Текст книги "Немецкая идеология"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)
К. Маркс и Ф. Энгельс
НЕМЕЦКАЯ ИДЕОЛОГИЯ
Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков
{1}
Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом в 1845 – 1846 гг.
Печатается по: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 3, сверенному с Marx K.; Engels F. Collected Works V. 5, Progress Publishers, Moscow, 1976.
Том I.
Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера
Предисловие
Люди до сих пор всегда создавали себе ложные представления о себе самих, о том, что они есть или чем они должны быть. Согласно своим представлениям о боге, о том, что является образцом человека, и т.д. они строили свои отношения. Порождения их головы стати господствовать над ними. Они, творцы, склонились перед своими творениями. Освободим же их от иллюзий, идей, догматов, от воображаемых существ, под игом которых они изнывают. Поднимем восстание против этого господства мыслей. Научим их, как заменить эти иллюзии мыслями, отвечающими сущности человека, говорит один [1]1
– Л. Фейербах. Ред.
[Закрыть], как отнестись к ним критически, говорит другой [2]2
– Б. Бауэр. Ред.
[Закрыть], как выкинуть их из своей головы, говорит третий [3]3
– М. Штирнер. Ред.
[Закрыть], – и… существующая действительность рухнет.
Эти невинные и детские фантазии образуют ядро новейшей младогегельянской философии, которую в Германии не только публика принимает с чувством ужаса и благоговения, но и сами философские героитакже преподносят с торжественным сознанием ее миропотрясающей опасности и преступной беспощадности. Первый том предлагаемой работы ставит себе целью разоблачить этих овец, считающих себя волками и принимаемых за таковых, – показать, что их блеяние лишь повторяет, в философской форме, представления немецких бюргеров, что хвастливые речи этих философских комментаторов только отражают убожество немецкой действительности. Эта книга ставит себе целью развенчать и лишить всякого доверия философскую борьбу с тенями действительности, борьбу, которая так по душе мечтательному и сонливому немецкому народу.
Одному бравому человеку пришло однажды в голову, что люди тонут в воде только потому, что они одержимы мыслью о тяжести. Если бы они выкинули это представление из головы, объявив, например, его суеверным, религиозным, то они избавились бы от всякого риска утонуть. Всю свою жизнь боролся он против иллюзии тяжести, относительно вредных последствий которой статистика доставляла ему все новые и новые доказательства. Сей бравый муж явился прообразом современных немецких революционных философов [4]4
Далее в рукописи перечеркнуто: «У немецкого идеализма нет никакого специфического отличия по сравнению с идеологией всех остальных народов. Эта последняя также считает, что идеи господствуют над миром, идеи и понятия она считает определяющими принципами, определенные мысли – таинством материального мира, которое доступно только философам.
Гегель завершил позитивный идеализм. У него не только весь материальный мир превратился в мир мыслей, а и вся история – в историю мыслей. Он не довольствовался тем, что регистрировал мысленные вещи, он пытался изобразить и акт их производства.
Немецкие философы, выбитые из мира своих грез, протестуют против мира мыслей, которому они… представление о действительном, телесном…
Все немецкие философские критики утверждают, что идеи, представления, понятия господствовали до сих пор над действительным миром людей и определяли его, что действительный мир есть продукт мира идей. Так это остается и по сей день, но так не должно быть впредь. Они отличаются друг от друга по тому способу, каким они хотят спасти человечество, изнывающее, согласно их взгляду, под властью своих собственных навязчивых мыслей; они отличаются друг от друга в зависимости от того, чтó именно они объявляют навязчивыми мыслями; но они сходятся в своей вере в это господство мыслей, они сходятся в своей вере в то, что акт их критической мысли должен привести существующее к гибели, – одни из них при этим полагают, что для этого достаточно их изолированной мыслительной деятельности, другие намерены завоевать общее сознание.
Вера, что реальный мир есть продукт мира идей, что мир идей…
Заблудившись в своем гегелевском мире мыслей, немецкие философы протестуют против господства мыслей, идей, представлений, которые до сих пор, согласно их взгляду, т.е. согласно иллюзии Гегеля, производили, определяли, держали под своей властью действительный мир. Они заявляют протест и прекращают…
Согласно гегелевской системе, идеи, мысли, понятия производили, определяли, держали под своей властью действительную жизнь людей, их материальный мир, их реальные отношения. Его бунтующие ученики перенимают это у него…». Ред.
[Закрыть].
Фейербах.
Противоположность материалистического и идеалистического воззрений
{2}
[I]Как возвещают немецкие идеологи, Германия проделала за последние годы переворот, который не имеет себе равного. Начавшийся со Штрауса процесс разложения гегелевской системы {3}превратился во всемирное брожение, охватившее все «силы прошлого». Во всеобщем хаосе возникали мощные державы, чтобы тотчас же снова исчезнуть, появлялись на миг герои, которых более смелые и более сильные соперники вновь низвергали во мрак. Это была революция, по сравнению с которой французская революция – лишь детская игра, это была мировая борьба, перед которой борьба диадохов {4}кажется ничтожной. С неслыханной стремительностью одни принципы вытеснялись другими, одни герои мысли сокрушали других, и за три года – с 1842 по 1845 – в Германии была произведена чистка более основательная, чем прежде за три столетия.
Все это произошло-де в области чистой мысли.
Как бы то ни было, мы имеем дело с интересным событием: с процессом разложения абсолютного духа. Когда в нем угасла последняя искра жизни, различные составные части этого caput mortuum [5]5
Буквально: мертвая голова, здесь в смысле: мертвые останки. Ред.
[Закрыть]распались, вступили в новые соединения и образовали новые вещества. Люди, промышляющие философией, существовавшие до той поры эксплуатацией абсолютного духа, набросились теперь на эти новые соединения. Каждый с величайшей старательностью стал заниматься сбытом доставшейся ему доли. Дело не могло обойтись без конкуренции. Вначале она носила довольно солидный, бюргерски-добропорядочный характер. Но затем, когда немецкий рынок оказался переполненным, а на мировом рынке, несмотря на все усилия, товар не находил спроса, все дело, на обычный немецкий манер, было испорчено фабричным и дутым производством, ухудшением качества, фальсификацией сырья, подделкой этикеток, фиктивными закупками, вексельными плутнями и лишенной всякой реальной почвы кредитной системой. Конкуренция превратилась в ожесточенную борьбу, которую нам теперь расхваливают и изображают как переворот всемирно-исторического значения, как фактор, породивший величайшие результаты и достижения.
Для того, чтобы оценить по достоинству все это философское шарлатанство, которое даже вызывает в груди почтенного немецкого бюргера столь приятные для него национальные чувства, чтобы наглядно показать мелочность, провинциальную ограниченность всего этого младогегельянского движения, а в особенности для того, чтобы обнаружить трагикомический контраст между действительными деяниями этих героев и иллюзиями по поводу этих деяний, – необходимо взглянуть на всю эту шумиху с позиции, находящейся вне Германии [6]6
Далее в рукописи перечеркнуто: «Мы предпосылаем поэтому специальной критике отдельных представителей этого движения некоторые общие замечания, выясняющие общие им всем идеологические предпосылки. Этих замечаний будет достаточно, чтобы охарактеризовать точку зрения нашей критики в той мере, в какой это необходимо для понимания и обоснования последующих отдельных критических очерков. Мы направляем эти замечания именно против Фейербаха, потому что он единственный, кто сделал хотя бы некоторый шаг вперед и чьи работы можно разбирать de bonne foi [всерьез].
1. Идеология вообще, в частности немецкая философия А. Мы знаем только одну-единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны: до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга. История природы, так называемое естествознание, нас здесь не касается; историей же людей нам придется заняться, так как почти вся идеология сводится либо к превратному пониманию этой истории, либо к полному отвлечению от нее. Сама идеология есть только одна из сторон этой истории». Ред.
[Закрыть].
Немецкая критика вплоть до своих последних потуг не покидала почвы философии. Все проблемы этой критики, – весьма далекой от того, чтобы исследовать свои общефилософские предпосылки, – выросли на почве определенной философской системы, а именно – системы Гегеля. Не только в ее ответах, но уже и в самих ее вопросах заключалась мистификация. Эта зависимость от Гегеля – причина того, почему ни один из этих новоявленных критиков даже не попытался приняться за всестороннюю критику гегелевской системы, хотя каждый из них утверждает, что вышел за пределы философии Гегеля. Их полемика против Гегеля и друг против друга ограничивается тем, что каждый из них выхватывает какую-нибудь одну сторону гегелевской системы и направляет ее как против системы в целом, так и против тех сторон, которые выхвачены другими. Вначале выхватывали гегелевские категории в их чистом, неподдельном виде, как, например, «субстанция» и «самосознание» [7]7
Основные категории Ф. Штрауса и Б. Бауэра. Ред.
[Закрыть]; затем профанировали эти категории, назвав их более мирскими именами, как, например, «род», «единственный», «человек» [8]8
Основные категории Л. Фейербаха и М. Штирнера. Ред.
[Закрыть]и т.д.
Вся немецкая философская критика от Штрауса до Штирнера ограничивается критикой религиозныхпредставлений [9]9
Далее в рукописи перечеркнуто: «выступившей с притязанием на роль абсолютной спасительницы мира от всякого зла. Религия все время рассматривалась и трактовалась как последняя причина всех противных этим философам отношений, как главный враг». Ред.
[Закрыть]. Отправной точкой служили действительная религия и теология в собственном смысле слова. Чтó такое религиозное сознание, религиозное представление – это в дальнейшем определялось по-разному. Весь прогресс заключался в том, что мнимо господствующие метафизические, политические, правовые, моральные и иные представления также сводились к области религиозных, или теологических, представлений, да еще в том, что политическое, правовое, моральное сознание объявлялось религиозным, или теологическим, сознанием, а политический, правовой, моральный человек – в последнем счете «человек вообще» – провозглашался религиозным человеком. Господство религии предполагалось заранее. Мало-помалу всякое господствующее отношение стало объявляться религиозным отношением и превращалось в культ – культ права, культ государства и т.п. Повсюду фигурировали только догматы и вера в догматы. Мир канонизировался во все большем объеме, пока, наконец, достопочтенный святой Макс [10]10
– Макс Штирнер. Ред.
[Закрыть]не смог объявить его святым en bloc [11]11
– целиком, от начала до конца. Ред.
[Закрыть]и таким образом покончить с ним раз навсегда.
Старогегельянцы считали, что ими все понято, коль скоро подведено под ту или иную гегелевскую логическую категорию. Младогегельянцы все критиковали, подставляя повсюду религиозные представления или объявляя все теологическим. Младогегельянцы разделяют со старогегельянцами их веру в то, что в существующем мире господствует религия, понятия, всеобщее. Но одни восстают против этого господства как против узурпации, а другие прославляют его как нечто законное.
Так как у этих младогегельянцев представления, мысли, понятия, вообще продукты сознания, превращенного ими в нечто самостоятельное, считаются настоящими оковами людей – совершенно так же, как у старогегельянцев они объявляются истинными скрепами человеческого общества, – то становится понятным, что младогегельянцам только против этих иллюзий сознания и надлежит вести борьбу. Так как, согласно их фантазии, отношения людей, все их действия и все их поведение, их оковы и границы являются продуктами их сознания, то младогегельянцы вполне последовательно предъявляют людям моральное требование заменить их теперешнее сознание человеческим, критическим или эгоистическим сознанием [12]12
Имеются в виду Л. Фейербах, Б. Бауэр и М. Штирнер. Ред.
[Закрыть]и таким путем устранить стесняющие их границы. Это требование изменить сознание сводится к требованию иначе истолковать существующее, чтó значит признать его, дав ему иное истолкование. Младогегельянские идеологи, вопреки их якобы «миропотрясающим» фразам {5}, – величайшие консерваторы. Самые молодые из них нашли точное выражение для своей деятельности, заявив, что они борются только против « фраз». Они забывают только, что сами не противопоставляют этим фразам ничего, кроме фраз, и что они отнюдь не борются против действительного, существующего мира, если борются только против фраз этого мира. Единственный результат, которого могла добиться эта философская критика, заключается в нескольких, да и то односторонних, историко-религиозных разъяснениях относительно христианства; все же прочие их утверждения, это – только дальнейшие приукрашивания их претензии на то, что они этими незначительными разъяснениями совершили якобы всемирно-исторические открытия.
Ни одному из этих философов и в голову не приходило задать себе вопрос о связи немецкой философии с немецкой действительностью, о связи их критики с их собственной материальной средой.
Предпосылки, с которых мы начинаем, – не произвольны, они – не догмы; это – действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это – действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собственной деятельностью. Таким образом, предпосылки эти можно [с. 4] установить чисто эмпирическим путем.
Первая предпосылка всякой человеческой истории – это, конечно, существование живых человеческих индивидов [13]13
Далее в рукописи перечеркнуто: «Первый историческийакт этих индивидов, благодаря которому они отличаются от животных, состоит не в том, что они мыслят, а в том, что они начинают производить необходимые им жизненные средства». Ред.
[Закрыть]. Поэтому первый конкретный факт, который подлежит констатированию, – телесная организация этих индивидов и обусловленное ею отношение их к остальной природе. Мы здесь не можем, разумеется, углубляться ни в изучение физических свойств самих людей, ни в изучение природных условий – геологических, оро-гидрографических, климатических и иных отношений, которые они застают [14]14
Далее в рукописи перечеркнуто: «Но эти отношения обусловливают не только первоначальную, естественно возникшую телесную организацию людей, в особенности расовые различия между ними, но и все ее дальнейшее развитие – или отсутствие развития – по сей день». Ред.
[Закрыть]. Всякая историография должна исходить из этих природных основ и тех их видоизменений, которым они благодаря деятельности людей подвергаются в ходе истории.
Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии – вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производитьнеобходимые им жизненные средства – шаг, который обусловлен их телесной организацией. Производя необходимые им жизненные средства, люди косвенным образом производят и саму свою материальную жизнь.
Способ, каким люди производят необходимые им жизненные средства, зависит прежде всего от свойств самих жизненных средств, находимых ими в готовом виде и подлежащих воспроизведению.
Этот способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что он является воспроизводством физического существования индивидов. В еще большей степени это – определенный способ деятельности данных индивидов, определенный вид их жизнедеятельности, их определенный образ жизни. Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает, следовательно, с их производством – совпадает как с тем, чтóони производят, так и с тем, какони производят. Чтó представляют собой индивиды – это зависит, следовательно, от материальных условий их производства.
Это производство начинается впервые с ростом населения. Само оно опять-таки предполагает общение[ Verkehr] индивидов между собой {6}. Форма этого общения, в свою очередь, обусловливается производством.
Взаимоотношения между различными нациями зависят от того, насколько каждая из них развила свои производительные силы, разделение труда и внутреннее общение. Это положение общепризнано. Но не только отношение одной нации к другим, но и вся внутренняя структура самой нации зависит от ступени развития ее производства и ее внутреннего и внешнего общения. Уровень развития производительных сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени развито у нее разделение труда. Всякая новая производительная сила, – поскольку это не просто количественное расширение известных уже до того производительных сил (например, возделывание новых земель), – влечет за собой дальнейшее развитие разделения труда.
Разделение труда в пределах той или иной нации приводит прежде всего к отделению промышленного и торгового труда от труда земледельческого и, тем самым, к отделению городаот деревнии к противоположности их интересов. Дальнейшее развитие разделения труда приводит к обособлению торгового труда от промышленного. Одновременно, благодаря разделению труда внутри этих различных отраслей, развиваются, в свою очередь, различные подразделения индивидов, сотрудничающих в той или иной отрасли труда. Положение этих различных подразделений по отношению друг к другу обусловливается способом применения земледельческого, промышленного и торгового труда (патриархализм, рабство, сословия, классы). При более развитом общении те же отношения обнаруживаются и во взаимоотношениях между различными нациями.
Различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными формами собственности, т.е. каждая ступень разделения труда определяет также и отношения индивидов друг к другу соответственно их отношению к материалу, орудиям и продуктам труда.
Первая форма собственности, это – племенная собственность {7}. Она соответствует неразвитой стадии производства, когда люди живут охотой и рыболовством, скотоводством или, самое большее, земледелием. В последнем случае она предполагает огромную массу еще неосвоенных земель. На этой стадии разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим расширением существующего в семье естественно возникшего разделения труда. Общественная структура ограничивается поэтому лишь расширением семьи: патриархальные главы племени, подчиненные им члены племени, наконец, рабы. Рабство, в скрытом виде существующее в семье, развивается лишь постепенно, вместе с ростом населения и потребностей и с расширением внешнего общения – как в виде войны, так и в виде меновой торговли.
Вторая форма собственности, это – античная общинная и государственная собственность, которая возникает главным образом благодаря объединению – путем договора или завоевания – нескольких племен в один городи при которой сохраняется рабство. Наряду с общинной собственностью развивается уже и движимая, а впоследствии и недвижимая, частная собственность, но как отклоняющаяся от нормы и подчиненная общинной собственности форма. Граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это – совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации. Поэтому вся основывающаяся на этом фундаменте структура общества, а вместе с ней и народовластие, приходит в упадок в той же мере, в какой развивается частная собственность, в особенности недвижимая. Разделение труда имеет уже более развитой характер. Мы встречаем уже противоположность между городом и деревней, впоследствии – противоположность между государствами, из которых одни представляют городские, а другие – сельские интересы; внутри же городов имеет место противоположность между промышленностью и морской торговлей. Классовые отношения между гражданами и рабами уже достигли своего полного развития.
С развитием частной собственности здесь впервые появляются те отношения, которые мы вновь встретим – только в более крупном масштабе – при рассмотрении современной частной собственности. С одной стороны, – концентрация частной собственности, начавшаяся в Риме очень рано (доказательство – аграрный закон Лициния) и развивавшаяся очень быстро со времени гражданских войн и в особенности при императорах {8}, с другой стороны, в связи с этим – превращение плебейских мелких крестьян в пролетариат, который, однако, вследствие своего промежуточного положения между имущими гражданами и рабами, не получил самостоятельного развития.
Третья форма, это – феодальная или сословная собственность. Если для античности исходным пунктом служил городи его небольшая округа, то для средневековья исходным пунктом служила деревня. Эта перемена исходного пункта была обусловлена редкостью и рассеянностью по обширной площади первоначального населения, которое приток завоевателей не увеличивал сколько-нибудь значительно. Поэтому, в противоположность Греции и Риму, феодальное развитие начинается на гораздо более обширной территории, подготовленной римскими завоеваниями и связанным с ними вначале распространением земледелия. Последние века приходящей в упадок Римской империи и само завоевание ее варварами разрушили массу производительных сил; земледелие пришло в упадок, промышленность, из-за отсутствия сбыта, захирела, торговля замерла или была насильственно прервана, сельское и городское население уменьшилось. Все эти условия, с которыми столкнулись завоеватели, и обусловленный ими способ осуществления завоевания развили, под влиянием военного строя германцев, феодальную собственность. Подобно племенной и общинной собственности, она покоится опять-таки на известном сообществе [Gemeinwesen], которому, однако, противостоят, в качестве непосредственно производящего класса, не рабы, как в античном мире, а мелкие крепостные крестьяне. Вместе с полным развитием феодализма появляется и антагонизм по отношению к городам. Иерархическая структура землевладения и связанная с ней система вооруженных дружин давали дворянству власть над крепостными. Эта феодальная структура, как и античная общинная собственность, была ассоциацией, направленной против порабощенного производящего класса; различны были лишь форма ассоциации и отношение к непосредственным производителям, ибо налицо были различные условия производства.
Этой феодальной структуре землевладения соответствовала в городахкорпоративная собственность, феодальная организация ремесла. Собственность заключалась [л. 4] здесь главным образом в труде каждого отдельного индивида. Необходимость объединения против объединенного разбойничьего дворянства, потребность в общих рыночных помещениях в период, когда промышленник был одновременно и купцом, рост конкуренции со стороны беглых крепостных, которые стекались в расцветавшие тогда города, феодальная структура всей страны – все это породило цехи; благодаря тому, что отдельные лица среди ремесленников, число которых оставалось неизменным при растущем населении, постепенно накопляли, путем сбережений, небольшие капиталы, – развилась система подмастерьев и учеников, создавшая в городах иерархию, подобную иерархии, существовавшей в деревне.
Таким образом, главной формой собственности в феодальную эпоху была, с одной стороны, земельная собственность, вместе с прикованным к ней трудом крепостных, а с другой – собственный труд при наличии мелкого капитала, господствующего над трудом подмастерьев. Структура обоих этих видов собственности обусловливалась ограниченными отношениями производства – слабой и примитивной обработкой земли и ремесленным типом промышленности. В эпоху расцвета феодализма разделение труда было незначительно. В каждой стране существовала противоположность между городом и деревней; сословная структура имела, правда, резко выраженный характер, но, помимо разделения на князей, дворянство, духовенство и крестьян в деревне и на мастеров, подмастерьев, учеников, а вскоре также и плебеев-поденщиков в городах, не было сколько-нибудь значительного разделения труда. В земледелии оно затруднялось парцеллярной обработкой земли, наряду с которой возникла домашняя промышленность самих крестьян; в промышленности же, внутри отдельных ремесел, вовсе не существовало разделения труда, а между отдельными ремеслами оно было лишь очень незначительным. Разделение между промышленностью и торговлей в более старых городах, имелось уже раньше; в более новых оно развилось лишь впоследствии, когда города вступили во взаимоотношения друг с другом.
Объединение более обширных территорий в феодальные королевства являлось потребностью как для земельного дворянства, так и для городов. Поэтому во главе организации господствующего класса – дворянства – повсюду стоял монарх [15]15
Далее в рукописи остальная часть страницы не заполнена текстом. Затем с новой страницы начинается резюме о сущности материалистического понимания истории. Четвертая, буржуазная форма собственности рассматривается ниже, в IV части главы, §§ 2 – 4. Ред.
[Закрыть].
