Текст книги "Проклятие виселицы (ЛП)"

Автор книги: Карен Мейтленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Он ткнул Рафа своей железякой, не настолько сильно, чтобы ранить, просто чтобы у гостя не осталось сомнений в серьёзности его намерений, если не предоставит удовлетворительного ответа.

Раф мгновенно прикинул свои возможности. Если вытащить нож, он, пожалуй, справится с ним или даже с обоими – парни хоть и были мускулистыми, наверняка в драке медлительны и неумелы. Но он не мог позволить себе встревать в драку. Нужно побыстрее убираться отсюда. Он сглотнул и постарался убедительно изобразить что-то похожее на правду.

– Есть у Марджери один родственник, настоящий. Он священник. И он исчез. Этот, с сухой рукой, представляется беглым священником, а потом доносит на тех, кто давал ему приют.

Братья опять переглянулись, как будто были одним человеком, разделившимся надвое, и не могли ни думать, ни действовать друг без друга.

Брови старшего нахмурились так, что слились в одну линию.

– Я всю жизнь жил рядом с Марджери и никогда не слышал упоминания о священнике в её семье. И вообще, откуда тебе так много известно об этом человеке? Что у тебя с ним за дела?

– Некогда мне стоять тут и отвечать на ваши вопросы, – рявкнул Раф в надежде, что его гнев отвлечёт юнцов. – Возможно, и другие люди в опасности. Я должен предупредить их, пока не арестовали.

Он не стал ждать реакции братьев, просто повернулся и стремительно зашагал прочь, молясь, чтобы они не погнались за ним. Свернув за угол, он бросился бежать, потом прошмыгнул в тёмный двор, спрятался за вонючим чаном и прислушался. Он услышал шаги, кто-то бежал следом. Больше, чем двое братьев – видимо, они позвали других на подмогу. Раф сжался в темноте, сердце колотилось. Не только из-за кожевников.

Мартин действовал гораздо быстрее, чем ожидал Раф. Арест Джайлса и его жены означал, что шериф осведомлён о настоящей личности Мартина и его задаче. Должно быть, гонец уже в пути к королю Иоанну, и тот пришлет еще людей на поиск изменников. У Рафа не оставалось ни малейших сомнений, что Мартин, а возможно и шериф, уже разыскивают его. Теперь в Англии для него нет безопасного места. Нужно немедленно оставить страну, бежать за границу, пока Иоанн до него не добрался.

Он ничего больше не мог сделать для леди Анны. Божьей милостью, ей помогут друзья, но он не посмел бы возвращаться к ней, даже если бы знал, где она. Кроме того, если его схватят рядом с леди Анной, он подвергнет её ещё большей опасности. Однако ещё оставалась надежда, что её участие в этом деле останется нераскрытым. Что касается убийств Рауля и Хью – можно лишь молиться, чтобы не объявился кто-то, видевший леди Анну возле "Адама и Евы".

Но был ещё один человек, которого Раф не мог бросить в Англии.

Он поклялся, что вернётся за ней. Бедное глупое дитя до сих пор верит, что это она убила Рауля и Хью. Ему следовало понимать, что она на такое не способна. А она до сих пор верит, что вопреки всему сможет когда-нибудь попасть домой, в свою деревню, к Атену. Она не знает, что Атен мёртв, и что ещё хуже – Раф стоял рядом и позволил повесить Атена, хотя висеть там должен был он сам.

Он загладит свою вину перед ней. Он увезёт её в Италию и всю оставшуюся жизнь станет работать, чтобы снова сделать её счастливой, помочь забыть все страдания и потери. Между ними есть связь, которая соединяет их крепче, чем мужа с женой. Ведь в ней был Джерард, через неё Раф до сих пор связан с единственным дорогим ему человеком. Ничто и никогда не осквернит её чистоту и невинность, и он отдаст жизнь за то, чтобы этого не случилось.

***

Если бы Осборн сам подошёл к двери и открыл, как ждала Элена, всё могло бы закончиться одним махом. Но он не открыл. Потом она не могла понять, почему ожидала этого. В отличие от неё, человек его звания не привык сам отворять двери.

Она постучала и услышала его окрик:

– Входи!

Этот глубокий хриплый голос разорвал последние ниточки уверенности, за которые ещё цеплялась Элена. Она уже готова была сбежать, но Осборн окликнул снова.

– Входи же, чёрт возьми. Я не могу ждать всю ночь.

В голосе звучал приказ. Инстинкт подчинения, внушённый поколениями лордов и крестьян, заставил её подчиниться. Правая рука Элены отпустила рукоять кинжала и нащупала защёлку на двери. Она открыла дверь, не в силах сопротивляться.

Осборн сидел на скамье в дальней стороне маленькой комнаты, прислонившись к глинобитной стене. На коленях лежал обнажённый клинок. Он был один, но явно подстраховался.

– Закрой дверь, женщина.

Элена с трепетом подчинилась приказу и обернулась к Осборну. Узкую комнату с огромной кучей сена в глубине освещал единственный фонарь, висевший у двери. С другой стороны у стены были кучей свалены несколько соломенных лежанок с кучей грязных одеял и вытертых от многократного использования овечьих шкур. Однако позади скамьи, занятой Осборном, другой мебели не было.

– Что пялишься? – сказал Осборн. – Мне говорили, у тебя есть сведения, касающиеся моего брата. Давай, выкладывай.

Элена открыла рот, но слов не было. Она представляла всё совсем не так. Тальбот сказал ей, что Осборн ждёт информации, но ей даже в голову не пришло подумать, о чём говорить. Все мысли были сосредоточены на ударе ножом.

– Я... я... может, раз мы будем говорить, мне принести вам вина, господин?

– Я не желаю вина, девчонка. Мне нужна информация. Говори, что ты знаешь.

Она не ответила, и Осборн нетерпеливо вздохнул.

– Знаю, что развяжет тебе язык. – Он достал со скамьи за своей спиной небольшой кожаный мешочек, порылся в нём и выудил маленькую золотую монету. – Все вы, евреи, одного хотите – золота. Дай вашему народцу что-нибудь блестящее, сразу всё вспомните. Просто чудо, да?

Элена не сразу поняла, о чём он. Потом вспомнила про амулет, который Матушка повязала ей на шею. Возможно, Осборн узнал его, или ему сказали ждать еврейку.

Должно быть, он неправильно понял выражение её лица, поскольку тут же добавил:

– Не волнуйся, ты получишь своё золото, и ещё больше – если поможешь мне найти убийцу брата. Держи!

Он бросил деньги Элене, но её рука как раз опять потянулась к рукояти кинжала под плащом. Она не пыталась поймать монету, и та со звоном покатилась по дощатому полу.

– Подними её, девчонка. Давай, лезь за ней.

Не отводя глаз от Осборна, Элена нагнулась, пытаясь нащупать монету, но та откатилась куда-то в сторону, и её не удалось найти.

Осборн с интересом наблюдал за девушкой.

– Не встречались ли мы с тобой раньше? Не могу припомнить, чтобы говорил с кем-то из твоих единоверцев в Норвиче, однако мой меч познакомился со множеством таких в Святой земле.

Элена старалась скрывать лицо, отворачиваясь от Осборна под предлогом поиска монеты.

– Прекрати, – нетерпеливо приказал он. – Можешь отыскать её позже. Говори, чего ради вытащила меня от моего очага в эту нищую лачугу. И предупреждаю тебя, девчонка, если ты заставила меня зря потратить время, ты за это дорого заплатишь.

Элена не поднималась, всё ещё пытаясь держать в тени прикрытое капюшоном лицо.

– Я... я боюсь, что если скажу, этот убийца...

– Я позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось, – в нетерпении перебил Осборн. – Просто назови мне его имя, и обещаю, ещё до рассвета он окажется в подземельях замка.

– Но...

– Говори, девушка! Поверь, меня стоит бояться больше, чем любого убийцу. Если не скажешь мне, что ты знаешь, я сейчас же отправлю тебя в замок. И уверяю, там есть люди, которые и камень заставят заговорить.

Голос гремел у Элены в ушах. "Сделай это! Сделай, пока не поздно. Ты уже убила двоих, на этот раз будет ещё проще... как проколоть дыру в заливной свинине".

Но Осборн продолжал сидеть на скамье, гладя на неё, на коленях у него лежал меч.

Я уже убила двоих. Я смогу. Смогу!

Сумятицу в её голове перекрывал голос Тальбота: "Ты же видела, как другие девушки подбираются к мужчине, кладут руки ему на плечи и целуют".

Если бы здесь была Люс – она бы прошла прямо к Осборну, села к нему на колени и отвлекла обещаниями. Люс бы не сомневалась. Элена видела, как она это делала. И ни один мужчина не отстранился от неё. Это казалось так просто – миленькая улыбка, рука, ласкающая лицо и волосы – и мужчина таял, как сало в огне.

Элена не стала тратить время не раздумья, поднялась и прошла через комнату ближе к Осборну, так, что могла коснуться его ног. Наклонившись над ним, она пробежалась пальцами по жёстким седым волосам.

– Ты очень привлекательный мужчина, – она попыталась имитировать игривый соблазнительный тон Люс.

Осборн изумлённо вытаращился на неё. Она поспешно нагнулась прижала губы к его лбу, осторожно провела ладонью по затылку. Он резко отдёрнул голову.

– Чёрт возьми, что ты творишь, девчонка? Я пришёл сюда не за шлюхой. Я пришёл узнать про убийцу брата.

– Но... но я не могу устоять перед тобой, – запинаясь сказала Элена, и попыталась опять поцеловать его лицо. Он оттолкнул её, потом пристально посмотрел в лицо.

– Да я же тебя знаю! Все эти твои наглые выходки. Ты – моя беглая крестьянка, девчонка, что подслушивала под дверью. Как только леди Анна сказала мне, что ты была её горничной, я сразу понял, что именно тебя видел, когда ты удирала. А теперь, значит, ты явилась шантажировать меня, так? Думаешь, я стану тебе платить, покупать молчание о том, что ты услышала. Ты и впрямь вообразила, что король поверит слову беглой крестьянки, убийцы ребёнка, против слова верного и преданного английского лорда? Я заставлю тебя пожалеть, что ты уже не болтаешься на виселице, прежде чем закончу...

Он попытался подняться, но Элена стояла слишком близко. Меч с его колен со стуком соскользнул на пол. Осборн нагнулся за ним, и в этот момент Элена вытащила кинжал из кармана плаща и изо всех сил воткнула в его спину. Осборн завопил от неожиданной боли и повалился на колени на деревянный пол. Она протянула руку, пытаясь нащупать рукоять кинжала, торчащего в спине. Он схватил её юбки.

Элена пыталась вырваться, но он держал слишком крепко. Вцепившись в волосы, она что есть силы дёрнула его голову назад. Этого хватило, чтобы он на мгновение ослабил хватку. Она выдернула юбки из его рук и бросилась к двери. Она отчаянно возилась с защёлкой, но окровавленные руки скользили.

Осборну наконец удалось ухватить рукоять кинжала. С рёвом боли, он выдернул клинок и с трудом поднялся на ноги, сжимая кинжал в руке. Пошатываясь, он стал спускаться по ступенькам, зовя помощь.

Элена уже бежала через двор. Навстречу ей по двору шла служанка с двумя бутылями в руках. Она замерла, испуганно глядя на Осборна, который всё ещё сжимал в руках окровавленный нож. Элена наткнулась на служанку, девушка отшатнулась, бутыли выпали и разбились о камни. Рёв Осборна, приказывающего Элене остановиться, перекрывал музыку и смех, доносившиеся из гостиницы. Но она скрылась в темноте ночи, не остановившись взглянуть, добрался ли он до конца лестницы.

***

Раф дёргал шнур колокольчика и яростно колотил в дверь борделя. Маленькое окошко открылось, из-за крепкой железной решётки кто-то выглянул. Лицо принадлежало не Тальботу, а женщине по имени Люс.

– Ну точно, у кого-то ночью в штанах горит, – заворчала она – Боишься не успеть? – Потом лицо расплылось в обычной приветливой улыбке. – Ой, так это ж Бы... мастер Рафаэль, – поспешно поправилась она.

Рафу никогда не приходило в голову воспользоваться фальшивым именем. Какой в этом смысл? Когда так сильно выделяешься из толпы, любая попытка маскировки бессмысленна.

Люс отперла дверь, распахнула пошире и снова закрыла за гостем.

Он прошёл вслед за ней в гостиную, где, как обычно, в ожидании посетителей стояли блюда с мясом, бутылки с вином и элем. Как любит говорить Матушка "чтобы продержаться подольше, мужчине нужно хорошее красное мясо".

Люс обернулась и подмигнула, изгибая спину и выставляя вперёд пышную грудь – такие манеры уже стали для неё привычны.

– Чего желаете на этот вечер, мастер Раф? Назовите имя девушки, а я посмотрю, свободна ли она, чтобы обслужить вас, – она медленно облизнула клубнично-красным язычком верхнюю губу. Этот жесть был ей привычен, как реверанс для горничной.

– Мне нужно повидать Тальбота, срочно.

Она рассмеялась.

– Он будет польщён. Не многие посетители просят его услуг.

Но взглянув на напряжённое лицо Рафа, Люс поняла, что дело нешуточное. Она отбросила свои обольстительные манеры и в одно мгновение стала серьёзной.

– Тальбота здесь нет, мастер Раф. Поэтому Матушка и поставила меня следить за дверью. Но она сказала, он скоро придёт.

Не успела она договорить, как послышался настойчивый стук в дверь.

– Вот и Тальбот, – сказала Люс. – Я знаю его стук, никогда он не пользуется колокольчиком.

Она побежала на зов, а Раф нетерпеливо расхаживал взад-вперёд по длинной комнате. Тальбот вздрогнул при виде него. Люс недоуменно сморщила лоб и переводила взгляд с одного на другого.

– Будь умницей, Люс, ступай к себе, – приказал Тальбот, по-прежнему не поднимая глаз на Рафа.

– Как всегда, – беспечно сказала Люс. – Сделай, что мужчина просит, и... – голос обиженно дрогнул.

Тальбот взял половину пирога и первую попавшуюся бутыль с вином и протянул Люс.

– Вот, возьми.

Люс радостно улыбнулась, принимая неожиданное угощение.

– Но чтобы никто не знал, что мастер Рафаэль здесь, поняла?

– Конечно. Как всегда говорит Матушка – поступай как роза: благоухай сладко, открывай лепестки и оставайся немой. Ах да, и царапай до крови тех, кто хочет сорвать тебя, не заплатив.

– Ступай! – Тальбот кивнул на дверь, и Люс не стала дожидаться, когда он повторит приказ.

Как только за ней закрылась дверь, Раф обернулся к Тальботу.

– Шпион Иоанна... мы опоздали. Ту пару, у которой он остановился, арестовали и забрали в замок. Ублюдок привёл солдат прямо к ним, значит, скоро Иоанн всё узнает.

Тальбот резко обернулся, схватил со стола блюдо и швырнул об пол.

– Чёрт тебя подери, зачем ты явился сюда? Если за тобой хвост...

– За мной не следили, – сказал Раф с уверенностью, которой не чувствовал. – Я несколько раз оглядывался, проверял, не идут ли за мной. Кроме того, Мартин не знает, что я вернулся в Норвич. Если он уже выяснил, кто я, он будет караулить меня в поместье. Туда отправят людей арестовать меня, и надеюсь, к тому времени, как они обнаружат, что пошли по ложному следу, я буду уже далеко. Я уезжаю сегодня ночью и забираю с собой Элену. Если Осборн услышит, что Хью приходил сюда тем вечером, перед смертью, он лично обыщет это место сверху донизу. Элену он сразу узнает, даже с крашеными волосами. Хью не снисходил до того, чтобы замечать тех, кто ниже него, но Осборн ничего не упускает из вида. Я должен увести её до того, как он явится. Так где она? В комнате Матушки?

Тальбот поморщился.

– Девчонки здесь нет.

– Не ври мне, Тальбот. Знаю, Матушка хочет за неё денег, но даже она должна понимать, что сейчас Элена для неё не годится. Она не может рисковать, позволяя ей жить здесь. Если Осборн узнает, что вы прятали беглую, он арестует Матушку, и тебя тоже.

– Сомневаюсь, что он будет в состоянии это сделать, дорогой.

Обернувшись, Раф увидел Матушку, стоящую в дверном проёме за его спиной. Она сделала несколько шагов вперёд, в комнату.

– Осборн нас не арестует, потому что, пока мы с вами говорим, Элена об этом позаботится.

Раф переводил взгляд с Матушки на Тальбота и обратно.

– Я... я не понимаю. Как это – позаботится?

– Она отправилась убивать его, – спокойно ответила Матушка, как будто сообщала, что Элена пошла принести ведро воды.

Рафа как будто ударили в живот. Может быть, он ослышался?

– Знахарка из вашей деревни приходила сюда повидаться с Эленой, – сказала Матушка.

– Гита?

– Она самая. Видимо, несколько месяцев назад, в деревне, Гита дала Элене мандрагору, а теперь пришла получить плату. Похоже, между её семьёй и родом Осборна давнишняя вражда. Отец Осборна ложно обвинил бабку Гиты в отравлении своей жены, а потом казнил её. Ничего удивительного, что она прокляла и его, и его потомков. Теперь Гита хочет, чтобы Элена убила Осборна, чтобы отомстить за её бабку, – Матушка улыбнулась. – Тебе не из-за чего так ужасаться, дорогой. Элена справится. В конце концов, она уже убила двоих. Когда в ней кипит кровь, сил и решительности у неё хватит на десяток мужчин.

– Но она никого не убивала! – Раф уронил голову на руки и застонал – Я точно знаю, что не она убила Рауля и Хью. Она может справиться с мужчиной не лучше, чем воробей с ястребом. Ты послала девушку... ребёнка... против закалённого в боях рыцаря. Самое меньшее, что случится – он её узнает. Что ты наделала, злобная старая ведьма?

Он бросился на Матушку, но Тальбот встал между ними. Огромный кулак ударил Рафа в челюсть, тот отшатнулся, споткнулся о скамью и упал. Голова кружилась от удара, он лишь смутно различал звуки голосов. Матушка поспешно прошла через комнату.

– Тальбот, оттащи его наверх, ко мне, и заставь молчать. Можешь вырубить, если понадобится.

Она прошла чуть дальше, туда, где могла выглядывать из-за решётки в двери, Тальбот поднял Рафа на ноги. Ощущая, как качается под ногами пол, Раф позволил сторожу увести себя к лестнице в комнату Матушки.

***

Элена бросила верёвку колокольчика и постучала в дверь. Она, казалось, прождала целую жизнь, прежде чем заслонка наконец отворилась и показалось лицо Матушки.

– Матушка, прошу вас, впустите меня, – жалобно попросила Элена.

– Сейчас, – в твёрдом голосе Матушки звучало необычное участие.

Мучаясь ожиданием, Элена прижалась к двери и слушала, как Матушка отодвигает засов и спускается со ступенек. Когда дверь наконец открылась, Элена поспешно бросилась внутрь, чуть не сбив с ног карлицу. Зубы Элены стучали, ноги вдруг перестали слушаться, она чувствовала, что упадёт, если сделает хоть один шаг. Она стояла, крепко сжимая на груди руки и пошатываясь.

Матушка взяла её за руку. В сравнении с ледяной кожей Элены, пальцы были обжигающе горячими.

Задыхаясь, Элена судорожно глотала воздух.

– Почему я не сумела убить его, Матушка? Почему? Я же убила Рауля и Хью. А он не умер. Я думала... если я просто воткну в него клинок, всё сразу закончится. Было много крови, но... но он вытащил кинжал и пошёл вслед за мной... Почему же я его не убила, Матушка? Почему так просто вышло с другими? Они умерли, как и должны были, а он – нет... он всё шёл...

– Значит, он ранен? – Матушка прикусила губу. – Он узнал тебя?

Элена дёрнула головой в неком подобии кивка.

Матушка глубоко вздохнула.

– Раф прав, вас обоих нужно убрать отсюда этой же ночью.

– Мастер Рафаэль? Он...

– Он здесь, дорогая, явился чтобы увезти тебя. Ну, теперь ступай, посиди немного с ним, отдышись, тебе нужно. А нам с Тальботом надо кое-что сделать.

Элена сидела в комнате Матушки, сжимая в дрожащих пальцах стакан с вином. Она даже не помнила, как туда добралась. На скамейке рядом с ней Рафаэль осторожно смывал в миску с водой кровь с её рук. Она непонимающе смотрела, как вода становится розовой, потом алой. Плясало пламя свечей, и ей казалось, что она снова в хижине, в Гастмире, смотрит, как капля за каплей падает кровь Гиты. Элена дрожала, она никак но могла согреться.

Рафаэль осторожно, по-отцовски, тронул синяк – след от удара Хью. Глаза смотрели на Элену с такой добротой и нежностью, как будто он мог видеть её мысли и не осуждал её.

Она и не заметила, что говорит вслух – каким-то образом из неё, как из треснувшего горшка, выливалось всё, что случилось этим вечером, и она ничего не могла с этим поделать. Почему я не убила его? Почему он не умер? Она тонула в тысяче кошмаров – что Осборн явится за ней, что она не выполнила условие Гиты, что ей больше никогда не найти сына, а Атен никогда не упокоится в могиле. И всё же сознание цеплялось за единственный вопрос – почему я его не убила? Почему? Почему?

Рафаэль взял её замёрзшие руки, потёр их, чтобы согреть.

– Ты не смогла бы убить его, Элена, ты ведь не знаешь как. Ты никогда никого не убивала.

– Но Хью и Рауль... я убила их. Они оба мертвы.

Рафаэль открыто взглянул ей в лицо.

– Только ты их не убивала. Я теперь знаю, кто это, и поверь мне, это не ты. Ты только видела смерть во сне, как всем и говорила.

– Но мандрагора... Я использовала мандрагору, чтобы прояснить сны. И ясно видела. Я была в церкви. Там, на полу, лежал человек с раной на лице и вырезанными глазами. А ещё там был монах... он умолял меня не осквернять то святое место.

Рафаэль нахмурился.

– Но Хью убили не в церкви.

– Тогда кто это был? – спросила Элена. – Кто-то был там. Я видела.

Ужас медленно наполнил глаза Рафа, он отдёрнул руки, закрыл лицо и застонал. На мгновение Элене показалось, что он плачет. Она легонько коснулась его склонённой головы.

– Рафаэль, этот человек, которого я видела во сне. Я и его убила? Ты ведь знаешь, правда? Ты знаешь, кто он.

Несколько минут он не отвечал, потом заговорил, глядя на её руки, а не в лицо.

– Я думаю, ты видела не то, что должно случиться, а то, что случилось четыре года назад. Джерард и я... понимаешь, у нас не было выбора... а возможно, мы его сделали. Может ли человек порицать другого за то, что считает преступлением против Господа? Тебе снилось не то, что ты сделаешь, а то, что мы уже совершили.

– Но я видела, как сама это делала, – возразила Элена. Я там была. Я видела нож в своих руках.

Рафаэль смотрел на неё снизу вверх, лицо искажала мука.

– Ты помнишь тот первый день, когда я привёл тебя к леди Анне? Она предложила тебе поесть и выпить на сундуке. Ты это помнишь?

Элена кивнула.

– За день до того, как умер её сын.

– Когда ты туда пришла, Джерард был уже мёртв. Я положил его тело в сундук. А сверху поставили еду для тебя, и ты её ела. Хлеб и соль, как я попросил.

Глаза Элены распахнулись в испуге. Горло сжало так крепко, словно его сдавили чьи-то холодные пальцы.

– Но... съесть хлеб и соль, что лежали над телом, означает взять на себя грехи мертвеца! Ты обманул меня... сделал пожирательницей грехов!

Она отшвырнула кресло и в ярости заходила по комнате, вытирая руки о платье, как будто они опять оказались в крови.

Рафаэль тоже вскочил.

– Прости меня. Мне так жаль, но я не мог допустить, чтобы Джерард умер в смертном грехе. Я поклялся ему. Я обязан ему своей свободой, своей жизнью, всем. Он был мне как брат, больше, чем брат.

Элена обернулась к нему, пылая гневом.

– Но ты допустил, чтобы на меня пал его грех. Как ты мог? Если грех был так страшен, как ты мог заставить меня нести его?

– Клянусь жизнью, я искренне верил, что это не причинит тебе вреда. Ты была девственницей, невинной и чистой. Тебя не должно было это коснуться.

Руки Рафаэля бессильно упали, как у беспомощного ребёнка.

Элена пристально смотрела на воск, капающий со свечи.

– Девственницей... но... я не была. Предыдущей ночью я впервые переспала с Атеном. Той ночью... он сделал мне ребёнка. Что ты натворил, Рафаэль? – она перешла на крик. – Что ты сделал со мной, и с моим ребёнком, и с Атеном!

– Я не знал. Клянусь, я не знал. Меньше всего на свете я желал причинить тебе зло. Если бы я мог хотя бы подумать...

– Но ты не подумал. Нет. Ты позволил мне понести это. Ты заставил меня. Сделал меня убийцей. – Голос сорвался, и она перевела на него взгляд. – Сны о моём ребёнке, о том, как я его убиваю – это тоже сделал Джерард?

Рафаэль поднял голову, недоумение на его лице смешивалось с болью.

– Но в монастыре Монтобан не было младенцев. Я не понимаю... скажи мне, скажи, что ты видела.

– Я была в комнате, повсюду висела одежда и стояли корзины. Кладовая, но круглая, а не квадратная. Я слышала детский плач. Я была зла, так зла, что его от меня спрятали. Когда я нашла его, я хотела лишь одного – убить. Я ударила его о стену. Ночь за ночью мне снилось, как я убиваю младенца. Я подумала... я на самом деле поверила, что сделаю это с сыном. Вот почему я отдала его Гите – чтобы спасти. Чтобы я не смогла причинить ему вред.

Рафаэль откинулся на спинку кресла. Он бормотал что-то, но так тихо, что Элена едва различала слова.

– Не может этого быть. Церковь ведь обещала снять с нас все грехи, и совершённые до Крестовых походов, и пока мы сражались – всё должно быть прощено, стёрто, будто и не было. Нам обещали. Он был неверный. Язычник. Это было священное убийство, праведное дело. И церковь клялась, что мы прощены.

– Что? – спросила Элена. – Значит, был и ребёнок? Джерард убил младенца? Скажи мне, я должна знать. Должна знать, что это был не мой сын.

Рафаэль обхватил голову руками, потом бессильно опустил их.

***

– Да, там был ребёнок, много детей. Но этот, он был не такой, как другие. Ты должна понять... это война. Люди на войне делают такое... чего никогда бы не... хорошие люди... – Лицо судорожно исказилось, он старался не плакать, и прошло несколько минут, прежде чем он смог продолжить.

– Спустя несколько месяцев после того, как отец Джерарда отправился в море, чтобы сражаться в войске Ричарда на Святой земле, к Джерарду пришла Гита. Сказала, что духи предупредили её – отец Джерарда в опасности и сын должен ему помочь. Леди Анна молила его не уезжать, но Джерард был непреклонен, говорил, что не может бросить отца.

Как только он прибыл, Джерард разыскал Осборна, чьи вассалом был его отец – он думал найти его, сражающимся под началом Осборна. Но тот сказал Джерарду, что уже поздно. Его отец погиб. Сапёры копали тоннель под стенами города, чтобы обрушить их – среди них был и Тальбот – но сарацины прорыли другой ход, используя тоннели для атаки под прикрытием греческого огня, который защитники города сбрасывали с бастионов. Отец Джерарда был рядом со стеной, когда под прикрытием дыма из тоннелей вырвался отряд сарацин. Последний раз его видели сражающимся с ними, а потом он исчез. Той ночью его тело искали, но надежды найти было мало. Множество тел так обгорели или были изрублены, что невозможно отличить одного от другого. Даже эмблемы и шевроны, отличавшие рыцаря от пешего солдата, сгорели или сорваны. Они смогли лишь похоронить останки убитых в общей могиле, но по крайней мере, хватало священников, чтобы отслужить мессу за их души.

Джерард был убит горем. Он ругал себя, что не прибыл раньше, но поклялся закончить начатое отцом, и мы с ним присоединились к армии Ричарда.

Через несколько дней после нашего приезда Акра сдалась. Ричард выставил жёсткие условия. Он поклялся сохранить жизнь всем жителям города, если Саладин принесёт ему две сотни тысяч золотых монет и освободит пятнадцать тысяч захваченных им пленников-христиан. Чтобы подкрепить обещание, Ричард отпустил множество простых горожан вместе с жёнами и детьми, однако две тысячи знатных жителей города и их семьи оставил в заложниках, пока Саладин не удовлетворит его требования.

Но в назначенный день Саладин отказался передать и людей, и золото. Одни говорили, что к тому времени он уже убил пленников-христиан, другие – будто прислал весть, что не может пока собрать столько денег и просит больше времени. Кто знает, какова была правда? Мне известно лишь, что два великих правителя не смогли прийти к соглашению. Ричард отдал приказ – все заложники в городе должны быть убиты.

Слава Богу, нас с Джерардом избавили от забивания жертв. Вместо этого нас отправили вывести их из города, чтобы можно было уничтожить заложников на виду лагеря Саладина. Нам приказали переходить от дома к дому и сгонять людей к городским воротам. Мужчин связывали и выводили как рабов, женщинам и детям оставалось либо идти за ними, или, если они отказывались, их связывали и тащили следом. Из-за стен, где пленников сгоняли в кучу люди Ричарда, неслись крики и вой. Мужчин бросали на колени и рубили головы, женщин и детей пронзали мечами и пиками.

Уже поздним вечером мы подошли к дому на окраине города. Мы были измучены, взмокли от пота, нас доводили до бешенства мухи, облепившие каждый камень этого города. Один человек выбежал из дома и упал перед Джерардом на колени. Кажется, он называл своё имя – Аяз. Он развернул перед Джерардом кусок ткани, который держал в руках. Видимо, в этот узел он связал всё, чем владел – украшения жены, маленькие серебряные чашки, монеты и прочие безделушки. Он умолял Джерарда взять их в обмен на их жизни. Джерард отказывался, но Аяз продолжал молить. Он положил ткань у ног Джерарда и поднимал пригоршни золота и серебра, пытаясь совать их в руки Джерарда. Тот устало отталкивал его. Потом неожиданно замер, глядя на одну из вещичек в руке Аяза.

– Отцовское кольцо! – крикнул он, поднимая сверкающий ободок с одинокой жемчужиной в золотой оплетке. – Это кольцо моего отца! Откуда оно у тебя? Но Аяз его не понимал. Джерард ткнул кольцом ему в лицо. – Как? Откуда! – вопил он. Ничего не понимая, Аяз продолжал качать головой, потом пожал плечами и провёл пальцем по горлу, показывая, что взял кольцо у мёртвого, у убитого.

Я услышал, как ахнул Джерард. Я обернулся – его лицо заливала ярость и жажда мести. Джерард понял, что именно этот пресмыкающийся перед ним сарацин убил его обожаемого отца, отца, к которому он слишком поздно пришёл на помощь. С криком горя и ярости, от которого, казалось, разрывалось небо, Джерард поднял меч и пронзил сердце того сарацина. Аяз повалился туда, где только что стоял на коленях, на лице у него застыло недоумение.

Джерард помедлил, только чтобы вытащить меч, и бросился в дом. Я следовал за ним. Жена Аяза лежала мёртвой, сжимая в руках окровавленный нож. Она предпочла зарезать себя, но не сдаться живой. Джерард был вне себя от ярости. Он обходил одну комнату за другой, обыскивал дом. Он был уверен, что женщина спрятала детей, и был намерен не оставить в живых ни единого потомка отцовского убийцы, носящих его безбожное имя. Но обыскав все доступные комнаты и углы, он не больше никого не нашел.

Потом он услышал детский плач. Он шёл на звук и наконец обнаружил младенца, спрятанного в корзине под кучей белья. Я увидел, как он выдернул ребёнка из корзины за ноги. Я кричал, чтобы он остановился, и он обернулся ко мне, ребёнок висел у него в руках.

– И позволить ему вырасти и убивать других христиан?

Голос звучал сурово и резко. Никогда я не слышал, чтобы Джерард так говорил, как будто другой человек. Это был не он, я знаю, не он. Потом, словно убивая рыбину, он изо всей силы ударил ребёнка головой о белую стену.

Я был в ужасе и не понимал, почему. Мы оба знали, что солдаты Ричарда всё равно убили бы младенца за стеной. Джерард, можно сказать, оказал ему милость, ведь ребёнок умер мгновенно. Если бы его бросили в кучу людей за стеной, он оказался бы под телами напуганных людей или его зарубили бы измученные этой дикой казнью люди Ричарда, и тогда ребёнок умирал бы долго и в страданиях.

Но я был потрясен, увидев Джерарда, порядочного, благородного и храброго, совершающим такое деяние, это потрясло основы всего, что я в нём знал и любил. Этот поступок стал неизгладимым пятном и, кажется, преследовал его с того мгновения, когда всё было кончено.