Текст книги "Укус тени"

Автор книги: Карин Жибель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Мы его ищем, – отвечает Джамиля. – Мы уже разыскали его подружку, установили в ее квартире подслушивающее устройство, следим за ней днем и ночью… Она быстро выведет нас на своего приятеля…

– Быстро? – резко переспрашивает Гаэль. – О Бенуа нет никаких известий вот уже десять дней. Неужели мне нужно напоминать вам об этом?

– Нет, не нужно, мадам, – вмешивается Фабр. – Поверьте, мы сделаем все, что в наших силах.

Они идут все вместе на первый этаж.

– А где твой сын? – с беспокойством спрашивает Эрик.

– Он у родителей Бена. Я решила, что будет лучше, если малыш во время обыска останется с ними.

– Да, конечно…

– Могу я поговорить с вами с глазу на глаз? – вдруг спрашивает Фабр.

– Как вам угодно.

– Мы подождем вас в машине, – небрежно произносит Джамиля, обращаясь к Фабру.

Джамиля и Эрик выходят из дома, а Гаэль и Фабр располагаются в гостиной. Хозяйка дома не предлагает своему гостю ничего – ни кофе, ни сока, ни хотя бы улыбки.

– Мадам Лоран… Насколько я понял, вы знали о… шалостях своего мужа. Я не ошибаюсь?

Гаэль криво усмехается.

– Я вижу, что мисс Марокко не удержала язык за зубами!

– Хм… Она, признаться, кое-что рассказала мне о вашем с ней недавнем разговоре…

– И теперь всем полицейским комиссариата известно, что муж изменял мне?

– Нет, уверяю вас, я…

– Перестаньте надо мной измываться… Что вам от меня нужно?

– Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали, что конкретно известно вам по этому поводу.

– Мне известно, что Бенуа изменял мне. Вот и все, что я знаю. Конкретно.

– Он изменял вам только с Джамилей Фасани или же…

– Нет, не только с ней. Думаете, я наивная простушка? По-вашему, за годы нашей с Бенуа супружеской жизни я ничего не замечала? У женщины есть шестое чувство, майор… Вы об этом не знали?

– Но почему в таком случае вы не развелись со своим супругом?

– Вы полицейский или сексопатолог?

– Послушайте, мадам Лоран, я, конечно же, понимаю, что данный разговор для вас неприятен, но вам нет никакого смысла вести себя агрессивно… Вы лишь отвечайте на мои вопросы.

– Я не развелась с Бенуа, потому что люблю его. Так что, как видите, все очень просто.

– Несмотря на то…

– Да, – перебивает Фабра Гаэль. – На тех женщин, с которыми он спит, ему наплевать. Он просто не может не ходить на сторону. Это как болезнь. Неизлечимая болезнь…

– А вас… вас не мучит ревность?

Гаэль вздыхает.

– Мучит, но не очень сильно. У меня ведь есть то, чего нет и никогда не будет у других женщин.

– Что именно?

– Его любовь, майор. Он никого из этих женщин не любит. Никого, кроме меня… А потом, я, знаете ли, думаю, что он поступает так, потому что боится…

– Боится?

– Да. У него это своего рода слабое место. Он боится. Боится оказаться запертым в своей повседневной жизни, боится будущего, боится старости… Я толком и сама не знаю, чего боится Бенуа, но мне кажется, что мы с ним не смогли бы быть счастливыми, если бы он вел себя как-то по-другому… Если бы он был верным мужем…

Фабр не знает, что и сказать. Он ошеломлен ответом молодой женщины и ее столь неординарными рассуждениями.

– Э-э… У вас и в самом деле никогда не возникало желания уйти от него? Или отомстить ему?

– Если своими неуместными вопросами вы пытаетесь разнюхать, не избавилась ли я от своего неверного мужа, то имейте в виду, что вы опять попусту тратите время. Я не убивала Бенуа! Я всей душой желаю только одного: чтобы вы нашли его. Нашли живым и невредимым.

– Я это понял, мадам Лоран… Ну что ж, позвольте вас покинуть.

Фабр направляется к выходу, но у самой двери останавливается и оборачивается.

– А что вы делали в понедельник тринадцатого декабря между шестью часами вечера и полуночью?

Гаэль, подойдя к входной двери, распахивает ее. Холодный ветер с улицы тут же набрасывается на полицейского.

– Между пятью часами и половиной седьмого вечера я находилась в бассейне. Затем я забирала Жереми у няни. После этого я ждала своего мужа здесь, у себя дома. Что-нибудь еще?

– Нет. Благодарю вас.

– До свидания, майор.

Она спрашивает себя, как и почему это произошло.

Почему уравновешенный с виду мужчина убил январским днем 1990 года одиннадцатилетнего ребенка.

Она пристально смотрит на спящего Бенуа, пытаясь разглядеть на его лице отпечаток зла.

Она уже больше трех месяцев наблюдает за ним. Следует за ним везде едва ли не по пятам.

За эти месяцы она его изучила, хотя, конечно, далеко не досконально.

Она видела, к каким изощренным хитростям он прибегает, чтобы обмануть свою жену. Она видела, как он подбирается к своим жертвам и как он с ними расправляется. Видела, как он ведет себя, как он дышит. Как он – в полной безнаказанности – наслаждается своей беспутной жизнью.

А еще она видела, как он старательно выслеживает самых разных правонарушителей. Возможно, для того, чтобы искупить свою собственную вину.

Но это все уже не имеет значения. Данный период его жизни закончился.

Теперь он находится здесь, в подвале, в котором постепенно зачахнет и подохнет.

Лидия бьет ногой по решетке, и Бенуа с испуганным криком просыпается.

– Ну что, Бен? Как у тебя сегодня дела?

Бенуа садится и подтягивает ноги к туловищу, принимая защитную позу.

У него, как и раньше, весь пищеварительный тракт изнемогает от голода.

Еще ему очень холодно: он ведь по пояс голый.

Лидия начинает ходить туда-сюда вдоль решетки, радуясь тому, что ее пленник находится в таком изможденном состоянии.

– Лично мне очень понравилось то, чем мы с тобой занимались вчера… Обожаю эту штуковину! Ее называют «электрический кулак»! Она оправдывает свое название, правда?

Бенуа трет ладонью свою трехдневную щетину.

– Подобные устройства вообще-то предназначены для бедных беззащитных женщин, и их продают, словно пирожки! – продолжает Лидия. – Это потому, что на улицу уже страшно и выйти… Очень многие женщины боятся за свою безопасность, а потому всегда носят в сумочке такие штуковины! Это ведь единственное устройство, с помощью которого можно поразить хулигана еще до того, как он к тебе подойдет…

Бенуа, по-прежнему храня молчание, ограничивается тем, что следит за движениями своей мучительницы покрасневшими глазами, под которыми образовались большие темные круги.

– Хочешь, чтобы мы начали все заново? – спрашивает Лидия.

– Нет…

Его голос – глухой и сиплый. Как будто в речевом аппарате Бенуа что-то сломалось.

– Нет? Значит, ты наконец-таки расскажешь мне о том, что я хочу от тебя услышать?

– Я не могу рассказать тебе того, что ты хочешь услышать… Потому что в этом случае мне пришлось бы лгать.

Лидия резко останавливается и пристально смотрит на Бенуа своими золотисто-янтарными глазами.

– Тебе пришлось бы мне лгать? Да ты все время только это и делаешь! – гневно восклицает она. – Для тебя лгать – это все равно что дышать! Ты лжешь мне точно так же, как раньше лгал другим людям… Ты купаешься во лжи, ты барахтаешься в ней, как в жидком дерьме!

Последние слова из этой своей тирады Лидия, сама того не замечая, уже не говорит, а выкрикивает.

– Ты права, – бормочет Бенуа. – Я – лжец… Я лгал своей жене, причем очень много раз… Я лгал своему сыну… «Папа отправляется на ответственное задание, папа вернется поздно, мой цыпленочек». Да, ты права, для меня лгать – это все равно что дышать…

– Приятно слышать, что ты это признаешь! – ликует Лидия.

– Но тебе я не лгу, – решительно заявляет Бенуа. – Тебе я не лгу… И я не могу признаться в том, чего я не совершал… Я не могу этого сделать. Мне жаль, но я действительно не могу.

– Тебе жаль?! Ах ты мерзавец!.. Ах ты…

Бенуа очень хочется куда-нибудь исчезнуть: пройти сквозь стену или же протиснуться между прутьями решетки – лишь бы только не чувствовать на себе этот гневный взгляд и не слышать этот суровый голос, осыпающий его ругательствами. Лишь бы только ускользнуть от этой женщины, которая сейчас опять начнет мучить его.

– Ты – ничтожество, Бен!

– Несомненно… Но я не убийца.

– Ты пытаешься разжалобить меня своим взглядом побитой собаки? Думаешь, я тут перед тобой растаю и поддамся твоим чарам, как те женщины, которых ты заманивал в свои объятия?

– Нет… Ты совсем другая.

– Лесть тебе уже не поможет, Бен! «Мне жаль…» Меня интересует только правда. Правда и месть.

– Я никого не убивал, – упрямо повторяет Бенуа.

– Я не тороплюсь, у меня много времени. У меня есть еще много дней… Даже недель… А если потребуется – и месяцев!

Месяцев… Бенуа начинает дрожать и обхватывает ноги руками, словно бы пытаясь защититься.

– Я столько не выдержу…

– Не переживай! Я сделаю все необходимое для того, чтобы ты раньше времени не околел! Я хочу услышать, как ты во всем признаешься… Но даже если ты не признаешься, моя цель все равно будет достигнута: ты поплатишься за свое преступление… Я заставлю тебя страдать! И ты еще будешь мучиться долго-долго…

– Я невиновен, черт тебя подери! – стонет Бенуа.

– Ты не имеешь права произносить эти слова! Это Орелия была ни в чем не виновата, но отнюдь не ты!

Бенуа кладет голову себе на колени.

– Ты подохнешь в ужаснейших муках, Бенуа Лоран… Потому что ты не заслуживаешь ничего другого.

В ответ раздается его приглушенный голос:

– Нет, я не заслужил подобной смерти… Я ее не заслужил!

– Если ты сознаешься, если ты расскажешь мне, где она, то, даю тебе честное слово, я прикончу тебя быстро и не стану больше мучить…

Жуткое предложение. Бенуа обхватывает голову руками, как будто пытаясь защититься от лавины.

– У тебя есть только два варианта: либо смерть медленная, либо смерть быстрая. Решай сам, Бен.

10

Четверг, 23 декабря, 10 часов

Этот тип – крепкий орешек, который не так-то просто расколоть.

Джамиля шаркает туфлями на микропористой подошве по раскрашенному под паркет линолеуму в комнате для допросов, шагая туда-сюда перед сидящим Жозе Дюпра, который недавно вышел из тюрьмы и уже опять угодил в полицию. Парня задержали сегодня в шесть часов утра на квартире в центральной части Безансона (в котором, кстати, ему находиться запрещено), вытащив из теплых объятий его «Дульцинеи». Да, сегодняшнее пробуждение Жозе было, конечно, не из приятных!

Сейчас он сидит на стуле, и одна его рука пристегнута к этому стулу наручниками.

– Какого черта тебя занесло в Безансон? Ты ведь знаешь, что тебе запрещено находиться в этом городе!

– Я приехал в Безансон, чтобы немножко потрахаться, капитан! У вас есть против этого какие-то возражения? Разве это запрещено Уголовным кодексом?

– Ну-ну, давай, умничай!

– Я хочу поговорить со своим адвокатом! – вдруг требует Дюпра.

– Он придет в течение предусмотренного законом срока.

– Придет, как же! Я уверен, что вы ему даже не звонили!

– Нам, к сожалению, действительно пока еще не удалось с ним связаться! – усмехается капитан Фасани. – Лучше расскажи-ка мне, чем ты занимался в понедельник тринадцатого декабря между шестью часами вечера и полуночью.

– Я ничего не собираюсь вам рассказывать!

– Да уж лучше бы тебе не пытаться отмалчиваться…

– А в чем конкретно меня обвиняют?

– Ты помнишь майора Бенуа Лорана?

Дюпра недовольно морщится.

– Этого прохиндея забыть очень трудно!

– Ты помнишь, как ты угрожал ему после того, как он арестовал тебя?

Жозе пожимает плечами.

– Так я ж тогда нервничал… Я, когда злюсь, могу наговорить черт знает что!.. А почему вы задали мне этот вопрос?

И вдруг его лицо расплывается в улыбке, а бычьи глаза начинают поблескивать, как будто ему в голову пришла необычайно приятная мысль.

– Неужто Лорана кто-то пришил? Я угадал? Его укокошили? Вот здорово! Одним легавым меньше!

Джамиля отпускает задержанному такую сильную оплеуху, что Дюпра едва не слетает со стула. Он возмущенно смотрит на ударившую его женщину, но даже не пытается дать ей сдачи.

– Тебе повезло, что ты баба…

– Заткнись!

– Непонятно, мне все-таки надо что-то рассказывать или на самом деле заткнуться?

– Чем ты занимался тринадцатого декабря?

– Ну… По правде говоря, я не очень-то хорошо помню. Подожди-ка… Я был, конечно же, с какой-нибудь красоткой!

– Я уже начинаю терять терпение, Дюпра…

– Ты, прежде всего, теряешь время, милочка! Видишь ли, даже если я ужасно обрадовался тому, что кто-то сумел укокошить этого гада, это отнюдь не означает, что я причастен к убийству! Лорана, к моему огромному сожалению, прикончил не я! Конечно, я и сам бы с удовольствием это сделал, но, можешь мне поверить, его укокошил кто-то другой!

– Почему ты так ненавидишь его?

– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я тебе об этом рассказал, красавица?.. Видишь ли, Лоран – довольно гнусный тип. И дело тут не в том, что этот парень полицейский, а в том, что он, стараясь меня подловить, использовал весьма гнусные методы!

– Какие методы? – спрашивает Джамиля, закуривая сигарету.

– А для меня сигаретки не найдется?

– Обойдешься… Какие методы?

– Он навязался ко мне в напарники… Заставил меня поверить, что хочет работать вместе со мной. Он башковитый, знает, как втереться в доверие, и я ни о чем даже не догадывался. А затем…

– Стало быть, ты с удовольствием бы его прикончил, разве не так?

– Я с удовольствием проучил бы его как следует – вот этого я не отрицаю.

– Именно это ты и сделал!

– Черта с два! Я и пальцем не трогал вашего дружка!

– Знаешь, а у меня для тебя плохая новость, Жозе… Лорана не убили. Он просто исчез.

Дюпра широко улыбается, показывая зубы с множеством пломб.

– Исчез? Еще тринадцатого декабря? И что, по-твоему, он уехал на Багамы?! Если вы его не видели аж с тринадцатого декабря, то он, скорее всего, уже на том свете… Кто-то свел с ним счеты, и он сейчас гниет где-нибудь в канаве или кормит рыб в Ду!

Джамиля вздыхает.

– Если ты сознаешься, нам станет известно, где он сейчас находится…

– Сбавь обороты, лапочка! У вас нет против меня никаких улик! Вообще никаких!

Джамиля сердито поджимает губы. Она с удовольствием влепила бы этому типу еще одну пощечину.

– Ну и где же мой адвокат? Он приедет или мне пора устраивать скандал?

– Ты ведь знаешь, что скоро Рождество… И Жереми будет праздновать его без папы. Имей в виду, что я могу отрезать тебе палец или ухо и положить этот маленький подарок твоему сыну под рождественскую елку. Что ты об этом думаешь, Бен?

Ему сейчас есть о чем думать, и мысли эти – не из веселых.

Насколько помнит Бенуа, он мучится в подвале у Лидии целых десять дней.

И за эти десять дней он съел лишь пару кусков хлеба и выпил две чашки кофе с сахаром.

Теперь, когда он уже не понаслышке знает, что такое голод, он обязательно сделает пожертвование Фонду борьбы с голодом, если только ему каким-нибудь чудом удастся выбраться из этого ада.

– Ну что, Бен? Хочешь, чтобы мы с тобой послали подарочек твоему сыну?

– Я бы предпочел его просто обнять и поцеловать, – слабым голосом отвечает Бенуа.

– Это невозможно. Ты никогда больше не будешь ни обнимать, ни целовать его… Ты вообще никогда уже не увидишь его!

Бенуа хочется расплакаться, но он сдерживается. Сейчас, должно быть, время обеда. Он об этом лишь догадывается, потому что сегодня нет солнца – его единственных часов. За окном идет дождь, и в подвал проникает лишь очень тусклый свет, от которого у Бенуа болят глаза.

Вчера Лидия его не мучила. Точнее, мучила, но только лишь своими нелепыми разговорами. Что, интересно, ждет его сегодня?

Бенуа кажется, что внутри него поселилось ужасное существо, имя которому – Страх и которое душит его своими жуткими щупальцами.

Лидия, опершись о решетку, пожирает Бенуа взглядом.

– Готова поспорить, что ты уже давным-давно не принимал душ!

– Здесь слишком холодно, – оправдывается Бенуа.

– Хлюпик! – Лидия криво улыбается. – А я ведь думала, что ты крепкий парень! Полагаешь, я стану мириться с тем, что у меня в подвале начинает пахнуть какой-то псиной?!

Бенуа, сжав челюсти, молчит.

– Так что иди и помойся, – приказывает она и добавляет: – Да побыстрее!

– Если я приму душ, ты отдашь мне мою одежду?

Он уже привык торговаться с ней. Она улыбается и снова садится на стул.

– Договорились! Ты получишь чистые вещи, если примешь душ и побреешься!

– Ладно…

Он не шевелится, дожидаясь, когда она уйдет. Но Лидия, похоже, не собирается оставлять его одного хотя бы ненадолго.

– А можно включить для меня горячую воду?

– Даже и не мечтай! Нужно стойко переносить трудности, майор!

– Я околею, если буду обливаться такой холодной водой!

– Ты мужчина или нет?

Он и сам уже в этом сомневается. Лидия по-прежнему не уходит. Он осознает, что она не уйдет до тех пор, пока не добьется своего.

– Ты что, хочешь посмотреть на меня голого, да?

Он произносит эти слова без каких-либо эмоций – так, просто задает вопрос. Она отвечает ему молчанием.

– Ты и в самом деле ненормальная!

– Ну почему же? Ты симпатичный, и я была бы ненормальной, если бы отказала себе в удовольствии полюбоваться тобой!

Бенуа вздыхает и пытается подняться на ноги. У него кружится голова – она кружится каждый раз, когда он меняет положение тела. Сейчас он испытывает такое сильное головокружение, что невольно хватается рукой за стену.

– Что-то не так, Бенуа? – Лидия злорадно улыбается. – Ты себя плохо чувствуешь?! Надеюсь, ты не упадешь в обморок?

Бенуа наконец удается совладать с охватившей его слабостью, и он, подойдя к умывальнику, выпивает свою ежедневную порцию воды. Только благодаря этой воде он до сих пор еще жив. Лидия внимательно следит за каждым его движением.

– А у тебя благодаря этим гематомам очень сексуальный вид! – ехидно говорит она.

Бенуа с удовольствием свернул бы ей шею. А затем разорвал бы ее на мелкие кусочки. Он еще никогда не испытывал ни к кому такой сильной ненависти. Ненависти, давящей на него тяжким грузом.

Он снимает джинсы и становится под душ, стараясь не думать о том, что его внимательно разглядывают. Когда на него обрушиваются струи ледяной воды, он невольно вскрикивает. Ему нужно вымыться как можно быстрее и не переусердствовать, а не то от такой холодной воды он и в самом деле окочурится.

Всего три минуты – и он уже помылся и вытерся. Установил, можно сказать, свой личный рекорд.

– Ну так что? – спрашивает он, оборачивая полотенце вокруг бедер. – Зрелище тебе понравилось? Оно порадовало тебя?

Лидия пожимает плечами.

– Да, было неплохо. Но уж больно быстро!

– Я теперь могу получить обратно свои шмотки? – робко спрашивает Бенуа, едва не стуча от холода зубами.

Лидия засовывает руку в дорожную сумку и, вытащив оттуда джинсы (в которых она тут же проверяет каждый карман), рубашку и нижнее белье пленника, бросает все это между прутьями. Бенуа одевается так быстро, как только может.

– Это последние чистые вещи. Нужно купить для тебя еще какую-нибудь одежду… Кстати, неплохая мысль! Это будет мой тебе рождественский подарок!

– Очень мило! – бурчит Бенуа.

Про себя же он думает, что эта женщина – настоящая сумасбродка. Неизлечимая. Даже Зигмунд Фрейд – и тот бы на ней обломался!

Пытаясь согреться, Бенуа ходит взад-вперед по своей «клетке». Он тайно тешит себя надеждой, что Лидия соизволит дать ему еще и свитер. Однако больше никакой одежды ему не дают.

– Ну что, теперь немного поболтаем? – предлагает Лидия. – Я пообещала Орелии, что ты во всем признаешься еще до Рождества… И мне не хочется ее разочаровывать!

Бенуа резко останавливается.

– Так она же вроде бы мертва…

Лидия опускается на стул и закуривает сигарету. Бенуа замечает, что ее пальцы слегка дрожат. Он впервые видит, как пальцы Лидии выдают ее волнение.

Бенуа чувствует, что он и сам начинает дрожать всем телом, но не от волнения, а от холода. Он поспешно возобновляет свои хождения взад-вперед.

– Ну и что? – вдруг говорит Лидия. – Даже если ее нет рядом со мной…

– Ты разговариваешь с мертвецом? – ухмыляется Бенуа. – Ты хоть понимаешь, что так поступают только сумасшедшие?

– Заткнись! – кричит Лидия. – Закрой свой рот, а не то…

Бенуа предпочитает замолчать. Лучше не злить ее. Он вдруг чувствует, что у него уже не осталось сил ходить по «клетке». Сев на грязное одеяло, он с отрешенным видом ждет, что будет дальше.

– Все это произошло по твоей вине, – громогласно заявляет Лидия. – Именно из-за тебя я теперь вынуждена разговаривать с человеком, которого уже давным-давно нет в живых…

– Нет, Лидия. Я тут ни при чем… К сожалению, ты заблуждаешься.

– Она была такой красивой…

– Наверное, такой же красивой, как и ты… Потому что она – твоя сестра!

Лидия ошеломленно молчит.

– Она ведь и в самом деле твоя сестра? – продолжает Бенуа. – Да, именно так. Судя по дате рождения, которую я видел на медальоне, у вас с ней была лишь небольшая разница в возрасте. Я не ошибся?

Лидия по-прежнему ничего не говорит. Она ограничивается тем, что смотрит на этого симпатичного убийцу с глубоким отвращением.

– Или же ты всю эту историю просто выдумала… Ты сумасшедшая! Этой Орелии никогда не было на свете! Я, правда, помню, что лет пятнадцать назад действительно исчезла какая-то девочка, но я не знаю, как ее звали. В общем, все это – не более чем плод твоего больного воображения! Тебе нужно обратиться к психиатру, Лидия.

Он набирается смелости и смотрит ей прямо в глаза – красивые золотисто-янтарные глаза, похожие на глаза дикой кошки. Или львицы. В них сейчас, похоже, разгорается неукротимый огонь.

Лидия вдруг начинает вопить, причем самым жутким образом, Бенуа невольно сжимается: от ее истерических воплей у него перехватывает дыхание и стынет в жилах кровь… Затем Лидия, все еще продолжая вопить, бьет ногами и ладонями по решетке. Она бьет по ней с удивительной для такой хрупкой женщины силой. Бенуа поспешно поднимается на ноги и отходит подальше от этого извергающегося вулкана.

Истерика Лидии длится две или три минуты. После этого Лидия, запыхавшись, отходит к лестнице и прислоняется к перилам.

В подвале воцаряется зловещая тишина. Приоткрывший от удивления рот Бенуа сидит, прижимаясь спиной к стене.

– Ты мне за это заплатишь! – истошно кричит Лидия. – Очень дорого заплатишь!

– Лидия… Я никак не ожидал, что мои слова вызовут у тебя такую реакцию, клянусь тебе… Я просто хотел, чтобы ты рассказала мне… рассказала о том, какие у тебя бывают ощущения…

– Ты только что видел, какие у меня бывают ощущения! Ты доволен?

– Хорошо, хорошо, успокойся… Успокойся, прошу тебя…

Лидия вдруг резко поворачивается и уходит.

– Если даже это и его рук дело, он все равно не признается, – вздыхает Джамиля. – Он не из тех, кого можно легко расколоть…

– Однако он также и не из тех, кто решился бы укокошить полицейского, – возражает Фабр. – Так, во всяком случае, подсказывает моя интуиция…

– Но у нас на данный момент больше нет никаких зацепок! – напоминает Джамиля. Ее голос звучит чересчур резко.

Этот парижанин вызывает у нее явную антипатию. Комиссар Моретти, не скрывая досады, поднимает глаза к потолку: ему уже осточертели эти словесные перепалки, достойные питомцев детского сада.

– Я знаю, что у нас пока нет других зацепок, – говорит Фабр. – Но…

– Он угрожал прикончить майора Лорана, разве не так? – вмешивается Моретти. – И он вышел из тюрьмы за неделю до исчезновения Бенуа. Поэтому у нас вполне достаточно оснований для того, чтобы прорабатывать данную версию. Вы провели обыск у него дома?

– Разумеется, – отвечает Джамиля. – Но ничего не нашли…

– Займитесь его подружкой! – приказывает комиссар. – Если этот тип и в самом деле убил Лорана, он наверняка успел ей похвастался. Из его подружки, возможно, удастся что-нибудь выдавить!

– Хорошо, шеф, – кивает Джамиля, – я займусь этой женщиной сегодня после обеда. – Она поворачивается к Фабру: – А вам я передаю Дюпра.

– Как прикажете, капитан!

Джамиля, прежде чем выйти из кабинета комиссара, бросает на Фабра испепеляющий взгляд. Она до сих пор не может примириться с мыслью, что этой залетной птице поручили руководить расследованием. Впрочем, парижанин, надо признать, совсем не кичится этим и не пытается ею, Джамилей, понукать.

Она выходит из комиссариата на улицу: сейчас обеденный перерыв, и ей после нескольких часов пребывания в душной комнате для допросов хочется подышать свежим воздухом.

«Терпеть не могу подобных помещений!» – думает Джамиля.

Она идет по улице быстрым уверенным шагом, так что это трудно назвать прогулкой. Она всегда шагает по улицам стремительным шагом, если ей нужно собраться с мыслями. Она может пройти, размышляя на ходу, несколько километров и даже не заметить этого. Вот такая она, Джамиля, великая спортсменка.

Она уже миновала проспект Гар-д’О и сейчас идет все время прямо, засунув руки глубоко в карманы. Справа от нее спокойно течет река Ду – как она текла здесь, наверное, и сто тысяч лет назад. У женщины возникает забавное ощущение, что она, Джамиля, шагает быстрее, чем течет река. Она бросает взгляд на остров Гран-Буэ и сворачивает к мостику, по которому можно попасть на этот остров.

Ей совсем не хочется есть, и она решает отправиться в Мазагран по другому берегу реки, мимо строений Фор-де-Шодан, которые защитят ее от ветра. Именно по этому маршруту она, приходя вечером с работы, совершает свою ежедневную пробежку. Ей очень нравится этот клочок природы, находящийся в самом центре города, – города, который она очень любит, хотя и родилась не здесь. Она, возможно, любит его потому, что именно в нем ей довелось пережить самые сильные в ее жизни чувства.

Джамиля хорошо помнит тот день, когда она приехала сюда да свою новую капитанскую должность. Да, в тот самый день ее судьба пересеклась с судьбой Бенуа Лорана…

Джамиля, почувствовав, что немного устала, садится на скамейку. Глядя на спокойное течение реки, она не может удержаться от того, чтобы не предаться воспоминаниям.

Слабое зимнее солнце на миг выглядывает в промежутке между облаками, и Джамиле кажется, что небесное светило улыбается ей. Улыбается так, как когда-то улыбался ей Бенуа.

Она прекрасно помнит о том, как тогда все было.

Поначалу он даже не пытался к ней подступиться. Вел себя как довольно любезный и предупредительный коллега и старший по званию полицейский. А еще – как самый обычный человек, не женоненавистник, не мачо, не расист.

Да, именно так. Поначалу он не предпринимал никаких попыток подступиться к ней. Не делал ничего такого, что могло бы заставить влюбиться в него. Он просто был самим собой. Но этого вполне хватило для того, чтобы она…

Лишь по прошествии года он начал смотреть на нее как-то иначе.

Лоран, казалось, отдал этот год на то, чтобы она постепенно сама потеряла голову.

Из-за него.

Он как будто дал фрукту созреть, чтобы позже сорвать его без малейших усилий.

Он медленно изводил свою жертву, чтобы затем разделаться с ней, совершив один-единственный решительный натиск.

Они провели вместе ночь. Потом еще одну. И еще одну. Это были очень бурные ночи.

У нее до сих пор не погас зажженный тогда огонь – и в теле, и в душе.

Иллюзорные надежды, расплывчатые обещания…

И вдруг – неожиданный разрыв.

Для нее это был сильный удар. Сильный и очень болезненный.

Джамиля осознала, что допустила слабость, что эта безумная страсть ослепила ее.

Она умоляла Лорана не бросать ее, просила о том, чтобы они продолжали встречаться.

Она хорошо помнит это.

Но он над ней посмеялся. Бесстыдно посмеялся над ее любовью, которую она предложила ему – предложила так, как протягивают ценный дар на серебряном блюде. Он безжалостно отпихнул ее ногой – ее, вставшую перед ним на колени.

Джамиля сжимает кулаки. Проходящий мимо пожилой мужчина бросает на нее изумленный взгляд – наверное, потому что она сидит на скамейке и плачет.

Она поспешным движением вытирает слезы.

Рана, нанесенная ее душе и телу, все еще не зажила.

И она кровоточит.

Она всегда будет кровоточить.

Она будет кровоточить, хотя Джамиля уже не любит этого человека. Она ненавидит его. Она еще никогда не испытывала к кому бы то ни было такой ненависти, как к Лорану.

Джамиля встает со скамейки, подходит к реке и, облокотившись на перила, следит взглядом за проплывающим мимо проворным речным трамваем, а потом – за медлительной баржей. Несколько слезинок вытекают из ее глаз и, скользнув вниз по щекам, падают в речную воду…

Джамиля резко поворачивается и отправляется в обратный путь.

Когда-то она дала себе клятву, что отомстит…

Лидия ласково гладит висок Бенуа. Затем ее пальцы медленно скользят по его шее, плечу, руке…

Она испытывает удовольствие, чувствуя через ткань, как он дрожит. Дрожит, словно загнанный зверь. Она запускает ладонь ему под рубашку и ощущает биение его сердца. Оно бьется намного быстрее, чем обычно.

Это от страха. Или от боли. А скорее всего, от того и другого.

Он будет плакать? Умолять? Раскаиваться?

Лучше всего, если он просто во всем признается.

А пока что она довольствуется тем, что слушает его дыхание. Дыхание раненого зверя.

Лидия сидит возле Бенуа на коленях. Ее пленник лежит на полу. Его руки, заведенные за спину, снова в наручниках.

Он все еще не пришел в себя после четырех электрических разрядов, которыми она его попотчевала. Она не стала применять нейтрализующий газ – в этом не было необходимости – и просто шандарахнула его электрошокером, когда он, прижавшись к решетке, безмятежно спал. Сегодняшнее пробуждение Бенуа было явно не из приятных.

– Больше никогда не называй меня сумасшедшей, Бен… И больше никогда не говори, что я выдумала эту историю… Ты понял?

У него уже нет сил даже на то, чтобы ответить ей.

Лидия хватает майора за волосы и, слегка приподняв его голову, говорит ему прямо в ухо:

– Ты понял?

Измученный пленник с большим трудом выдавливает из себя звук, отдаленно похожий на слово «да». Лидия, самодовольно улыбнувшись, выпускает волосы Бенуа, и его голова бессильно падает на бетонный пол.

– Вот и хорошо, Бен… Очень хорошо! Пожалуйста, расскажи мне об Орелии…

В этом «пожалуйста» чувствуется что-то угрожающее. Лидия продолжает ласкать свою парализованную и потерявшую дар речи жертву, касаясь пальцами его щеки, покрытой пробивающейся щетиной.

– Завтра – канун Рождества, Бен… Ты сможешь узнать, насколько тяжело встречать Рождество вдалеке от дорогих тебе людей. Ты наконец почувствуешь то, что чувствую я в течение вот уже пятнадцати лет.

Она садится на пол, вытягивает ноги и располагается так, чтобы голова Бенуа лежала у нее на ноге чуть повыше колена.

Узник открывает глаза, но, встретившись с ней взглядом, опять закрывает их.

– Я вижу, Бенуа, у тебя нет желания со мной о чем-нибудь поболтать… Ну что ж, тогда отдохни…

Лидия наклоняется и целует его в лоб.

– Я приду завтра.

Она поднимается на ноги, и голова Бенуа снова оказывается на полу. Он по-прежнему лежит абсолютно неподвижно.

Лидия закрывает дверь и, приблизив лицо к прутьям решетки, бросает на него еще один взгляд. Затем она медленно поднимается по ступенькам.

Зайдя в жилую комнату, она выпивает бокал крепкого алкоголя, а затем ложится на старенький диван.