Текст книги "Тайны Иномирска (СИ)"

Автор книги: Карина Чепурная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Неужели дело и впрямь во мне?

– Итак, – быстро проговорила наша примирительница, раздавая каждому по листу бумаги. – Вам нужно написать с каким предметом, цветом, эпохой и животным ассоциируется сидящий в комнате. Соль в том, чтобы постараться угадать с чем ассоциирует себя сам человек. Какой цвет он любит? С каким предметом себя олицетворяет? Каким животным хотел бы стать? В какой эпохе предпочёл бы жить?

Нравоучительно подняв вверх указательный палец, девочка враз сделалась похожей на одну из школьных грымз, разве что очки фирменным жестом не поправила. Впрочем, идея узнать друг о дружке больше, чем целое ничего мне понравилась. Разве что…

– Шариковых ручек здесь, я так понимаю, не водится? – ядовито спросил я, глядя на то, как Фэй с Рейджином быстро и на удивление ловко управляются с гусиными перьями. – Чем в таком случае писать нам с Идой? Пальцами? Дайте карандашик хотя бы!

– Могу предложить разве что графит, – буркнула лжеМакима. – Ты же понимаешь, что карандаш относится к современности и такого у меня водиться не может?

– Всё в порядке, – её дружок-Дилюк лениво прищёлкнул пальцами и откуда-то сверху свалилось с десяток ручек. – Разбирайте.

– О-о-о, неплохой фокус, – доверительно сообщил ему я, вцепляясь в ближайшую пластмассовую штукенцию и уточняя: – Любимый цвет, животное, предмет и эпоха? Для каждого из присутствующих?

Ида величаво кивнула, ещё сильнее походя на нашу классуху, Наталь Палну. Та тоже всегда важничала без причины, стараясь казаться умнее, чем есть и совершенно не замечая собственных педагогических «промахов», вроде переписки с любовничком в рабочее время.

Закончив с уточнениями, мы дружно зашуршали письменными принадлежностями: кто привычной шариковой ручкой, кто затхлым гусиным пером, требующим заправки чернилами. Самым смешным оказалось то, что количество моих помарок было гораздо больше, чем у адептов старинности.

– В прошлом имелось такое занятие, как «чистописание», – тихо объяснила Фэй, очиняя кончик пера. – Написал неправильно – получил по пальцам или остался без обеда. Продолжил зазря марать бумагу – изволь встать в позу и в педагогических целях вдохновиться розгами. Иногда, впрочем, розги заменялись крупой.

– Ну что за страсти! – вздрогнув, я откинул шариковую ручку в сторону. – Хотя… теперь понятно, отчего ты такая злая и постоянно на мне срываешься, феюшка-фэюшка.

– А меня в своё время заставляли бегать пятьдесят лишних кругов и столько же отжиматься, – дополнил картину средневековых зверств Рейдж. – Причем за каждую помарку.

– У-у-у, жесть, – не зная, что ещё сказать прокомментировал я. – Вскрываемся на счёт «три»? А! Стопэ! Кого мы там собираемся обозревать первым?

– Естественно, тебя, – заделавшаяся «Наталь Палной» Ида бросила на меня исполненный суровости взгляд. – Сейчас мы всё-превсё о тебе узнаем, Вадимка.

– Валяй, – кивнул я, нарочито лениво откидываясь на спинку стула. – Что там было первым? Ну, давайте цвет.

– Tabula rasa[5], – Фэй отозвалась первой и, заметив полнейшее непонимание в моих глазах, исправилась: – Белый.

– Вот так бы сразу, без умничанья, – проворчал я. – Это же латынь, верно? Кому вообще сдались мёртвые языки, на которых больше никто не разговаривает? Следующий!

– Салатовый! – объявила Ида и немного смутилась. – Светло-зелёный, то есть. Просто мы во дворе привыкли называть его салатовым, вот и…

– Можешь не оправдываться, – раздосадовано взмахнув рукой, я повернулся к своей последней надежде – Рейджу. – Что там у тебя?

– Серый, – спокойно отозвался тот, вертя между пальцами перо.

– Нет, нет и нет, – разом обломал всех я. – Мой цвет – красный. Ферштейн[6]? Красный – цвет силы, актива, энергии. Во как! Так, с цветом ни хрена не угадали, едем дальше. Животное!

Вновь зашуршали листочки, а мои новые приятели принялись один за другим зачитывать варианты.

– Желтопузик, – уверенно высказалась Ида. – Это такая маленькая миленькая ящерка жёлтого цвета. Нисколечко не ядовитая, хоть и безногая. Обязательно заведу себе такую… когда-нибудь.

– Агнец, – выдал Рейдж и снисходительно обронил: – Агнец на закланье, как в обожаемой человечеством Книге Книг, Библии. Ягнёнок или козлёнок, на твоё усмотрение.

– Хочешь сказать, по-твоему, я – козёл? – офигел от неприкрытого оскорбления я.

– Нет, Рейджин хотел сказать, что ты всего-навсего жертва, Вадим, – ловко потушила назревавший конфликт Фэй. – По мне так ты больше походишь на выброшенную на берег медузу.

– Медуза – это не животное, – возразил я, радуясь, что хоть в чём-то «уел» фею-всезнайку. – Она – рыба!

– Хочешь, поспорим? На желание, – лжеМакима даже не удивилась, лишь её взгляд стал каким-то смирившимся и тоскливым. – Выиграю я – перестанешь затевать со мной ссоры… хм-м, навсегда не получится, но месяц-другой потерпишь?

– Айда! – воодушевившись, я потопал следом за хозяйкой туманного особняка…

…лишь для того, чтобы убедиться в том, что медуза – это всё-таки животное, причём наидревнейшее, уже более 500 миллионов лет обитающее на Земле.

– Проигрыш есть проигрыш, – устыдившись собственных познаний, вернее, отсутствия таковых, проговорил я. – Месяц без ссор. Только вот я себя не вижу ни бараном, ни ящером, ни медузой. Волк, ауф!

Три пары сочувственных взглядов пронзили меня, заставив ощущать себя по-настоящему неуютно. Откашлявшись, я предложил вернуться к игре и назвать подходящую эпоху.

– Современность, – голоса Рейджа с Идой прозвучали почти одновременно.

– Футуристика, – упёрлась Фэй. – Наш новый товарищ любит всё современное, это правда. Так что ему подошло бы далёкое будущее, где абсолютно каждый чих контролируется машинами.

– Антиутопию какую-то вырисовываешь. Ещё бы Большого Брата приплела… Далёкое-предалёкое будущее меня не устраивает, мне и здесь хорошо, – отбрил я. – Современность – верный ответ. Вроде, «предмет» остался, да?

– Кога-шмога, – выдохнула Фэй. – Определённо твоя Кога-шмога.

– Ты хотела сказать «оригинальная коллекционная пластмассовая фигурка героини всемирно известной визуальной новеллы «Puri Puri Night Club!!» и аниме по мотивам, Когитеки-химе»? – невинно поинтересовался я. – Нет, при всей моей любви к вайфушечкам, я себя с ними никак не ассоциирую. Дальше!

– Анимешный бейджик! – выкрикнула Ида, лицо которой сияло уверенностью. – У тебя столько значков… было. Жаль твой рюкзачок, правда. Дорого стоили? Рюкзачок, кстати, тоже сошёл бы за «предмет». Ты такой… такой…

– Основательный? – с надеждой предположил я.

– Нет, лёгкий на подъём, – разрушила мою призрачную надежду Ида. – Что, опять не угадала? Жа-аль.

– Воланчик, – завершил вереницу предположений Рейдж. – Отныне тебя то и дело будет носить туда и сюда ракетками клятых спелльелосов. И не спеши обижаться, ведь главное преимущество воланчика состоит в том, что он лёгкий и не особенно страдающий от многочисленных падений.

– Никто не угадал, – подвёл итог сказанному я. – Будь я предметом… стал бы последней моделью яблокофона. Чтоб за меня все дрались, вырывали из рук и обклеивали защитными плёночками. Ага, я высоко себя ценю! Отлично провели время, но что насчёт вас? Давайте и по вам пробежимся, еда подождёт.

Судя по лицу Фэй, она бы предпочла затолкать мне в рот с десяток омлетов и щедро полить сверху кофе, лишь бы не слышать связанные с собой ассоциации, но было поздно. Так мы узнали, что рясовласка мнит себя обитающей в Средневековье медведицей с сероватой книгой под мышкой, чем, в общем-то, удивила всех присутствующих.

Особенно меня, ведь я старательно выбирал для неё наиболее оскорбительные эпитеты, – не в обход обещания, потому как я дал его уже после начала ассоциативной игрули – но лжеМакиму не взволновала ни «летучая мышь», ни «поносный оттенок», ни тем более первобытность, куда я отправлял всех, кто не шарил за технологии.

По выбранным словам, также влёгкую отслеживалась привязанность Рейджа к лжеМакиме: «танцующая на залитой лунным светом поляне фея с прозрачными крыльями», «все оттенки золотистого», «недавно сорванная с древа оливковая ветвь», «эпоха Ренессанса» – каждое такое определение само по себе тянуло на полноценный комплимент.

Заме-еть меня, сэмпа-ай[7], тьфу.

Рейдж тож нефигово раскрылся за время игры, хоть мы и не во всём угадали. Допустим, узнать, что Рейджин – лёвушка, в принципе, несложно, но мне захотелось выстебать его и я проставил «бабуина», в то время, как фейка-говнейка – «павлина». Верный ответ – «лев», он же «царь зверей», назвала лишь Ида.

С предметом тоже слегка промазали: я-то думал, что ему, как «благородному лыцарю» полагается «меч», но ни хрена – «корона». Видимо, Рейдж в своей Демонляндии был чем-то вроде короля Артура и Фэй прекрасно об этом знала, потому как здесь угадала одна она. Ида вообще пыталась впарить ему «жабо», смех – и только.

Когда подошёл черёд Иды, мы дружно лажали: видишь её «мышкой», а она – херак! – «кошка». Ещё и обиделась, мол, она вовсе не «мышь слепая, крыса тупая», как у её любимого буктьюбера[8]. Причём Ида говорила с таким жаром, что я проставил себе галочку загуглить этого чудо-блогера, хоть и не особенно любил книги.

Олицетворение тоже пролетело фанерой… ах, простите, Фаньере над Иномирском[9] и с таким же смачным звуком впечаталось в туманный особнячок феи-недофеи. Живописнее всего высказалась об Иде наша хозяйка, присудив ей «фарфоровую фигурку» и тотчас пояснив за «хрупкость». Рейдж счёл, что Ида – мерзлячка и предположил «шубу». Ну, а мне она виделась «мятой вчерашней газетёнкой», о чём я честно и сказал.

Ага, сейчас, аж два раза.

Ида мнила себя «кактусом» и жутко расстроилась, когда никто не отгадал её самоощущение. С эпохой тоже вышла осечка, ведь мы наперебой пихали её в «новейшее время», а ей отчего-то приспичило «засесть» в СССР.

– Дурацкая игра, – буркнула вконец расстроенная девочка, переключаясь на полуночный ужин, заботливо приготовленный невидимой Мэри. – Ничего, ничего, сейча-ас как обожру-уся!..

– И помру молодой, – охотно закончил фразу из «Мартынко» я. – Меньше слов, больше дела, Идушка. Объедай фейку, пока есть возможность.

Вышеупомянутая фейка испустила сдавленный смешок и отпила из чашки свой викторианский чаёк. Рейдж тоже чаевал и даже ни разу не покосился – и не покусился! – на наши блюда, доверху забитые яйцами, беконами, тостами и прочим высококалорийным добром.

– Диета, агась? – прозорливо отметил я, сооружая из тостов подобие бутерброда и радостно им запихиваясь. – В тебе ж ни грамма лишнего жирка, а всё туда же. Да и ты, Фэй, не жируха какая-нибудь, нечего себя морить голодом.

Они вразнобой пожали плечами, но от еды воздержались. Мы же с Идой продолжили пировать, нисколько не заботясь о последствиях. Один раз живём всё же, чего мелочиться-то?

Во всяком случае, так мы думали вплоть до самого отбытия.

***

– Чёт мне плохо, – во всеуслышание сообщил я из-за двери уборной, где заседал уже битый час. – Совсем плохо. И спалось дерьмово, и сны какие-то ебанутые снились, и желудок вон протестовать начал. Слышь, Макима… э-э-э, Фэй, может я у тебя ещё денёк перекантуюсь?

– Нет, вы оба загостились, – в тоне Фэй не слышалось и грамма сочувствия. – Вам с Идой давно пора вернуться в человеческий мир. Если нам повезёт, окажетесь почти в том же промежутке, откуда вас насильственно выдернуло.

– Эх-х, понял, понял, – огромным усилием воли забарывая диким зверем рычащий живот, я выглянул в коридор. – Ладно, не совсем, но что-то да понял. Мы вернёмся обратно, но что означает твоё «в том же промежутке»? Это же тебе не проигрыватель, нажать кнопку назад невозможно. Или опять прибегнете к своей магии-шмагии?

– Так уж вышло, что Фэй не владеет магией, – ответил вместо начинающей закипать девушки Рейдж, успевший забрать свои длинные, истинно «дилюковатые» волосы в высокий хвост. – Зато «Сквезь» – само по себе магическое пространство, с бесчисленным количеством входов и выходов, обычно недоступных простым смертным.

– Ма-агия, – передразнил тон Рейджа я. – Если тут всё магическое, какого хера мы с Идой здесь очутились?

– Обычно недоступно простым смертным, – безмятежно повторил окончание фразы Рейдж. – С того момента, как вы с Идой привлекли внимание спелльелосов, вы обычными быть перестали. Теперь вы просто движущиеся мишени, прицельный удар по которым может изменить привычный ход вещей.

– Иными словами, вы – одна сплошная головная боль, – дополнила его объяснение Фэй, с усилием массируя виски. – Ида ещё ладно, она – хороший ребёнок, но вот ты… Ты просто…

– Просто красавец, анимешник, удалец, – насмешливо пропел я, сгибая руку и нащупывая бицепс. – Редкий экземпляр, которого ты, забаррикадировавшася в сычевальне[10] особа, никогда не урвёшь. Завидно, да?

– Было бы чему завидовать, – по дробному стуку я понял, что Ида покинула страдальню на втором этаже. – Ведь у неё целый Рейджин!

– У меня нет Рейджина, – отбрила её Фэй, источая ненависть ко всему живому и закидываясь таблетками: – Рейджин свой, собственный.

– Могу побыть и твоим, – галантно предложил Рейджин и с улыбкой Чеширского Кота запечатлел на запястье вечно недовольной ряски лёгкий поцелуй.

Нашу хозяйку от его действий словно током шарахнуло и, поспешно отняв запястье у прочно застрявшего в девятнадцатом столетии Дилюка, она покинула дом. Тут бы начать мурлыкать под нос: «Где это видано? Где это слыхано?», но я изрядно подустал и потащился следом.

Рейдж с Идой замыкали маленькую группу и, судя по характерным звукам, огнемаг даже дверь запереть умудрился. В который раз встал вопрос о том, что за шуры-муры у них с Фэй и, конечно же, я со свойственным мне похуизмом отмёл его в сторону.

Может, «лавхейт»[11], как в тупорылых женских романчиках, который со временем плавно перетечёт онли в «лав». Может, они вместе спят, благо намёков предостаточно и обоим по шестнадцать. Может, рыжий – ебанутый сталкер, по ночам пробирающийся через форточку и нюхающий грязные труселя недофеи. Может, всё и сразу.

– Нет, я не сталкер, – отмёл прочно обосновавшуюся мыслю Рейдж. – Да и трусики Фэй мне ни к чему. Ключ она сама дала, заявив, что устала бегать туда-сюда, всё равно убежать не получается.

– Всё-таки сталкер, – сурово припечатал его я. – Раз она от тебя бегала, значит, не особо-то любит.

– Когда-нибудь да полюбит, – обронив загадочную и почти что абьюзивную фразу, Рейдж повёл нас с Идой вперёд. – Фэй, тебе идти необязательно. Хотел бы навредить твоему подопечному – давно бы уже навредил.

– Всё же пойду, – лжеМакима яростно взлохматила волосы и зевнула: – Хочу взглянуть на лицо этого дурачка, когда он «выпадет» в том же месте и времени, которое «покинул». Интересно, как ты поступишь, Вадим? Решишь, что проведённое в моём доме время – сон? Попытаешься жить нормальной, ничем не примечательной жизнью?

Фэй зло рассмеялась и, склонившись к моему уху, прошептала:

– Тебе больше никогда не удастся жить как раньше. Никто из побывавших в Сквези людишек не смог вернуться к обычной жизни. Все, как один, раз за разом вляпывались в необъяснимое и либо начинали активно противостоять, либо сдавались и погибали. Что же выберешь ты, Вадим?

– Отвали, – гаркнул я, поёжившись. – Нечего пугать почём зря. Сказал же, я – редкость, может, и обойдётся. Долго пилить-то?

Рейджин усмехнулся и кивнул на появившуюся в туманной толще щель. Она всё ширилась и ширилась, покуда не стала размером с дырень, через которую мог свободно проехать «Камаз». Туда-то наш бравый Дилюк и столкнул зазевавшуюся Иду.

– Твой черёд, – поторопила меня Фэй. – Было не особенно приятно познакомиться, Вадим. Надеюсь, местная нечисть доберётся до тебя раньше, чем сработают охранные чары и мне всё-таки назначат кого-нибудь поспокойнее.

– Желаю тебе того же и в том же объёме, – процедил сквозь зубы я, занося ногу над дыренью и, немного подумав, едко добавив: – И чтоб таблеточки действовать перестали, а тебя саму упекли в психушку. Бывай, не чихай, Макима-не-Макима.

Вскинув нос кверху, я вышел на залитый солнцем тротуар и едва не грохнулся наземь под тяжестью туго набитого рюкзака. Того самого, что обратился пеплом вчерашним вечером.

Ёб твою мать!..

[1] Речь идёт о знаменитой и неоднократно экранизированной повести-сказке Чарльза Диккенса «Рождественская песнь», в частности, о главном герое – Эбенезере Скрудже.

[2] ПИС, Пис-зона – сленговое выражение, обозначающее участок игрового мира, в котором невозможно вести бои и на котором не появляются монстры. Иными словами, Вадим полагает, что дом Фэй – безопасное место и бояться нечего.

[3] Отсылка к мультфильму «Русалочка» 1989 года, где главная героиня, Ариэль, расчёсывала свои огненно-рыжие волосы вилкой.

[4] Брейк (спортив.) – команда рефери прекратить ближний бой.

[5] Чистый лист (лат.)

[6] Verstehen (нем.) – Ясно?

[7] Расхожая в среде анимешной субкультуры фраза, означающая, что предмет твоего воздыхания в обязательном порядке должен обратить на тебя внимание.

[8] Упомянутая присказка принадлежит известному буктьюберу, Энтони Юлаю.

[9] В оригинале фраза звучит как «фанера над Парижем» и является отсылкой на реальный случай, когда француз по фамилии Фаньере во время показательного полёта над Парижем врезался в Эйфелеву башню и погиб.

[10] Молодёжное сленговое выражение, обозначающее домоседа, почти никогда не выходящего на улицу.

[11] Лавхейт (от англ. «love» и «hate», «любовь» и «ненависть») – отношения, завязанные на гремучей смеси любви и ненависти соответственно.

Глава четвёртая. Шестнадцать шестнадцать

Наконец-то свершившееся выдворение не особо-то и званых гостей, по идее, должно было меня хоть сколько-то обрадовать. Восхитительный в собственной невменяемости подопечный больше не приседал на уши, то разбрасываясь оскорблениями, то снисходительно роняя непонятные термины, то требуя того-не-пойми-чего в лучших традициях местных народных сказок.

Если бы да кабы.

– Ну что ж, полагаю, самое время проверить и перепроверить маршрут наших человечков? – жизнерадостно осведомился Рейджин и, не дождавшись ответа, вытащил из кармана старинные часы с длинной металлической цепочкой. – Обеспокоенный происходящим Месье оказался чрезвычайно щедр и одолжил кое-что из собственных запасов.

Genius loci, он же «гений места», он же олицетворение места моего проживания, он же Месье Иномирск – высокий, худощавый светловолосый красавчик-денди[1], облачённый во фрак, цилиндр и при трости, редко одалживал вещицы простым людям и нелюдям, что лишний раз подчёркивало всю серьёзность ситуации.

– Маховик времени? – выдала заготовленную для первой встречи с Вадимом шутку я. – Эх-х, выходит, зря я читала рекомендованную тобой литературу. Ему Ког-шмог подавай, а не классические истории о волшебниках, на которые ты предложил опираться.

– Кто бы знал, что он предпочитает мультики, – дипломатично отозвался Рейджин, вежливо и в то же время настойчиво предлагая мне локоть.

Немного поколебавшись, но всё-таки сочтя, что ничего страшного при касании не произойдёт, я ухватилась за локоть и, следуя указаниям выданного гением места артефакта, неторопливо побрела вперёд.

– Много прочитать успела? – продолжил Рейджин, видя мою неразговорчивость. – Составленный мной список был длинным…

– Гарри Поттер, все семь томов, – взялась методично перечислять я. – Правда, конкретно его пришлось перечитывать дважды из-за ужаснейшего русского перевода. Хорошо ещё, что в отделе иностранной литературы нашлась оригинальная версия… Перевирать имена собственные и вставлять отсебятину – это ж надо![2]

– Справедливости ради, предыдущий был не лучше, – возразил Рейджин. – Твои мысли?

– Неплохая околочеловеческая сказочка об Избранном-переизбранном. Правда, из-за того, что для меня волшебство – данность, насладиться в достаточной мере не удалось. Громыко понравилась больше, но и её, безусловно восхитительные для любого простого смертного пассажи, больше напоминают ваши дневники практики.[3]

– Разве в списке был такой автор? – уточнил демон и покачал головой. – Звучит крайне… несовременно. Обычно сюжет сосредоточен вокруг конкретного учебного заведения, никак не практики. Ещё с по-самочьи… по-девичьи привлекательными названиями, вроде «Тройня для демона-лорда в застенках Академии Высших» или «Изменю тому, изменю сему, но останусь с тем, потому что я – ведьма!»

– Хвала Древним, такой макулатуры не имелось, – с нажимом проговорила я, проставляя на теме «тройняшек-ведьмяшек» жирную точку. – Для вас, демонов, размножение и порода, быть может, и стоят на первом месте, но я предпочитаю какой-никакой сюжет. Тот меня вполне устроил, повторюсь. Возвращаясь к «Гарри Поттеру» скажу, что фильмы посмотреть я тоже успела… Ничего не пригодилось. Также успела закончить «Службу доставку Кики», «Ходячий Замок» и лирично-меланхоличную «Когда Марни была здесь».

– Золотая классика, – одобрил мой выбор Рейджин, замирая перед белёсым облаком. – Точка выхода должна быть где-то здесь… Время исправлять предначертанное тем несчастным ребятам, дражайшая Фэй. Отойди ненадолго, я пока всё настрою.

Недовольно закатив глаза, я отступила, позволяя тому возню с крохотным ключиком и размышляя о том, что в понимании Вадима наш приятель точно такой же питекантроп. Ведь отдельные ключи – прошлый век и даже в нашем «отсталом» Альятт-Девионис пользуют ремонтуар.[4]

– Опять гадости обо мне думаешь? – усмехнувшись, произнёс Рейджин и надёжно спрятанный в кармане артефакт предупреждающе затрещал. – Мой тебе добрый совет Фэй: сделай лицо попроще, иначе ни один артефакт не поможет. Всё, закончил. Предлагаю взглянуть, как там поживает наш общий товарищ Вадим.

«Товарищ Вадим» поживал никак. Во всяком случае, разошедшиеся в стороны туманные хлопья явили нам его безжизненную тушку с проломленным цветочным горшком черепом и почему-то приспущенными штанами. С его многострадальной, штопаной-перештопаной мною вчера задницы, нехорошо щерился кривой кот. В правом нижнем углу, на манер фотографии, высветилось время смерти: 14.13.

– Ни капли фантазии, – посетовал Рейджин, лихо орудуя ключом и «переводя» стрелки на пятнадцать минут назад. – Что ж, твой выход, Фэй.

Разворчавшись, я полезла в образовавшийся проход и, пройдя за местным жителем в подъезд, отправилась на самый верхний этаж, где ютился одинокий и никому не нужный цветок герани. Той самой, что было предначертано встретиться с бедовой головушкой моего подопечного ровно через пятнадцать минут.

Движимая жалостью, я прихватила разнесчастный цветок с собою, справедливо рассудив, что в моём доме ему будет житься намного лучше. Рейджин только усмехнулся и «промотал» время, дабы убедиться, что с Вадимом ничего не случилось.

– Посмотри, что там с Идой, – заметила я. – Да, идти по порядку разумнее всего прочего, но мне невыносима мысль о том, что она прямо сейчас может недвижно лежать где-нибудь в кустиках.

– Неужто сочувствуешь? – поддел меня Рейджин, но послушно «отмотал» на то же время, но уже к симпатичной мне девочке. – Хм-м, спелльелосы, что называется, флешмоб устроить надумали?

Раздражённо выдохнув, я запустила руку в пиджак и, вытащив оттуда самодельный словарик, представлявший собой половинку от обычной тетради, пролистала:

– Массовая… акция?

– Да, – нетерпеливо кивнул Рейджин, не сводя глаз с тёмного нутра канализационного люка, на дне которого покоилась бедная Ида. – Время тоже самое, 14.13. И ведь какие подлецы: просто сдвинули крышку!

Споро отмотав время назад, Рейджин вручил мне часы и отправился хлопотать над крышкой канализационного люка, едва ли не приваривая ту огненными заклинаниями. Вернувшись обратно, запыхавшийся, но довольный демон пустил время вскачь и прокомментировал:

– Итак, время 14.13 официально безопасно. Смотрим дальше.

До 18.13 Вадим с Идой жили привычными человеческими жизнями, но ровно в 18.13 Ида по неосторожности наступила в лужу с оголённым электрическим проводом, а Вадиму прилетело невесть откуда взявшейся металлической трубой. И если Ида умерла «прилично», то в случае Вадима штаны опять были приспущены, и я в вынужденном порядке лицезрела свою неудачную вышивку.

– Спелльелосы, наверное, жутко обижены на тебя, Фэй, – сказал Рейджин, убирая из зоны прохождения Иды всё хоть сколько-нибудь электрическое. – Не каждый сможет одним махом убрать два клейма. Вот и пакостят… не переживай, поддерживание череды несчастий подобного масштаба расходует колоссальный объём магической силы. Резерва хватит, самое большее, на пару дней, а дальше они станут брать размахом.

– Было бы неплохо, – процедила сквозь зубы я, вытряхивая из волос цементную пыль. – Не то мы с тобой здесь надолго застрянем… Тогда пострадает не только практика, но и твоя учёба.

– Обо мне беспокоишься? – хохотнул Рейджин, по-новой настраивая часы. – Вообще-то я тоже подумывал ускориться… Можно ведь и двойной экран настроить.

Усевшись спина к спине, мы занялись появившимися «экранами», отмечая новые, неимоверно глупые смерти и периодически с головой уходя в нетронутую вечностью реальность для соответствующей корректировки. Нет, конечно, мы могли и передохнуть, но ни я, ни Рейджин не горели желанием оставлять на завтра то, что можно было доделать сегодня.

19.13, 20.13, 23.13.

Вадима насмерть загрызала стая диких собак, тихонечко душили за углом, травили налитым вместо чая средством для очистки труб. Иде же предстояло, споткнувшись на ровном месте, раскроить лоб об бордюр, ухватиться за рассохшиеся балконные перила и полететь вниз, замёрзнуть насмерть в глубине парка.

– Ух-х, с этим днём всё понятно, давайте следующий, – выдохнула я, морально готовясь исправлять череду нелепых, но роковых для моего непутёвого подопечного совпадений.

Рейджин послушно принялся «проматывать» время, попеременно заглядывая то в будущность Иды, то в будущность Вадима и чем дальше он «мотал», тем мрачнее становился. Его было можно понять: новый день не сулил ровным счётом никаких неприятностей, что само по себе являлось подготовкой к настоящей катастрофе. Час за часом, минута за минутой, секунда за секундой – и вот она, заглавная неприятность, терновыми венцами спустившаяся на чела бедных ребятишек.

16.16.

Недвижно лежащий на полу квартиры Вадим с привычно оголённым тылом, а рядом почему-то Ида. Бескровные, бездыханные и явно убитые чем-то посолиднее вообразившим себя голубем кирпича. Тревожно переглянувшись, мы с Рейджином «отмотали» время на момент встречи, чтобы оценить ситуацию.

Роковая для детишек встреча состоялась в 14.00, рядом с сомнительного вида ларьком, где производилась не менее странного вида еда: мелко порубленное мясо вперемешку с салатом и колоссальным количеством кетчупов-майонезов заворачивалось в тонкую лепёшку и уже в таком виде поставлялось ничего не подозревающим покупателям.

– Возможно… пищевое отравление? – медленно проговорила я, прижимая к груди цветок герани. – Они ели вместе и вместе же отравились этим… странным продуктом. Насколько мне известно, симптомы отравления проявляются не сразу, вот и…

– Нет, Фэй, это не отравление, – неожиданно твёрдо заявил Рейджин. – «Шаурма от папы Ва» – неплохое местечко, сам там иногда перекусываю, когда ни на что другое времени не остаётся. За гигиеной следят, продукты тщательно промывают и даже мясо качественное, не какая-нибудь там кенгурятина или кошатина.

– А, так вот как оно называется, – ровным тоном произнесла я, делая соответствующую пометку в «Словаре». – Хорошо, запомню. Твой черёд выдвигать предположение.

– Обрати внимание на папку в руках Вадима, – защитив честь любимой «шаурмы», Рейджин вновь вернулся к той деловитости и сухости, что присуща живущим за счёт других существам. – Весьма характерная, плотная, с завязками и крупными чёрными буквами: «Дело №» на обложке, она вызывает определённые подозрения…

– Хочешь сказать, она проклята? – разволновалась я, отставляя от себя цветок и готовясь с головой уйти во вторую половину дня, чтобы разорвать источник наших бед и выкинуть в ближайшую урну. – Если так вдуматься, всё отлично складывается: Вадим мог зайти в лавку с письменными принадлежностями, бездумно взять её с полки и затем… Да, всё отлично складывается.

– В канцелярский магазин, – поправил меня Рейджин и я, молча кивнув, сделала ещё одну пометку. – Нет, Фэй, я к тому, что наш общий дружок мог вообразить себя следователем и стащить одну из папок с отцовского стола.

– О, – только и смогла выдать я, чувствуя себя одураченной. – Да, вполне возможно. Мой Вадим не отличается ни умом, ни сообразительностью, зато гонора, пожалуй, хватит на пять твоих Ид.

– Вадим не «твой», а Ида не «моя», – вновь растолковал Рейджин и, неожиданно ухмыльнувшись, прибавил: – В крайнем случае, «наши», раз уж мы всё равно взялись партнёрствовать.

– Viva la USSR![5] – пробормотала я, не отрицая, но и не подтверждая образовавшееся без моего на то ведома «напарничество». – Малышке Иде бы понравилось, раз уж она хотела жить в это время.

Невольно потирая раскрасневшуюся от беспрестанных «правок» шею, я вместе с Рейджином несколько раз отсмотрела временной промежуток с 14.00 до 16.16 в поисках подсказок, но единственной доступной зацепкой по-прежнему оставалась злосчастная папка «Дело №». Вадим с Идой попеременно заглядывали туда, что-то бурно обсуждали и, в общем-то, вели себя доморощенными детективами из дешёвых романчиков, прихваченных по случаю в ближайшем киоске.

– Кажется, я поняла в чём загвоздка, – наконец, решила я, влезая в квартиру Вадима в промежуток с 14.15 до 14.30, когда тот ушёл в душ. – Ну что ж, думаю, мы разобрались в первопричине.

Нимало не смущаясь, я проникла в посвящённую божествам хаоса каморку и, пробираясь чрез горы несвежего белья, добралась до конечной цели – заветной папки «Дело №», источник наших общих с Рейджином бед. Выдохнув и оглядевшись, я заприметила мерцающий экран пластмассового прямоугольника, – монитор – в котором светилось недоступное моему разуму: «Что делать, если словил приход»[6] и, удивлённо качнув головой, вернулась обратно.

– Что делать, если словил приход? – озвучила увиденное в квартире подопечного я, вызвав немалое замешательство Рейджина. – Это то, что я прочла на прямоуголь… мониторе компьютера Вадима. Оно что-нибудь да значит, верно? Возможно, какое-нибудь заклинание по изгна…

– Нет, – спешно оборвал меня Рейджин. – Поисковый запрос нашего друга не имеет отношения ни к спелльелосам, ни к проклятию, ни к происходящему. Это лишь означает, что Вадим не особенно доверился вчерашним событиям и предпочитает считать их видением.

– Видением, – задумчиво щёлкнув шариковой ручкой, – отличнейший пример местного прогресса! – я вписала новое выражение. – Изучить содержимое папки можно и позже. Нужно проверить, что же изменилось после моего вмешательства.