

Мы не знаем– мы можем только гадать.И наши предположения направляются ненаучной, ме-

тафизической (хотя биологически объяснимой) верой в существование законов и регулярностей, ко-

торые мы можем открыть – обнаружить (uncover – discover). Подобно Бэкону, мы можем описать

нашу собственную современную науку («метод познания, который человек в настоящее время при-

меняет к природе») как состоящую из «поспешных и незрелых предвосхищений» и из «предрассуд-

ков»1.

Однако эти удивительно творческие и смелые предположения, или «предвосхищения», тщательно

и последовательно контролируются систематическими проверками. Будучи выдвинутым, ни одно из

таких «предвосхищений» не защищается догматически. Наш метод исследования состоит не в том, чтобы защищать их, доказывая нашу правоту; напротив, мы пытаемся их опровергнуть. Используя

все доступные нам логические, математические и технические средства, мы стремимся доказать лож-

ность наших предвосхищений с тем, чтобы вместо них выдвинуть новые неоправданные и неоправ-

дываемые предвосхищения,

1 Bacon F.Novum Organum. I, 26. 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 16].

257

новые «поспешные и незрелые предрассудки», как иронически называл их Бэкон*3.

Путь науки можно интерпретировать и более прозаически. Можно сказать, что научный прогресс

«...осуществляется лишь в двух направлениях – посредством накопления нового чувственного опыта

и посредством лучшей организации опыта, который уже имеется»2. Однако такое описание научного

прогресса, хотя и не является совершенно ошибочным, тем не менее представляется несостоятель-

ным. Оно слишком напоминает бэконовскую индукцию – усердный сбор винограда с «бесчислен-

ных вполне зрелых лоз»3, из которого он надеялся выжать вино науки – его миф о научном методе, который начинает с наблюдений и экспериментов, а затем переходит к теориям. (Между прочим, этот

легендарный метод все еще продолжает вдохновлять некоторые новые науки, которые пытаются

применять его, будучи убеждены в том, что это метод экспериментальной физики.) Прогресс науки обусловлен не тем, что с течением времени накапливается все больший перцеп-

тивный опыт, и не тем, что мы все лучше используем наши органы чувств. Из неинтерпретированных

чувственных восприятий нельзя получить науки, как бы тщательно мы их ни собирали. Смелые идеи, неоправданные предвосхищения и спекулятивное мышление – вот наши единственные средства ин-

терпретации природы, наш единственный органон, наш единственный инструмент ее понимания.

*3Термин Бэкона «предвосхищение» («anticipatio») (см.: Bacon F.Novum Organum. 1,26.1620 [русский перевод: Бэкон Ф.

Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 16]) означает почти то же самое, что и термин «гипотеза» в мо-

ем смысле. Бэкон считал, что для того, чтобы подготовить мышление к интуитивному восприятию истинной сущности,или

природы,вещи, его нужно тщательно очистить от всех предвосхищений, предрассудков и идолов. Источник всех ошибок

кроется в засоренности нашего собственного мышления – природа же сама по себе не лжет. Главная функция элиминатив-

ной индукции (как и у Аристотеля) состоит в том, чтобы помогать очищению нашего мышления (см. также: Popper К. R.

The Open Society and Its Enemies, vols. 1-2. London, Routledge, 1945J глава 24; примечание 59 к главе 10; примечание 33 к

главе 11 [русский перевод: Поппер К.Открытое общество и его враги. Т. 1-2. М.: Международный фонд «Культурная ини-

циатива», 1992], где кратко изложена теория индукции Аристотеля). Освобождение мышления от предрассудков понимает-

ся как некоторый ритуал, совершаемый ученым, желающим подготовить свое мышление для интерпретации (беспристраст-

ного прочтения) Книги Природы, подобно тому как мистическое очищение души требуется для подготовки ее к созерцанию

Бога (см.: Popper K. R.Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge London Routledge and Kegan Paul, 1963, «Введение»).

2Frank Ph.Das Kausalgesetz und seine Grenzen. Wien, Springer, 1932. * Та точка зрения, что прогресс науки обусловлен

накоплением чувственного опыта, все еще имеет широкое распространение (см. мое Предисловие к первому английскому

изданию 1959 г. этой книги). Мое отрицательное отношение к этой точке зрения тесно связано с моим неприятием учения о

том, что наука или знание обязаныразвиваться, поскольку наш опыт обязаннакапливаться. Напротив, я убежден в том, что

50

развитие науки зависит от свободной конкуренции идей и, следовательно, от свободы и что оно должно прекратиться, если

свобода будет уничтожена (хотя в течение некоторого времени оно может продолжаться в отдельных областях, в частности

в технике). Эта концепция более полно представлена в моей работе: Popper K. R.The Poverty of Historicism. London, Routledge and Kegan Paul, 1957, раздел^ [русский перевод: Поппер К.Нищета историцизма. М.: Издательская группа «Про-

гресс», 1993]. Ятакже утверждал (в упомянутом Предисловии), что развитие нашего знания нельзя предсказать научными

средствами и что, следовательно, будущий ход нашей истории также непредсказуем.

3 Bacon F.Novum Organum, 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 73].

258

И мы должны рисковать для того, чтобы выиграть. Те из нас, кто боится подвергнуть риску опро-

вержения свои идеи, не участвуют в научной игре.

Даже тщательная и последовательная проверка наших идей опытом сама, в свою очередь, вдох-

новляется идеями: эксперимент представляет собой планируемое действие, каждый шаг которого

направляется теорией. Мы не наталкиваемся неожиданно на наши восприятия и не плывем пассивно

в их потоке. Мы действуем активно – мы «делаем»наш опыт. Именно мы всегда формулируем во-

просы и задаем их природе, и именно мы снова и снова ставим эти вопросы так, чтобы можно было

получить ясное «да» или «нет» (ибо природа не дает ответа, если ее к этому не принудить). И в конце

концов, именно мы даем ответ; мы сами после строгой проверки выбираем ответ на вопрос, который

мы задали природе, и делаем это после длительных и серьезных попыток получить от природы не-

двусмысленное «нет». «Раз и навсегда, – говорит Вейль, с которым я полностью согласен, – я хочу

выразить безграничное восхищение работой экспериментатора, который старается вырвать интер-

претируемые фактыу неподатливой природы и который хорошо знает, как предъявить нашим тео-

риям решительное «нет»или тихое «да»4.

Старый научный идеал episteme– абсолютно достоверного, демонстративного знания – оказался

идолом. Требование научной объективности делает неизбежным тот факт, что каждое научное выска-

зывание должно всегдаоставаться временным.Оно действительно может быть подкреплено, но каж-

дое подкрепление является относительным, связанным с другими высказываниями, которые сами яв-

ляются временными. Лишь в нашем субъективном убеждении, в нашей субъективной вере мы можем

иметь «абсолютную достоверность»5.

С идолом достоверности (включая степени неполной достоверности, или вероятности) рушится

одна из защитных линий обскурантизма, который закрывает путь научному прогрессу, сдерживая

смелость наших вопросов и ослабляя строгость и чистоту наших проверок. Ошибочное понимание

науки выдает себя в стремлении быть всегда правым. Однако не обладаниезнанием, неопровержимой

истиной делает человека ученым, а его постоянное и отважное критическое стремлениек истине.

Не будет ли в таком случае наша позиция одной из форм смирения? Не должны ли мы сказать, что

наука может выполнять только свою биологическую задачу, что в лучшем случае она может доказать

лишь свою устойчивость в практических приложениях, которые ее подкрепляют? Не являются ли ее

интеллектуальные проблемы неразрешимыми? Я так не думаю. Наука никогда не ставит перед собой

недостижимой цели сделать свои ответы окончательными или хотя бы вероятными. Ее прогресс со-

стоит в движении к бесконечной, но все-таки достижимой цели – к открытию новых, более глубоких

и более общих проблем и к повторным, все более строгим проверкам наших всегда временных, проб-

ных решений.

На этом заканчивался текст первого, оригинального издания этой книги. Приложения I– VII, напечатанные на с. 262– 280, также входили в первое издание.

*Weyl H.Gruppentheorie und Quantenmechanik. Leipzig, 1931; английский перевод: Weyl H.The Theory of Groups and Quantum Mechanics, New York, 1931, p. XX.

5 См., например, примечание 3 в разделе 30. Только что сделанное утверждение является, конечно, психологическим, а

не эпистемологическим (см. разделы 7 и 8). (260:)

Добавление 1972 года

В главе X этой моей книги (которая является заключительной) я пытался ясно сказать о том, что

под степенью подкреплениятеории я понимаю фиксацию того, что теория выдержала проверки и

насколько строгими были эти проверки.

Я никогда не отступал от этой точки зрения – см., например, Новые Приложения, начала Прило-

жений *VII, с. 330, и *1Х, с. 350, особенно последний раздел (*14) Приложения *1Х, с. 376 и след.

Здесь же я хочу добавить следующее.

(1) Логическая и методологическая проблема индукции не является неразрешимой. В моей книге я

дал отрицательное решение проблемы: (а) Мы никогда не можем рационально оправдать теорию, то

есть нашу веру в истинность теории или в то, что она, вероятно, истинна. Это отрицательное решение

совместимо со следующим позитивным решением, содержащимся в правиле предпочтениятех тео-

рий, которые подкреплены лучше других. (b) Иногда мы можем рационально оправдать предпочте-

ние,оказываемое некоторой теории в результате ее подкрепления, то есть в результате оценки совре-

51

менного состояния критического обсуждения конкурирующих теорий, которые были подвергнуты

критическому рассмотрению и сравнению с точки зрения их близости к истине (правдоподобности).

Существующее в каждое определенное время состояние такого обсуждения в принципе можно фик-

сировать в форме степени подкрепления теорий. Однако степень подкрепления не является мерой

правдоподобности (такая мера должна быть вневременной). Она представляет собой лишь фиксацию

того, что мы успели узнать к определенному моменту времени о сравнительных достоинствах конку-

рирующих теорий посредством оценки имеющихся оснований в пользу и против их правдоподобно-

сти.

(2) Метафизическая проблема, связанная с идеей правдоподобности, такова – существуют ли в

природе подлинные закономерности? Мой ответ на этот вопрос: «Да». Один из аргументов (не науч-

ный, а скорее «трансцендентальный» – см. сноску 3 Нового Приложения *VII, с. 334) в пользу тако-

го ответа состоит в следующем: если в природе мы не сталкивались бы с закономерностями, то ни

наблюдение, ни язык не могли бы существовать – ни язык описания, ни язык аргументации.

(3) Убедительность этого ответа зависит от принятия некоторой формы реализма здравого смысла.

(4) Прагматическая проблема индукции разрешается сама собой: предпочитать теорию, которая в

результате рационального обсуждения кажется ближе к истине, чем другие теории, рискованно, но

рационально.

(5) Психологическая проблема индукции (почему мы веримв то, что избранная таким образом

теория будет и в дальнейшем оправдывать наше доверие?) мне представляется тривиальной – вера

или доверие всегда иррациональны, хотя и важны для действия.

(6) Не все вообще возможные «проблемы индукции» можно решить указанным путем (см. также

мою книгу: Popper К.Objective Knowledge. An Evolutionary Approach. Oxford, Clarendon Press, 1972

[русский перевод: Поппер К.Объективное знание. Эволюционный подход. М. УРСС, 2002]). (261:) Приложения

(262:)

(281:)

Новые приложения

(284:)

Приложение *I

Два замечания об индукции и демаркации, 1933-1934

Первое из воспроизводимых здесь замечаний – это письмо к издателю журнала «Erkenntnis».

Второе – является моим выступлением в дискуссии на философской конференции в Праге в 1934 г.

Оно было опубликовано в журнале «Erkenntnis» в 1935 г. как часть моего доклада на этой конферен-

ции.

1

Впервые это письмо к издателю было опубликовано в 1933 г. в журнале «Erkenntnis», v. 3 (т.е.

«Annalen der Philosophie», II), N 4-6, p. 426. Для облегчения чтения я разбил некоторые абзацы на бо-

лее мелкие.

Причиной этого письма явилось следующее обстоятельство. В то время как мои идеи широко об-

суждались членами Венского кружка, причем даже в печати (см. прим. 3), ни одна из моих рукописей

(которые были прочитаны некоторыми членами кружка) еще не была опубликована, отчасти из-за

большого объема. Чтобы сделать приемлемой для публикации мою книгу «Logik der Forschung», ее

пришлось значительно сократить. Выдвижение на первый план в письме различия между проблемой

критерия демаркациии псевдопроблемой критерия значения(и противоположности между моими

идеями и воззрениями Шлика и Витгенштейна) было обусловлено тем, что даже в те дни члены

кружка обсуждали мои идеи, руководствуясь ошибочным впечатлением, будто я защищаю замену

верификационного критерия значения фальсификационным критерием, в то время как на самом деле

меня интересовала не проблема значения,а проблема демаркации.Как показывает мое письмо, я пы-

тался исправить ошибочную интерпретацию моих идей еще в 1933 г. То же самое я пытался делать в

моей «Логике научного исследования» и с тех пор занимаюсь этим постоянно. Однако мои друзья-

позитивисты, по-видимому, до сих пор так и не могут увидеть между нами разницы. Это недоразуме-

ние заставило меня в письме подробно остановиться на противоположности между моими воззрени-

52

ями и воззрениями Венского кружка, а также тех, кто ошибочно считал, будто свои идеи я первона-

чально разработал в процессе критики Витгенштейна. На самом деле я сформулировал проблему де-

маркации и критерий фальсифицируемости, или проверяемости, еще осенью 1919 г. за несколько лет

до того, как идеи Витгенштейна стали предметом обсуждения в Вене. (Ср. с моей статьей «Philosophy of Science: Personal Report», опубликованной теперь в книге «Conjectures and Refutations».) Именно

поэтому как только я услышал о новом верификационном критерии значения, я (285:) противопоста-

вил ему мой фальсификационный критерий – критерий демаркации,предназначенный для разграни-

чения систем научных высказываний и вполне осмысленных систем метафизических высказываний.

(Я не претендую на то, что мой критерий применим к лишенной значения бессмыслице.) Вот письмо

1933 года.

Критерий эмпирического характера теоретических систем

(1) Предварительный вопрос.Юмовская проблема индукции, то есть вопрос о достоверности за-

конов природы, возникает из явного противоречия между принципом эмпиризма (согласно которому

только «опыт» позволяет судить об истинности или ложности фактуального высказывания) и осозна-

нием того обстоятельства, что индуктивные (или обобщающие) рассуждения недостоверны.

Под влиянием Витгенштейна Шлик1 высказал мнение о том, что данное противоречие можно

устранить, приняв допущение, что законы природы представляют собой «не подлинные высказыва-

ния», а «правила преобразования высказываний»*1, то есть разновидность «псевдовысказываний»

Эту попытку решить проблему индукции (решение Шлика представляется мне чисто словесным) объединяет со всеми более ранними аналогичными попытками, а именно априоризмом,конвенциона-

лизмом и т. п., необоснованное допущение о том, что все подлинные высказывания в принципе

должны быть полностью разрешимы, то есть верифицируемы или фальсифицируемы. Эту мысль

можно выразить более точно: для всякого подлинного высказывания должна существовать логиче-

ская возможность как его (окончательной) эмпирической верификации, так и его (окончательной) эмпирической фальсификации.

Если отказаться от этого допущения, то становится возможным простое разрешение того противо-

речия, которое образует проблему индукции. Мы можем вполне последовательно интерпретировать

законы природы и теории как подлинные высказывания, которые частично разрешимы,то есть они

– по логическим основаниям – неверифицируемы, но асимметричным образом только фальсифи-

цируемы:это высказывания, проверяемые путем систематических попыток фальсифицировать их.

Предлагаемое решение имеет то преимущество, что оно открывает путь также для решения вто-

рой, еще более фундаментальной проблемы теории познания (или теории эмпирического метода). Я

имею в виду следующее.

(2) Главная проблема – это проблема демаркации(кантовская проблема границ научного позна-

ния), которую можно определить как проблему нахождения критерия, который позволил бы провести

различие между утверждениями (высказываниями, системами высказываний), принадлежащими к

эмпирической науке, и утверждениями, которые можно назвать «метафизическими».

1 Schlick M.Die Kausalität in gegenwärtigen Physik // Die Naturwissenschaften, 1931, Bd. 19, N 7, S. 156.

*l Для более адекватной передачи мысли Шлика лучше, может быть, сказать: «Правила образования и пре-

образования высказываний» По-немецки это звучит так «Anweisungen zur Bildung von Aussagen» («указания для

образования высказываний»). Здесь слово «Anweisungen» («указания»), очевидно, можно перевести как «пра-

вила», однако слово «Bildung» («образование») в то время вряд ли еще обладало теми добавочными техниче-

скими смысловыми оттенками, которые впоследствии привели к четкому различению между понятиями «обра-

зование» и «преобразование» высказываний. (286:)

Согласно решению этой проблемы, предложенному Витгенштейном2, такое разделение достигает-

ся с помощью использования понятий «значение» или «смысл»: каждое осмысленное, или имеющее

значение, предложение должно быть функцией истинности «атомарных» предложений, то есть долж-

но быть полностью логически сводимо к сингулярным высказываниям наблюдения или выводимо из

них. Если некоторое утверждение, претендующее на роль научного высказывания, не поддается та-

кому сведению, то оно «не имеет значения», «бессмысленно», является «метафизическим» или про-

сто «псевдопредложением». В итоге метафизика оказывается бессмысленной чепухой.

Может показаться, что, проведя такую линию демаркации, позитивисты достигли большего успеха

в уничтожении метафизики, чем все предшествующие антиметафизики. Однако этот метод приводит

к уничтожению не только метафизики, но также и самого естествознания, ибо законы природы так же

несводимы к высказываниям наблюдения, как и рассуждения метафизиков. (Вспомним проблему ин-

дукции!) Если последовательно применять критерий значения Витгенштейна, то законы природы

окажутся «бессмысленными псевдопредложениями», следовательно, «метафизическими» высказыва-

53

ниями. Поэтому данная попытка провести линию демаркации терпит крах.

Догму значения или смысла и порождаемые ею псевдопроблемы можно устранить, если в каче-

стве критерия демаркации принять критерий фальсифицируемости,то есть (по крайней мере) асим-

метричной или одностороннейразрешимости. Согласно этому критерию, высказывания или системы

высказываний содержат информацию об эмпирическом мире только в том случае, если они обладают

способностью прийти в столкновение с опытом или, более точно, если их можно систематически

проверять,то есть подвергнуть (в соответствии с некоторым «методологическим решением») про-

веркам, результатом которых может быть их опровержение3.

Таким образом, признание односторонне разрешимых высказываний позволяет решить не только

проблему индукции (заметим, что существует лишь один тип умозаключения, осуществляемого в ин-

дуктивном направлении, а именно – дедуктивный modus tollens), но также более фундаментальную

проблему демаркации – ту проблему, которая породила почти все другие проблемы эпистемологии.

Наш критерий фальсифицируемости с достаточной точностью отличает теоретические системы эм-

пирических наук от систем метафизики (а также от конвенционалистских и тавтологических систем), не утверждая при этом бессмысленности метафизики (в которой с исторической точки зрения можно

усмотреть источник, породивший теории эмпирических наук).

2 Wittgenstein L.Tractatus Logico-Philosophicus. London, Routledge and Kegan Paul [русский перевод: Витген-

штейн Л.Логико-философский трактат. М., ИЛ, 1958; новое издание – в книге: Витгенштейн Л.Философские

работы. Часть I. М., Гнозис, 1994. С. 1-73].

3 Эта процедура проверки была названа Карнапом ( Carnap R.Ueber Protokollsaetze // Erkenntnis, 1932/33, Bd.

3, S. 223) «процедурой В». См. также книгу Дубислава ( Dubislav W.Die Definition. 3. Ausgabe. Leipzig, 1931, S.

100. *Добавление 1957 г.). В той ссылке имеется в виду не работа Карнапа, а моя работа, о которой говорится в

названной статье Карнапа и которая принимается им. Карнап сам признает, что именно я был автором того, что

он описал как «процедуру В» («Verfahren В»). (287:)

Поэтому, перефразировав и обобщив хорошо известное замечание Эйнштейна4, эмпирическую

науку можно охарактеризовать следующим образом: в той степени, в какой научное высказывание

говорит о реальности, оно должно быть фальсифицируемо, а в той степени, в какой оно нефальси-

фицируемо, оно не говорит о реальности.

Логический анализ может показать, что роль (односторонней) фальсифицируемостикак критерия

эмпирической наукис формальной точки зрения аналогична той роли, которую для науки в целомиг-

рает непротиворечивость.Противоречивая система не выделяет никакого собственного подмноже-

ства из множества всех возможных высказываний. Аналогичным образом нефальсифицируемая си-

стема не в состоянии выделить никакого собственного подмножества из множества всех возможных

«эмпирических» высказываний (всех сингулярных синтетических высказываний)5.

2

Второе замечание состоит из некоторых соображений, высказанных мной при обсуждении статьи, прочитанной Рейхенбахом на философской конференции в Праге летом 1934 г. (когда моя книга

находилась в наборе). Отчет о конференции позднее был опубликован в журнале «Erkenntnis», и мое

выступление, публикуемое здесь в переводе на английский язык, было напечатано в журнале «Erkenntnis», 1935, Bd. 5, S. 170 и далее.

О так называемой «логике индукции» и «вероятности гипотез»

Я не верю, что можно создать удовлетворительную теорию того, что традиционно и, в частности, Рейхенбахом называется «индукцией». Напротив, я убежден в том, что любая такая теория – незави-

симо от того, использует ли она классическую или вероятностную логику, – по чисто логическим

причинам должна либо вести к регрессу в бесконечность, либо принимать априорныйпринцип ин-

дукции – синтетический принцип, который нельзя проверить эмпирически.

Если вместе с Рейхенбахом мы проводим различие между «процедурой нахождения» и «процеду-

рой оправдания» некоторой гипотезы, то мы должны сказать, что первую – процедуру нахождения

гипотезы – невозможно реконструировать рационально. Однако анализ процедуры оправдания ги-

потез не ведет, по моему мнению, к чему-то, что можно было бы считать относящимся к индуктивной

логике.

Теория индукции является излишней. Индукция не участвует в логике науки.

Научные теории никогда не могут быть «оправданы» или верифицированы. Однако, несмотря на

это, гипотеза Апри определенных (288:) обстоятельствах может достигнуть большего, чем гипотеза

В,может быть, потому, что Впротиворечит определенным результатам наблюдения и, следовательно,

«фальсифицируется» ими, а может быть, потому, что с помощью Аможно вывести большее число

54

предсказаний, чем с помощью В.В лучшем случае о некоторой гипотезе можно сказать, что до сих

пор она была способна доказывать свою ценность, что она была более успешной, чем другие гипоте-

зы, хотя она никогда в принципе не может быть оправдана, верифицирована или хотя бы вероятна.

Оценка гипотезы опирается исключительно на дедуктивныеследствия (предсказания), которые из

нее можно вывести, и нет необходимости даже упоминать об «индукции».

4 Einstein А.Geometrie und Erfahrung // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften, 1921, Bd. 1, S. 123-130 [русский перевод: Эйнштейн А.Геометрия и опыт // Собрание научных трудов. М.: Наука, 1966. Т. 2. С. 83. *Добавление 1957 г.]. Эйнштейн говорил: «Если теоремы математики прилагаются к отраже-

нию реального мира, они не точны; они точны до тех пор, пока они не ссылаются на действительность».

5 Более полное изложение представленной здесь концепции вскоре будет опубликовано в виде книги.

*Добавление 1957 г. Это ссылка на мою книгу «Логика научного исследования» ( Popper К. R.Logik der Forschung. Wien, 1935), которая в то время находилась в печати. (Она была опубликована в 1934 г , но в выходных

сведениях указан 1935 г., поэтому я и сам часто цитировал ее со ссылкой именно на этот год издания.) (288:) Ошибку, обычно совершаемую здесь, можно объяснить исторически: наука рассматривалась как

система знания – знания как можно более достоверного. Предполагалось, что «индукция» гаранти-

рует истинность этого знания. Позднее стало ясно, что абсолютно достоверная истина недостижима.

Тогда вместо этого попытались получить хотя бы некоторую ослабленную достоверность или истин-

ность, т. е. «вероятность».

Однако замена «истины» «вероятностью» не помогает нам избежать ловушки регресса в беско-

нечность либо априоризма1 .

С этой точки зрения представляется бесполезным и ошибочным использовать понятие вероятно-

сти в связи с научными гипотезами.

В физике и теории азартных игр понятие вероятности используется достаточно точным образом, который может быть удовлетворительно определен с помощью понятия относительной частоты (сле-

дуя фон Мизесу)2. Попытка Рейхенбаха расширить содержание этого понятия так, чтобы оно вклю-

чило в себя так называемую «индуктивную вероятность» или «вероятность гипотез», на мой взгляд, обречена на провал, хотя у меня нет никаких возражений против идеи «частоты истинности» в после-

довательности высказываний3, которую он пытается привлечь.

Гипотезы нельзя удовлетворительно интерпретировать как последовательности высказываний4.

Тот, кто принимает такую интерпретацию, ничего не выигрывает – она лишь приводит к различным

Назад к карточке книги "Логике научного исследования"