Текст книги "Замуж за Дракона (СИ)"

Автор книги: Кария Гросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Я прочел твои письма.

Как будто это все объясняло.

– Мои письма?

– Те, которые ты писал мне. Каждую неделю с того дня, как уехал.

Ему потребовалось несколько часов, чтобы прочитать их. И перечитать, пытаясь разобраться во всем. Он мог бы встать, выйти из номера и сделать вид, что все хорошо. Но это не так. Не будет, пока он не скажет это.

– Ты не читал их до этого? – Отец подался вперед. – Я не понимаю.

– Нет, никогда не читал, ясно?

Он снова почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, испепеляющим взглядом автоответчик. Желающим, чтобы папа уже прекратил оставлять бесячие сообщения.

– Я злился на тебя. Сказал маме, чтобы выбросила их. – У него вырвался хриплый смех. – Но она не выбросила. Она их сохранила. Все до одного. Каждое письмо, каждую открытку, каждое фото. Ты правда не умеешь вовремя остановиться, да?

– Полагаю, да. – Улыбка отца дрогнула. – Я этого не хотел, Таннер. Я никогда не планировал уезжать. Не так.

Таннер знал. Теперь знал много больше. Больше, чем хотел бы.

– Мама рассказала мне правду. – Он провел пальцем по мягкой обивке кресла. – Рассказала, что не могла справиться с Марни, что практически выгнала вас обоих.

Все это время он винил отца за то, что тот уехал, бросил его. Разрушил семью. Но мама тоже была виновата.

И Таннеру надо простить их обоих.

– Я смирился с тем, что наш брак распался, – сказал отец, – но мог бы настоять на встречах с тобой. Но я хотел защитить тебя от Марни. Она много лет была слишком нестабильна.

– У тебя другие дети.

Таннер не собирался обвинять отца, но прозвучало именно так. И ощущалось именно так.

Отец размял пальцы на левой руке, и солнце отразилось в широком обручальном кольце.

– Мы со Сьюзан сделали все возможное, чтобы Марни жила с нами. В конце концов у нас не осталось выбора. После возвращения в Сиэтл мы нашли интернат недалеко от нас. По выходным Марни жила у нас.

– Она никогда мне не рассказывала. – Таннер не узнавал собственный голос. Как он переживет остальное, не расклеившись? – У нее бывали плохие времена и тут, когда она приехала жить с нами. Я научился справляться с ней, все равно любил ее. – Он стиснул колени и отдался горю. Позволил горю подняться на поверхность. – Она пыталась заставить меня поехать навестить тебя, познакомиться со Сьюзан и детьми. Она всегда хотела все исправить.

Брайан уронил голову:

– Мне кажется, что я подвел ее. Подвел всех вас.

Таннер мысленно перебирал тысячу причин, почему он согласен с этим заявлением. Ждал, когда поднимется злость, готовясь сострить.

Но злость не приходила.

– Я больше не хочу жить в прошлом, папа.

Отец поднял голову, в глазах блестели слезы.

– Ты долго цеплялся за него.

– Да. – Таннер хмыкнул и криво улыбнулся. – Похоже, я тоже не умею вовремя остановиться.

– Похоже, сейчас подходящее время.

– И я так думаю. – Таннер облегченно выдохнул, заметив улыбку на отцовском лице. Но это еще не все. – Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что выгнал тебя из своей жизни. Не говорю, что это будет легко, но, если ты готов дать мне шанс, надеюсь, мы сможем начать с чистого листа.

– Здесь нечего прощать, Таннер, – сказал папа. – Если кто и должен просить прощения, так это я.

Таннер провел тыльной стороной кисти по глазам и кивнул:

– Считай, что уже прощен.

Папа встал, подошел к нему и протянул руку. Таннер встал и пожал отцовскую руку. А потом позволил притянуть себя в крепкие объятия, и его сразу затопило тепло. Это больше, чем он надеялся, о чем молился или смел мечтать. Он планировал в самом лучшем случае покинуть этот номер лишь чуть облегчив бремя. Но оно исчезло совсем.

И Таннер наконец был свободен.

33

Натали проснулась от застрявшего в горле крика. Очередной кошмар. Когда же они закончатся?

Она бросила взгляд на часы на прикроватной тумбочке и застонала. Пять утра. Среда.

Она превращается в Таннера. Чудесно.

Натали оделась, сунула ноги в кеды и на цыпочках спустилась вниз. Когда она вошла на кухню, собаки поднялись, завиляв хвостами.

– Хорошо. – Поскольку было еще темно, она взяла фонарик и пошла к двери. – Идем.

Ноябрьский воздух был наполнен холодом, который заставлял Таннера хмуриться, напоминая про слухи о суровой зиме. Натали молилась, чтобы этого не случилось. С тех пор как они приняли решение о переезде детей в Сиэтл, он проводил с ними как можно больше времени. Они возили детей на пикники, в кино, даже в торговый центр по просьбе Джени.

Натали гордилась Таннером за то, что съездил поговорить с Рэнсом и своим отцом. Мужчины улетели обратно в Сиэтл, но все вместе они обсуждали дату переезда, которая лучше всего подошла бы детям. Вероятно, на День благодарения.

И теперь, когда Натали приняла собственное решение в отношении «Майлиос», пришло время разобраться с остальным. Время посмотреть в глаза прошлому и наконец освободиться от чувства вины, которое она испытывала много лет.

Натали прошлась по рядам лоз и под конец устроилась на качелях. Собаки гонялись за кроликами, а она смотрела, как в доме в конце дороги загорается свет. Десять минут спустя к ней с лаем подбежала Гвен. Остальные собаки присоединились, и они унеслись вглубь виноградника. Заметив в предрассветной дымке приближающегося Таннера, Натали подняла руку.

– Ты рано, – улыбнулся он, но скоро улыбку сменил зевок.

– Не спится.

– Ты разговариваешь с моими лозами, Мышка?

– Нет. – Натали подавила смешок. – Ты так делаешь?

Она очень правдоподобно представила, как он по ночам уговаривает растения.

– Иногда. – Он пожал плечами и встал лицом к ней. – И если они меня не слышат, то слышит Бог, так что разговор не совсем односторонний.

– Учту.

Ее улыбка не продержалась долго. Нависшее над ней недоброе предчувствие словно увеличилось в размере. Она вытерла щеки и отвела взгляд.

– Натали? Иди сюда.

Он раскрыл руки, и она шагнула в его объятия, уткнувшись в мягкую толстовку.

– Что такое? – Он шагнул назад, поднял ее подбородок и нахмурился. – Откуда слезы?

Она набрала в легкие сладкий воздух:

– Не знаю. Я... просто у меня такое чувство, что все заканчивается.

– Заканчивается?

Таннер покачал головой, взяв ее лицо в ладони.

Она кивнула, борясь с мыслями.

– Мне надо домой, Таннер. Надо поговорить с родителями. Рассказать маме правду про аварию. Официально завершить дела. Так будет правильно.

Он внимательно смотрел на нее:

– Но ты же вернешься. Верно?

– Планирую. – Она позволила себе улыбнуться. – Но будешь ли ты здесь, когда я это сделаю?

Таннер улыбнулся:

– Ты хорошо научилась меня читать.

Они дошли до патио и сели на скамью. Он обнял ее, и они смотрели, как над холмами поднимается солнце, раскрашивая их красным и желтым. Он погладил ее по голове и поцеловал в макушку.

– Мы решили отвезти детей в Сиэтл перед Днем благодарения. Потом мама вернется домой, а я останусь подольше.

– Хорошо.

Натали переплела их пальцы, изучая вены на его руках. Встретилась с его внимательным взглядом и пожалела, что все именно так.

– Что они думают?

Таннер нахмурился:

– Они в порядке. Понимают, что он их папа и почему это правильно. Понятно, им не очень хочется уезжать, но я уверен, что как только они окажутся там, то быстро успокоятся.

Печаль в его голосе вызвала у нее новый приступ слез.

– Как думаешь... я хочу сказать, ты не думал переехать туда?

Она со страхом ждала ответа.

Таннер вздохнул и откинулся на спинку скамьи.

– Иногда, да. Но моя жизнь здесь, Нат. Я не могу все бросить. Они справятся без меня. Не уверен, что я справлюсь без них, но...

Натали обвила его руками:

– Мне так жаль.

– Я знаю. – Он вздохнул. – Как бы ни было больно, я смирился с этим.

– Завидую тебе, – прошептала Натали. – Думаю, поэтому мне и надо съездить домой. Чтобы я наконец смогла отпустить прошлое.

Таннер слегка выпрямился и посмотрел ей в глаза:

– Ты сможешь, Натали. Все будет хорошо.

– Надеюсь. – Натали улыбнулась. – Полагаю, нам придется оставить все на дядю Джеффа, пока нас не будет.

– Думаю, ему понравится. – Таннер лукаво улыбнулся. – Чувствую, он останется независимо от винодельни.

– Они с твоей мамой выглядят счастливыми. – Натали была счастлива за обоих. – Что ж, нам предстоит многое сделать, это точно.

Они нашли идеальное место для дегустационного зала. Около озера. Он будет небольшим, но первые представленные архитектором планы вдохновляли. Ей не терпелось шагнуть в этот новый мир, не терпелось начать жизнь здесь.

Но сначала надо кое-что сделать.

Последнее дело.

Натали встала и протянула руку:

– Прогуляешься со мной?

Они пошли по длинной дороге, по которой они с Николь ехали той ночью. До сих пор Натали ее избегала. Дорога объездная, так что ездить по ней не было особой необходимости. Но сейчас, шагая рядом с Таннером, она позволила воспоминаниям вернуться.

– Вот здесь я начала разгоняться. Стояла одна из тех тихих ночей, когда можно услышать дыхание мира. – Натали откинула волосы назад и коротко засмеялась. – Бабушка так говорила. «Прислушайся очень внимательно и услышишь пение ангелов». В ту ночь я не слышала ангелов.

Таннер обнял ее, и она приникла к его твердой груди, напитываясь его силой.

– Мы не уехали далеко. Только досюда.

Натали показала пальцем, сквозь слезы глядя на место, до сих пор выжженное в ее памяти. Она задышала чаще и отняла у него свою руку.

– Вот тут из кустов выскочил олень.

Она до сих пор видела животное, его дикие, испуганные глаза, в то время как она пыталась нажать на тормоз. Николь с криком рванулась к рулю, и в то же время Натали поняла, что от страха жмет не на тормоз, а на газ. «Стой, Нат, тормози! Жми на...»

– Николь попыталась остановить «Джип», но мы ехали слишком быстро. Было слишком поздно.

Натали судорожно вздохнула, пересекла пыльную дорогу и присела на корточки перед деревом.

– Это случилось здесь.

Она положила ладонь на влажную траву вокруг ствола. Опустила голову и позволила слезам пролиться. В ветвях над головой птицы завели свои утренние песни. Солнце поднялось над холмом, осветив виноград и мох на дереве. Утренний туман поднялся выше.

– Прости, Ник, – прошептала она. В горле пекло, но сердце было готово освободиться от боли. Дрожащими пальцами она расстегнула цепочку, когда-то принадлежавшую сестре, и опустила ее между корней старого кипариса. – Мне очень-очень жаль. Но я должна тебя отпустить. Пора попрощаться.

Таннер подошел сзади и обнимал ее, пока она плакала, отпуская вместе со слезами чувство вины и душевную боль. Наконец рыдания стихли, и ее охватило благословенное ощущение покоя.

Она вытерла глаза и повернулась лицом к Таннеру. Он поцеловал ее.

– Ты в порядке?

Она молча кивнула, черпая силу в его тихой улыбке.

– Спасибо, что ты рядом.

– Спасибо, что позволила мне. – Таннер притянул ее ближе и вновь овладел ее губами. – Как мне прожить без тебя хотя бы один день?

Натали улыбнулась:

– Ты разберешься. А к твоему возвращению из Сиэтла, я, возможно, уже буду здесь. Дома.

– Дома. – Его улыбка растаяла, и он судорожно вздохнул. – Ловлю тебя на слове, мисс Митчелл. И поверь мне, если ты задержишься, я приеду за тобой.

– Обещаешь?

– Даже не сомневайся.

Следующий его поцелуй был полон будущего, в котором она еще не до конца была уверена, но она вцепилась в него и все равно ответила.

* * *

– Значит, все решено?

Дедушка Хэл вошел в спальню Натали и осмотрелся. Натали кивнула, застегивая молнию на чемодане. Она развернулась к дедушке, и с губ сорвался рваный вздох.

– Ты же понимаешь, почему я должна поехать, правда?

– Понимаю. – Он взял ее руки в свои узловатые пальцы. В голубых глазах светилось сочувствие. – Я совершил много ошибок со своими мальчиками, Натали Грейс. В последнее время, с возвращением Джеффри, я начал исправлять их, надеюсь. Но твой отец...

– Знаю. Он упрямый.

– Он во многом винит меня. В смерти твоей бабушки. Считает, что я должен был сделать больше. Быть настойчивее, несмотря на то, что в конце она отказывалась от лечения. Не уверен, что мы когда-нибудь преодолеем это.

– Знаю. Но я молюсь, чтобы вы смогли. И ты, дедушка, помолись за меня. Помолись, чтобы я справилась.

– Хорошо, дорогая. – Он поцеловал ее в лоб. – И еще я буду молиться, чтобы ты скорее вернулась к нам. Домой, где твое место.

– Спасибо тебе за все. – Эмоции мешали говорить. – Я чувствую, будто здесь заново нашла себя. Я ни за что не потеряю это во второй раз.

От улыбки по его обветренному лбу побежали морщины.

– Натали Грейс, я когда-нибудь говорил тебе, что значит «Майлиос»?

Она покачала головой.

– Это старинное шотландско-гэльское имя. Оно значит «слуга Иисуса».

Натали улыбнулась в ответ и сжала дедушкины ладони:

– Оно идеальное.

На его лице мелькнуло сожаление.

– Я не всегда соответствовал ему. Кое-кто может посчитать, что это неподходящее имя для винодельни, но твоя бабушка думала иначе. Она говорила, что оно будет напоминать нам, что всеми своими делами мы служим Богу.

– Я запомню.

Он положил ладонь на ее голову:

– Да пребудет с тобой мир, Натали Грейс.

Натали закрыла глаза, получая дедушкино благословение, и охотно прониклась новым чувством настоящей сопричастности.

34

Когда Натали звонила сообщить маме о своих планах приехать домой, она не знала, какого приема ждать. Соизволит ли отец хотя бы поздороваться с ней.

Он почти ничего не сказал, когда она приехала поздно вечером в пятницу. Мама предлагала чай, еду, расспрашивала о дедушке, но разговор вышел напряженным и нерешительным. А отец продолжал настороженно поглядывать на нее.

Как будто знал, зачем она приехала.

На следующий день после раннего завтрака с Лаурой, придавшего ей необходимую поддержку, Натали присоединилась к родителям за обедом. День выдался прохладным, но солнечным. Они сидели на застекленной веранде, примыкающей к кухне, и Натали смотрела на сад, в котором когда-то играла с Николь.

– Помнишь год, когда Николь решила побить рекорд по выполнению колеса?

Воспоминание появилось из ниоткуда и вызвало улыбку. Натали повернулась к родителям и посмотрела на их ошарашенные лица.

Папа медленно положил десертную вилку на белую фарфоровую тарелку, усыпанную шоколадной крошкой. На его лице ужас смешался с изумлением. Мама слегка прижалась к спинке стула, в воздухе повисла пауза.

– Она так и не побила рекорд, но точно повеселилась. – Мамин шепот окутал их тонким шелком.

Впервые за много лет воспоминания о Николь озвучили.

Приняли.

Глаза защипало, но Натали все равно улыбнулась:

– Дедушка напомнил мне про то лето, когда они с бабушкой брали нас на пляж на выходные и выяснилось, что у меня аллергия на моллюсков.

В пустоте раздался внезапный смешок мамы:

– Ох, твоя сестра расстроилась. Не понимала, почему мы хотели, чтобы вы вернулись домой. «Ладно, она чуть не задохнулась до смерти, но сейчас-то с ней все хорошо», – повторяла она. Мне казалось, что ее больше раздражало то, что тебе уделяли все внимание.

– Это похоже на Ник. – Натали коснулась места на шее, где раньше висел кулон сестры. – Интересно, чем бы она занималась сейчас.

Папа хохотнул, звук был таким неожиданным и поразительным, что они обе повернулись к нему. В его глазах блестели годы невысказанного горя. Он обреченно пожал плечами, как будто тоже это знал. Знал, что пришло время отпустить.

– Она или боролась бы за президентское кресло, или возглавляла бы корпорацию больше моей.

– Правда? – Натали покачала головой. – Я всегда представляла, что она работала бы с тобой.

– Не думаю. Твоя сестра рулила бы собственным шоу.

Его неприкрытая улыбка была такой незнакомой, что Натали потребовалось мгновение, чтобы осознать ее.

– Может быть.

Она откинулась на спинку стула, наблюдая за парой белых плачущих горлиц, порхающих вокруг купальни для птиц позади патио.

– Больше не так больно, – тихо сказала она, – говорить о Ник. Вспоминать.

– Нам не надо было прекращать. – Мама шмыгнула носом и вытерла глаза. – Почему мы перестали?

– Из-за меня. – Натали взяла маму за руку и крепко сжала. – Потому что я не могла справиться со смертью Николь, и каждый год с тех пор походил на бой. Но я думаю, что наконец готова отпустить. Я начала исцеляться.

– Натали.

Отец нахмурил лоб, в его голосе прозвучало предупреждение. Натали знала, что он будет возражать. Но ей необходимо это сделать, одобряет он откапывание прошлого или нет.

– Все в порядке, папа. – Она сосредоточилась на матери. – Мама, мне нужно рассказать тебе кое-что.

– Что такое, солнышко? – Мама подалась вперед, в ее вопросе звучало беспокойство. – У тебя снова проблемы? Я так и знала, Билл, я тебе говорила…

– Джейн. – Папа прочистил горло и скрестил руки на груди. – Просто послушай.

Сердце Натали колотилось, но она представила, будто рядом сидит Таннер и молчаливо поддерживает ее. И заставила себя говорить.

– Мама, правда в том, что у меня были проблемы. После того как Питер... ну, начались кошмары, воспоминания. Я вам не рассказывала, потому что не хотела, чтобы вы переживали, и… на этот раз я хотела справиться сама.

– О, Натали. – На отцовском лице промелькнули воспоминания о прошлом. – Мне так жаль.

– Не надо было отправлять тебя туда! – Мама округлила глаза. – Если бы я только знала...

– Нет. – Натали покачала головой. – Я рада, что поехала. Мне это было надо. Я посещала психолога в Сан-Франциско и добилась хорошего прогресса. Теперь я понимаю, откуда взялась моя неспособность отпустить случившееся. Это моя собственная вина. И мне надо освободиться от нее.

– Вина? – Мама растерянно поджала губы. – Я не понимаю.

Избегая смотреть на отца, Натали подавила страх и продолжила:

– Мама, ты кое-чего не знаешь. О ночи аварии. Я сказала всем, что за рулем была Николь. Но это неправда. За рулем была я.

Все в помещении замерло, молчание сгустилось в воздухе. Папа резко выдохнул, а мама, вскрикнув, отодвинулась к спинке стула. Но не выпустила руку Натали. Только сжала крепче.

– Ты была за рулем?

– Да. Сначала Николь, но потом мы поменялись. И я… я не смогла остановить «Джип». – Она вдохнула и выдохнула, успокаиваясь. – После я была так напугана… что сказала полиции, что это была Николь, я не знала, что они сделают, если…

В горле встал ком, и Натали не смогла закончить. Только смотрела на маму в немой мольбе о прощении.

– О моя дорогая девочка. – Из маминых глаз полились слезы, и ее лицо сморщилось. – Почему? Почему ты столько лет держала это в себе?

Натали вытерла глаза и отодвинула тарелку.

– Сказав это один раз… я не знала, как взять слова обратно. А потом я…

– Потом Натали никогда не говорила правду потому, что я так велел, – пророкотал папин голос с другого конца стола. Он поднял руки и медленно покачал головой. – Помоги мне Боже, я думал, что так будет правильно. Думал, что, защищая тебя, мы тебя убережем. Но произошло совсем не так, верно?

Слезы покатились по щекам Натали по мере того, как ее решимость оставаться сильной таяла.

– С тех пор я жила с чувством вины. И бывали времена, когда мне казалось, что я больше не могу. Времена, когда я не хотела. Но теперь я вижу свой путь. Я хочу вернуть свою жизнь. Поездка в Калифорнию показала мне это. И начинать надо отсюда. Рассказав правду. И попросив у вас прощения.

Мгновение родители, сломленные, сидели в тяжелом молчании и смотрели на нее.

– Натали, тут нечего прощать. – Наконец мать подалась вперед и поцеловала Натали в щеку. – Это могла быть и ты. Или вы обе. Мне жаль, если я… если я отталкивала тебя эти годы, Натали. Полагаю, это был мой способ справиться. Но ты права. Время начинать заново. Мы можем это сделать?

Натали кивнула и с удивлением смотрела, как отец встал и, обойдя стол, присоединился к ним.

– Давно пора снова стать семьей, – сказал он, и искренняя улыбка осветила его лицо, стирая прошедшие годы.

Позволив родителям обнять себя, Натали почувствовала освобождение, которого не знала раньше. Истинную свободу, без отчужденности, без осуждения. Только любовь. И прощение. И там, в полноте этого момента искупления, которое она долгое время считала недостижимым, Натали услышала смех сестры.

Мелодичный, искренний и радующийся вместе с ней, пока она принимала прекраснейшие дары, какие только знала.

* * *

Вскоре после Дня благодарения Натали продала свою квартиру и через несколько дней готовилась лететь обратно в Калифорнию. Навсегда. И хотя они с родителями несколько раз заводили серьезные разговоры, пока она была дома, Натали знала, что еще не все сказано.

Отца она обнаружила кабинете.

– Папа? Есть минутка?

– Натали. – Он поднял глаза от ноутбука. – Все собрала?

– Да. – Она сунула руки в карманы длинного кашемирового кардигана и опустилась в кожаное кресло. – Послезавтра уезжаю.

– Значит, ты все-таки не вернешься на работу.

Натали улыбнулась:

– Ты меня уволил.

Он махнул рукой:

– Мелочи. Это моя компания. Если хочешь свою должность обратно, она твоя.

– Не хочу. – Натали рассматривала большой семейный портрет над камином. Последний, сделанный перед гибелью Николь. – Пора, папа. Время всем нам двигаться дальше.

– Я знаю. – Он кивнул. – Ты была хороша в том, что делала, но подозреваю, что твое сердце никогда полностью не лежало к этому, я прав?

– Как всегда.

– Ха. Думаю, мы доказали, что я не всегда прав. Полагаю, этот мальчишка имеет отношение к твоему решению вернуться в Калифорнию?

Натали непроизвольно улыбнулась, хотя и покачала головой.

– Может быть. Но сейчас Таннер в Сиэтле. Думаю, он пробудет там все Рождество.

Отец изучал ее поверх очков в серебристой оправе.

– Значит хорошо, что Джеффри вернулся. По крайней мере эта бесполезная винодельня не рухнет окончательно.

– Нет, не рухнет. – Натали положила ногу на ногу. – Ты видел отчетность за прошлый месяц.

– Видел. – В его глазах сверкнула неожиданная гордость. – Давно надо было дать тебе самостоятельность.

– Я была не готова. – Они улыбнулись друг другу, и Натали приготовилась к тому, что необходимо было сказать. – Папа, я хотела бы попросить тебя подумать над приездом в «Майлиос» на Рождество? Ты и мама.

– Понимаю. – Его улыбка растаяла, и он крепко переплел пальцы. – А ты не размениваешься по мелочам, да?

Натали вздохнула. Она и не ожидала, что будет легко.

– Ну, дедушка говорит, что был бы рад. Ты хотя бы подумаешь?

– Хм-м-м. – Он снова поднял взгляд, как будто забыл, что она все еще в кабинете. – Наверное.

– Хорошо. – Она замялась, но с этим надо было покончить. – Все-таки почему ты так сильно хотел закрыть «Майлиос»? Почему был так против моих попыток? Почему ты так зол на дедушку?

– Ах, так много вопросов.

Отец отодвинул кресло и прошелся по кабинету. Остановился перед камином и уставился на огонь. Через некоторое время он развернулся, его взгляд застыл от воспоминаний.

– Натали, ты знаешь, каково было нам получить среди ночи телефонный звонок о том, что наша дочь мертва? Это могли быть вы обе, не дай Бог, но тебя пощадило. Я доверил ему, своему отцу, своих детей, а он меня подвел! Как могли они не услышать, как вы уходили из дома той ночью? Завели «Джип»? Как получилось, что моя дочь умерла под его присмотром?

– Это не их вина, – выдавила Натали. – Это был несчастный случай. Ужасный несчастный случай, который никто не предвидел. Ты не можешь и дальше держать зло на него. Разве ты не понимаешь?

Он мучительно застонал:

– Наверное, я так уперто хотел избавиться от этого места, потому что думал, что это поможет избавиться от воспоминаний.

– Я так и думала. Но не думаю, что все так просто, папа. – Натали грустно улыбнулась ему.

– Да, я и не предполагал, что это будет просто. Но я винил их – и себя – особенно за то, что произошло потом. Натали, я не должен был говорить тебе, что лгать хорошо. Я сожалею об этом. И я сожалею, что был так строг к тебе все эти годы, прости, если тебе казалось, что это твоя вина. Это говорило мое собственное чувство вины.

Натали сидела, замерев, под градом его слов. Гадая, правда ли он имеет это в виду.

– Дедушка знает, что ты винишь его. Он также думает, что ты считаешь его ответственным за смерть бабушки. Это правда?

Отец поднял голову, его лицо побледнело.

– Натали, у нее был рак. Они отказались от лечения, потому что он сказал, что они молились и почувствовали, что это Божья воля, чтобы она умерла в покое. Чушь.

– Папа, она много лет получала химиотерапию. Она устала. Дедушка сказал, что она была готова. Они оба были.

– А я не был.

Часы на камине отсчитывали время. Время, которое она не могла повернуть вспять. Каким-то образом им придется найти способ отложить воспоминания, собрать разбитые кусочки своих жизней, сложить их на костер прошлых ошибок и смотреть, как они сгорят до пепла.

Натали поднялась на ноги и встретилась глазами с отцом:

– Жизнь коротка, папа. Примирись с ней.

Он пересек кабинет, помедлил, потом положил ладони ей на плечи.

– Мудрые слова от человека, который несколько месяцев назад едва ли мог сказать пчеле «бу-у».

Она кивнула:

– Полагаю, я наконец выросла.

Теперь воспоминания пели, напоминая ей о мужчине, которым он когда-то был, об отце, на которого она смотрела с обожанием.

И прощение ощущалось как сладкий дождь на иссохшую от жажды почву ее души.

– Я не виню тебя за то, что произошло, за то, что хранил мою тайну. – Она как-то умудрилась улыбнуться сквозь слезы. – Я люблю тебя, знаешь. Ты мой папа. Куда бы я ни поехала, я всегда буду рада тебе.

Он поднял дрожащую руку и погладил ее по щеке.

– Спасибо, Натали Грейс, – наконец сказал он. – Ты несешь имя своей бабушки с достоинством и честью. Она бы гордилась женщиной, которой ты стала. Я горжусь.

– Правда? – Улыбка Натали стала шире.

– Всегда гордился. – Его кривая улыбка напомнила о счастливых временах. – И ты права, я все еще твой отец. Так что жду, что этот мальчишка приедет и поговорит со мной, прежде чем вы вдвоем сбежите в закат.

– Папа. – С губ сорвался смешок, и Натали обняла отца. – Думаю, ты увидишь, что Таннер – мужчина с безупречной репутацией. Но не рассказывай мне, если он поговорит с тобой. Не хочу слишком обнадеживаться.

– Ладно. – Отец взял ее под руку, и они вместе вышли из кабинета. – Если он тебя упустит, то он дурак. Но я вижу на горизонте свадьбу.

– Видишь?

– Только ради всего святого, не позволяй матери отвести тебя к тому ужасному дизайнеру, который шил платья подружкам невесты на свадьбу твоей кузины в прошлом году. Абсолютно жуткие.

Общий смех вызвал у нее улыбку.

– Ужасающие. Фиолетовые. Почти неоновые. У меня было такое чувство, что всем надо надеть солнечные очки.

– Да, надо было. Ох уж эти Харрисы. У меня весь день была с собой фляга со скотчем. Только маме не говори.

– Папа.

Натали ухмыльнулась, и он поднял глаза к небу:

– Хорошо-хорошо. Больше никаких тайн. Можешь ей рассказать.