Текст книги "Предложение (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Она клюет на это. Она всегда так делает. Мы открываем коробки и приступаем к работе. Когда я вижу, что в инструкции написано, что это работа для двоих, я снова хочу, чтоб Брэм был дома. Но все же я делаю что могу, даже если инструкция полностью запутала меня, и с электродрелью все было бы намного проще.

В конце концов, я устаю и сдаюсь. Как и Ава. Мы идем ко мне в комнату и обе засыпаем в моей кровати. Она любит, когда я могу поспать с ней днем, я не могу вспомнить когда в последний раз позволяла себе подобную роскошь. Иногда самые легкие и простые вещи в жизни приносят самую большую радость. Хороший, чистый вид радости который заставляет вас почувствовать себя человеком.

Должно быть, я поспала минут пятнадцать, когда сквозь туман слышу стук в дверь. Я встаю, пытаясь не разбудить Аву, и закрываю дверь спальни, направляясь к двери.

Несмотря на то, что я устала, мое сердце подпрыгивает в груди, готовое выстрелить словно пробка от шампанского. У меня что, правда кружится голова от простой необходимости открыть дверь?

Но да. Так и есть. В коридоре стоит Брэм, губы с беспокойством поджаты.

– Как ты? – Спрашивает он, оглядывая меня. – Дерьмово выглядишь.

– Всегда такой очаровашка, – сухо отвечаю я, несмотря на то что сердце бешено бьется в груди, и не могу подавить улыбку.

Он небрежно пожимает плечами.

– Ты сама сказала, тебе нравится, когда я придурок

– Я много чего говорю, – отвечаю я. – Это первое, что тебе надо обо мне знать.

– О, я знаю о тебе уже так много, – говорит он. – Как бы там ни было, прошлым вечером, как и обещал, я просмотрел все твои фотоальбомы. Это странно думать, что в школе мы могли бы встречаться друг другом? Я видел тебя с короткими, фиолетовыми волосами, в футболке Lovage. Девушка моей мечты. – Он смотрит в квартиру через мое плечо. – Так ты собираешься впустить меня или как?

Я отхожу в сторону и жестом приглашаю его войти.

– Заходи. Видишь, мы пытались собрать диван. Сегодня я сплошная катастрофа. Похмелье и отсутствие дрели делают из Николы тупицу.

Он поднимает палец в воздух.

– Минуточку. – А потом поворачивается и направляется обратно к себе. Пока он идет, я наблюдаю за его упругой, крепкой задницей. Он снова надел костюм, и это заставляет меня думать, что сегодня он был занят чем-то важным.

Он возвращается с набором инструментов.

– О, так ты мастер на все руки, – говорю я, пока он открывает ящик, начиная вынимать инструменты и складывая их на пол.

– Вот что я тебе скажу, я больше, чем просто красивое личико, – подмигивая, говорит он и достает дрель. Он несколько раз проверяет ее, я рада, что закрыла дверь в спальню, так Ава может продолжать спать. Хотя не так уж здесь и громко.

Но здесь определенно жарко. Брэм снимает серый пиджак, бросает его на диван, закатывает рукава черной рубашки, снова демонстрируя эти великолепные предплечья, и приступает к работе. Если смотреть на то, как Брэм ублажает себя, было самой горячей вещью, которую я видела, то наблюдать за тем как он решительно берется за дело и мужественно обращается с инструментами, это вторая самая горячая вещь. Я просто стерва, раз нахожу это привлекательным, но черт возьми, я это признаю.

– Итак, – говорит Брэм, пока я стараюсь держать одну часть каркаса, в то время как он присоединяет другую. – Что ты помнишь о прошлой ночи?

Я стону, не желая вновь переживать это.

– Все. По крайней мере, вторую половину ночи.

– Ты говорила, что целовалась с каким-то фанатом Giants. И практически занялась с ним сексом.

Я беспокойно сглатываю и смотрю на него. Его лицо почти такое же нейтральное, как и тон голоса, хоть я и вижу мрачную напряженность в его взгляде, она его и выдает.

– Почти, – напоминаю я.

– Ты уверена, что не сделала этого раньше, или ты просто не помнишь?

– Ой, да ладно, – шикаю я, а затем понижаю голос. – Нет, я этого не сделала. Я не напилась до потери сознания, никаких провалов в памяти. Просто все было слегка нечетким. – Я глубоко вздыхаю. – Эй, слушай, я сожалею, что вернулась домой такой развалиной, и сожалею, что тебе пришлось со мной возиться.

– Я был не против, – говорит он, выключает дрель и смотрит прямо на меня, его руки покоятся на каркасе. – Хотел удостовериться, что ты в порядке.

– Ну, – смутившись, я смотрю в сторону. – Спасибо тебе за это. Но мне жаль, что тебе пришлось видеть меня в таком состоянии. Я сегодня ходила к тебе, хотела поговорить, и когда не нашла тебя дома, предположила, что ты, возможно, решил держать от меня подальше, потому что я была полной катастрофой.

Он медленно качает головой, на его лице появляется благоговейная улыбка.

– Шутишь? Я о том, что ты подумала. Солнышко, во-первых, у меня есть парочка историй, которыми я могу с тобой поделиться. Но я не буду, а то тогда ты, скорей всего, захочешь убраться от меня подальше. А я этого не потерплю, ты и так держишь дистанцию. Во-вторых, Никола…как бы ты не ненавидела то, какой была ночью, как бы сейчас не расплачивалась за это, ты была настоящей. Дикой. Может ты слегка увлеклась и свернула не туда, в смысле что это мог быть мой язык, обернутый вокруг твоего. Но ты была настоящей и честной и я рад, что ты сказала мне все то, что сказала. Теперь я понимаю, почему ты не можешь держать свой рот закрытым. Детка, есть кое-что получше, чем можно его заткнуть.

Столько всего надо обдумать, даже не знаю с чего начать. Полагаю главное, что он не стал думать обо мне хуже, даже если я сама стала. А это упоминание о его языке вокруг моего и идеи о нем и моем рте. Обе эти вещи заполняют мою голову и тело безумной жаждой.

Я отталкиваю ее в сторону.

– Так у нас все нормально? – медленно спрашиваю я.

– Да, у нас все нормально, – говорит он и несколько секунд смотрит вниз на свои руки. – И на будущее, тебе не надо закидываться шотами или что вы там девочки пили, чтобы почувствовать себя дикой и свободной. Поверь, я это знаю. Я потерял многие годы жизни, не помня те ночи, когда пытался убежать, забыться или что-то еще. Это никогда не приводит ни к чему, кроме как к чувству вины и сожалению, именно тому, от чего я пытался скрыться. Это просто не сработает. Как бы ты ни хотела забыться, выпивка лишь подкармливает то, от чего ты бежишь, делает сильнее. Это ощущение, так или иначе, вернется. Не сказать, чтоб это не было весело, нет, но я эту линию поведения оставил в Нью-Йорке. Надеюсь и ты прошлой ночью нашла в себе силы отказаться от подобного.

Я киваю, впечатленная этой мудрой версией Брэма. Никогда не думала, что он жалеет о своей разгульной жизни на восточном побережье, я думала, что ему пришлось отказаться от этого, чтобы иметь доступ к деньгам родителей или что-то в этом роде. Не думала, что это был сознательный выбор, не тот, который он с радостью сделал.

– Вот почему ты переехал сюда? – спрашиваю я. – Хотел оставить все в прошлом?

– Это одна из причин. На самом деле, я просто хотел начать все с начала. И когда Линден попал в катастрофу, я подумал, может быть, я могу перебраться ближе к единственному человеку на земле, который мне по-настоящему близок. – Он смеется сам с собой. – Самое смешное, что мы с Линденом не очень то сблизились. Но по сравнению с родителями, он тот, кто прошел через все это.

– Я думала, ты был близок с родителями, а Линден нет?

– Неа, – качая головой, говорит он. – Как ты знаешь, мой отец дипломат, а мать из высшего общества. Для меня они хотели того же, хотели, чтоб я пошел по их стопам. Даже не чтоб сделал себе имя где-то еще, нет, а просто пошел по стопам отца. По крайней мере, он делал все, чтобы у меня складывалось такое впечатление…до сих пор делает. Можно было подумать, что покупка этого здания, вложение денег принесло бы ему гордость за сына, но нет.

Никогда не слышала, чтоб он настолько откровенно говорил о своей семье. Хочу, чтоб он продолжал. Это эгоистично, но это заставляет меня чувствоваться себя лучше, зная, что даже у богатых и влиятельных есть проблемы. Кроме того я хочу узнать о нем так много, как только возможно, сохранить каждый факт, каждое откровение, чтобы позже поразмыслить над этим. Это напоминает мне время в начальной школе, там был ребенок, я любила называть его Джой. Я знала о нем все – что он пил пепси вместо колы, что его мать зовут Бет – я словно золото хранила эти знания.

– Полагаю, я слегка подпортила твои инвестиции, – говорю я.

– Да нет, – говорит он. Прикусывает губу, и я хочу сделать то же самое. Удивительно, что сейчас я могу чувствовать что-то сексуальное, учитывая случившееся прошлой ночью, и мое нынешнее туманное состояние, но этот образ «мастер на все руки» заставляет меня хотеть его. Черт возьми, думаю в настоящий момент я хочу его несмотря ни на что.

Но пока он остается по ту сторону дивана, пока наши отношения не выходят за рамки соседских, мне беспокоиться не о чем.

Ну и чего я боюсь?

В конце концов, он отпускает губу, изгибает бровь.

– Могу я тебе кое-что рассказать, и ты пообещаешь не смеяться? – предлагает он. – Ладно, ты можешь смеяться, но только не долго.

– Что? – мне любопытно.

– Ну, все думают – предполагают – что я купил это здание для того, чтобы заработать денег, или, в конце концов, для инвестиций. Но это не совсем так. Я хочу, чтоб они так думали, но у меня большие планы. – Я выжидательно смотрю на него, жду, что он скажет дальше. – Ты знаешь Ричарда Брэнсона?

– Хреноллиардер?

– Да. Правильный термин.

– И что насчет него? О Боже, ты собираешься в космос?

Он смеется.

– Нет, черт побери. Космос пугает меня.

– Согласна, – добавляю я. – Никто не услышит, если ты закричишь.

– Верно, – говорит он. – Так или иначе, Ричард Брэнсон, когда ему было всего двадцать, занимался продажей звукозаписей по почте. К двадцати двум у него была Virgin Records. Все мы знаем, что произошло дальше. Он инвестирует, принимает умные решения, никогда не перестает пробовать и узнавать новое. Для этого парня нет ничего невозможного, видимо и к космосу это тоже относится.

– Так ты хочешь стать следующим Ричардом Брэнсоном? – спрашиваю я. – Большая цель, и не такая уж странная.

– Дело не только в этом. – Он облизывает губы и смотрит куда-то вдаль, в свое воображаемое будущее. – Брэнсон сказал, нет смысла начинать свой собственный бизнес, если вы делаете это не из-за чувства разочарования. Я купил это здание из-за неудовлетворенности, но не потому, что увидел возможность для себя, а потому что увидел ее для других, тех, у кого раньше ее не было. – Он смотрит на меня, его глаза сверкают оттенками серого и голубого. – В городе имеется явный недостаток доступного жилья, особенно для тех, кто в нем нуждается. Я никогда раньше не видел, насколько все плохо. Даже нормальные люди не могут позволить себе жить здесь, что уж о говорить о бедных, о тех, кто борется за выживание, тех, кто потерял работу, сбережения, все, что у них было? Куда им идти? В Тендерлойн? Жить на одной улице с наркоманами, делить кров с ворами? Я так не думаю.

Он начинает заводиться и делает глубокий вдох.

– Я хотел хоть что-то изменить к лучшему. На самом деле это очень долгий процесс, нужна поддержка со стороны города. Нужны инвестиции от людей, которые хотят помочь, заняться благотворительностью. Много чего нужно. Но я здесь, у меня есть здание и все мое время.

– А что о людях, которые уже живут здесь?

Брэм застенчиво улыбается.

– Большинство из них уже нуждающиеся. Никто из них не платит полную арендную плату. Я просто не знаю, как долго без участия города смогу позволить себе продолжать в том же духе. Вот над этим я сейчас и работаю. Сегодня у меня была встреча в мэрии.

– Ого. – Думаю, что это одна из самых благородных и удивительных вещей, которые я слышала. – И ты надеешься, что налоговая льгота, которую ты получил за то, что позволил мне жить здесь, сработает и с остальными жильцами?

– Налоговая льгота? – Он ухмыляется. – Да не, я солгал об этом.

У меня глаза вылазят из орбит.

– Что? Почему?

Он пожимает плечами.

– Потому что не было ни единого шанса, что ты поверишь, если бы я сказал, что хочу помочь тебе по доброте сердечной. А если бы я сказал тебе другу правду, ты бы сбежала.

– Какую еще правду?

– Что я хотел тебе понравиться.

Я моргаю.

– Вот почему я живу здесь? Ты хотел мне понравиться?

– До этого я уже делал для девушки необычные вещи, но ничего подобного, – говорит он, обращаясь больше к себе. – Но да. Я хотел помочь тебе и хотел, чтоб ты думала обо мне по-другому. Хотел, чтоб ты узнала меня настоящего.

– Но настоящий ты все еще высокомерный кобель, – напоминаю я, ощущая слишком много эмоций по этому поводу. Как ни странно, ни одной плохой.

– Может быть, высокомерный кобель с парочкой довольно милых черт. – Он машет дрелью. – Например, ловкость.

– Ну конечно же ты ловкий, – комментирую я, до сих пор чувствуя себя не в своей тарелке. У меня слегка кружится голова. Видимо похмелье дает о себе знать. Это ведь не может быть от того, что я узнала, что Брэм сделал для меня, из-за меня. – Хотя я до сих пор не понимаю, как это связано с Брэнсоном.

– Он большой филантроп. С его то состоянием он столько всего может сделать. Я тоже так хочу. Хочу и то и другое – деньги и возможность помочь.

– Почему это такой секрет? Думаю твои родители гордились бы тобой. Имею в виду, твой отец дипломат, у него должно быть много связей с благотворительными организациями.

Его губы изгибаются в быстрой улыбке.

– Даже Линден не в курсе. Никто, за исключением города и тебя.

– Почему нет?

– Потому что людям так нравится держаться за идею кто ты и что ты. Они навешивают на тебя ярлыки и независимо от того, насколько сильно ты пытаешься им показать, какой ты есть на самом деле, они этого не понимают. И не поймут. Они хотят лишь чтоб ты шел по определенному пути, тому, который они видят для тебя. Невозможно изменить то, что сидит у них в голове. Для них я всегда буду Брэмом раздолбаем, королем вечеринок, плейбоем. Не имеет значения, расскажу я им о своих планах или нет, они никогда не будут воспринимать меня всерьез. Я могу делать это хоть пятьдесят лет, стать следующий Брэнсоном, и они по-прежнему буду видеть во мне лишь того Брэма – лишь того парня, на которого повесили ярлыки.

Я понимаю каждое слово. Знаю, что когда говорю людям, что я мать-одиночка, на меня сразу же вешают клеймо, у меня нет шансов избежать этого. Не думаю, что многие, кто меня встречал, видят, что я больше, чем мое звание, мои обстоятельства.

А вот Брэм это увидел. Эта мысль, словно пуля, поражает меня.

Он изучает меня, и когда я встречаю его взгляд, на моем лице, возможно, написано удивление, он откашливается.

– Единственная проблема со всем этим, у Брэнсона было пятнадцать лет форы. Я потратил свои молодые годы на выпивку, наркотики и женщин. В то время как я, очевидно, наслаждался этим – как ты знаешь, женщины по-прежнему моя слабость – я мог бы сделать так много, если бы на ранней стадии взял себя в руки.

– Ты ведь знаешь, как говорят, никогда не поздно, – говорю я ему.

– Иногда я тоже так думаю, – говорит он. – Знаешь, пару лет назад у меня была отличная идея о сайте состоящей только из фотографий. Фотографий меня. Ну знаешь, после плавания, на пляже, как я снимаю рубашку. Я назвал его InstaБрэм.

Я внимательно слежу за ним и понимаю, что он должно быть шутит.

– InstaБрэм?

Но выражение его лица чертовски серьезное.

– Отличное название, правда? – И тут у него появляется эта огромная, самодовольная ухмылка. – Эй, я же должен иногда давать выход своему эго.

Я качаю головой.

– Ты худший.

– Я лучший. – Он стучит по дивану. – Этот диван сам себя не соберет.

Мы возвращаемся к работе над этим маленьким дерьмовым диваном, и когда мы практически закончили, он правда выглядит так словно это самое дешевое дерьмо которое я могла купить. Я начинаю подумывать о том, что выбросить его и оставить свой рваный, но надежный старый диван.

– Здесь мне будет нужна твоя помощь, – говорит Брэм приглушенным голосом. Он внутри большого куска ткани, который надо надеть на каркас, она покрывает его с головы до талии, словно призрака. – Это нужно пристегнуть к белым матрасам, которые где-то там.

Я наклоняюсь к матрасу, который оказался у меня за спиной, пока не оказываюсь под чехлом вместе с Брэмом. Мы словно в маленькой палатке, там едва хватает места для нас обоих. Наши лица купаются в желтом цвете.

– Вот, – говорю я, подняв край матраса с бегунком. Я осознаю, насколько близка к нему, пытаюсь сдержать дыхание, мой голос словно шепот. Под навесом становится жарко и все, что я могу чувствовать, это запах его прекрасной кожи.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо, думаю я. Надо выбираться из этой ситуации.

Но я этого не делаю. Он тянет половинку молнию вниз, а я держу матрас повыше, и мы пытаемся вставить молнию в бегунок. Он сосредоточенно морщит лоб, а я стараюсь держать все правильно, и такое чувство, что ни один из нас не дышит.

Тут молния поддается, скользит, и матрас прикреплен к чехлу. Думаю, мы оба вздыхаем с облегчением, затем он ныряет под вкладыш, подняв его и мы все еще под тентом из ткани, но уже прижаты друг к другу

Он улыбается. Я улыбаюсь.

В его глазах мелькает вспышка опасности.

Может это и похоть.

Но для меня это тоже опасность.

Прекрасная, изысканная опасность.

Хотя бы раз я готова к этому.

Но прежде чем эта мысль даже формируется у меня в голове, его опьяненные желанием глаза загораются, он притягивает мое лицо одной рукой, а второй скользит мне в волосы и целует меня.

Целует меня.

Целует меня.

Я думала, что была готова к этому, но нет.

Его поцелуй.

Он больше, чем я помню. Намного больше, и это сбивает меня с ног. Его ненасытный язык с жадностью толкается мне в рот, его губы обезумевшие и нуждающиеся. Этот влажный и страстный поцелуй заставляет жажду внутри меня пульсировать снова и снова. Его рука в моей голове хватает мои волосы так, будто он держится за свою жизнь, каждое движение посылает искры к моим нервам. Каждая клеточка моего тела чувствует себя живой, упиваясь всем этим – впитывая, отчаянно желая больше его прикосновений, больше его, больше всего.

Лишь на секунду он на полдюйма отодвигается, достаточно времени, чтобы испустить стон пока другая рука удерживает мое лицо. Его веки полуприкрыты, взгляд опьянен, он смотрит мне в глаза, затем на губы, будто я своего рода видение.

Я хватаю его за воротник рубашки и набрасываюсь на его губы. Нужда во мне сильнее и сильнее. Мне не терпится обернуть ноги вокруг него, почувствовать каждый его дюйм, узнать насколько сильно он меня хочет. Я, кажется, хнычу. И задыхаюсь. Целую его с таким же энтузиазмом, как и он меня. Его рот так настойчив, будто хочет поглотить меня целиком. Я бы не возражала, если бы он оказался где-то еще.

Будто читая мои мысли, он хватает меня за талию и быстро опускает вниз на пол, вкладыш оказывается у меня под плечами. Нам повезло, что на нашем пути не оказалась рама от дивана или кофейный столик. Хотя не уверена, имело б ли это какое-то значение. К черту всю эту мебель.

Нетерпеливо и немного грубо он тянет тунику вверх так, что моя грудь оказывается на виду, затем тянет лифчик вниз, пока мои соски не выпрыгивают наружу.

– Я знал, что ты чертовски совершенна, – тяжело дыша, говорит он. От этих слов мои соски становятся еще чувствительней, и из моего рта вылетает низкий стон. – О, солнышко, если ты продолжишь издавать подобные звуки, боюсь я кончу до того, как окажусь внутри тебя.

Верхние половины наших тел по-прежнему под тканью. Он проходится горячим, широким языком по моему животу и прокладывает дорожку вверх к соску. Он кружит вокруг него, а затем щелкает языком. Я снова стону, не в силах сдержаться, мои руки хватают его мягкие, густые волосы, словно спасательный круг.

– Это как лизать гребаный леденец, – между стонами говорит он, и я смотрю вниз. Моя грудь влажная и припухшая от его языка, она светится желтым из-за ткани, под которой мы лежим.

Он расстегивает мои джинсы и скользит пальцами вниз к трусикам. Мне хочется раздвинуть ноги, дать ему лучший доступ, но он тянет джинсы вниз, и я не могу развести бедра. Его палец толкается в щель, и от наплыва чувств я закрываю глаза, подчиняясь им.

Когда он обнаруживает, насколько я мокрая, я почти смущаюсь от того, в каком отчаянии прибывает мое тело.

– Ты вся течешь, – говорит он тихим голосом, который проникает в меня на первобытном, животном уровне. – О черт, детка, ты не имеешь ни малейшего понятия о том, насколько сильно мне прямо сейчас нужно оказаться внутри твоей тугой, розовой, маленькой дырочки. – С эти словами два пальца скользят в меня, и я задыхаюсь, автоматически сжимаясь вокруг них.

– Боже, а ты жадная, да? – шепчет он. – Абсолютно неудовлетворенная, и я собираюсь изменить это.

О Боже. Пожалуйста, сделай это.

Он прикусывает мою грудь, все глубже погружая пальцы, моя спина выгибается, желая больше, жестче, дольше, глубже. Я хочу быть раздетой, раздетой до мозга костей, хочу, чтоб он взял меня полностью, настолько мощно, чтоб мне никогда не нужно было ничего больше.

– Мамочка?

Ах, гребаное дерьмо!

– Черт, – тихо вскрикиваю я, Брэм сразу же убирает руку, подтягивая мои джинсы. Мы обмениваемся диким, застенчивым взглядом, а затем, как только моя туника оказывается внизу, он поднимает ткань вверх и держит над нами.

Потирая глаза, у двери в спальню стоит Ава, она выглядит заспанной. К счастью, с того места она не могла увидеть много.

– Привет милая, – говорю я ей, пытаясь отдышаться.

Она вглядывается в меня и Брэма.

– Что вы делаете? У тебя волосы в разные стороны.

– Просто собираем диван, – слишком широко улыбаясь, говорю я. – Вот Брэм к нам заскочил.

– Привет, Брэм. – Она зевает, а затем плетется через гостиную и садится на диван. Нормальный диван. Не тот диван, который практически заставил двух соседей заняться сексом.

Я смотрю на него, он с улыбкой приглаживает волосы. Что, черт возьми, это было? Я все еще чертовски возбуждена, грудь ноет от желания, клитор пульсирует там, где только что был его большой палец. Господи, он нужен мне для продолжения.

Но может быть хорошо, что мы все ж остановились. Увлечься было бы плохой идеей.

Правильно? Я понимаю, что спрашиваю об этом себя, а ответов у меня нет. Я просто хочу трахнуться с шотландским богом секса, который стоит рядом со мной.

– Ну, – прочищая горло, говорю я Брэму. – Спасибо за помощь.

Он кивает и медленно встает на ноги, поднимая меня на мои.

– Конечно. Но знаешь, я не особо то помог. Я только начал.

Я знаю, о чем он, и как бы я не хотела попросить больше, я не знаю, как это сделать, и нужно ли это.

– Что ж, спасибо за ту помощь, которую уже оказал. Ну ты понимаешь, с диваном.

Он посылает мне дерзкую улыбку, а затем проводит пальцами – теми же самыми пальцами, которые несколько минут назад были во мне – под носом и вдыхает.

– Я вернусь за большим, – глухо говорит он.

Затем поворачивается и уходит, а я стою рядом с почти собранным куском дурацкого дивана, задаваясь вопросом, перестанут ли мои ноги когда-нибудь дрожать.

Глава 12

НИКОЛА

В тот день Брэма я больше не видела. Когда я просыпаюсь утром, мое тело все еще уставшее от похмелья, а внутри все болит от того, что какая-то часть Брэма, пусть и недолго, была внутри меня. Все это похоже на сон, хороший эротический сон, за исключением того, что у меня не было шанса кончить и теперь мало того, что мне неловко, так еще я чувствую себя сексуально неудовлетворенной.

Боже, те вещи, что он сказал, были такими ужасно сексуальными, не думаю, что, если бы любой другой парень был настолько же откровенен, мы бы так же быстро перешли к делу. Хотела бы я посмотреть, где еще оказался этот грязный рот – в прямом и в переносном смысле. Я хотела, чтоб он вернулся «за большим».

Но жизнь продолжается. Я застряла с одним почти собранным диваном, а другой все так и лежит в коробке. Даже не представлять, как его собирать. Я настолько близка к тому, чтобы взять самый большой тупой предмет, который у меня есть – вероятно вибратор – и выбить все дерьмо из обоих. Чертова IKEA! На самом деле это не вина магазина (не совсем), это моя вина. Я так быстро помешалась на Брэме. Одно маленькое прикосновение, один раз узнав его вкус, я готова дать ему больше. Но я бы не сказала, что его прикосновение или его вкус был маленьким. У него сильный и длинный язык, а его пальцы еще больше.

Несмотря на то, что сегодня вторник, Лиза прийти не может, а мне надо к трем на работу. Но к счастью, приедет мама. Я начинаю чувствовать себя ужасно, вытаскивая ее сюда все чаще и чаще. Посменная работа не так предсказуема, как моя прошлая, но мама молодец, и она любит как можно больше времени проводить с внучкой.

– Привет, дорогая, – входя в квартиру, говорит она мне. Она останавливается и сразу же видит новый дерьмовый диванчик в углу. Потом машет Аве, которая, уткнувшись в подушки, лежит на старом диване, и бездумно смотрит телевизор.

Она едва машет в ответ, будто у нее не хватает сил. Обычно я бы заволновалась что с ней что-то не так, но я только что измерила ее уровень сахара, он идеален. Она просто немного хандрит – видимо подцепила это от мамы.

И тут мама говорит мне.

– Ты хорошо выглядишь, – будто это сюрприз какой-то, и обычно я выгляжу как кусок дерьма. Мда уж. А может это и так.

– О, спасибо, – отвечаю я. Я всего лишь одела свою обычную форму для бара, белая майка с низким вырезом и джинсы, но она вглядывается в меня так, словно я что-то скрываю.

– Нет, правда, – говорит она, ущипнув меня за щеку. Когда я была маленькой, она никогда так не делала. – Что бы ты ни делала, так держать. Не забывай, ты все еще молода, ну ты знаешь, независимо от того, насколько старше заставляет тебя чувствовать этот маленький нарушитель спокойствия. – Она указывает пальцем на Аву, которая не обращает на нас внимания.

– Да, да, – отвечаю я. Хватаю кожаную куртку, она у меня уже лет сто. На этой неделе город решил вести себя как настоящий мудак, и температура сейчас около минус миллиона. Я почти выхожу за дверь, как мама говорит.

– Ждать ли мне визита Брэма?

Несмотря на то, что я уже взялась за ручку двери, я отпускаю ее и шагаю назад, поворачиваясь к маме лицом.

– Мам, послушай, – говорю я ей. – Брэм очень хороший парень.

– Джентльмен, – с таинственной, хитрой улыбкой произносит она.

– Конечно, – отвечаю я. – Имею в виду, он на самом деле хороший парень. А также, не…в общем суть в том, что меня не волнует, принес он тебе чайник или тебе кажется что он проявляет ко мне интерес, он просто мой сосед. Он никогда не станет чем-то большим.

– О, Никола…– начинает она, опустив руки по бокам.

Я хватаю ее за руку.

– Я знаю, что это практически первый парень, с которым ты встретилась с тех пор, как я была с Филом. Если не считать Бена, но он недолго околачивался вокруг. Но на самом деле…Брэм и я? Мы просто друзья. Не знаю, что будет дальше, но сейчас он оказывает мне услугу, и я пытаюсь сделать это для него проще. – Я делаю паузу. – Ты понимаешь, о чем я? И не надо делать что-то из своих мамских вещей и вмешиваться во все это. Это не сработает, хорошо? Это может поставить под угрозу наши отношения, отношения между арендодателем и арендатором.

– Почему ты думаешь, что я стану вмешиваться?

– Я по твоим глазам вижу, – отвечаю я. – Порой я замечаю это и в своих глазах.

Она вскидывает руки вверх и идет к дивану, плюхаясь вниз рядом с Авой.

– Отлично. Я понимаю. Мама не может хоть немного развлечься. Но вот что я тебе скажу, в один прекрасный день, когда твоя дочь достаточно подрастет и станет встречаться с мальчиками, ты станешь переживать по этому поводу и будешь пытаться контролировать процесс. Только она тебе этого не позволит.

– Звучит невероятно.

– Это правда. Это происходит со всеми мамами. Время идет, и ты продолжаешь расти, но любовь никогда не меняется. Ты всегда будешь моим маленьким ангелом, а она всегда будет твоим. И все мамы просто хотят, чтоб их ангелочки нашли достойного мужчину. Даже больше, нашли того, кто будет смотреть на них так, словно они волшебство, словно магия. – Она смотрит на меня, подтягивая ноги на диван. – Если ты найдешь мужчину, который смотрит на тебя, будто ты волшебство, держись за него. У меня было подобное с твоим отцом, и я никогда не должна была позволять ему уйти.

Я с трудом сглатываю.

– Но ты тоже должна считать этого мужчину волшебством. Это работает в обоих направлениях.

Она кивает.

– Да, ты права. Это должно быть обоюдным, и когда ты найдешь это, это будет магия в чистом виде. Не отбрасывай это в сторону ради чего-то еще.

Не знаю что еще сказать. Я говорю маме звонить, если возникнут проблемы и ухожу.

Я не вижу Брэма в коридоре. Не знаю, чтобы сказала, если б увидела. Вероятно попросила бы подвезти меня и в конечном итоге получила бы больше, чем ожидала.

***

К сожалению, моя смена тянется долго. Около восьми Джеймс говорит, что я могу идти домой. Класс, я получила чаевые и зарплату за несколько часов, даже если на самом деле не особо то и работала – иногда он может быть действительно хорошим боссом. Но общественный транспорт не на моей стороне, а может, я просто очень хочу побыть как можно дольше вне дома. Когда я так далеко, мне легче не думать о Брэме.

На ходу снимая кожаную куртку, я иду по коридору к своей квартире и только хочу вставить ключ в дверь, как слышу смех.

Смех мамы.

Смех Авы.

Смех Брэма.

О, черт возьми, нет. Я молча достаю пудреницу и смотрю на себя. Волосы слегка растрепаны, но выгляжу я хорошо. Делаю глубокий вдох и открываю дверь.

В квартире Брэм, моя мама и Ава. Они все сидят на одном диване.

Только это не мой старый диван, и, очевидно, не тот желтый кусок дерьма. Желтый кусок дерьма и другие коробки сложены у двери, прямо там, где сейчас стою я. А эти трое сидят на элегантном, темно-сером диване, который раньше я никогда не видела.

На самом деле, закрыв дверь и взглянув на него ближе, я понимаю, что он похож на тот диван-футон, на который Брэм положил глаз еще в магазине.

Боже мой, он что, купил мне проклятый новый диван?

Я смотрю ему в глаза и, судя по тому, как он ухмыляется, дьявольски проводя кончиком языка между зубами, я знаю, что именно это и произошло.

– Ты рано, – говорит мама, и она выглядит пристыженной, будто я поймала ее за чем-то, чего она не должна была делать. Она быстро добавляет. – Брэм принес тебе этот диван, разве это не мило с его стороны?

– Это очень мило с его стороны, – говорю я, обходя диван и гладя верх рукой. Он мягкий, но прочный. Мне он очень нравится, но Боже, порой благотворительность Брэма заставляет меня чувствовать себя неловко. Полагаю именно поэтому он так и поступает. К черту Ричарда Брэнсона. Думаю это больше чем проект Никола Прайс она же Элиза Дулитл (прим. пер. героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион») потому что он наслаждается тем, насколько меня это напрягает. Он превращается в сладкого папика, хотя я чертовски уверена, что не просила об этом.