Текст книги "Ведьма и зеркало (СИ)"

Автор книги: Карина Пьянкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Я согласно кивнула. И ведь действительно – как докажешь, что мне дела матери совсем были неизвестны, сама не спрашивала, она – не рассказывала. Так и жили не первый год.

– А ты, как назло, бежать ринулась, дуреха, – снова проворчала мама. – Мне Костик уже рассказал, что Левину ночью побуянить в голову пришло. Ну так и что? Покричал бы немного, попугал – и успокоился. Ну, даже и пожила бы у Янки своей пару недель, ничего бы не случилось ни с ней, ни с тобой. А к тому времени все бы уже и разрешилось. Без доказательств тебя все равно бы никто не тронул. Но ты теперь сама дала Левину доказательство, пусть даже и косвенное.

Понурившись, я кивнула. Ведь и правда дала доказательство. Кто бежит быстрей всего? Преступник. Вот и выгляжу в глазах надзирающего инспектора как самая настоящая преступница. Попробуй, переубеди.

ГЛАВА 4

Папа вернулся ближе к вечеру и первым делом обнял любимую дочурку, причитая, что я бледненькая. И, конечно же, худая как щепка. Вечно он с бабушкой меня откормить пытался, чтобы была как мама. Она у нас не толстая, но в нужных местах всегда было, за что подержаться. Настоящая русская женщина, что еще сказать. А я в нее только ростом пошла.

– Что там Ковен? – первым делом спросила мама, накрывая на стол. – Инспекция еще жалобы никакой не прислала?

Папа флегматично пожал плечами и почесал подбородок.

– Да кто пришлет-то? Левин? Так ему веры все равно ни у кого нет после той истории. Пока доказательств неопровержимых не найдет, никакой жалобы не будет. Тут волноваться не о чем.

Отец у меня умудрялся сохранять спокойствие, чтобы вокруг ни происходило, и всю жизнь мне казалось, что именно в этом его свойстве и заключался секрет их с мамой удачного брака.

– Единственную дочь едва Инспекция не загребла, а ему все равно, – возмутилась мама, хлопая перед ним на стол тарелку с котлетой и картошкой так, что подлива с нее брызнула во все стороны. И прямиком на любимую мамину скатерть.

Я на всякий случай тут же втянула голову в плечи, пытаясь стать как можно меньше. Вот за жирные пятна запросто могли все пострадать без разбора.

– Ну так не загребла же? – с видом совершенно философским пожал плечами папа. – Вот сидит, живая и здоровая, так чего же переживать сейчас?

Мать закатила глаза и принялась бормотать под нос что-то гарантированно нелестное в папин адрес. Она всегда пыталась добиться от отца хоть какой-то бурной реакции и каждый раз терпела поражение, из-за чего ужасно злилась.

– Как только выйти я могла за такого бессердечного человека? – причитала мама, продолжая накрывать на стол. – Где только глаза мои были? Всю ведь породу испортил. Вот и дочь вся в тебя, такая же рыба снулая. Если бы Сонька в меня удалась, все бы иначе вышло.

Разговор этот заводился всю мою жизнь с завидной регулярностью, погружая всю семью разом в уныние.

– Я бы не пережил тебя в двойном объеме, родная, – вздохнул отец и поспешно принялся есть, чтобы хоть как-то прекратить неприятную беседу.

Сразу после окончания припозднившегося обеда я почувствовала себя плохо и решила лечь поспать. Обычно после пары часов отдыха всегда становилось легче. Мама принялась ворчать что-то про «нельзя ложиться на закате», но я чувствовала себя настолько разбитой, что и слушать ничего не стала. Казалось, даже сидя могу задремать.

Устроившись в своей старой комнате, я расстелила постель, надела домашнее платье и закрыла глаза, разом упав в сон как бездонную пропасть. Обычно ворочалась едва не вечность, но тут…

А во сне я снова сидела между двумя зеркалами и с жадной надеждой вглядывалась в приближающуюся фигуру моего суженого. И, кажется, вот-вот мне удастся увидеть его лицо, всего пара секунд…

Но нет, тьма словно бы еще больше сгустилась, и только голос раздался совсем рядом, тихий мужской голос, который ядом втекал в уши, заставлял быстрей биться сердце.

– Скоро. Жди.

Сон не дал привычного успокоения, да и от головной боли тоже не избавил. Утром я поднялась с отвратительным ощущением, будто кто-то невидимый изо всех сил сдавливает мой череп, который может треснуть в любой момент как перезрелый арбуз. Я умылась холодной водой, выпила чая покрепче, когда ни то, ни другое не помогло, смирилась с тем, что все-таки придется выпить обезболивающего.

Ведьмы обычно брезговали дарами фармакологии, она притупляла чувства, ослабляла наши связи с силами, которыми мы управляем… Но когда кажется, что вот-вот богу душу отдашь из-за обычной мигрени, на что угодно пойдешь.

Шесть утра. Сумерки еще. В доме напротив горят редкие окна: жители Центрального района могут позволить себе поспать подольше, им не приходится так мучиться из-за пробок. Метро, пусть даже совсем маленькое, практически игрушечное, всего-то пара линий, все равно выручало. Мама тоже не думала подниматься, она обычно просыпается где-то в семь утра. Если поднять раньше – день не задастся у всех разом, возможно, даже в масштабах города.

Пока родители не проснутся, придется вести себя тихо как мышь.

Я с пятой попытки отыскала свой телефон, на котором обнаружилась и ободряющее сообщение от Костика, и пять пропущенных звонков от Яны. Последний раз подруга пыталась связаться со мной в три часа ночи, что больше походило на какой-то изощренный способ мести. Хорошо еще, из кармана пуховика сигнала толком было не слышно.

Надзирающий инспектор на этот раз не стал меня беспокоить. Почему-то из-за этого стало еще тревожней. Может, он прямо сейчас что-то замышляет и только ждет удобного момента, чтобы добраться до меня?

– Сонька, что ты там топаешь ни свет ни заря? – все-таки проснулась мама.

Ну вот, утро началось, и оно явно недоброе.

– Спи еще, – отозвалась я, не особо надеясь на то, что меня кто-то послушается.

Разумеется, мама встала, заодно и отца подняла. А то, чего это он выспится, когда ей не удалось?

– Завтрак приготовь, дармоедка, раз подорвалась, – бросили мне из спальни. – И кухню опять не спали.

Я даже не стала напоминать, что кухню спалила только один раз. В десятилетнем возрасте. И с того момента готовить все-таки научилась, пусть шеф-поваром так и не стала. Но омлет испортить очень сложно и не каждому под силу, тут нужен особенный талант.

Левин все-таки позвонил. В девять утра и почему-то матери. Хотя явиться – то ли все еще для беседы, то ли уже на допрос – должна была я. Матушка выдала то же, что и вчера в аэропорту: Левину нужно, пусть Левин и едет, и нечего тут. А то у бедной девочки нервы, бессонница и все в таком духе. Я покосилась в зеркало и убедилась, что выглядела и правда неважно, до гроба далеко, но для прогулки среди могил подойдет прекрасно.

– Нет, Кирилл Александрович, мне наплевать, чем ты мне там грозишь. Кишка тонка такое осуществить. А это – уж тем более. Вот про это даже думать не стоит. Что? В состоянии? Мальчик, ты кому это рассказываешь? И орать не нужно, все равно не поможет. Торт и шампанское – и так и быть, пущу на порог. Хотя нет, неси что покрепче, с тобой на трезвую голову точно не договоришься. Все.

Мама нажала на отбой и выпрямилась с горделивым видом полководца, выигравшего поистине великую битву. Уж она-то надзирающего не боялась ни капли, не то что я.

– Приползет, сопляк, – пробормотала она себе под нос. – Ноги еще лизать будет. Не таких забарывала.

В голосе моей родительницы звучало злое торжество.

– Что ты хочешь сделать с ним? – тихо спросила я, опасаясь самого худшего. Мама всегда брезговала самым черным колдовством, но если ради меня?..

Мать тут же пронзительно уставилась мне в глаза не мигая, как кобра.

– Ничего такого, за что меня стали бы особенно осуждать. Мальчишка сам напросился на хорошую трепку, так почему бы не задать ее? От лишнего ума еще никто не умирал. Можно даже сказать, я задумала доброе дело.

Вот в последнем я точно была не уверена. У матушки моей имелись своеобразные представления о добрых делах и о справедливости в целом. Порой она приносила людям много бед, используя исключительно разрешенные чары, а подчас даже и безобидные.

– Неужели просить за него будешь? За чудовище это черное? – с подозрением спросила мама, кажется, ожидая, что я примусь протестовать.

Вот только не хотелось. Не походил Левин Кирилл Александрович на беззащитного агнца, которого легко уморит злобная ведьма. Тут непонятно, кто кого.

– С чего бы мне за надзирающего просить? – отозвалась я, безразлично пожав плечами. – Он мне не брат, не сват, не друг, не приятель. Век бы не видеть.

Ответом мне стала довольная улыбка.

– Слава тебе господи, не совсем блаженная уродилась. Левин явится сюда, как миленький явится. Говорить с ним буду я сама. А ты сиди и не высовывайся, пока я сама не позову. Ясно тебе, горе луковое?

Я покорно кивнула. Конечно, мамины команды не особо и радовали, но оставаться один на один с инспектором не хотелось и сильно. Так что независимостью своей я пожертвовала с легкостью.

– К вечеру еще и Костик заглянет. Милый мальчик. И уж не знаю с чего, но ты ему приглянулась, так что улыбайся поласковей, а не как обычно.

Очередное откровенное сватовство изрядно смущало, но прежнего недовольства все-таки не вызывало. И пусть мысль о суженом, как и прежде, не оставляла меня, но желания сбежать от Кости сломя голову не появилось. Возможно, все дело в том, что он спас меня от Левина, как знать?

Костя и Кирилл Александрович прибыли одновременно, более того, столкнулись в дверях, едва не скалясь друг на друга как два злых сторожевых пса. Впрочем, нет, все-таки Костик больше походил на золотистого ретривера, собаку крупную, но донельзя добродушную, позитивную, такая и лает, кажется, против воли. Левин, наоборот, готов был взорваться в любой момент. Злосчастный торт он держал в руках как солдат Великой Отечественной – последнюю гранату, вот-вот – и бросит в наступающего врага.

Матушка смотрела на него насмешливо, с превосходством, а когда нежеланный гость переступал порог, и вовсе спросила:

– А где же шампанское?

Левин скрипнул зубами и произнес тихо:

– Выпил.

Я вышла вперед и забрала у надзирающего инспектора торт, который мог в любой момент стать жертвой его плохого настроения. А потом полы мыть.

– Добрый вечер, Кирилл Александрович, – тихо поздоровалась я, решив, что все-таки стоит проявить вежливость.

Мужчина на мгновение замер, а потом все-таки соизволил ответить:

– Здравствуйте, Софья Андреевна.

Отдав мне злосчастный торт и повесив пальто в шкаф, Левин поспешно сунул руку в карман. И я готова была поклясться, что в кармане маг сложил фигу, непременный атрибут встречи с ведьмой для людей трезвомыслящих и хоть немного понимающих в колдовском промысле. Впрочем, вряд ли надзирающий инспектор ограничился одной только фигой, наверняка припас кое-что из магического арсенала.

Костя разделся в два счета и тут же пошел в глубь квартиры здороваться с моим папой. Сразу стало видно, что здесь он гость частый и званый. Видимо, чем-то матери приглянулся молодой колдун, раз пустила в собственный дом. Она у нас, конечно, хозяйка хлебосольная и радушная, но так легко к себе не подпустит, характер не тот.

– Сонька, помогай на стол накрывать, – рявкнула с кухни родительница, и я пошла на зов. Все-таки накрывать на пятерых хлопотней, чем на троих. Да и учитывая, что будут гости, наверняка мама разошлась с готовкой.

Сколько себя помнила, мама никогда не выпускала гостей, пока они еще могли сами ноги передвигать, только если выкатывались, с трудом подавляя сытую отрыжку. Русская хлебосольность во всей красе, как она есть.

Левин двигался по квартире осторожно, недобро озираясь, и разве что не принюхивался. Хотя как раз принюхаться стоило: запахи стояли просто изумительные. Конечно, не ресторан, ну, если только ресторан русской кухни, которую порой любят попробовать любопытствующие иностранцы.

– Чего в дверях-то жмешься, Кирилл Александрович? – продолжала насмешничать мама. – Усаживайся за стол, раз уж хватило смелости ко мне в гости заявиться. Не бойся, я у себя дома не травлю.

Прозвучало ну очень двусмысленно. Я вздохнула украдкой, решив не встревать в эту, без всяких сомнений, увлекательную беседу. Пусть матушка развлечется за счет Левина, от него не убудет, а нам с отцом часы покоя и отдыха обеспечены.

– Ловлю на слове, – мрачно отозвался надзирающий инспектор, усаживаясь на приготовленный для него стул рядом с Костей.

Стул многозначительно затрещал, но все-таки смирился со своей участью и вынес свою непосильную ношу.

– Ешь, Кирилл Александрович, – велела мама, – на голодный желудок бесед не веду.

Костик понимающе заулыбался.

– А что, потом спать даже не уложите? – не без ехидства поинтересовался Левин, начиная орудовать вилкой.

Мама хмыкнула вроде бы как даже с одобрением.

– Времена другие, теперь все приходится делать быстрей. Так что уж прости, спать не уложу.

Инспектор закивал.

– Да-да, лихие времена, даже ступу припарковать, наверное, целая проблема.

Тут уж не выдержал и захохотал папа, едва не подавившись. Костику удалось сдержаться, но явно из последних сил.

– Муж, меня только что назвали Бабой Ягой, а ты ржешь, как кавалерийская лошадь, – сурово нахмурилась мама, пытаясь призвать к порядку, но отец все равно продолжил смеяться. – Ох, уж эти мужчины. Костик, ну хоть ты побудь приличным молодым человеком, поухаживай за Соней, раз уж так удачно сидишь.

Мое место действительно было справа от Кости, и этикет предписывал маминому гостю оказывать мне всяческое внимание. Не без оснований я предположила, что такая рассадка гостей далеко не случайна, и матушка тихой сапой осуществляла план по устройству личной жизни негодящей дочери.

Левин скользнул нечитаемым взглядом по мне, по Косте и сделал какой-то свой инквизиторский вывод, о котором оставалось только догадываться.

– Полагаю, бедного Арцева уже вскрыли? – совсем уж светским тоном спросила у нежеланного гостя матушка, глядя на Левина холодно, как, должно быть, обычно и смотрят патологоанатомы.

Инспектор кивнул и на него разом уставились все.

– Вы правы, Анна Георгиевна.

Предполагалось, что после этих слов Левин озвучит и какие-нибудь подробности, но он, конечно же, молчал. За те пять лет, которые мне довелось знать надзирающего инспектора, я сделала вывод, что словоохотливость ему не свойственна. Мама же встречалась с ним куда реже, поэтому, видимо, надеялась, что тот легко выложит все, стоит только задать наводящий вопрос.

– Так как ты с тортом явился, а не с постановлением, выходит, ничего не нашли ваши ищейки, – ухмыльнулась мама, неприкрыто демонстрируя свою радость.

Я сохраняла спокойствие полное и абсолютное. Если смерть Арцева не моих рук дело, как же могут обнаружиться на его теле мои следы?

– Почему же, – пожал плечами Левин, цепко глядя на мою родительницу, – кое-что все же нашли. Колдовством убили Арцева. Тут сомнений нет. Другое дело, подписи не обнаружили и доказать, что сделала это именно Софья Андреевна не выйдет. Пока.

Мама очень выразительно посмотрела на меня, намекая, что именно мой неудачный побег прибавил веса словам надзирающего инспектора. Как будто до моей неудачной попытки улететь из страны Левин хоть каплю сомневался в том, что случившееся с Арцевым – моих рук дело. Проклятое зеркало, которое кому-то вздумалось унести с помойки. С чего вообще кому-то могло прийти в голову забирать его? Ради чего?

Я замерла, пытаясь посмотреть на этот факт с другой стороны.

Никому не могло понадобиться разбившееся зеркало, для этого не имелось ни одной разумной причины.

Для обычного человека. Но вот если это не был обычный человек… Можно ли предположить, будто забрал мое зеркало необычный человек, который знал наверняка, что увидит надзирающий инспектор, когда посмотрит на это проклятое стекло? Это я слепа в колдовстве, но не Левин.

Можно ли было предположить, что я утром брошусь выбрасывать зеркало, едва только увижу трещину? Любой, кто связан с магией или колдовством, поступит именно так: в ту же секунду, как только увидел разбившееся зеркало, тут же бросится выносить его из дома.

Я была предсказуема, как снег зимой в Сибири. Если кому-то пришло в голову использовать этот фокус… Проще некуда.

– Мама, а могло ли треснуть зеркало в моей квартире из-за того, что кто-то колдовал на стоянке? – тихо прервала я перепалку матери и Левина.

Оба спорщика растерянно уставились на меня. Сразу почувствовала себя злодеем, который отнял сразу у двух детей конфеты.

– Ты использовало то зеркало для ремесла? – уточнила матушка, глядя мне в глаза.

Я кивнула.

– Тогда ты и сама знаешь ответ.

Оно не просто могло треснуть из-за чужого черного колдовства, оно обязано было треснуть. На зеркале остались следы колдовства… Я и сама использовала его прежде для заклятий, все ведьмы не чураются зеркал. Заклясть отражение, заглянуть куда-нибудь. Обычное дело. А однажды открытую дверь уже не запереть снова.

– Я все равно не поверю, – рыкнул Кирилл Александрович, едва не опрокинув свой стакан с водой.

Словно бы кто-то сомневался, что я не просто единственный, но еще и "любимый" подозреваемый.

– Не верьте, – равнодушно отозвалась я, пытаясь понять, кому и что могла сделать, чтобы стать жертвой такой жуткой аферы.

И ничего не приходило в голову.

Совершенно ничего.

За что мог поплатиться Арцев еще понятно, не все люди настолько терпеливы как моя мать, кто-то мог расправиться со слишком напористым клиентом. А покойный, судя по тому, что мне довелось услышать, наверняка после отказа одной ведьмы начал бы поиски другого помощника, менее принципиального.

Но если цель – только лишь убийство Арцева, то зачем подводить под удар меня? Я точно ни в чем не замешана. Даже шанса не было во что-то ввязаться. Кому нужна добровольная отшельница? Да среди мне подобных только единицы знают, как выглядит единственная дочь Анны Таволгиной.

Это удар по маме? Но круговой поруки у нас нет, никто бы не заставил ее отвечать за проступки взрослой и вполне самостоятельной дочери. Репутация, конечно, пострадает, не без того, но что особо изменит это подпорченная репутация? Пожалуй, что и ничего.

Я бездумно водила вилкой по тарелке, пытаясь построить схему интриги. Ничего не выходило. Наверное, действительно стоило почаще интересоваться, что происходит вокруг. Тогда бы не пришлось сейчас гадать на кофейной гуще. Стоит, наверное, попросить матушку посмотреть мое будущее, сама-то уже и не рискну.

Родители вместе с Костиком и Левиным смотрели на меня искоса, внимательно, ожидая, что же я скажу в следующий раз.

– Додумалась до чего? – с подозрением осведомилась мама.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Да ни до чего такого… Просто странно все. И не могу понять, для кого эта история обернется выгодой.

Говорила я тихо, не пытаясь кого-то убедить. Кто хочет услышать – тот различит и шепот, а кто не хочет – тому можно хоть в оба уха кричать, все одно не поможет.

Мама красноречиво хмыкнула:

– Уж точно не нам и не ему.

Тут она кивнула в сторону Левина.

– Кирилл Александрович у нас, конечно, тот еще дурак, но дурак исполнительный и принципиальный. Ловить тебя на чей-то труп он не стал, такие рук не марают.

Левин застыл как каменное изваяние, только глаза злобно щурил и разве что не щерился на маму.

– Аннушка, ты, и правда, слегка перегибаешь, – мягко произнес отец и погладил маму по руке, пытаясь успокоить.

Родительница моя передернула плечами.

– Ой, уймись уже с этой мужской солидарностью. Это же инспектор надзирающий. Он нашей дочери уже пять лет кровь портит и никак не уймется. С такими иначе нельзя.

Левин молча давился котлетой, всем видом намекая, что как раз таки иначе можно, вот только… В общем, лучше всех за столом себя чувствовал Костик: он просто с огромным удовольствием ел, позволяя другим выяснять отношения. Вот же счастливого нрава человек. Есть чему позавидовать.

Когда трапеза закончилась, мы с мамой пошли на кухню мыть посуду, Костя с моим папой включили спортивный канал и начали оживленно что-то обсуждать. Надзирающий инспектор поплелся на кухню вслед за нами и недобро смотрел в спину, пока я стояла у раковины, принимая у мамы грязные тарелки.

– А что, и сейчас нельзя побеседовать? – недовольно спросил Левин, сообразив, что и спустя десять минут я все еще не закончила.

Ну, а что поделать? Тарелки – это только лишь половина беды. А на кухне и сковорода осталась вся в жире, и кастрюли. Мама готовит с размахом, и после этого столы и плита больше похожи на поле боя.

– Кто со стола убирать-то будет, по-твоему? – сварливо откликнулась мама. – Не умрешь, если еще минут пятнадцать подождешь.

Кирилл Александрович сперва душераздирающе вздохнул, будто как раз и был при смерти, и только наша злая воля заставляла его мучиться на смертном одре, а потом вовсе обиженно засопел.

– Еще и пыхтит, – поразилась мама. – Сонька, так уж и быть, бери этого страдальца и иди в комнату. Пусть спрашивает, я только здесь все закончу – и тоже подойду. Если что не так – зови, отец с Костей этого деятеля мигом с лестницы спустят.

Я наспех вытерла руки и повела надзирающего инспектора в свою бывшую спальню. Тот огляделся с вялым интересом и сел на стул у рабочего стола. Я устроилась на диване, выжидающе посмотрев на мужчину.

– И что вы хотели у меня спросить?

Прозвучало как-то устало, совсем замученно, но, с другой стороны, радоваться у меня точно причин не было.

– К примеру, чего ради вам понадобилось убивать Арцева? – с мрачной уверенностью в собственной правоте спросил надзирающий инспектор.

Я с усталым спокойствием выдержала его взгляд.

– У меня не было для этого причин. И я его не убивала.

Разумеется, Левин мне верить не собирался. Стало даже немного грустно.

– Зачем невиновной на следующий же день пытаться покинуть страну? – издевательски усмехнулся надзирающий с таким видом, будто он знает обо мне все, чего даже я сама не знаю.

– Вы были очень впечатляющим прошлой ночью. Я посчитала слишком опасным оставаться с вами в одном городе.

У Чеширского кота улыбка оставалась, даже когда пропадал сам кот. С Левиным все вышло наоборот: надзирающий инспектор – вот он, а ухмылка исчезла, будто ее и не было.

– Вы намекаете, будто я мог попытаться привлечь к ответственности невиновного? – рявкнул на меня инспектор так громко, что стекла зазвенели.

На пороге комнаты тут же появился встревоженный Костик. Впрочем, увидев, что меня никто не пытается убить, да и вообще Левин держится на относительно безопасном расстоянии, Костя снова скрылся, напоследок ободряюще мне улыбнувшись.

– Да, – просто и коротко ответила я на вопрос, не став уточнять, что так я считала именно в ту конкретную ночь. Сейчас все случившееся не казалось мне уже настолько однозначным, как раньше. Разумеется, уточнять это я не стала.

Темные брови Кирилла Александровича сошлись на переносице, превратив его из просто вечно хмурого человека практически в озлобленного демона.

– Я никогда подобного не сделал бы.

Пришел мой черед выразительно и многозначительно смотреть на собеседника.

– Почему я должна вам верить? – осведомилась я тихо и твердо, не отводя взгляда. – Вы были очень убедительны, Кирилл Александрович. Мне и в голову не приходило сомневаться, что вы не сделаете со мной все, что только может прийти в голову дорвавшемуся до власти надзирающему инспектору.

Левин пошел красными пятнами и сжал кулаки.

– Я никогда – слышите? – никогда бы не поступил вопреки собственным убеждениям и представлениям о справедливости, – буквально взревел он.

Соседи бдительно застучали по батареям, однако ни родители, ни Костик не спешили врываться в комнату. Наверное, уже примирились с такой манерой общения надзирающего инспектора нашего района.

– Но это только вы мне это говорите, – пожала плечами я. – Других доказательств нет.

Гнева инспектора хватило бы на десятерых, и еще на пару человек осталось бы.

– Но у вас нет и доказательств того, что я собирался поступить с вами таким образом. Вся моя жизнь…

Я улыбнулась собеседнику так, будто все о нем знала.

– Почему мне нужно верить этой "всей вашей жизни"? – напрямик спросила я, почувствовав себя куда лучше.

Мужчина опустил голову и тяжело вздохнул.

– Итак, вы решили показать мне, каково оказаться на вашем месте? Надо сказать, я впечатлен. Однако это ведь все равно ничего не меняет. Ни для вас, ни для меня. Тупик. Забавно, не так ли, Софья Андреевна?

Не увидела ни единой причины для веселья, даже самой крохотной.

– Как по мне, так нет, Кирилл Александрович. Забавного мало. Но мы действительно в глухом тупике. Вы мне не верите, чтобы я ни сказала. Я же совершенно не верю вам. И выхода для нас нет. Вот только проблема в том, что этот выход для кого-то все-таки нашелся, а мы оба даже представления не имеем, есть ли он на самом деле и кто он такой.

Левин откинулся назад и запрокинул голову.

– И вот передо мной сидит ведьма, наивно хлопает глазами и говорит о своей абсолютнейшей невиновности, – пробормотал он и тяжело вздохнул. – Ну не станете же вы клясться и божиться, что не в состоянии убить человека?

Почему-то, когда Левин не смотрел прямо на меня, становилось еще хуже. Словно бы я оказалась одна в темноте, и теперь удар может прийти с любой стороны и в любой момент.

– Знаю ли я как лишить жизни? – тихо переспросила я. Солгать? И раньше ему не лгала, нечего и начинать. Все равно ведь инспектор отлично знает ответ. – Конечно. Каждая ведьма и каждый колдун знают. А если утверждают обратно, или обманывают, или просто не изучили как следует нашего ремесла.

Левин резко подался вперед. Его лицо оказалось прямо напротив моего. Как будто призрак внезапно появился.

– Как же вы меня раздражаете своей показной искренностью, – вполголоса рыкнул мужчина, глядя на меня так, словно именно мне по какой-то причине довелось стать корнем всех его бед. – Этим своим бесконечным "Да, Кирилл Александрович. Хорошо Кирилл Александрович". Вечно одно и то же.

У меня совсем уж ум за разум зашел.

– Вас что, злит именно моя правдивость? – поразилась я, пытаясь уложить в голове картину мира инспектора.

Он замер, не находясь с ответом, а потом произнес:

– Порой люди всю жизнь говорят правду только для того, чтобы один раз по-крупному соврать. И вот я все пытаюсь понять, для какой же лжи вы так яро проявляете искренность?

Голос мамы прозвучал сродни грому небесному. Оказалось, она уже какое-то время стояла в дверях и слушала нашу беседу. Наверное, мы увлеклись.

– Зря подвох ищешь, Кирилл Александрович. Соня у нас просто дура. Что на уме – то и говорит. А когда нормальные люди просто врут, отмалчивается.

Левин хохотнул.

– Как у вас все просто, Анна Георгиевна. Слишком просто.

Мама хмыкнула.

– Жизнь и без того штука сложная. Зачем же еще проблем добавлять? Вот ты вечно все усложняешь. И как? Счастлив? Что-то не похоже.

Левин смотрел на мать тяжело, недовольно, но как будто с обидой, а не с яростью. Словно все пламя истратил на меня, а матушке остались только уголья от костра.

– Хватит с меня уже вашей ведьминской софистики, Анна Георгиевна. Я не могу вот так бездоказательно верить вашим словам и словам вашей дочери. Тело нашли буквально под окнами вашей дочери. Она тут же избавилась от зеркала, а мы с вами знаем, как легко убить при помощи зеркала.

Мама только рассмеялась в ответ, входя в комнату и усаживаясь рядом со мной.

– Вот говорю же, любишь ты усложнять все, Кирилл Александрович. Соня, понадобилось ли тебе зеркало, реши ты кого-то убить?

Наверное, я даже побледнела из-за этих слов. Но ответила, как всегда, спокойно:

– Нет. Не люблю без нужды использовать зеркала. Пожелай я кого-то убить, наговорила бы на черный хлеб. Проще и быстрей.

Мать с удовлетворением кивнула и повернулась к Левину.

– Именно, Кирилл Александрович, – подтвердила родительница, приосанившись. – Зеркала – капризны, связываться с ними себе дороже. Поэтому умная ведьма к их помощи прибегнет только в том случае, если выхода другого нет. С хлебом все действительно вышло бы куда проще.

Инспектор поджал губы.

– Да и сторонится Сонька моя зеркал едва не с детства. В любом случае использовала бы что-то другое.

После этих слов Левин изрядно оживился.

– И чем же вам не угодили зеркала, Софья Андреевна? – разумеется, спросил меня надзирающий инспектор. Не мог не спросить.

А я, конечно же, промолчала. Выдержав и испытующий взгляд Кирилла Александровича, и вопрошающий – матери. Рассказывать о том случае, о смеси любопытства и страха, которая меня захлестнула в тот проклятый вечер, я не собиралась никому до самой своей смерти. Все равно той ошибки уже никак не исправить. Значит, пусть все и останется моей тайной.

– Мечтай дальше, Кирилл Александрович, уж если я за столько лет не добилась у дочери правды, то тебе-то и ловить нечего, поверь на слово. Сонькино упрямство – это тебе не бетонная стена, даже взрывчатка не возьмет.

Кажется, такой отзыв о моем характере надзирающего немного удивили, но комментария не последовало.

– Других подозреваемых все равно нет, – процедил мужчина, едва не скалясь. – Ни единого подозреваемого нет, кроме вас и вашей ненаглядной дочери.

Мама улыбнулась Кириллу Александровичу так ласково, как, должно быть, волк в платье бабушки улыбался Красной Шапочке.

– Да ты просто не искал ничего, вот их и нет, – фыркнула она. – А то я не знаю, что при каждом удобном случае ты кидаешься к моей Соньке. Поищи еще кого, Кирилл Александрович. Вдруг найдешь? Не пробовал ничего нового?

Левин тихо выругался себе под нос, поднялся на ноги и скомканно попрощался. Мама пожала плечами, словно так и надо, и, кажется, совсем не удивилась тому, что гость решил нас покинуть сам и без настоятельных просьб.

– Ну и как ты, Сонька? Не слишком сильно этот изверг тебя потрепал? – спросила только лишь родительница, когда за инспектором захлопнулась дверь.

Я пожала плечами.

– Признаться, теперь не страшней, чем обычно. Поорал, конечно, но не так уж все прошло и ужасно.

Тем вечером у мусорных баков мне было куда страшней, тогда передо мной был словно не надзирающий инспектор, а сам дьявол, желающий забрать меня прямиком в адские бездны. Тогда я казалась себе самой такой маленькой, слабой, ничтожной… Неспособной постоять за себя.

Сейчас пришло спокойствие. Наверное, потому что родители рядом. Какие бы ни сложились между нами отношения, я знала, что они меня если не поддержат, то хотя бы защитят.

– Кто бы мог подумать, что помимо кошмарного упрямства в тебе еще и где-то храбрость завалялась, – проворчала мать, недовольно поджимая губы. – Вот только где все это раньше-то было?

Я пожала плечами. Как по мне, так храбрости во мне как не было, так и нет. Просто… Ну, просто в присутствии матери мне стало как-то спокойней.

– Опять молчишь, – безнадежно вздохнула мама. – Все-таки ничего в нашей жизни не меняется. Только хуже становится. Я-то думала, орлицу родила, а в итоге выросла домашняя клуша. Да и тут бесполезна – цыплят от тебя не дождешься.