Текст книги "Пираты, каперы, корсары"

Автор книги: Карл Фридрих Май

Соавторы: Фридрих Герштеккер,Теодор Мюгге
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Все понятно, – широко улыбнулся парень, блестя глазами. – Да и заметь они там даже что-нибудь, не станут же они стрелять по судну, на котором их собственные офицеры, а уж вельбот-то нас не догонит, об этом мы позаботимся.

– Не услышали бы они только, как вы выбиваете скобу из якорной цепи. Допусти вы малейшую неосторожность, сразу весь бриг всполошится, да и оба эти парня – они ведь старые моряки и мгновенно поймут, что это означает.

– Да знаю, – усмехнулся малаец, – едва прилив ослабеет и судно перестанет натягивать цепь, мы это мигом сработаем. Жаль только этого якоря… Я на всякий случай привяжу к нему буек.

– Правильно, мы его еще поднимем, если, конечно, бриг не задержит его как заложника, – рассмеялся Мур. – Однако мне надо идти, чтобы гости чего-нибудь не заподозрили. Я могу на тебя положиться?

– Сайя, туан! – коротко ответил малаец.

Мур не произнес больше ни слова: он знал парня. Несколько минут спустя он с приготовленной заранее бутылкой входил уже в каюту, где его с нетерпением ожидали гости.

Тотчас же был подан ужин, и покуда внимание всех участников трапезы было поглощено едой, разговоры велись лишь урывками. Мур усердно налегал на содержимое бутылки, и даже Бен Али, мусульманин, полагая, видимо, что в море и грех – не грех, позволил себе некое отступление от строгих запретов Корана.

Пример был заразителен, и оба офицера тоже недолго заставили себя упрашивать, наслаждаясь, однако, крепким напитком с известной воздержанностью. Они понимали свою ответственность, и, не имея ни малейшего подозрения против развеселого капитана джонки, были достаточно разумны, чтобы не уронить своего достоинства и сохранить необходимую осторожность. Оба сидели тихо и молча, и время от времени, при малейшем шорохе на палубе, Боллард поднимался на несколько ступеней по маленькому трапу, откуда была видна вся джонка. Но их световой сигнал висел, как и прежде, реи были спущены, слышались только медленные, монотонные шаги вахтенного матроса.

Странная перемена произошла меж тем с серьезным и молчаливым ранее Бен Али. Вино развязало ему язык и, владея английским, хоть и с заметным акцентом, он почти не закрывал рта; рассказы из его весьма богатой всякими делами и случаями жизни, особенно интересные для моряков, так и сыпались один за другим. За два десятка лет, проведенных в Архипелаге на борту того или иного судна, он как свои пять пальцев изучил берега почти всех островов – от Китайских морей до Торресова пролива, не раз был ограблен пиратами, побывал в плену у австралийских аборигенов, служил толмачом на голландских военных кораблях и участвовал в сражениях с англичанами, служил на Яве, и лишь после того, как остров снова перешел к своим прежним обитателям, решил снова заняться торговлей и стать, наконец, господином самому себе.

Так прошел почти час. Еды на столе изрядно поубавилось. Насытившийся и размякший от вина Мур перевел разговор на паровое судно, затонувшее несколько лет назад у китайских берегов. Нагруженный богатыми ост-индскими товарами пароход наскочил на скалы, получил пробоину и той же ночью пошел ко дну. Спастись удалось лишь очень немногим. Боллард сказал, что на этом судне погиб и его отец.

– Ваш отец! – воскликнул развалившийся на диване с трубкой во рту Бен Али. – Значит, и он был среди тех несчастных, что приняли смерть в каюте, не имея возможности выбраться на волю?

– Бог знает! – вздохнул Боллард, поднимаясь со стула. – Это слишком печальная история, чтобы долго о ней вспоминать… Однако, я полагаю, скоро наступит отлив, самое время взглянуть на наш сигнал.

– Я отдал распоряжение на сей счет, – сказал Мур, также вставая из-за стола, – и хочу сам проследить, чтобы все было исполнено. Впрочем, как только прилив кончится, нам сюда сообщат. Кстати, о том судне. Вы не знаете, не подняли ли с него водолазы находившиеся на борту золотые слитки?

– Я думаю, да, – сказал Боллард. – И еще я думаю, не сошел ли с ума тот человек, что увидел весь этот ужас на борту утонувшего судна?

– Этот человек перед вами! – сказал посерьезневший сразу Бен Али глухим, неживым голосом. Рука, державшая трубку, безвольно опустилась, голова поникла, мрачный взгляд был неподвижно устремлен в дальний угол каюты.

– Вы? – воскликнул приготовившийся уже было подняться по трапу Боллард, растерянно поворачиваясь к арабу.

– Я, – подтвердил тот, медленно кивнув головой, – и до сих пор, стоит мне вспомнить о тех часах, сразу же сердце и душа цепенеют от ужаса.

– Вы должны рассказать нам об этом, – воскликнул Боллард, – я только на минутку поднимусь на палубу и сразу же снова спущусь.

– А я тем временем, – сказал Мур, поднимаясь вслед за обоими англичанами, – кое-что приготовлю, чтобы не так страшно было. Не зря же я купил в Батавии несколько корзин с шампанским. Вот, сегодня и проверим, настоящее ли оно.

Выбравшись на палубу, офицеры нашли, что все здесь осталось как и было до ужина. Прилив еще продолжался, хотя вода поднималась значительно медленнее. Только ветер слегка набрал силу и дул, как всегда в это время года, от норд-оста.

Мур открыл средний люк и спустился, чтобы достать шампанское, а Боллард с квартирмейстером прошли вперед, осмотрели все еще туго натянутые цепи, бросили взгляд на сигнальный фонарь, посмотрели на свой бриг, подсвеченный висевшим на его борту таким же фонарем, и медленно пошли назад к каюте. Люди на джонке, казалось, все спали, даже вахтенный китаец растянулся на палубе с подветренной стороны возле слегка приоткрытого среднего люка и молча смотрел в темное небо. Свет фонаря падал на его лицо.

– Удивительно тихая ночь сегодня, – сказал Мур, подходя к офицерам с бутылками шампанского в руках. – Но, думаю, к утру ветер усилится, по небу видно.

– Вполне возможно, – отозвался Боллард, глядя на норд-ост, – я даже полагаю, что это произойдет еще до рассвета. Но грунт здесь хороший, якорь держит крепко; если цепь не порвется – беспокоиться не о чем.

– Здесь вообще беспокоиться не о чем, – сказал Мур, – остров надежно прикрывает нас, ничего плохого не случится. Однако пойдемте же, джентльмены, шампанскому здешняя жара противопоказана. Чем скорее мы его выпьем, тем лучше. И потом, я и сам с нетерпением жду рассказа Бен Али. Он уже прилично накачался, но воспоминания о тех временах мигом его протрезвили.

Не оглядываясь больше на палубу, он спустился в каюту. Оба офицера последовали за ним. Араб все еще сидел в той же самой позе, в которой они его оставили. Трубка совсем погасла, а он, казалось не замечал ни ее, ни возвращения Мура и офицеров.

– Бой! Эй, бой, чистые стаканы! – крикнул Мур вверх, на палубу, и пригласил гостей снова занять свои места. – А теперь, Бен Али, облегчи душу. Эта история, похоже, глубоко встревожила тебя, так что поведай нам ее поскорее.

Чунг-И сам принес стаканы и тут же исчез из каюты. Встревоженный голосами араб резко вскинул голову, поднес мундштук к губам, попробовал сделать затяжку, потом медленно раскурил трубку от стоящей на столе свечи и сказал:

– Ты прав, друг. Тот день камнем давит мне душу, и я думаю, не без причины. Мне придется снова окинуть мысленным взором картины тех страшных часов. Время, которое лечит все раны, порядком смягчило прежнюю резкость этих картин, и мои слова не обладают уже прежней силой, иначе у вас от ужаса встали бы дыбом волосы.

– Черт побери, – сказал квартирмейстер, с любопытством вглядываясь в бледное лицо мусульманина, – вы говорите так, будто видели перед собой призраки!

– Призраки! – воскликнул Бен Али, дико сверкнув глазами. – Слушайте же, слушайте и судите сами… Так вот, было это так. Я только что вернулся с Явы на маленькой шхуне, которую один мой земляк, постарше меня, купил в Батавии. Я был ее совладельцем. Прибыль, которую мы выручили за рейс от Кантона, оказалась очень незначительной, потому что мы угодили в тайфун, получили изрядные повреждения и вынуждены были заплатить кучу денег, чтобы наше маленькое суденышко вновь стало пригодным к плаванию. Тогда-то я услышал о потонувшем пароходе с сокровищами на борту, и о том, что английский резидент в Кантоне посулил большую награду тому, кто снова вытащит на свет божий серебро и золото из кают.

Я смолоду был прекрасным пловцом и еще лучшим ныряльщиком. Я мог держаться под водой дольше любого из моих товарищей и часто забавы ради доставал с не очень большой глубины брошенные в море предметы. Награда соблазнила меня, и я решил испытать судьбу. Судно лежало на сравнительно мелком месте, поэтому я чувствовал себя довольно уверенно и не сомневался, что затея мне удастся.

Пока Бен Али говорил, Мур взял со стола горящую свечу и, прихватив из стоявшего на столе ящичка сигару, отошел в уголок, чтобы раскурить ее. Там стоял незамеченный или оставленный без внимания остальными компас. Одного взгляда на него моряку было вполне достаточно, чтобы сообразить, что прилив кончился и начался отлив. Судно стало разворачиваться. Он поставил свечу обратно на стол, взял одну из бутылок, ловко поддел ее пробку большим пальцем и, не прерывая рассказа, выстрелил ею прямо в дверь.

– Английский бот, снаряженный всем необходимым, доставил меня на место, где над поверхностью воды можно еще было видеть торчащий топ грот-мачты. Был один из чудесных тихих дней между обоими муссонами, и море было так прозрачно, что с бота можно было отчетливо разглядеть лежавшее на грунте судно. Англичане взяли с собой и водолазный колокол, в котором меня должны были опустить на палубу затонувшего парохода и в который я мог бы время от времени возвращаться, чтобы перевести дыхание. Как пройти с палубы в каюты, я должен был решить сам, на месте. В соответствии с точнейшими описаниями, я знал, где найти золото, однако решение трудной и опасной задачи, как пробраться в темные каюты, оставалось пока неясным, А вдруг мне не хватит воздуха, и я не смогу достаточно быстро вернуться в водолазный колокол – тогда мне конец. А тут еще мне сказали, что там, внутри, я, возможно, обнаружу мертвецов и чтобы я, случись этакое, не пугался. К прочному мешку, который я брал с собой, чтобы складывать находки, был прикреплен специальный линь, с помощью которого его можно было сразу же поднимать наверх.

Утяжеленный грузом и полный мужества, я отважно скользнул в пучину, ибо золото – самый лучший магнит и затягивает людей в земные пропасти, в просторы морей и пески пустынь. Однако я не представлял, что в погоне за золотом можно спуститься даже в могилу.

– В могилу? – повторил Боллард.

– Слушайте же, – сказал араб тихо, почти шепотом. – В колоколе я легко опустился на палубу рядом с трапом, ведущим в капитанскую каюту. Уже здесь дорогу мне преградило мертвое тело, зацепившееся за что-то одеждой и плавающее у самых верхних ступеней трапа. Я преодолел охвативший меня страх, схватил утопленника, без усилий отцепил его, и он как пробка пошел вверх. Не повернув головы ему вслед, я поспешил вниз по широкому, но не очень длинному трапу, чтобы как можно лучше использовать столь скупо отпущенное мне время. С большим трудом преодолевая давление воды по ту сторону, я открыл дверь и окаменел: из окружающего меня смутного полумрака, из каждого угла, изо всех закоулков, с палуб, с подволока, из-под стола и от иллюминатора, отовсюду на меня скалился ужас.

Он смолк и закрыл лицо правой ладонью, будто стараясь прогнать воспоминания, вновь заставившие кровь бешено пульсировать в жилах. Наконец, он поднял голову, единым духом опустошил стоявший перед ним стакан и продолжил:

– То, что я увидел, было страшно: каюта, полная трупов, которые шевелились, движимые водяным вихрем, образовавшимся при открывании двери. Прямо передо мной под столом лежала женщина с поднятой головой и устремленным ко мне как бы с мольбой о помощи лицом. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Иные, вцепившиеся в агонии в привинченные к палубе стулья, и после смерти не ослабили своей хватки и выглядели дико и жутко. Но самый ужасный мертвец, прижатый к подволоку, плавал прямо у меня над головой, едва не касаясь моего лица холодными пальцами. Женщина с прижатым к груди маленьким ребенком и двое мужчин, один в военном мундире, другой в индийской одежде, медленно, в такт колебаниям воды, покачивались посреди каюты с повисшими как плети руками и ногами, с поникшими головами, оборотясь ко мне своими раздувшимися лицами и глядя на меня сверху вниз выпученными глазами.

Больше я ничего не видел. У меня помутилось в голове, я помню только, как с придавшим мне силы отчаянием рванулся назад к двери, поднялся по трапу и яростно заработал руками и ногами, стремясь наверх, к свету, к воздуху.

Почти без сил, принятый поначалу людьми в боте за второго утопленника, я был выловлен ими из воды. Потребовалось немало времени, чтобы я полностью пришел в себя и решился снова спуститься на судно, к перепугавшей меня компании.

Во второй раз я хоть знал, по крайней мере, что меня ожидает, и когда покойники пытались коснуться меня распухшими конечностями, я, дрожа от страха, увертывался от них и искал золото. Для этого мне пришлось взломать ящик, стоявший в главной каюте. Инструмент у меня с собой был, но находиться там так долго, как требовалось, я не мог, и вернулся, чтобы отдышаться, на этот раз в водолазный колокол. Семь раз я проникал таким способом в каюту и наполнил, наконец, мешок, который по моему сигналу был поднят на бот, и потонувшие сокровища снова осветило солнце.

В восьмой раз, отдохнув несколько часов на боте и вдоволь надышавшись свежим воздухом, я снова спустился туда, чтобы взломать капитанский секретер, в котором должна была находиться изрядная сумма денег в испанских долларах. Снова я вошел в это, ставшее уже привычным, мрачное помещение. Между диваном и дверью капитанской каюты был зажат стул, и я его выдернул. Сделал я это быстро и, не оглядываясь, двинулся дальше, как вдруг лежавшая до этого на диване женщина, чье платье было, видимо, прищемлено этим стулом, взметнула вверх руки. Я в ужасе повернулся к ней: она приподнялась и, в упор глядя мне в лицо остекленевшими глазами и простирая руки, будто хотела схватить нарушителя вечного покоя, внезапно ринулась ко мне.

Для человеческих нервов это было слишком. У меня кровь застыла в жилах. Бросив в ужасе груз, который держал в руке, я ринулся к двери. Однако став более легким, я тут же был вытеснен водой к подволоку, между прижатых к нему трупов. Я в отчаянии отпихивался от мертвых, раздувшихся тел, которые медленно разворачивались и, казалось, так и норовили ухватить меня. Я чувствовал, что мне недостает воздуха, мысленно уже видел себя погибшим, мертвым среди этих страшных утопленников, сотоварищем их ужасного клана. Однако это же отчаяние подтянуло мои нервы: с большим трудом я сумел все же погрузиться поглубже и добрался наконец до двери.

Я спасся, но никакие силы на свете, никакие виды на золотые сокровища не могли бы соблазнить снова спуститься на это ужасное судно. Англичане предлагали мне половину серебра, которое я там обнаружил, они обещали мне…

– Что это было? – прервал рассказ квартирмейстер, вскакивая со стула.

– Похоже, рея скрипнула, – сказал Боллард, тоже поднимаясь на ноги. – И качка стала сильнее…

– Добавили парусов, – спокойно сказал Мур, снова наполняя стаканы. – Надеюсь, джентльмены, никто из вас не страдает морской болезнью?

Ничего не ответив, Боллард в два прыжка был уже на последней ступеньке трапа и, не тронутый никем из стоявших там малайцев, увидел к своему ужасу, что джонка с раздутым от ветра большим циновочным парусом скользит в стремительном беге по слегка завивающимся в барашки волнам.

– Измена! – крикнул лейтенант, выхватывая из-за пояса пистолет и стреляя в воздух. – Измена! Где сигнальный фонарь?

– Он спокойно стоит на буйке, на месте прежней нашей якорной стоянки, – хладнокровно ответил поднявшийся вслед за ними Мур. – Боюсь, сэр, что они там, на бриге, ваш сигнал уже не услышат.

– Сэр, – воскликнул молодой офицер, – это подло, это…

– Стоп, молодой человек! – прервал его суровый, с грозными нотками голос капитана джонки. – Я знал бы, как ответить на это, не будь вы… моим пленником. На первый раз я прощаю вам этот скулеж по обманутым надеждам и обещаю, что пока вы и ваш квартирмейстер будете вести себя прилично и спокойно, на “Оранг Макане” вам бояться за себя нечего. Все дальнейшее зависит от вашего поведения.

– Вы забыли однако, сударь, – гневно ответил ни в малейшей степени не оробевший от грозных слов Боллард, – что по данному мною сигналу уже спешит на помощь наш вельбот. Стоит ему подойти на пистолетный выстрел – и вы пропали.

– Вы, наверное, были бы правы, – усмехнулся Мур, – случись это несколько позже, с наступлением рассвета, чтобы ваш бриг мог поддержать вельбот пушками. А сейчас такой опасности для нас нет. Видите два огня там, вдалеке? Один из них – на борту вашего грозного брига, а второй, несколько красноватого оттенка, немного правее первого, – ваш сигнальный фонарь, который мы сняли и осторожненько опустили на воду, закрепив на буйке. Ха! Он скрылся. Теперь опять горит… О, да это ваш вельбот ходит там между фонарем и нами, и мне сдастся, ваши друзья уже разгадали нашу маленькую, невинную хитрость. Смотрите, ваш фонарь уже на борту брига! Это действительно жестоко – тревожить по таким пустякам сладкий сон гонконгских властей!

Раскатистый гром пушечного выстрела вспорол ночную тишину, не дав ему договорить. Однако джонка была уже далеко, и большущий циновочный парус, не заслоняемый больше от ветра крутыми горами острова, резво гнал стройное суденышко по вспененному морю.

Боллард был достаточно опытным моряком и с одного взгляда понял, что побег джонки кончится удачей: погоня в темноте – предприятие крайне сомнительное. Снимись даже бриг с якоря и поставь паруса, чем они сейчас, без сомнения, и занимаются, все равно достаточно ему разойтись с джонкой по направлению всего на одно деление компасной картушки, и с рассветом оба судна окажутся разделенными многими милями.

Все огни на борту джонки тотчас же потушили или завесили так, чтобы они не были видны снаружи. Расстояние между нею и ее врагами с каждой минутой становилось все больше.

– И что же вы намерены с нами сделать? – спросил, наконец, Боллард, сжав зубы в бессильной ярости. – Мы ведь теперь в вашей власти!

– Как мои гости, разумеется, – рассмеялся Мур. – Прежде всего, мы спустимся вниз и выпьем еще шампанского, а Бен Али должен досказать нам конец своей истории.

– Издеваться над пленным врагом! Вы находите, что это по-джентльменски? – резко оборвал его Боллард.

– Вы правы, – сказал Мур, посерьезнев, – и я прошу у вас за это прощения. А теперь, – продолжил он ровным тоном, – я должен вам немного разъяснить, как обстоят дела. Подозрения, выдвинутые теми обоими китайскими господами против меня и моего славного судна, безусловно, не лишены оснований, и обыск джонки был бы мне менее всего желателен, потому что у меня в трюме куча до зубов вооруженных бравых парней, которых могли, чего доброго, обнаружить и известить гонконгские власти, что мой маленький “Оранг Макан” вовсе не столь безобиден, каким хочет казаться и соответствует скорее своему названию, чем внешности. Благодаря традиционно затяжному и ленивому стилю работы пересаженной сюда европейской полицейской системы я выиграл время и сумел избежать всех этих неприятностей. К сожалению, мне не оставалось при этом ничего другого, как взять вас с собой. Покоритесь спокойно неизбежности, и я даю вам слово, что здесь, на борту, ни один волос не упадет с вашей головы, что вы пробудете с нами, пока не предоставится случай пересадить вас на какое-нибудь мирное судно или высадить где-либо на берегу. Это единственное, что вам остается.

– Бриг будет вас преследовать, – резко бросил Боллард.

– Вполне возможно, – рассмеялся Мур, – только отыскать-то меня трудновато. Предоставьте уж это моим заботам. И ни в коем случае не пытайтесь помешать моим планам. В остальном же – каюта, как и прежде, к вашим услугам, или вы предпочитаете палубу?

– Если я вам здесь не помешаю, – прервал его Боллард, – то хотел бы просить вас оставить меня на палубе.

– Как прикажете, – последовал любезный ответ пирата. – Что мы здесь делаем, чем занимаемся – никаких секретов от вас нет. Напротив, меня только порадует, если вы станете свидетелем, чтобы доложить обо всем вашему командующему, которому я сердечно кланяюсь. Ну, а случись, что мы и в самом деле попадемся на глаза вашему бригу, чему я, впрочем, абсолютно не верю, я попрошу вас сойти вниз. Вы ведь понимаете, что в подобных обстоятельствах любые сигналы, которые можно подать отсюда, с борта, нам вовсе ни к чему.

Боллард холодно поклонился пирату, и с этой минуты был предоставлен самому себе – смотри, что хочешь, перенимай, что считаешь полезным.

Джонка еще несколько часов двигалась тем же курсом, пока далекие огни Гонконга совсем не скрылись за горизонтом. Вдруг реи пошли вниз, судно описало дугу и легло в дрейф, а ловкие руки мигом сняли с рей новые, броские, светлые циновочные паруса и приготовили взамен их старые, потемневшие от времени. На мачту подняли пестрый вымпел, какие обычно развеваются на китайских джонках, а само судно освободили от всего, что хоть как-то отличало бы его от заурядного купеческого парусника. Но и покончив со всем этим, джонка не выказывала не малейшего намерения бежать дальше. С голыми мачтами она медленно дрейфовала под ветер. Все огни были по-прежнему потушены.

До рассвета оставалось еще далеко, и на джонке, казалось, все безмятежно спали. Исключая двух вахтенных, несущих службу на кормовой надстройке, остальная команда спокойно отдыхала в своих койках. Стоило, однако, появиться на востоке первым робким напоминаниям о приближении грядущего дня, как пестрый экипаж немедленно развил хлопотливую, бурную деятельность.

Боллард всю ночь так и не сомкнул глаз, не теряя надежды, что бриг все же отыщет их и пойдет на сближение, и тогда он, обманутый пиратами лейтенант, рискуя жизнью, сумеет все же подать кораблю условный сигнал. Однако бриг так и не появился, а Боллард, к великому своему удивлению, увидел в утренней полутьме, что по палубе снуют взад-вперед бронзово-смуглые вооруженные парни. Они сноровисто вытащили из трюма длинную, хоть и не очень большого калибра, пушку и укрепили ее на хитро спрятанном до поры поворотном лафете. Мирное купеческое судно на глазах обращалось в отнюдь не редкую для этих морей пиратскую джонку. Покидать облюбованное место она, судя по всему, не собиралась и лишь потихоньку двигалась вперед, влекомая ветром. Увеличили только число вахтенных да послали еще двух матросов на мачты, откуда лучше было вести наблюдение.

Последние вершины островных гор давно скрылись за горизонтом. Однако внимание вахтенных занимало в основном именно это направление. Может, они видят бриг? Но нет, на него нигде не было даже намека. Скорее всего, он так и остался на своей старой якорной стоянке на рейде, или, не заметив их в темноте, проскочил мимо джонки, как и рассчитывал Мур с самого начала. Так или иначе, для Болларда и его квартирмейстера не оставалось иного выбора, кроме как покориться неизбежности и терпеливо ждать.

– Две джонки с норда! – крикнул вдруг с мачты около одиннадцати утра зоркий наблюдатель.

– Направление?

– Зюйд-ост, идут в полветра.

Тут же на палубе появился Мур с подзорной трубой, чтобы получше рассмотреть замеченные суда. Вслед за ним – впервые за все время пребывания англичан на джонке – вышел и Бен Али. Длинный восточный халат он сбросил и остался в коротких штанах и такой же куртке. Из-под широкой, пестрой ситцевой перевязи, спускавшейся с левого плеча под правую руку, виднелись стволы нескольких пистолетов и малайский крис. Держа сверх того в правой руке еще и ружье, он поднялся по трапу, и не обращая ни малейшего внимания на англичан, занял свое место на верхней палубе.

Обе джонки приблизились настолько, что их можно было уже разглядеть невооруженным глазом. А “Оранг Макан” все еще бездействовал, держась с единственным коротким паруском круто к ветру и не покидая своего места.

– Мистер Боллард, – обратился подошедший к офицеру Мур, – видите вы эти два судна?

– Разумеется, сэр.

– Это нагруженные опиумом китайские джонки, получившие свой ценный товар в Гонконге, чтобы перепродать затем с большим барышом этот дорогой яд своим землякам на Суматре и других островах. Ведь так?

– Я об этом ничего не знаю, – уклончиво ответил лейтенант. – Разумеется, суда приходят в Гонконг и с этой целью. Что же касается этих двух джонок, то, если не ошибаюсь, именно из-за них-то вы и попали под подозрение в Гонконге, а я оказался у вас на борту.

– Я тоже так думаю, – рассмеялся Мур. – Однако, как ни прискорбно, все эти предосторожности оказались тщетными.

– Вы хотите…

– Брать обе джонки на абордаж. Или хоть бы одну: на оба груза у нас, вероятно, трюмов не хватит. Таково уж проклятое неудобство моего маленького суденышка, не позволяющего мне расширить предприятие. Может, сегодня представится случай.

– Одумайтесь! – испуганно воскликнул Боллард. – Ведь вы же преступаете морские законы всех цивилизованных наций, и если вас схватят…

– То обязательно повесят, – хладнокровно докончил за него Мур. – Я знаю об этом. Только не стоит беспокоиться. Единственная моя забота – не утруждать ваш морской суд, и я постараюсь не встречаться с ним на узенькой дорожке. Однако, джонки уже близко… Мистер Боллард, благоразумие побуждает меня отослать вас вниз, с одной стороны, чтобы вы не могли стать свидетелем против меня, с другой же, чтобы помешать вам причинить мне при случае какой-нибудь вред. Однако первая причина меня не пугает, что же касается второй, то вы и ваш товарищ можете, если хотите, оставаться на палубе, при условии, что оба дадите честное слово не вмешиваться в схватку, случись, не дай бог, этакое. Обдумайте все хорошенько, – продолжил он, видя, что Боллард тянет с ответом, – у нас есть еще четверть часа. До истечении этого срока прошу вас сообщить мне свое решение.

Меж тем джонки быстро приближались, и на “Оранг Макане” передний парус начал медленно подниматься. Боллард понял, что Мур непременно хочет зайти с подветра, чтобы добыча побыстрее вышла на него. Он привелся покруче к ветру, будто держа курс на Гонконг.

Впрочем, и на обеих китайских джонках тоже заметили дрейфующее под маленьким парусом судно и, заподозрив, видимо, что-то неладное, сошлись поближе друг к другу и разом увалились на несколько румбов, чтобы избежать встречи с чужой джонкой.

А “Оранг Макан”, казалось, их даже и не замечал. Он упрямо держал прежний курс и ставил свой обычный парус. Однако на опиумных джонках недолго сомневались в его истинных намерениях, ибо едва он выиграл у них ветер, как тут же сделал поворот и, как коршун, погнался за ними. Поначалу китайцы заколебались, не зная, что делать, и продолжали держаться рядом. Но вскоре, видимо, согласовали план сражения, потому что вдруг разделились: одна еще сильнее увалилась под ветер, пытаясь под полными парусами оторваться от погони, другая же, напротив, привелась покруче к ветру и, казалось, решила ожидать противника.

– Видишь, какие хитрецы, Бен Али? – злобно оскалив зубы, спросил Мур и, оттолкнув рулевого, сам встал к рулю и пустился наперерез первой джонке.

– Может, и бриг тоже идет этим курсом, – спокойно возразил араб, – вот почему медленная джонка и рвется к нему под крылышко, та же, что побыстрее, должна увести нас от нее и задержать здесь.

– Возможно, – кивнул Мур, – только они ошибаются в своих расчетах. Главное, захватить ту, что быстрее, а уж со второй-то мы и после разделаемся.

Погоня была недолгой. Пиратская джонка оказалась куда быстроходнее тяжело нагруженного купеческого судна. Не более, чем через полчаса, “Оранг Макан” уже поровнялся со своей жертвой, и Мур прокричал ей приказ сдаваться.

Вторая джонка сделала было вид, будто собирается повернуть и поспешить на помощь товарищам, однако капитан ее, поглощенный одной заботой – спасти свой груз – видимо передумал, и удирал теперь без оглядки на всех парусах к зюйду. Расчет его строился, разумеется, на том, что разграбление первой джонки подзатянется, и догнать его будет уже невозможно. Однако Мур думал иначе. Он передал руль Бен Али и прошел на бак к своим людям, чтобы возглавить абордажную команду. Поравнявшись со стоявшим у фальшборта офицером, он остановился и сказал:

– Ну, сэр, начинается! Посмотрите, как мы явимся с визитом к этим длиннокосым. Отсюда, сверху, хотите смотреть, или предпочитаете пройти вниз?

– Я не вижу, чтобы эти трусливые тюфяки там, на джонке, собирались хоть как-то сопротивляться, – ответил лейтенант. – Они мечутся там, беспомощные и растерянные. При таких обстоятельствах мне наверняка не предоставится удобного случая выступить против вас.

– Но ведь вы же дали честное слово, что вместе со своим квартирмейстером будете вести себя спокойно, ни во что не вмешиваясь?

– И еще раз даю, за себя и за него.

– Ну, так-то лучше, а теперь – за работу!

– Надеюсь, вы не станете проливать кровь этих несчастных? – крикнул ему вдогонку Боллард.

– Не собираюсь, – ухмыльнулся Мур, – разве что они сами меня к этому вынудят.

Бен Али повторил тем временем китайскому капитану на его родном языке приказ о сдаче, и тот, понимая, должно быть, что спасения ждать неоткуда, велел спускать реи. “Оранг Макан” скользнул бортом по борту китайской джонки, с грохотом спустил свои реи, и в тот же миг на палубе “китайца” стало тесно от смуглых, увешанных оружием парней, перепрыгнувших туда с пиратского судна. Китайские моряки застыли от ужаса, однако абордажная партия не обратила на них ни малейшего внимания, а кинулась с топорами в руках к мачтам. Часть малайцев слегка приподняла реи, чтобы набрать в паруса немного ветра, другие же принялись рубить мачты, через несколько минут рухнувшие под мощными ударами топоров. Джонка, словно лишенная крыльев птица, безвольно закачалась на волнах.

Мур пронзительно свистнул, отзывая своих людей назад, на борт “Оранг Макана”. Те мгновенно повиновались. Сноровистые руки разом перерубили тросы, удерживающие захваченное судно, реи снова взлетели на мачты, и не успели перепуганные китайцы сообразить, что к чему, как страшный враг, только что взявший их на абордаж, бросив свой трофей на произвол судьбы, уже мчался на раздутых парусах вдогонку второй джонке. Однако спасения это им отнюдь не сулило. Мур верно рассчитал, что покалеченное судно никуда не денется, и переключился на новую охоту.