Текст книги "Предложение (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Ава кривит губы, но затем кивает.

– Хорошо. – А потом со Снуффи бежит в гостиную. Мое сердце увеличивается в объеме. Иногда, быть матерью такое проклятие, обнаружить что способность любить так сильно, это больше, чем вы могли себе вообразить, а затем быть навсегда привязанной к этой лапочке, не важно, насколько она взрослая, не важно, можете вы защитить ее или нет.

Я вздыхаю и заканчиваю убирать остальные тарелки. Сегодня утро субботы и я знаю, что забыла забрать из почтового ящика вчерашние газеты. Я отвечаю на каждую вакансию, которую могу найти, по крайней мере, если она хоть как-то связана с моей специальностью. Но меня пригласили лишь на одно собеседование. Это было неделю назад, должность продавца в магазине одежды. Я уже больше не жду ответа с замиранием сердца. Хоть я и знаю, что в наши дни большинство вакансий публикуется в интернете, я не собираюсь рисковать и проверяю объявления в газете.

– Ава, мама сходит вниз, заберет газеты, хорошо? – Говорю я ей, направляясь к двери. – Оставайся здесь, я скоро вернусь.

Она кивает, сосредоточившись на мультике по телевизору. Я смотрю во что я одета – пижамные штаны, тапочки и майка, ну, по крайней мере, я надела лифчик. Я знаю, кто мой сосед, и последнее, чего я хочу, чтоб мои соски играли в гляделки с Брэмом.

За последние две недели я видела Брэма лишь мельком, он уходил и приходил, несколько раз заходил меня проведать. На его лице всегда эта вечная ухмылка, словно он вот-вот выдаст какую-то колкость или комментарий в мою сторону, но нет, он этого не делает. Не знаю, то ли он пытается вести себя лучше, то ли он просто устал меня доставать.

Что я знаю, так это то, что парень любит трахаться. Много. Просто обалдеть как много. Я удивлена, как у него член еще не взорвался. Моя спальня рядом с его, и я слышу его даже в гостиной, когда Ава не спит, это слегка неудобно. До сих пор она, кажется, ничего не заметила, но это потому, что когда я его слышу, то сразу же включаю телевизор или музыку. Он довольно громкий и его девушка еще громче. Можно предположить, что он забавляется с одной девушкой, но я в этом не уверена. Это определенно не Астрид. Последний раз я видела его с темнокожей моделью с такой задницей, что даже я уставилась на нее словно под гипнозом.

И я точно могу сказать, девочки не притворяются, а значит Брэм чертовски хорош в том, что делает. Их крики в пылу страсти такие удивленные, словно они поверить не могут, что с ними случилось такое удовольствие. Полагаю, что девиз о нем не врет – одна ночь в его постели, твои ноги так и останутся навсегда раздвинутыми.

Тем временем есть я, которая ни с кем не встречается, а удовольствие я получала последний раз пару дней назад в душе, играя со своим БНБ, мой Бойфренд На Батарейках. Он чаще всего доставляет мне удовольствие, и я начинаю любить его за эту надежность.

Я забираю почту из почтового ящика в холле, а затем иду обратно наверх. Приближаясь к двери своей квартиры, я вижу, что дверь Брэма открывается. Мое сердце на мгновение замирает – не знаю, почему – но тут я вижу девушку с прической боб. Она одета в черную кожаную мини-юбку, могу точно сказать, это искусственная кожа; топик, который выглядит так, словно фею вырвало блестками прямо на него; в руках она несет подделку Valentino. Под глазами вчерашняя тушь.

Старое доброе похмельное раскаяние.

Она видит меня и застенчиво улыбается.

– Привет.

– Привет, – говорю я ей, открывая дверь. – Мне нравятся твои туфли. – Это не совсем правда, но звучит будто так и есть.

– О. – она растерянно смотрит на них. – Спасибо.

Я смотрю, как она быстро идет вниз и исчезает, будто бежит с места преступления.

Внезапно дверь Брэма открывается снова, он высовывает голову, его темные волосы примялись. Он смотрит вниз на пустой холл, а потом замечает меня и самоуверенно улыбается.

– Она ушла?

– Да, – говорю я. – Сбежала как ошпаренная.

– Отличный альбом, – говорит он. Потом добавляет. – Мит Лоуф. Певец.

– Я знаю, кто такой Мит Лоуф, – отвечаю я, двигаясь к своей двери, чтобы войти внутрь.

– Эй, – быстро говорит он и выходит из-за двери. На нем лишь футболка и боксеры. Они серые. От David Beckham. Они настолько близко, что я могу это прочитать. И, кажется, они маловаты для того, что прячется под ними.

– Боже мой, – говорю я, прикрывая глаза и отворачиваясь. – Можешь ты, пожалуйста, натянуть штаны?

– Скромница, – с фырканьем отвечает он. – В нижнем белье нет ничего непристойного.

Может для мужчины средних размеров и нет, но для тебя точно есть, думаю я. Но вслух я этого не скажу, у него и так чрезмерно раздутое эго. Не могу не думать о том, как Стеф и Кайла обе рассказывали, насколько хорошо оснащен Линден, могу сделать вывод, что это у них семейное.

– Просто хотел кое-что спросить, – продолжает он и звучит так серьезно, что я оборачиваюсь и смотрю на него, держа глаза на уровне лица, ни на дюйм ниже. Даже не уверена, моргаю ли я. – На самом деле, даже две вещи.

– Какие? – Мой голос звучит нетерпеливо. Я просто хочу вернуться обратно к себе.

– Надеюсь, мы не слишком шумели, – говорит он. – Знаешь, никогда не спрашивал предыдущих арендаторов, слышали ли они о, хм, о моих проделках в спальне. Да и в других комнатах. Ну ты сама понимаешь. Но тебя я могу спросить.

– Что заставляет тебя думать, что ты можешь спросить об этом меня?

Он пожимает плечами.

– Предположу, что ты могла меня слышать.

– Я использую беруши, – отвечаю я. И это правда. Я использую их каждую ночь, вставляю так глубоко, что уверена, в один прекрасный день они вылезут через нос. Как только я заработаю денег, думаю, я собираюсь исследовать рынок компаний, занимающихся их производством.

– Плохо, ты пропустила шоу.

Я испепеляю его взглядом.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, какой ты вульгарный?

– Да, много раз. – Он кивает на меня. – Но зная, что твои стены такие тонкие, не чувствуй, что ты должна сдерживаться, когда…если…приведешь мужчину. Я не возражаю. Мне нравится слушать.

Я в неверии качаю головой.

– Почему тебе так трудно быть пристойным?

– Должно быть, это у меня в генах, – размышляет он, прислонившись к косяку и выпятив бедра. Я отказываюсь смотреть, даже если и согласна с его утверждением.

– Могу я спросить, что за вторая вещь? – говорю я. Даже не знаю, почему я ему потакаю, надо было просто захлопнуть дверь у него перед носом. Ненавижу думать, что он находит что-то забавное и веселое в наших маленьких диалогах. Он словно мальчишка в начальной школе, постоянно дергает тебя за волосы.

– Ах, да, – говорит он со злой усмешкой. – Учитывая отсутствие сексуальной активности в вашей квартире и твой отказ взглянуть хоть мельком на мои трусишки, мне интересно, ты раньше когда-нибудь сексом занималась? Знаю, у тебя дочь, но в последнее время столько болтают о непорочном зачатии.

– Иди нахрен, – отвечаю я, открывая дверь и быстро входя внутрь, с силой захлопывая дверь.

Пока мои щеки пылают, я слышу, как он говорит с другой стороны.

– Вот эту девочку я и хотел увидеть. – И слышу, как захлопывается его собственная дверь.

Что за говнюк. Имею в виду, знаю, он играет со мной словно мальчишка, только он не просто за косички меня дергает. Этот мужчина знает, как задеть меня за живое. Просто потому что я не трахаюсь со всем, что ходит, или с ним, не значит, что я какая-то зажатая, невинная скромница.

К сожалению, я знаю, что он отчасти прав. Потому что последние пару лет я двигаюсь именно в этом направлении. Даже несмотря на то, что я не толстая, мне надо стать худее и подзагореть. У меня целлюлит на бедрах, заднице, которая все не перестанет расти, растяжки, шрам от кесарева на рыхлом животике. Уверена, если бы я захотела, я могла бы заставить это все работать на меня, но так трудно оглядываться назад и видеть себя ту – счастливее, лучше – и мириться с тем, какой я стала. Это словно признать поражение.

Последнее, чего я хочу, раздеться догола перед парнем, и к несчастью, последний, перед кем я хотела это сделать, был Брэм.

Дерьмо. Может мне действительно стоит замутить с каким-то случайным парнем, только бы выбросить Брэма из моей чертовой головы.

– Мамочка.

Я оглядываюсь и вижу на диване Аву, она с любопытством смотрит на меня. Я понимаю, что прислонилась к двери, будто Брэм в любой момент может ворваться внутрь. Я выпрямляюсь и посылаю ей застенчивый взгляд.

– Я в порядке. – Говорю я ей.

– Там был Брэм? – теперь она произносит его имя с особой осторожность, желая выговорить «р».

– Да. – Осторожно отвечаю я. Мне не нравится, что она все еще сходит по нему с ума. Я не хочу быть с ним хорошей ради нее и не хочу, чтоб он был единственным мужчиной, которого она видит. А последнее, чего я хочу, чтоб она видела в нем замену отцу.

– Брэм – лала-динь-дон! – Громко поет она, подбрасывая Снуффи. – Брэм – лала-динь-дон!

Динь хрен, это верно (прим. пер. в английском одно из значений слова dong – хрен).

– Хорошо, достаточно, – говорю я ей. – Как насчет того, чтоб мы говорили потише, хорошо?

– Брэм – лала-динь-дон! – кричит она, бегая по комнате и хихикая.

Я выдыхаю, сажусь за кухонный стол, разворачиваю газету и начинаю поиск работы.

***

Примерно к двум дня я отметила все объявления о работе, которые сочла нужным, даже те, где предлагается работа официанткой, в чем у меня совсем нет опыта. Я отправила резюме, сопроводительные письма и миллион раз скрестила пальцы. Ава носится вокруг дивана, сходя с ума от скуки, и я чувствую, что мне понадобится чашек десять эспрессо, чтобы пережить оставшуюся часть дня. По крайней мере, она перестала петь свою песенку про Брэма.

Стук в дверь. Кажется, я поторопила события.

Я встаю и смотрю в винтажное зеркало на стене. Я выгляжу не так уж плохо. Полагаю то, что я приняла долгий душ, после нашей с ним стычки, помогает, и я сделала все, чтобы выглядеть привлекательней. Я немного завила волосы. Слегка накрасила брови (по мнению большинства женщин, брови одно из моих достоинств), нанесла несколько слоев туши и слегка накрасила губы. Моя кожа сошла с ума во время беременности, но, к счастью, уже успокоилась и мне не надо много тона. Я так же не стала наносить румяна, у меня и так вечно щеки горят.

Я открываю дверь и совсем не удивлена, когда вижу Брэма. Он смотрит на меня, его глаза расширяются, когда он всматривается в мое лицо, а затем проходит взглядом по моему телу. Я одела леггинсы и длинную тунику без рукавов, но этот наряд недалеко ушел от пижамы.

– Ну, привет тебе, – говорит он и протягивает бутылку вина. – Мир?

Я сжимаю губы

– Мир?

– Да, – говорит он, помахивая бутылкой. – Ты раньше пробовала Don Melcher? Оно великолепно.

– Выглядит дорогим.

– Так и есть, – говорит он и улыбается. – Но я чувствую, что должен что-то для тебя сделать.

– Зачем?

– Потому что вел себя как полный козел, – говорит он. – Стоял там, выставив на обозрение член. Я не должен был дразнить тебя.

Я прищуриваю глаза.

Он все понимает.

– Прости, прости. Обещаю с этой минуты вести себя хорошо.

– Да, конечно.

Он божится.

– Клянусь. Можешь меня выгнать в ту же минуту, как я ляпну что-то лишнее.

– Не собираюсь с тобой спорить. – Выдыхаю я и отступаю в сторону, позволяя ему пройти внутрь. Свежий лесной аромат, напоминает мне что-то такое, не могу понять что, но, проносясь мимо, это что-то делает меня счастливой, и я не могу удержаться и не закрыть глаза, чтобы вдохнуть его.

К счастью, он этого не замечает, проходит на кухню и ставит вино на стол.

К сожалению, стол качается, видимо у него ножка сломалась. Брэм умудряется схватить вино до того, как оно упадет на пол.

– Блин, – ругаюсь я, и из своей комнаты выбегает Ава.

– Что это был за шум? – спрашивает она, а затем видит Брэма. Глаза загораются словно свечи. – Брэм!– кричит она и бежит к нему.

Он смотри на нее сверху вниз, улыбаясь, пока я быстро закрываю дверь и спешу оценить масштабы бедствия.

– Брэм, Брэм, Брэм! – вопит Ава.

– Как ты, малышка? – спрашивает он, явно наслаждаясь ее вниманием.

– Брэм, я написала для тебя песню, – взволнованно говорит она.

Он смотрит на меня.

– Да неужели? Она написала для меня песню, а ты нет?

Я закатываю глаза и снова поворачиваюсь к столу. Ножка слегка отошла, но, думаю, я смогу приклеить ее на место.

– Брэм – лала-динь-дон! – начинает в полный голос петь Ава. Я игнорирую ее и беру ножку стола, а затем иду к ящику со всякой ерундой, чтобы найти клей.

– Очень красивая песня, Ава, – говорит Брэм. – Такая оригинальная.

– Брэм – лала-динь-дон!

– Не поощряй ее, – бормочу я, и Брэм оказывается рядом со мной.

– Суперклей? – спрашивает он, глядя мне через плечо. – Тебе нужен новый стол, милая.

Я отмахиваюсь от него и прохожу мимо. Ава до сих пор поет свою песню и прыгает вверх-вниз.

– Если ты не заметил, сейчас я не могу позволить себе новый стол.

– Я дам тебе его, – говорит он.

Я ощетиниваюсь.

– Ты и так достаточно сделал. – И мне правда нужно, чтоб мой долг перед ним оставался настолько маленьким, насколько возможно. Но я понимаю, что снова звучу как стерва, поэтому говорю. – Как только я получу работу, я поеду в Гудвил и что-нибудь найду.

– Кстати, как проходят поиски? – спрашивает он. – Поиски работы?

– Хреново, – отвечаю я.

– Хреново! – вопит Ава. – Хреново! Хреново! Брэм – лала-динь-дон!

– Вот теперь больше похоже на правду, – комментирует Брэм.

– Ава, нельзя говорить это слово, – ругаю я ее, а потом мысленно себя, ляпнула ведь такое в ее присутствии.

– Брэм? – спрашивает он.

– Нет, то…ты знаешь, о каком слове я говорю. Брэм. Не говори это слово. Это очень очень плохое слово.

– Очень, очень плохое, – говорит Брэм, его голос внезапно становится хриплым. Не знаю почему, но внезапно у меня по рукам бегут мурашки, а в животе разливается тепло.

Я смотрю, как он идет на кухню и берет пару бокалов. Хорошо, полагаю, это сейчас произойдет. Перед тем, как у меня появляется шанс сказать ему, что сейчас слишком рано, чтобы пить, вино уже открыто.

– Мамочка, – говорит Ава, пока я пытаюсь открыть суперклей.

– Что?

– Брэм! – кричит она и бежит в свою комнату, снова напевая песенку.

– Брэм всегда было ругательством в моей семье, – говорит он, подходя с бокалом вина и протягивая мне. Затем он кладет руку мне на плечо, сжимает его на одну горячую секунду и ведет меня к дивану. – Посиди здесь. Позволь мне починить твой стол.

– Но, – протестую я.

– Сядь! – говорит он, указывая на меня. – Расслабься хоть раз, ладно?

Расслабиться? Он посмеется над этим, стоит ему хоть на секунду пожить так, как живу я.

Но я сажусь. Делаю глоток вина (оно чертовски приятное). Смотрю, как он намазывает клеем ножку стола, ставит ее на место и прижимает. На самом деле, я смотрю на его мышцы. Он в голубых джинсах с дыркой на колене и серой футболке с V-вырезом, она выглядит очень тонкой и очень мягкой. Его повседневный стиль такой же соблазнительный, как и его костюмы, просто другой.

– Оцениваешь товар? – не глядя на меня спрашивает он. – Сегодня утром у тебя было больше шансов для этого.

– Я оцениваю стол, – отвечаю я, поворачиваясь в кресле и фокусируясь на вине. – Он выглядит хорошо, спасибо.

Он плюхается в кресло рядом со мной.

– Пожалуйста. Вот для чего нужны хорошие соседи.

– Ты всегда такой полезный?

– Только с правильными людьми, – говорит он и слегка мрачнеет. – Думаю, мои соседи на Манхэттане ненавидели меня. На самом деле я знаю, они все меня ненавидели. Слишком много вечеринок, и никого из них никогда не приглашали.

– Скучаешь по этому?

Он смотрит на меня с удивлением.

– Не знаю. Не думаю. Полагаю я жил там просто как привык. Я знал, кто мои друзья, хотя в глубине души понимал, на самом деле они не были моими настоящими друзьями. В Нью-Йорке очень просто найти людей, которые, словно чертовы щенки, будут везде ходить за тобой, пока ты тот, кто их кормит.

– Звучит как заноза в заднице, – говорю я.

– Ты так думаешь? – спрашивает он. – Думал, что в прошлом с тобой было то же самое. Только не щенки, большие собаки.

Мне не нравится, что это становится настолько личным. Хотя, в некотором смысле он прав. В школе и даже в колледже у меня были деньги, стиль и последователи. Похоже, сейчас они остались в другой жизни. Моя жизнь делится на жизнь до Авы и после Авы. Не значит, что я злюсь на это, нет, это просто факт, когда у вас есть ребенок. Ваша жизнь меняется, к худшему или к лучшему, но она меняется. Ничего не будет таким, как прежде.

– Я попал в точку, – пока я молчу, продолжает он. Уверена, он все видит по моему лицу. – Прости.

Я пожимаю плечами, но мой рот занят вином.

– Ну ладно, – смирившись, говорит он и слегка хлопает по ноге. – Вернемся к поиску работы. Никаких успехов?

– Нет, – отвечаю я. – У меня было собеседование в магазине одежды, но они не перезвонили. Думаю, им что-то не понравилось в моем лице.

– Но у тебя прекрасное лицо, – мягко говорит он, и я с удивлением смотрю на него. Он нежно улыбается. – Это правда.

Я сглатываю и отвожу взгляд, не привыкла я к комплиментам.

– Так или иначе, – продолжаю я, прочищая горло. – Я понемногу начинаю терять терпение.

– Ты просто отправляешь резюме на определенные позиции в определенных областях? Ты специализируешься на моде, верно? – Я киваю. Он продолжает. – Поверь мне, никто не любит снижать стандарты, но, может быть, тебе стоит двигаться к чему-то пониже твоего достоинства, попроще.

– Ниже моего достоинства?

– Гордость может быть опасной штукой, – говорит он. – Я это знаю. Я так хорошо это знаю.

Серьезный тон его голоса заставляет меня задуматься, что же такое в прошлом случилось с ним и с его гордостью.

– Ну и что? Я уже стала искать работу официанткой.

– Хорошо, – говорит он. – Хотя эта работа тоже трудная. И в этой отрасли достаточно высокая текучка. Но я не сомневаюсь, что это тебе под силу – в конце концов, ты мама, ты можешь справиться с чем угодно, но это…

– Но проблема в том, что, чем ниже я опущусь, тем меньше шансов, что меня возьмут на какое-то действительно стоящее место.

– Ага, – соглашается он, почесывая подбородок. – Хотел бы я, чтоб у меня были какие-то связи в этой области, чтоб помочь тебе, но у меня их нет. – Он откидывается на спинку стула и пару секунд смотрит в потолок. Затем поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. – Как насчет тебя?

Я качаю головой.

– Да нет же, у тебя они есть, – говорит он. – Как насчет Джеймса? Того чувака с пирсингом, который управляет Burgundy Lion. Как думаешь, он наймет тебя?

– В качестве кого, бармена?

Он пожимает плечами.

– Я знаю, что мой брат работал там. Как и Стефани, там они познакомились. Да и что не так с барменом? Ты чертовски горяча, так что у тебя будет куча чаевых. Если ты немного продемонстрируешь свои классные сиськи, то можешь сделать еще больше.

Я игнорирую комментарий о «классных сиськах » (хотя какая-то часть меня и польщена), но я все еще хочу немедленно отклонить эту идею.

– Я так не думаю.

– Назови хотя бы одну причину, почему нет.

Я жую губу.

– Я не знаю, как и что там делать.

– Они обучат тебя, ты научишься в мгновение ока, – он щелкает пальцами.

– Они могут и не взять меня.

– Но могут и взять. И, скорей всего, так и сделают. Я могу быть очень убедительным.

– Я не хочу, чтоб ты вмешивался в мои дела, – быстро говорю ему.

– Нет, не хочешь. Но ты должна знать разницу между вмешательством в чужие дела и помощью. Джеймс поможет тебе. Все, что тебе надо сделать, только попросить.

В этом то и проблема. Я не хочу просить.

Я чувствую взгляд Брэма на себе, знаю, он читает меня. Я знаю, он каким-то образом поняла, о чем я думаю.

– Иногда каждый человек должен засунуть свою гордость подальше, – тихо говорит он.

Я выдыхаю и закрываю глаза. Он прав. Я не хочу спрашивать, потому что не хочу признаваться в том, что мне нужна помощь. Но мне действительно нужна помощь. И хотя я никогда не планировала работать в Lion, эта работа может изменить мою жизнь. Помочь мне встать на ноги.

– Хорошо, говорю я, когда открываю глаза, Брэм берет мой сотовый и подает мне.

– Позвони ему, – говорит он.

Я так и делаю. Брэм сидит рядом, а я спрашиваю Джеймса, может ли он дать мне работу барменом в Burgundy Lion. Я только начинаю объяснять свою ситуацию, как он говорит мне не беспокоиться, он, так или иначе, сделает это.

Теперь у меня есть работа. Я сижу на своем продавленном диване, попивая дорогое вино, и чувствую себя так, словно у меня гора упала с плеч.

У меня есть работа.

И может быть, просто может быть, у меня есть еще и хороший сосед.

Глава 7

НИКОЛА

Три недели.

Уже три недели я работаю в The Burgundy Lion и у меня наконец-то, наконец-то, начинает получаться.

Но даже при всем при этом, я обсчитала пять человек.

Взяла меньше, чем надо, у двадцати.

В 70% случаях наливаю слишком много.

Недоливаю в 25%.

Кто знает, что там с оставшимися 5%.

Пролила три напитка.

Два на других.

Один на себя.

Один раз упала.

Не знаю, как так получилось.

А ударялась я бесчисленное количество раз.

Заработала $800 чаевых.

Домой я прихожу совершенно без сил, плачу Лизе за то, что она остается с Авой – когда у нее есть возможность, она более чем счастлива вернуться и присмотреть за ней – или оставляю на ночь маму, не хочу, чтоб в такой час она ездила за рулем. Ночь теперь наступает поздно, ноги все в мозолях, но я, наконец, зарабатываю деньги и начинаю разбираться с делами. В кое то веки чувствую, что у меня все под контролем. У меня лишь одна жалоба, я работаю всего три смены в неделю, но Джеймс говорит, что он поработает над тем, чтоб я выходила чаще. Я просто благодарна, что он вообще дал мне этот шанс.

И за это мне надо поблагодарить Брэма. Брэм мужик. Брэм это человек за соседней дверью, который все еще громко занимается сексом со случайными цыпочками и до сих пор время от времени выводит меня из себя своими поддразниваниями или откровенно сексуальными комментариями. Но когда он этого не делает – в те дни, когда я не проношусь мимо него в коридоре или когда он не стучит в мою дверь – я действительно ненавижу признавать, что вроде как скучаю по нему. Серьезно. По шуткам и общению. И да, может и по его приятному виду тоже.

Но я не слишком-то рада этому, у меня нет никакого намерения позволить этому мужчину приблизиться ко мне. Как сосед он великолепен, а как нечто большее, чем…он плох, это плохие новости и это плохо для меня.

Сегодня за Авой присматривает мама. Сандра, девушка, которая обычно работает в баре по пятницам, позвонила на работу и сказала, что у нее дела, она не сможет прийти раньше 23.00. Даже несмотря на то, что время сдвинулось с 20.00 до 23.00, Джеймс спросил, не хотела бы я прийти, и он заплатит мне за четыре часа. Естественно, я ухватилась за этот шанс – я хватаюсь за все, что он предлагает.

– Ты действительно обустроила этот дом, – сидя на диване, комментирует мама. Как только она произносит эти слова, я слышу треск ткани. В потертых подушках еще одна дырка. Мы обе смотрим на дырку, затем друг на друга и смеемся. У нас заняло немало времени научиться смеяться над нашими обстоятельствами.

Когда я была молода, у мамы была идеальная жизнь. У нее был мой отец, который порой вел себя безрассудно, не всегда брал на себя ответственность и не особо стремился к лучшему. Но у него было доброе сердце и душа.

Я бы могла подумать, что и всепрощающая душа, но не уверена, насколько это верно. Моя мать всегда хотела большего, и в один прекрасный день она влюбилась в самого скучного в мире адвоката богатых и знаменитых. Это те, которые годами ведут дела. Можно было подумать, что я знала о том, что происходит, но я тогда была подростком, ненавидела всех и вся и совершенно не обращала внимания ни на что вокруг, если это не касалось меня.

В конце концов, мама во всем созналась. Они с отцом развелись, он воспользовался этой возможностью, чтобы уйти на поиски своего пути в жизни. Так он оказался в Индии и стал заниматься благотворительностью. Порой я чувствовала обиду за то, что он так легко ушел – порой я все еще ее чувствую. Мне больно от такого предательства – почему папа ушел, почему он не подумал, что стоит остаться и жить поближе ко мне.

Но, в то же время, я все понимаю. Он предположил, что я в нем не нуждаюсь, что мне будет лучше с мамой и Ричардом, в большом шикарном доме в одном из самых богатых районов Сан-Франциско. Вероятно, он подумал, что не нужен мне, я ведь никогда не говорила обратного, никогда не вела себя с ним так, чтоб он это знал.

Это было далеко от истины. Иногда я думала, один звонок папе, я скажу ему, как он нужен мне, и он вернется. Но я никогда не пыталась. У меня никогда не хватало смелости.

Интересно, а что если с Филом произошло то же самое. Может я сделала что-то неправильно, может я была слишком одержима Авой, и не заметила, как оттолкнула его? Может быть, Филу тоже надо было услышать, что в нем я нуждаюсь.

Я проглатываю горькие воспоминания, они опускаются ниже, куда-то в район груди, где, надеюсь, и останутся, в том пустом, темном месте за моим сердцем. Думаю, что вижу, как мама делает то же самое. Когда она вышла замуж за Ричарда, возможно из-за того, как они сошлись, он заставил ее подписать положение о возмещении ущерба. Когда она, наконец, ему изменила – давайте смотреть правде в глаза, то, что было между ними, это не любовь – она потеряла все. Теперь у нее нет ничего. Ни образования, ни любви. Она живет в маленьком домике и убирает дома других людей, чтобы заработать на жизнь. У нас обеих было так много, а теперь мы имеем так мало. Знаю, должно быть, люди думают, что это ее карма, она заслужила подобное после того, что сделала.

– Лучше тебе не опаздывать, – предупреждает мама. Эти слова заставляют меня понять, что я так и стою, словно зомби озираясь вокруг.

– Я иду, – говорю ей, входя в спальню, чтобы захватить сумочку. Ава уже спит, так что я быстро выхожу из квартиры, мне надо успеть на автобус.

Интересно, почему я всегда выбираю неправильное время, постоянно натыкаясь на людей в коридоре?

Брэм и его новая подружка только что вышли из его квартиры.

– Привет, – говорю я ему, чувствуя себя сконфуженно от того, что стою в дверях.

– Привет, – лучезарно улыбаясь, говорит Брэм, он вообще не знает что такое неловкость. Не уверена, что когда-то видела его сконфуженным.

Мы молча стоим, брюнетка рядом с ним вежливо улыбается. Она принарядилась, стильное длинное черное платье и золотые украшения, а Брэм надел черный костюм и галстук. Волосы падают ему на лицо, и он выглядит весьма элегантным, таким же, как был на свадьбе своего брата. Он мог бы стать следующим Джеймсом Бондом. Даже его акцент такой же, как у Коннери, может быть с чуть большим упором на «рс».

– Это Брэм? – вдруг спрашивает мама, и я практически подпрыгиваю. Я смотрю назад и вижу, как она просовывает голову в дверь. Ох, я так близка к тому, чтобы закрыть ее.

– Она обо мне слышала? – с ликованием спрашивает Брэм.

– Кто не слышал? – сухо отвечаю я, когда он наклоняется, чтобы лучше видеть маму.

– Должно быть, вы мама Николы, – говорит он, демонстрируя ямочки и предлагая маме руку. – Теперь я вижу, от кого ей досталась такая красота. Яблочко от яблони.

О Господи. Пока моя мама практически тает перед ним, говоря ему, что ее зовут Дорин, и что он слишком добр, я обмениваюсь взглядами с молчаливой брюнеткой. Она выглядит так, словно хочет закатить глаза. Я задумываюсь, интересно, куда они пойдут на свидание.

– Ну, мне пора на работу, – говорю я, зная, что из-за всей этой болтовни могу пропустить автобус.

– На работу? – спрашивает Брэм. – Я могу тебя подвезти.

– Разве он не душка? – говорит мама.

– Все в порядке, – быстро отвечаю ему. – Я поеду на автобусе.

– Ты лучше поедешь на автобусе, чем со мной?

Я снова смотрю на девушку, на этот раз виновато.

– Кажется, у тебя свидание.

– Мы просто собираемся в оперу. – Ой, просто в оперу. – Жюстин не против, правда, Жюстин?

Жюстин слегка ведет плечами, проявляя равнодушие.

– Вот видишь, она не возражает, – говорит Брэм. – Пошли.

Мне действительно стоило отказаться, но, сказать по правде, я была рада для разнообразия прокатиться не на автобусе. Моя глупая машина стоит в задней части здания, Брэм отбуксировал ее туда из Тендерлойна – и ждет денег на ремонт. Борьба с психами в автобусе стала частью моей ночной рутины, но было бы неплохо хоть раз отдохнуть от этого.

Я ничего не делаю и просто расслабляюсь на заднем сиденье Мерседеса. Брэм продолжает разговаривать со мной и совершенно не обращает внимания на свою пару, которая, кажется, скучает. Через какое-то время я перестаю чувствовать вину и начинаю наслаждаться вниманием. Когда он захочет, то может быть чертовский обаятельным и забавным.

После того, как он высаживает меня из машины, я сразу же окунаюсь в хаос в The Burgundy Lion. Джеймс довольно хороший босс, хотя порой ведет себя как капризная сучка. Я помню, каким препятствием он был, когда Стеф и Линден стали встречаться и я рада, что Линден, в конце концов, наплевал на мнение Джеймса. Он производит на меня впечатление человека, который расстраивается по любому поводу. К счастью, при мне он еще ни разу не нацепил этот раздраженный вид, но это потому что я делаю свою работу, и даже когда я совершаю огромную ошибку (хм, как например забываю взять деньги с группы парней), он милостив и смотрит на это сквозь пальцы. Думаю, он понимает, я строга с собой гораздо больше, чем он был когда-либо. И думаю, он меня немного боится. Не знаю почему. Может он думает, что мамы-одиночки все сумасшедшие. В некотором смысле, мы такие и есть.

К тому времени, как моя короткая смена заканчивается, я еду домой на автобусе, никакого Брэма, мчащего меня на своей машине. Я абсолютно опустошена, уже почти полночь. Чувствую себя ужасно от того, что маме так поздно надо вести машину, чтобы ехать обратно к себе, но, как только я вхожу внутрь, вижу, что она полна бодрости и сил и готова идти.

– Все прошло хорошо? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Она не просыпалась и все еще продолжает спать.

– Ты уверена, что не хочешь остаться на ночь?

– На этом диване? Издеваешься? Последний раз, когда я тут проснулась, я подумала, что мне уже восемьдесят, – с улыбкой говорит она. – Серьезно, Никола, дорогая, тебе надо при первой же возможности купить новый диван. Ты же знаешь, этот слишком велик для этой гостиной. Как насчет двух двухместных диванчиков? Держу пари, в IKEA они стоят вполне приемлемо.

Два двухместных дивана заставили бы гостиную выглядеть больше, но есть столько других вещей, на которые надо потратить деньги – важных вещей – так что диван или два кажутся таким пустяком. К тому же, как, черт возьми, я привезу что-то из IKEA на автобусе?

– Кстати, – добавляет мама, направляясь к двери. От дерзкого взгляда ее глаз у меня появляется ощущение, что я знаю, о чем пойдет речь. – Я снова разговаривала с Брэмом.