Текст книги "Предложение (ЛП)"
Автор книги: Карина Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Я вздыхаю.
– Его звали Бен. Он был хорошим парнем и все тут. Ни один из нас в реальности не был в отношениях.
– Но он нравился Аве, да?
Я смотрю на него.
– Что заставляет тебя так думать?
Он пожимает плечом.
– Складывается впечатление, что тебе страшно, что это повторится. Что Ава привяжется ко мне – что даже ты, сама, с твоим проклятым сердцем, запертым в клетке – тоже привяжешься ко мне.
Я чувствую, как пылает моя кожа.
– Мое сердце не в клетке, – защищаюсь я. – И Ава привязалась к тебе с того самого момента, как села к тебе в машину. Ей ущерб уже нанесен
– А что о тебе? – хрипло спрашивает он, еще пристальней вглядываясь в меня. – И почему ты называешь это ущербом?
Он, правда, не понимает?
– Потому что… – я ищу слова. – Потому что когда вы с кем-то, а потом они уходят, с собой они забирают часть тебя. Это разрушает фундамент. Разве ты не знаешь? Это словно вытягивать кирпичик за кирпичиком, в конце концов, все здание рухнет.
Он сердито потирает рукой лицо, выпуская очень громкий вздох.
– Сердце это не гребаное здание, Никола! – Он откидывает одеяло и встает с постели, расхаживая взад-вперед по комнате. Он обнажен, но на этот раз мои глаза тянутся к напряженности, написанной на его лице. Я даже и не думаю о том, чтобы смотреть на его член.
– Прости, – шепчу я, садясь на кровати. – Я знаю, что это не так, но, Боже, я просто хочу, чтоб ты понял, каково мне было. Просто знал каково это, оказаться в дерьмовой ситуации.
Он останавливается и недоверчиво смотрит на меня. Я жалею, что вообще что-то сказала. Брови нахмурены, глаза огромные.
– Думаешь, ты единственная, кто оказывался в дерьмовой ситуации? – он наклоняется вперед, кладет руки на матрас и смотрим мне прямо в глаза. – Пока я рос, моя мама никогда не говорила мне, что любит меня. Мой отец никогда, независимо от того, что я делал, не гордился мной. Я вынужден был жить, зная это, справляться с этим. Я половину времени провел в школах-интернатах, так как никто в семье не знал, что со мной делать. Ты хочешь поговорить о дерьмовых ситуациях? Ну, что ж, давай. Я был чертовски нежеланным. И да, у меня были деньги и прочая ерунда. Но все это такая хрень, когда у тебя нет кого-то, кто скажет тебе, что они тебя любят.
У меня перехватывает дыхание. Я вижу, как пульсирует вена на его шее, отчаяние в его глазах, они хотят, чтоб я увидела его, чтоб я его поняла. Я так и делаю. Не совсем так, но понимаю.
Он сглатывает, и мгновение смотрит в сторону.
– Эй, – говорит он, у него низкий голос. Он ползет по матрасу ко мне, и я вспоминаю первый раз когда мы занимались любовью. Но вместо плотского желания, когда он приближается ко мне, во мне появляется что-то еще. Какой-то другой уровень связи, возможно, он есть только у меня в голове.
– Никола, – говорит он, кладя руки по сторонам от моего лица, глядя мне прямо в глаза. – Я знаю, ты обожглась. Но я тоже обжегся. Может быть из того, что осталось от нас может выйти что-то красивое.
А потом он целует меня, с такой силой, такой страстью, я буквальной чувствую, как из меня высосали весь воздух. Я не хочу ничего больше, чем чтоб из нас вдвоем выросло что-то красивое. У меня есть свои демоны, и, видимо, у него есть его собственные.
Мы не тратим много времени на прелюдию. Он внутри меня и вместо ленивой, роскошной любовной игры, которая была до этого, сейчас это что-то сумасшедшее и отчаянное. Словно он вручает себя мне, боясь, если я не приму его сейчас, то он навсегда потеряет меня.
Но он не потеряет меня.
Потому что я абсолютно влюблена в этого мужчину.
И понимание этого ужасает. Он был настолько сильно неправ насчет того, что сердца это не здания. Они одинаковые. Они представляют собой строения, которые держат нас в безопасности, ограждают от стихии. И в ту же минуту, когда они начинают шататься, все остальное находится под угрозой.
Сердце можно конфисковать так же, как и здание.
Сердце можно разрушить кувалдой под видом отказа, или бульдозером замаскированным под неосторожное слово. Сердце можно взорвать на кусочки и бросить на землю.
Но, даже зная все это, мне надо двигаться дальше. Надо воспользоваться шансом. Надо поверить в Брэма и в себя. Чтоб я смогла отдаться ему, открыть себя для любви и позволить себе первый раз в жизни влюбиться, не ожидая, что все превратится в руины.
Она может достичь облаков, пронзить небо. Построить мост из жизни, которая была у меня раньше, от того человека, которого я знала, к чему-то намного лучшему.
Но ему я этого не говорю. Я не смею. Держу эти чувства при себе – я люблю тебя, я нуждаюсь в тебе, я жажду тебя – и страхи – ты сломаешь меня, ты погубишь меня, осудишь меня – все в себе.
И когда он кончает, в его глазах так много магии, и я думаю, может быть, он знает.
Может быть он, в конце концов, понимает, кто он для меня.
Глава 17
БРЭМ
– Хей, придурок, – говорит Линден когда я отвечаю на телефон.
– Здравствуй Линден, – вежливо говорю я. Я на встрече с Административным советом внутригородского управления Сан-Франциско и даже несмотря на то, что сейчас у нас кофе-брейк, черта с два я буду приветствовать брата как всегда.
– Поймал тебя не в лучшее время, брат? – говорит он. – Я перезвоню позже.
– Что ты хочешь?
– Просто хотел узнать как ты, – говорит он, защищаясь. – Черт побери, что, собственная семья не может узнать как у тебя дела? Я не разговаривал с тобой с тех пор, как ты вернулся из Диснейленда. За который, кстати, большое тебе спасибо. Теперь Стеф издевается надо мной, с какой стати она не умчалась в самое счастливое место на земле. Не знаю, как ты сделал это с малышкой на хвосте.
Его замечание заставляет меня вздрогнуть, как и большинство из его обычных комментариев.
– Я сделал это для Авы, – отвечаю ему, – и для Николы.
– Ладно, ладно, – говорит он. – Я просто говорю, что ты святой. Никогда не думал, что назову тебя святым. Должно быть, она действительно въелась тебе под кожу. Не говори мне, что ты собираешься стать Джерри Магуайером и тащиться от ребенка. Не могу себе представить, чтоб Ава говорила тебе, сколько весит человеческая голова.
Нет, но она назвала мне имена многих динозавров из Юрского периода. Но я не говорю об этом Линдену. Не хочу давать ему оружие.
– Если тебе от этого станет легче, – говорю я ему, понизив голос, чтобы люди, сидящие в конце стола, потягивающие воду и обсуждающие что-то, не услышали. – Я тащусь от Николы. Она великолепна, ты не поверишь насколько. – Я должен сказать это, или Линден может обвинить меня в том, что я собираюсь стать похитителем детей.
– Держу пари, что так и есть. Иначе с чего бы тебе все еще быть там?
Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь не дать ему добраться до меня. Я знал, мой брат никогда не поймет ничего из этого, ничего из того, что я чувствую и то, что я пережил раньше. Он столько всего не знает обо мне, никто не знает, и в последнее время у меня такое чувство, что все это скоро всплывет.
– Будь осторожен, Линден, – говорю я ему. – Довольно скоро Стеф начнет приставать к тебе с малышом, и где ты, черт возьми, в конце концов, окажешься? Ты окажешься в Диснейленде со своими маленькими засранцами, и я буду тем, кто будет смеяться последним. – Я делаю паузу. – И да, они будут именно маленькими засранцами, потому что ты, когда был мелким, был эпическим говнюком, и это будет чертово возмездие.
Он молчит.
– Могу сказать то же самое о тебе, – в конце концов, говорит он, – не знаю ни одну девушку, которая в здравом уме захотела бы, чтоб ты стал отцом ее ребенка.
И вот снова, прямо в живот. Я делаю еще один глубокий вдох и напоминаю себе, Линден не имеет ни малейшего представления о том, что случилось.
Ни малейшего.
– Это все, что ты хотел? – спрашиваю я, пытаясь казаться не задетым его словами, пытаюсь показать, что мне скучно. – Обменяться колкостями?
– А ты вообще где?
– Занят. – Говорю я ему, не желая вдаваться в подробности. Он и моя семья до сих пор не знают о потенциальной благотворительности, о моем здании и идеях. Не знает никто кроме Николы, и я этим доволен. Но сегодня состоится официальный благотворительный прием для сбора средств, на котором будет довольно много важных местных жителей. Если Линден следит за новостями, он может узнать об этом.
Слава Богу, что он зациклен лишь на полетах на вертолетах, хотя, очевидно это не такой уж большой подвиг.
– Вижу, – размышляет он. – Что ж, когда не будешь занят и не будешь занят, кувыркаясь с матерью-одиночкой, приходи, выпьем пива. – Снова тишина. – Я иногда скучаю по тебе, братишка. Только не в этот раз.
– Хорошо, – отвечаю я. Шепчу в телефон, добавляя. – Придурок.
Отключаюсь и понимаю, что люди в конце стола – мистер Артертон и мистер Байсвотер – слышали, что я сказал.
Виновато улыбаюсь.
– Неправильный номер.
К счастью остальная часть встречи проходит хорошо. Все поддерживают мою идею. Просто ни у кого нет денег. Везде, куда бы я ни пошел, одно и то же. Полагаю для меня все немного проще с деньгами – я уже купил здание, а это огромный вклад, и мне не надо просить кого-либо проспонсировать меня. Но мне надо иметь доход для того, чтобы оплатить ипотеку, вот для этого мне и нужны остальные. Они верят в это – у них просто нет средств, чтобы помочь.
Я ухожу от них, чувствуя отчаяние по поводу сложившейся ситуации. Но когда прихожу домой, и вижу в коридоре миссис Уильямс, пожилую женщину-инвалида с очень добрым сердцем, но такую слабую, я вспоминаю, почему делаю это. Я хочу помочь. Впервые в жизни чувствую, что, черт возьми, должен это сделать. Может это отчасти эгоистично – не думаю, что можно разбогатеть, если ты не эгоист – но это придает всему смысл.
Так же как и Никола. Сегодня она не работает, мы идем на прием, так что, прежде чем направиться к себе, я делаю то, что и всегда и сначала захожу к ней. Теперь у меня есть ключ – ну да, у меня всегда был ключ – но теперь я использую его потому что я ее любовник, а не домовладелец.
Любовник. Это не совсем тот термин, который мне хотелось бы использовать для описания своей роли, но не уверен, как вообще это назвать. Забавно, любовник звучит более подходяще, чем бойфренд. Любовник вроде как более серьезно. Но, с тех пор как неделю назад мы вернулись из Диснейленда, Никола выглядит немного скрытной, и я не хочу на нее давить.
Если честно, я считаю, что мы вместе. Я считаю ее своей девушкой, хоть и не рискнул бы сказать подобное, если от этого она станет волноваться. Тем не менее, рано или поздно она к этому придет. Знаю, я не был с ней полностью честен, и знаю, что у меня в шкафу есть парочка скелетов, которые могут ужалить меня в задницу. Я это знаю. Просто всему свое время, когда я буду готов, она все узнает. Прежде всего, я хочу, чтоб у нас установились доверительные, сильные отношения, которые не разрушаться, когда она действительно узнает меня.
Это время скоро придет. Она так близка к этому. Я просто не уверен, что она позволит мне. Она так изменилась, стала такой открытой, такой свободной, и, бл*дь, так сексуально раскрепостилась. Но пока я по-настоящему не пробьюсь через ее щиты и страхи, не думаю, что она будет на сто процентов доверять мне.
Тем не менее, когда я открываю дверь и захожу в ее квартиру, вдыхая знакомый запах, сочетание кофе, пластиковых игрушек и ее сладкой кожи, у меня есть надежда, что между нами есть доверие. Что наступит тот день, когда она отпустит себя и полностью отдастся мне. И я не имею в виду тело – я получил все, что хотел. Я имею в виду ее сердце и душу, редчайшие из всех вещей.
– Привет, – бодро говорит она, замечая меня. На ней лишь полотенце, хотя ее волосы уложены и подняты вверх, а на лице идеальный макияж. Плохо, что это все заставляет меня захотеть бросить ее на кровать, сорвать полотенце и испортить все это великолепие.
Но я этого не делаю. Я игнорирую член, оживший в штанах, и шагаю к ней, хватая за плечи. Эта нежная кожа настолько опьяняющая, что не могу удержаться и целую ее шею. Она пахнет как мечта. Я бы мог навсегда остаться здесь.
– Ты пахнешь невероятно, – говорю я ей.
Она хихикает, слегка извивается. Я знаю, моя щетина щекочет ее, но это всегда так весело.
– Не увлекайся, – предупреждает она. – Потребовался час, чтобы привести лицо и волосы в порядок.
Я откидываюсь назад и смотрю на нее.
– Разве ты не всегда так выглядишь?
– Ха-ха, – говорит она. – Мне нужно надеть платье и сережки. Но я буду готова через двадцать минут. Ава спит, Лиза скоро придет.
– Тебе надо двадцать минут, чтобы одеться? – спрашиваю я, садясь за стол и доставая банан из чаши с фруктами.
Она исчезает в спальне, откуда доносится ее голос.
– Ты же меня знаешь. И ты знаешь, что я хочу хорошо выглядеть. Не думаю, что прежде посещала подобные вечера.
– Это не так, – говорю я, кусая банан. – А свадьба Линдена? И я знаю, тебе там понравилось, а теперь угадай, где будет вечер?
– Где?
– В том же яхт-клубе на другой стороне моста. В том, где проходила свадьба.
Я поднимаю взгляд и вижу, как она остановилась в дверях спальни, держа в руках длинное платье оливкового цвета.
– Ты шутишь, – говорит она.
– Неа.
Она выглядит впечатленной.
– Вау. Такое впечатление, что мы прошли полный круг.
Посмотрим, думаю я, пока она исчезает в комнате.
Тридцать минут спустя – не двадцать – мы сидим на заднем сиденье черного лимузина и направляемся через мост Золотые Ворота. Солнце садится над океаном, озаряя небольшие участки тумана и низкие облака, цепляющиеся за городские здания. Абсолютная красота.
Как и Никола. Она одета в красное платье в пол с золотыми деталями. У платья низкий вырез сзади, он просто умоляет меня пройтись языком вверх-вниз по ее спине, но спереди все благопристойно. На ощупь материал приятнее шелка и тоньше презерватива, и я делаю вывод, что под него она не надела трусики. Я могу видеть очертания ее груди и совсем не удивительно, что к концу поездки я возбужден. Раньше она имела обыкновение причитать, что после того, как выкормила Аву грудью, не может ходить без лифчика. Но со временем она стала немного более свободной в этом вопросе, и я благодарен за это.
На самом деле, в ней все невероятное. Мы выходим из машины и появляемся на вечере. Официанты в смокингах обходят публику и подают канапе, коктейли с креветками, фуа-гра и трюфели. Все разодеты в пух и прах, но нет никаких сомнений в том, что самая красивая женщина здесь она.
И думаю, да я охрененно уверен, сама она об этом и не подозревает.
– Ты настолько великолепна, что должна быть объявлена вне закона, – говорю я ей после того, как мы берем у официанта два бокала шампанского и медленно идем по залу.
– Ты такой красивый, что это заставляет девчонок глупеть, – говорит она, а затем тычет в себя пальцем. – Включая меня.
Я знаю, она шутит. Она верила в это и часто говорила подобное, пока мы не начали встречаться, но все ж это немного жалит.
Но я игнорирую это чувство, и мы продолжаем ходить по залу. Правда заключается в том, что подобные ситуации заставляют меня немного нервничать. Я в норме, когда знаю хоть кого-то, но здесь я не знаю ни души. Я заплатил за нас обоих, чтобы мы могли присутствовать здесь, и вот мы здесь, но я не уверен, к кому мне следует подойти. Во время своего исследования я встретился с огромным количеством людей, но никто из присутствующих не выглядит знакомым.
И так до тех пор, пока не начинаются речи о сборе средств и необходимости дальнейшего развития Сан-Франциско. Необходимости превратить его в город, в котором могут жить все люди, особенно работающие. И тут я вижу мистера Байсвотера. Не он пригласил меня, и я понятия не имел, что он будет здесь, но опять же, я им все уши прожужжал о своих планах и вполне возможно просто прослушал, что говорили они.
К моему удивлению, в конце выступления он упоминает мое имя. Я не верю своим ушам, и Никола пихает меня в бок. Я сглатываю, поправляю бабочку и встаю, чтобы показать себя, как и просил мистер Байсвотер.
К счастью, мне ничего не надо говорить, он просто упоминает мой проект и то, чего я пытаюсь добиться, а затем продолжает свою речь. Но когда все речи сказаны, ко мне подходят оператор и репортер.
– Вы Брэм МакГрегор? – спрашивает женщина с чрезмерным макияжем и сияющими в темноте винирами. Когда я отвечаю ей, что да, и это обо мне ранее говорил мистер Байсвотер, она сует мне в лицо микрофон и начинает задавать вопросы.
Не помню, чтоб давал ей разрешение на подобное, но это отличная возможность и я пользуюсь каждой секундой. На самом деле, очень хорошо, что я обсуждаю подобное с прессой, есть шанс, что люди услышать меня. А Никола все это время стоит на заднем плане и гордо смотрит на меня.
Все интервью занимает около пяти минут и репортер – Челси Чейн, такое фейковое имя – говорит, они вероятно обрежут его для быстрого репортажа, когда будут монтировать сюжет. Для меня это не имеет значения. Наконец-то я чувствую, что стою за чем-то стоящим, у чего есть перспектива.
– Это было чертовски горячо, – шепчет мне Никола, когда репортер переходит к следующему.
Я смотрю на нее сверху вниз, как она скользит руками под лацканы моего смокинга.
– Ты о том, что было сейчас?
– О да, – говорит она, выглядя голодной, но не до еды, а до моего члена. Лучший вид голода.
Знаю, я рискую, спрашивая подобное, я могу вызвать плохие воспоминания, но я все же спрашиваю.
– Как насчет того, чтобы вернуться в прошлое и закончить то, что мы начали?
На секунду ее лоб нерешительно хмурится, блестящие губки слегка надуты, а затем он лукаво ухмыляется.
– Конечно.
Я хватаю ее за руку и веду сквозь толпу, вспоминая путь, ведущий из здания в сад.
Убеждаюсь, что рядом нет ни души и звуки вечера слышны далеко позади. Чертова блестящая каменная скамья до сих пор здесь.
– Устраивайся поудобней, – говорю я ей, подводя ее к скамье. – И говоря поудобней, я имею в виду двигайся к краю и встань на коленки.
– Подожди, – говорит она, поднимая палец. – Здесь ты забавлялся с той блондиночкой?
– Нет, – отвечаю я, зная, что она имеет в виду. – Это было в кустах там. И если честно, это было не очень весело. Никто не хочет, чтоб его задница оказалась в шипах. По крайней мере, я. – Я делаю паузу, усмехаясь. – Но возможно ты готова к чему-то большему, чем шипы. – Я поглаживаю ее большим пальцем.
Она закатывает глаза, и я знаю, она, вероятно, еще долго будет обходиться лишь моим большим пальцем.
Она все еще не двигается, и я снова говорю ей что делать. Наконец она встает на четвереньки и двигается назад, пока не оказывает на краю скамьи. Я стою позади и поднимаю ее платье так, что оно собирается вокруг талии. Ее задница выглядит так охрененно превосходно, и я не могу удержаться, сжимая сочные половинки в руках, впиваясь пальцами в мягкую плоть. Моя потребность живая, явная и настолько сильная. Я сжимаю колени, пытаясь совладать с собой, пока мой член в штанах не начинает болеть, требуя внимания. Затем расстегиваю молнию и достаю из кармана пиджака презерватив.
– Всегда готов, – комментирует она и виляет передо мной своей роскошной задницей.
– Перестань меня дразнить, – предупреждаю я, слегка шлепнув ее по попке. – Я предпочел бы не кончать на твое платье. – Вижу, как она слегка качает головой. – Хорошо, я бы с превеликим удовольствием размазал свою сперму по этому дорогому куску ткани, надетому на тебе. Но я не буду.
– Потому что ты джентльмен.
– О да, именно. – Шлепаю другую половинку. – Лучший вид.
Так что я беру ее прямо там, на каменной скамье, как и должен был на свадьбе в прошлом году. Я беру ее жестко, грубо и дико, и мне все равно, черт побери, слышит ли нас кто-нибудь. Мы не в силах сдержаться.
Но правда состоит в том, что я рад, что все сложилось именно так, и у нас не было секса на свадьбе. Я никогда бы не узнал ее и, зная меня, она была бы просто очередной интрижкой. Конечно, я бы увидел в ней сложную натуру, захотел бы выпустить наружу дикого ребенка, спрятавшегося в ней. Но это ее нежелание принимать меня, ее привязанность и ее преданность своему ребенку, всему кроме себя, это заставило меня стать одержимым желанием сблизиться с ней. Потребовалось время, чтоб наши пути снова пересеклись, но я бесконечно рад, что так случилось.
– Всему свое время, – говорю я после того, как мы оба кончили и пытаемся восстановить дыхание. Я застегиваю брюки и выбрасываю презерватив в ближайшую мусорку.
– Что? – спрашивает она, ее голос осоловелый пока она поправляет платье. Она выглядит настолько невероятной после секса, что мне часто приходиться ущипнуть себя. Или ее. А потом это приводит к очередному сексу и круг продолжается.
Я ухмыляюсь, глядя на нее.
– Это мой девиз. В прошлый раз когда мы были здесь, я говорил, что у меня есть один, и вот он. Всему свое время. – Я делаю паузу. – А твой – живи без сожалений.
Она кивает и подходит ко мне.
– Что ты имел в виду, всему свое время? – в ее глазах надежда, что-то такое, чего раньше там не было.
– Я имею в виду, – говорю я, пока она обнимает меня за талию. Смотрю на нее сверху вниз, потерявшись в ее очаровании, в ее истинной душе, – что если бы я тогда тебя соблазнил, мы не были бы там, где находимся. Так или иначе, нам суждено быть вместе. Нам суждено было расстаться и затем снова сойтись. Может быть, у нас произошли какие-то маленькие перемены, так должно было быть, чтобы все случилось так, как сейчас.
– Что ж, меня уволили. Я бы не сказала, что это зависело от меня, – говорит она. У нее шутливый тон, но во взгляде глубина, а на лице написана тоска.
– Со временем все вышло именно так, как надо, – говорю я ей. – Все это ведь реально, это сработало, правда?
На одну долю секунды я смертельно боюсь, она может сказать, что это не работает. Кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Но потом она так нежно улыбается, и оборачивает руки вокруг моей шеи. Она облизывает губы, нервничает.
– Больше, чем реально, Брэм, – шепчет она. Сглатывает и проводит по моему лицу кончиками пальцев. От этого прикосновения, от нее самой, от всего того, что она заставляет меня чувствовать, я закрываю глаза.
– Брэм, – говорит она, звуча так тихо. – Я люблю тебя.
Она любит меня.
Любит.
Меня.
Моя грудь чертовски болит. Не от ее слов. То, что она сказала, эти слова заставляют мою душу хотеть петь, может даже кричать. Рассказать всему миру, что по какой-то гребанной причине Никола Пирс меня любит.
Это слишком, так тяжело, так…чертовски незаслуженно.
У меня сдавило грудь, я чувствую тяжесть в желудке, потому что знаю, я не могу сказать то же самое. Потому что я просто еще не там. Я почти добрался до той точки, но я не буду лгать ей. Я бы не стал лгать ей о чем-то таком редком и сложном, как любовь
Всему свое время, снова хочу сказать я, я тоже это почувствую.
Но я не могу произнести ни слова. Все так запутано, все настолько сложно, что она даже не знает. И если она узнает то, что я от нее скрываю, то, что я храню в тайне ото всех, она, вероятно, заберет свои слова обратно.
– Брэм? – спрашивает она, изучая мое лицо. – Я сказала неправильную вещь?
Я прочищаю горло.
– Ты в это веришь?
Она шокировано мигает.
– Конечно, я в этом верю. Я…я люблю тебя.
Я качаю головой.
– Тогда ты не сказала ничего неправильного. Я просто удивлен, вот и все. Удивлен, но благодарен. Для меня честь, что ты сказала мне подобное.
– Честь? – повторяет она, отпуская мою шею. – Почему ты говоришь так, словно тебе нужен меч и лошадь?
Я пожимаю плечами, пытаясь казаться игривым, но вижу, ей больно, она чувствует себя отвергнутой.
– Послушай, – говорю я ей, пытаясь притянуть ее к себе, но она вырывается из моих рук и направляется обратно на вечер. Я следую за ней, кладу сильную ладонь ей на руку, удерживая на месте. – Не уходи. Здесь нет повода для расстройства.
– Я только что сказала тебе, что люблю тебя! – кричит она, на ее лице боль. – И ты ничего не сказал в ответ.
– Никола, пожалуйста, – я убираю волосы ей за уши и держу лицо в руках. – Я тебя обожаю. Я хочу проводить с тобой каждую минуту. Я хочу строить с тобой будущее. Но я человек прошлого, которое еще надо утрясти, и я работаю над этим. Ты привела меня из прошлого в будущее, где мне и место.
Я пытаюсь поцеловать ее, но она отворачивается.
– Это та женщина, Тейлор, – шепчет она, и я стараюсь не замереть от упоминания этого имени. – Дело в ней, не так ли? Та, с которой ты все испортил.
– Не совсем, – говорю ей, и я честен. – Нет. Все не так. Честно говоря, я не люблю ее, клянусь, и это было много, много лет назад.
Ящик Пандоры вот-вот откроется. Я просто должен рассказать правду. Рассказать все как есть, объяснить, и если она меня любит, если действительно любит меня, она поймет. Нет ничего, с чем мы не смогли бы справиться. Во всяком случае, может это даже поможет нам стать ближе.
Но я ничего не говорю. Я больший трус, чем хотелось бы признать. Я слишком горд и охрененно боюсь все испортить, несмотря на то, что у меня такое чувство, что я уже это сделал.
– Никола, – снова говорю ей твердым голосом, – пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что никого не люблю. Клянусь тебе, это будешь только ты и совсем скоро. Мне просто нужно время, чтобы прийти к этому, и когда это случится, это будет магия.
– Магия, – повторяет она.
– Пожалуйста, – говорю я. – Ты не можешь винить меня за честность. Я всегда был с тобой честен и не собираюсь останавливаться. Для меня невероятная честь, что ты любишь меня, такого раздолбая, и я собираюсь хранить твою любовь словно золото. – Я нежно, сладко целую ее, и к моему огромному облегчению, она целует меня в ответ. – Я никогда не отпущу тебя. Ты застряла со мной, солнышко. Навсегда.
Она кивает, но я все еще могу заметить это душераздирающее выражение от отказа в ее глазах. Я видел подобное и раньше, в гораздо большем масштабе.
Мы идем обратно на вечеринку, и я ни на секунду не отпускаю ее, даже когда она пытается уйти. Продолжаю держаться за нее, потому что чувствую, я настолько близок к тому, чтобы потерять ее. Не могу позволить этому случиться.
Не могу.
Не буду.
Но я также не могу не задаваться вопросом, что произойдет, когда придет время.
Глава 18
НИКОЛА
– Никола, можно тебя на секундочку в мой кабинет? – Сегодня вечер четверга, и хоть посетителей еще не так много, я удивлена, что Джеймс просит меня покинуть бар. Должна признать, мне это не нравится. Пока я следую за ним в заднюю часть бара, туда, где находится его офис, мои руки становятся липкими. Последний раз, когда меня звали в подобное место, я была уволена.
Не удивлюсь, если именно так и случится. До сегодняшнего дня эта неделя была странной. Во-первых, я сказала Брэму, что люблю его, и он не ответил мне тем же. Хоть я и ценю его честность, я бы солгала, если б сказала, что это совсем не уничтожило меня. Это все, о чем я могу думать, несмотря на то, что сейчас он еще более внимателен и заботлив. Он был очень внимателен и раньше.
Во-вторых, интервью, которое он дал на приеме, показали в новостях и теперь весь мир знает о его маленьком проекте, ну, по крайней мере, в Калифорнии, и теперь это превратилось в историю о нехватке в штате доступного жилья. Через минуту после этого мне позвонила Стеф, Брэму позвонил Линден, а несколько дней спустя и его родители, услышав об этом от своих друзей.
И, как и предсказывал Брэм, никто в его семье не воспринял его всерьез, по крайней мере, так говорит он. Но когда я обедала со Стеф и Кайлой, я могла видеть, что их понимание Брэма резко изменилось. В лучшую сторону.
Конечно же, мне пришлось рассказать им о своем эпическом отказе. Их от этого аж передернуло, будто они испытали те же чувства, что и я. Никто не жаждет неразделенной любви.
Никто не жаждет быть уволенным в ту же самую неделю. Я сажусь напротив Джеймса, мои глаза порхают к стенам позади него, где у него обычно висит постер с Faith No More, с концерта в Уорфилд в 1995, но теперь там висит какой-то мотивационный плакат. Ну знаете, с таким сентиментальным закатом. Он собирается превратиться в Мюррэйя из Полёта конкордов (прим. пер. комедийный дуэт из Новой Зеландии, в состав которого входят Брет Маккензи и Джемейн Клемент, их юмор и музыка стали основой для радио-шоу на BBC и телесериала, премьера которого состоялась в 2007 году на HBO).
– Давай просто покончим с этим, – говорю я Джеймсу, закрывая лицо руками – Как сорвать пластырь, сразу и все!
– Что? – спрашивает он. – Нет. Никола. Я не увольняю тебя.
Я смотрю на него сквозь пальцы.
– Нет?
Он качает головой и умиротворенно улыбается.
– Нет. Я тебя повышаю.
– Что? – Вылупилась я на него. – Почему? Я ведь ничего такого не делаю, просто целыми днями разливаю напитки.
– Потому что ты доказала свою надежность, – говорит он, – ты надежней большинства работающих здесь. Думаю, я могу тебе доверять, и ты хороша в том, что делаешь.
Джеймс никогда не относился ко мне настолько хорошо. Знаете, до этого он лишь дал мне работу и все.
– Серьезно? – Спрашиваю я, желая убедиться, что это не какой-то розыгрыш.
– Абсолютно серьезно, – вздыхает он, откидываясь на спинку стула. – Приближается летний сезон. На следующей неделе уже июнь, и народу прибавиться, а большинство работников захотят взять выходной. Кроме той поездки в Диснейленд, ты никогда не просила о выходных. И даже тогда, отгулы просила не ты. Это был твой благотворитель.
– Полагаю, ты тоже смотрел новости?
Он кивает.
– Должен признать, брат Линдена это последний человек, у которого, я думал, окажется золотое сердце, но, видимо это правда. Однако полагаю, я не должен говорить тебе подобное.
Я слегка улыбаюсь, даже несмотря на то, что эти слова напоминают мне, я все еще живу там бесплатно.
– И с повышением ты будешь в состоянии платить за себя, – добавляет он так, словно может читать мои мысли. – То есть, если ты хочешь. Не буду лгать, быть помощником менеджера это не прогулка в парке.
– Помощник менеджера?
Он кивает.
– Больше часов, больше ответственности. Ты больше не будешь просто подавать напитки. Уверен, ты быстро всему научишься.
Я, наверное, ужасный человек, раз думаю об этом, но я не уверена, что готова взяться за подобную работу. Днем я привыкла поводить время с Авой, а когда у нее дневной сон, я работаю на швейной машинке. Черт, я даже одела топ, который недавно сама сшила. Он не идеален, но я ведь только возвращаюсь к своей рутине и – что более важно – к своей страсти. Наличие подобного в моей жизни напоминает мне, что есть что-то большее, что можно получать от работы, не только зарплата.
А теперь, если я буду работать полный день, не уверена, что у меня останется время на себя, не говоря уже об Аве. Но я знаю, правильно и ответственно было бы принять это предложение без вопросов.
